Текст книги "Без тебя ненавижу (СИ)"

Автор книги: Мальвина_Л

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– Не надо мне к Помфри, Поттер. Я здоров. А вот что это с тобой, мальчик-легенда? Таскаешь везде с собой кусок старой бумажки. Знаешь, я мог бы и лучше нарисовать.

Глаза прямо напротив – серые-серые, как порох, как кипящая сталь, как раскалывающееся молниями грозовое небо над Хогвардсом. Серые и внимательные, и там, в глубине – ни намека на невменяемость или чары.

Это что, просто спектакль был? Розыгрыш?

– Поттер, я тебя спрашиваю! Что это?!

И снова как-то осторожно встряхивает за плечи. Только сейчас Гарри замечает кусок пергамента, зажатый в тонких пальцах слизеринца. Рисунок.

– Драко… Малфой, просто отдай, ладно? Потом можешь смеяться. Но это мое.

Медленно-медленно пальцы слизеринца обхватывают протянувшуюся вперед ладонь заклятого врага. Чуть сжимает, тянет на себя, тянет ближе.

– Это то, что я думаю, Поттер? – неожиданно взволнованно, хрипло. А губы почти царапают губы, и дыхания смешиваются, сбиваются, и капельки пота блестят вдруг на коже, а на виске быстро-быстро колотится тонкая синяя жилка. – Гарри?

И собственное имя со слизеринских губ выбивает пол из-под ног, и приходится ухватиться за ворот мантии давнего врага, чтоб устоять, не рухнуть позорно перед ним на колени.

– М-малфой. Я пойду, раз тебе помощь не нужна.

Жарко. Так жарко, что хочется стянуть сдавивший шею галстук, расстегнуть верхние пуговки… или просто с разбега нырнуть в стылые воды Черного озера с позвякивающими на поверхности льдинками.

Драко насмешливо фыркает и опускает руку на пояс, притягивая ближе. Так, что ремень впивается в живот. Так, что чувствует каждый изгиб, каждую мышцу.

– Мне очень нужна твоя помощь, Поттер. Очень. Боюсь, один я не справлюсь. И никто не справится, кроме тебя, – выдохами, почти стирающимся шепотом, невзначай скользнув по губам кончиком влажного языка.

Перед глазами темнеет, и двери Выручай-комнаты проступают в стене недвусмысленным намеком.

Гарри задыхается, потому что Драко так близко, потому что так пахнет снежными ягодами, зеленым яблоком, орехами. Потому что не отпускает руку, а ведет за собой в услужливо растворяющиеся двери. Потому что обхватывает губы губами и запускает в волосы пальцы с таким жадным стоном, что отшибает сознание.

И больше нет ничего. Только Драко. Только сейчас.

========== Часть 7. ==========

Стены дрогнули, и потолок Выручай комнаты, почему-то мерцающий звездами, поплыл куда-то в сторону, когда Драко резко двинул бедрами, входя до конца, заполняя собой без остатка. Гарри выгнулся под ним, вцепляясь в плечи, оставляя на алебастровой коже темные синяки от стискивающих пальцев. Вздрогнул, когда рот Малфоя жадно впился в шею, помечая, почти прокусывая, почти до крови.

И только перезвоном, перестуком, вспышками в голове: “Еще, Драко, еще, я прошу. Ближе, ох… Мерлин… Хочу, больше хочу…”

Ни слова не срывалось с плотно сомкнутых искусанных губ, только хриплые стоны, смешивающиеся с всхлипами слизеринца. Только яркие зеленые глаза – вспыхивающие как у безумца. Только тело, что подается вперед, пытаясь слиться с другим телом – стройным, почти что изящным, впечататься в него, раствориться без остатка, исчезнуть под бледной аристократической кожей, растечься по этим бледно-голубым венам.

Позже Драко скатывается с него на мягкий ковер, ищет на ощупь пачку магловских сигарет. Одними губами выговаривает: “Инсендио”, прикуривает. Затягивается так глубоко, что обжигает губы и легкие. Он не смотрит на тяжело дышащего Поттера, что уже сел и подслеповато щурится, пытаясь найти то ли мантию, то ли белье. Россыпь засосов на плечах и шее мальчика-который-выжил в тусклом, неровном свете мерцающих тут и там свечей кажутся безобразными синяками, следами побоев.

Драко плевать. Он снова затягивается, выкуривая одной затяжкой почти половину. Не морщится от того, как в горле першит, от противного вкуса дегтя, оседающего на языке, от вонючего табачного дыма, впитывающегося в кожу. Все, что угодно, лишь бы уничтожить вкус Поттера, его запах, любое свидетельство произошедшего. Свидетельство собственной зависимости. Почти что болезни.

– Сведешь магией засосы, больше не приходи, – лениво бросает Малфой и все еще не смотрит на Гарри. Не смотрит, как тот прогибается в спине, застегивая брюки, не смотрит на ямочки на пояснице, когда тот наклоняется за рубашкой, и на обтянутую темной тканью задницу, которую пару минут назад мял своими ладонями, он тоже не смотрит. Не смотрит на острые ключицы и такие тонкие ломкие запястья. Не смотрит. Не смотрит.

– Малфой… Драко… я должен сказать. Ты прости, что только сейчас. Хотел вот в последний раз, чтобы без всяких… как прежде.

Мальчишка почему-то начинает заикаться, прячет глаза, а потом долго протирает очки полой мантии прежде, чем нацепить на нос. Драко осторожно опускает руку, чувствуя, как дрожат пальцы. Что он несет там, придурок гриффиндорский? Не может же он… или может?

– Что ты там бурчишь? Сказать нормально не можешь? Достал, – Малфой фыркает нарочито пренебрежительно и самодовольно, хотя едкий холодок ползет от затылка вниз, распространяясь под кожей.

“В последний раз”, – грохочет в голове, раскалывая череп. В последний.

– Хочу все прекратить, Др… Малфой. Не могу больше. Скрываться, искать время для встреч, чтоб не заподозрил никто. Не хочу. Не хочу больше ничего, – бормочет и губу зачем-то жует, а еще смотрит из-под своих черных ресниц с какой-то отчаянной надеждой, мольбой, и зелень глаз, что Драко так часто видел подернутыми туманной дымкой желания, кажется, выжигает в груди все. Как Адское пламя. Подчистую.

Мальчик-легенда наигрался? Знаменитый Гарри Поттер устал от своей чистокровной игрушки? Нашел новый объект для внимания? Драко по привычке нацепляет маску холодной брезгливости, дергает плечом, пытаясь не замечать, как медленно, очень медленно что-то умирает внутри, и грудь будто заполняется пустотой, черной и вязкой, как небо над Астрономической башней в бурю.

Хочется заткнуть уши, чтобы не слышать, не слышать, не слышать. Проще снять наушники на уроке Стебль и сдохнуть от воплей горластых мандрагор, чем…

– Ладно, – бросает лениво и тащит в рот новую вонючую палочку, чтобы хоть чем-то занять руки, что уже тянутся к шрамоголовому идиоту, чтобы стиснуть, прижать, не отпускать.

– Ладно? – Поттер лохматый и смотрит так беззащитно, потеряно даже. Часто моргает, а потом кивает сам себе, будто отвечая на незаданный вопрос.

– Ладно. Это ты удачно придумал. Однообразие приедается, Поттер, не так ли?

Слизеринец лениво потягивается и поднимается (змей грациозный), одевается не спеша. Брюки, рубашка, галстук, мантия…

– Н-ну… я пойду? – как-то задушено шепчет мальчишка и в ответ на равнодушно дернувшееся плечо опрометью бросается прочь. Двери захлопываются, и ворвавшийся в распахнувшееся окно сквозняк ледяным выдохом гасит все свечи, а Драко опирается на стену и медленно сползает на пол.

Глаза щиплет так сильно, будто в них попали брызги одного из ядовитых зелий Снейпа. Драко все дергает и дергает слишком туго затянутый узел галстука, что больше напоминает удавку. Его знобит и трясет, и он думает – может быть, просто шагнуть на окно… Нет, не затем, всего лишь глотнуть обжигающе холодного воздуха, прочистить мозги.

А в голове набатом, отповедью только одно: “Гарри, Гарри, Гарри… чертов Поттер. Ненавижу”.

>…<

– Гарри, что случилось? Гарри, да что с тобой?! – Гермиона встревоженно трясет за плечо, пока ее друг бездумно тычет вилкой в тарелку, даже не глядя на ее содержимое.

Сычик пикирует из-под потолка, стараясь резко не терять высоту и донести, наконец, письмо до владельца как следует, но рушится прямо в блюдо с выпечкой, сметая по пути кувшин тыквенного сока.

Гарри рассеянно моргает, стряхивая бурые капли с рукава мантии, будто не замечает поднявшегося переполоха, не слышит привычных уже смешков и бормотания лучшего друга. Он так старается прогнать из памяти въевшееся в подкорку, в сознание зрелище и насмешливый голос, что не замечает, просто не видит, не чувствует пристальный взгляд из противоположной части Большого зала. Серый-серый, как жидкое серебро, такой же блестящий, холодный. Пропитанный болью, как песок на берегу Черного озера – стылой, тяжелой водой.

– Гарри? – Гермиона наклоняется ближе, чтобы друг расслышал ее через поднявшийся хохот и гвалт, – Гарри, ты такой бледный. Знаешь, ты лучше выглядел даже тогда, после Тайной комнаты и сражения с Василиском и сам-знаешь-кем… Ты точно не заболел? Будто дементора увидел…

Дементора? Гарри хмыкает, стараясь не всхлипнуть. Если б дементор. Это было бы так просто и больше не страшно, совсем не больно. Уж лучше бы стражник Азкабана на самом деле наведался в Хогвартс и высосал из него душу… Хотя что там высасывать? С этим прекрасно справился Малфой. Безо всякой магии даже.

Гарри думал, что сможет, Гарри привык считать себя сильным. Гарри так устал от тайн и недомолвок. Устал, что Драко приходит, берет и уходит, даже не оглянувшись. Устал от насмешек и колкостей даже после наполненных всхлипами и стонами ночей. Даже слизывая испарину с его подрагивающих плеч, хорек умудрялся оставаться хорьком. Скользким, юрким и хищным. Гарри был уверен, что справится. Так просто – закончить, разорвать, поставить жирную точку, раздирая пергамент пером.

Был уверен, что получается, почти сутки прошли. А потом просто увидел их в коридоре. Забини вжимал Драко в стену, а тот так красиво откидывал голову, подставляя свою белую шею жадным губам, так изгибался и громко стонал… И все вокруг вдруг стало таким расплывчатым, мутным. Гарри подумал, что запотели очки, растерянно стянул с переносицы, принялся протирать полой мантии, уронил. А потом Драко прохрипел уже ставшее ненавистным имя, и Гарри просто ушел. Сбежал без оглядки, рухнул на скамью за стол Гриффиндора, да так и застыл. Будто в зеркале Василиска увидел.

>…<

– Драко, отлипни ты уже от меня. Он не смотрит, слышишь? Не смотрит. Уткнулся в тарелку носом и пыхтит, – Блейз дернулся, пытаясь отцепить от своей мантии руки лучшего друга, но тот вцепился так крепко, что сделать это, видимо, можно было лишь разодрав ткань. – Драко, мы выглядим идиотами.

Малфой дернулся, будто выныривая из какого-то магического транса. Пихнул Забини так, что тот чуть не свалился с лавки, зашипел сквозь зубы:

– Ты сказал, что он смотрел там, в коридоре. Что он видел, что его задело. Забини, я тебя хвостороге скормлю…

Блейз насмешливо вскинул брови, быстро спрятал пробивающуюся ухмылку. Только озорно блеснувшие черные глаза выдавали истинные чувства слизеринца.

– А ты крепко запал, правда, Драко? Взял тебя Поттер за жабры. Сам, наверное, не знает, как крепко держит. Эй, не дергайся, дурень. Я на твоей стороне. Смотрел твой Поттер. Пялился так, я думал, в обморок грохнется. Но что дальше, Драко, придумал?

Малфой нахмурился, задумчиво откинул со лба белую прядь. А потом завис, глядя, как Поттера куда-то уводит грязнокровка, как-то приторно-ласково поглаживая по рукаву и шепча что-то на ухо.

И чувство, будто Оглушающее кто-то кинул исподтишка.

– Ничего. Просто, Блейз, ничего. Он решил все закончить. Он правда устал. Надоело. Видишь, с Грейнджер милуется. Похер, ты понял, Забини?! Насрать!

Выкрикивает последнее слово так громко, что оборачиваются не только слизеринцы, но и студенты других факультетов. Испуг, недоумение, насмешка, любопытство, вялое равнодушие – в этих взглядах смешалось так много всего. И так пусто на самом деле. Бессмысленно. Жалко. Он не замечает, как Блейз отодвигает недоеденный пудинг, как выбирается из-за стола и быстро уходит.

В голове такая мешанина, что поспорит даже с худшим из зелий Лонгботтома, даже с того урока по Зельеварению, когда Поттер…

Драко Малфой, ты – хуже девки Уизли, этой рыжей веснушчатой…

Драко… Драко, что ты творишь?

>…<

– Гарри Поттер, сейчас ты расскажешь мне все без утайки, и даже не смей увиливать, ты понял?

Голос Гермионы оглушает, прокатываясь по коридорам школы, отскакивая от каменных стен. Она тащит его за собой по лестницам, коридорам и переходам, даже не удосуживаясь убедиться, поспевает ли друг.

Тычками, чуть ли не пинками заталкивает в какую-то комнату. Гарри близоруко щурится, не сразу соображая, где они оказались…

– Гарри Поттер, какая встреча. Такой милый, такой взъерошенный, – призрак выпрыгивает прямо из центрального умывальника и раскидывает руки, лезет обниматься.

– Миртл… Элизабет, мы не…

– Нет-нет, разумеется, вы не побеспокоили. Я всегда рада гостям. Как у вас с Драко? Он такой грустный сегодня, больше часа просидел в ванне старост. Какой-то бред бормотал, думала, расплачется, как девчонка, представляешь? Его что, кто-то обидел? Знаешь, Гарри, ты должен приглядывать за своим парнем. Я, конечно, понимаю, что это Малфой, но он ведь твой…

Девчонка призрак вдруг замолкает, переводя взгляд с пылающих ушей мальчика-который-выжил на лучшую ученицу Гриффиндора, что, кажется, захлебнулась воздухом и может лишь хлопать ресницами, недоуменно пялясь на друга.

– Гарри? Малфой?..

– Герми, Миртл несет какой-то бред, я тебе сейчас все… – лихорадочно тараторит, краснея еще сильнее, пытаясь спрятать глаза под очками, кутаясь в мантию, жалея, что это не мантия-невидимка.

– Поттер! Вот где ты, – дверь распахивается, впуская смуглого и какого-то шального слизерница. – Я тебе, гаду, все кости переломаю, если не сделаешь что-нибудь прямо сейчас.

Сцена ревности? Гарри выдыхает, опуская ресницы. Пусть. Пусть делают, что хотят. Он устал, так устал. В конце концов, можно перевестись в Дурмстранг…

– Блейз, я знаю, что теперь вы с Малфоем, ты можешь не беспокоиться…

– Да, правда что ли?! – Забини чуть ли не взвизгивает, заставляя Гермиону попятиться, а Плаксу Миртл – испугано вздрогнуть и взвиться под потолок, – а я беспокоюсь, знаешь ли. Пиздец как беспокоюсь за лучшего друга. Какого Дракла ты сделал с Драко, что он вынудил меня лизаться с ним средь бела дня возле Большого зала и вообще места себе не находит? Он так плох, что Золотой мальчик решил бросить его, как сломанную игрушку? Не ожидал от тебя, Поттер, не ожидал…

Затыкается, когда Гермиона шагает вперед, оттесняя его от Гарри плечом. Целится палочкой.

– Отойди от него. И… Блейз, объясни уже, что происходит.

“Может, я просто сплю?”, – вспыхивает вдруг в голове. – “Сплю и вижу какой-то ужасно неправильный сон. Но скоро наступит утро, и морок развеется…”

Будто проваливается в какую-то яму, где нет ни звуков, ни мыслей, ни образов, только тянущая грусть, скручивающая внутренности в узел. Приходит в себя, как от удара, улавливая окончание тирады слизеринца:

– … бросил его, оставил, ты понимаешь? А Драко совсем свихнулся, только что на стены не лезет. Скоро в Мунго упрячут, и все из-за Поттера вашего. И что он в нем только нашел?

– Гарри Поттер! – голос девушки звучит обманчиво-мягко, даже вкрадчиво как-то, но по чуть сузившимся глазам Гарри понимает – дело плохо. – Если ты сейчас же не объяснишь мне, как ты решил разгребать это дерьмо, клянусь, я обездвижу тебя Ступефаем и сама отволоку к Малфою.

Если бы все было так просто. Если бы… Гарри вздрагивает, вспоминая лениво-скучающий свинцовый взгляд и равнодушную фразу: “Однообразие приедается, правда?”.

– Ему все равно, и у него теперь Блейз, – цедит из себя кое-как, давясь словами, как жаброслями, даже чувствуя вкус тины и песка на языке.

Забини закатывает глаза (этому на Слизерине специально что ли обучают?) и выплевывает презрительно, демонстративно не глядя на Поттера:

– Грейнджер, вот скажи, он правда такой тупой? Или, быть может, вообще умственно-отсталый?

– До Гарри просто туго доходит, – Гермиона вздыхает и ее глаза так решительно вспыхивают, когда она шагает к другу, что Поттер невольно отступает, но сзади – только холодная стена, из которой время от времени высовывается любопытная голова заплаканного призрака. – Ничего, сейчас мы с тобой, Забини, это быстро исправим.

>…<

Драко вертит в пальцах вилку, тихо злясь на себя за то, что вообще приперся на ужин. Есть не хочется, а лицезреть все эти рожи… Правда, Забини как провалился, и Поттер с новой подружкой запаздывает, но кому какая…

Додумать он не успевает, потому что слева на лавку плюхается запыхавшаяся грязнокровка, улыбается мило и как-то лукаво что ли.

– Добрый вечер, Драко. Что, кусок в горло не лезет?

И столько в этой фразе участия и одновременно веселья, что Малфой стискивает пальцы, лишь бы не воткнуть злосчастную вилку в руку девчонки.

– Грейнджер, отстань, – шипит почти парселтангом, хотя отродясь не умел, это ведь знаменитый Гарри Поттер… Мерлин, Драко, ты можешь не вспоминать о шрамоголовом ублюдке хотя бы один вечер? Взять и забыть…

Гермиона Грейнджер за столом Слизерина. Это вызвало маленькую сенсацию, учитывая, как прекратились разговоры, как звон приборов о посуду стал тише, сколько взглядов обратилось к ним – сразу от учеников четырех факультетов.

“Какого черта, Грейнджер?”, – спросил бы Малфой, если бы не было настолько плевать. Просто насрать. Просто… да делай что хочешь. Подняться, уйти в свою спальню, отгородиться от всех Заглушающими…

Но он не двигается с места, потому что в этот самый момент на пустующее место справа как ни в чем ни бывало опускается Поттер и тянется к кувшину с тыквенным соком. И тишина в зале повисает такая (даже хлопанье крыльев под потолком почему-то смолкает), что Драко явственно слышит грохот собственного сердца о ребра.

Соберись, размазня.

Вздергивает бровь, делая вид, что не смотрит в сторону экс-врага, экс-любовника, несостоявшегося друга… Накалывает на вилку что-то из собственной тарелки, закидывает в рот и тщательно жует, вообще не чувствуя вкуса. Словно кусок пергамента.

Гарри ерзает рядом, пытаясь делать это незаметнее. Почему-то дышится легче, когда Драко понимает: волнуется. Эта гриффиндорская скотина волнуется и переживает, и, может быть…

Теплая ладонь робко касается колена под столом, и Драко вздрагивает, роняя вилку. Оттолкнуть, отпихнуть, плюнуть в лицо. Да что он о себе возомнил… Опускает руку, чтобы потихоньку (им же не нужно шокировать всея Хогвартс, не так ли?) осуществить задуманное. Но тонкие пальцы тянутся к его пальцам. Несмело, трепетно, нежно. И сердце пропускает удар, а ладони потеют, и хочется долбануть Авадой, вот прямо сию же секунду, чтобы не смел издеваться, играть, чтобы…

– Прости меня, Драко, – шепчет мальчишка, все еще глядя прямо перед собой. У него даже губы не шевелятся, но Драко слышит, как если бы голос звучал прямо в его голове. – Я не должен был, не хотел. Я же решил, что для тебя как игрушка, которая вот-вот сломается. Думал, тебе все равно. И в мыслях не было… не смел и мечтать, понимаешь?..

Драко медленно выдыхает, аккуратно отодвигая тарелку. Гарри трет виски, снимает и снова надевает свои дебильно-круглые очки, губу кусает.

– Не молчи, ладно? Никто не услышит. Я просто… не могу без тебя. Никак не могу, не получится. Уж думал и в Дурмстранг перевестись, но так еще хуже. Скажи что-нибудь? Или все неправда, и у тебя с Блейзом и правда… Но он…

Малфой наконец-то разворачивается к нему, смотрит едко и пристально, с какой-то отчаянной злобой.

– Ты и правда такой идиот, – наклоняется, опаляя жарким шепотом ухо, невесомо трогает мочку губами. – Теперь каждый завтрак, обед и ужин ты будешь сидеть здесь, понял?

И, дождавшись ошалело-счастливого кивка, запускает пальцы в лохматые темные волосы на затылке. А потом трогает обветренные, искусанные губы губами в полной, почти космической тишине. Целует прямо посреди Большого зала. При всех. Не скрываясь.

========== Часть 8. ==========

– Ма-альчик мой, внимательнее. Посмотри, видишь что-нибудь? Ну же, не молчи, мы все хотим знать…

Гнусавый дребезжащий голосок Трелони пробивается сквозь плотный и громкий гул в голове. Драко моргает с усилием, отодвигаясь от подернувшийся мутной мглой хрустального шара. С подозрением смотрит на ерзающего на соседнем стуле Забини. Его рук дело? Или, может быть, шуточки Пэнс? Точно не Гойла, слишком уж туп, но…

– Ми-илы-ый, – Трелони пищит рассерженной пикси, вынуждая почти половину класса, скривившись, зажать уши. – Не хочешь поделиться с нами видением?

Видением?.. Драко глотает насухую, гоня от себя вид припухших губ и больше обычного взлохмаченных вихров на голове, и глаз таких задумчивых под стеклами дурацких круглых очков, и тихий-тихий шепот раскаленной иглой под свод черепа: “Люблю тебя. Только тебя и люблю. Всегда… Драко…”.

Наверное, Сивилла бормочет что-то еще, потому что Блейз незаметно пихает под партой локтем, призывая очнуться. Драко вздрагивает, испуганно отдергивая пальцы, которые зачем-то прижимает к губам, все еще, кажется, хранящим фантомный вкус…

– Не было никакого виденья. Я просто задумался, – и опрометью – прочь из класса, от ехидных шепотков, из-под насмешливых взглядов, подальше от одного единственного – ярко-зеленого, чуть рассеянного и задумчивого.

Не смотреть, не видеть, как щурится в немом подозрении, как закусывает невольно губу, не помнить… забыть, что он знает… уже знает их мягкость… их вкус.

Мерлин, да что же такое-то…

>… …<

Зелья.

Драко умудряется почти расплавить котел под монотонное бормотание Снейпа, все время спотыкаясь взглядом о лохматую макушку и поблескивающие тревожной зеленью глаза из-под нелепых очков.

Эти взгляды снова и снова. Робкие, осторожные, быстрые, как мечущийся над квиддичным полем снитч.

Какого боггарта ты пялишься, мальчик-который-выжил? ЧТО. ТЕБЕ. НАДО?! Во имя Мерлина, Поттер.

Быть может, – в больничное крыло к Помфри? Какая-то настойка или зелье. Но как объяснишь? Нелепое видение из хрустального шара на Прорицаниях? Из шара, который всегда привык считать не больше, чем глупой стекляшкой. Видение, что теперь преследует и наяву, заставляет дрожать пальцы и мысли путаться клубком тех самых странных лиан из оранжереи Стебль. А еще губы пересыхают и трескаются от желания…

Желания попробовать наяву.

И будто кто-то незримый (или скрытый под мантией-невидимкой?) все время будто шепчет прямо в затылок. Шепчет и шепчет хрипловатым как ото сна голосом: “Драко. Дра-ако”.

Гарри Поттер, как же я тебя ненавижу.

Почему Темный Лорд так просчитался и не смог покончить с тобой раз и навсегда? Еще тогда, годы и годы назад?

Это было бы почти счастье – Хогвартс без Поттера. И его, Драко, жизнь без вечных стычек и ехидных насмешек? Без непожатой руки. Без ярких немигающих глаз близко-близко, когда сгребает за ворот мантии, прижимая к стене, когда смешиваются дыхания, и раздраженное шипение сливается воедино, как губы в поцелуе.

Хогвартс без Поттера. И сразу без перехода зачем-то – острая ноющая боль и странная тянущая тяжесть где-то внутри.

Драко морщится, прикусывая губу. Просто это было бы очень скучно. Пресно и серо.

>… …<

Хогсмид.

Наверное, он выбирается из Хогвартса, потому что за стенами замка – настоящая метель воет раненой хвосторогой, и холодно так, что зубы выбивают дробь, а тело коченеет и моментально теряет чувствительность.

Долго бредет сквозь вьюгу, потом давится кислым сливочным пивом в “Трех метлах”, зачем-то заглядывает в “Сладкое королевство”, но быстро сбегает, заметив прижимающуюся к Забини Пэнси.

Не до них сейчас. Вот совсем.

В маленькой лавочке с древними свитками и пыльными книгами с истончившимися хрупкими страницами пахнет воском и пылью. А еще здесь так тихо, что звенит в голове, и Драко выдыхает, прислоняясь затылком к одному из стеллажей. Можно поискать здесь те самые книги по трансфигурации, о которых рассказывал отец, а еще легенды про древних драконов, что когда-то, еще в детстве, слышал от крестного… Можно попробовать просто не думать о том самом…

Том самом, что шагает из-за угла, потирая рассеянно свой легендарный шрам и совсем не глядя по сторонам, потому что налетает грудью прямо на Драко, сбивая с ног, впечатываясь всем телом.

Руки по инерции обхватывают худое тело врага, на секунду прижимают. И Драко больше не дышит. Совсем.

– Малфой, – испуганно, с вызовом, вздергивая подбородок. И так похож на топорщащего крылышки крошечного дракончика, что хотелось бы смеяться, если бы так не ломило пальцы от желания сомкнуть на этой смуглой шее и давить, сжимать… гладить, ласкать, пока не закроет глаза, пока не выдохнет его имя гортанным стоном…

Отшатывается, отдергивая руки, пряча дрожащие пальцы в карманы мантии. Цедит высокомерно:

– Чего тебе, Поттер?

А тот близко-близко и пахнет так, что Драко дуреет. Пахнет чернилами, какими-то травами, и самую чуточку (почему-то) – лакричными палочками. Губы искусанные, припухшие, и весь он так близко, что можно рассмотреть каждую пору на коже, каждую по-девчоночьи загибающуюся черную ресничку, каждую черточку на радужке.

– М-малфой, т-ты ч-чего? – Драко не понимает, почему вдруг начинает заикаться этот гриффиндорский придурок, как вдруг обнаруживает свою руку, разглаживающую чужую мантию на плечах, скользящую по груди, подцепляющую кончиком пальца пуговку на рубашке…

Мерлин всевышний, может быть, Забини незаметно подлил Дурманящей настойки в тыквенный сок за завтраком, а он не заметил?

Поттер дышит рвано и глубоко, а потом чуть качается вперед. Так, что сухие губы на мгновение, не больше, прижимаются к губам, и словно молнию пускают вдоль позвонков, и колени слабеют. И сил хватает только на незаметный шаг назад, чтобы исчезнуть в серебристом вихре аппарации.

>… …<

Хогвартс.

Ветер на галерее пугающе завывает, темные тени по углам кажутся затаившимися Пожирателями, что нагрянут в школу со дня на день и сравняют все тут с землей. Каким-то чудом продрогшему слизеринцу удается не заорать, когда одна из этих теней действительно отделяется от стены, преграждая дорогу.

– Ты никуда не пойдешь, пока мы не выясним все, – хваленая львиная храбрость, безрассудная отвага в действии.

Драко гулко глотает, опуская ресницы.

Уйди, Поттер, просто уйди. Пока я могу, пока я держусь.

– Поттер, исчезни, – звучит как-то просяще и жалко. Кривится брезгливо, но мальчик-легенда, кажется, не замечает. Или игнорирует. Будто ему просто плевать. Будто все это – так же естественно и легко, как сигануть на спину гиппогрифу и умчаться на нем за облака…

– Драко…

Имя, выговоренное этими губами, как удар бладжером в спину с размаха. Выбивает мысли и воздух, почти лишает сознания.

Поттер, уйди…

– Мне не могло показаться, и ты сейчас не сбежишь. Не после того, как я в ледышку почти превратился на этом сквозняке, не после того, как ждал… Не надеялся даже, но ждал.

Что там лепечет этот очкастый придурок?

– Мне не могло показаться, – повторяет упрямо, ступая ближе. Почти что вплотную.

И правда замерз, как-то отстранено думает Малфой, чувствуя чужие пальцы, скользящие по шее. Но дыхание на губах – обжигает. И губы, Мерлин, губы… лучше, чем в видении. Вкуснее, ближе. Настоящие.

И в голове плывет от касаний рук, поцелуев, от громкого захлебывающегося шепота куда-то в краешек рта. Сводящего с ума, пьянящего, заставляющего сомневаться в реальности происходящего: “Только тебя, Драко, всегда… Не смел… и не думал. Ну же, Драко, ответь. У тебя сейчас сердце из груди вырвется, так стучит”.

“А ты поймаешь, ты же ловец”, – крутится какая-то глупость на языке, и Драко зарывается-таки пальцами в темные волосы, раздвигает языком искусанные губы.

А другая рука хватается за плечо, будто пытается удержаться, не дать улететь высоко-высоко. Та самая рука, которую Гарри Поттер однажды, давно-давно, отказался пожать.

========== Часть 9 (Джордж/Фред) ==========

Комментарий к Часть 9 (Джордж/Фред)

Джордж/Фред

– Последняя ночь, братишка. Вряд ли мы выберемся из этой переделки живыми, будем судить трезво, – Фред усмехнулся невесело, привычно запуская пальцы в волосы брата – чуть мягче его собственных, мягче и ярче на каких-то полтона.

– Язык тебе вырву, Фредди, – буркнул Джордж и потянулся к губам, будто и правда собираясь осуществить задуманное.

Каменные стены, нависающие, давящие в темноте тайного прохода за одной из статуй замка, в который раз за последние минуты вздрогнули и одновременно будто горько так застонали. Откуда-то сверху посыпалась пыль, какая-то дрянь, напоминающая штукатурку, засохший помет летучих мышей, прочий мусор…

– Защитный купол, Безухий. Похоже, он на последнем издыхании, еще пара минут, и…

– Трусишь, братишка? – Джордж тихо засмеялся, безотчетно притягивая близнеца все ближе, стискивая все крепче. – Мы справимся, Фредди, я обещаю. Мы справимся, слышишь?

У его губ вкус мела, пыли и каких-то орехов. Поцелуй получился легким, почти целомудренным, почти невесомым. Как призрачное касание крыльев бабочки, вспорхнувшей с покрытого росой цветка у Черного озера на рассвете. Как тем утром, когда они впервые ночевали не в собственной спальне и всю ночь до рассвета пили друг друга. Пили, не в силах насытиться, не в силах оторваться друг от друга, не в силах разжать сплетенные пальцы или разделить сплетенные тела. Одинаковые до ужаса, страха, до абсурда и непонимания.

– Ты никогда мне не врал, – прошептал Фред, и в ломком голосе не было вопроса, – лишь страх пополам с тревогой, что отдались у Джорджа в груди ноющей болью. – Обещай, что не бросишь. Обещай мне выжить, Безухий. Можешь оставить где-нибудь второе ухо, если приспичит, но обещай мне пережить эту ночь.

Улыбка близнеца ярче, чем солнце тем утром над озером. Солнце, что выползало из стылых вод медленно и лениво, лаская бледную кожу спящих братьев теплыми лучами.

– Эй, ты чего? – ерошит ласково волосы, целует торопливо холодные скулы и прижимает к себе, прижимает.

– Если с тобой что-то случится…

Фред не успел закончить, хотя близнец и так все понял без слов, потому что их чувства – это их лица, это отражение в зеркале, это единое целое.

Грохот такой, будто рухнуло небо, расколовшись на части, рухнуло, погребая под собой Хогвартс, сметая вековые стены, будто солому, кроша огромные каменные блоки в невесомую пыль.

– Вот и все, – серый шепот и пальцы, стискивающие ладонь, впился ногтями до крови, выдохнул быстро и рвано. – Начало конца.

– Да что с тобой, Фредди?!

Джорджа мелко трясет, и хочется надавать брату оплеух, хочется схватить в охапку и аппарировать куда-то подальше, на другой конец мира, хочется впиться в губы губами и пить, глотать его ужас, отчаяние, безысходность.

Забрать себе его боль.

– Я чувствую, Джорджи. Прости, просто чувствую, вижу. Эту бледную тень, что стоит за спиной, нависает и дышит холодом в шею. Он пришел за мной, понимаешь?

– Дурак! – слабый шлепок по щеке, и тут же губы принялись зацеловывать место удара, будто извиняясь, успокаивая, моля. – Никогда не говори больше такое. Ты же знаешь, чувствуешь. Фредди, я не смогу. Даже думать не хочу. Все будет хорошо, слышишь? Я не позволю…