Текст книги "Без тебя ненавижу (СИ)"

Автор книги: Мальвина_Л

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Взмах палочкой, и бесформенная рухлядь у дальней стены трансформируется в широкую кровать с дюжиной круглых подушечек. Она затянута мягким зеленым покрывалом и выглядит тут, как… как выглядел бы, наверное, Хагрид в большой гостиной Малфой-мэнора…

– Так лучше? – шепчет в самое ухо, прихватывая мочку губами, поглаживает спину, опуская ладонь ниже. И ниже.

– Я… я кресла имел ввиду или стулья… Т-ты же п-поговорить хотел? Драко? – заикается и краснеет все сильнее и кажется таким очаровательным, что хочется тискать и целовать, пока не потеряет сознание, пока не взмолится, пока не запросит о большем.

– Я тебя хотел, Поттер. Всегда только тебя. Так что, к боггарту разговоры, – рыкнет Драко, опрокидывая гриффиндорца на кровать.

“В следующий раз, пожалуй, выберем Выручай-комнату”, – мелькнет в голове, когда Поттер прогнется, помогая ему снять мантию.

========== Часть 18. ==========

Ему снится полет и свобода, ветер в лицо и абсолютное счастье, что пахнет морем и солью. Ему снится журчащий смех и серебристый взгляд без привычной искристой насмешки. Вместо этого – какая-то щемящая нежность, от которой теплеет в груди. И пальцы на губах. Вкус лакричных леденцов, а еще тех диковинных ягод, что оставляют на языке привкус снега и пряных трав.

– Поттер, проснись! Сколько можно дрыхнуть?! Давай, подъем, – насмешливым шепотом прямо в ухо, выдергивая из пряной неги в реальность слизеринской спальни, ломая иллюзорный мир, как тонкий лед, едва-едва сковавший гладь Черного озера после недолгой оттепели.

Гарри приоткрыл один глаз и попытался спихнуть с себя друга, уже беспардонно забравшегося на кровать и устроившегося задницей прямо на его ногах.

– Драко, свали.

Дернулся, скидывая с себя наглое белобрысое чудовище. Еще такое сонное, растрепанное, домашнее. Малфой хохотнул и завалился прямо на Гарри, придавливая к матрасу. Сжал запястья так, что не шелохнуться.

– Просыпа-а-айся, мой спящий принц, – хихикнул, прихватил зубами за ухо, откровенно дурачась. Мазнул щекой по щеке. Светлая челка хлестнула по глазам, смешалась с черными, топорщащимися как совиные перья, прядями.

Гарри задохнулся – не от того, что чужое тело так сильно давило на грудь, лишая доступа воздуха, не от аромата тех самых ягод, не от сыпанувших по коже мурашек. И даже не потому, что затянуло в эти глаза – так неподвижно, так внимательно всматривающихся, будто пытающихся считать со зрачков какие-то тайные знаки. Просто… просто спросонья.

Драко выдохнул шумно, смачивая губы кончиком языка. Непривычно-неуверенно пригладил волосы, которые ни одна живая (да и неживая, впрочем, тоже) душа не видела в таком беспорядке.

– Вставай, говорю. Скоро на завтрак. А потом мы собирались прогуляться до Хогсмида. Или ты опять все забыл? – зыркнул как-то напряженно и странно, сполз с друга неловко, будто засмущался внезапно. – Давай, шевелись. Все уже в гостиной собрались.

Дыши, Гарри, дыши. Несколько глубоких вдохов, чтобы привести мысли в порядок, выгнать сквозняком эти странно-болезненные недомыслии, предчувствия. Но получается только еще больше пропитаться запахом Малфоя. В голове плывет и пульсирует, как тогда, после шального полета на Клювокрыле. И даже откинуть одеяло, чтобы встать, никак невозможно, потому что… потому что…

Чертов Малфой.

Щурится близоруко, судорожно соображая, куда дел эти треклятые очки.

– Акцио, очки Гарри, – как-то хрипло выдыхает Драко, ловит небрежно, как снитч на тренировке по квиддичу. Помогает надеть. – Так лучше? Дракл, Поттер, ты эти стекляшки все время теряешь. Давно б согласился на корректирующее зелье. Отец тебе тысячу раз предлагал.

– Сколько можно об этом? Уже надоело.

Голос глухой и какой-то хриплый не то ото сна, не то от возбуждения, что огненной лавой разлилось по телу, и думать получается лишь об одном. Не думать даже. Представлять, прокручивая мысленно снова и снова. На самом деле, все просто, и стоит только добраться до душа, выкрутить ледяную воду на полную…

– Святой и скромный Гарри Поттер, конечно, – ворчливо буркнул Малфой, закатывая глаза. – Я вот никак не пойму, как тебя в Слизерин занесло? Ты же вылитый гриффиндорец.

– Шляпа колебалась вообще-то, – неохотно выдавил Гарри, признаваясь, кажется, впервые, за все годы в Хогвартсе.

Как-то так получилось, что лучшие друзья ни разу не подняли тему Распределяющей шляпы, никогда не говорили про тот, самый первый из дней, когда их дороги могли разойтись в разные стороны. Дороги, что в итоге привели к общей спальне, общим проказам и шалостям, общим книгам, общим мечтам, общим каникулам даже – в огромном и недостижимо прекрасном мэноре, больше похожим на самый что ни на есть волшебный дворец. И даже эльфам нашлось место на страницах той сказки.

– Да ладно?! – вытаращился Драко, снова забираясь на кровать. – И ты все это время молчал? Друг называется. А как она сделала выбор в итоге? Ну, шляпа.

– Спросила меня, – пожал плечами и сразу поморщился, вспомнив, какая гулкая, оглушающая тишина окутала Большой зал, когда Распределяющая шляпа, закончив неслышный для других диалог, хихикнула (почти взвизгнула на самом деле) невероятно довольно: «Слизерин».

– Охренеть. А почему ты не выбрал Гриффиндор, как все того ждали? Ты же и вправду какой-то святой, Поттер. А тебя вдруг потянуло в логово змей.

Гарри помолчал и попытался отвернуться, чтоб скрыть расползающийся по скулам румянец смущения. Что он должен сказать? «Ты был первым, кто захотел быть моим другом»? «Тебе не важна была моя слава, там, в магазине мадам Малкин. Тебе важен был я. Простой неудачник Гарри. Просто Гарри. Такой же, как все. Ненормальный».

– Поттер? Ты там Обезъяза втихую хлебнул? Отвечай на вопрос. Гарри?.. Эй, ты чего?

Перевернул осторожно, скользнув ладонями по острым ключицам, стер незаметно влажную дорожку на скуле.

– Гарри, в чем дело?

– Из-за тебя. Все из-за тебя, ясно?! У меня никогда не было друга, ни единого, а ты… Не смеялся, не издевался. Я был тебе интересен. Просто неудачник Гарри Поттер, понятно? Ты же не знал, что я тот самый волшебный ребенок. Мальчик-который-выжил… Мерлин, да лучше бы сдох.

Драко моргнул ошарашено, пялясь на друга, как на заговорившую вдруг хвосторогу. Не просто заговорившую – принявшуюся декламировать стихи на одном из мертвых языков.

– И чего разорался, как незрелая мандрагора? – буркнул польщено и сгреб вдруг щуплого мальчишку в охапку, прижал к себе, запыхтел куда-то в ухо. – Конечно, не знал. Было плевать, кто и зачем. Просто увидел и понял, что вот он – ты. Как будто я знал тебя с самого детства, с рождения. И тут встретил. И это никуда не делось и не денется, понял? Ты для меня – самый важный.

Гарри зажмурился, обмирая, неловко (в который уже раз за это утро) отпихнул от себя Малфоя. Прижал ладони к щекам, что пылали, словно тот отхлестал его по лицу.

– Ну, что снова не так?

Не понимаешь, да? Не видишь. Не чувствуешь, что творишь?

– Завтрак уже, а я еще не собрался. Блейз и Пэнси нам головы поотрывают, если опоздаем к раздаче почты. Забыл, какой сегодня день?

Постарался, чтоб голос звучал ровно, но Драко зыркнул настороженно и дернул головой, чтобы челка упала на лицо, пряча выражение глаз. Хитрый слизеринский хорек. Скользкий, как змееныш.

– Так и быть, собирайся. А я их там задержу. Мы же не можем допустить, чтобы Пэнс прочитала все твои валентинки? Уверен, твоими стараниями у купидонов сегодня много работы. Видел, как на тебя рыжая Уизлетта таращится или та чернявенькая из Равенкло? Как ее, Чжоу? Или близняшки Патил… Кто там еще?

Почему-то последняя фраза не прозвучала насмешкой. Драко оглянулся задумчиво от дверей, отрешенно (будто думая о другом) разглядывая уже выбравшегося из-под одеяла мальчишку в одних только черных боксерах, облепившись бедра так плотно…

Будто вспомнив что-то (или очнувшись), выскочил в коридор.

– Потти, не копайся только, ладно? – проорал уже из гостиной, гудящей как растревоженный улей диких пчел, на который они как-то набрели в Запретном лесу, выслеживая детенышей кентавров по какой-то прихоти Драко.

Становясь под ледяные упругие водные струи, Гарри прикидывал, успеет ли перед завтраком улизнуть от вездесущего друга, чтобы пробраться в совятню и отправить то самое признание. Всего одно. Для одного.

А потом будь что будет.

========== Часть 19. ==========

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? Гарри?

Гарри Поттер, усиленно делающий вид, что страшно увлечен поеданием пудинга, который больше размазывал по тарелке, вздохнул, откладывая вилку в сторону. Перевел глаза на подругу, что все еще (кажется, очень даже напрасно) считала их парой.

Джинни вздохнула, глядя в огромные виноватые глаза за поблескивающими стеклами очков.

“Быть может, все не так, как показалось? Быть может, я не так поняла? Это ведь Гарри. Он бы сказал, если… Сказал бы? Но… что если, это был кто-то еще? Кто-то под обороткой…”

– Джинни? Что-то случилось? – хрипло выдохнул мальчик-который-выжил и опять попытался отвернуться, будто не осталось сил смотреть на ту, которую весь Хогвартс называл его девушкой.

“А называли ли вас на самом деле парой, Джинерва, или ты все благополучно придумала себе сама?”

– Скажи, что сейчас мне все мерещится, и Малфой не прожигает нас этим своим странным взглядом.

Не преувеличила даже, потому что хорек и правда смотрел. Так смотрел, будто решал неразрешимую дилемму – немедленно воткнуть свою палочку кому-нибудь из них прямо в горло или просто проклясть? Вот только к привычной ядовитой ненависти примешивалось что-то еще. Горечь, обида, боль.

“Скажи, что мне померещилось утром там, возле Выручай-комнаты, Гарри. Скажи, что это не ты выходил из дверей, не тебя он поймал на пороге и целовал так голодно, будто насытиться не мог. Так нежно… Так, как Малфой не должен уметь. Это же Малфой – мерзкий хорек, холодный слизеринский змей. Скажи, что это не ты стонал так пошло, не ты терся о него всем телом и, кажется, готов был лечь под него прямо там. Снова…”

Гарри вздрогнул, мазнул странно-больным взглядом по столу слизеринцев, завис на пару мгновений, будто взглядом там зацепился за что-то. А потом вздохнул и опустил голову, чуть ссутулив плечи.

– Я не понимаю, о чем ты. Это же Дра… Это же Малфой. Он вечно пялится и что-нибудь замышляет, – побормотал Поттер и прикусил губу, почти втянул голову в плечи.

Врать он так и не научился. Впрочем, как и скрывать свои чувства. Джинни почувствовала, как мальчишка замер, буквально застыл, будто она не пальцы его только что ладонью накрыла, а Ступефаем как минимум шибанула. Быстро и виновато зыркнул за стол соседнего факультета. Постарался деликатно высвободить ладонь.

– Так не может продолжаться, ты понимаешь?

Уныло кивнул, и черная прядка соскользнула на лоб, прикрывая легендарный шрам. Джинни вдруг представила, как ночью Малфой пропускал эти волосы сквозь пальцы, как прижимался губами ко лбу, как целовал эти губы, вкус которых она уже начала забывать.

– Мы могли бы обсудить все сегодня в “Трех метлах”. Гарри, я все еще твоя девушка, и мне не нравится, что…

Грохот рухнувшего на каменный пол металлического блюда заглушил ее слова. Впрочем, парень и без того, казалось, не слушал, с каким-то немым отчаянием, переходящим в ужас, наблюдая за стройной фигурой слизеринца, пробирающегося к выходу. Платиновая макушка уже скрылась за высокими дверьми, а он все еще таращился в пустой проход. Показалось, или таким испуганным Поттер не казался даже тогда, в Тайной комнате, сражаясь с Василиском?

– Думаешь, он что-то опять замышляет?!

И снова – ни слова в ответ, только рассеянный расфокусированный взгляд. Кажется, он честно попытался сосредоточиться, вспомнить, что она все еще здесь и все же ждет ответа на какой-то вопрос, который (Джинни Мерлином поклясться была готова) и не слышал-то даже.

– Что? Ты о чем? – и снова оглянулся туда, к выходу из Большого зала, с какой-то надеждой.

“Гарри Поттер, ты был бы смешон, если бы это был не ты. Не ты, не Малфой. Мерлин, Джинерва, на что ты надеешься до сих пор? Ведь все и так ясно… Но, что, если…”

– Ты снова зациклился на Малфое? Это из-за… из-за того-кого-… из-за его повелителя? Неужели хорек принял метку?

– Что ты говоришь такое? – замолк, понимая, наверное, что чуть не сорвался. Продолжил уже спокойно и ровно. Холодно. – Джинни, прости пожалуйста, я должен срочно идти. Совсем забыл, что профессор Снейп велел спуститься в его лабораторию перед Зельями…

И кубарем скатился с лавки, ринулся мимо затихших сокурсников, под удивленными взглядами преподавателей, даже не замечая, что Северус Снейп, к которому он так вдруг заторопился, брезгливо поджал губы, разглядывая одного из самых раздражающих своих учеников с возвышения учительского стола, как один из наимерзейших ингредиентов для кого-нибудь отвратительного зелья.

– Джин, все в порядке? Куда это Гарри так заторопился? Быстрее он только от бладжера улепетывал на прошлом матче с Хаффлпаффом, – прошамкал Рон с набитым ртом и снова уткнулся в тарелку, даже не дождавшись ответа.

Гермиона кинула сочувствующий взгляд, но предпочла промолчать. Слава Мерлину, близнецы ничего не заметили, а то издевок и насмешек потом не оберешься. Хотя, рано или поздно все откроется. Если только она не ошиблась…

Сейчас или никогда, Джинерва Уизли.

>… …<

Она крадется по коридору, даже не представляя, куда податься, где могут быть эти двое. Скорее всего – каждый в гостиной своего факультета. А она, Джинни Уизли, просто больная, параноидальная…

– Драко. Ну, пожалуйста, Драко… – в отчаянном знакомом шепоте дрожат едва сдерживаемые слезы, и Джинни чуть не падает, спотыкаясь. А потом, оглядевшись, забирается за тяжелые скрипучие доспехи древнего рыцаря, что подвернулись тут так кстати. – Я не знаю, как сказать, что мы с ней не вместе. Ведь ты же сам запретил говорить всем о нас. Война и Волдеморт. Ты прав, никто не должен узнать. Но, Драко, я не могу… Это невыносимо вот так, украдкой, как воры.

Что-то грохочет в голове, перед глазами плывет. Джинни вцепляется пальцами в стену и думает как-то отстранено: он никогда не говорил ТАК с ней, Гарри Поттер. Никогда в его голосе, фразах, словах, не было столько страсти, отчаяния, потребности…

– Я не подписывался смотреть, как ты тискаешься с Уизлеттой, Поттер. Тайно там или не тайно, а идиота из себя делать я не позволю.

Джинни жмурится и изо всех сил трясет головой. Может, все просто, и это всего лишь какая-то шутка Фреда и Джорджа? Опоили, заколдовали, зашвырнули ее в какую-то жуткую параллельную реальность? В мир, где Гарри влюблен в своего давнего школьного врага. В мир, где этот враг отвечает ему с привычным холодным высокомерием, не в силах, однако, скрыть ломающую голос боль. И она знает – если отважится выглянуть из своего укрытия, увидит опущенные плечи и серебристые глаза, вглядывающиеся в зеленые с безмолвной надеждой, почти умоляющие…

– Драко, ну что ты такое говоришь? Давай, я схожу с ней сегодня в Хогсмид, все расскажу, объясню. Да успокойся ты, не про нас. Объясню, что чувств нет, что она хорошая, но для меня как сестра. Всю правду скажу. Я же только тебя люблю, глупый. Я же сдохну, если и дальше так… Я только твой. Ты мне веришь?

Каждое слово как пощечина, злая насмешка. И что-то так сильно жжет под веками, а перед глазами темнеет. И далекая, нереальная фраза, как из-под воды, как с того света. Как будто боггарт выбрался из этих самых доспехов, замораживая ужасом.

– Не верил бы, давно бы проклял. Придурок.

И влажный звук поцелуя, и тихие стоны, перемежаемые неразборчивым шепотом, обещаниями, всхлипами. И Гарри снова и снова объясняющийся в чувствах тому, на кого она и смотреть то без презрения не могла. Все эти годы. И мерзкий Малфой, куда-то растерявший всю свою напыщенную надменность, непривычно беззащитный. Влюбленный?

– Мой, Гарри? Только мой? Обещаешь?

– Чей же еще? Конечно же твой. Навсегда.

Голоса стихают, удаляясь вдоль коридора. А Джинни еще долго стоит там, откинув голову на твердую холодную стену. В доспехах шебуршится кто-то. Может быть, тот самый боггарт. Но больше не страшно. В голове пусто – ни единой мысли не бьется. И под ребрами пусто. И даже не больно.

Не больно.

Не больно.

========== Часть 20 (Джордж/Фред) ==========

Комментарий к Часть 20 (Джордж/Фред)

Джордж/Фред, преслэш (сегодня будет несколько зарисовок с ними в честь ДР близнецов Фелпс)

– Джорджи? Ты со мной не разговариваешь? С самого экспресса молчишь. Что-то случилось? Хэй, только не говори мне, что ты влюбился в ту девчонку, что строила нам глазки всю дорогу. Как ее? Джонсон?

Таращит глаза, причмокивает глупо, пытается за весельем спрятать сжимающую горло тревогу. Все, что угодно, лишь бы подавить, затоптать эту тень, что незримо легла между ними. Как невидимая глазу преграда. Кажется, протяни к брату ладонь, и она упрется в твердый прозрачный барьер, а Джордж и головы не повернет, не заметит.

Холодный. Почему ты вдруг стал таким вот холодным?

– Тебя матушка чем-то расстроила? Там, на платформе? Или, может быть, Перси снова достал?

Снова молчанье, лишь раздраженно дернет плечом, когда брат попытается все же коснуться, ободряюще сжать. Сердце быстро-быстро колотится вдруг о ребра, кажется, пуская по ним тонкую паутинку трещинок.

Недоумение, обида, тревога смешиваются в странное зелье, что заполняет изнутри, путает мысли, мешает думать хоть сколько-то разумно.

– Если ты и дальше будешь молчать, я уйду. Слышишь, Джорджи? Один уйду летать на метле или к Ли с тарантулом его поиграть… Если…

– Вот и вали к своему Ли и его мохнатому чудищу, – выплевывает ядовито, даже не повернется, упорно сверлит взглядом стенку, будто это последний номер того журнала для взрослых, что они перед отъездом в школу видели в Косом переулке у “Флориш и Блоттс” и непременно разглядели б получше, если бы матушка не управилась с книгами до обидного быстро.

А у Фреда в горле щекочет, и будто лопаются стягивавшие плечи проржавевшие цепи, и хочется взмыть вверх на метле, как во сне, как будто он вдруг стал лучшим загонщиком за всю историю школы, как мечтал, будто удалось подкинуть Рону паука в постель и не быть оттасканным за уши мамой…

– Так ты из-за Джордана все это устроил? – на всякий случай шепотом, осторожно, будто пробуя носком туфли потрескивающий лед, стянувший гладь Черного озера. Будто не в силах, не смея поверить, что так просто, что такая вот ерунда…

Джордж стреляет злым взглядом из-под нахмуренных бровей. Такой рыжий, солнечный, что хочется просто свалить на кровать и щекотать, пока по щекам не побегут слезы, пытаясь смыть золотые веснушки. Щекотать и держать в ладонях дергающееся, отбрыкивающееся тело, кусать за выступающие ключицы и плечи, хохотать во все горло…

– Давай, вали к нему, облизывай этого его отвратного паука. Можешь даже в комнату к нему переехать. Я, знаешь, не против.

Спина прямая, как древко от метлы. И глаза яркие, злые. Колючие, как застывшие на ветру сосульки из слез.

– Мерлин, Джорджи, ты так меня напугал. Мозгов – не больше, чем у нашего Ронни. Ты что такое устроил? Думаешь, у меня может когда-нибудь быть друг ближе тебя? Или считаешь, матушка никогда не может нас различить, лишь потому, что мы близнецы? Дело ведь не в одинаковых лицах…

– Тебя Ли не потеряет? – все еще колко, с обидой, отдающей горькими травами и соленым ветром. Но плечи уже не так сутулятся, и льдинки тают там, у зрачков.

– Иди он к Мордреду, этот Ли вместе со своим пауком. Хватит фыркать, Джорджи, я лишь уговаривал его одолжить это чудище на денек, чтобы сделать нашему братцу сюрприз…

– Мама с тебя шкуру спустит, если Рон от испуга заикаться начнет. Или заставит все следующие каникулы гонять вокруг Норы садовых гномов, провались они… – буркнет брат, все еще пытаясь дуться, но уже заражаясь азартом новой проказы, уже выстраивая в голове сотни новых планов…

– Знаешь, иногда ты хуже тупого горного тролля, – шепнет Фред куда-то в висок, обнимая брата за плечи.

Пряное солнце в волосах, привкус леденцов и черники. Взмокшим лбом – в худое плечо, пальцами – в шелковистые пряди.

Джордж не отвечает, шмыгает носом, все сильнее вжимаясь в близнеца. Трет покрасневшие глаза и лишь шепчет хрипло и сбито:

– Фредди, мой Фредди.

Дело не в одинаковых лицах и не в общей крови, даже не в том, что один начинает говорить, а второй продолжает, подхватывая. Что-то еще, о чем знают лишь двое. Как додумывать начатую близнецом мысль, чувствовать своей ладонью жар свечи, к которой второй подносит руку, слышать, как стучит его сердце в оглушающе тихой и такой холодной ночи. Сжимать его пальцы, протягивая руку к соседней кровати, когда до рассвета не спится. Утыкаться носом куда-то в подмышку и слушать тихое ворчанье, что опять стащил все одеяло.

“Тебе своей кровати мало, Рыжик? Лягался всю ночь”

“От Рыжика слышу. Ты же знаешь, как плохо сплю без тебя. Плохо без тебя”

Порознь – как осколок. Обломки зеркала, что не собрать воедино никаким Репаро. Никакой магией, зельями, травами…

С самого детства – только вдвоем. Никакой магии не надо. Только брат. Только вдвоем.

========== Часть 21 (Джордж/Фред) ==========

Комментарий к Часть 21 (Джордж/Фред)

Фред/Джордж, фоном Драко/Гарри. диалог-история

инстаграм:

Джордж: https://pp.vk.me/c639521/v639521352/a679/hmie2c5B7UA.jpg

Фред: https://pp.vk.me/c639521/v639521352/a724/ts4BAPo1dX4.jpg

– Говорил я Поттеру, что любовь его рыжих дружков к магловским хреновинам плохо кончится. Но разве меня кто-нибудь послушал? Папаше своему потом спасибо скажешь, Уизли. Он же вас в это втравил.

– Опять ядом брызжешь, Малфой? Завидуешь что ли? Очень удобная штука, знаешь ли. Эти телефоны.

– Ага, и та штука, куда вы с твоей копией складываете эти пародии на колдо. Мне Гарри показывал. Убожество же.

– Твою унылую консервативность, Малфой, не смог искоренить даже мальчик-который-выжил. Не пойму, что он в тебе нашел.

– Возможно, у него больше мозгов, чем казалось? И, как оказалось, вкуса тоже.

– Ты в курсе, что тебя терпят лишь ради Гарри? Но, знаешь, возможно, сегодня я сделаю исключение и чуть подпорчу твое смазливое личико. Парочка гноящихся язв весьма гармонично дополнит картину. Как думаешь?

– Палочку спрячь. На твоем месте я бы вообще не угрозами раскидывался, а поспешил найти брата. Кажется, он очень и очень подавлен из-за каких-то колдо в этой вашей штуке. Она у вас одна на двоих что ли?

– Нет, у каждого – своя. Отец подарил на прошлое Рождество. Какое колдо, Драко? О чем ты?

– О, испугался?! Давно бы так, Уизли. Откуда я знаю, какое? Твой двойник как-то не удосужился доложить. Но то, что я видел мельком, возможно связано с той картинкой, где ты пялишься на грязнокровку так, будто вот-вот завалишь прямо там. И даже мантию не снимешь. Серьезно, Уизли? Грейнджер?

– Может, тебя снова превратить в хорька и выпустить где-нибудь в Запретном лесу? Эти твари, которых тайком подкармливает Хагрид, будут счастливы…

– …с другой стороны, чего он так дергается, правда? У самого вон портрет этой чернявенькой вашей охотницы.

– Ан-нджелина?

– Да боггарт их разберет, Уизли. Они все какие-то у вас в вашем львятнике одинаковые. Ума не приложу, как Поттера угораздило на первом курсе сцепиться со Шляпой и отговорить ее от Слизерина. Эй, ты чего такой бледный? Обиделся что ли?

– …

– …Уизли? Джордж! Мерлинова борода, куда поскакал-то, как ужаленный? Так и предупреждай их, придурки неуравновешенные.

>… …<

– Ну, ты чего? Фредди, глупый мой. Какая Гермиона? О чем ты вообще? Неужели не веришь?

– А ты? Фотография Анджелины, подумаешь. Она же наш охотник и капитан команды. Наслушался придурка Малфоя. Надо Гарри сказать, чтобы принял меры. Да и ты тоже хорош… Это еще Рон ваше с Герм фото не видел. Совсем обалдел?

– Ревнивый, да? Не надо, прошу тебя. Нет и не будет никогда. Никогда. Я умру скорее, понимаешь? На кого ни смотрю – не вижу. Только ты перед глазами. Красивый…

– Да уж, покрасивее тебя буду, чучело безухое. Иди сюда, соскучился так, что в груди болит.

* губы соленые с привкусом уже невидимых слез. глаза чуть покраснели, а сердце под пальцами выстукивает нервную дробь: не отдам. не отдам. не отдам *

========== Часть 22 (Джордж/Фред) ==========

Комментарий к Часть 22 (Джордж/Фред)

Джордж/Фред

«Торжественно клянусь, что замышляю только шалость!»

Рука в руке, бегом до потайного прохода. Слыша тихий радостный смех близнеца, впитывая его пряный запах, его лучистую улыбку.

Люблю.

Свериться напоследок с картой. Шаркающие шаги Филча затихают за поворотом, любопытный Пивз свешивается вниз головой с огромной люстры, раскачивается, выплевывая грязные малопонятные ругательства.

– Бр-ратцы Уизли! Мерзкие оборванцы. Куда собрались, сладенькие?! Филч, Филч, где тебя носит, мерзкий ты сквиб?! Твои тут побег готовят. В подземелья бы их, в кандалы, как в старые добрые годы…

– Брысь отсюда, несчастный! Или от Барона давно не улепетывал? Так он сюда направляется…

Хлопок, и полтергейст исчезает, взорвавшись в воздухе пригоршней шутих. Джордж хихикает, и его пальцы на плечах брата сжимаются, поглаживают, не то успокаивая, не то приободряя, не то просто делясь нежностью.

– Если нас застукает Снейп, пары сотен баллов Гриффиндор точно не досчитается, и тогда не видать в этом году факультету победы.

– Не застукает, – возражает близнец и прерывает сам себя звонким мелодичным смехом, как тонкий перезвон колокольчиков.

Мерлин, я так люблю тебя, братишка.

– Могут и исключить.

– Если бы я не знал тебя, подумал бы, трусишь. Фредди, боишься чего-то?

Глаза голубые, прозрачные, и кажется, что там, в глубине расходится туман, как утром над рекой в лучах первых солнечных лучей. В месте, что они нашли давным-давно, еще на первом курсе.

Безбрежное поле – море колышущейся на ветру травы, и там, за зеленящейся нивой – плещущиеся холодные волны, что так ласково опутывают тело, когда голышом ныряешь с берега в глубину, а потом под водой ищешь на ощупь губы брата. Дышать – друг за друга, сплетаться руками и ногами, сливаться телами. Как в первый раз, как в последний.

Чего я могу бояться, дубина? Если вот он ты – такой теплый и домашний, солнечный. Твои манящие губы и желанное тело, так послушно изгибающееся в руках.

– Почему маглы никогда не ходят сюда? Так красиво…

Когда первый порыв страсти стихал, они купались, ныряли, барахтались на глубине, пока не синели губы, а кожа не покрывалась пупырышками. И только потом выбирались на берег, валялись на солнышке, лениво накладывали друг на друга согревающие чары. Бездельничали, разглядывая белоснежные облака с розово-лазурными отсветами, что проплывали в высоком небе.

Иногда трансформировали их в гиппогрифа или мантикору, хвосторогу или огромного недовольного садового гнома…

– Жаль, что нельзя зачаровать этот уголок так, чтобы холода никогда не пришли сюда. Кажется, еще дней десять, и трава засохнет, и дождь уже не будет легким и освежающим, превратится в серую муть, разведет здесь мерзкую слякоть.

– Почему мы не можем? – Джордж перевернулся, устраиваясь подбородком на животе близнеца, лизнул языком. – Мы не такие уж плохие маги, братишка.

– Это мир маглов. Не думаю, что подобное чудо они не заметят. А с нас потом директор три шкуры спустит, и отцу прилетит. Угроза магическому миру и бла-бла-бла…

– Мы могли бы придумать что-то еще… Маскирующие чары для посторонних…

– Еще подумаем, братишка. Пора возвращаться…

И снова назад – по тайным проходам Хогвартса, поминутно сверяясь с картой, а потом долго целуясь в пыльных сумрачных переходах уже ноющими губами, прижимаясь друг к другу, даже сквозь мантии чувствуя жар такого необходимого, такого родного тела.

Запирающее – на двери их спальни. Одна кровать на двоих под темным тяжелым балдахином. Уже сонное сопение близнеца куда-то в шею, взмах палочкой перед тем, как отрубиться до утра и тихий шепот в сторону мгновенно трансформирующуюся в кусок старого пергамента карты:

«Шалость удалась!»

И чувство, что так будет всегда. В мире, над которым не нависла темная угроза. В мире, где Том Реддл никогда не рождался.

========== Часть 23 (Альбиус) ==========

Комментарий к Часть 23 (Альбиус)

Скорпиус/Альбус

– Дай попить пацану, – слышит он на вторые, уже кажущиеся бесконечностью, сутки, когда его спихивают небрежно на землю, стаскивают с головы вонючий мешок, вынимают кляп изо рта.

Его сгибает пополам, и он почти утыкается лбом во влажную землю, отхаркивая кровавые сгустки. Язык распух и больше напоминает кусок пересохшего мха, и в горле скребет, а губы растрескались. Кто-то прижимает флягу ко рту, и чистая родниковая вода течет в горло, и даже получается шевельнуть пальцами связанных за спиной рук.

– Развяжи его, – холодно, хлестко, как удар хлыстом, как рассекающая воздух плеть, как свист у виска отравленного жала…

Дергается было вперед, забывая и про связанные руки, и про затекшие от долгой неудобной позы ноги. Шипит сдавленно от боли и лишь вскидывает на недруга взгляд – яркий и сочный, как спелые зеленые яблоки в мэноре.

– Малфой.

– Ну, здравствуй, Альбус. Скучал?

Глаза серые, будто порох, цепкие. Смотрит внимательно, въедливо, жестко. Ухмыляется криво. Так, что хочется съездить по аристократичному лицу кованым ботинком, ломая этот идеальный нос, оставляя на острых скулах рваные раны. Так, чтобы рубцы остались навсегда, так, чтоб никакой магией не залечить. Так, чтобы помнил, ублюдок…

– Ненавижу. Сука… как же я тебя ненавижу, – дергается, бьется в путах, не замечая, как веревки снимают тонкую кожу, не чувствуя, что кровь уже сочится по запястьям.

Скорпиус цокает языком укоризненно, смаргивая спрятавшуюся где-то под густыми ресницами боль. Едкую, как очередное варево Снейпа, которым так часто пичкали в детстве – от простуды и магической лихорадки, для общего укрепления и выносливости…

– Прости, малыш, ничего личного. Но ты не обручишься с этой девчонкой, я не позволю. И если надо будет спрятать тебя от всего магического мира до конца нашей жизни… Что ж, так и будет.

– Ты псих, Скорп, ненормальный.

Равнодушный смешок и вспыхивающие на мгновение серебристым глаза, а еще пугающая нежность – и в мимолетных касаниях, и в этих неподвижных бесячьих глазах. Сумрачных, как туманное утро.

– Я просто слишком люблю тебя, Ал.

Уже распутывает веревки, отпихнув подальше хмурого, заросшего щетиной сквиба, что зыркает из-под кустистых бровей, но не вмешивается, лишь изредка бросая вопросительные взгляды на Малфоя, а потом и вовсе уходит к стреноженным лошадям, бормочет там что-то невнятно.

Гладит ласково вдоль запястий, стараясь не касаться свежих ран.

– Прости, я не могу залечить, магия здесь не работает, да и палочек нет, чтобы не отследили. Придется по-магловски…