Текст книги "Без тебя ненавижу (СИ)"

Автор книги: Мальвина_Л

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Скатиться с рук рыдающего великана, перехватить палочку Драко уже на бегу… Секунды, растягивающиеся в столетия. А потом… ничего.

И когда Волдеморт рассыпается пеплом, Гарри, почти ослепнув от копоти и крови, забрызгавшей и лицо, и очки, пробирается по руинам в накатившей вдруг, оглушающей тишине. Он находит его у дальней стены близ полуразрушенного моста. В разодранной, опаленной мантии, перемазанного сажей и кровью. Красивого… Мерлин, такого красивого…

Опустится перед ним на колени, сжимая дрожащие пальцы, тронет ладонью лицо.

– Все кончилось, Драко. Он мертв.

Его губы с привкусом сажи и дыма. Его запястья исцарапаны до крови, а в волосах запуталась какая-то дрянь. Гарри зарывается в них руками и думает, что он никогда еще не был счастливей.

Ему все еще семнадцать. И он знает, что теперь будет жить.

========== Часть 34. ==========

Мальчик-которого-запирали-в-чулане вырос.

Он больше не боится, что во тьме прячутся чудовища. Он вообще больше не умеет бояться.

“Что ты хочешь, дружище, я столько раз умирал. Чего еще мне бояться?” – он смеялся, дурачился и пихал лучшего друга в бок кулаком, ничуть не беспокоясь о том, что улыбка выйдет блёклой или фальшивой. Рон Уизли никогда не парится над такой ерундой.

Но Рона нет здесь сейчас, нет Гермионы, нет даже Джинни, которая надеялась так долго, не видела, не понимала… Нет никого.

Пустой дом на Тисовой улице, хранящий столько детских кошмаров, что не вместит ни один Омут памяти.

Зачем он бродит здесь сейчас, когда все решающие битвы уже позади? Когда тот-кого-до-сих-боятся-назвать-по-имени уже никогда не вернется, чтобы рвать на части, пытать, опускать на колени…

“Ты должен пойти и сразиться с последним из демонов, Поттер, – веско твердил ему Драко Малфой после очередного кошмара и заламывал насмешливо бровь. – Какой ты герой и победитель Темного Лорда, если до сих пор орешь по ночам так, что до усрачки пугаешь? Между прочим, это меня однажды упекут в Азкабан за то, что мучаю сутками нашу Национальную гордость”.

Драко. Он до последнего будет прятать за насмешками тревогу и беспокойство. Просто потому, что он вот такой. Просто потому, что знает Гарри, как никто другой в этом мире. Просто потому, что знает, как лучше, как надо, как правильно.

В доме пахнет сыростью и тишиной. Гарри никогда не думал, что тишина может пахнуть вот так: плесенью, старыми газетами и забытыми носками дяди Вернона. А еще засохшими цветами тети Петуньи, старыми комиксами Дадли, рассыпанной в спешке корицей на кухне. Такой сейчас огромной и гулкой.

“Мальчишка! Опять! Ты опять все испортил! Проклятая наследственность, и достался же нам… такой ненормальный! Немедля в чулан! И выходить чтоб не смел!” – свист ремня так близко, так явственно, но получается не зажмуриться и не вздрогнуть, видение тает, рассыпаясь пригоршней пыли.

“Мальчишка… мальчишка… мальчишка…”

В чулане пахнет сушеными яблоками и соломой. В самом углу блестит серебром паутина, и пузатый паук, деловито перебирая лапками, опрометью бросится прочь, заставит неожиданно рассмеяться.

Не страшно.

Просто пустой квадратный дом на Тисовой улице. Дом под номером четыре. Гулкий и немножечко грустный.

Гарри прикроет тихо двери в чулан, а потом выскользнет на крыльцо и опустится на ступени, где развалился и щурится, пялясь на закат, тот, без кого сегодняшнее свидание с прошлым ни за что бы не состоялось.

– Спасибо, Драко.

Малфой только фыркнет, откидывая волосы назад с этим своим видом: “А что я тебе говорил, Потти?” Раскурит магловскую вонючую дрянь и молча протянет. И даже не будет для разнообразия ворчать на удушливый дым. Не сегодня.

Гарри опустит голову ему на колени, растягиваясь прямо на рассохшихся досках. Затянется, поправляя очки, выпустит вверх колечко, другое.

– Получилось? – голос дрогнет, сорвется. Драко поморщится и запустит пальцы в черные волосы, топорщащиеся, как перья у перепуганного филина.

– Теперь это просто дом, Драко. Просто дом, просто чулан. Здесь нет никого, и страхов тех больше нет. Они ушли – все до единого. Исчезли. Ты был прав.

Прижмется щекой к животу, а потом поцелует легонько. Драко выдохнет и кивнет, словно с чем-то мысленно соглашаясь.

– И чего ты разлегся тогда? Между прочим, нас в мэноре на ужин ждут. Рара говорил про какой-то коллекционный огневиски, что старше самого Дамблдора…

Подскачет, утягивая Гарри за руку. Сначала вниз по уже заросшей ромашками дорожке, к воротам, а потом вниз по улице, мимо тихих и чинных домов. Тем самым путем, каким когда-то давно Альбус Дамблдор и Минерва Макгонагалл шли к дому людей, ненавидящих магов и все, связанное с волшебством. Шли, чтобы оставить на ступенях младенца – единственную надежду магического мира на светлое будущее.

Но мальчик-которого-столько-лет-запирали-в-чулане вырос.

И мальчик больше совсем не боится, что во тьме прячутся чудовища. Он вообще больше не умеет бояться.

Мальчик, у которого есть его персональное вредное счастье, что держит за руку в эту минуту и до сих пор ворчит что-то о тупых гриффиндорцах.

========== Часть 35 (Альбиус) ==========

Комментарий к Часть 35 (Альбиус)

Скорпиус/Альбус

Если у Скорпа и получалось дышать нормально, не пялиться, не палиться, все рухнуло к Мордреду, когда зеленоглазый придурок остановился напротив и чуть склонил лохматую, как у папаши, башку. Вздернул свои невозможные брови, явно веселясь. И захотелось вмазать так, чтобы до крови, и одновременно на серебристо-изумрудном галстуке удавиться в одном из тайных проходов замка. Или в заброшенном девчачьем туалете под беспрерывные причитания невыносимо плаксивого призрака и едкие комментарии полтергейста. Прекрасная компания напоследок, Малфой.

– Т-ты что-то хотел, Поттер?

Так по-идиотски запнуться, наверняка покраснеть, как сопливый мальчишка, выскрести ненавистно-необходимую фамилию из глотки, тогда как хочется шептать нежно, с придыханием, в самые губы.

Не Поттер. Альбус. Совсем коротко, выдохом, забывая себя: Ал…

– Вообще-то хотел как раз ты, Малфой. От меня. Я весь во внимании.

Тишина за столом Слизерина, да что там, во всем Большом зале, повисает такая, что ее можно пощупать, как струну, что натягивается и чуть звенит, режет в кровь пальцы, как только коснешься.

Вся его репутация сейчас рухнет куда-нибудь боггарту под хвост, как только этот мелкий прыщ откроет свой рот. Свой охуенно мягкий, такой притягательный рот, которым он выделывает невероятные штуки в мокрых, запретных снах Скорпиуса Малфоя. Снах, от которых наутро нестерпимо стыдно и так тягуче-сладко одновременно…

– Ты что-то не понял? Думал, что изъяснился в письме максимально четко.

Кончики пальцев чешутся от желания схватить палочку и наложить на всех находящихся в зале Обливиэйт. Вот только треклятая гордость Малфоев, та самая, из-за которой отец все еще ходит кругами вокруг Поттера-старшего и никак не решится признаться, заставляет расправить плечи и ответить взглядом на взгляд, схлестывая плавящее серебро с майской зеленью.

“Тебя утопить должны были, как магловского книзленыша, сразу после рождения. Или запретить, как одно из Непростительных. Потому что ты ведь, Поттер, страшней, чем все три одновременно. Вынудишь с Башни вниз сигануть без всякого Империуса, кости выломаешь и заставишь корчиться под ногами похлеще какого-то Круциатуса, мгновенную смерть подаришь – быстрее Авады”.

– Пойти с тобой в Хогсмид? Ты что ли серьезно? В “Сладкое королевство” потащишь? Или сливочным пивом в “Трех метлах” будешь поить? Думал, чего оригинальней придумаешь. Ты же Малфой. И… Скорпи… пригласить на свидание совой? Это как-то… не знаю… Трусливо?

Недовольная возня за столом гриффов за спиной. И Малфой точно знает, что это сквозь зубы шипит девчонка Лонгботтом, отчего-то решившая, что получила сына национальной легенды в единоличное бессрочное пользование.

– Трусливо? – кривая фирменная усмешка Малфоев, вот только сжимающие вилку пальцы напрягаются до боли. Мерлин, дай сил, просто дай сил. Не воткнуть себе в руку. Или в его… или в эту мерзко хихикающую троллиху позади. – Трусливо написать о своем желании? Или так и не ответить на прямой вопрос? Отчего же, Альбус? Хваленой храбрости Поттеров не достает, чтобы сказать, чего же ты хочешь? Признаться хотя бы себе. Потому что, если бы это вот сейчас было четкое “нет”, ты не стоял бы передо мной, старательно изображая недоумение. Не верю, знаешь ли, Потти, плохо готовился. Это даже не “тролль”. Это меньше, чем ничего.

Аккуратно промокнуть губы салфеткой. Подняться медленно, с достоинством (аристократ ты или кто?) и проследовать к выходу в абсолютной, немыслимой для Хогвартса тишине.

Улыбка на губах как приклеенная, и губы точно чужие: холодные-холодные, неживые. И в груди звенят, обрываясь, нитка за ниткой. Те самые, что тянутся к сердцу, позволяя ему гнать кровь по венам.

И отчего-то вспоминается, как давно, на первом курсе, Альбус, мелкий и тощий, наслушался идиотов с львиного факультета и на полном серьезе утверждал, что она у него голубая: “Ты же Малфой”. Пришлось полоснуть заклинанием по ладони (отец увидел бы – выпорол непременно), а потом спешно накладывать заживляющее, чтоб успокоить рыдающего зеленоглазого придурка. Прижать к груди, гладить по голове, перебирая спутанные до невозможности пряди, и поклясться себе: “Не отдам. Никому, никогда. Хоть пытайте”.

Они дружили тогда и были ближе, чем братья. Джеймс даже приревновал как-то, скандал мелкому закатил и целый месяц не пускал смотреть квиддичные тренировки, а потом как-то привык и смирился с тем, что к младшему Альбусу всегда теперь прилагался Малфой. Белобрысый, ехидный и наглый.

Когда же все грохнулось в задницу к гиппогрифу?

Просто однажды Поттер вернулся в Хогвартс каким-то другим. Будто чужой человек под обороткой. Еще в экспрессе занял купе совсем в другой части состава. А в замке сторонился все больше и уже не шарахался от Алисы Лонгботтом, как от дементора в юбке.

– Зачем? Мерлин, Альбус, просто зачем?

Кулаком – о твердые каменные плиты. Снова и снова. Совсем не ожидая ответа, кусая губы и ненавидя себя же за вязкую, липкую горечь в груди, под ребрами, там, где давно все застыло. Без него, такого яркого, нужного. Ненавистного…

Ему рассказывали, что давно, на войне, самым страшным наказанием для преступников была не Авада. Кровожадные твари, забравшие столько жизней, рыдали, как дети, слыша в приговоре: “Поцелуй дементора”.

Они просто никогда не встречали Альбуса Поттера…

– Ал, почему?

– Ты все равно не поймешь, – еле слышно из-за спины. Тем самым голосом – Альбуса, его Ала, из прошлого. Из тех дней, когда метлы рядом стояли, когда летали каждую субботу наперегонки, лишь вдвоем, когда сбегали с Зельеварения погреться в последних лучах уже осеннего, но еще теплого солнца и швыряли по очереди в озеро камни, надеясь попасть в гигантского, скрывающегося в черных глубинах кальмара, когда ночью забирались на самый верх Астрономической башни и вглядывались в блестящие пригоршни звезд до тех пор, пока не начинали болеть глаза, а потом возвращались в спальню. Всегда рука в руке. Всегда вместе.

Так правильно. Так нужно.

– Не говори ничего, Скорп. Не сейчас.

Два громких шага, и обжигающее шею дыхание. Рука на запястье, и выдернуть сил просто не будет, и даже губы не смогут шепнуть: “Ступефай”, – потому что заняты вовсе не тем.

Язык у Поттера юркий, умелый. И пальцы так привычно зарываются в волосы, поглаживают затылок. И будто лишает костей, превращая в желе. Полностью, без остатка.

– Я без тебя не смогу, – иди она к Мордреду, гордость Малфоев. – Не смогу больше, Ал.

Виноватый выдох вместо ответа, и новый поцелуй, как со спины хвостороги – вниз головой. Как перед смертью. Как будто прощаясь.

========== Часть 36 (Том/Дэниел, актеры) ==========

Комментарий к Часть 36 (Том/Дэниел, актеры)

такой вот эксперимент. дайте знать, если актеров не хотите здесь больше видеть, ладно?

Это не становится проще, когда их практически впихивают в напичканную аппаратурой комнатушку – не больше кладовки для метел в каком-нибудь приснопамятном Хогвартсе, будь он неладен. Воздух отсюда как будто бы откачали, а повернуться совсем невозможно без того, чтобы оказаться на коленях друг у друга.

Дэн хихикает и ерзает в своем кресле, беспрестанно пихаясь острыми коленями и локтями. У него очаровательная ямочка на щеке и тысячи сорвавшихся с привязи чертят в этом взгляде. Никакой пронзительной зелени. Только подернутая дымкой прохлада предрассветного утра. Напяливает на голову нелепые желтые наушники. Раздражающе-яркие, как улыбка мальчика-легенды из их общего фильма.

Том не ворчит, не вздергивает высокомерно бровь и не пытается ядовито язвить. Они не на площадке, сейчас – не съемки очередной сцены, а потому он ни за что не напялит на себя холодную маску невозмутимого аристократа Малфоя. Мальчика, который слишком сильно нуждался в любви и так тщательно скрывал это и свою одержимость одним лохматым придурком, что одурачил всех вокруг, включая себя самого…

– Если ты собрался проспать все интервью, Томми, я буду щипаться, – честно предупреждает Дэн и на всякий случай ловко толкает в бок, попутно подмигивая малость опешившему ведущему: – Рубится в Dota ночами напролет, а потом втыкается своей аристократичной мордой во все стены и другие вертикальные плоскости.

В нем столько солнца и желания жить, столько неуемной энергии, что хлещет через край, но отчего-то никогда не утомляет. Привык Том к нему что ли за все эти годы? Хотя, так хорошо помнит тот первый день долгих шесть лет назад, черноволосого улыбчивого мальчишку, что постоянно лохматил его гладко причесанные волосы и дергал за ниспадающие на шею шелковистые пряди, как девчонку.

Задумавшись, Том даже не замечает, как запускают эфир, как их с Дэном представляют слушателям. Говорит что-то в ответ на вопросы, делает вид, что слушает реплики лучшего друга, смеется шуткам в положенном месте.

Нет… это все не становится проще, потому что Дэн сегодня так близко, как не был очень давно. Потому что вернулись те ненавистно-желанные сны. И будь они своими героями, Драко непременно бы подумал, что попал под проклятие или стал жертвой одного из тех дурманящих рассудок зелий…

– … я знаю одно, Гарри целиком и полностью одержим Малфоем. Он не думает ни о ком и ни о чем другом, постоянно выслеживает, следует тенью за ним… Неудивительно, что он наткнулся на Драко в том туалете…

Воспоминания слишком свежи, хотя после съемок минуло несколько месяцев. Но… холодные пальцы на влажной коже, что скользили легко в распахнутом вороте. Обводили ключицы и будто выводили на коже невидимые символы…

– Признайся, Поттер, жить без меня не можешь?

Дебильная шутка, одна из плеяды подобных из арсенала Малфоя, но Дэниел вместе с Сэмом-ведущим радостно гогочут. И сразу же широкая и такая знакомая ладонь хлопает по плечу, будто бы одобряя, а потом соскальзывает ниже и зачем-то остается на колене, чуть поглаживает, сжимает. Так, будто владелец перепутал что-то или… И дышать у Тома получается вдруг через раз.

Но Рэдклифф уже травит очередную байку с площадки, не то вспоминая нелепости, которые сам громоздил на съемках одна на другую, не то сочиняя на ходу. Он в этом мастер.

– …мы столько раз сражались на палочках в самом обычном туалете в перерывах между съемками, столько реквизита загубили. Если нас ловили с поличным, Том врал обычно, что мы репетируем. Не придерешься. А нам просто дурачиться нравилось, орали друг на друга до хрипоты, а иногда, бывало, завалит, к полу прижмет и шипит эдаким мелким змеенышем… хотел, чтобы я на парселтанге с ним говорил. Как пить дать, скучал по родной речи… Ай… Том, ты чего?

Наклонится, пытаясь увернуться от подзатыльника, почти свалится ему на колени. И Фелтон увидит и закушенную от сдерживаемого смеха губу, и то самое стадо чертей в невинных глазах.

Всеобщий спаситель, мать его. Да близнецы Уизли и рядом там не стояли…

– …думаю, и Драко был одержим. Мы можем видеть, что он постоянно думает о Поттере или следит за Поттером. Поттер – неотъемлемая часть его жизни. И он не хочет убивать Дамблдора, в первую очередь, потому что знает: это будет конец. Той самой дружбы, что не случилась шесть лет назад. Конец всему, что они еще смогли бы построить, если бы хоть один из них сделал шаг…

Если бы хоть один из них сделал шаг.

…

Интервью заканчивается, оставляя какую-то гнетущую пустоту под ребрами. Том, извинившись, сбегает на улицу. Долго курит, вглядываясь в перевалившее за полдень светило. Говорят, если долго-долго смотреть на солнце, оно выжжет глаза и никогда больше не позволит взглянуть на себя жалкому смертному.

– Они и правда одержимы, ты знаешь? Оба они.

Рэдклифф подкрадывается незаметно, кладет подбородок на чужое плечо и вытягивает губы, клянча сигарету. Том хмыкает, но опускает руку так, чтобы тому удобно было затянуться. Губы смыкаются на фильтре, а глаза блаженно закрываются, когда тянет в себя едкий, вонючий дым.

И неожиданно… так правильно и легко. Будто последний кусочек пазла с едва слышным щелчком встал на место.

– Знаю, Дэни. Не только они, мы ведь тоже.

Губы с привкусом табака и жвачки. Прохладные ладони, пробирающиеся под футболку. И солнце, солнце светит из-за спины. Ослепляет.

========== Часть 37. ==========

Здесь не изменилось совсем ничего. Каменный пол все также залит ледяной водой из сорванного капризным призраком крана. Зеркало все также услужливо отражает намокшего растерянного мальчишку в льнущей к телу рубахе с взлохмаченными волосами. Теми самыми, что обычно – волосок к волоску.

Он не заходил в эту комнату с шестого курса. Но ведь и тогда было все также? Отчаяние выламывало ребро, и рвущийся из груди крик застревал в горле не выпуская наружу скопившийся, лишающий сознания ужас. Сегодня страха было чуть меньше, и больше – тоски. Равнодушной и льдистой, останавливающей сердце. То самое, что так устало сокращаться изо дня в день, гоняя кровь по венам, поддерживая не нужную никому жизнь бывшего пожирателя. Изгоя, парии.

Лишнего и презренного для всех в Хогвартсе, в Магической Британии. И что из того, что Визенгамот снял все обвинения и даже выписал благодарность Малфоям за спасение жизни Гарри Поттера, легендарного мальчика, спасшего их задницы от красноглазого монстра? Лорда больше нет, последние ПСы сидят в Азкабане или успели помиловаться с дементорами. Разрушенное восстановлено, и только трещина в груди Драко Малфоя, та самая, что появилась в день, когда герой рассек его неведомым заклинанием в этой самой вот комнате… эта трещина ширится, углубляется и нарывает. Кажется, надави на края, и черный, затхлый гной хлынет наружу и затопит все вокруг…

– Что же ты так плохо постарался в тот день, Поттер?

Горький выдох в заброшенной комнате, где даже Плакса Миртл прячется в туалетный бачок при его приближении. Пригоршней ледяной влаги – в пылающее лицо. И чувство, будто вокруг – снова взбесившееся огненные адские звери, и он висит на краю без малейшей надежды на спасение.

– Ты мог бы просто пролететь мимо в тот день. Сейчас, наверное, жалеешь, что поддался порыву…

Сегодня Малфой отдал бы все, чтобы вернуть их прежние стычки, чтобы Поттер следом таскался, укрывшись под мантией-невидимкой, топая и сопя, как стадо взволнованных гиппогрифов. Мерлин, да что угодно, лишь бы не хлестал больше этой равнодушной пустотой, прячущейся в самой глубине какого-то выцветшего, линялого взора.

Ни одной потасовки или даже словесной перепалки за весь этот мордредов послевоенный год, в который отчего-то никак не удавалось согреться. Даже сидя возле потрескивающего камина в родном мэноре, уже восстановленном после бесчинств Лорда и его приспешников.

– Ты такой жалкий, Малфой. Еще ничтожнее, чем был раньше, когда задирался и капал ядом, даже когда убегал, трусливо повизгивая, как поросенок на скотобойне…

Национальная легенда собственной персоной. Стоит за плечом, склонив насмешливо лохматую башку, поблескивает стеклами очков. И даже палочку не достанет из кармана, настолько уверен в себе. Привычная ненависть всколыхнется в груди волной холода, но тут же угаснет, сменяясь липким, влажным и тянущим. Как остывающая кровь из распластанной груди. Еще тогда, долгих два года назад. В прошлой жизни.

– Поттер, уйди.

У него нет сил спорить от слова “совсем”. И да, это именно он какие-то минуты назад вспоминал все их драки и сочащиеся ненавистью взгляды. Вспоминал, мечтая вернуть хоть на миг, а теперь… Наверное, он и правда – не больше, чем трус.

– Знал бы ты, Малфой, как я жалею, что Снейп тогда пришел очень и очень не вовремя. Мне бы еще пару минут, и с тобой, скользкий хорь, было бы кончено. Подыхал прямо здесь, на этом полу. Не представляешь, с каким наслаждением смотрел я, как кровь фонтаном хлещет из твоей груди…

Больно. Так, словно Сектумсемпра опять распластала до кости тонкую кожу. Или это Сивый опять и опять прикладывает раскаленный прут к голой спине, и запах паленой плоти забивается в ноздри, и нервные окончания отказывают, и отключается сознание, чтобы боль эта не свела с ума, чтобы не выплюнул легкие с криком…

Лучше бы так… и тогда…

– А за каким Дракклом, Малфой, я тащил тебя на себе из Адского пламени? Знаешь, наверное, ты и прям был среди любимчиков Волдеморта, и этот гнилой кусочек его души, застрявший во мне, решил тогда, что надо именно так, не иначе. Если бы я мог все вернуть… смотрел бы, как ты падаешь в раззявленную огненную пасть, слушал твои последние крики… Это стало бы лучшей музыкой…

Насмешка на спокойном лице героя пугает. Вытягивает жилы, затягивая их же вкруг шеи. Дышать? А зачем?.. Если вот так, если каждое слово и правда…

– Ты же не заслужил, Др-рако… ты же убийца, мой серебристый дракончик…

Откровенная издевка и дыхание, опаляющее чем-то мертвенным кожу.

В конце концов, если так хочет герой, он, Драко… может и здесь… прямо здесь, на этом вот самом галстуке.

– … они все умерли из-за тебя, понимаешь? Сириус, Дамблдор, Снейп, Нимфадора, Фред… Ты считал их, Малфой? Сколько человек отправились на тот свет с твоей помощью?

Это неправда. Ни капли крови, ни одного Непростительного, даже Круциатус… ни разу. Но… но он стоял и смотрел, пока других пытали и убивали, когда бросали в темницы и морили голодом или снимали кожу живьем, когда насиловали и забавлялись… Не сделал совсем ничего, не пытался помочь. Только раз, всего лишь раз не смог заставить себя “узнать” героя в лесу. Только раз…

Так уж заблуждается Гарри Поттер сейчас? Или все это – правда?

– Чего ты хочешь, Поттер? Что мне сделать? – сломленным шепотом, уже не вглядываясь в подсыхающее разводами зеркало, уже не высматривая легендарный шрам, не впитывая в подкорку этот образ. Образ героя.

– Твоей смерти, змееныш. Всегда хотел увидеть, как сдохнешь.

– Ну, так убей…

До такой степени все равно, что даже боль притупилась и больше не выжигает разум раскаленным железом.

– Так просто? Ну, нет. Ты сам сделаешь это, Малфой. А я посмотрю.

Что ж, раз ты так хочешь.

“Я сделал бы для тебя это и много другое, Поттер. Я сделал бы все для тебя с первого дня. И знаешь, мы могли бы выиграть эту войну быстрее и вместе, если бы ты тогда… Но что толку сейчас?..”

– Золотой мальчик хочет шоу? Что же, герой, ты получишь…

Удавка получается неожиданно легко, и петля закрепляется на оконной решетке с первого раза. Зеленые, точно нарисованные глаза, сияют неуемным восторгом. Наслаждением, близким к оргазму.

Наслаждайся, герой.

Ткань затягивается быстро и немедленно перекрывает доступ воздуха. Перед глазами плывут красные круги, которые постепенно чернеют, и все застилает непроглядная мгла. Поттер смеется – заливисто, как ребенок. И когда сознание балансирует на грани, кажется, что смех вдруг превращается в вой, а откуда-то издали приближаются испуганные крики.

Поздно. Слишком поздно, вы не успели.

И последним мазком перед провалом: огромные испуганные за стеклами очков выцветшие глазищи, и пропитанный ужасом выдох:

– Драко? Да как же…

А потом… ничего.

– Драко… Драко, очнись… Пожалуйста Драко. Я же не могу тебя к Помфри, разговоры пойдут, а тебе и так тут несладко.

Поттер – какой-то очень худой и несчастный – то принимается трясти за плечи, то гладит по лицу своими измазанными в чернилах пальцами с обкусанными ногтями, то подскакивает, порываясь куда-то бежать, но немедленно возвращается, устраивая голову Драко у себя на коленях.

– Что же ты, Драко? Зачем? Или нам мало смертей?

Малфой дергается и пытается отползти, практически шипит на придурка, который явно после войны поехал крышей и заработал – как его называют колдомедики – расслоение личности. Только с психом рядом ему находиться не улыбалось.

– Драко, постой, ты куда…

Но тот лишь мычит и таращится с каким-то суеверным ужасом, неосознанно потирая шею с ярко-красным рубцом от удавки.

– Дай, хоть залечу, Драко… немного…

И снова отшатывается, впечатываясь в стену затылком, стонет. Из глаз будто сыплются искры. Кажется, удалось даже увидеть бешеный хоровод лиловых пикси над головой героя.

– Почему ты меня так боишься? Что случилось? Драко, я знаю, что избегал тебя весь этот год, но так тебе было безопасней, лучше. Я боялся травли, понимаешь? И все время присматривал незаметно, а тут… не уследил. Драко, ты меня слышишь? Черт, тащить тебя из горящей Выручай-комнаты, чтобы потом найти болтающемся на собственном галстуке. Я же мог не успеть… Что случилось?..

–Ты сам… ты хотел…

Едва выдавливает пару слов и тут же кашляет, сгибаясь надвое от непереносимой боли в поврежденной гортани. Поттер вскидывает палочку, накладывая какие-то исцеляющие заклинания.

– Я? Хотел? Ты о чем? Да мы ведь не говорили за весь год даже ни разу. Я столько раз подойти порывался. Но боялся, Драко… так боялся… еще и того, что пошлешь, оттолкнешь… как я тогда… твою руку…

– Гарри-и-и-и! Ты пришел навестить меня?! – сияющий улыбкой плаксивый призрак радостно взвивается из унитаза под потолок, походя обливая струей воды.

Кувыркнувшись в воздухе, приземляется прямо в одну из раковин и, подперев подбородок кулачками, замирает, с обожанием уставившись на кумира.

– Ты же любишь меня, правда, Гарри? Я-то всегда отличу тебя от несчастного боггарта, не то, что этот вот… – пренебрежительно фыркает в сторону слизеринца и снова тянется прозрачными руками к мантии Гаррри.

– Боггарта? Этот? О чем ты, Миртл, расскажи. Я же не знаю ничего.

Малфой обеспокоенно дергается, но не пытается убежать. Только удушливая волна бросается в лицо, затапливая бледную кожу волной смущения. Пунцовой, как угли в раскаленном камине. Опустив голову, снова выслушивает злые слова, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Миртл хихикает все громче и так и норовит заглянуть Поттеру в лицо.

Поттеру, что вскидывает неподвижный взгляд, что не горит даже – плавится таким безмерным ужасом, словно… словно герой вдруг увидел воскрешение Волдеморта, как минимум…

– Драко? Ты… Ты думал, это я? Я бы никогда… это был боггарт, клянусь… Ты слышал, Миртл сказала. Ты… ты решил умереть, потому что думал, я так хочу? Мерлин, Драко…

Отшвырнуть тянущего руки гриффиндурка. Оправить мантию, расправить плечи. Малфои… Малфои никогда не теряют лицо и помнят о гордости. Малфои не приемлют жалости. И плевать что он только что чуть не отправил себя в мир иной своими руками, просто Малфои…

– Тише, Драко, тише… иди сюда. Теперь все будет иначе, я обещаю…

Вдруг замечает, что руки героя обнимают со спины, а губы шепчут куда-то в затылок, то и дело трогая покрывающуюся мурашками кожу:

– Ты больше не должен бояться, ладно? Потому что я никогда не скажу, никогда не пожалею. Я же сам бы не выжил, если бы не смог тебя тогда уберечь… мне же без тебя… не надо. Ничего не надо. Слышишь, Драко? Веришь мне? Только ты. Навсегда.

Верить? Верить? Верить во что? Потому что все это не может быть правдой, потому что это какой-то чудовищный сон, который сейчас закончится, и тогда…

– Ты больше не будешь один… Останешься со мной? Для меня? Драко?

И если это сон… Если это сон, пусть. Драко готов умереть в этом сне, лишь бы только не возвращаться назад.

========== Часть 38 (Джордж/Фред). ==========

Комментарий к Часть 38 (Джордж/Фред).

https://pp.userapi.com/c836632/v836632977/5743c/smmZ9oYJX7s.jpg

“Ты знаешь, что жизнь – это цикл? Долгий бег планеты по кругу. От точки до точки. И в один, совсем ничего не значащий для Вселенной миг эта точка становится последней. Точка отсчета и точка, в которой сошлись все пути…”

Перед глазами плывет, и коленям, наверное, больно на твердом полу. Не понимаю, не чувствую, не ощущаю. Совсем ничего. Получается только снова и снова гладить залитое кровью лицо, целовать самые кончики золотистых ресниц, что не дрогнут, не шелохнутся.

Не смей, Джорджи. Не смей.

“Ты знаешь, что каждому отмерян свой путь? И ни Мерлин, ни Мордред не смогут, не в силах, не в праве…”

– Мама? Отец? Почему вы не делаете ничего? Надо же восстанавливающее зелье, и заживляющее, а лучше колдомедика или в Мунго… Билли, ну, хоть ты им скажи…

Лишь взгляды отводят, и только Флёр, чуть картавя и запинаясь, бормочет что-то о чарах, маскирующих заклятиях и толпах ПСов, снующих в округе. Магии нет, а аппарация просто убьет его, расщепит.

И получается, мы ничего не можем сделать. Совсем.

– Мы наложили повязки, и кровь почти удалось остановить. Хорошо, был запас магловских препаратов. Мы вполне можем надеяться, что Джордж выкарабкается. Мы можем… должны…

Голос матери неестественно-звонкий, звенящий. Она тут же, рядом. Перебирает его волосы и все время порывается целовать холодные пальцы. Оттеснить в сторону. Прочь все, уйдите, не лезьте. Имею право. Больше, чем кто-то из вас. Потому что он всегда был моим, еще до рождения.

– … надежда…

Это слово гремит, перекатывается в голове издевательством и насмешкой. Надеяться на чудо, когда жизнь из него вытекает по капле, когда времени и того не осталось, когда губы потихоньку синеют, и жилка под пальцами на его запястье почти уж не бьется.

“Ты знаешь, что у всего есть цена, и даже у жизни? Ты знаешь, что ты мог бы… ты сможешь, если он так нужен тебе…”, – этот голос не в комнате, не снаружи, он шепчет вкрадчиво где-то внутри, заставляя руки покрываться пупырышками и волоски на шее подниматься дыбом.

Я догадываюсь… узнаю этот голос. Насмешливый, едкий шепот того, кто никогда не станет погибелью магического мира.

“Ты знаешь, что жизнь – это круг, и если рвется один, его можно заменить на другой. И ты можешь сделать это для брата. Только ты на самом деле и можешь. Что скажешь, Фред?”

Это как продать свою душу? Добровольно обречь себя на вечную тьму? Шагнуть за грань задолго до срока?