Текст книги "Без тебя ненавижу (СИ)"
Автор книги: Мальвина_Л
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
========== Часть 1. ==========
– Драко! Дракл тебя подери, Малфой, открой долбаную дверь, или я ее вынесу!
Кожа горит, будто снегом натерли. Ледяной водой в лицо так, чтобы пальцы заныли, чтоб онемело до бесчувственности, чтобы, хоть кинжалом режь, – не почувствуешь.
Что же это? Зачем?
Малфой, соберись. Мать твою, Драко.
А этот за дверью уже не колотит, скребется домовиком зашуганным.
– Драко, открой. Ну же, прошу.
Сгинь, мальчик-герой, любимец всея Хогвартс. Сука, просто уйди.
– Это ничего, Драко, слышишь? – сиплым шепотом, не громче, чем бормотал там, на верху Астрономической башни, зарываясь пальцами в волосы, что и сейчас топорщатся в разные стороны совиными перьями.
А в зеркале отражается кто-то чужой. Не он, не Драко Малфой, – кто-то жалкий, убогий. Не иначе, как кто-то из этих грифиндорских неудачников заклятье наложил. В этом все дело.
Губы такие яркие, припухшие, и вкус этот все еще на языке – сладкий с кислинкой, немножечко снежных ягод и горьковатая клюква. Мерлин, Поттер, как можно жрать столько ягод?
Жалкий.
– Давай поговорим?.. Драко, не молчи. Двери открой. Я не уйду. Драко. Если ты куда-то трансгрессировал, я… Мерлином клянусь. Мы же оба… Малфой! Я слышу, как ты дышишь. Драко.
Слышит он, ага. Куда ты без своих чар, Поттер?
Рванет галстук с шеи, чтобы не задохнуться. Голову – под ледяную воду, так, чтобы за шиворот бежало. Потому что жжет, горит, полыхает.
Сгинь, просто исчезни.
А в висках, в затылке настойчивым звоном: “Мы же оба, Драко. Мы оба…”
Мы оба хотели.
А там, на самой макушке башни, где, казалось, ветер хватал за полы мантии и костлявыми ледяными руками изо всех сил сталкивал в пропасть, там, наверное, просто выдуло мозги.
Это все мозгошмыги, их влияние, не иначе. Их тупые, убогие штучки.
Холодными пальцами невольно – по все еще ноющим губам. И шепот, срывающийся шепот Поттера в голове, и руки, что теребили волосы, пробирались под одежду, поглаживая разгоряченную кожу, и его, Драко, стоны, что, срываясь с губ, разбивались о блестящий и черный купол неба, нависающего над башней, – твердый, холодный, как огромные грани черных алмазов.
“Гарри, – выдохом-всхлипом, – Гарри… …”
Нелепый порыв, смешная оплошность. Дракл… Даже какой-нибудь магл не облажался бы так вот… С этим выскочкой.
Поттер.
И длинная темная челка падала на лицо, а круглые очки хотелось стянуть и сбросить с башни – прямо в снежную круговерть, чтобы не мешали видеть, как эти глаза заволакивает дымкой желания. Глаза зеленые, как первые листья весной.
Громкое дыхание за дверью. Удаляющиеся шаги. Ровно четыре с половиной.
И почему-то сердце там, под ребрами, замирает. Прислушивается будто.
– Не думал, что Драко Малфой такой трус.
В два прыжка – до двери, почти срывая с петель. Ладонью – за шкирку, сминая мантию в кулаке. В стену с размаха – так, чтобы клацнула челюсть и искры – из глаз.
Как смеешь, полукровка, со мной, с Драко Малфоем?
Но Поттер лишь смотрит и даже слова не скажет. Смотрит – такой необычно беззащитный без этих очков, что все же остались где-то там, на ступенях Астрономической башни. Ресницы густые, загнутые, как у девчонки. Не моргает. И дышит через раз. И хочется приложить руку к груди, чтобы почувствовать биение сердца.
– Поттер, – сорванным хрипом сквозь ненависть, отвращение, забивающее горло прогорклым дымом и слизью.
А этот смотрит куда-то на шею – как нервно дергается кадык Малфоя. Или как метка распускается малиновой розой там, где эти грязные губы касались его шеи. Касались, вгрызались, почти пожирая…
– Ты меня Гарри называл – там, – неясный кивок, не требующий уточнения. И пол плывет под ногами, и пальцы соскальзывают, уже поглаживая зачем-то гладкую кожу в распахнутом вороте, самыми кончиками – по шее и вверх, нажимает на губу – припухшую, мягкую.
Мерлин, да ты разума просто лишился, Драко Малфой…
Не соображает, не думает ни о чем, вжимая это тело собою в кажущуюся такой хлипкой стену. Путаясь пальцами в завязках мантии, вбирая, глотая срывающиеся с губ стоны и бессвязное бормотание, касаясь оголенной кожи, умирая, рождаясь и распыляясь на атомы одновременно. Одуревший, свихнувшийся от желания, от плавящего вены сумасшествия, от отключившегося рассудка.
Потом, все потом.
– Скажи мое имя, Драко, – тихо, просяще, трогая губами ухо, пуская волны жара по и без того дрожащему телу.
– Гарри, Гарри, Гарри… – срывая одежду, отшвыривая сомнения и ледяное спокойствие, которого лишился давно. Так давно. Из-за мальчишки со шрамом на лбу, из-за рук, отключающих сознание, и губ, выдыхающих его имя. Так, что он мог бы кончить только от этого голоса.
“Драко”
========== Часть 2. ==========
– Хочешь помочь?
Смотрит прямехонько в зеркало, завязывая свой нелепый галстук. Драко думает: “Лучше бы удавку смастерил”. Для него или себя. Или для обоих сразу.
– Ты знаешь, чего я хочу.
Щекой невзначай – по щеке. И только дрогнувшие кончики пальцев выдают мальчишку, а еще то, как смешно он пытается задержать дыхание. Будто сможет не вдыхать этот запах. Аромат, которым пропитался насквозь.
Метка собственности. Знак. Лучше любого клейма.
– Малфой, прекрати. Я должен поторопиться, ты знаешь.
Знает, конечно. Вот только Гарри совсем не думал об этом еще пару минут назад, пока стонал под ним, жадно хватая ртом воздух, ловил поцелуи, хрипел что-то вроде: “Еще, Драко, еще”.
– Твои друзья-неудачники и часа не могут одни провести? Какие же жалкие, Мерлин.
Это даже не злость. Раздражение, может быть, брезгливость. А Гарри дергается нервно, оборачивается рывком, но десятки язвительных слов исчезают, не сорвавшись с языка… Потому что колючие острые льдинки в глазах Малфоя тают, и весь он какой-то … уютный – с этими взлохмаченными волосами, распахнутой на груди рубашкой, зацелованными до пунцового губами…
И вся напускная холодность, неловкость и стыд – не исчезают, нет, уходят на время, когда Гарри тянется губами к губам, не набрасывается жадно, не вгрызается, теряя рассудок, – обхватывает мягко, чуть посасывая, зализывает языком оставленные им же чуть раньше ранки.
– Ты знаешь, что мы не можем… – не успевает закончить, чувствуя – Драко вздрагивает, как от удара, а потом натягивает ту самую привычную маску – ирония, насмешка, презрение, а еще много-много льда…
– Решил, что мы с тобой парочка – из тех, что трахаются украдкой, стыдливо отводя глаза на публике? – раскатистый смех эхом прокатывается под каменными сводами, рвет перепонки. – Я тебя трахаю, Поттер. Мне это нужно. Но держаться за руки? Слать друг другу с совами тупые записочки? Лизаться на каждом углу? Может еще возжелаешь, чтобы я ночью пробрался в зимний сад Стебль и надрал для тебя охапку каких-нибудь зачарованных роз? А может быть, вместо быстрого перепиха в туалете под ехидные комментарии плаксы Миртл изволишь ложе, усыпанное лепестками? … Я лучше горного тролля поцелую.
– Тебе обязательно быть таким засранцем? Все портить?
Он бледный, как привидение, этот мальчик-который-выжил. Смотрит и изо всех сил старается не моргать. Драко кривит рот в усмешке, от которой и сейчас (всегда) слабеют колени, красиво заламывает бровь.
– Хочешь еще раз? По-быстрому? Или, может быть, отсосешь?
Гарри как склизкого гада стряхивает с себя эту руку с длинными изящными пальцами (Мерлин и тот, наверное, не знает, ЧТО Малфой умеет творить ими, одними лишь ими).
– Жаль, что твой Темный Лорд не утащил тебя за собой в преисподнюю…
Холодно. Так холодно от ворвавшегося в распахнувшееся окно вместе с мелкими снежинками ветра, и только щека пылает, будто огнем опалило.
Драко. Драко, прости, я не должен, но…
Шепотом, одними губами:
– Не было бы ночи, чтоб я не думал, какой легкой и простой была бы моя жизнь без тебя.
Вспышка боли в серых, как плачущее небо, глазах – как награда, желанный трофей – желаннее кубка по квиддичу. И скрежет вместо голоса в ответ:
– Ненавижу. Давай, Поттер, вали. Вали отсюда, просто вали.
Его знобит, лихорадит, и снежно-белая челка так красиво падает на глаза. Гарри глотает окончание фразы: “…и каждую ночь понимаю, что без тебя в ней бы просто не было б смысла”.
– Я тоже, Драко, – с щемящей нежностью в уже пустой комнате. И только качающаяся за окном ветка скребет о стекло, да взъерошенная круглоглазая сова пучится глупо. – Я тоже, Драко. Всегда.
Он вернется, он возвращается всегда, если уходит. Как будто у каждого под ребрами – по магниту, что реагируют лишь друг на друга.
Так жалко. Так сильно. Так бесперспективно.
Гарри представляет, как Драко меряет быстрыми злыми шагами темные коридоры Малфой-мэнора, как рявкает на домовиков, как запускает пальцы в свои уже чуть отросшие волосы. Мягкие и пахнущие первым снегом…
– Я тоже, Драко. Так ненавижу.
========== Часть 3. ==========
– Чего ты там ерзаешь, как змея, Поттер? Поспать дай.
Глухим голосом, кажется, даже умудряясь до конца не проснуться. Вскинул руку, невзначай погладив голое плечо Гарри. И опять засопел. Тихо, размеренно.
Тот, кого прозвали национальным героем, вздохнул, косясь на дрыхнущую как ни в чем не бывало слизеринскую гадину. Как оказался в его постели, да и в доме, если уж на то пошло? Завалился под бок, даже рубашку снять не удосужился. Жаром опалило, будто дракон дохнул, как только Гарри представил, что было бы, проснись он бок о бок с полуголым (или голым. Мерлин, полностью голым!) Малфоем.
Кричер негромко кашлянул, шаркая ногами, прошел по комнате, собирая разбросанную одежду хозяина Гарри. Ворчал что-то о потерявших стыд хозяевах. Почудилось, или другим, каким-то благоговейным тоном шепнул о “чистокровном мистере Драко с волосами красивее лунного света”?
Поттер, чувствуя, как нестерпимо хочется протянуть руку и запустить пальцы в эти самые волосы, тихонько шикнул на домовика. Кричер осуждающе дернул ушами и, как-то понимающе хмыкнув, исчез маленьким серым вихрем.
– Малфой… Малфой, проснись.
Рука опустилась на плечо слизеринца, чуть встряхнул, чувствуя под плотной черной тканью жар кожи, которая по всем приметам должна была обжигать холодом. Раз уж кровь голубая, да и взгляд такой, что в статую ледяную превратит, лишь ресницами взмахнув. Красивые, длинные, как у девчонки. И кожа снежная, почти что прозрачная, кажется, прикоснись, и лопнет. Или растает.
Ресницы – те самые: густые, загнутые на кончиках, – дрогнули, раскрываясь. Взгляд серый, как топленое серебро, вперился в лицо, почти нависающее. Расслабленное, мечтательное… любующееся?
Поттер отпрянул и почти свалился с кровати, но сильная рука слизеринца обхватила в последний момент, не позволяя позорно распластаться на полу.
– Выспаться ты мне, надо полагать, не дашь? Возился всю ночь… – как-то беззлобно и все еще сонно пробормотал Малфой, подтаскивая Гарри поближе. И добавил совсем ласково: – Придурок.
Зелья он, что ли, наглотался какого? Или мозгошмыга словил?
– Т-ты что здесь делаешь, Малфой?
Длинные изящные пальцы все также невозмутимо блуждали по груди национального героя, заставляя вздрагивать и кусать изнутри щеку, глушить, глотать порывающий сорваться с губ стон, давиться им, как тогда, еще в детстве, в Хогвартсе – Костеростом.
– Как тупицей был, так и остался, – хорек демонстративно выгнулся, зевая. – Спать я вообще-то пытался. Но ты разве дашь…
И перекатился набок, беззастенчиво пялясь на голую грудь Гарри. Поттер вздрогнул снова, на этот раз – от холода.
– Малфой? Ты… – горло перехватило, и на секунду Гарри испугался, что ничего не сможет сказать. Уже никогда. – Ты что в моей постели забыл?
Драко вздернул брови, окинул взглядом, как полного идиота. Потом совсем по-малфоевски закатил глаза, фыркнул.
– Это должно мне о чем-то сказать?
– Нет. Но я думал, что ты захочешь сказать мне кое-что. Лично. Без свидетелей, – как-то хитро прищурился. Почудилось, или в серых глазах полыхнуло застарелой тоской?
– С чего ты взял?
Гарри честно постарался отодвинуться, но хорек держал крепко, зачем-то поглаживая большим пальцем запястье. Небрежное касание, высекающее искры из кожи, размягчающее мозги…
– А то ты не знал, что твой Кричер таскается к домовикам в мэнор? Занимательные вещи можно совсем случайно узнать, если они думают, что их никто не слушает.
Гарри гулко глотнул то ли от того, что пальцы Малфоя продолжили вычерчивать невидимые узоры уже на его животе, то ли от дурного предчувствия.
– Ч-что ты имеешь в виду?
Драко сощурился как-то нехорошо и вдруг ущипнул возле пупка. Не то чтобы больно, но ощутимо.
– Дракл… Малфой, ты чего творишь?
– Ты знал, Поттер, оказывается, национальный герой влюблен? – Драко не обратил ни малейшего внимания на окрик, будто бы невзначай подцепил пальцем резинку нижнего белья. Помолчал прежде, чем продолжить: – Давно и безответно. С самой школы бедняга страдает. А как, оказывается, непозволительно прекрасен его избранник. … – Малфой приподнялся на локте, склонился к самому лицу и зашипел тихим озлобленным змеем: – Куда делась мелкая Уизли, Поттер? И почему, скотина ты такая, я должен узнавать обо всем от домовых эльфов?
Гарри захлебнулся душным и спертым воздухом. Этот взгляд – серебристый, пытливый, жадный… Возможно, это просто какое-то заклятье, растворяющее кости? …
– Я не… Ты не… Не понимаю.
– Мерлин, Поттер, да заткнись уже. Так и тупил бы до самой старости? Тролли и те сообразительнее будут. Вздыхал бы над колдографией? У тебя хоть одна вообще есть?
Гарри кивнул заторможено, вспоминая тщательно припрятанный в дальнем ящике стола снимок – на нем Драко такой красивый. Белый, почти что прозрачный, тонкий, изящный… Возможно ли?
– А ты? – ляпнул Гарри, вспоминая каждый брезгливый или насмешливый взгляд, каждый тычок, каждое касание пальцев, сминающих мантию, тела, вжимающего в любую вертикальную поверхность. А ведь…
– А что я? – Драко сощурился снова, почти зубами заскрипел и выдохнул в самые губы, почти останавливая сердце мальчишки, спасшего волшебный мир, – я, сволочь, дышать без тебя не мог, загибался. Ненавижу, шрамоголовый.
– Взаимно, хорек, – дернулся Гарри, пытаясь отодвинуться, слезть с проклятой кровати, вдохнуть воздуха – чего угодно, чтобы прояснились плавящиеся мозги. Возможно, все просто, и мозгошмыга словил именно он?
– Иди сюда. Холодный, как… какого Дракла ты такой холодный, Поттер?
Навалился сверху, отрезая все пути к отступлению. Опустил ладони на скулы, поглаживая. Острое, хищное, обычно такое высокомерное лицо вдруг затопила такая безбрежная нежность, что Гарри выдохнул шумно, а потом горячие губы накрыли его рот, язык скользнул в глубину, приоткрывая пересохшие губы. …
– Гарри, – жадным шепотом в поцелуй, – Гарри… Гарри.
– Драко, – уже выгибаясь навстречу, уже забывая обо всем, уже растворяясь, почти умирая. – Д-драко…
*
Кричер, хихикая в ладошку, осторожно отошел от двери, у которой простоял почти целую вечность, вжимаясь в твердое дерево огромным ухом. Шаркая вдоль темного коридора босыми ступнями, затянул какую-то заунывную песенку.
“Когда эльфы думают, что одни”…
Конечно… Хозяин Малфой очень умный, но волшебники никогда не воспринимали домашних эльфов всерьез. Домовики в мэноре будут довольны. Теперь, когда хозяин Драко перестанет ненавидеть весь волшебный мир, все будет хорошо. Теперь, когда хозяин Гарри перестанет хмуриться и грустно вздыхать, потирая свой шрам… Может быть, они и переберутся в мэнор.
Чистокровные, красивые хозяева, приличный дом – что может быть лучше для старого, уставшего домашнего эльфа?
========== Часть 4. ==========
Драко Малфой ненавидел Хэллоуин. Ненавидел сильнее, чем Гриффиндор, яростнее, чем Поттера с его уродским шрамом под дурацкой черной челкой, круглыми очками и этой нестерпимо-наивной улыбкой. Утром он слышал, как Пэнси назвала ее очаровательной. Но что понимает эта дура Паркинсон?
В этом году банкет в Большом зале не отличался оригинальностью – все те же черные тучи безобразных слепых летучих мышей, все те же парящие в воздухе тыквы с мечущимися огоньками свечей в криво вырезанных раззявленных ртах, все те же пестрые круглые леденцы и другая приторная гадость на золотистых тарелках.
Он старался не смотреть через стол – прямо напротив, туда, где придурки в красно-желтых галстуках хихикали так мерзко, что пальцы нестерпимо зудели от желания запустить в них Авадой. И плевать на последствия.
– Драко, ты как? На себя не похож. Что-то случилось?
– Не лезь не в свое дело, Забини, – привычно огрызнулся Малфой, разглядывая вихрастый черный затылок и вслушиваясь в смех, что казался уж слишком искусственным.
Мальчику-который-выжил было совсем не до веселья. Мальчик-который-выжил едва справлялся со слезами. И ни один из хваленых благородных дружков даже не понял, не разглядел.
Идиоты.
Драко механически жевал что-то, напоминающее пареную тыкву. Это вполне мог быть праздничный пудинг или пирог. На вкус как подметка от башмака или наволочка неопрятного домовика. Малфой вздохнул, размазывая по тарелке уже бесформенную массу, отшвырнул вилку.
Это будет долгая ночка.
*
Уже после отбоя часть стены, скрывающая вход в гостиную Слизерина, бесшумно отъехала в сторону, выпуская кутающегося в мантию мальчишку с длинной палочкой, зажатой в тонких пальцах. Быстро скользнул мимо бормочущих что-то портретов, бряцающих доспехов рыцарей, нырнул на узкую каменную лестницу, постоянно оглядываясь. Он редко пользовался этой дорогой, но нашел бы путь и не открывая глаз.
Полная Дама на портрете поджала губы, осуждающе причмокнула.
– Юноша, вы за старое принялись? Даже не надейтесь, не пропущу! Скажите вы мне хоть дюжину паролей. На вас цвета Слизерина, вы спать должны и совсем в другой части замка, позвольте заметить.
– Я мог бы позвать Барона, по дороге сюда с ним как раз разминулся… – задумчиво пробормотал Малфой, косясь на портрет.
– Вы забываетесь, юноша! Между прочим, Пивз… или лучше кликнуть Филча, он доложит директору о вашем поведении…
– Ему плохо сегодня. Вы ведь знаете, какой это день. И ни один из них не заметил, не понял. У вас есть сердце, миледи? – Драко скрипнул зубами, но улыбнулся заискивающе, почти мило, добавив глухое: – Пожалуйста…
– В последний раз, – сжалилась дама, открывая проход в Общую гостиную Гриффиндора – темную и пустую в этот час.
Стараясь не шуметь, Драко пробрался к двери на лестницу, ведущую в спальни. Нужная ему располагалась под самой крышей. Малфой пробормотал под нос Заглушающее, прикрывая за собой дверь. Уже знакомая круглая комната с узкими, сейчас мрачно-черными окнами и пятью кроватями под бархатными пологами.
Присел на краешек одной из них – той самой, по которой разметался худой темноволосый мальчишка, стонущий так горько и жалобно, что ледяное сердце в груди у Малфоя дрогнуло и пошло трещинами. Как кусок льда от прерывистого горячего дыхания.
Борясь с глупым порывом запустить пальцы в темные, больше обычного топорщащиеся пряди, взмахнул палочкой, настраивая барьер, окутавший кровать Поттера матово поблескивающей сферой. Теперь, проснись вдруг кто-то из гриффиндорцев, увидят лишь безмятежно спящего сокурсника.
Хотя, – Драко высокомерно фыркнул, – этих чурбанов ни воющий горный тролль не поднимет, ни завывающий над ухом сумасшедший Пивз, ни причитания Плаксы Миртл.
Гарри тем временем перевернулся набок, подтягивая колени к груди и выдохнул тихо-тихо:
– Мама… папа…
Драко вздрогнул, чувствуя, как волна горькой нежности захлестывает с головой, разрастаясь внутри, выплескивается из какой-то одной точки, закручивает, топит, уносит…
– Тише, Гарри, тише, все хорошо. Это лишь сон. Все хорошо, я с тобой, – шептал, кривясь от непривычных, щиплющих губы слов, уже перебирая чуть жестковатые волосы, дурея от запаха кленовых листьев и легкого, едва уловимого бриза – запаха Поттера. Дурея от его сонной беззащитности, от маленькой складочки, залегшей меж бровей, от длинных пальцев, вцепляющихся в одеяло. – Все хорошо, он умер, он не вернется.
Мальчишка вздохнул, и Малфой увидел, как тень исчезла с лица, а легкая улыбка тронула губы. Губы, которые он… Нет-нет, Драко, заткнись! Даже думать не смей, Дракл тебя раздери…
– Драко… – Малфой подскочил, будто ему мантикора в ногу вцепилась, но Поттер по-прежнему спал. Так и не открывая глаз, нащупал его руку на покрывале, потянул, прижимая к теплой щеке. – Ты пришел, Драко. Ты всегда приходишь. И больше не страшно.
Так больно, будто бладжер с размаха впечатался прямо в грудь, раздробив кости, и сейчас он, Драко Малфой, сорвавшись с метлы, летит к земле из-за облаков, кувыркаясь в воздухе, и ничего… совсем ничего сделать не может, чтобы спастись.
– Поттер…
Тихое сопение в ответ говорит о том, что Золотой мальчик не проснулся. Сон. Просто сон. Драко Малфой сделал свое дело, он может уйти и забыть обо всем. До следующего года. До следующей годовщины смерти родителей мальчишки, у которого не осталось совсем никого.
– Как же я тебя ненавижу, – одними губами, беззвучным отчаянным шепотом, высвобождая руку, вытирая, почти царапая глаза, которые щиплет то ли от пыли, то ли от какой еще дряни – кто знает, что распыляли здесь эти гриффиндорцы…
Однажды… однажды… однажды… Да не будет никакого однажды! Ты всегда будешь все тем же слизеринским змеем, белобрысым хорьком, главным врагом, мерзкой тварью…
Одергивает мантию, поднимается тихонько, чтобы не скрипнула кровать. Теплая рука перехватывает запястье, и пальцы сплетаются с пальцами. Ему не надо оборачиваться, чтобы понять – нереально зеленые глаза распахнулись и смотрят. Смотрят, выжигая дыру на затылке.
– Драко… – сонный, уютный и хриплый. – Драко, не уходи.
========== Часть 5 (Джордж/Фред) ==========
Комментарий к Часть 5 (Джордж/Фред)
Джордж/Фред
– Джорджи… Мерлин, Джорджи, отстань… Ахахахахаха, прекрати, кому говорю, щекотно же… Холодно… Ай!
Фред хохочет, уворачиваясь от летящих в него пригоршней снега – ярких-ярких, искрящихся на солнце всеми цветами радуги – от красного до голубого.
Руки брата обхватывают за пояс, не дают ускользнуть в последнюю секунду, подсечка, и один из близнецов летит прямо в пушистый сугроб, второй рушится сверху, загораживая собой низкое небо – синее-синее, как те придурочные пикси, которых как-то ловили по замку всеми факультетами, позабыв про споры, вражду, мелкие пакости друг другу…
Ладонями обхватить лицо – румяное от мороза, заглянуть в глаза – прозрачные, чистые, как слезы. Смотреть на него, вглядываясь в свое отражение – та же усмешка, тот же легкий прищур, те же лукавые искры, что растекаются по радужке от зрачка, те же бледные точки веснушек – как выжженные солнцем следы-поцелуи.
Одно целое – две половины, разделенные какой-то странной иронией на два тела. И даже просто идти в разные стороны – все равно, что кромсать по живому, больнее, чем рвущая на ошметки пасть хвостороги, страшнее, чем Авада, летящая прямо в лоб.
– А помнишь, Джорджи, нашу первую зиму в Хогвартсе? Почти утопили миссис Норрис в сугробе, Филч так орал, но так и не доказал, что это мы. Или как улизнули после отбоя в Запретный лес и нарвались на каких-то сдуревших кентавров? Если бы не Хагрид…
Холодные губы накрывают неугомонный, болтливый рот, пресекая поток слов. Нежно, отчаянно, трепетно…
– Джорджи, – тихим выдохом в поцелуй, умоляющим вопросом. Отстраняется неохотно, дышит жарко и рвано, смотрит в бледное, почти выцветшее лицо брата. – Ты не расскажешь? Зачем все это? Я согласился, не спрашивал – и этот странный полет не на метлах, не на нашем стареньком Фордике даже – в этой жуткой магловской жестянке с крыльями. Я думал, в Румынию, может, Чарли повидать… А не через океан, через полмира. И ты сам не свой.
– Фредди, – близнец тянется за новым поцелуем, как за глотком свежего воздуха после душных зловонных подземелий. – Не спрашивай, ладно? Я просто не могу тебя потерять.
И целует, жмурится, вжимает в себя и попутно в такой мягкий холодный снег, не обращая внимания ни на смешки редких прохожих, ни на бегущую за воротник ледяную воду, ни на попытки брата увернуться, выскользнуть юркой змеей.
Он не может, не может, не может. Он просто не сможет жить без своего Фредди. Это как пытаться без легких дышать. Джордж знает, он пробовал. Не получилось. Попытка, обреченная на провал.
И лишь один – один-единственный выход. Маховик времени, украденный из Отдела тайн в подвалах Министерства. Маховик, что не мог вернуть убитого к жизни, но мог сделать вероятное реальным.
Мог, мог, мог…
И Фредди мог никогда не умирать, если бы не война, не магический мир, что убил, искалечил, уничтожил сразу обоих…
– Просто верь, ладно? Я когда-нибудь обманывал или делал больно? – а губы все скользят по лицу, собирая капельки стаявшего снега. – Когда-нибудь?
– Нет, – растерянно, как-то даже по-детски. – Но мы даже палочки из дома не взяли. Как мы тут, Джорджи? Я даже не знаю, что это за город такой – весь из снега, стекла и огней.
– Это Нью-Йорк, дубина. Тебе понравится здесь, обещаю.
Никакой магии больше – ни палочек, ни заклинаний, ни Всевозможных волшебных вредилок, ни таинственных карт или плащей-невидимок… Простая жизнь, как у маглов.
Главное – вместе. Главное – жив.
========== Часть 6. ==========
“Если бы ты принял тогда мою руку, Поттер. Если бы ты только принял. Чертов, чертов Поттер… полукровка проклятый”
Гарри кусок в горло не лезет, и он натягивает форменный свитер на пальцы, потому что знобит, а этот призрачный голос звенит в голове все громче, яростней, больнее. Стук ложек о тарелки, сталкивающихся кубков, уханье сов где-то над головой, перешептывания гриффиндорцев и студентов других факультетов – все это сливается в один мерный и ровный гул.
Так шумел ветер в ушах, когда Клювокрыл нес его на своей спине, рассекая воздух огромными крыльями. А потом встал на дыбы перед Малфоем, рассекая белобрысого хорька острыми когтями. Всего лишь царапина, ерунда. Но Гарри тогда замер, чувствуя, как нечто призрачное вцепилось в сердце шипами, заморозило кровь в венах ужасом.
И даже сейчас… больше двух лет прошло, но мальчик-который-выжил не забыл то чувство беспомощности, ту боль, что отравленным жалом кольнула в самое сердце и не отпустила уже никогда. Что, если бы Клювокрыл ударил сильнее? Если бы Драко погиб…
Долгие годы вражды, которые могли бы стать годами дружбы. Если бы он не оттолкнул его руку. Если бы не уговорил шляпу назвать Гриффиндор…
Гарри стыдно, невыносимо стыдно за все эти мысли. Он бы лучше яда мантикоры хлебнул или сам на себя наложил Обливиэйт. Но не может, не может, не может. Никогда, ни за что. Это как отсечь себе руку, как спустить самое дорогое в сточную канаву. Как отказаться от себя.
Как вновь оказаться посреди Большого зала с Распределяющей шляпой на голове и снова глупо шептать онемевшими губами: “Только не Слизерин, только не Слизерин”.
…ты могла и не слушаться тогда глупого мальчишку.
Руки дрожат, когда Гарри достает из кармана аккуратно свернутый кусочек пергамента. Чуть потертый на сгибах за все эти годы. Расправляет бережно, гладит пальцами, будто реликвию. Нелепый торопливый рисунок, зло нацарапанный Драко Малфоем тогда же – почти сразу после случая с гиппогрифом.
Белоснежный журавлик, выпорхнувший из ладоней Малфоя прямо Поттеру в руки. Сердце тогда в груди пропустило удар, второй. Бумага все еще хранила тепло его пальцев и легкий, едва уловимый запах Драко Малфоя. И пусть рисунок – всего лишь издевка, злая насмешка, попытка опять уязвить… Валящийся с метлы растрепанный человечек в круглых, до смешного нелепых очках стал как-то особенно дорог. Просто потому, что Драко не было все равно.
Пусть злится, пусть ненавидит, пусть каждое слово сочится желчью и ядом. Лишь бы не смотрел мимо или насквозь. Лишь бы ему не стало просто плевать.
– Гарри?! – полный изумления голос Рона Уизли выдергивает Поттера из пучины воспоминаний, что оплели дьявольскими силками, затягивая все глубже. И даже Люмос уже не поможет… – Ты сохранил это?
Ошарашенный взгляд то ли на кусок старого пергамента, то ли на пальцы друга, все еще скользящие по движущейся картинке с такой отчаянной нежностью.
– Рон? – Гарии поперхнулся, понимая, что совсем забыл об Уизли, обо всем на свете забыл, почти отключился. Будто отшибающего рассудок зелья хлебнул. – А г-где Гермиона?
– В библиотеке, наверное, или к экзамену готовится, и плевать, что каникулы только закончились. Но… Гарри ты не…
Закончить Рон не успевает, потому что рядом на лавку падает какой-то взъерошенный и крайне довольный собой Малфой, зачем-то быстро подмигивает (!?) Уизли, пихает Поттера плечом и тянется через него к подносу за зеленым яблоком.
– Мерлин, Поттер, ты свою физиономию в зеркале видел? Хотя, не смотри лучше, пожалей психику, а то еще утопишься с горя в туалете Плаксы Миртл.
Смачно откусывает, слизывая потекший по губам сок. Гарри незаметно глотает и пытается не жмуриться. Потому что во рту пересохло, и уши заложило, как от воплей десятка новорожденных мандрагор.
– Хорек, ты столы перепутал, – Рон кривится, будто случайно проглотил паука вместе с тыквенным соком, бросает на друга обеспокоенные взгляды.
– По-отер, – тянет Малфой, полностью игнорируя Уизли, и снова кусает злосчастное яблоко. Оно какое-то зачарованное, яблоко это? Или он сливочного пива в Хогмитсе перебрал? Или веселящего зелья? – Какая же ты скотина, Гарри Поттер.
– Драко? – Гарри осторожно тянет слизеринца за рукав, в любое мгновение ожидая ехидного окрика или злого болезненного тычка в ребра. – Драко, что-то случилось?
Рон недоверчиво хмурится, а еще выглядит так, будто его снова вот-вот стошнит теми самыми слизнями. А Драко между тем наклоняется близко-близко к Поттеру, почти касается губами лица.
– Ненавижу тебя, понимаешь? Глаза эти зеленые. Смотришь и смотришь. Дурею, понимаешь, придурок? А ты сидишь тут как самый несчастный домовик в мире. Но у домовиков хотя бы наволочки есть, Поттер. А я тут перед тобой как голый…
Он все говорит и говорит, говорит такое, что у Гарри щеки пылают и хочется спрятать глаза. Это что же такое? Быть может, Малфою кто-то болтушку для молчунов подлил? Нести такую околесицу…
– Гарри, о чем это он? Он ненормальный?
Благослови Мерлин тугодумие Рона Уизли. Не болтушка, конечно же. Это так похоже на Веритасерум, когда не можешь умолчать ни о чем… Но Драко… и все это…нет, невозможно.
Невозможно надеяться.
– Наверное, он под какими-то чарами. Отведу его в больничное крыло к мадам Помфри. Она разберется, что с Др… что с хорьком случилось.
Малфоя будто ведет, когда Гарри тянет его за рукав мантии за собой. Подчиняется безропотно, но стоит дверям Большого зала сомкнуться за спинами, будто оживает, стряхивая с себя оцепенение теплыми каплями летнего дождя.
Гарри опомнится не успевает, как его вжимают в стену, придавливают к холодному камню всем телом. Сильным, гибким и теплым.
