Текст книги "Скарабей (СИ)"

Автор книги: May Catelyn

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

–

В первый день месяца Рену, когда поля в долине покрылись тугими колосьями, великий визирь Мхотеп, облачившись в парадный придворный наряд, со знаками царской милости на груди, вошел в покои своей госпожи – Богоподобной Афири.

Юная царевна проводила время в кругу своих служанок и нянек, слушая переливчатые звуки флейты. Она порывисто поднялась ему навстречу, как всегда сияя своей юной ослепительной красотой. Он склонился, бережно осматривая ее рану, она уже затянулась, и царевна могла без боли наступать на ногу.

– Почему ты перестал дышать, джати Мхотеп? Наверно твой громоздкий наряд мешает тебе? – шутя спросила Афири, заметив что ее визирь чем-то озадачен.

– Нам нужно поговорить наедине, моя госпожа. – ответил Мхотеп со всей серьезностью, на которую был сейчас способен, но один лишь взгляд на нее заставлял замирать его, закаленное в жизненных испытаниях, сердце.

Царевна сделала легкий взмах рукой и мгновенно ее покои опустели. Она с любопытством смотрела на визиря, выжидая, когда он начнет говорить. Еще ни разу он не посещал ее покоев в официальном придворном облачении, расшитом золотыми и серебряными нитями – величественный и прекрасный, внушавший подданным трепет.

Мхотеп же все не мог оторвать взгляд от ее глаз, которые всегда казались ему манящими колдовскими озерами страны Офир, собираясь с силами, чтобы объявить о том, что ее ожидает. И с каждой секундой подле царевны понимал, что не сможет сделать этого так хладнокровно, как задумал.

– Я должен передать тебе волю твоего Богоравного отца. – начал он, торжественно, соблюдая придворный церемониал – Близится Праздник Долины. Скоро во дворец прибудут самые знатные юноши Великого Царства… Тебе предстоит соединить свою жизнь с одним из них, божественная Афири. – выдохнул наконец Мхотеп, едва узнавая свой дрогнувший голос.

Взгляд, еще мгновение назад наполненный радостью от встречи с любимым наставником и спасителем, погас. Афири вся сжалась словно от удара, ее губы затряслись, а пальцы яростно вонзились в подлокотник золоченого кресла, искусно украшенного драгоценными эмалевыми росписями.

В глазах царевны засеребрились слезы, и в следующее мгновение она обратила к нему взгляд полный такого отчаяния, которого он не никогда бы не хотел видеть на ее прекрасном лице:

– Так вот зачем ты пришел сюда с Золотом Похвалы на груди! Вот что было задумано! Я знаю, что мне придется склониться перед волей отца. Знаешь это и ты!

– Это наш долг, моя госпожа, когда-то я учил тебя…

– Неужели ты позволишь кому-то обладать мной, доверишь мою жизнь чужим рукам! – бросила она ему с горечью, встретившись с его напускным непроницаемым взглядом.

А потом сорвалась со своего места и в отчаянном полудетском жесте схватилась за его схенти, прижавшись всем телом, содрогаясь от рыданий, так же как много лет назад, когда прибегала к нему, увидев страшный сон.

Ошеломленный, Мхотеп в мгновение ока упал на колени рядом с ней, сходя с ума от нежности, не переставая проклинать себя за то, что вынужден причинить ей страдания. Сомнений не было, она давно догадалась об его истинных чувствах. Проснувшееся в ней женское начало безошибочно распознало, раскрыло секрет нарочито отстраненных взглядов, скупой полуулыбки, его сбивающегося дыхания, каждый раз повторявшихся при их встречах.

– Не оставляй меня, джати Мхотеп! – прошептала она, глотая набежавшие слезы. И каждая из них, попадая на его кожу, жгла словно расплавленный свинец.

– Нет, нет, моя дорогая, моя драгоценная Афири, я живу только для того чтобы оберегать тебя, все мои помыслы и деяния только для твоего блага! Поверь, твой муж будет самым лучшим и достойным, он станет тебе надежной опорой на долгие годы, в его руках ты познаешь сладость любви, – говорил он, пытаясь бережно стереть слезы с ее нежных щек, ненавидя себя за эти фальшивые речи, с каждой минутой понимая, что уже не в силах убеждать и настаивать.

– Мхотеп, ты мой муж, больше я никого не желаю знать!

– О, Светлая Исида! Ты не понимаешь…Для меня ты всегда была отрадой и спасением, для твоего счастья я готов вынести самые суровые муки. Но Великие Боги уже давали мне шанс на любовь и счастье, и я не смог уберечь, удержать их в своих руках, – голос визиря стал совсем тихим и хриплым, – он успокаивающе приобнял ее за плечи, словно баюкая на своей груди, – Могу ли я взять столь прекрасное, нежное и чистое создание как ты, моя Афири? Я – Правая рука Богоподобного, я его око и карающая длань, это мое предназначение и долг! Меня тут же обвинят в корысти и попытке захвата власти, а завистники возбудят в фараоне подозрения… Могу ли я поставить под угрозу твое будущее?

– Я видела тебя в Лабиринтах, мы были едины, ты и я, – упрямо, словно заклинание произнесла царевна, и ее голос звонким эхом разбежался по царственным покоям, – Так предназначено богами. Горе тому, кто нарушит их волю! Темный знак уже был ниспослан нам обоим! Хватит ли тебе мудрости визирь, чтобы признать это?

Глаза царевны были наполнены такой волей и решимостью, что Мхотеп замер в священном трепете перед своей маленькой хрупкой Афири. Сейчас ее устами будто бы говорила сама Хатхор. Страшные догадки, что терзали его с того дня, когда царевна оказалась на Краю Вечности, стали явью в ее устах.

И вдруг, будто вспомнив одно из своих видений, она протянула руки к его лицу, проведя пальцами по губам, вызвав предательскую дрожь во всем его теле. Визирь не успел ничего сделать до того, как царевна прикоснулась к нему в настоящем, совсем не целомудренном поцелуе, та самая Афири, которую он долгие годы считал лишь ребенком.

Он хотел отстраниться, но какая-то великая сила приковала его к ней. Он раздвинул ее губы, словно две половинки сладостного плода, утопая в безумной страсти и нежности, застигшей его как песчаная буря. И вдруг понял, что давно не может и не хочет противиться ее красоте, ее власти, ее искушению. Еще той бессонной ночью, когда она металась на ложе, борясь со смертью, он почувствовал, что никому не сможет отдать свою Афири, что жизнь его навсегда принадлежит ей.

И руки и губы его нежно ласкали, спускаясь все ниже по тонкой девичьей шее, с каждым прикосновением вызывая у царевны протяжные стоны, словно он перебирал струны трепетной арфы. Опустив ее на циновку, он шептал что-то несвязное.

– Прикажи мне удалиться моя госпожа, прикажи мне…

Но ее власть над его духом и телом была полной, убедительной, разбивая все сомнения и страхи. Остатки разума просили его остановиться, он с трудом прервал эти безумные, сводящее с ума ласки. Он отстранился и глядя в её затуманенные порывами первой страсти глаза, сказал чуть охрипшим голосом:

– Змей в твоих видениях – это предостережение. Прежде, чем ты станешь моей, а я твоим, тебе нужно обрести законную власть. Ты старшая дочь фараона, в твоих жилах божественная кровь, именно тебе по праву должен принадлежать трон. Богоравный Рахотеп решит нашу судьбу. И если ты пожелаешь, моя небесная госпожа, моя сладостная, моя возлюбленная Афири, – сказал он, смиряясь с ее волей. – Я встану рядом.

– Муж мой, царь мой, верный мой джати Мхотеп – «Великий из пяти, дома Тота», – она вновь упрямо потянулась к нему, но он уже не отстранил ее рук от своего пылающего сердца.

С того дня их встречи уже были тайными свиданиями, поцелуи становились все жарче, все труднее было Мхотепу сдерживать свою страсть. Но он не спешил, давая ей время познать свою пробуждающуюся женскую природу, не позволяя ей и себе сорвать самый сладостный плод, пока она не станет его женой перед богами,

Когда до Праздника Долины оставалось не более двух лун, фараон и его многочисленный двор отправились осматривать новый обелиск, что воздвигли при въезде в столицу в честь Солнцеликого Рахотепа. Визирю была явлена очередная милость, его гостеприимный дом стал на несколько дней кровом для Богоравного и его царственной дочери.

Мхотепу нравилось, когда звук золотого колокольчика будил его ночью, оповещая, что верный спутник его госпожи Джер уже совсем близко. Маленькие нежные ладони ложились на его веки, не давая оглянуться, она, как стебель лотоса, обвивала его шею, жаркие уста раскрывались, словно нежный бутон, исступленно дыша. Он брал ее на руки и уносил в сад, где под ветвями тамариска и жасмина дарил ей долгие и трепетные ласки, доводившие их обоих до изнеможения, пока она не роняла голову на его широкую грудь, отдыхая от неизвестных прежде ощущений.

Шакалы

Сладостное наваждение, дарованное Мхотепу, было для него сродни разливу реки, оживляющему почву после долгой изнуряющей засухи. Сердце его полнилось великой любовью, нежностью и страстью которые он готов был бесконечно дарить своей юной госпоже. Ее ум, ее смелость и жажда любви делали невозможными любые другие мысли.

Праздник Долины был не за горами, но в этот раз ни один из номархов не удостоится чести стать мужем богоравной Афири. Она преклонит колени перед царственным отцом и объявит о своем выборе.

Что их ждет тогда? Суровое наказание или высочайшая милость? Мхотеп не знал ответа, оставалось лишь верить предсказаниям Лабиринтов так, как верила Афири. Он мог предвидеть лишь одно – завистливые вельможи приложат все силы, чтобы опорочить его в глазах Солнцеликого, когда узнают о намерении стать мужем царской дочери, обвинив в низких властолюбивых помыслах. И потому визирь, привыкший просчитывать все наперед, все же отдал несколько важных распоряжений доверенным людям. Часть его сокровищ будет надежно укрыта на случай опалы.

Утром последнего дня пребывания царской свиты в доме Мхотепа, когда джати завершал свое утреннее облачение, готовясь предстать перед фараоном, вокруг поднялась суета, словно кто-то потревожил большой пчелиный улей. Что-то холодное и страшное шевельнулось в сердце визиря. Недоброе предчувствие не оставляло его, пока он приближался к покоям правителя.

Большое, залитое утренним солнцем помещение наполняли звуки агонии. На вышитых золотом подушках, дико выпятив белки невидящих глаз, исходя кровавой пеной у широко раскрытого рта, корчился в предсмертных конвульсиях богоравный носитель короны Великого царства.

Все произошло так стремительно, что никто не успел даже подумать о лекаре. Бездыханное тело фараона опало словно пустой мешок на роскошном ложе. На секунду воцарилась полная леденящая душу тишина. Священный трепет отразился в глазах людей, которые увидели смерть своего правителя.

Мхотеп стоял, словно пораженный молнией Сета. Страшная догадка пронеслась у него в голове, сжимая ее мертвой хваткой. Здесь, под крышей его дома, именно в этот случайный визит кто-то совершил подлое и жестокое убийство.

В направленных на него хищных глазах вельмож и жрецов, обступивших тело фараона, он прочел то, о чем ему следовало догадаться раньше – темную и коварную радость от удавшегося заговора. Кто же из них первым кинет ему обвинение, словно кость в свору шакалов? Он обвел потемневшими глазами эти самодовольные алчные лица. Ему всегда завидовали: власть, несметные богатства, безграничное доверие царя – что еще нужно, чтобы получить лютых врагов среди тех, кто сам стремился к этому. Отравление произошло в его доме, среди его слуг!

Скорпион был лишь способом ослабить бдительность Мхотепа, всегда стоявшего на страже безопасности фараона. После всего случившегося визирь почти не отходил от своей царственной подопечной. Медленно действующий яд мог легко оказаться в пище Богоравного, а его недомогания были столь частыми, что он не заметил перемен в самочувствии. Но хуже всего было то, что после исцеления царевны, Рахотеп полностью доверил джати и свое здоровье, принимая изготовленные им снадобья.

Доказательства были излишними. Визирь Мхотеп захотел избавиться от своего повелителя и сам сесть на трон великого царства, совершив страшное святотатство. Каким бы абсурдным это ни казалось, сговорившиеся вельможи сумеют убедить народ в этом преступлении.

Предпринимать что-либо было уже поздно. Мхотеп понял, что разыгранное представление было хорошо спланировано. По обе стороны от него уже оказались царские стражники, воинственно скрестив золоченые хопеши.

– Визирь Мхотеп! Ты предстанешь перед судом, где тебя призовут к ответу за содеянное в твоем доме! – голос, разорвавший тишину, принадлежал вельможе Неферу, который отвечал за сбор податей и не раз сталкивался с Мхотепом, когда тот уличал его в нарушении своих обязанностей и воровстве.

Ловушка, приготовленная для визиря, захлопнулась. Мхотеп закрыл глаза, передавая свою судьбу во власть богов. Единственное, о чем он думал сейчас, то, что заставляло трепетать сердце, была судьба юной Афири.

–

Смерть фараона всегда повергала подданных в страх и растерянность. Нет фараона – нет устоев. Некому поддержать мировой порядок, некому победить надвинувшийся хаос!

На девяносто дней по всей великой державе был объявлен траур. В это время нельзя было чинить суд и расправу. Закрылись школы писцов, чиновники прекратили свои занятия, купцы не привозили на рынок товары. Казалось, жизнь замерла, мир рушился, солнце тускнело.

Уже несколько недель Афири не видела своего наставника. Ей говорили, что он отравил ее отца, что суд, который состоится после погребальной церемонии, вынесет ему справедливый приговор, что ей лучше не произносить его имя, чтобы не тревожить душу фараона. Но все это было для нее пустым звуком. Щеки девушки были постоянно мокрыми от слез. Она требовала позвать к ней Мхотепа.

Никогда раньше она не оставалась без него так долго. Но все вокруг словно не слышали и не видели ее отчаяния, слуги и придворные старались скрыться от безудержного гнева, который она обрушивала на голову каждого, кто старался ее успокоить. Только Джеру было позволено преданно тереться об руки своей безутешной хозяйки, подставляя шелковистую шкурку под ее горячие слезы.

Сон ее был беспокоен. Ей снилось, что Мхотеп сидит рядом у ее постели, так же как в детстве, когда она была нездорова. Однажды лихорадка унесла жизни шестерых царских детей, тогда визирь не оставлял ее покоев несколько дней подряд, следя за ее лечением, пока тень смерти не отступила. Он рассказывал ей старинные предания о богах и героях, его тихий, успокаивающий, немного скрипучий голос звучал совсем рядом, казалось, стоит открыть глаза, и она увидит его благородное лицо, отмеченное мелкими, едва различимыми морщинками у нефритово-зеленых глаз.

Просыпаясь, каждый раз она видела возле себя лишь равнодушных бессловесных слуг, готовых выполнить любой ее приказ, но только не тот, который она раз за разом отдавала им с того страшного дня в доме Мхотепа. Все знали, что любой проговорившийся лишится жизни. Вельможи, захватившие власть, строго следили за своим пленником, о котором все должны были забыть на время траура.

После безуспешных попыток добиться желаемого Афири, наконец, поняла, что теперь уже не может надеяться на чью-либо поддержку и понимание, ее безмятежное отрочество внезапно и жестоко закончилось. Никто не скажет ей, где находится Мхотеп, и она увидит его лишь в день суда.

На исходе второго месяца траура, она уже перестала надеяться получить о нем известия, погрузившись в меланхоличное и отстраненное состояние. Ее поднимали по утрам, словно безучастную и безвольную куклу, растирая благовониями, одевая и украшая драгоценностями. Никто более не слышал от нее ни слова, ни смеха, улыбка покинула прекрасное лицо, словно кто-то похитил ее душу.

Вельможа Нефер вошел в покои царской дочери так уверенно, словно уже был хозяином этого величественного дворца. Подобострастно склонив колени, он обратился к царевне, сидящей в высоком золотом кресле.

– О царственная Афири! Хатхор щедро одарила тебя своей милостью! Разрешишь ли ты мне обратиться к тебе?

– Поднимись, вельможа! Говори! – безучастно бросила царевна. Уже много часов провела она, перебирая свитки с чудесными рисунками и историями, которые когда-то записал для нее Мхотеп, словно пытаясь почувствовать его присутствие.

Нефер хищно улыбнулся и поднял голову.

– У него шакальи глаза, – подумала Афири, напряженно слушая каждое его слово, стараясь не видеть ядовитую ухмылку на лице вельможи, который всегда вызывал в ней непонятное чувство страха и отвращения.

Словно сквозь стену собственных, затуманенных горем мыслей, до нее постепенно доходил смысл слов, которые изрекал ее посетитель.

Нефер предлагал ей стать его женой после того, как пройдет погребальная церемония и состоится суд. Как старшая дочь царя, она была носительницей божественного титула, и ее муж становился следующим фараоном.

Она вдруг до боли сжала золоченые подлокотники, словно ища опоры. В ее гневном голосе, не было и тени прежней доверчивой, избалованной девочки, которую все знали прежде.

– Я не верю ни одному твоему слову, Нефер! Визирь Мхотеп не мог отравить моего отца. Я буду настаивать на этом! Ты не станешь правителем Великого Царства, как бы тебе этого ни хотелось! – презрительно и громко произнесла Афири, будто выплевывая ему в лицо каждое слово.

Нефер еще раз театрально низко поклонился, чуть слышно усмехнувшись. Очевидно он не ждал такого отпора от Афири, подавленной и замкнутой уже много недель подряд. Что ж, он не станет расточать никчемные сейчас любезности! Пусть царевна поймет, что ее показное упорство бессмысленно.

– Тогда, о Богоравная, ты погубишь себя. Тебя сочтут причастной к заговору Мхотепа. Все уже знают о вашей любовной связи. Я же милостиво приму тебя. А высшие сановники одобрят наш союз. Солнце вновь взойдет над Египтом. Подумай об этом. Да прибудет с тобой сила Амона и мудрость Тота!

Царевна едва дышала, стараясь сохранять равновесие и не упасть. Только сейчас она ощутила, каким слабым стало ее тело, в последние месяцы она почти не притрагивалась к еде, постоянно думая о судьбе Мхотепа.

Да, Афири хорошо поняла Нефера – ей не оставляли выбора. Лишь одно делало царевну важной для заговорщиков – божественная кровь, которая текла в ее жилах и могла сделать власть нового правителя законной. Но именно это может стать ее оружием и щитом для того, кто был ей дороже всего под этим небом.

Она обратила к вельможе Неферу свои потемневшие от бессильной ярости глаза, наполненные сжигающим пламенем, на которое невозможно было смотреть без содрогания.

– Я стану твоей царицей! В день, когда время печалей закончится. Я сдержу свое обещание и принесу клятвы великим богам, но ты, вельможа Нефер, поклянешься священным оком Амона, что сохранишь жизнь и свободу Мхотепу. Если же ты нарушишь клятву, то месть богов настигнет тебя, и пусть Амат пожрет твои внутренности прежде, чем ты достигнешь Царства мертвых! – ее слова прозвучали торжественно и мрачно, как заклинание.

Вельможа удовлетворенно кивнул головой:

– Да будет так, о Богоравная! Ты мудра не по годам. Я клянусь, что визирю Мхотепу сохранят жизнь и свободу. Но он будет изгнан из твоих земель навеки, лишен имущества и титулов, а имя его будет сбито со стен храмов и обелисков.

Смотрите на визиря

Воистину, кто перейдёт в загробное царство -

Будет живым божеством,

Творящим возмездие за зло.

Воистину, кто перейдёт в загробное царство -

Будет в ладье солнечной плыть,

Изливая оттуда благодать, угодную храму.

Воистину, кто перейдет в загробное царство -

Будет в числе мудрецов, без помехи

Говорящих с божественным Ра.

В день погребения фараона собрались все родственники, придворные и сановники. Толпа, оттесняемая вооруженными воинами личной охраны фараона, молча взирала на роскошное зрелище. Во главе длинной погребальной процессии шла царевна Афири, укрытая тенью от легкого шелкового балдахина, а рядом, на полшага позади нее, следовал вельможа Нефер с видом законного преемника царя. За ними в строгом порядке выстроились высшие чиновники, вельможи, жрецы и жрицы. Некоторые из них были переодеты как Анубис, другие – как богиня-покровительница Исида или Нефтида. Саркофаг с мумией везли на санной повозке, запряженной быками. Канопы и погребальные дары – отдельно позади саркофага. Наемные плакальщицы заученными жестами изображали невыносимую скорбь и горе, рвали на себе одежды и посыпали головы дорожной пылью.

После обряда «отверзания уст» саркофаг, канопы и погребальные дары занесли в гробницу, которую покойный фараон так тщательно осматривал незадолго до своей смерти – жестокая шутка судьбы. Поминальная трапеза была пышной и затянутой. Множество яств и вин, неудержимое веселье были прямой противоположностью траурному шествию. Теперь нужно было выразить радость: фараон обрел бессмертие, отправившись в вечность.

Царевна Афири не могла прикоснуться к еде и вину. Завтра должен был состояться суд, на котором она впервые со дня смерти отца увидит Мхотепа. Это будет их последняя встреча. Больше она никогда не сможет заговорить с ним. Больше никогда не услышит его хрипловатый голос, который когда-то давал ей мудрые советы и наставления. Для нее наступала другая жизнь, она войдет в нее решительно, не колеблясь. Потому что будет знать, что где-то далеко от нее все еще бьется его преданное сердце, которое она выкупила ценой собственной свободы.

Она нашла пальцами гладко отполированную спинку лазуритового скарабея на своей руке. Это был последний подарок Мхотепа, сделанный по случаю праздника Опет, ежегодного двадцатисемидневного торжества в честь бога Амона. Тонкая, невероятно искусная работа безымянного ювелира.

Когда-нибудь она подобно своему отцу шагнет в вечность, возродившись вновь, словно солнечный диск. Там, за гранью земного мира они с Мхотепом встретятся вновь, там они будут вести свои неторопливые беседы и держаться за руки. Там она станет его вечной спутницей, возлюбленной и женой. Жизнь – лишь пылинка на ладонях вечности, она пройдет быстро, нужно думать о том, что будет после нее.

–

Низложенный визирь был жрецом богини Маат, непогрешимым главным судьей, которого все еще уважали и боялись. Судить его мог лишь сам фараон или его приемник. Только царевна обладала такой властью в это смутное и тревожное для поданных время. Афири должна была произнести обвинительную речь, а затем вынести приговор своему наставнику и ближайшему другу. Заговорщики во главе с Нефером позволили ей сохранить Мхотепу жизнь и свободу, изгнав навечно из египетских земель.

Юная царевна была облачена в пышные церемониальные одежды. На ее голове сверкала золотая корона в виде коршуна с распростертыми крыльями, украшенная уреем – королевской коброй, Ускх на ее груди переливался самыми немыслимыми цветами лазурита, бирюзы и сердолика.

Нефер пока не мог узурпировать власть, но его близость к подножью трона внушала присутствующим уверенность – он станет их царем в ближайшее время.

Когда Нефер выступил вперед и поднял руку, вокруг воцарилась мертвая тишина. Массивные двери в конце длинного помещения были тут же открыты привратниками. В окружении шести царских стражников, гордо подняв голову, шел великий визирь Мхотеп. Афири, глядя на его будто выточенное из камня мужественное лицо, вдруг вспомнила один из текстов, прочитанных ею в своей библиотеке, которую он собирал для нее:

«Смотрите на визиря. Он должен быть бдительным и внимательным ко всему. Ведь он поддерживает порядок на всей египетской земле. Смотри на него. Ведь он тот, кто находится рядом с царем и близок к его дому"

Ей с трудом удалось сдержать слезы, когда она заметила, как заострились черты его благородного лица. На нем не было торжественного облачения и украшений, лишь простой белый схенти, охвативший его могучий торс. Даже сейчас, лишенный своих званий и титулов, без единой драгоценности на теле, он казался могущественней всех, кто был здесь, сияя богатством одежд и нищетой душ.

– Слушайте же все, кто чтит Великих Богов, слушайте же все, кто приносит клятвы священному оку Амона, слушайте же! – торжественно и громко произнес Нефер– Вот человек который совершил святотатство, это он подобно Сету замыслил коварное убийство и отравил Богоравного под крышей своего дома, нарушив все мыслимые и немыслимые законы. Вот он!

Вельможи и жрецы, стоявшие вокруг нарочито осуждающе загудели. Афири могла поклясться, что здесь не было ни одного сторонника Мхотепа, Нефер тщательно отобрал участников судебной церемонии.

– Этот человек, чье имя теперь недостойно упоминания, много весен подряд был правой рукой Солнцеликого, вынашивая свои черные замыслы. Мы подчинялись ему и почитали его. Но его вероломство не знало границ и теперь он лишил нас света, он украл у нас самое дорогое!

И вновь со всех сторон поднялся гул, заставляя сердце Афири сжиматься от страха. Ей казалось, что еще немного и озлобленные царедворцы бросятся к Мхотепу и растерзают его у нее на глазах.

– Смерть цареубийце!!

– Смерть ему! – раздались теперь уже дружные выкрики. Нефер успокаивающе поднял руку.

– Я, как первый советник и преданный раб священной власти царя, не колеблясь бросил бы его в яму к священным детям Себека. Только такой смерти заслуживают предатели и убийцы. Но мы должны чтить закон и память Богоравного. Его дочь – царственная Афири должна решить участь этого человека. Это ее право. – Нефер выразительно посмотрел на царевну давая понять, что теперь ей придется сказать обвинительную речь.

Афири поднялась со своего места гордо расправив плечи и устремив взгляд полный горечи на собравшихся в зале. Тот кто видел ее в этот день, рассказывал потом, что так мудро и рассудительно могла говорить только сама Исида, а не юная дева.

– Я – Афири, царственная дочь богоравного Рахотепа, рожденная в его доме. Во мне течет кровь Великих Богов. И я говорю вам – этот человек виновен!

Афири старалась не смотреть на склоненную голову Мхотепа, боясь потерять самообладание, слушая одобрительный шепот вокруг себя.

– Но он не достоин смерти! Он ее не заслуживает! Слушайте же мою волю! Пусть этот человек навсегда покинет земли Кемета и станет вечным изгнанником, обреченным на скитания в чужих краях, пусть его деяния забудут навсегда, его дом будет разрушен и всякий кто назовет его имя будет предан смерти. Да будет так, и Великие Боги пусть будут свидетелями моей воли!

Слова царевны умолкли. В воздухе повисла тяжелая напряженная тишина. Нефер едва заметно удовлетворенно улыбнулся, услышав подготовленную заговорщиками речь из уст молодой царевны.

Афири до крови прикусила губы, стараясь сохранить невозмутимость, ни один мускул не должен был дрогнуть на ее лице. Никто не должен был догадаться о том что творится в ее душе, о том как ей хочется броситься на шею к своему джати, выплакаться у него на груди, рассказать как она тоскует по нему, что не знает как жить дальше, если его не будет рядом…

Их глаза встретились в ту минуту, когда его подвели к подножью высокого трона. Вся небольшая процессия опустилась ниц перед царевной. Когда ему было позволено подняться, в его взгляде Афири прочла лишь восхищение и скрытую боль. Он гордился ею в этот час, ее красотой, силой, обретенной властью.

"Ты был не прав, чародей из Меира, даже в вечности я не пожелаю лучшей доли, чем снова встретиться с нею, даже если великие боги еще тысячи раз подряд будут разлучать нас", – подумал Мхотеп, когда услышал последнее слово приговора из уст своей госпожи. Ему было ясно, почему она пошла на это, почему отказалась от своих единоличных прав на корону. Оставалось лишь с видимой покорностью принять ее щедрый дар.

Скоро Афири станет великой правительницей Верхнего и Нижнего Египта. Всему, что нужно для этого, он успел ее научить. Она справится со всеми трудностями и кознями вельмож. Светлая Исида – Афири, сама судьба, сама любовь, сама жизнь.

____________________________________________________________________________

В день праздника Мин, когда первый сноп нового урожая будет преподнесен древнему божеству, Афири принесет клятвы своему будущему мужу Неферу, сделав его фараоном. Жрецы предсказывали им много детей, ведь Мин был богом плодородия, дарующим дождь и богатый урожай.

После страшного и несправедливого суда царевна старалась не думать о прошлом, гнать от себя все мысли о Мхотепе и его дальнейшей судьбе. Главное – он был жив, вдали от нее, в чужой стране, пусть так. Но его сердце продолжало биться, его голос продолжал звучать, хотя теперь уже не для нее… Этим она утешалась в минуты невыносимого отчаяния, готовясь к свадебной церемонии.

Однако, чем ближе становился назначенный день, чем чаще представляла Афири свою жизнь рядом с Нефером, с содроганием думая о его прикосновениях и поцелуях, тем ей становилось хуже. Ее сны были наполнены кошмарами, она перестала чувствовать вкус пищи, никто из ее окружения не мог ее развлечь или заставить улыбнуться.

Джер, ее единственная отрада и друг на протяжении стольких лет, все чаще забивался в укромные уголки огромного дворца и слабел на глазах, лишь изредка приближаясь к своей госпоже. Его умные золотистые глаза открывались теперь очень редко, он подолгу лежал неподвижным ковриком у ее ног. А однажды утром служанки нашли в отдаленном уголке сада его окоченевшее тельце…

Теперь царевна подолгу сидела на краю маленького бассейна в прохладной тени сада, когда-то заботливо устроенного для нее возлюбленным джати, безучастная ко всему что происходило вокруг. Судьба отняла у нее все самое дорогое, сначала лишив защиты отца, а потом коварно разлучив с самым дорогим для неё человеком. Смерть верного Джера стала последним жестоким ударом.

С каждой минутой царевна все больше погружалась в свою печаль, все сильнее ей хотелось увидеться с Мхотепом, пусть лишь на краткий миг, но она готова была отдать за это все что угодно.

Плоские, гладко отшлифованные столетиями камни выскользнули из маленького полотняного мешочка на пол перед царевной. Афири взяла их, бережно поднося к губам, проводя их прохладной поверхностью по своей щеке, лаская и шепча только ей ведомые слова. Ее душа медленно отделилась от тела. Лабиринты гостеприимно раскрыли юной деве свои объятья. Ее ступни нащупали уже знакомую дорогу, и она двинулась в путь.