Текст книги "Зеркала времени (СИ)"

Автор книги: Medieval story

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Не совсем по телефону. По интернету.

– А что это?

– Ну, как тебе сказать, – моих знаний катастрофически не хватало, – Ну представь себе огромную библиотеку.

Ленинскую?

– Как вариант. Представляешь, сколько в ней собрано книг? Сколько информации?

– С трудом. Знаю, что очень много.

– Вот, а интернет – это всемирная библиотека, в которой есть почти все. И доступ в эту библиотеку есть у всех желающих почти бесплатно.

– Ого! А там только книги?

– Нет, там все! Фото, спектакли, фильмы, телевидение.

– Вот это да! Но как же мы свяжемся с Виктором?

– По видеосвязи.

– И это тоже у вас в будущем возможно?

– Да. И это обыденность. К этому уже все привыкли.

– Как можно привыкнуть к таким возможностям? – ответа на этот риторический вопрос у меня не было.

– Нам пора подключаться, – я не просто хотела сменить тему. Нам действительно было пора. Окно связи – 13 минут 37 секунд. Я терпеливо ждала. И вот, в левом углу появилась перевёрнутая пирамида вай-фая, – Есть!

Я открыла скайп. Он прогрузится быстро. И тут же раздался вызов от Виктора. Я нажала на экран и увидела знакомое лицо. Поначалу скайп немного пикселил, но через несколько секунд все пришло в норму.

– Привет!

– Привет, привет.

– Знакомьтесь – это Виктор! А это…

– Не нужно! Его имя знает вся страна. Добрый день.

– Д-д-добрый, – мой мужчина ошарашено смотрел на экран планшета и часто моргал. С экрана ему улыбался Виктор.

– Для меня огромная радость вновь видеть Вас!

– Вновь?

– Конечно. Мы с Вами встречались. И не раз. Давно.

– Я, честно говоря, не помню, – мой мужчина озадаченно тёр лоб.

– И это немудрено. Я выглядел несколько иначе… Но об этом позже. Сейчас о деле – у нас не так много времени. Так Вы готовы прыгать?

– Да, – после недолгой паузы ответил мой мужчина.

– Ты сомневаетесь? – от Виктора тяжело было что-то утаить.

– Нет, но…

– Что Вас беспокоит?

– Родители…

– Тут можете быть совершенно спокойны. Я о них позабочусь. Лично. И я гарантирую, что они Вас дождутся. И там, уже в двадцать первом веке, вы все соберётесь за круглым столом в арбатском переулке.

– Но… откуда?

– Я знаком и с Вашими родителями. Правда, думаю, они тоже меня не помнят. Ну что? У Вас есть два с половиной месяца, чтобы закончить все дела. Попрощаться со всеми, кто Вам дорог. С кем-то до будущего, с кем-то навсегда. Не все дождутся.

– Я понимаю, – грустно заметил мой мужчина, – я понимаю. Скажите, как Вы думаете, игра стоит свеч?

– Для кого? Для меня – стоит. Стоит ли для Вас – решать только лишь Вам.

–Но почему я?

– А кто если не Вы?

– Ну есть же много других, достойных.

– Есть. Много и других, и достойных. Есть даже те, кто, быть может, талантливее Вас, но они не Вы. А будущему нужен один герой – Вы.

– Ох…

– Не переживайте. После прыжка Вы сами все поймёте. Обещаю Вам.

– Хорошо.

– Вот и славно. Все инструкции я сейчас скину по почте. За сутки до эфира в дело вступает Ваш клон. Подробности после. Все! Мне пора! Следующий эфир связи через две недели. Хорошо повеселиться вам обоим в СССР, – и Виктор отключился.

Мы молчали некоторое время. Мой мужчина, не отрываясь, смотрел на погасший экран планшета.

– Значит через два с половиной месяца моя жизнь изменится до неузнаваемости…

–Да, – честно ответила я.

– Да… за все нужно платить. За новые возможности – старым укладом жизни.

–Это не плата. Скорее выбор.

– Да… налево пойдёшь – коня потеряешь, направо – голову. Вот и выбирай…

– Мне кажется или это пессимизм?

–Нет, – он тряхнул головой, – Всё в порядке. Просто мне очень, очень, очень страшно.

Он категорически не хотел что-либо делать без меня. Вот и сейчас – мы едем на фотосъемку. Сниматься для обложки Советского Экрана. И только мы с ним знаем, что этот материал будет последним интервью, лебединой песней. Нет, будут и другие заметки, эссе. Просто тут он решил сказать всё. Попрощаться таким образом со зрителями, друзьями и эпохой. Съемки должны пройти на натуре – в Екатерининском парке. Там, к будущем, я очень любила бывать в этом парке. Мне казалось, что время в нём останавливается… А сейчас в нем пройдёт последняя полноценная фотосессия моего мужчины в этом веке. В этой эпохе.

Странно было наблюдать за советскими фотосессиями. Никакого искусственного света. Только фотограф, модель и попытка найти идеальный ракурс…

Мой мужчина валялся в снегу, лепил снежки, подбрасывал вверх пригоршни снега. И смеялся. Много. Заливисто, заразительно. Так, как смеются только дети. Так, как взрослые уже не умеют. Казалось, с его плеч упала какая-то неподъемная ноша, которая прижимала его к земле. Он, вдруг, совершенно неожиданно, стал свободен. И глаза его улыбались. Наверное так чувствует себя человек, когда увольняется с нелюбимой работы и улетает на Бали вязать свитеры варанам…

А потом мы сидели в редакции на Часовой улице. Я пила чай с сахаром и наблюдала за тем, как мой мужчина отвечает на вопросы корреспондента.

– А какие у Вас планы на этот год?

– Ну, я стараюсь не загадывать ничего. Как говорится-человек предполагает, а Бог располагает.

– Ну как же так? Вы молодой, красивый, известный актёр. Как может быть, что у Вас нет планов?

– Какой смысл что-то планировать, если завтра на голову может упасть, скажем, кирпич?

– Вы же это не серьёзно?

– Напротив! Абсолютно серьёзно! Поэтому я не загадываю ничего.

– Ну есть же какое-то расписание, – не унимался собеседник.

– Конечно есть. Например через два месяца мы с театром уезжаем на гастроли в Молдову.

–О, а можете рассказать подробнее – что будет в рамках этих гастролей?

– Это с радостью, – я немного напрягалась, – Мы везём в Кишинёв пять спектаклей, в трёх из которых задействован ваш покорный слуга. Будут концерты, творческие встречи, интервью. Впрочем, ничего нового. Все как всегда.

– Скажите, а смогут ли зрители увидеть Вас в другом амплуа, стоит ли нам ждать от Вас сюрпризов?

– Конечно! Сюрпризов будет предостаточно. Уж поверьте мне…

========== Глава 11. «Поезд на Кишинёв» ==========

– Знаешь, я уже два года жутко нервничаю, когда наш театр выезжает на долгие гастроли, – мы сидели в купе поезда Москва-Кишинёв. Мы были вдвоём. Вдвоём отправлялись в финальный путь перед прыжком.

– Почему? – я гладила его руку и смотрела в окно. Уже было темно и я, как никогда, ощущала, что Желтая стрела очень близка к разрушенному мосту.

– А я не рассказывал? 2 года назад, в 1987, прямо на сцене Рижского драматического театра наш актёр потерял сознание. Сердечный приступ.

– И его не спасли?

– Нет. Это был шок для нас всех.

– Это так грустно. Но тебе нет резона нервничать. Ты же знаешь, что тебя ждёт.

– Да, но от этого становится ещё страшнее. Я ведь тоже должен был умереть в прямом эфире…

– Но не умрешь.

– Да, благодаря тебе, – он положил голову на мое плечо.

– Благодаря Виктору!

– Нет, тебе! – а потом встрепенулся, – Мне кажется, что у меня дежавю. Снова поезд. Купе. Мы с тобой. Поиграем?

Вызов принят.

– Конечно! Правила?

– Ну… я не знаю… ну пусть будет знакомство в купе.

– А ты – ты?

– Да. Я – это я. Но в другой реальности. Там, где я ещё не знал тебя.

– О, ну это просто, – я слишком хорошо помнила реальность без него. Я вообще много всего помнила, – Я в игре!

– Ты правда не против? – он поднял на меня васильковые глаза и, едва ощутимо, коснулся губами моей руки.

– Конечно не против! – ответила я, проведя подушечками пальцев по его щеке. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Начнём прямо сейчас? Со знакомства? Я пошёл? – он встал, наклонился и нежно поцеловал меня в лоб.

– Да, со знакомства… – знал бы он, как мне нравились эти игры…

Он вышел из купе и у меня было минут пять на то, чтобы, временно, забыть все, что нас связывало и поверить в наше знакомство. Это было не сложно. Каждый раз, каждое утро, каждая улыбка были для меня бесценны. Ни в один из прыжков мы не были так долго вместе, как в этот. Три месяца. 24 часа в сутки. Вместе, не разжимая рук. Он прощался со всеми друзьями. Отдавал долги, раздавал вещи, делал щедрые подарки. Ему хотелось, чтобы о нем осталась добрая и светлая память. Он погрустнел. Стал задумчивее и глубже. Но никто не замечал. Никто. Может быть, это даже было к лучшему…

Скрипнула дверь и я вернулась в «здесь и сейчас».

– Добрый вечер, – я подняла глаза и встретилась с его голубыми глазами.

– Здравствуйте, – я улыбнулась.

– Это же шестое купе?

– Да, Вы совершенно правы.

– Стало быть я не ошибся. Так случилось, что мы с вами попутчики.

– Это прекрасно!

Он прошёл, положил дорожную сумку на полку, повесил пиджак на вешалку, сел и посмотрел на меня.

– Как Вас зовут?

– Вера.

– Прекрасное имя! Вера… а меня…

– Я знаю, как Вас зовут. Вся страна знает.

Он густо покраснел и спрятал лицо в ладони.

– Да…

– Не переживайте, я не безумная поклонница.

– У меня и в мыслях не было, но… спасибо, – он поднял глаза и увидел у меня в руках книгу, – Что читаете?

– Пастернака.

– Бориса Леонидовича?

– Его самого.

– А можете что-то из любимого?

– По памяти?

– Да.

– Конечно! – я встала с полки, демонстративно откашлялась и начала, – Из массы пыли, за заставы, по воскресеньям высыпали…

– Какой странный выбор, – заметил он, после того, как я дочитала.

– Отнюдь. Очевидный.

– Любите Гёте?

– Скорее уважаю.

– Что ж, каждому своё.

– А Ваше? Какое?

– Во всем мне хочется дойти до самой сути…

Я сидела и хлопала глазами. Он менялся. Он был другим. Тем трепетным юношей, которым я его знала только по обширной фильмографии. Сейчас он был тем, кто танцевал на палубе круизного лайнера. Кто виртуозно фехтовал и кричал «Я в женщин не стреляю». Он возвращался на 20 лет назад. Казалось, стихи Пастернака были его машиной времени.

– Достигнутого торжества – игра и мука. Натянутая тетива тугого лука…

– Это… гениально!!! Браво!!!

– Ну что Вы, – он смущенно улыбнулся и густо покраснел. Так бывало всегда, когда его хвалили. И тут же перевёл тему, – Скажите, а Вы тоже в Кишинев?

– Да. Давно мечтала. А Вы?

– Ну, я не то, чтобы мечтал. У нас гастроли. Но да, тоже в Кишинев. Я к чему это – мы собираемся в купе у моего друга, тоже актёр нашего театра, – Того самого, заклятого друга, – И я бы хотел Вам предложить пойди со мной. Если, конечно, Вы хотите.

– Мне кажется, это будет неудобно.

– Ну что Вы. Вполне удобно. Коллеги у меня веселые, радушные. Да и не надолго это. На пару часов. На самом деле, я хочу обезопасить себя от приставаний одной из актрис нашего театра. Она там обязательно будет.

– Будете использовать меня как живой щит? – я усмехнулась и пристально посмотрела на него. Он был красный как рак, – Я шучу. На самом деле я с радостью составлю Вам компанию.

– Правда? Я Ваш должник! Спасибо! – вот ведь уникальный человек – любая женщина могла бы только мечтать о том, чтобы провести вечер в компании заслуженных и народных, а он благодарит за это.

– Не стоит! Я с удовольствием, правда, – мы, не сговариваясь, встали со своих полок и столкнулись в узком пространстве купе.

– Простите, – прошептал он, неотрывно глядя в глаза.

– Это Вы… меня…– я тоже не могла отвести взгляд.

– Нет, Вы, – он улыбнулся и наклонился. В голове пронеслось «Сейчас поцелует», но внезапный стук в дверь внёс коррективы в мои предположения. Ведение рассеялось и он, виновато улыбнувшись, отпустил меня и пошёл открывать дверь. Игра есть игра.

– Ну, ты скоро? – о! Заклятый друг пожаловал. Мне как раз, накануне, снился он. В образе вампира-захребетника, который высасывает у людей энергию и жизнь через позвоночный столб. Я невольно поежилась.

– Да, да, мы уже идём!

– Мы? – друг бесцеремонно заглянул в купе и тут же разочаровано вздохнул, – Ну да, почему я не удивлён?

– И тебе привет, – как можно добродушнее сказала я и даже помахала ему рукой. Вышло фальшиво и нарочито вычурно. Ну и бог с ним.

– Вообщем, ждём только вас, – он специально выделил это «вас». Я заметила, мой мужчина – нет. Однако, война с друзьями, пусть и заклятыми, не входила в мои планы.

– Будем через 5 минут!

Друг посмотрел на меня, ухмыльнулся и вышел из купе. Мой мужчина тяжело дышал. Игра была нарушена. Нам нужно было вернуться в выдуманную реальность. Ему нужно было. Он был ведущим в этот вечер. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Наконец плечи его расслабились и он обернулся.

– Вот такие у меня друзья, – извиняясь произнес он и протянул мне руку, – – – Пойдёмте?

– Да, конечно, – я коснулась пальцами его ладони. Глаз я не поднимала, но чувствовала его испытующий взгляд на себе. Так даже интереснее.

Мы вышли. Он держал меня за руку. То ли потому, что вагон качало, то ли потому, что ему нужно было ощущать мое присутствие в этой реальности игры. Мы миновали уже два вагона, как нам на встречу показались две девушки, бурно что-то обсуждающие. Моего слуха едва коснулась фамилия моего мужчины, а он уже, молниеносно, прижал меня к стене и, склонившись прямо к уху, сбивчиво зашептал:

– Это фанатки. Простите, но я сейчас, действительно, использую Вас как живой щит. В мои планы сейчас не входит общение с поклонницами, – я не дышала. Я окаменела от этой близости. Сердце ушло в пятки. Все же прекрасная вещь игра! Девушки прошли мимо нас и мой мужчина, сделав шаг назад, добавил, – Простите.

– Все в порядке, – срывающимся голосом ответила я.

Он пристально смотрел на меня. В глазах горели искры страсти. Он вновь наклонился ко мне и, едва касаясь кожи, прошептал: «Спасибо». И все. Вернулся в реальность игры.

Дверь в купе заклятого друга была открыта. Веселье шло полным ходом. Нас встретили радостными возгласами и полными стаканами. Вечер переставал быть томным… Мы сидели рядом, но не обмолвились и парой слов. Со стороны могло показаться, что мы соблюдаем вооружённый до зубов нейтралитет, но это была всего лишь игра. Наша с ним игра.

– Знаете, я, пожалуй, пойду, – прошептала я, когда стрелки сошлись на двенадцати.

– Я Вас провожу, – тут же включился он, – Не пристало такой красивой женщине одной ходить ночью по поезду, – и уже во всеуслышание, – Мы пойдём. Поздно уже. До завтра!

Сквозь вагоны мы шли молча. Поезд был безмолвен. Он поддерживал меня за локоть. Мое тело била мелкая дрожь. Удивительное свойство погружения в игру – стоит только поверить в реальность предлагаемых обстоятельств, как все органы чувств начинают тебе подыгрывать. И тебя пронзает электрический заряд от одного мимолетного прикосновения твоего любимого мужа, который, правда, сейчас не муж вовсе, а народный, любимый, известный, но чужой мужчина. Мужчина, которого я хотела до умопомрачения, но игра есть игра.

Мы дошли до купе.

– Дамы вперёд, – он зашёл следом за мной и закрыл дверь на защелку.

Я стояла спиной к двери. Я чувствовала спиной его дыхание и напряжение. Я дрожала как осиновый лист. Мне стоило нечеловеческих усилий повернуться к нему и изобразить на лице легкое равнодушие.

– Спасибо Вам за чудесный вечер! Мне правда было очень хорошо! – я сделала шаг навстречу и поцеловала его в щеку. Он провёл рукой по щеке, будто пытаясь снова ощутить мои губы на своей коже, потом взял мои руки в свои ладони и начал осыпать поцелуями.

– Это Вам! Вам… Вам спасибо!

И вновь нас прервал стук в дверь. Он разочарованно вздохнул и открыл дверь.

– Ой, здравствуйте. Я заходила, а Вас не было. Я тут белье принесла. И может чайку? Если Вы один – я могу и компанию составить, – какая милая проводница…

– Я не один, – резко ответил мой муж и раскрыл дверь полностью. Проводница была явно разочарована, – За белье – спасибо! Чай – будьте любезны. Два. Все остальное – не интересует. Благодарю.

И опять он стоял спиной. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Опять он возвращался в игровую реальность. Нас снова прервали. Но это даже придавало пикантность и остроту.

– Я, пожалуй, пойду умоюсь и переоденусь, – как можно спокойнее сказала я и начала демонстративно искать зубную щётку.

– Мне кажется, что лучше было бы Вам переодеться здесь. Я выйду.

– Спасибо, – я обернулась, – Но все же я сначала умоюсь.

– Я буду Вас ждать, – он коснулся моего плеча лишь на секунду и тут же убрал руку.

– Ловлю на слове, – игриво ответила я и столкнулась в дверях с проводницей.

– Смотреть нужно, – пробурчала она и гордо прошла в купе. На подносе позвякивали два стакана чая. Я пожала плечами, бросила взгляд на своего мужчину и вышла.

Санузел находился через два купе, в хвосте вагона. Я умылась, почистила зубы, собрала волосы в пучок и отправилась в обратный путь.

Я застала моего мужчину в семейных трусах и футболке пьющим чай. На мой немой вопрос он вновь густо покраснел.

– Я вот переоделся ко сну. Но если Вас смущает мой вид – я могу одеться обратно…

– Ну что Вы! Все в порядке, – и, сев напротив, добавила, – Ну что, чай и спать?

– Конечно, – он резко встал и начал надевать брюки, – Я оставлю Вас, чтобы Вы тоже могли переодеться.

– Ну что Вы! Зачем эти неудобства?

– Ну хорошо, – он отложил брюки, – Тогда я просто отвернусь, чтобы не смущать Вас?

– Да, это отличное решение!

Я, не спеша, оделась в «домашнее», расстелила постель, убрала вещи. Он старательно делал вид, что не смотрит. Однако, я чувствовала на себе его взгляд, от которого по позвоночнику расползались полчища мурашек.

– Теперь можно и чай, – невинно улыбнулась я и вновь села напротив.

– Да, конечно, – казалось я выдернула его из своих мыслей, – Только, боюсь, он уже остыл…

– Ничего страшного! Я люблю холодный.

– А я, напротив, предпочитаю обжигающий.

– Противоположности притягиваются…

– Что?

– Что?

Мы выпили чай, обменялись дежурными фразами. Пора было ложиться спать. Я зевнула.

– Ой, простите…

– Это Вы меня простите, – мой мужчина засуетился, – Совсем Вас утомил. Спать, спать, спать.

Он выключил свет над полкой, я тоже. Купе погрузилось в темноту. Мы молчали. Мне было нестерпимо холодно. Он, предварительно, открыл окно. Хитрый план. Я заворочалась.

– Все в порядке?

– Да… то есть не совсем. Я понадеялась, что, помимо постельного белья, нам положены одеяла…

– Хотите я попрошу у проводников? – он одним рывком сел на кровати.

– Ну что Вы! Я сама!

Я уже готова была открывать дверь купе, когда его руки легли на мои плечи. Я замерла. Он тоже. Ждал моей реакции. Я сделала шаг назад и прижалась спиной к его груди. Для него это было знаком. Он сгрёб меня в охапку и начал осыпать поцелуями шею, плечи, спину.

– Похоже одеяло мне больше не нужно… – срывающимся голосом прошептала я.

– Почему же?

– Потому что сегодня ночью я не замёрзну, – ответила я развернувшись, – Равно как и не усну…

Спустя два часа мы лежали в обнимку на узкой полке. Я перебирала волоски на его груди, он смотрел в потолок…

– Прекрасная последняя поездка на поезде в двадцатом веке…

– Стоп игра?

– Ах да! Да. Стоп игра. Но мне было так хорошо! Ты даже не можешь себе представить.

– Могу. Поверь мне, могу…

Как только мы ступили на перрон кишиневского вокзала начался обратный отсчёт. Мой мужчина стал нервным и раздражительным. Конечно он мастерски прятал свою тревогу под ворохом острот и шуток, но глаза… глаза выдавали его. Взгляд стал глубже, задумчивее и грустнее. Уже не было смысла задавать вопрос – не передумал ли он. Маховик был запущен. Отступать было некуда. Я прекрасно понимала его тревоги и страхи. Так всегда было перед первым прыжком. Но он ещё и уходил из привычного мира. Из своей «зоны комфорта». Вперёд. К новым свершениям и новой жизни в новом времени. Каждый спектакль, каждый концерт, он отыгрывал с феноменальной отдачей. Он прощался. С коллегами, друзьями, зрителями, страной. Он понимал, что там, в будущем, все будет иначе. Придётся заново учиться жить, думать, работать. И он был готов. Уже готов.

– Знаешь, я бы хотел устроить прощальный вечер, – но, заметив мой удивлённый взгляд, добавил, – Конечно для всех это будет просто очередной вечер в компании старых друзей. Но для меня это будет прощание.

– Если хочешь – сделаем.

Час икс приближался. У нас оставалось три дня. Три дня. 72 часа. Всего 72 часа. Как успеть за такой ничтожный промежуток времени извиниться, помириться, сказать самые важные слова, попрощаться?

– И по какому поводу пир? – заклятый друг перешагнул порог нашего номера.

– Ну как, гастроли подходят к концу. И весьма успешно подходят, – да, у нас была легенда.

– Но ещё четыре дня работы…

– Верно. Однако отдыхать тоже нужно.

– Но почему сегодня? – не унимался друг.

– Завтра – эфир, потом часть труппы уезжает в Болгарию, часть в Москву, ты на съемки.

– Могли бы завтра вечером, после эфира.

– Ну, до завтра ещё дожить нужно.

– А до сегодня уже дожили?

– Именно!

Наш номер превратился в импровизированный бар. Много пили. И, поскольку, мы находились почти заграницей, обязательным условием присутствия на нашей вечеринке было наличие с собой бутылки крепкого алкоголя. Поэтому бар, да, бар. Мой мужчина был барменом. Он порхал по номеру, смешивал коктейли, крутил шампуры на террасе. Вообщем был главным героем вечера. Как мы и планировали. Здесь были все. Заклятые друзья, трусливые враги, бывшие любовницы и бывшие жёны. Он собрал здесь всех. Уже захмелевшие от молдавского вина гости поднимали тосты за хозяина вечера. А хозяин, в свою очередь, говорил каждому тёплые слова, жал руку, обнимал. Это была последняя ночь. Уже утром на авансцену выйдет клон. А мы… мы будем наблюдать за «гибелью в прямом эфире» из бункера, в котором в этом времени и в этой стране базировался офис Виктора.

– Достигнутого торжества-игра и мука. Натянутая тетива тугого лука, – я сидела перед трюмо. Он подошёл и положил руки мне на плечи. Мы смотрели не моргая друг другу в глаза через зеркало.

– Страшно?

– Ты даже не можешь представить как…

– Как перед премьерой?

– Да, похоже. Но здесь я даже не режиссёр. Я зритель в первом ряду. И другие актеры через несколько часов разыграют передо мной мою жизнь.

– А если посмотреть на это с другой стороны?

– Как?

– Ну кто ещё может похвастаться тем, что его жизнь будут разыгрывать актёры такого ранга? Кто может сказать, что из-за него не просто переписали историю, а изменили кристаллическую решетку действительности?

– Да, так чуть проще. Самое главное-это не конец. Ведь не конец же?

– Конечно не конец! Это начало.

– «Начало было так далеко, так робок первый интерес»…

– Ложись спать. Завтра тяжёлый день.

– А ты?

– И я сейчас лягу.

– Но спать мы не будем…

– Почему это?

Он не ответил. Улыбнувшись, он подал мне руку. А потом обнял. Крепко-крепко. Казалось он хотел вложить в это объятие всю глубину своих чувств, все страхи и сомнения. Очень зря. Я итак все знала.

– Не бросай меня пожалуйста, – столько мольбы и безысходности было в его голосе, что я, инстинктивно, начала жаться к нему ещё сильнее.

– Не брошу.

– Обещаешь? – васильковые глаза полные детской надежды.

– Обещаю.

– Тогда я ничего не боюсь и готов ко всему…

Ох, знал бы он, что есть вещи, к которым просто нельзя подготовиться…

Комментарий к Глава 11. «Поезд на Кишинёв»

Неумолимо приближается финал. Финал советской эпохи и героев в советской эпохе. Очень надеюсь, что у меня хватит сил и фантазии описать Наше время. Но это будет уже потом.

Спасибо тем, кто со мной)

========== Послесловие ==========

Он выл как раненый зверь. Не фигурально, не литературно. Натурально. Выл. Выл, разбивая кулаки о бетонные стены. Выл, мечась по комнате. На секунду успокаивался. Тяжело дыша, валился на пол. Вздрагивал от рыданий. Потом садился, обхватывая колени руками, и смотрел в одну точку, раскачиваясь в унисон своим рыданиям и внутреннему камертону. Я садилась рядом и гладила его по голове. Он успокаивался, обессилено клал мне голову на плечо. Я перебирала россыпь русых волос и что-то шептала. Он обнимал меня. Потом отталкивал. Со всей злостью бессилия. Целовал руки, просил прощения. И вновь метался как раненый зверь.

– Я не могу! Я не хочу! Не хочу видеть, как разрываются сердца родителей от горя. Не хочу видеть, как меня оплакивают мои друзья. Я слабый. Я не могу!

И он снова валился на пол и рыдал в голос. Я не могла найти слов, чтобы успокоить его. Чтобы облегчить эту боль. Всепоглощающую тоску. Это был не просто банальный «выход из зоны комфорта». Это был выход из жизни. И духовный и физический. Там, сейчас в кишинёвской больнице, лежало тело, оболочка. Созданная по образу и подобию со стопроцентной схожестью. Тождественная. Похожая на него. Оболочку оплакивали друзья, родители, коллеги. Оплакивали авансом, ибо врачи боролись, но были бессильны.

– Всё! – обречено выдохнул он и спиной съехал по стене, – Я умер…

На экране над его головой врачи отключили его тело от аппарата искусственной вентиляции легких. Это был конец. Конец эпохи. На часах было 17.54. На календаре 23 марта 1989 года.

Он встал. Шатаясь дошёл до кушетки и повалился на неё. Я не мешала.

Уснул он молниеносно – настолько выжгла, испепелила его эта трехдневная истерика, пока врачи боролись за жизнь его клона.

Я сидела рядом с ним на полу и гладила его руку. Спал он беспокойно. Всхлипывал и вздрагивал. Его мир рухнул, испарился, перестал существовать. Точнее мир то был, а вот ему места в этом мире уже не было. Это и к лучшему. Завтра будем прыгать. Спасибо Виктору – он настоял. Он понимал, что не стоит моему мужчине видеть, как из-за него страна погрузится в траур. Не сейчас. Не время.

У меня затекла шея и я попыталась сменить положение. Мой мужчина тут же вскочил, осмотрелся, сфокусировал мутные глаза на мне и опять откинулся на кушетку.

– Я надеялся, что это сон…

– Ты меня сейчас ненавидишь…– это не был вопрос. Это было утверждение.

– Да… нет… не знаю…

– Понимаю. Оставить тебя одного?

– Нет… да… не знаю…

– Я пойду, выпью кофе. А пока, – я достала из кармана и положила ему на живот свернутый в несколько раз листок, – это тебе.

– Что это?

– Письмо.

– От кого?

– От твоего отца. Он просил меня передать его тебе «когда все закончится».

– Как? Он… они… знают?

– Почему ты меня спрашиваешь? Я им ничего не говорила.

– И я не говорил.

– Значит Виктор. Я пойду.

– Подожди, – настроение его изменилось, – Останься. Хочешь я вслух прочитаю?

– Давай! – я села в его ногах.

«Здравствуй, сын. Если ты сейчас читаешь это – значит ты умер. Для всех, кроме нас. Я знаю, что осознание того, что мы будем мучаться, тяготит тебя. Я пишу тебе, чтобы снять с твоей души этот камень. Я знаю, что ни ты, ни твоя жена не могли нам всего рассказать. Но неделю назад к нам домой позвонил человек. Он представился ВиктОром и очень убедительно настоял на встрече. Спустя четверть часа он уже переступал порог нашего дома. Он рассказал нам фантастическую историю. Про тебя. Про то, что случится в Кишиневе, вернее сказать, уже случилось. Рассказал про твою высшую миссию и задачу. Знаешь сын, мы гордимся тем, что ты наш сын. Мы дождёмся тебя. Я уверен, что дождёмся. Знай, мы тебя любим и поддерживаем всегда. А мы, надеюсь, хорошие актёры и сможем сыграть свою роль в этой пьесе высшего режиссера. Мама стоит рядом и подтверждает мои слова. Будь счастлив. Будьте счастливы! Мы вас любим!»

Мы молчали. Долго. Не меньше часа. Он несколько раз пробегался по листку глазами, потом складывало его, опять разворачивал и вновь читал. Я молча наблюдала. Мне не нужны были слова. Я слышала каждую нотку его настроения и состояния. Сейчас он был крайне нестабилен, поэтому я ждала. Ждала знака от него, когда он сможет вновь рационально и трезво мыслить. Хотя, на самом деле я ждала, когда он, подобно фениксу, возродится из пепла. Он уже сгорел. До тла. Но впереди его ждала новая другая жизнь. Нас ждала.