Текст книги "Зеркала времени (СИ)"
Автор книги: Medieval story
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Звонок раздался ровно в одиннадцать.
– Привет! Это я! Я только вернулся в гостиницу после спектакля. Даже не пошёл отмечать, потому что обещал позвонить тебе! Что ты делаешь? Как прошёл твой день?
– Милый мой! Как я рада тебя слышать! Как я соскучилась!
– Приезжай!
– Не могу! Пока не могу!
– Я знаю, но мне невыносимо без тебя. Расскажи мне!
– Что именно?
– Всё! Всё, что захочешь!
– Я сегодня была в гостях у твоей мамы…
– Вот как, – произнёс он после долгой паузы, – Черт, я даже не могу сформулировать вопрос…
– Зачем?
– Спасибо! Зачем?
– Она волнуется.
– Интересно… она мне ничего не сказала, хотя я с ней разговаривал пять минут назад.
– Видимо и мне не нужно было говорить…
– Нет, хорошо, что сказала…
– Она наверное просто не хотела тебя волновать…
– Чем?
– Диагнозы Штульмана и Катца подтвердились. Теперь уже точно нужно лететь в Израиль.
– Да… ты же полетишь с нами?
– Конечно! Я же уже говорила! Я тебя одного не отпущу!
– Но полно о грустном! Я позвонил по другому поводу – что на тебе надето?
– Ничего!
– Совсем?
– Совсем!
– Ммммм…
========== Глава 12. «Поезд на Ленинград» ==========
Наш телефонный роман набирал невиданные обороты. Мне даже было страшно подумать о его счетах за телефон. Мы говорили, говорили, говорили. Каждую свободную минуту. Секс по телефону нас не впечатлил, а вот для узнавания друг друга телефонная связь подходила как нельзя лучше. Он рассказывал все: что он ел, как репетировал, как играл, где был, кто звонил. И требовал от меня такого же полного отчета о моем дне. Даже если я весь день провела дома. Мы говорили о литературе и музыке, о прошлых отношениях и страхах, о мечтах и планах. И в каждом разговоре он спрашивал: когда же я уже приеду. И я неизменно отвечала: после дождичка в четверг. Он злился и никак не хотел верить в то, что я действительно приеду в четверг. Разумеется, если в среду будет дождь!
Я решила ехать дневным. Во-первых мне нестерпимо хотелось провести ночь с ним. Обнимая его, прижимаясь к нему. Пять ночей без него и так показались мне вечностью.
Во-вторых, эффект неожиданности. На чём я хотела поймать его с поличным я знала. Только вот не знала, что делать, если поймаю…
И, наконец, в-третьих, я хотела посмотреть на Советский Союз. Слава Богу не из окна поезда Москва-Владивосток, конечно… Ну, а всего лишь один день в поезде? Я с радостью почитаю книгу, посмотрю в окно. Да и отдельное купе опять же. Да, издержки профессии. Нет, совсем не стыдно.
Как и предполагалось, поездка прошла скучно и утомительно. Время тянулось так медленно, что я заперлась в купе и достала планшет. Да, интернета, действительно, не было, но игр и книг, благо, было много. И все равно – 9 часов -это долго…
В 22.03 я, держа в руках чемодан, стояла на московском вокзале. Куда дальше? Видимо в Асторию… Номер, естественно, уже забронирован. Да, издержки профессии. Нет, совсем не стыдно!
Такси меня домчало с ветерком. По Питерским… ах, Простите! Ленинградским! Конечно по Ленинградским меркам «с ветерком». Заселились я тоже достаточно быстро. Номер был обычный. Без особых излишеств типа мини бара. Обычный, добротный Советский номер. Вид же с лихвой окупал аскетизм моей комнаты. Я распахнула окно и в номер ворвался запах моря… Испания… моя Испания. «Потерпи, я прибуду на днях…».
А меж тем сейчас уже он должен вернуться в номер. Однако, просто появиться на его пороге было бы слишком просто. Чтобы такое придумать? Тут мой взгляд упал на тонкий плед, который аккуратно лежал на моей кровати. Видимо заменяя одеяло. Решение пришло молниеносно. Хорошо, что наши номера были в одном крыле и мне не пришлось попасться на глаза дежурной по этажу.
Тук-тук-тук… и сердце уходит в пятки. Я стою перед дверью его номера и прислушиваюсь. Один ли он? Нет. Я слышала другой голос. Но с кем он? И откроет ли? Сейчас, понимая, что у него кто-то в гостях, моя идея с пледом выглядела глупо, но менять что-либо было уже поздно…
– Иду, иду, – услышала его голос. Щёлкнул замок и дверь распахнулась.
– Аве, Цезарь!
Сначала он не понял, что от него хотят. Спустя пару секунд, в полной мере осознав комичность и абсурдность ситуации, он захохотал в голос. Я стояла неподвижно, давая ему возможность разглядеть меня и не давая возможности прекратиться его истерике.
Я стояла завернутая в плед. Точнее плед выступал в роли тоги, перекинутой через левое плечо. На ногах были резиновые тапочки для душа, в волосах пластиковый цветок из холла гостиницы. В руках тарелка с тремя апельсинами и яблоком.
– Аве, Цезарь, – повторила я, – Жители Междуречья приветствуют тебя. Прими от нас щедрые дары, – и я передала ему тарелку с подвядшими апельсинами.
– Ну здравствуй… кстати, а как твоё имя, незнакомка? Не Брут, надеюсь?
– Все будет зависеть от того, кого ты прячешь в своей опочивальне, – сухо ответила я.
– Я прячу там своего брата.
– У тебя есть брат?
– Да, сводный. Приехал из Смоленска на мой спектакль. Но все это и многое другое я расскажу тебе уже внутри, – он осмотрелся по сторонам и, втянув меня в номер, он захлопнул дверь. Щелкнул замок.
И уже внутри, в полутьме коридора гостиничного номера он прижал меня к стене и безотрывно смотрел на меня. Потом срывающимся голосом:
– Ты? Это правда ты?
– Я…
– Я так скучал… я считал дни… я сходил с ума…
– Я тоже!
– Пойдём! Пойдём знакомиться!
– А ничего, что я в таком виде?
– Ничего, это даже забавно! – и втолкнул меня в гостиную. В кресле сидел мужчина, лет на 7 старше моего любимого. Он казался чуть выше и шире в плечах, – Вот! Знакомьтесь! Это мой брат Павел. А это… это… моя женщина.
– Очень приятно, – его брат тактично не обращал внимания на мой странный внешний вид.
– Взаимно!
– Мы же зашли в номер лишь на минуточку – я ждал твоего звонка с вокзала. А потом собирались в ресторан. Там сегодня все наши-у актрисы день рождения. А теперь – поедем все вместе! Ты себе даже не представляешь, какой прекрасный сюрприз ты мне сделала!!!
– Я, пожалуй, подожду вас внизу, в баре. Мне кажется вам нужно согласовать эпоху в одежде… – Павел встал и направился к двери.
– А что! Паш, а может и мы станем римлянами? Это должно быть занятно…
– Ты думаешь? – братья молча смотрели друг на друга, – А с другой стороны – почему бы и нет?
Мой любимый набрал ещё пару номеров дабы проконсультировать ведущих актеров о том, как правильно завязывать тогу.
– Ты не думай, я готов прямо сейчас сорвать с тебя одежду и воспользоваться невинностью и красотой моей наложницы. Жестко и жестоко воспользоваться, но я очень тебя прошу, потерпи совсем чуть-чуть. И если бы я знал, я бы отказался от ресторана. Хотя это было бы некрасиво, – сбивчиво шептал мне на ухо мой любимый, в то время как Павел создавал подобие лаврового венка.
– Милый мой, я так долго тебя ждала, что несколько часов не имеют значения! Самое главное то, что сегодня, наконец-то я буду засыпать в твоих руках.
– Если, конечно, у тебя получится уснуть. Я же говорю – я нечеловечески соскучился.
Мы встретились с его друзьями-актерами в фойе. Мой мужчина придирчиво осмотрел всех. Удовлетворенно кивнул и процессия двинулась в сторону дверей ресторана. Случайные постояльцы, изредка попадавшиеся на нашем пути, провожали нас удивлёнными возгласами.
Фурор! Ни дать ни взять. Благо ресторан находился в здании гостиницы. И благо, мы были в СССР, где ещё не было папарацци… именинница была поражена. Она обрела дар речи лишь после того, как мой мужчина сел на стул, который учтиво поставил посреди банкетного зала один из его коллег, и молвил:
– Аве, Цезарь. Аве мне.
Именинница расхохоталась, равно как и гости торжества.
Уже потом, почти под утро, лёжа в коридоре на полу его номера, мы стали самими собой.
– Ты себе даже представить не можешь, как сильно я хотел, чтобы это застолье закончилось. Я не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, что моя женщина сейчас здесь, со мной. Сидит у меня на коленях, невзначай касается меня рукой, снимает ниточку с моей спины. И все эти простые действия повышают градус моего возбуждения до невозможного предела. Я даже был близок к тому, чтобы затащить тебя в подсобку…
– Зря не затащил…
– Да, я забыл, что ты идеальная женщина без комплексов.
– В таком случае просто без комплексов.
– Нет, идеальная. Для меня так точно. Паша решил про нас пьесу написать.
– Пьесу?
– Да. Я разве не говорил, что он известный драматург и талантливейший писатель?
– Нет. До сегодняшнего дня я и не знала, что у тебя есть брат.
– Может это и хорошо? Открывать что-то новое в человеке?
– Возможно… и о чем же будет пьеса?
– О мужчине и женщине. О том, как случайная встреча изменила их жизни. О нас в общем…
– А финал? Он будет открытый? Или счастливый?
– Как ты хочешь?
– Я хочу, чтобы открытый. Тогда есть надежда, что все будет хорошо… и есть простор для фантазии: как именно хорошо…
– Тогда пусть будет открытый… а сейчас пойдём в постель. Это гостиничный пол и мне тут не очень уютно.
– Конечно, любимый. Пойдём.
Заснули мы когда над городом разгорался рассвет. О чем и я думала? Не знаю. Видимо снова и снова не верила в то, что это происходит со мной. Здесь и сейчас. Вообще я очень неуверенный в себе человек. Я себе напоминаю героя из старого мультика: «-Это мне? – Тебе! – А за что? – Просто так!». Вот это «просто так» всегда вызывало у меня очень много вопросов. Понадобилось много лет и упорная работа над собой, чтобы осознать – я уникальна. И все, что я получаю в этой жизни – я заслужила. Да, этот аутотренинг работал с бывшими кумирами из будущего, но он… как же так получается, что он – мечта, кумир – мой? Пусть ненадолго, но мой? Я поцеловала его в мочку уха. Он закопошился, сгрёб меня в охапку, уткнулся носом в мои лопатки и засопел. Заснула и я. Заснула улыбаясь. Мне было невозможно хорошо, до неприличия! Однако, видимо, вопрос «за что?» не давал мне покоя даже во сне.
– Скажи мне пожалуйста, почему я?
– Не понял, – он выглянул из ванной. На лице был крем для бритья, в руках зубная щетка. Он был по пояс голый. Все как я люблю.
– Почему именно я? – завернувшись в простынь, я сидела на на кровати.
– Все равно не понял. Что именно почему?
– Почему ты выбрал меня?
– Выбрал? – он добродушно улыбнулся, – Разве у меня был выбор?
– Теперь я не понимаю…
– Ну смотри, а лучше представь: в момент знакомства с тобой у меня за плечами был один неудачный брак, как минимум две будущие жены, два десятка бывших любовниц и пара сотен тех, кто хотел бы ими стать. И каждая из них от меня что-то требовала. Кто-то осознано, кто-то инстинктивно. Кто-то открыто, кто-то завуалированно. Мне это так надоело, что я начал избегать. Всех их. Я чувствах себя трофеем и рабом одновременно. Мне надоело расплачиваться за секс. И тут ты…
– Что я?
– У тебя приступ забывчивости?
– Скорее неуверенности в себе…
– А… и тут ты. Открытая. Честная. Легко говорящая о своих желаниях. Не требующая платы за секс. Не желающая сделать мой дом своим.Наоборот, ускользающая. Дарующая мне свободу. Ту свободу, за которую я так долго боролся и которая мне перестала быть нужна, когда я встретил тебя.
– Почему?
– Не интересно наверное. Я долго отбивался от посягательств, холил и лелеял свой мир. И вдруг выяснилось, что мне одному в нем холодно. А с тобой – тепло… Все оказалось так просто – со мной не нужно бороться, меня просто нужно любить…
– Неужели ни одна из сотен потенциальных и бывших не поняла эту прописную истину?
– Не просто не поняла – не услышала… это печально. Я говорил… но каждый раз оказывалось, что я говорил с пустотой. И я зарекся говорить об этом. И тут появилась ты и сама мне все это рассказала. Своими словами. И неужели после этого ты думаешь, что я тебя выбирал? Да я вцепился в тебя, как клещ, и не отпущу ни при каких обстоятельствах.
– А я надеялась все потому, что я красивая… Ан нет, опять умная…
– Дуреха! – он подошёл и обнял меня, перемазав всё лицо и волосы пеной для бритья, – Красота – она субъективна. Красота она внутри.
– А была бы ещё и снаружи-тогда бы ещё и друзья тебе завидовали. Маленький бонус, так сказать…
– Так они и так мне завидуют… я, пожалуй, открою тебе один секрет: мужики летят на секс. Внешность, фигура, размер груди-это все вторично, если в женщине нет секса, она будет старой девой даже с пятым размером груди. А секс – это внутренняя свобода. Это искусство принимать себя такой, какая ты есть. Любить себя. И зажигать мужчин. Неужели ты не видишь, как на тебя смотрят мои коллеги и вообще – мужчины на улицах?
– Нет, – честно ответила я.
– Тогда напомни мне по возвращение в Москву сходить с тобой к окулисту. Это же невозможно-тебе явно нужны очки!
========== Глава 13. «На берегах Невы пока смерть не разлучит нас». ==========
Весь день мы гуляли по Ленинграду. Позже к нам присоединился Паша. Ленинград был другой. Я не очень хорошо познакомилась с ним в будущем, но сейчас я понимала, насколько он отличается от Москвы. Штрихами, полутонами, энергетикой, людьми… Если Москва это город действия, то Ленинград – город мысли. Мыслеформы. Город ощущений и предчувствий, мистики и эзотерики, в то время как Москва город делания, расчета, логики. Они как инь и янь, альфа и омега. Мы бродили по набережным и переулкам, смотрели на море и читали Есенина. День был свободным. Солнце светило. И вся жизнь, полная счастья и смеха, была впереди… и снова липкий страх поднялся со дна сознания… Феодосия, потом Израиль… а потом… а потом мне нужно будет уйти… Не важно через сколько. Все равно придётся… Мементо море… или как говорил Кастанеда – смерть это лучший советчик. В моем случае расставание с ним было подобно смерти. И никто на меня не давил, не заставлял, я сама понимала, что я здесь чужая. Что нет ничего, что меня может заставить остаться здесь навсегда. Кроме него, конечно. Но, опять же, для него я была частью жизни, а он – всей моей жизнью. У нас были разные прологи перед встречей. И значимость того, что происходило между нами была разная. Поэтому я, бессознательно или сознательно, осаживала себя, только бы не раствориться, только бы не поверить… так уже было. Там, много лет назад, в прошлом. Больше я так не хотела.
– Почему ты такая грустная?
– Нет, что ты! Тебе показалось.
– А вот и не показалось! Рассказывай.
– Я очень боюсь потерять тебя.
– Ну вот тебе зарасти! Почему это ты должна меня потерять? Я здесь, рядом, и люблю тебя!
– От этого мне ещё страшнее!
– Не понимаю…
– У меня так было… был человек, которого я очень любила. Мы общались, дружили, спали, но я всегда смотрела на него снизу вверх. Он был наставник, я – ученик. Потом я взрослела и мы начинали быть на равных. И я уже не просила любви, он сам мне ее предлагал…
– Не могу сказать, что мне приятно слушать эту историю…
– Давай я остановлюсь?
– Нет, продолжай. Видимо это очень важно для тебя… что же было дальше?
– Ничего!
– Как это?
– Вот так. Он погиб. Глупо и несправедливо. И я умерла тогда вместе с ним. Я была мертва почти 2 года. Мне потребовалось десять лет, чтобы отпустить его.
– Печальная история. Но, прости, при чем тут мы?
– Тебя я люблю в разы сильнее… и очень боюсь тебя потерять…
– Ну, моя хорошая, через полтора месяца мы летим в Израиль. Там не врачи-волшебники. Все будет хорошо, я тебе обещаю! – мы стояли на маленьком мостике через Фонтанку и смотрели на воду.
***
– Давай поговорим, – он несколько озадачил меня этой фразой.
Мы были в Ленинграде уже неделю. Неразрывно. Мы разлучались только на время спектаклей. И то, я неизменно, была в зале, а потом, в гостиничном номере, он требовал, чтобы я разбирала его игру на полутона. Мы до глубокой ночи обсуждали детали, а уже на следующий день он вносил корректировки в характер персонажа и его реакции. Мы говорили постоянно. И тут я несколько опешила.
– О чем?
– О нас.
– А что с нами не так?
– Все так, но мы до сих пор не решили, когда поженимся.
– Давай об этом поговорим в Израиле.
– Ты хочешь быть уверена в том, что операция пройдёт успешно?
– Да нет же! Я просто не хочу, чтобы ты волновался!
– Я больше волнуюсь от того, что мы не женаты.
– Тогда не вижу смысла тянуть. Жаль, что нельзя
пожениться прямо завтра.
– Почему же? Для меня нет слова «нельзя»! Так ты согласна стать моей женой?
– Да!
На следующий день, в Дворце бракосочетания номер 1, что на английской набережной, в 11.00 мы стали мужем и женой. После трёх недель знакомства. На нашей свадьбе не было гостей, свадебных платьев и фраков. Свидетелями были Паша с женой. И все. Даже фотографии делал штатный фотограф Дворца. Однако шумихи избежать нам не удалось и к вечеру весь театр гудел как улей:
– Вы слышали? Он таки женился!
– На ком?
– На какой-то журналистке.
– Вот как, а как же эта его бывшая?
– А все!
– Говорят, что он со всеми порвал из-за своей этой.
– Как странно! Я слышала, что он уже ее с мамой познакомил…
– Да ты что? И что сама?
– Не поверишь, благословила!
– Не может быть!
– Вот вот, и я бы тоже не поверила, если бы не слышала своими ушами, как его бывшая, в красках рассказывал о том, что мать приглашала эту журналистку.
– А она то откуда знает?
– Так она же у него в подъезде ночевала – все старалась его вернуть.
– Кто бы мог подумать…
Мой мужчина посмеивался, но по всему было видно, насколько ему неприятно было быть центральной темой сплетен. Однако ничего не поделаешь с человеческой природой. Он это понимал и старался пропускать мимо сознания все эти перешептывания. Ситуация усугублялась тем, что мы были в чужом городе, не в своей квартире. Будь мы в Москве, мы бы закрылись вдвоём на пару дней. Здесь же, где все жили и играли в одном террариуме, утаить шило в мешке не представлялось возможным. Дверь в его номер не закрывалась. Шли коллеги, друзья, завистники. С дарами и за информацией «из первых рук». Мой мужчина отвечал односложно: «Да, поженились. Да, сегодня. Да, без шумихи. Да, сейчас будем детей делать. Хотите помочь советом?». На этом визит завершался, но через несколько минут вновь раздавался стук в дверь и все начиналось по кругу. К исходу третьего часа весь журнальный столик был завален фруктами и заставлен бутылками с шампанским.
– Ну что? Придётся завтра проставляться!
– Тебя это не радует?
– Я не люблю эти громоздкие празднества. Чувствую себя неуютно. Придётся улыбаться, шутить, смеяться.
– Что же в этом плохого?
– То, что я все время буду думать о том, как буду раздевать свою молодую жену…
– Получается, что у нас с тобой сегодня первая брачная ночь?
– О, да! Но я ума не приложу, что нужно сделать такого, чтобы она запомнилась на всю жизнь…
– Ничего не нужно делать. Она и так запомнится…
Три недели. Три недели. Всего 21 день с того момента, как я пыталась унять дрожь перед дверью в гримерную в концертной студии Останкино. 21 день до того, как я поставила свою подпись в акте гражданского состояния. И вот я жена. Жена любимого мужчины. Теперь мы официально в гостиницах можем жить в одном номере. А сейчас у нас будет первая брачная ночь. На правах мужа и жены. Формальность… Но меня колотило.
– Что с тобой? – спросил он выйдя из душа.
– Не знаю. Я, похоже, нервничаю…
– Почему? – нежно спросил он и положил ладони на мои обнаженные плечи.
– И этого я не знаю…
– Может быть ты нервничаешь потому, что я сейчас буду целовать тебя не как любовник, а как муж?
– Может…
– Или тебе страшно от того, что – теперь ты только моя?
– Возможно…
– Тогда давай прекратим все разговоры и раздумья. Я муж! И я требую супружеский долг. В тройном объеме.
– Почему в тройном?
– Потому что мне тебя мало. Всегда…
В эту ночь он любил меня нежно и трепетно. Так, будто я была самым большим сокровищем в его жизни. А я, впервые, позволила себе поверить и раствориться в нем. Почувствовать принадлежность, не думая о том, что будет потом. Сегодня ночью были только мы, две односпальные гостиничные кровати, сдвинутые вместе и все. Больше не существовало ничего.
– Любить иных тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.
Он лежал на нашем импровизированном ложе, закинув одну руку за голову, а другой держа сигарету. За окном уже было темно. Мы собирались спать. Мы честно собирались спать и 2 часа назад, но тогда что-то пошло не так. Но сейчас уже точно!
– Теперь ты! – сказал он, выпуская дым в потолок.
– Хорошо:
Среди миров в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что мне темно с другими.
И если мне на сердце тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с ней не надо света!
Он повернулся на бок и изумленно смотрел на меня.
– Но это же невозможно!
– Что именно?
– Когда я раньше слушал этот романс – я всегда завидовал лирическому герою, думая что меня никто никогда не сможет так любить… об этом уж точно никто не знал. А тут ты… и это стихотворение. Как это возможно?
– Не знаю. Может правда на этой земле у каждого есть половинки и мы с тобой они.
– А изначально мы были единым целым?
– Да. А потом нас разделили и разметали по времени и пространству.
– Может быть… наверное поэтому в тебе мне уютнее всего?
А на следующий день грянул гром. В Ленинград приехали его родители. Доброжелатели сообщили им о том, что их единственный сын скоропостижно женился. Узнали мы о приезде утром. Тогда, когда в его номере зазвонил телефон. Он взял трубку и побелел.
– Да, да, но… да… но мы… да… хорошо, – и положил трубку, – Одевайся. Мы завтракаем… с мамой.
Тут уже побледнела я. Завтрак с его мамой – не так я хотела начать день в роли его жены, ох не так… однако свекровь… без неё никак теперь. Я молила бога только о том, чтобы свёкор составил нам компанию за завтраком. Только он мог разрядить обстановку. Только он один умел это делать. Сказать, что мой мужчина нервничал – ничего не сказать. Он переодевался раза 4. Все ему не нравилось и не устраивало. И вот, наконец, мы спустились в фойе. Мы, интуитивно, держались за руки – так проще было противостоять всему и всем. Но, как ни странно, противостоять не пришлось. Естественно, его маман была не в восторге, но не было ни колких фраз, ни нотаций. Родители лишь изъявили желание присутствовать на вечернем торжестве. На том и порешили. И распрощались.
– Все это очень странно, – мой новоиспеченный муж восседал в кресле номера и курил, – Неожиданно и странно.
– Что именно?
– Реакция. Реакция моей мамы. Она не совсем логична. Вернее совсем не логична. Она не укладывается в голове.
– А что именно тебе кажется нелогичным?
– Всё! Ее спокойствие. Это даже страшнее, чем крик. Поэтому я панически боюсь сегодняшнего банкета.
– Ну перестань! Хочешь – разведемся?
– Вот уж нет! Я вообще разводиться не планирую!
– Тогда нам остаётся только пережить сегодняшний вечер…
– О, да… а ещё репетицию и спектакль.
– Здесь тоже есть какие-то подводные камни?
– Конечно! Бьюсь об заклад, что уже весь театр в курсе приезда моих родителей. И все ждут скандала вечером. Они все это обсуждают. За спиной. А в лицо улыбаются. А я задыхаюсь от лицемерия…
– Лучше бы ты задыхался от любви!
– От страсти…
– Что от страсти?
– Задыхаться… иди-ка сюда!
– Зачем это?
– Делать мне искусственное дыхание…
В этот день он не отпускал меня от себя ни на секунду. На репетиции я сидела на последних рядах амфитеатра и ловила его редкие взгляды. В этом спектакле он был один в двух лицах – и режиссёр, и актёр. Он слетал со сцены в зал, смотрел игру коллег, потом опять взмывал на сцену. 42. 42 раз за три часа он прошёл путь от зрителя к актёру и обратно. На исходе третьего часа репетиции он был выжат как лимон. И фигурально и фактически. Рубашка была мокрая насквозь.
– Давай останемся тут. До спектакля два часа. Идти в гостиницу смысла нет.
– Конечно! Как скажешь!
Он свернулся калачиком на кушетке в гримерке. Его голова лежала на моих коленях. Я читала Борхеса вслух. Он внимательно слушал с закрытыми глазами.
– А что если поставить Борхеса? Совсем без декораций. Только текст. Метафизический, глубокий, образный?
– Думаешь поймут?
– Не знаю. Но мне так осточертели эти громоздкие выгородки дворцов, квартир, поездов. Хочется без всего. На чёрной сцене. В чёрном фраке. И чтобы только белые перчатки.
– И трость.
– Что трость?
– С белым набалдашником.
– Может. И идти от текста. От внутреннего. От многоплановости Борхеса. Перенести каждое мифическое существо в реальный мир реальных людей. И каждое существо – это черта характера обычного инженера или электрика. И темная сцена. Играть светом, звуком, теплом, холодом, а не пластиковыми розами и накрахмаленными париками.
– Мне кажется ты торопишься. Вот лет через 30 – было бы самое оно.
Очень надеюсь, что к этому времени у меня будет свой театр и я буду ставить только то, что мне близко.
– А играть?
– Редко. Очень редко. Крайне редко.
– Почему?
– Мне становится сложно говорить одним персонажем. Получается узкоспециальная история. А мне хочется полностью органичную, законченную. Чтобы не было первой скрипки – чтобы все были первыми скрипками.
– Равенство и братство?
– Что-то типа того. Очень хочу сделать спектакль, где бы все актеры существовали на сцене как единый организм. Чтобы была стопроцентная эмпатия между исполнителями. Чтобы была эмпатия со зрителем на уровне инстинктов.
– Я бы тоже хотела принять участие в подготовке такого спектакля…
– Поэтому я тебе и рассказываю. Мне нужно говорить об этом. Проговаривать. Обсуждать. Это долгий процесс вызревания идеи.
– Я полностью в твоём распоряжении.
– Вообще или только по этому вопросу?
– По всем вопросам!
– Так. Продолжай читать, а то, боюсь, у нас случится экстремальный секс.
– Почему боишься?
– Потому что рядом с тобой я превращаюсь в похотливое животное.
– И?
– Ну, а как же душа? Стихи? Серенады под окном?
– К черту серенады!
– А что же не к черту? – он хитро прищурился.
– То, что я очень хочу поцеловать тебя…
– Так целуй же!
– Раздевайся!
– Зачем это?
– Я же не сказала, куда…
Мы лежали на полу гримерки и курили.
– Мы точно закрыли дверь?
– Наверное. Я не уверен ни в чем кроме того, что нечеловечески люблю тебя.
– Ну это не так уж и мало…
Раздался стук в дверь. Одно радует – мы ее все же закрыли. Мы спешно подскочили и привели себя в порядок. Он улёгся на диванчик. Я пошла открывать. На пороге стояли две девушки.
– А он здесь? – ни здравствуйте, не извините.
– Во-первых, здравствуйте.
– Здрасте.
– Во-вторых, здесь.
– А позови.
– -те…
– Что?
– Позовите…
– Ну да, позовите.
– Мне жаль, он отдыхает.
– От чего это?
– Девушки, мне охрану позвать?
– Нет, мы уходим, – и уже на лестнице, – Отдыхает он. Подумаешь. Звезда куда не ходят поезда…
Я обернулась. На нем лица не было…
– Ну почему, почему? Почему я должен мириться с этим хамством? Почему они считают, что я должен?!
Потому что мы это уже обсуждали – ты заложник. Своей популярности, ролей.
– Поэтому я так хочу свой театр, где я буду только ставить. Шумиха уляжется и все забудут, что когда-то я был актёром, – ага, ну да, ну да… конечно…
Я гладила ему рубашку. Я. Гладила. Рубашку. Точнее он учил меня, на правах мужа, гладить мужские рубашки.
– Вот вернёмся в Москву – я тебя, на правах жены, буду учить борщ варить, – возмущалась я.
Он стоял возле гримировального столика и внимательно наблюдал над моими тщетными попытками разгладить залом на рукаве. Потом не выдержал и забрал утюг.
– Давай я сам!
– Слушай, а разве не костюмеры вам рубашки гладят? – озвучила я свою догадку. На секунду на его лице отразилась паника, а потом он захохотал.
– Раскусила!
– В смысле? – угрожающе зашипела я.
– Ну, я тебя…
– Обманул, – я услужливо подсказала слово.
– Скорее ввёл в заблуждение. Эту рубашку я надену после спектакля.
– Ах ты, – я сжала кулаки, но он увернулся и прижал меня к себе так сильно, что я едва могла дышать.
– Я воспитываю свою любимую молодую жену. Но если ей не нравятся мои методы, я знаю и другие…
– Перестань, – дыхание перехватывало от его поцелуев, – У тебя спектакль через 10 минут.
– Ах, да. Теперь я понимаю, почему медовый – месяц. Хотя мне кажется, что мне и месяца не хватило бы! Признайся честно, ты меня приворожила, да?
– Вот ещё, – фыркнула я, – Таким не занимаемся.
– Сложно?
– Мелко! – а потом уже серьезно добавила, – Ты делаешь меня самой счастливой женщиной на земле!
– Самой счастливой женщиной, которая не умеет и не хочет учиться гладить рубашки!
– Зато у меня много других талантов…
– Перестань! У меня спектакль через 10 минут!
Хо! Как оказалось новости в советское время разлетались ничуть не хуже чем в 21 веке. И это при том, что тогда, тут не было ни социальных сетей, ни ютуба, ни даже лайфньюс и НТВ. Перед спектаклем зал гудел. Из уст в уста передавалась новость о том, что он, кумир, секс символ, любимец миллионов, вероломно женился. Я порадовалась тому, что жену его ещё никто не видел и поэтому моей жизни ничего не угрожало. Однако выслушать про себя столько желчи – было сомнительным удовольствием. Но такова уж судьба жён заслуженных и народных. Да и просто мало-мальски известных личностей. Зритель чаще всего видит лишь обертку. Блестящую, яркую, шуршащую. Дарующую ощущение круглогодичного праздника. А вот что было под обёрткой-какие терзания, сомнения, страхи – это интересовало гораздо меньше и не всех. Меня интересовало. Всегда. В первую очередь. Возможно именно поэтому после спектакля я пойду к нему в гримерку и мы вместе будем прорываться через толпу поклонниц у служебного входа. А после… по спине пробежался холодок…, а после банкет. В честь нашей свадьбы. В нашу честь.
И вновь три часа с антрактом пролетели как один миг. Я смеялась до слез. При том, что я, неоднократно, была на репетиции. И все равно – все было иначе, по-другому. Он не играл ни один спектакль одинаково. В каждом последующем он находил что-то новое у персонажа. Новые подстройки под партнёра. После финального поклона я прошмыгнула за кулисы. Хотя почему прошмыгнула? Билетёры меня уже запомнили и пропускали без особых проблем.
У его гримерки жалась стайка девушек. Видимо, постучать не решались. Или уже постучали и получили отказ? Я прошла мимо них. Они проводили меня удивленными взглядами.
– Вообще то здесь очередь! – подала голос самая смелая.
– У меня абонемент, – и я открыла дверь без стука.
– Ну как? – изнеможенное лицо и извечный вопрос.
– Как всегда прекрасно!
– А подробности? Мне кажется я сегодня играл мимо нот.
– Тебе кажется.
– Возможно… я так волнуюсь. Поможешь мне развязать галстук? – Конечно он сам совершенно спокойно мог это сделать, но ему было необходимо вынырнуть из роли и это был наш маленький магический ритуал-мои прикосновения переключали его на реальность.
Я подошла к нему, развязала неподатливый узел и положила руки на грудь. Он взял мои руки в ладони и начал целовать. Я гладила его щеки и лоб.
