Текст книги "Без тебя ненавижу (СИ)"

Автор книги: Мальвина_Л

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Слизеринец неопределенно взмахнул рукой, замолкнув на полуслове. Кровать скрипнула и прогнулась под тяжестью еще одного тела.

– Драко… хоречек… не злись. Я же… ну не нарочно. То есть, нарочно, я хотел, чтобы знали, что мой. А то шляются тут… Забини этот с белозубой улыбочкой, Пэнс, кажется, в духах ежедневно купается, виснет на тебе каждый день… А я… ну, обычный. Вот надоем, уйдешь, не оглянешься…

Гарри смешался, замолк, запыхтел зло и расстроенно, отвернулся, мечтая аппарировать куда-нибудь на Южный полюс или подальше, и пискнул откуда-то из ладоней, в которых спрятал пылающее лицо:

– П-прости меня Драко… Ну, хочешь, давай удалю? Или вообще выбросим телефоны, никакого больше Instagram. Хочешь? Только не злись. Поговорят и забудут, вот Рон, например, снова палочку сломает и наколдует себе полный рот слизней…

Малфой фыркнул высокомерно, подтащил к себе расстроенного мальчишку, запустил руки под мантию.

– Еще чего… Будешь выкладывать эти колдо-… фото-… Или как их там правильно. Всегда, когда меня нет рядом. Чтобы я видел и знал – что, где, с кем и зачем. И упаси тебя Мерлин еще хоть раз взять в руки тот, что принадлежит мне. Понял? Все пальцы переломаю, и к Помфри не пущу, ни капли костероста не дам. Чтобы знал.

Гарри недоверчиво сверкнул глазами из-под неизменных круглых очков. Даже рот приоткрыл.

– То есть, ты не очень и злишься? С чего бы?

– Гойл проспорил Крэббу пять галлеонов. На то… – хмыкнул и чуть отвернулся, Гарри с удивлением заметил, как по бледным скулам расползается нежно-розовый румянец. – Кто у нас… ну… это… сверху. – И закончил скороговоркой: – неплохой ракурс, Поттер. Как умудрился?

– Автоматическая съемка, – непонятно буркнул Гарри, готовый провалиться сквозь землю. А что, он никогда не видел, как и где живут садовые гномы…

– И больше чтоб не дурил, – внезапно рявкнул Малфой, подминая под себя национальную гордость. А потом зашипел прямо в рот, уже задыхаясь, уже оглаживая под одеждой подтянутое тело мальчишки. – Пэнси? Блейз? Ты бы меня еще к своему Уизли приревновал. – И добавил совсем уже нежно: – придурок.

Швырнул в дверь Заглушающим и наклонился, скользя губами по стремительно покрывающейся мурашками коже героя.

– Какой же ты у меня придурок, Гар-ри. Мой собственный.

Поттер откинулся назад, подставляясь под жадные поцелуи и нетерпеливые губы. В углу из-под потолка насмешливо подмигивал пунцовый огонек магловской камеры.

Пусть будет – вдруг пригодится?

========== Часть 14. ==========

– Этого могло и не быть, Поттер.

Адское пламя ревет за спиной, рычит разъяренней раненого дракона. Гарри из последних сил сжимает в руках древко метлы, умудряясь уворачиваться от сыплющихся сверху горящих обломков, а потому в первый момент думает: померещилось.

Гарри трудно, потому что устал, потому что битва в самом разгаре. Потому что пот стекает со лба веселыми ручейками, попадая в глаза вместе с частичками копоти и сажи. Метла почти не слушается – то ли треснула рукоятка, то ли Гарри просто не привык летать не один.

Мальчишка за спиной, что сжимает бока цепкими худыми руками, весит, наверное, не больше домашнего эльфа или ребенка: тонкий, воздушный. Дышит громко в плечо и вздрагивает время от времени, как от испуга.

– Выручай-комнате конец. Что ты будешь делать, когда весь Хогвартс превратится в руины. Что, Поттер?

И эти капризные интонации слишком знакомы, чтобы списать все на морок. Только вот обернуться не получается – слишком важно смотреть вперед. Слишком важно выжить сейчас и спасти эту белобрысую немочь, что шипит из-за плеча, гад слизеринский. Вместо “спасибо” за спасение.

– Малфой, давай не сейчас, – гул усиливающего пожара, пожирающего остатки давно забытых сокровищ и никому не нужного хлама, подхватывает брошенную досадливо фразу и уносит совсем в другую сторону, рассеивая по дороге, смешивая с тлеющей бумагой и пеплом.

– Знаешь, если бы ты тогда, на первом курсе, пожал мою руку, все бы было иначе. Мы были бы по одну сторону, Поттер. Мы могли бы дружить. Мерлин, Поттер, мы могли бы стать всем друг для друга, если б не ты… И мы остались бы живы.

Уж лучше б кусался, швырялся Непростительными, попытался скинуть с метлы в разверзшийся там, внизу, ад. Уж лучше б шипел привычно о ненависти и плевался презрением, сочился сарказмом и брезгливо отдергивал руку. Что угодно, но не этот потухший голос. Как увядший цветок в лучах лунного света. Цветок, что никогда не увидит восхода.

– Малфой, не смей! Мы выберемся, ты понял?!

Плевать, что не слышит, плевать, что не поверит ни единому слову, плевать, что презирает и всегда ненавидел.

Не дам, слышишь? Ты не умрешь. Не сегодня.

Зачем? Да какая разница, Мерлин?! Просто заткнись и дай мне вытащить нас.

– Если бы ты хоть раз не прошел мимо моего купе в Хогвартс-экспрессе. Если бы просто сел рядом. Но ты каждый раз отворачивался, будто мог запачкаться просто от взгляда.

На языке горчит не от дыма, что забивает легкие, выедает глаза, впитывается в кожу. Отнюдь. Каждое слово – горше настойки полыни. И нечего возразить, потому что “а мы ведь правда могли бы… я мог бы”.

Перехватывает метлу поудобнее, сжимает ладонью, морщась от врезающихся под кожу заноз. Второй рукой, не успевая (не позволяя себе) подумать, – накрывает холодные пальцы, что вцепились в мантию где-то под сердцем. Сжались намертво, не расцепить.

Хорек вздрагивает, дергается всем телом, и двое почти валятся с метлы в рокочущую бездну, что тянет вверх обжигающие красно-рыжие руки, стонет голодно, жадно, подвывает, пытается схватить за ноги, сдернуть к себе.

– Малфой, идиот. Убьемся.

Кажется, сипит что-то сзади неслышно. Лишь теплое дыхание оседает на затылке, на шее. Будто иголочками – под кожу. Руку не отнимает, стискивает ломкие пальцы хорька, подбадривая без слов.

Я с тобой. Все хорошо.

– Помнишь тот первый день в Косом переулке? В магазине одежды у Малкин. Ты помнишь? Я просто хотел понравиться тебе, придурок. Стать твоим другом. Еще тогда, еще не зная, кто ты и для чего. А ты все испортил, Поттер.

“Зачем ты говоришь это, Драко? Почему сейчас?”

“Потому что мы сдохнем, Поттер. Времени больше нет”

– Ты же меня ненавидел. Смерти желал, – беспомощным всхлипом, снова тонущим в вое уже остающегося за спиной пожара.

– Я был обижен, придурок. Отвергнут, обижен, разочарован. Я же любил тебя, идиот. С того самого первого дня, наверное…

Шок такой силы – как врезаться в землю в обнимку со взбесившимся бладжером. Гарри забывает дышать и не может издать даже звука, лишь шевелит беспомощно губами, будто под Обезъяз угодил.

Пролетают под какими-то арками, потолок снижается, а стены будто сдвигаются. Здесь тихо, и мягкий полумрак позволяет не щурится. Наверное, в эту часть замка битва еще не докатилась, но отзвуки ее эхом отскакивают от низких сводов, заставляя морщиться и вздрагивать, озираясь.

Снижаются и спрыгивают на твердую землю друг за другом. Гарри успевает обернуться и подхватить заваливающегося набок Малфоя. Усаживает у стены осторожно, заглядывает в бледное измученное лицо. Привычная маска высокомерия и брезгливости, видимо, слетела с хорька где-то в пути, а потому сейчас перед Гарри не привычный плюющийся ядом самовлюбленный ублюдок, а просто очень усталый испуганный мальчишка.

– Малфой… Драко, ты как?

Присаживается перед ним, заглядывая в глаза – серые, запавшие, стонущие каким-то глухим отчаянием. А в ушах все звучит и звучит последняя, брошенная сгоряча, видимо, фраза: “Я же любил тебя, идиот”.

Как во сне Гарри видит свою руку, тянущуюся к чужой скуле. Поглаживает осторожно. Драко застывает, но не шевелится, не отталкивает, лишь быстрая вспышка изумления во взгляде и потемневшая на полтона радужка выдают эмоции слизеринца.

“Я же любил тебя, идиот”

– Я тоже, Драко, я тоже, – сбито и быстро, торопясь сказать все, признаться, пока запас смелости не иссяк, пока сам Малфой не отошел от шока и не уничтожил, не пришпилил к месту одной-единственной ядовитой фразой. Он может, как, наверное, никто. – Только о тебе и думал. Последний год – все больше. Думал, ты ненавидишь. Мучился, спать не мог. А когда ты ушел к Пожирателям… но плевать. Чуть не сдурел, когда увидел – пламя вокруг, и ты там висишь, из последних сил цепляешься. Если бы не успел… Сдох бы я, понимаешь?

Пальцы бездумно шарят по лицу, обводят задрожавшие вдруг белые губы, осторожно, почти благоговейно касаются кончиков ресниц… Живой, настоящий, рядом, так близко, и можно касаться, не гонит… Молчит. Молчит?

– Драко? Почему ты молчишь? Ты мне что-нибудь скажешь?

Качает головой и прикрывает вдруг глаза, пальцами показывая на горло.

И мысль-догадка, как пощечина, как в стену с разбега: обожжена гортань. Не может говорить.

Залечить. Хоть как-нибудь, как умею.

Стоп. Не может говорить? А все это время? Позади, на метле? Ведь явственно слышал голос. Знакомый. Знакомый, еще бы… Каждый день слышал. С рождения.

Мерлин, Поттер, а ты и правда такой идиот. А Малфой не смеется, – наверное, просто шок еще не прошел, еще немного, и…

Стыдно, и щиплет глаза. И пусто, будто выскоблили изнутри острым кинжалом. Поверил ведь, позволил себе понадеяться. Глупый. Не поднимает глаз, боясь споткнуться о издевку на красивом аристократичном лице. А потому не сразу понимает, как что-то тянется к руке. Тепло чужой кожи, сплетающиеся пальцы. Шумное дыхание так близко, опаляет губы. И длинные музыкальные пальцы в спутанных волосах. И робкий, до одури счастливый взгляд прямо напротив.

– Драко? Драко. Драко… Ох…

Битва, Пожиратели, Волдеморт – все это будет позже. Уже сегодня, но еще не сейчас. Сейчас у них есть только они, только двое, что потеряли шесть лет в ненужном никому противостоянии.

“Драко, правда?”

“Я тоже, Поттер. Я тоже. Всегда”.

========== Часть 15 (Альбиус) ==========

Комментарий к Часть 15 (Альбиус)

Альбус Поттер/Скорпиус Малфой

– Ты меня бесишь, знаешь? С первого взгляда, с первого сказанного тобой слова, чертов Поттер.

Сосредоточенно шнурует ботинки и, кажется, на соседа по комнате даже не смотрит. Тот вздергивает брови, и в изумрудных глазах вспыхивают бесенята.

– Ага, именно поэтому пригласил меня тогда в свое купе и угостил сладостями. Конечно, Скорп, именно так и ведут себя люди, когда кто-то их бесит. Пытаются подружиться.

Альбус фыркает, а потом натягивает на голову капюшон и заваливается на кровать, затыкая уши какими-то штуками. Скорп никак не запомнит названия, да ему и неинтересно. Поттер просто осточертел со всеми этими магловсками штуками, непрекращающимися смешками и абсолютнейшим пофигизмом ко всем сплетням и слухам, что окутали сына национальной легенды с первого дня в Хогвартсе.

– Какого боггарта ты на Слизерине забыл? Валил бы в свой Гриффиндор, недоумок. Шляпа бы тебя послушала, как и папашу твоего когда-то. Но ты же Поттер, правда? С этой твоей сраной честностью…

Альбус хмурится, выдергивая проводки из ушей (и не включал, наверное, эти свои завывания, которые он музыкой называет), переворачивается на живот, подползает к Малфою и устраивает черноволосую голову на коленях блондина, снизу заглядывает в глаза – серые-серые, как воды Черного озера перед грозой.

– Скорп, что происходит? Тебя будто виверна за задницу ухватила…

– Не боишься запачкаться, Потти? От сына изменника и предателя Малфоя? И когда, трус проклятый, наберешься смелости и скажешь? Или решил свалить втихаря, когда буду на тренировке? Или в мэнор на выходные уеду? Ты же никогда не соглашаешься поехать со мной. Теперь понимаю – папочка не позволяет? Святой Гарри Поттер, что оказался злопамятной и злобной скотиной…

Хрясь.

Кулаком снизу в челюсть, что громко клацает в сгустившейся тишине. Глаза темнеют, как закипающее зелье.

Прыжок, замах. Удар почти что вслепую.

Клубок из двух тел, катящийся по кровати, с грохотом валящийся вниз. Как мантикора и вцепившаяся ей в глотку химера. Один постепенно одолевает, прижимая второго к полу, давит локтем на горло, пытаясь отдышаться.

– Ты белены нажрался за завтраком? Или дурман-настойки хлебнул? Ты что такое несешь про отца, скотина? Да он никогда…

Малфой хмыкает сипло разбитыми губами, разглядывая наливающуюся пунцовым блямбу на скуле друга. Стряхивает брезгливо руки со стесанными костяшками.

– Значит, это не твой папочка навещал тебя поутру? Не он убеждал в одном из потайных коридоров не связываться с Малфоем, не говорил, чтобы ты сменил спальню и держался подальше?

Улыбка из язвительной становится горькой, когда видит, как на красивом лице мальчишки проступает чувство вины, как закрывает свои зеленющие глаза, прикусывает нижнюю губу.

– Скорп, я никогда не уйду. Я не сказал, чтоб не расстраивать. А ты подслушал, сволочь белобрысая… И истерику закатил, как девчонка. Не мог нормально поговорить?

– Это что-то изменит? Легендарный Гарри Поттер всегда получает, что хочет.

– Не забывай, что я сын легенды, придурок, – рывок, и вот упирающийся Малфой опять на спине, сверлит злющим взглядом, но моргает подозрительно часто. Как если б соринка попала. – Мне наплевать на то, что там у папы и Драко, что они не поделили еще на первом курсе, и почему, два идиота, не разобрались до сих пор. Это их проблемы, ты понял? И я не позволю отцу лезть в мою жизнь. И диктовать, с кем мне дружить, кого любить – не позволю тем более.

Дергающийся снизу Скорпиус затихает и смотрит вдруг как-то странно: завороженно, трепетно. Будто увидел что-то невероятное, о чем не смел и мечтать, и теперь боится спугнуть. Альбус чертыхается беззвучно, понимая ЧТО только что сболтнул.

– Ал?

– Не бери в голову, ладно? Знаю, что ты сохнешь по Розе, да и она, наверное, не против. Скорп, мы можем оставить все так, как было? – с таким отчаянием, что давит в груди.

А Малфой заходится таким громким хохотом, что слышно, наверное, и в гостиной. А потом изворачивается, перекидывая через себя, и вот он уже сверху, прижимает к матрасу. Так крепко прижимает, так… близко.

– Когда отец говорил, что все Поттеры тупые, как пробки, я был уверен, что он передергивает, но сейчас… Альбус Северус Поттер, знаешь, ты тупее самого тупоголового пещерного тролля.

В окно скребется сова Альбуса, деликатно постукивая по стеклу когтистой лапой. Или это филин Малфоя? Поттер вошкается, пытаясь выбраться из-под давящей на него тушки, упорно отводит глаза. Зеленые, злые. Блестящие как малахитовый кубок, до краев наполненный утренней росой.

– Пусти, а?

– Не дождешься. Чтобы ты и дальше бегал от меня и выдумывал невесть что?

Ал отчетливо фыркает и снова дергается, но Скорпиус лишь усаживается поудобнее на его бедрах, сжимая своими длинными ногами. Платиновая челка падает на глаза. А Альбус отчего-то представляет, как она щекотала бы лицо, если бы Скорп наклонился, чтобы…

– Это ты мне истерику тут закатил, подслушав разговор, который даже не понял. Из нас двоих идиот – это ты! – и сам уже заходится в приступе смеха. Неестественного, ненастоящего, суррогатного.

Ржет все громче, запрокидывая голову. Так громко, так сильно, что прозрачные кристаллики слез уже не удается удержать, и они срываются с ресниц, прочерчивают влажные дорожки на искаженном истеричным весельем лице.

– Альбус, – трогает встревоженно за плечо, вызывая новый припадок. – Пожалуйста, Ал…

Ноль реакции.

Тогда наклоняется, и светлые прядки действительно щекочут смуглую кожу лица. Замолкает, когда прохладные губы впиваются в рот. Целует, лижет, грызет, выпивает смех, истерику и отчаяние до самого дна. Слизывает соленые капли, а потом раздвигает языком искусанные губы, чтобы нырнуть глубже, чтобы не выплыть уже никогда.

– Мерлин, какая еще Роза, придурок? – выдохнет позже, разорвав поцелуй, гладя большими пальцами пылающие скулы мальчишки. – Какая Роза, если везде вижу только тебя? Если уснуть не могу, когда ты не сопишь рядом, уткнувшись в подушку.

Выдохнет, бросаясь в новый поцелуй, как в озерную глубину с разбега. Не задержав дыхание, не зажмурившись даже.

〜 〜 〜

Дорога к Хогсмиду ведет мимо озера. Сейчас у студентов занятия, и двое учеников Слизерина, взявшись за руки, бегут по пустой и безлюдной тропинке. У них в этот час Прорицания, и Сивилла Трелони, наверняка хмурится, не разглядев в зале того из них, которому привыкла из урока в урок пророчить скорую смерть и ужасные беды.

Они не собираются в “Три метлы”, обойдут стороной “Дэрвиш и Бэнгз” и даже не заглянут в “Сладкое королевство”. Будут бродить по тихим улочкам, не разнимая рук. И лишь время от времени черноволосый паренек будет останавливаться и чуть приподниматься на цыпочки, чтобы смущенно чмокнуть светловолосого спутника, каждый раз заставляя того задыхаться.

– Если Макгонагалл отправит родителям сову, с нас три шкуры спустят, – слишком беззаботный голос для того, кто хочет казаться обеспокоенным.

– Будем решать проблемы по мере их возникновения. Не суетись, – и подтащит уже сам, впиваясь пальцами в бедра.

Из магазинчика Доминика Маэстро на углу льется мягкая, какая-то искрящаяся музыка. У кафе мадам Паддифут водят хороводы розовощекие купидончики с золотыми кудряшками. Из “Кабаньей головы”, что вверх по улице, уже доносится нестройный хор подвыпивших гоблинов. А на окраине деревушки в одичавшем саду стоит старый дом с заколоченными окнами, и голые ветви скребут потемневшие стены, будто стараются отодрать рассохшиеся доски, и впустить внутрь немного света и воздуха.

– Знаешь, в Хогсмиде говорят, что в Визжащей хижине живут жуткие привидения, – озорная улыбка и чертики, скачущие по зеленой радужке.

– Как удачно сложилось, – довольное мурлыканье в ответ и длинные пальцы в черных волосах. И пламя, закипающее в венах все сильнее, сжирающее изнутри желанием, смешанным с нежностью. Такой глубокой, что можно и захлебнуться.

========== Часть 16. ==========

“Ты сходишь с ума”, – настырно скребется где-то внутри противный внутренний голосок.

“Ничего такого. Просто проверю. На всякий случай и только”, – вторит другой.

Гермиона Грейнджер давно сдала бы лучшего друга в больницу Святого Мунго, если бы знала, чем тот занимается в спальне, куда из вечера в вечер сбегает от домашних заданий, отговариваясь то головной болью, то усталостью, то чем-то еще.

– Гарри, мы должны отвести тебя к мадам Помфри, ты на себя не похож. Бледный, как призрак, прозрачный почти. Смотри, скоро просвечивать будешь. Не ешь почти ничего, все время в спальне пропадаешь. Ты, может быть, заболел? Давай сходим в больничное крыло?

Просто сбежать, улыбнувшись ласково напоследок, согласиться мысленно с каждым словом подруги. Заболел, не иначе. Болезнью, от которой не придумали лекарства, худшей разновидностью из всех существующих зависимостей. Помешательство. Дурость. Потребность.

Видеть, знать, осязать. Касаться, боггарт его забери, хотя бы раз за день, хотя бы валяя по пыльному полу в кабинете Зельеварения или среди диковинных растений профессора Стебль – милых улыбчивых цветочков и безобразных уродцев, щелкающих клыкастыми пастями так близко к мутузящим друг друга мальчишкам, надеясь отхватить хоть кусочек.

– Я просто должен знать, что ты ничего не замыслил, – тихое бормотание, неловкое оправдание, и румянец, заливающий лицо в темноте пустой гриффиндорской спальни. И только Сычик фыркает неслышно, чистя перышки на приоткрытом окне.

Нырнуть под кровать, все время оглядываясь на дверь, за которой – ни звука. Быть может, ребята уже ушли на вечернюю прогулку до Черного озера, или… может быть, уже время ужина? Точно.

Плевать. Даже лучше. Потому что…

Потому что я должен узнать, чем ты занимаешься на закате, когда не приходишь в Большой зал, бросив своих друзей и подружку, невидимкой растворяешься в гулких коридорах Хогвартса, где учет тайным проходам не вел никто и никогда…

Пергамент под пальцами теплый, шершавый. Развернуть карту осторожно, почти сразу заметить проступающие следы – прочь из подземелий Слизерина. Как будто куда-то торопится, почти бежит, озираясь все время. Вот замирает на месте у той самой развилки. Возможно, беседует с полтергейстом или одним из портретов, или таится от шныряющей всюду Миссис Норрис.

Что же ты задумал, Малфой?

Отвлечься от объекта слежки всего лишь на пару секунд, всего лишь, чтобы удостовериться, что Паркинсон и Забини все еще в Большом зале, что Гойл и Крэбб не поджидают хорька где-нибудь за углом. Пусто. Замок как вымер, и лишь черные отпечатки ног скользят в никуда без какой-то видимой цели и смысла.

Перевести с облегчением дух, не задумавшись, почему так обреченно сжалось под ребрами, когда так долго не удавалось разглядеть на карте следы Пэнси Паркинсон, когда на мгновение подумал, что именно к ней…

Оборвать мысль, не додумать трусливо. Неважно. Всего лишь предосторожность, просто быть наготове. Рассеянно коснуться постылого шрама на лбу.

– Что ты задумал и почему смотришь так странно, когда думаешь, что не вижу? Будто выжидаешь чего-то, будто тебе так страшно при этом, что ты вот-вот в обморок грохнешься, будто хранишь самую страшную тайну, и…

– Гарри!

Гермиона врывается в комнату маленьким смерчем со сверкающими глазами. Смотрит укоризненно, когда он торопливо прячет карту в складках подушки.

– Не скажешь, что там такое?

Сжатые губы и упрямая складочка между бровей.

– Однажды я допрошу тебя с пристрастием, Гарри Джеймс Поттер, но не сегодня, если ты не будешь упрямиться и поешь. Смотри, я принесла тебе кусок пирога и несколько яблок. Ну же, Гарри, прошу, на тебя смотреть больно, так исхудал…

Покорно кивнуть, протягивая руку за угощением. Улыбнуться почти не натянуто. Он правда благодарен друзьям за участие и заботу, просто… Просто их так много в эти дни, так много и всюду, и времени не хватает.

– Спасибо, Герм, очень вкусно, – впиться зубами в сладкое тесто, попытаться хотя бы сейчас выбросить из головы мысли о белобрысом слизеринце, о Карте Мародеров, где отпечатывается каждый шаг, о странном тянущем чувстве в животе и груди, когда он видит… Не так, когда просто думает, представляет. И мягкие (они же мягкие и гладкие, правда?) волосы Драко Малфоя, и длинные пальцы, которыми тот мог бы играть на любом инструменте так виртуозно…

Мерлин, это магическая горячка, не иначе.

– Гарри, очнись! Где ты витаешь? Снова мыслями где-нибудь на метле над квиддичным полем гоняешь за снитчем?

Подруга не раздражена, усмехается очень по-доброму, треплет по растрепанным волосам, а у Гарри перед глазами почему-то всплывает ехидная кривая усмешка и капризный голос, что цедит надменно: “Воронье гнездо просто, Поттер. Не пробовал причесаться? Быть может, расческу тебе подарить?”.

Моргнуть три раза, стаскивая очки, протереть стекла футболкой.

– П-прости, я не выспался просто.

– Ага, уже вторую неделю. Хотела бы я знать, чем ты таким занят по ночам… или что тебе снится.

Должно быть, это шутка, потому что девчонка хитро подмигивает, уже выбегая из комнаты. А Гарри все близоруко таращится на запертую дверь, уже слыша приближающиеся голоса соседей по комнате.

Сейчас и Малфой, наверное, уже возвращается в свои подземелья.

Змей хладнокровный.

>… …<

Еще не сегодня. Сегодня еще не рискнет отправиться следом, даже закутавшись в мантию-невидимку. Этой ночью он долго будет рассматривать сизые звезды, гирляндой рассыпавшиеся по черному-черному небу там, за окном, в вышине. Сегодня он еще не узнает, чем занят Драко Малфой в то время, как солнце гаснет в водах холодного озера, и тьма опускается на школу магии и волшебства.

Еще не сегодня.

Однажды наступит тот день, когда мальчик-который-выжил шагнет за ним следом, и поднимется, поминутно поскальзываясь на каждой ступеньке, на вершину Астрономической башни. И, быть может, увидит, как тот стоит там – потерянный, одинокий на фоне чернильного небосвода, прочерченного длинными хвостами падающих и падающих звезд. И, возможно, перед тем, как загадать желание, увидит, как облачко пара вырывается изо рта слизеринца, когда губы беззвучно сложатся в одно только слово: “Гарри”.

Быть может, ему даже хватит смелости, чтобы шагнуть вперед и обнять со спины, пряча лицо в отросшие на затылке волосы. Волосы с ароматом лунного света и звездной пыли.

И, наверное, слова будут уже не нужны.

========== Часть 17. ==========

Белый журавлик выпорхнул из холеных слизеринских ладоней и, расправив в стороны белесые крылышки, плюхнулся на стол перед лохматым и так похожим на растрепанную сову мальчишкой. Драко ухмыльнулся и дернул бровями, встречая сердитый взгляд гриффиндорца.

Мерлин, если б на Поттере не было этих дурацких очков, ослеп бы уже сам Малфой – от этого невыносимо-яркого изумрудного света. Хотя, возможно, все просто, и, когда Темный Лорд пальнул в мальчишку Авадой, она не отразилась, как рассказывал Дамблдор (что старик вообще может знать), а просто впиталась вовнутрь, растеклась по венам, по радужке – сводящей с ума зеленой отравой. Смертельной.

– Нарываешься, Малфой, – едко, раздельно, с тщательно отмеренной дозой злости. Ни унцией больше.

– Это угроза? – это почти что счастье на самом деле.

Хотя Драко не признался бы и под веритасерумом. Поттер. Он смотрит в глаза, а не насквозь, как столько дней до этого. Он злится, ведется, не отворачивается. Теплый, живой. С этими блестящими глазами и мягкими (наверняка!) искусанными губами.

– Предупреждение, – выплевывает Гарри сквозь зубы, одновременно раскрывая журавлика, и вдруг замирает. Медленно-медленно поднимает глаза. Глаза распахнутые так широко, что кружится голова.

Хлопает недоуменно своими длиннющими, как у девчонки, ресницами. Скулы розовеют, будто невидимый художник тронул осторожно их кистью. Сворачивает торопливо – до того, как вездесущий Уизел сунет в пергамент свой любопытный нос в неопрятных рыжих пятнышках. Словно мухи обгадили. Гадость.

Гулко глотает и заставляет себя отвернуться к дергающей сзади за рукав грязнокровке.

– Что ты написал ему, Драко? – Гойл тычет в бок мясистыми пальцами, вертится нетерпеливо.

– Да уймись ты, ничего важного. Всего лишь набросал портрет лучшего ловца за всю историю Гриффиндора. Ловца, валящегося с метлы в разгар решающего матча.

Слушая гаденькое хихиканье друга, Драко как-то завороженно улыбается, пока мальчик-который-непонятно-как-выжил (с этим то его слабоумием, Мерлин!) рассеянно грызет кончик пера, рождая в мозгу Драко Малфоя самые непристойные мысли…

Хмыкает, видя, что пальцы героя время от времени соскальзываю к карману мантии, куда чуть раньше мальчишка небрежно сунул его, Драко, записку.

“Ну-ну, посмотрим, Поттер. Правду ли говорят о твоей хваленой гриффиндорской храбрости”.

Сегодня или никогда.

С удивлением сжимает в кулак дрогнувшие вдруг пальцы. Пытается заглушить ехидный внутренний голосок: “Ты что, Драко, разволновался?”.

Этого еще не хватало.

〜 〜 〜

Меряет шагами запылившийся поскрипывающий пол в темной хижине. Здесь пахнет высушенными травами, почему-то волчьей ягодой и тиной. Тихо-тихо, и только голые ветви засохших деревьев царапают ставни снаружи, да ветер завывает под прохудившейся крышей.

Оборачивается на тихий шорох от потайной двери, что приоткрывается, пропуская закутанную в мантию фигуру. Поттер гасит огонек люмоса, переступает с ноги на ногу, поправляя очки. У него царапина на щеке (видимо, прилетело от Дракучей ивы, пока пробирался в потайной лаз) и волосы торчат в разные стороны, будто там бешеные пикси дрались.

– Это ты, – зачем-то говорит Драко и морщится от облегчения, звучащего в собственном голосе.

Поттер крутит головой, осматривается настороженно. Не иначе, как подвоха ждет. Действительно, это же Малфой. Вообще удивительно, что один пришел, а не притащил на хвосте грязнокровку и рыжего.

– Я. Сам же звал, – два шага вперед, почти соприкасаясь телами. Вызывая не то озноб, не то какой-то иррациональный ужас, перекрывающий дыхание. – Ты написал, что надо поговорить. Наедине. Что это безотлагательно и серьезно. Мерлин, Малфой, ты написал мне “пожалуйста”. Это, если честно, пугает. Я пришел, и я весь во внимании.

Собранный, серьезный, деловитый и важный. Малфой рассмеялся бы, если бы остались силы. Вот только ожидание высосало все жизненные соки, и он рухнул бы на пол или сполз по стене, вот только от волнения и двинуться не может.

“Драко, зачем ты это затеял все, Драко? Еще не поздно, можно просто аппарировать куда-нибудь подальше, в Запретный лес, например, или в мэнор… Хотя, какая аппарация в таком состоянии, расщепит еще, Мерлин не приведи. Можно наорать за что-нибудь или подраться… вызвать на дуэль…”

Паника захлестывает волной, накрывает с головою. Драко чувствует себя флоббер-червем, хватающим ртом ледяную воду, пока грохочущий поток уносит все дальше…

– Малфой, ты в порядке? Бледный какой-то. В обморок грохнуться собрался? Что-то случилось?

Когда Поттер оказался так близко? А его рука на плече? И эти глазищи из-под очков. Заглядывает в лицо. Встревожился. Мерлин. Не так. Не могу.

Не могу сопротивляться совсем.

– Ты. Ты, Поттер, случился, – и опять замолкает, опускает голову, зыркает на гриффиндорца из-под светлой отросшей челки, прекрасно сознавая, что румянец смущения залил бледные щеки, спустился на шею, теряясь под мантией.

– Слушай, не начинай. Ну, что опять не так? Меня эта вражда уже так утомила. Это ведь из-за того случая, правда? На первом курсе. Когда я отказался пожать твою руку. Давай все забудем, Малфой, я прошу тебя. Или хочешь с начала? Вот моя рука. Мы можем попробовать и сейчас.

И тянет раскрытую ладонь ошалевшему Драко. Тот пялится на руку как на научившегося вдруг говорить соплохвоста. Как в тумане тянется навстречу. Горячая кожа – к ледяной, как взрыв, как вспышка. Ярко-белая, беззвучная, стирающая не только память и сознание, но и миры – маггловские и магические, и все остальные, всю бесконечность.

Они приходят в себя спустя минуты или часы или недели. Один прижимает другого к хлипкой деревянной стене. Гарри откидывает голову и жмурится, позволяя чужим губам, скользнув по скулам, спуститься к шее, на плечи. Прогибается, чувствуя жадные руки под мантией.

– Др-рако… Др-рако, постой… – отрывается, переводит дыхание, утыкаясь лбом в Малфоя, а тот напрягается и моментально нацепляет непроницаемую броню. Это снобизм, надменность, ирония. Все, что угодно, лишь бы скрыть уязвимость, беззащитность и страх.

– Уже уходишь, Потти?

– Тебе обязательно все время быть таким вот засранцем? Я просто хотел предложить трансфигурировать что-то… а то тут голые стены…

И краснеет стремительно. Становится вдруг ярким-ярким, как помидор. Запинается сразу, губы кусает. А Драко сразу как-то оттаивает, выползает из своего панциря, хихикает и одновременно подтаскивает к себе, прижимаясь губами к венке на шее.

– Я даже знаю, на чем нам будет удобно, – почти мурлычет, трется о Гарри, тянет за завязки мантии, попутно оставляя следы на нежной, еще никем и никогда не целованной коже.