Текст книги "Без тебя ненавижу (СИ)"
Автор книги: Мальвина_Л
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Замолчит так же резко и внезапно, как и сорвался, смахнет едкие слезы с лица. Почувствует, как злость… нет, не уходит, лишь приглушается под касаниями этих рук, этих губ, что позволяют не забыть, но забыться.
– А твой отец… как только Люциус нас отыщет…
– Моему отцу придется смириться, Поттер. И точка. Хватит уже, я прошу. Рождество сегодня или что там? Кто обещал мне прогулку под этим снегом и горячее магловское варево с этой… корицей? Пряники какие-то там… Живые скульптуры… хотя чего в них примечательного можно найти, даже не знаю. Это, конечно, не Хогсмид… Но, в конце концов, нам еще своими руками наряжать это чудовищное дерево. Без магии, Поттер! Я даже пальцы не смогу залечить после того, как они все будут исколоты этими иголками. И я совсем не уверен, что там не таится какой-то заразы…
Малфой еще долго будет продолжать – про ценность домовиков и неприемлемость подобной вот жизни. Бережно укутает при этом своего Гарри серебристо-зеленым шарфом, натянет перчатки им в тон и шапку – до самых глаз.
– Не хватало еще, чтобы ты заболел, а мне что делать прикажешь, если бодроперцовое кончилось, да и вообще большая часть зелий уже на исходе. У маглов же не купить…. даже мало-мальски пригодных ингредиентов, где я тебе рог двурога раздобуду, к примеру?..
*
Снег тихо скрипит под ногами и падает сверху, запорошивая двух жмущихся друг к другу волшебников, один из которых даже снизошел до того, чтобы натянуть под изысканную мантию теплый свитер грубой вязки работы Молли Уизли.
“– Нет, ты же сам сказал, что нечем простуду лечить…”
“– Ты… да как ты… чтобы Малфой напялил на себя этот ужас?.. Да я скорее…”
“– А если заболеем мы оба, придется-таки пробовать магловские лекарства. Слава Мерлину, метаболизм у нас почти что не отличается, и побочные действия, наверняка будут минимальны…”
“– Дракл с тобой, Поттер… давай сюда это убожество”.
Над головами качаются лохматые белые ветки, а на пустынных улочках тихо-тихо. Так, точно за вздох до какого-то важного чуда. Так, словно прямо здесь и сейчас он настанет. Миг волшебства. Того, в которое верят лишь маглы и, наверное, маленькие дети. От которого точно крылья растут за спиной и все непреодолимые трудности кажутся пустяками.
– С Рождеством тебя, Драко.
– Счастливого Рождества.
========== Часть 43. ==========
Никто и никогда не забирался так далеко в Запретный лес. Никто и не знал, наверное, об этом месте. Кроме Драко Малфоя, что приходит сюда примерно раз в месяц на протяжении, лишь Мордреду известно, скольких лет. Приходит, продираясь через заросли едких колючек, скрываясь от стад вооруженных до зубов кентавров, не терпящих вторжения в свои владения. Однажды он наткнулся на пасущегося дикого фестрала, а как-то вдали, у кромки леса мелькнул единорог. Впрочем, может быть, Драко тогда показалось.
На самом деле это вполне обычное место – ни унции волшебства. Холодные, поросшие лишайником скалы, да водопад, что рушится вниз с ущелья, не замерзая даже в те дни, когда Черное озеро покрывается толстой коркой, как панцирем. Здесь просто нет никого – ни души, даже акромантулы не забираются в такие дебри, об оборотнях и троллях и говорить нет нужды, их логова – совсем в другую сторону, ближе к утесу. Здесь тихо так, что слышно, как трещат на морозе снежинки, и вода разбивается об острые камни далеко внизу. Здесь дышится глубже и можно не думать.
Ни о войне, в которой, к счастью, они проиграли. Ни о бежавших из страны родителях, о поместье, восстановлением которого давно пора бы заняться наследнику рода, о насмешках и перешептываниях за спиной, что не стихают даже сейчас, когда Малфой оправдан по всем статьям после личного заступничества героя, что подтвердил – да, не узнал перед егерями и палачами Волдеморта, выгородил, спас жизнь. Вот только для всей Британии так и остался – пожирателем, тем, кто предал. Тем, кто отправлял людей на верную смерть, из-за кого погибли десятки. И кому какое дело, что сам Драко ни разу…
Здесь тихо, и ветер швыряет снежинки в лицо вперемежку с ледяными водными брызгами. Здесь так хорошо, что можно сесть на камни спокойно, наложить на себя Согревающие чары. Не думать или выпустить на волю мысли совсем о другом, о запретном. Спустить с поводка.
Про невыносимо странного Поттера, обострившееся дружелюбие героя и озадаченные взгляды его неизбежных дружков при всех этих его ежедневных: “Доброе утро, Драко”, “Непременно попробуй сегодня картошку с подливой”, “Тыквенный пирог, кажется, особенно удался”, “Неужели ваш декан удосужился вымыть голову? Я потрясен”, “Знаешь, это зелье какое-то особенно невозможное, вот если бы ты…”, “Не хочешь прогуляться в Хогсмид после занятий? Эй, Драко? Да куда ж ты, ответь…”
Гарри Поттер – герой, спаситель всея волшебного мира, мессия. Дракл, да как его Мерлином восставшим не окрестили, вот уж где чудеса. Драко не то, чтобы плевать, хочется лишь разобраться, какого соплохвоста Золотой мальчик решил облагодетельствовать едва ли не главного из своих уцелевших врагов? Собственноручно вытащенного из Адского пламени и Азкабана, но это уже совсем другой разговор.
– Чего ты добиваешься, Поттер?!
Громкий голос эхом прокатится по долине и вернется назад, отразившись от скал и вспугнув попутно стайку каких-то веселых трещоток с длинными, точно стрелы, лазурными хвостами.
– Так не бывает, Поттер, ты понимаешь? Не принял мою руку, нос воротил все эти годы. Мерлин, да я столько раз пытался убить тебя, и ты ведь не меньше, столько всего с тобой натворили, а теперь… или это особая такая форма мести? Отсроченное нападение?
– Знаешь, а он говорит, что ты умный, – грязнокровка шагает беззвучно из-за деревьев и опускается рядом, деловито расправив теплую мантию. Прячет маленькие ладошки в широкие рукава и смотрит… Смотрит, как Снейп на Лонгботтома.
– К-кто? – Малфои не заикаются, и вообще… он собран, спокоен и лишь возмущен, что его одиночество столь грубо нарушила какая-то…
– Гарри, конечно. Знаешь, он все время о тебе говорит, давно уже. Курсе на пятом-шестом началось, а потом… Мы-то думали, он следит за тобой, чтобы ты не затеял чего, там пожирателей провести в замок или кого отравить, а Гарри ведь совсем не поэтому… просто бредил тобой. Помешался, да и натурально чуть с ума не сошел, когда решил, что ты с Пэнси…
– Я? Что? Грейнджер, вы там беладонны на этом вашем Гриффиндоре объелись? Дай мне просто побыть одному. У меня герой этот ваш вот уже где… Глаза б мои не смотрели.
Опустить ресницы, отгородившись от внешнего мира, не слушать, как девчонка кряхтит, поднимаясь, наверняка зыркает укоризненно. Не слушать звон в голове и тихие шаги за спиной, едва различимый шепот и чье-то сопение: “Я же говорил, Миона. Одно слово – хорек”.
“Глаза б мои не смотрели”, – конечно, Поттер. Я бы их вырвал, своими же пальцами выковырял, раздавил, лишь бы не видеть тебя. Не видеть, не помнить и… не мечтать.
“Я и не мечтаю ведь, Поттер, я давно уже не мечтаю. Совсем…”
Еще бы сделать что-нибудь с этими снами, где глаза у него яркие и зеленые с искрами смеха, руки – теплые, а губы отдают земляникой. Глупость такая несусветная, земляника – зимой, да и вообще все это… посттравматический шок после битвы, в которой он, Драко, бросил Поттеру свою палочку, ту самую, которой потом герой и…
“Уже давно не щемит в груди, когда вспоминаю протянутую ладонь, что так и повисла в воздухе, обидный смех твоих новых дружков. Я ведь тоже хотел дружить с тобой, Поттер. Тогда я всего лишь хотел подружиться. Сейчас… сейчас я не смею”.
Волдеморт давно мертв, и замок постепенно восстановили, отстроили Хогсмид, Азкабан укрепили. Вот только черное уродство на предплечье не сведет никакая магия, и эта метка, клеймо, оно не даст забыть никогда, до скончания времен…
“Кто я и кто – ты, Гарри Поттер”.
– Ты именно поэтому бегаешь от меня? Зыркаешь исподлобья и шипишь почти что на парселтанге, правда, я все равно ни черта разобрать не могу.
Драко совсем не удивляется, когда Поттер присаживается рядом и берет в свои руки его ледяные ладони. Вздрагивает только сильно всем телом. Как от удара наотмашь. Он в пропасть бы сверзился тут же, наверное, вот только герой держит крепко и смотрит, совсем не моргая. Одну ладонь прижимает к щеке.
– Ты столько себе всего надумал, Малфой. Даже не знаю, как теперь у тебя выводить мозгошмыгов. Недостоин героя? Общество осудит? Серьезно? А у героя спросить не пробовал вместо того, чтобы шарахаться по углам и забираться в мордредову чащобу?
Вода… точнее, водная пыль, она всюду, оседает в легких, пропитала полы мантии и воротник, и волосы наверняка сейчас вьются от влажности, а позже, когда действие согревающих ослабнет, заледенеют сосульками. Или уже, потому что в ушах так звенит…
– Легилименция, Поттер?
Почему-то даже нет ни злости, ни отчаяния от того, что снова пролез, все узнал… увидел и понял. Про Драко Малфоя, что давно уже не мечтает, но из ночи в ночь тянет руку взрослеющему в его снах черноволосому мальчишке в нелепых очках. И из ночи в ночь падает вниз головой, выныривая из вязкого, дурного кошмара, когда пацан касается его легким росчерком пальцев, почти до кости прожигая. Самый первый за ночь, но совсем не единственный, дальше – жарче, постыдней, невыносимее… Это всегда ты, Гарри Поттер, только ты. До рассвета. Все эти годы, Моргана спаси и помилуй.
– Зачем мне лезть в твою голову, Малфой, даже если б умел? У тебя ж на лице все написано.
Дует зачем-то на совсем холодные пальцы. Наверное, хрупкие такие сейчас, как стекло, – можно переломать по очереди, будто сосульки или замерзшие веточки… Дует, поглаживает, разгоняя благородную кровь в тонких венах.
– Сегодня Рождество, между прочим, а ты опять удрал к своему водопаду. Погода еще стала портиться, я волновался. А если бы ты выронил палочку или просто поскользнулся… и все. И никто же не знает, где ты…
– Конечно, герой, кроме тебя.
– Я волновался, – повторяет зачем-то, медленно, будто во сне, заправляя светлую прядку за ухо.
Глаза сегодня без очков почему-то. Близко-близко. Зеленые с крошечными коричневыми пятнышками, и длинные ресницы, густые. Дрожат, когда наклоняется ближе, когда выдыхает в самые – такие холодные, наверное, уже посиневшие губы:
– Ты нужен мне, Драко. Так нужен мне, не гони…
Качнуться навстречу, на миг, один только скоротечный миг позволить поверить, что иногда сны становятся явью. Поцелуй отдает земляникой и позже, быть может, Малфой даже спросит, где, мантикора его задери, он раздобыл эти ягоды посреди лютой зимы? Позже, совсем не сейчас, когда пальцы Поттера так ласково поглаживают затылок, когда снова получается чувствовать, и кровь колотится в висках, и совсем не слышно, как сердито цокает копытом серебристая лань на самом краю обрыва.
– Ты же понимаешь, что больше не сможешь бегать от меня и делать вид, что Гарри Поттера не существует?
– Можно подумать, когда-нибудь получалось, – буркнет Малфой, исподлобья разглядывая патронуса крестного.
– Кажется, нас ждет выволочка по возвращении.
– Может быть, он будет настолько шокирован новостями, что забудет снять с нас баллы и отправить на отработку?
– Северус Снейп, ты серьезно? Удивить его смогла бы разве что МакГонагалл в розовой юбке, отплясывающая на столе Слизерина. Впрочем, уверен, он быстро взял бы себя в руки. Отличительная особенность настоящего мага, Поттер…
– Гарри…
– Что?
– Мое имя Гарри. Повтори, это не сложно. И хватит ворчать, хотя бы сейчас, пока мы здесь только вдвоем.
– Еще лань Снейпа, Пот… Гарри.
– Видишь, так просто. Еще, Драко.
– Гарри. Гар-ри… Гар-рри…
Так сладко, что кругом идет голова. Земляника зимой на краю незамерзающего водопада, патронус Снейпа и руки Гарри, что уже пробрались под мантию и поглаживают так жарко, так смело, так… правильно.
– На ужин все равно опоздали, не торопись.
И по новой – с обрыва снова и снова. Нет, воздух не нужен, и какое там волшебство, если раньше, кажется, ни один и не знал, что такое – настоящая магия. Раньше – это до всего. До н е г о .
========== Часть 44. ==========
Осень почти осыпалась под ноги разноцветной листвой. Осень, которой магия никак не давала пролиться над мэнором первым зябким дождем, погрузив парк в скучную серость, загнав белоснежных павлинов в птичник, отправив мальчишек в Хогвартс – до лучших времен. Минимум, до каникул.
Хозяин поместья никогда, хоть Веритасерумом его пои, хоть Круциатусом запытай, – никогда не признает, что чертов герой не просто вытащил наследника Малфоев на себе из Адского пламени. Вернул тому смысл жизни, вручив взамен свою, как гарант. Разновидность Непреложного обета, нарушение которого карается только смертью.
Люциус Малфой смирился со многим. Например, что героический и такой тугодумный Поттер зачастил в мэнор чаще, чем в особняк на площади Гриммо. В ворчливом неряшливом домовике-бездельнике ль дело, или в зловредном портрете старухи-Вальбурги, или в общей сырости и запущенности дома? Не так уж и важно.
Главное – Драко больше не напоминает серую тень, что только и ждет приближения дементора, как искупления. И да, ради этого Люциус смирится с попранием традиций, осквернением парка мэнора разгульными игрищами, на которые, Мерлин спаси и помилуй, не каждый магл решится… И да, он и слова не скажет про безвкусную одежду полукровки, его вульгарную фамильярность и ужасную прическу. Впрочем, кажется, в борьбе за порядок на голове героя всея Британия даже магия оказалась бессильной…
Разве что… всего-то позволит себе иногда ехидно заломить бровь или бросить пару-другую вполне себе общих фраз про забвение традиций и распущенность современной молодежи, попрание правил элементарных приличий…
– Люциус, ты не забыл о поверенном в голубой гостиной? Он уже прикончил чашек пять липового чая. Боюсь, дальше объяснять твое отсутствие внезапно разродившейся на конюшнях кобылой будет не только проблематично, но и недальновидно.
– Разумеется, Нарцисса, я сейчас же приду. Не премину высказать свои сожаления. Все это так некстати… полный мэнор чужаков…
– Некстати? То есть, ты не сам пригласил мальчиков на выходные вместо того, чтобы шатались по Хогсмиду, или, Мерлин спаси и помилуй, отправились в эти притоны в магловском Лондоне, которые именуют мотелями?..
– Я иду, иду, дорогая, скажи Смиту, уже на подходе…
*
Вспышка фотоаппарата (и как отец допустил в поместье этот… примитивизм…), и Малфой-младший досадливо морщится, лениво переворачивая страницу. На нем вполне себе обычные, пусть и брендовые, джинсы, вязаный свитер, рукава которых поддернул до локтей, чтоб удобней было валяться в траве.
– Если отец сейчас выйдет в парк, его удар хватит. Поттер не дыши мне в ухо, я, между прочим, читаю.
– Конан Дойл? Меня глаза не обманывают? Может, это морок? Зачаровал очередной том по зельеварению, и пыль в глаза мне пускаешь.
Драко хмыкнет, глаза на миг закатив. По-малфоевски высокомерно, пренебрежительно. Высокомерный придурок.
– Можешь, отменяющее наложить, а я посмеюсь. Заткнись только, Мордредом заклинаю. Мне всего-то две-три страницы осталось до конца повести.
– Малфой? Ты… серьезно?.. Ух ты… обалдеть.
– Слушай, герой. Знаю, что о невозможном прошу. Но, может быть, ты соизволишь заткнуться совсем ненадолго? Пять минут.
Гарри зыркнет весело из-под челки, щелкнет кнопкой этого магловского недоразумения – пародией на нормальную колдокамеру.
– Мистер Малфой меня заавадит, если ему донесут, что я склонил тебя… Хм, врочем, склонил я давно. Но вот неволшебные книги…
– Ты такой выдумщик, Поттер, обхохочешься, откуда бы…
– Скажешь, не знал, что домовики у Лициуса за шпионов?
Смешливый, прищуренный взгляд, что тут же нырнет назад в книгу. Точно там сейчас, на этих страницах – средоточие жизни и мира.
– Не выдумывай, Поттер. И… хагридов соплохвост тебя покусай… я лишь хочу узнать, как закончится эта история про зернышки апельсина.
– Читай, читай… только за временем следи. Помнится, Нарцисса говорила про ужин на самом закате, а солнце все ниже.
– Ты продолжаешь меня отвлекать.
И нет, Гарри и вида не подаст, что заметил, как придвигается ближе Малфой, как невзначай опускает на его бедро руку, поглаживает сквозь грубую ткань, как зыркает быстро и жадно, как торопливо облизывает сохнущие губы.
… скрытный, колючий хорек.
– Что ты хотел? Я закончил?
Перекатится набок, предварительно уменьшив книгу заклинанием и бережно сунув в карман. Не дай-то Мерлин, рара увидит. Или, еще того хуже, – запачкается, порвется…
– Я просто соскучился…
– Поттер… сколько тебе говорить, что приличные люди… волшебники… Не выказывают чувства на людях, только когда за двумя закроется дверь спальни…
– … появится твой разъяренный отец и сделает то, что все предыдущие годы не удавалось Волдеморту. Ты издеваешься что ли? Да он твою честь бережет похлеще…
– Ну-ну, Поттер, я попрошу. Все же Драко Люциус Малфой – единственный наследник рода.
– Ну, уж никак не девица. И, ладно бы я на задницу твою покушался от заката и до рассвета, так ведь…
– Ты что-то имеешь против моей задницы, Поттер?
Дернется, подскакивая на ноги ловко и быстро. Точно гибкий хищник, готовый напасть в тот же миг. Даже зубы скалит похоже, щурится и едва не рычит.
Хорек в чистом виде.
– Драко… ты ведь прекрасно понял, о чем я. И… хватит уже строить из себя Слизеринского принца и обращаться ко мне, как к чужому. Если мы уж заговорили о твой заднице, мой язык побывал там, где Люциусу Малфою и не…
– Поттер!
Взвоет шокировано и глаза вытаращит так, что Гарри едва удержится от истеричного смеха. Драко тут же попробует принять независимый вид, максимально серьезный, но тон даже смягчит немного:
– Слушай, ну хватит же… У нас традиции вековые, и, если рара…
– Твой рара вчера застукал нас в беседке на дальней аллее, когда его драгоценный и единственный сын увлеченно стаскивал штаны со своего парня, не внемля протестам и призывам к разуму. А за два дня до того в твоей спальне… помнишь, тебе понравилось то лавандовое масло, и я решил размять твои плечи?..
Наверное, Драко не нужно напоминать, что было дальше, потому что матово-бледная кожа покрывается пунцовыми пятнами, точно сыпью. Отворачивается стремительно, сбрасывая руку Гарри с плеча.
– Подумаешь… Мы с тобой – гости в поместье, где жили десятки поколений, и чистокровные волшебники…
– Понял-понял, – Гарри хохотнет, пытаясь при этом выглядеть серьезным и даже смурным, как Снейп на уроке. – Никаких минетов в парковой зоне. Никакого римминга под крышей наследного дома. Никаких рук, пробирающихся под одежду, невзначай задевающих задницу, поглаживающих, касающихся тех самых чувствительных точек… Знаешь, так жаль, я как раз планировал стащить с тебя этот вот свитер, щелкнуть застежкой джинсов, приспустить… Наверное, сухие листья и ветки впивались бы в твою нежную аристократичную задницу… впрочем, не зря же мы маги, ведь правда. Я наклонился б так низко, что все волоски на твоем теле встали бы дыбом, и там, где я коснулся бы дыханием, а потом и губами, сначала скользнул бы по всей длине языком…
– Гарри Поттер! – сорванный, измученный вопль. И пальцы, что вцепились в запястье до уродливой синеватой кляксы, расползающейся по коже.
– Я забылся, прости… твой отец…
– К Драклу Люциуса, его домовиков и всех прочих… Поттер, просто заткнись… и займи свой рот делом. И руки.
Бедра напряжены и дрожат, и зрачок затопил радужку чернильной тьмой.
– Поттер?
Вздернет вопросительно бровь. Зеркалит, скотина… А сам облизывается беспрестанно и дышит все чаще.
– Гарри… Гарри… сюда иди, я рехнусь.
– Окна гостиной выходят прямо на лужайку.
– ПОТ-ТЕР-Р-Р-Р…
*
– Что-то задерживаются, не иначе как мистер Поттер опять занялся этой своей убогой игрушкой. Что за насмешка над настоящими колдо? Не шевелятся даже…
– Знаешь, Люц, я бы велела уже подавать ужин. Уверена, мальчики скоро присоединятся.
– Я только посмотрю, что там они… Мерлин Великий!
*
– Мама, прости, мы опоздали, а отец?..
– Неожиданно почувствовал усталость и непреодолимое желание прилечь. Добби отнесет ему ужин в покои. Что же, мальчики, вы стоите? Драко, садись. Мистер Поттер, как вам гостится в мэноре?
– Прекрасно, миссис Малфой… все… идеально…
Гарри почувствует, что аппетит стремительно пропадет под ехидным взглядом Нарциссы Малфой, близ беспрестанно тянущего себя за уши убитого горем домовика, близ лучащегося самодовольством и жмурящегося, точно сытый книззл, Малфоя, что время от времени незаметно опускает руку под стол, касается… все время касается… проверяет… точно закрепляет право собственности.
Точно все еще пытается… убедиться?
========== Часть 45. ==========
Комментарий к Часть 45.
С праздником вас, дорогие!
“Это обычный, самый обычный день”, – твердит себе Гарри, когда пробирается в Большой зал, на ходу отмахиваясь от наводнивших Хогвартс купидонов. Они маленькие, в половину детской ладошки, и улыбчивые. Сгибаются под тяжестью коробок со сладостями и другими подарками, тащат ворохом валентинки – багряные, пунцовые, розовые, вишневые даже. Любого оттенка красного, какой вообразить только можно.
Один испугано взвизгивает, врезаясь в Гарри на полном ходу, запутывается в непокорной шевелюре героя, и тот, по-магловски матерясь про себя, убивает с четверть часа, помогая крошечному созданию выбраться на свободу.
– Мерлин, Поттер, ты своим гнездом хвостороги, которое именуешь прической, исхитрился купидона поймать. Интересно, а в “Пророке” об этом напишут? Что, никакого шанса ни на одно поздравление? Ха, неужто даже Уизлетта в этом году не удостоила чести?.. Какая жалость… Знаешь, а ведь я мог бы, наверное, проявить великодушие и пригласить тебя в Хогсмид, чтобы Золотой мальчик не стал всеобщим посмешищем, да только вот… Может, попросишь меня?
Малфой задирает нос, пятерней приглаживая прическу, что и без того – волосок к волоску. Он выглядит до тошнотворного прилизанным и опрятным. На мантии – ни единой складочки, на рукавах и полах – ни пылинки. А в ботинки, Гарри мог бы поклясться, можно смотреться не хуже, чем в зеркало. Скулы острые, а глаза яркие, злые. Красивый… как можно быть таким потрясающим?
Мерлин… куда катятся твои мысли, герой?
Малфой, впрочем, не подозревает. Небрежно поигрывает зажатой в пальцах палочкой. И его тошнотворно-идеальный облик нарушает лишь загнувшийся краешек какой-то бумажки, что виднеется из перекинутой через плечо сумки. Не может же?..
Сердце… глупое сердца мальчика-который-Мордред-пойми-зачем-выжил, пропускает удар… Не может?..
Пергамент алый, как свежая кровь, что непременно хлынет из этого острого, все время смотрящего в потолок носа, когда Гарри приложит как следует кулаком, чтоб неповадно было, чтоб не смел, гад слизеринский, не пытался даже, мерзкий хорек…
– Я?! Малфой, правда? Я? Тебя? Попросить? Умолять, может быть? Рухнуть на колени перед тобой прямо на Зельях? Нет, ну а что, порадуем Снейпа, эту летучую мышь… развлечений-то в сырых подземельях не много. Может быть, даже серенаду спою? Устроит тебя, слизеринская морда?
У него перед глазами от злости темнеет, и алая пелена заволакивает обзор… или это все несчастный пергамент, что мозолит и мозолит глаза и вызывает желание убивать, сжать руками тощую аристократическую шею… оставляя синяки на изнеженной коже. Безобразные и уродливые, чтобы видел весь замок, вся школа чтоб знала, чтобы никто и помыслить не смел…
Руками – за ворот, сминая дорогущую модную мантию. Об стену со всей дури, сколько есть… и нет, руки совсем не дрожат, это азарт, это злость. Это ненависть такая, что никакой мочи… трясти, как тряпичную куклу, после в холодный камень вжимая. Прищурится, зашипит почти парселтангом… в лицо самое, в бледные, сжатые змеиные губы… манящие, нежные…
– Так я прошу тебя, Малфой, слышишь? Я тебя умоляю… – покажется, что маска невозмутимости треснет… как спокойная гладь озера идет рябью перед началом бури. А в серых глазах взметнется что-то… что-то, от чего сердце зайдется в припадке… тетя Петуния называла это тахикардией. Но что может магла знать об истиной злости настоящего мага?
– П-оттер… сд-дурел? – сипит как-то жалобно, ерзает, пытается сквозь камень что ли просочиться? Ему, наверное, противно и тошно, и думает, что вовек не отмоется после, запрется в ванне старост и до одурения будет тереться мочалкой… соскребать испачкавшие чистокровного касания полукровки…
Эта мысль отдается где-то в ребрах неожиданной болью, и одновременно – тяжестью приливает в паху, как только представит его – изящного, тонкого, обнаженного в той ванне-бассейне… и сразу пересыхает во рту. И тут же, как затмение, как Круциатус нежданный… еще один образ, что заставляет уронить руки безвольно и отшатнуться, неверяще глядя в бледное, растерянное лицо заклятого недруга.
Мантия, соскальзывающая с чьих-то плеч… поджарые ягодицы и красивый изгиб смуглой спины. Тихий, ласковый шепот, и тот… другой, ступающий в воду, склоняющийся к Дра… к Малфою за поцелуем.
Мерзко и тошно. Пихнуть из последних сил, краем уха услышав, как хрустнуло что-то. А потом утереть руки брезгливо невесть как отыскавшимся в кармане смятым платком. Отвлечься на запыхавшегося Рона и уже не заметить, как потемнело лицо слизеринца, как часто моргает, словно… нет, невозможно, как губу кусает до боли снова и снова, точно старается… Мерлин, ну и фантазия, Поттер, ведь это Малфой.
– Гарри, ну, куда ты запропастился? Там сейчас Симус с Дином съедят весь пирог, а я знаю, как ты его любишь. Ну же, что ты тут?.. Снова Малфой? Он что-то…
Зыркнет угрожающе, надвинется. А Гарри почему-то махнет легко, без слов говоря: “Ну его, в самом деле…”. Не придаст значения тому, как остро царапнет в груди, когда представит, как кто-то – не он – трясет, весь дух из него выбивая. Из него. Из Малфоя.
– Пойдем, Рон. Там Гермиона волнуется, я же знаю. К тому же, если пирог правда съедят…
Уводит друга вдоль пустого, такого холодного перехода, где ржавые латы и пустые портреты, затянутые паутиной, где боггарт грустно шебуршится в темном углу, и купидоны куда-то запропали все, как по команде. И так некстати опять в голову лезет тот несчастный цветной уголок из малфоевской сумки.
И нет, он не чувствует горький, потухший взор, сверлящий спину. Он знает, что так легко заблудиться в желаниях, поверить… допустить только мысль… Мерлин, глупость какая.
“Ведь я – Гарри, я просто Гарри…”
“… такой ненор-р-рмальный…”
– Чего это хорек как-то притих? Здорово ты ему навалял? Жаль я не видел, ну, да в следующий раз. Гарри, что ты мнешься? Пирог…
Мантикоре под хвост все пироги этого мира и к дементорам сразу! По полу отчего-то отчетливо тянет сквозняком, и Гарри пытается… давит в себе изо всех сил порыв, потребность даже: не спешить, обернуться… Там, сзади, какие-то шорохи, ропот, приглушенные вскрики. Тихий, размеренный голос Малфоя… и… вот бы сейчас удлинитель ушей, чтобы понять, чтоб подслушать… Всего лишь удостовериться, что не замышляет чего-то.
– Твоя палочка, Драко… – потрясенный выкрик Паркинсон взовьется над бормотанием, и тут же затихает, точно ее одернули там, позади.
– Пэнс, пустяки, успокойся, – разберет Гарри прежде, чем приходится завернуть за угол, и вот уже распахнутые двери Большого зала, что сегодня наводнен улыбками и сердцами.
И от этого тошно настолько, что понимает: не сможет в себя запихать ни кусочка, даже глоток тыквенного сока. Никак, невозможно. Не избавиться от запаха, привкуса шоколада, которым, кажется, пропитался и воздух.
Розовощекие купидоны все еще мельтешат, точно мухи в конюшне, изредка мелькают домашние совы и филины, наверняка, доставляя подарки потяжелее. Гарри благодарит небеса и Моргану за то, что ему в руки еще не упало с зачарованного неба ни одно из сердец. Вон, даже у Гермионы возле тарелки – сразу три штуки, и Рон неодобрительно косится на них и пыхтит, набивая рот пирогом поплотнее. Вот только Гарри купидоны облетают по какой-то замысловатой траектории, почти что зигзагом. Не иначе, как предупреждены пострадавшим собратом…
Дамблдор берет слово, постукивая вилкой по кубку, призывает к порядку. Кажется, или у него на шляпе то и дело распускаются лилии и анютины глазки? И это было бы ужасно смешно, если бы Гарри не боролся с желанием разломать пару скамеек или свернуть чью-то высокомерную… идеальную челюсть…
Он не пытается слушать, уже откровенно не сводит взгляда со стола слизеринцев, откуда Пэнси зыркает злобно и явно мечтает пустить в лоб Аваду, где Крэбб и Гойл переговариваются хмуро, где Забини умудряется лапать белокурую слизеринку и одновременно ослепительно улыбаться через весь зал Лаванде… где… где свободное место, как зияющая дыра, как… ошибка… где долго, так невозможно долго нет Драко Малфоя.
И не то, чтобы Гарри было до этого дело.
Ему сейчас бы просто на воздух, вдохнуть полной грудью, проветриться от этой сладости, духов, ароматов. Ему бы в спальню пробраться, к своему сундуку и лишь одним глазом взглянуть на ту карту, проверить… всего лишь убедиться, что он в порядке… не творит гадости исподтишка…
Все стихнет внезапно, а потом в зал вернутся смешки, перешептывания, стук приборов о посуду, чавканье Рона… И Гарри уже соберется было юркнуть с скамьи и быстро, незаметно… из зала. Но тут на бокал точно напротив усядется купидон, вздохнет как-то тяжко, прижимая к груди валентинку.
– Обещай, что не утопишь в кувшине с тыквенным соком и не вырвешь мне крылья. Я… я просто вестник, ты знаешь?
Говорить они не умеют, только журчат что-то там себе мелодично, а голос при этом раздается прямо у тебя в голове, и другим не понять, не подслушать.
– Но… почему ты подумал?.. Я никогда…
– Так много открыток и подарков было сегодня Гарри Поттеру. Нам… запретили… подкупили… не знаю. В итоге всего одно – для тебя. Не сердись.
Улыбнется лукаво, сверкнув очаровательными ямочками на щеках, и протянет открытку. Ярко-алую, с чуть загнутым краешком…
И это как молния, раскалывающая на части мир, горизонт, выворачивающая бытие наизнанку.
– Где он?
Сорвется с места, роняя скамью, не обращая внимания, что все замолчали, глядят пораженно, что Рон ему что-то кричит, опрокидывая на себя миску салата, а Гермиона дергает того за рукав и выглядит озадаченной, хмурой, точно забыла очень важный урок, который зубрила всю ночь.
– В дальней башне, что в восточном крыле, там почти никого не бывает… сидит на ступеньках, тоскует…
Веселый голосок в голове все тише… и тише… оборвется серебристым смехом. Не заметит… горит… горло горит, и в висках перестуком: “Драко? Как ты… как может?..”
В пальцах плотный алый кусочек картона – тот самый. Банальное сердечко с чуть смятым второпях уголком. Страшно открыть, вдруг кричалка… вдруг зашипит, укусит, или обольет ледяным малфоевским ядом… с головы до ног искупает.
