Текст книги "Зеркала времени (СИ)"

Автор книги: Medieval story

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Однако, мне было так уютно и тепло, что открывать глаза и идти на кухню за водой мне отчаянно не хотелось. Я попыталась перевернуться на другой бок и вдруг осознала, что я в постели не одна. Крепкие мужские руки обнимали меня. Паника… Я аккуратно открыла левый глаз. Длинные пальцы… Это был он! Это неожиданное открытие тут же победило и жажду, и головную боль. Но как? Когда он пришел? Почему я не слышала? Почему он не разбудил меня?! Мой мужчина заворочался, а потом замер.

– Это не сон?! – отлично. Паника у обоих.

– Похоже, что нет… – ответила я и все же повернулась на другой бок.

– Но как? – только и смог вымолвить он.

– Тот же вопрос я бы хотела задать тебе.

– Я вчера приехал сюда часа в три ночи. Наверное на такси. А может быть меня кто-то из друзей привёз. Во мне была бутылка виски и я плохо соображал. Я решил сразу лечь спать. Зашёл в комнату и увидел тебя спящую. Решил, что ты – галлюцинация, но такая желанная и долгожданная. Поэтому я просто залез под одеяло и уснул… Странный виски. Я уже протрезвел, а видение все ещё тут…

– Я – не видение. Я вернулась.

Он долго смотрел на меня ошалевшим взглядом.

– Не верю!

– Тебя ущипнуть? – он кивнул и тут же вскрикнул от боли.

– Больно же!

– Зато наглядно. Я тебя оставлю на пару минут – очень уж пить хочется…

– Вот уж нет. Ты сейчас уйдёшь на кухню и исчезнешь. Я пойду с тобой.

– Прости, а в туалет ты тоже пойдёшь со мной?

– Конечно! Если ты галлюцинация, то тебе все равно, а если нет – то что я там не видел?!

– Ну пошли тогда, – и я решительно встала с постели.

Мы стояли на кухне и пили обжигающий кофе. Мы смотрели друг на друга и молчали. «Для неё прошла ночь, для него три тысячи лет» опять зазвучало рефреном в ушах.

– Это правда ты? Правда моя? Правда вернулась? – он сделал шаг ко мне, но остановился и замер на месте.

– Правда, – ответила я и подошла к нему близко близко. Долго и пристально посмотрела в его широко распахнутые васильковые глаза. Встала на цепочки и поцеловала его. Как тогда. В первый раз. Он так же оторопел и заморгал часто-часто, – Прости. Не сдержалась. Я не должна была…

– Ты о чем? -почти закричал он и впился в мои губы. Потом, чуть ослабив хватку, начал осыпать мои щеки поцелуями и шептать, – Милая… моя… моя милая… я не верю… это правда ты… это не морок, не галлюцинация? Это ты… снова… в моих руках. Как же я скучал. Бог знает, как я скучал…

– И я знаю, милый. Но прошла пора разлуки. Я в родной вернулась дом.

– Когда ты вернулась?

– Вчера, – честно ответила я.

– И сразу ко мне?

– Да…

– Но почему? Почему за все эти годы ты ни разу не написала мне? Не позвонила?

– Я не могла, – и это тоже было правдой.

– Но… сейчас… ты же больше не оставишь меня?

– Это зависит только от тебя.

– Если так, то я запру тебя здесь навсегда.

– Жестоко…

– Зато я буду знать, что ты не исчезнешь. Не растворишься.

Его пылкую речь прервал звонок в дверь.

– Кто бы это мог быть? – нервно сказал он и пошёл открывать.

На пороге стояла его жена. Нынешняя. Она была красива. Очень. В длинном сером зимнем пальто с меховым воротником. Она улыбалась. Она ещё не знала… Она смахнула снег с густой чёлки и спросила:

– Быть может предложишь мне войти?

– Нет.

– Как это?

– Вот так. Прости, но ты не вовремя, – голос его стал жёстким, с явным привкусом металла.

– Что значит «не вовремя»?! Ты сбежал из дома в разгар новогодней ночи. Я, как последняя дура, развлекала твоих друзей. А сейчас ты говоришь мне, что я не вовремя?

– Да. Ты не вовремя, – и он попытался захлопнуть дверь.

– Нет! – откуда в такой хрупкой женщине столько силы? – Ты мне все объяснишь прямо сейчас. Жена я тебе или нет?

– Уже нет, – флегматично ответил он.

– Что???

– Вернулась та, что была, есть и будет моей законной женой в этой жизни и всех последующих.

– Что за бред ты несёшь? Ты пьян?

– Я трезв как никогда!

– Тогда что за ерунда? Какая ещё единственная?

– Привет? – я показалась из-за его плеча, – Мы, кажется, встречались.

– Ах ты, – она начла задыхаться от ярости, – ты… ты… ты… – потом она глубоко вздохнула, и добавила уже спокойным ледяным голосом, – Катитесь вы к чертям. Оба!

Она сама не знала, как была близка к пониманию природы происходящего. Она, как и Фурия 10 лет назад, слетела вниз по лестнице, осыпая нас проклятиями.

– У меня дежавю, – тихо сказал он.

– У меня тоже. Хорошее начало года, ничего не скажешь…

– Ты зря, прекрасное начало года и новой жизни! У меня тут где-то была бутылочка вина. Кажется 1984 года.

– Весьма символично.

– Что?

– Что?

Мы пили вино из жестяных кружек. На часах было 11 утра. За окном была метель. А мы пили вино, кутались в махровые халаты и молчали.

– Камина не хватает…

– Что?

– Говорю, был бы тут камин – можно было бы, закрыв глаза, представить, что мы где-то в Швейцарии.

– Ты был в Швейцарии?

– Нет, но очень хотел бы побывать…

– Ну да, с твоим уровнем английского для тебя открыт весь мир.

– Теоретически. А фактически мир закрыт. Для каждого из страны Советов.

– Это только пока.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты правда не чувствуешь тот запах свободы, который тебя так опьянил в Израиле?

– Честно говоря чувствую, но предпочитаю молчать об этом. Я вообще предпочитаю молчать. Я знаю, что грядут великие перемены… Худрук в театре как с цепи сорвался. Стал параноиком. Ему везде видится измена, переворот. Изводит всех. Мне предложили перейти в другой театр, но мне так жалко… здесь я прослужил почти 30 лет. Председатель Минкульта пообещал мне небольшой камерный особняк на Арбате под мою творческую мастерскую…

– Твой театр…

– Это очень громко сказано… студия единомышленников скорее.

– И много их, единомышленников?

– Их количество уменьшается с тем, как увеличивается моя популярность… не до творчества сейчас. Люди выживают.

– То ли ещё будет…

– Ты о чем? Ты говоришь загадками.

– Вовсе нет. Просто мне очень много нужно тебе рассказать!

– Так расскажи.

– Уверен?

– Абсолютно!

– Через два года будет революция. Страна Советов перестанет существовать. Придут лихие девяностые, бандиты, матросы на матрасах. Все то, что бывает после смены власти. И вот тогда начнётся настоящее выживание. Будут закрываться заводы. Деньги обесценятся. Шахтеры будут сидеть на рельсах. Зато придёт гласность, Свобода выбора. Человеческая жизнь не будет стоить ничего… Потом новый кризис. Две трети страны за чертой бедности… продолжать?

– Что за… откуда?

– Ты многого обо мне не знаешь…

– Ты меня пугаешь…

– Это печально…

– Нет, я не это имел в виду. Я хотел сказать, что я и сам чувствую все то, что ты говоришь. Я знаю, что это правда, но откуда ты это знаешь? – он смотрел на меня не отрываясь.

Вот ведь забавно – мы осознано были вместе уже почти 4 часа и до сих пор не занялись сексом. Что это? Зрелость? Или бесстрастие? Я знала, была уверенна на 100%, что он любил меня. Сейчас и все эти годы тишины, но почему нет физического контакта? Утром нас прервала его жена, но сейчас… почему они предпочитает разговоры?

– Почему мы до сих пор говорим?

– Что?

– Почему ты предпочитаешь говорить? – я демонстративно встала и развязала пояс халата, – Сейчас, когда я рядом? Когда мы столько лет не виделись? Может все зря? И мне не стоило возвращаться?

Он опешил. Часто захлопал глазами. Потом встал и протянул руку. Подушечками пальцев дотронулся по моей щеки. Я вздрогнула. Он нервно улыбнулся и продолжил путешествие по моему телу. Когда его руда достигла моего живота, я закрыла глаза. И он сорвался… Жадно сгрёб меня в охапку и начал целовать, оттесняя к кровати. Он был нежен. Нежен и требователен. Страсть больше не застилала глаза. Он проживал и прочувствовал каждую секунду. И уже потом, обнимая меня и куря, он ответил:

– Я думал, что у тебя тоже кто-то есть. За столько лет должен же был появиться. И я не хотел разрушать твою жизнь. Несмотря даже на свои чувства к тебе. У тебя кто-то есть?

– Нет.

– Вообще никого?

– Никого, кроме тебя…

– Значит только я не умею хранить верность, – грустно отметил он и обнял меня ещё крепче, – Но это в прошлом! Ты вернулась!

Таким образом я избежала поспешного разговора. После того, как я все расскажу, уже никогда не сможет быть все как раньше. Это не плохо, но мне хотелось снова вернуться туда, где мы были абсолютно счастливы. Без «но» и «если».

Зазвонил телефон. Мой мужчина нехотя отпустил меня и взял трубку.

-Алло. Да. Да. Уже рассказала? Прекрасно! Да. Да. Да, я уверен. Да, хорошо. Хорошо. И я тебя. До скорого.

– Мама? -вкрадчиво спросила я.

– Да, – он кивнул, – Пригласила тебя на ужин.

– Именно меня?

– Да. Сказала, что мое присутствие не обязательно, но, если хочу, я могу тоже придти.

– Мило…

– С твоим появлением все вокруг меня становится страньше и страньше.

– Нет, это просто в воздухе…

– Когда мы оказываемся рядом-да…

– Может быть это простое волшебство?

– Простое ли?

– Самое что ни наесть обычное!

– Как обыкновенное чудо?

– Именно! Ты вот кто в этом сценарии? Медведь или волшебник?

– Конечно Медведь. Такой же влюблённый и несчастный. Но если бы ты спросила, кем бы я предпочёл быть, я бы ответил, что Министром-Администратором. Но, увы. Эта роль уже занята другими.

– Слишком уж много вокруг Министров – Администраторов, и так мало Медведей…

– Быть может это потому, что и принцесс почти не осталось?

– Может быть, а может и не быть. Я знаю только то, что мне холодно.

– Тебя укрыть или согреть?

– И то, и другое, и можно без хлеба.

– Тогда сначала будем согреваться, а потом греться под одеялом, – и он молниеносно оказался в постели.

Вылезать из тёплой постели, размыкать горячие и страстные объятия, не хотелось категорически. Однако прекрасное мгновение не останавливалось. Наоборот, с каждой секундой приближало меня к Голгофе. Я понимала, что встреча с его мамой не сулила ничего хорошего. Особенно в свете утренней сцены с Идеальной женой. На ее фоне я сама себе казалась редкостной дрянью. Страшно подумать, врагом какого уровня опасности я стала за эти десять лет для его мамы. Она обязательно напомнит о том, что я обещала не бросать ее сына. И бросила. Практически сразу. Заставила страдать. И пусть он сегодняшний ни словом, ни жестом не упрекнул меня в том, что я отняла у него десять лет жизни, подменив их годами выживания в борьбе внутреннего и внешнего. Он будущий раскрыл все карты и сдал себя с потрохами. А сейчас мой мужчина сохранял внешнее спокойствие. Пытался сохранять. Насколько это было возможно, конечно. Нам пора было собираться. Наконец-то я могла позволить себе надеть джинсы. Теперь эта деталь гардероба не вызывала косых взглядов и порицаний. Джинсы и свитер. Комфортно, уютно, тепло. А по тем временам ещё и ультрамодно.

– Без одежды ты выглядишь лучше, – сказал он, придирчиво осмотрев меня с головы до пят.

– Надеюсь, это комплимент…

–! Конечно комплимент. Просто обычно бывает наоборот. Во всяком случае с теми, кто здесь бывает… бывал… – и он осекся.

– Все в порядке. Я все понимаю. Аскеза – не для тебя.

– Дело не в аскезе, а в попытке найти тебе замену.

– Успешно?

– А ты сама как думаешь?

– Думаю, что нет.

– Вот видишь, ты не только красавица, но и умница, – он подошёл ко мне со спины и, положив руки мне на плечи, развернул к себе, – Не уходи, прошу, не исчезай…

– Не исчезну.

– Я поставил новый спектакль. Правда восемь лет назад, но для тебя он новый.

– Какой же?

– Брехта.

– Брехт, потом Борхес?

– Я бы хотел…

– Так что с Брехтом?

– Придёшь посмотреть?

– Когда?

– Пятого.

– Ну, до пятого я абсолютно свободна.

– А после?

– И после тоже. Я занята только пятого.

– Чем же?

– Иду в театр. Меня пригласил один очень талантливый и красивый актер.

– Мне вызвать его на дуэль? – промурлыкал он, целуя меня.

– Если только ты готов драться с самим собой.

– Ха! В этом деле мне нет равных.

Ровно в 18.00 мы были на пороге родительского дома. Дверь открыли сразу. Нас ждали.

– Вера, боже мой, как мы рады, что Вы вернулись, – радостно сказал его отец прямо с порога. Он помог мне снять пальто, – Проходите! Мы ждём вас.

– Я тоже рада, – стушевалась я. Мой мужчина светился как новогодняя гирлянда.

– Вера, – я замерла на полушаге. Его мама вышла из-за угла, застав меня врасплох, – Я тоже Вам рада. Очень. Не поможете мне на кухне?

– Конечно, – тихо ответила я, но, памятуя об ошибках прошлого, сначала пошла в ванну – мыть руки. 2 раза. 2 раза с мылом и один без.

Здесь все было как и 10 лет назад. Как и будет спустя 30 лет. В этом доме время оставалось за порогом. И хозяева, хозяева… все же Штульман и Катц – волшебники. Хозяева тоже не изменились ни на грамм. Это было невозможно, но явно. Время остановилось не только для дома, но и для хозяев.

Когда я зашла на кухню, его мама попросила прикрыть за собой дверь. Началось. Голгофа, эшафот, чистилище…

– Вера, – начала она и мне захотелось зажмуриться от страха, – С возвращением.

– Спасибо!

– Честно говоря мы думали, что Вы уже не вернётесь… Вы даже представить не можете, что происходило с моим сыном…– я могла, но промолчала, – Как он страдал, как он сходил с ума… И мы ничем не могли ему помочь.

– Я…

– Дайте мне закончить!

– Простите…

– Я все понимаю. Я знаю, что такое Служба. Я знаю, что страна делаете с теми, кто идёт против неё. Они исчезают. Навсегда. Стираются со всех карт. Надежды было мало, но я молилась. Молилась, чтобы Вы вернулись. Как оказалось, никто, кроме Вас, не может сделать моего сына счастливым. Даже его нынешняя жена. Я так надеялась, что она утолит его тоску. Тщетно. Она была тут. Утром. Сразу после Вашей встречи, – я похолодела, – Плакала. А я, признаться честно, была рада. Рада, что Вы снова с нами. Вы же с нами? – я кивнула, – Это прекрасно! Пожалуйста, очень Вас прошу, не бросайте его! Я вижу, как Вы ему нужны.

– Не брошу…

– Вот и славно! Давайте накрывать на стол. Поможете мне?

– Конечно!

Не этого я ожидала. Не такого приема. Не такой пылкой речи. И самым паскудным в этой истории было то, что я не только не брошу его, а отберу его у родителей. На долгих 30 лет. Мда… я была, возможно, слишком самоуверенна, но чутьё подсказывало мне, что он согласится. Дождутся ли его родители? Виктор обещал, что дождутся. Но это будут самые горькие тридцать лет ожидания… Я тряхнула головой. Мне действительно было крайне жаль. Но он был нужен. Стране. Той, другой, которая очень скоро возникнет на обломках самовластия пьяных матросов, кухарок и немощных стариков. В новом свете нужен новый источник света. Старый новый источник. Амбициозный, честный, ранимый, интеллигентный, страстный, влюблённый в жизнь и работу романтик с чудовищным уровнем энергетики и феноменальным даром эмпатии. Новому миру нужен был он, а не воспоминания о нем. Иначе бы Виктор не позволил себе так бесцеремонно переписывать историю несколько раз. Видимо мой любимый мужчина был путеводной звездой не только для меня. Однако здесь и сейчас он один из многих. Дерзких и талантливых. Его не считают лучшим. Есть другие кумиры. Иные мерила. Эпоха Красных звезд породила целое поколение уникальных, гениальных, одарённых художников. Тех, кто потом, спустя десятилетия, станут идолами. Сейчас они кумиры, но их много. В новый век ступят лишь единицы. И всё. Плеяда будет уходить. Тихо. Один за одним. А новые… новые будут другими… менее талантливые, но более предприимчивые. Менее человечные, более расчетливые. Они будут отражением своего времени. Безнравственного и жесткого. Потому как опять все разрушили до основания, не оставив ворох положительного опыта. На свалку! Бросать Пушкина с корабля поэзии!

Ужин прошёл в дружелюбной домашней атмосфере. Мы пили шампанское, ели утку и праздновали Новый год, который подарил нам всем возможность снова встретится в одной реальности.

– Ты знаешь, возможно впервые в жизни я считал минуты до конца ужина.

– Почему?

– Я, наконец-то, осознал, что ты вернулась. Что это не сон. Что ты моя. Снова. И мне нестерпимо захотелось в нашу постель-доказывать и показывать тебе, как же сильно я скучал…

– Так чего мы ждём? Карету нам, карету!

Мы ушли в запой. Запой друг другом. Мы уже вторые сутки не вылезали из постели. Мы смотрели фильмы на видеокассетах, слушали музыку, говорили, целовались, занимались сексом. Благо мы, предусмотрительно, закупились продуктами, виски и вином. И свели контакты с внешним миром до абсолютного нуля. На исходе вторых суток мой мужчина все же вернул телефон к жизни и тут же посыпались звонки от друзей. Как и тогда, 10 лет назад, каждый хотел узнать горячую новость из первых рук. Развод! Его настоящая бывшая жена сообщила, что подаёт на развод. Я всё больше и больше уважала эту красивую, хрупкую женщину с железным стержнем и чувством собственного достоинства. Она больше не предпринимала попыток разговаривать с ним. Она написала письмо и опустила его в почтовый ящик. Мы наткнулись на него совершенно случайно, когда возвращались от родителей. Письмо было сухим и коротким. Она сожалела, что все так произошло. Благодарила его за время, проведённое вместе и желала нам счастья.

И вот вся Москва гудит как растревоженный улей:

– Развод с первой красавицей театральной Москвы!

– Почему?

– Вернулась его вторая жена.

– Та, которая 10 лет провела в Мексике?

– Именно! Но стоило ей только поманить его – и он уже у ее ног.

– Или он тряпка, или она ведьма.

– Ну может она что-то такое умеет, что он готов лететь к ней по первому зову…

И вновь мой мужчина лишь отшучивается. Улыбается и никак не реагирует на сплетни. Молчит, чем порождает ещё больше сплетен и домыслов.

Его квартира вновь превращалась в проходной двор, как тогда, 10 лет назад, наш номер в Астории. Ходоки шли и шли. За пару дней у нас в гостях побывали чуть ли не все его друзья. Приходили под благовидным предлогом – поздравить меня с возвращением. На самом же деле все и каждый хотели лично услышать животрепещущую историю скоропостижного развода. Но желающие уходили ни с чем. Мой мужчина был кремень. Он виртуозно обходил эту тему стороной.

– Всё, алес! – сказал он и выключил телефон из розетки, – Меня нет. Я умер.

Меня непроизвольно передернуло.

– Злая шутка…

– Ну шутка же.

– Злая же…

========== Глава 6. «Мэкки нож» ==========

Шло 4 января 1989 года. До гастролей в Кишиневе оставалось чуть меньше четырёх месяцев. Я не вдавалась в подробности, почему нужно было повторить изначальную картину событий, но ВиктОр никогда ничего не делал просто так. Видимо структура реальности окончательно бы обрушилась, если бы Виктор не вернул все на свои места. Всё, кроме моего мужчины и долголетия его родителей. По сути всё произойдёт так, как было задумано изначально. С одной маленькой поправкой. Однако он ещё не знает… Я тянула с разговором. Собиралась с силами, с духом… Или просто наслаждалась тем, что я вернулась домой, в уют, в любовь. В объятия того мужчины, которого я любила всю жизнь и все жизни до этой жизни. Познав его, я обрекла себя на вечные скитания без него. Два года в Испании. Два года в любимой стране. Два года восхищенных взглядов самых красивых мужчин в моем личном рейтинге. Ни-че-го. Я даже пару раз, от нечего делать, сходила на свидание. Нет. Не то. Я помнила его губы, улыбку, бесцветную родинку на щеке. И всё. Все меркли. Становились пресными. Могла ли я тогда подумать, что всего в каких-то 50 км от меня он тоже проводил лето? Нет, не могла. А вот Виктор знал… он знал, что я буду чувствовать его присутствие и буду не так сильно сходить с ума. Все же Виктор на то и гений, чтобы быть главным.

Утро было сумбурным. Рабочий ритм бесцеремонно заставил нас вылезать из постели. Умываться, завтракать, одеваться и выходить из дома. В снег, мороз и стужу. Репетиция. Другого спектакля. Он начал пол года назад и вот выходил на финишную прямую. Русская классика. Он два в одном – и актёр, и режиссёр. Фигаро здесь, Фигаро там. Ему хотелось знать мое мнение. Наблюдать за моими эмоциями. Это было нашим ритуалом в прошлом и, судя по всему, он хотел возродить его здесь и сейчас. Возможно не потому, что очень уж нуждался в моем мнении, а для того, чтобы осознать, что я вернулась. Окончательно и бесповоротно. А потом мы ехали домой, чтобы в обеденное время побыть вдвоём. Он снова загорелся Борхесом и ему нужен был слушатель. В его исполнении мифические существа становились осязаемыми, пугающими и слишком уж реальными. А потом мы пили чай. Смотрели в окно на поседевший город и молчали. Он молчал, возможно, о своих волнениях относительно нового спектакля. Я молчала о том, что этот спектакль, возможно, будет его последней работой в этом времени.

– У меня завтра начинаются съёмки на Мосфильме, – я очнулась.

– Расскажешь?

– Конечно. Пьеса одного американца. Очень жизненная и современная. Но самое главное в ней то, что она о любви, о катарсисе, о переоценке ценностей.

– Ох. Сложно. И в театре сложно, и тут, и ещё запись новой пластинки. Ты точно не переоценил свои возможности?

– График составлялся тогда, когда тебя не было рядом. В тот момент для меня было главным урабатываться до состояния невменяемости. Сейчас же отступать поздно, позади Москва. Но теперь, когда ты рядом, я смогу в разы больше.

– Как я могу тебе помочь?

– Просто будь со мною рядом.

– И всё? Так мало?

– Мало?

– Ну да.

Он не ответил. Он встал, обошёл стол и встал напротив меня. Я запрокинула голову вверх и смотрела в его синие, искрящиеся глаза. Он улыбнулся. Погладил меня по голове, наклонился и поцеловал.

– Какую бы малость я не получил, это будет намного больше, чем я смогу взять…

– Ого, – я подняла бровь, – Знакомые слова…

–! Да, я все же нашёл те сказки о силе, которые ты мне рассказывала в Израиле.

– И как?

– Так же как и Борхес – сложно, но очень точно.

И вот опять-здание театра. Того самого, где 10 лет назад я впервые оказалась по его приглашению. Того самого, в который я пришла в 21 веке без приглашения. И вот опять та самая гримерка на третьем этаже. И снова шепот в спину. Я улыбалась. Хоть что-то в этом безумном мире оставалось неизменным.

– Люди не меняются, – сказала я, услышав в свой адрес очередную едкую фразу.

– Да. Как там было у Булгакова? «Люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних…»

– Булгаков был величайшим метафизиком.

– Или сумасшедшим?

– Ты думаешь, что всё, о чем он писал – выдумка?

– А разве нет?

– Я бы сказала, что это мистический реализм. Им грешил ещё один великий, правда в латинской Америке.

– Спорим я знаю, о ком ты!

– О ком же?

– Есть 2 варианта. Или Борхес, но, с другой стороны, он далёк от реализма, или, что вероятней, Маркес.

– В точку. Он тоже крайне любит говорить буднично о волшебных вещах.

– Обыкновенное чудо… А ты считаешь, что Булгаков действительно встречался с Воландом?

– Думаю да, но Михаил Афанасьевич был гениальным фантазёром. Он приписал Воланда и его свиту к «темным», гипертрофировав одни черты и сокрыв другие. На самом деле Воланд – это зеркало. Отражение. У него нет цвета или национальной принадлежности. Он вечен. Он смотритель. Он вершитель. Он – совесть.

– Ты так говоришь, будто знаешь его лично, – Штирлиц и провал, провал и Штирлиц.

– Как? Разве я тебе не говорила, что меня звали в его свиту? – попыталась отшутиться я.

– Это многое объясняет… но полно. Скоро начало. Тебе пора в зал. Сейчас позвоню Марату.

– О, Марат. Он уже директор?

– Нет, что ты. Покамест старший администратор. Но, видя как он работает, он вполне может стать и директором.

– Обязательно станет.

– Что?

– Что?

Третий звонок. Гаснет свет. Расходятся кулисы. Первая сцена без него. Я в ожидании. Я в нетерпении. Я чувствую его. Чувствую, что сейчас он идёт по коридору от гримерки к сцене. Чувствую, как он останавливается перед выходом на сцену и наблюдает за своими партнерами. И вот его выход. Я смутилась. Заглянула в программку. Это точно он? Другая пластика, речь, жесты. Это был не он. Совершенно. Совершенно другой человек. Иной… Надменный хозяин мира-его герой кардинально отличается от человека за ним. Полная противоположность. Антоним каждой черты, мысли, жеста. Антагонист во всем. Персонаж отдаёт предпочтение всему физическому, тогда как актёр – метафизическому. Они сейчас были как инь и янь, наконец-то сплетенные воедино волею невидимого режиссёра. Хотя… почему невидимого? Он сам и организовал эту встречу. Я, в очередной раз, поражалась, насколько тонко он чувствует этот мир, каждый его шорох. То, что восемь лет назад интуитивно почувствовал и воплотил на сцене, сейчас обретает наивысшую остроту. А через два-три года вообще станет определением пришедшей эпохи. Воистину: «Рвутся люди выйти в люди, кто сорвётся – тех не жаль…»

Но финал расставил все по своим местам. Пройдя через угрозу смерти, персонаж пережил катарсис и из циника превратился в чрезвычайно несчастного не реализовавшего себя романтика. Он показал миру, что он живет по правилам своего времени, но, оказывается, глубоко под панцирем цинизма и равнодушия, бьется горячее сердце. Он опять вдохнул вечную жизнь в персонажа. Подарил ему частичку себя. Так, как он делал всегда. Изо дня в день, из года в год.

И вновь бурные, нескончаемые овации, цветы. Море цветов. Он смущенно улыбается. Его всегда осыпают цветами. И каждая, которая протягивает ему букет, влюблена в него. Пусть на несколько секунд, пока длится зрительный контакт. И он дарит себя каждой. Маленькую частичку, которая будет греть в самые лютые морозы и самые смутные времена. Дарит бескорыстно. Потому что по-другому не умеет. Он не знает, что такое «дежурная улыбка» и автоматическое «спасибо». Каждая его улыбка – искренняя, каждое его «спасибо» – настоящее.

Марат уже ждал меня. Он улыбнулся и повёл меня за кулисы. За нами попытались нырнуть несколько проворных девушек, но Марат тактично и настойчиво захлопнул за собой дверь.

– Они будут ждать у служебного входа, поэтому рекомендую подождать минут тридцать и выйти через зрительские двери.

– Спасибо за совет, – искренне поблагодарила я Марата, постучала и, не дожидаясь ответа, открыла дверь гримерки. Мне не нужен был ответ. Я знала, что он ждал именно меня. Высшая степень эмпатии, взаимопроникновения и ощущений.

– Ну как? – спросил он, вставая мне на встречу. Как только Марат прикрыл дверь гримерки, мой мужчина сгрёб меня в охапку и, не отрывая глаз, ждал ответа, – Только честно!

– Я влюблена!

– В меня?

– Нет, в Мистера Мекхита.

– Ты любишь плохих парней?

– Кто сказал, что он плохой?

– А разве нет?

– Не-а!

– Почему же?

– Он пошёл по тому пути, который шёл в руки. Его нельзя в этом винить. Но он осознал, что деньги не всегда решают все. Иногда первую скрипку играет госпожа удача. Я уверена, что там, за рамками пьесы, Мистер Мекхит начал новую жизнь.

– А если нет?

– Значит нет. Прелесть финала в том, что продолжение может быть любым. Таким, каким каждый из нас захочет его видеть.

– Пространство вариантов?

– Пространство вариантов пути самого отъявленного преступника Британии.

– Ну, по сути, ты права. Все ограничивается лишь фантазией…

– Которая безгранична. У меня, во всяком случае.

– Так мне начинать ревновать?

– Можно. Только не сильно. В тебя я влюблена сильнее. А люблю вообще беспредельно. Ты прекрасен!

– Правда?

– Чистейшая!

– Развяжешь мне галстук?

– Конечно! – он обнимал меня, а я пыталась справиться с тугим узлом. Вот он поддался. Я начала расстёгивать пуговицы на жилете.

– Аккуратно, мисс. Ещё одно неосторожное движение и я за себя не отвечаю.

– А можно ли вот это движение считать не осторожным? – заговорщически спросила я и жилет полетел на пол.

– Да Вы бесстрашная, мисс… – прошептал он, еле касаясь губами моей шеи.

– Нет, я просто ослеплена страстью и соскучилась по нашей половой истории.

– Тогда Вы сами напросились! – и пуговицы моего платья с грохотом рассыпались по полу гримерки. За ними, беззвучно, отправились платье и его рубашка.

– Я так скучал, – срывающимся голосом прошептал он.

– Я тоже, мой любимый! Я тоже!

– Ты помнишь, ты обещала, что мы с тобой поиграем?

– Конечно! – конечно я не помнила, не соображала.

– Сегодня… ночью… будем играть…

– Как скажете, мой господин.

Мы задержались больше чем на пол часа… когда мы выходили из гримерки – театр уже опустел. Глаза моего мужчины светились огнём удовольствия. Он крепко сжимал мою руку. Интересно, а поклонницы все ещё ждут? Они ждали. Самые стойкие. Они грелись в предбаннике, куда жалостливая вахтерша пустила их. Бедные… Я могла бы быть на их месте… и была… или не была?

– Простите! – почему-то обратилась ко мне одна из девушек, – А можно попросить у него автограф?

– А почему Вы спрашиваете у меня, – неожиданно добродушно ответила я, – Он сам может ответить.

– Ну… – девушка замялась. На помощь пришёл их кумир.

– Итак, раз уж вы самые стойкие – без автографа вы точно не уйдёте. В порядке живой очереди становись!

Девочки были счастливы. Каждой он улыбался и что-то говорил.

– Не боишься? – раздался голос за моей спиной.

– Чего? – я обернулась и встретилась взглядом с его заклятым другом.

– Что одна из них ему понравится больше чем ты.

– Ну значит такова се для ви, как говорят у них… но не будет этого…

– Самоуверенная.

– Нет, просто уверенная в нём.

– Зря…

– Возможно… – мне очень хотелось закончить эту провокацию, которая меня порядком утомляла.

– Ну, удачи… – и «друг» прошёл мимо моего мужчины, кивнув ему.

– И тебе не хворать… – зависть. Зависть сквозила во всех его жестах. Он понимал, что он лишь свита короля. А ему хотелось большего. Нестерпимо хотелось…

Мой мужчина раздал все автографы всем желающим и вернулся ко мне.

– О чем говорили?

– О научной фантастике.

– Скажи, почему ты его так не любишь? Мы дружим уже много лет с ним.

– Я? Я его просто обожаю! – серьезно ответила я.

Зачем мне разочаровывать своего мужчину, если время все равно всё расставит по своим местам? Ему совершенно не обязательно знать, как все его окружение, так или иначе, прославляло себя за счёт его славы, его всенародной любви. Ему не стоит знать, как Фурия полоскала его имя и выносила на потребу публики самые интимные тайны. Он все узнает сам и сам сделает выводы… Меж тем разговор нависал над нами как грозовая туча. Нависал надо мной в первую очередь. «Завтра» – решила я. А пока – обещанная игра!

========== Глава 7. «Игра». ==========

– Расскажешь мне правила игры? – нарушила я молчание когда мы были уже в его машине. Он смутился и уши его запылали.

– Если честно я ещё не придумал… Может и не нужно… просто мне вспомнилась наша поездка в Феодосию и нестерпимо захотелось вернуться туда, в ту весну.

– Так давай вернёмся! Хочешь сыграем в альтернативную реальность?

– Это как?