Текст книги "Я еще не жила (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Этель спала плохо, и видела беспокойные и страстные сны. Утром она гораздо дольше обычного собиралась, откладывая встречу с Гарри. Однако около полудня тот явился сам.
Против ожидания, ее жених был спокоен и собран. Он спросил Этель, как здоровье Хью и каковы ее планы на сегодня. Избегая глядеть ему в глаза, девушка ответила, что Хью поправляется – а сама она хотела бы посетить собрание Комитета спасенных. Вчера она узнала, где и когда те проходят, – светские дамы с жаром взялись за дело, устраивая музыкальные вечера, чаепития и благотворительные распродажи в пользу пострадавших на “Титанике”.
Гарри улыбнулся.
– Вместе с Кэйтлин, конечно?
Этель кивнула.
– Тогда пойдем втроем, – предложил американец. Отказаться было бы очень неучтиво, и Этель согласилась. По дороге она немного расслабилась – Гарри держался со своей обычной предупредительностью. Они попали на собрание, где были приняты со всем радушием.
Председательствовала здесь одна из пассажирок “Титаника” – миллионерша Маргарет Браун, прозванная “непотопляемой”. Она была ирландка, простолюдинка, которую многие считали вульгарной и беспардонной. Однако Этель подумала, что Молли Браун, как все ее звали, обладает не только энергией и волей, но и золотым сердцем. Когда Этель представила комитету Кэйтлин, бедную девушку буквально завалили новыми вещами, которые привозили сочувствующие дамы; правда, денег из кассы Кэйтлин получила всего пятнадцать долларов, но миссис Браун заверила, что в ближайшее время будет принято решение о компенсации – или даже о пособии, которое станут выплачивать жертвам крушения. Как раз сейчас в Нью-Йорке заседала комиссия, всесторонне расматривавшая обстоятельства трагедии; к ответу призвали Брюса Исмея, директора компании “Уайт стар”, на которого в эти дни обрушилось всеобщее негодование, и немногих оставшихся в живых членов экипажа. В числе их был неумолимый второй помощник капитана Лайтоллер, печально прославившийся тем, что не позволил сесть в шлюпку ни одному из мужчин.
На улице их троих сразу же атаковали журналисты; и Этель даже дала интервью, описывая пережитое. Их с Гарри засняли для газеты. А Этель думала – что было бы, скажи она правду, известную только ей и Хью…
Потом они с Гарри отправили Кэйтлин в гостиницу, а сами решили пройтись пешком. По дороге Этель привлек букинистический магазин, где ее приятно поразил выбор подержанных книг. Она купила брату “Человека-невидимку” Уэллса – эту повесть ему давно хотелось прочитать целиком.
Расплачиваясь, Этель думала, что их с Хью знакомая в таком же положении, что и герой этой истории, изолированный от окружающих, – но только Амен-Оту наверняка приспосабливалась лучше, чем несчастный Гриффин. Она была умна – жрецы в Древнем Египте были самой образованной прослойкой населения, считая и женщин; и быстро овладела бы знаниями и навыками, доступными в их время простым смертным. И эта египтянка обладала тем, что простым смертным доступно не было…
Себе Этель выбрала сборник рассказов Джека Лондона, любимого писателя Гарри. Конечно, жених оценил ее выбор. Зайдя посидеть в кафе, они завели разговор о литературе: Гарри был умным и начитанным человеком, но Этель до сих пор не замечала, чтобы его взгляды в чем-то отличались от общепринятых.
Попрощавшись с Этель перед дверью в номер, жених снова поцеловал ее в губы – но теперь нежно, так что она испытала только приятное волнение. Этель вернулась к себе; она очень обрадовала своим подарком Хью, который шел на поправку.
На другой день Этель опять отправилась на собрание комитета – на сей раз одна, потому что у Гарри обнаружились срочные дела. Он с утра несколько раз перезванивался с конторой отца. Днем они встретились, и жених предложил ей сходить в театр “Мулен-Руж”. У Этель для этого не было ни настроения, ни подходящего наряда; и она поблагодарила и отказалась. Тогда Гарри предложил им втроем поужинать в ресторане отеля.
– Надеюсь, твой братец найдет в себе силы спуститься? Что-то он меня не слишком жалует, – улыбаясь, заметил американец.
Этель заверила, что Хью лучше; и, конечно, он придет.
Хью в самом деле принял приглашение. Однако за ужином он едва соблюдал приличия, отвечая сквозь зубы, когда к нему обращались: казалось, Хью с трудом выносит общество сестриного жениха. Гарри с Этель некоторое время говорили между собой о жизни в Хэмпшире. А потом Гарри неожиданно обратился к Хью, задав ему вопрос.
– Каковы ваши успехи в университете, Хью? Чем планируете заниматься после выпуска?
Вопрос явно застал юношу врасплох. Хью, специализировавшийся в академической филологии, учился с грехом пополам, а такую гуманитарную специальность выбрал в пику отцу. Еще до начала работы в газете брат Этель сменил множество увлечений.
– Я… пока не решил, что буду делать, – наконец ответил Хью, взглянув на Гарри. – Возможно, попробую себя в бизнесе, как вы.
Гарри откинулся на спинку стула; он поднял брови, слегка улыбаясь.
– Вот как? В бизнесе требуются особые качества, и авантюрный склад характера – этого далеко не достаточно. Возможно, бизнес совсем не подходит вам, так же, как и филология.
Хью покраснел до ушей. Ему потребовалось все самообладание, чтобы не выскочить из-за стола; он сдержался, но остаток вечера был безнадежно испорчен. Покончив со своим рыбным филе, Хью сразу же убежал наверх.
А Этель, оставшаяся наедине с женихом, была вне себя от негодования.
– Что ты ему наговорил? – воскликнула она.
– А разве я не прав? – парировал американец так же гневно. Казалось, он только этого и ждал. – Этот мальчишка ведет себя просто возмутительно! Ему давно нужен кто-нибудь, кто объяснил бы ему, что он из себя представляет… и на что может рассчитывать!
– Возможно… мой брат вел себя некрасиво, – согласилась Этель с запинкой. – Но с твоей стороны это был нечестный удар! Если так ведут себя в твоем бизнесе, Хью действительно нечего там делать, – снова не удержалась она.
Гарри усмехнулся.
– Вы оба до сих пор не представляете, чем я занимаюсь.
Этель снова подумала, не сделала ли она роковую ошибку… но взглянула на свое кольцо и промолчала. Она встала из-за стола, стараясь держать себя в руках.
– Я поговорю с Хью, – сказала девушка. – Но ты тоже будь снисходителен. Не забывай, что мой брат нездоров; возможно, душевно он тоже пострадал, – шепотом прибавила она.
Гарри кивнул. Он встал и, обойдя стол, поцеловал ее в щеку.
– Спокойной ночи, дорогая.
Этель заставила себя улыбнуться в ответ; и, повернувшись, покинула зал. Поднимаясь по лестнице, она думала, что Хью действительно очень переменился за эти дни: как пишут в романах, “стал другим человеком”. И не в последнюю очередь причиной тому могло быть его чудесное спасение.
На другой день Хью, бледный и серьезный, извинился перед женихом сестры – и Гарри Кэмп, разумеется, великодушно его простил. Они втроем решили, что сядут на поезд до Айдахо, где жила семья Гарри, когда придет перевод из Хэмпшира от доктора Бертрама.
* Старинная смягчающая мазь для лица и рук на основе миндального масла, воска и спермацета.
========== Глава 10 ==========
– Миссис Маклир, доброе утро, – голос служанки вырвал ее из сна. Ей теперь хватало трех часов сна, когда она была бесчувственнее трупа; а все остальное ночное время жрица проводила, лежа в постели, чтобы не возбуждать подозрений. Хотя именно в ночные часы ощущала необычайный прилив сил и бодрости.
Сквозь опущенные ресницы Амен-Оту проследила за темным силуэтом служанки, которая направилась к высокому окну.
– Нет… не трогайте, – выговорила она на английском языке, увидев, как девушка собирается раздвинуть занавески. Служанка тут же опустила руки и повернулась к ней.
– Как угодно, мэм.
Девушка слегка присела в знак почтения и быстро вышла. Сейчас она принесет ей “кофе в постель”, как это называлось.
Жрица села, оперевшись спиной на подушки, и медленно обвела взглядом комнату. Это был седьмой день после того, как она сошла на берег страны Америки. Мистер Маклир устроил ее в доме одного из своих друзей, и люди здесь относились к ней почтительно и выполняли все, что бы она ни попросила. А у нее это получалось с каждым днем все лучше.
Мистер Маклир в первый же день принес ей очень полезную книгу, которая называлась “словарь”. Он принялся учить ее сразу говорить и читать на своем языке, указывая на предметы вокруг себя и тут же прочитывая их названия по книге. В этой спальне было множество всяких вещей, и новоявленная египтянка Амина делала быстрые успехи. Мистер Маклир даже изумлялся ее способностям, и она сама порою им изумлялась: ее новая память была как смола, в которой намертво застревало все, что туда однажды попадало.
Амен-Оту взяла толстую потрепанную книгу с ночного столика и, полистав страницы из тонкой “бумаги”, вздохнула и отложила словарь. Ах, если бы подобные хранилища знаний существовали в ее время! Какими сокровищами обладали эти варвары, и они даже не знали им цены… Дядя ее мертвого мужа сказал ей, что такую книгу теперь мог приобрести любой бедняк!
Дверь отворилась, и вошла служанка с подносом, полным еды. “Кофе” со сливками и “рогаликами”, и еще “овсянка” и “апельсиновый сок”. Египтянка улыбнулась.
– Благодарю вас, – сказала она.
Девушка улыбнулась в ответ. Наверное, это была не рабыня, – Амен-Оту не знала, существуют ли еще рабы; и в ее время в домах знати по большей части тоже прислуживали свободные люди, а рабами делали военнопленных, “живых убитых”. И, в любом случае, лучше обращаться с прислугой по-доброму.
Амен-Оту принялась есть. Наслаждение от еды было все таким же острым, и она по-прежнему испытывала сильный голод, хотя теперь насыщалась быстрее. И потребности облегчиться у нее за все это время ни разу не возникло. Ей, конечно, пришлось притворяться, будто она это делает, по нескольку раз в день заходя в уборную и спуская воду в “ватерклозете”: еще одно хитроумное приспособление нового времени. К своему облегчению, – и некоторому разочарованию, – жрица поняла, что в окружающих ее вещах нет ничего магического. Это была просто ловкость рук, выдумки ученых людей, которыми мог пользоваться любой – даже самый низший, не обращаясь к богам и не готовя себя к таинству.
На второй день Амен-Оту заставила Мистера Маклира и молодую служанку у себя на глазах спускать воду в уборной, а потом открывать и закрывать “краны” в ванной комнате. Они тогда улыбались, выполняя ее просьбы, – служанка тоже улыбалась, глядя на нее как на глупую дикарку. А Амен-Оту сохранила спокойствие и улыбнулась сама себе, удостоверившись, что ничего чудесного в окружающих предметах нет. Она знала, как легко может вселить во всех этих варваров ужас, – ужас, перед лицом которого самые ученые мудрецы нынешнего времени будут как малые дети…
Покончив с завтраком, она промокнула губы “салфеткой” и встала. Нужно было умыться. Она теперь, кажется, совсем не потела, – или, возможно, это было из-за постоянного холода. Но потребность очищать рот у нее появилась… и женские выделения тоже вернулись. Правда, вряд ли у нее будет идти месячная кровь, – она знала, что кровотечение как-то связано со способностью беременеть, а она теперь вряд ли к этому способна.
Мертвые не могут давать жизнь: даже воскрешенные мертвые. Хотя о таких существах, как она, жрица до сих пор никогда не слыхала!
Вдруг сердце сжала сильнейшая тоска, когда она ощутила свое беспредельное одиночество. Способен ли ее хоть кто-нибудь здесь понять? Сможет ли она хоть кому-нибудь верить?..
Амен-Оту совершила туалет, потом вернулась в комнату, накинув “халат” из блестящей синей ткани. Сейчас нужно будет опять надевать черное платье. Она понимала, что облачение вдовы служит ей защитой, – но это уже начало тяготить ее…
Вновь явилась служанка, чтобы помочь ей одеться и причесаться. На четвертый день Амен-Оту обратила внимание, что никто из женщин здесь не носит коротких волос, как она. И, когда она сказала об этом служанке, та предложила ей “шиньон” – чужие черные волосы, которые прикалывались к затылку и скручивались в узел. С такой прической Амен-Оту совсем не походила на себя прежнюю; однако ей это шло.
Убрав ее волосы, служанка с улыбкой предложила:
– Не желаете ли прогуляться, мадам? Поглядите, какое сегодня солнце!
Амен-Оту содрогнулась.
– Нет.
Задернутые “шторы” защищали ее от безжалостного Ра, как и любая плотная ткань, – она заметила; и разрушение под воздействием света стало происходить медленнее. Позавчера жрица проверила это, когда осталась одна: она высунула руку в окно, которое выходило на большой сад, и принялась считать вслух. Рука истлела до костей, когда она досчитала до десяти. И потом восстановилась через пятьдесят мгновений.
На другой день после этого опыта египтянка узнала, что люди нового времени пользуются часами, точно отсчитывающими время, – гораздо точнее и удобнее водяных. Такие часы из резного дерева стояли на “каминной полке” в ее спальне. Она стала постоянно с ними сверяться – ее зачаровывало движение черных стрелок, отсчитывавших время ее новой жизни. Настоящее священнодействие: хотя эти варвары относились с пренебрежением к часам своей жизни, как и ко многим другим своим богатствам.
Служанка ушла; тогда Амен-Оту села в кресло у кровати и принялась листать словарь. Она порою сильно тосковала, но никогда не скучала, оставшись одна. Этот “английский” язык оказался легким для изучения – хотя в нем обнаружилось очень много новых слов, обозначавших новые вещи, он был гораздо удобнее сирийского и аккадского языков, которые она изучала в прошлой жизни. Возможно, потому, что у этих варваров была такая удобная письменность. Слова, которые изображались не с помощью рисунков или клиньев, а только перестановкой отдельных букв, – до чего просто!..
Ее отвлекло появление Мистера Маклира. Амен-Оту вздрогнула и чуть не уронила книгу с колен.
Старик сел напротив нее на стул и, участливо улыбаясь, погладил свою седую с рыжиной бороду.
– Как ваше здоровье, Амина? – спросил он.
– Хорошо. Благодарю вас, – ответила египтянка, медленно и тщательно выговаривая слова.
Некоторое время ее покровитель изучающе смотрел на нее; и это почему-то ей не понравилось. Амен-Оту попыталась проникнуть в его разум, но встретила глухое препятствие. Смертные тоже могли защищаться от нее – хотя наверняка не сознавали, как они это делают…
Амен-Оту ощутила сильное желание испытать этого человека; и одиночество становилось все непереносимее. Оно было даже хуже, чем одиночество в плену у смерти, потому что тогда время ощущалось совсем иначе.
– Я тоскую, – медленно выговорила она, умоляюще глядя на Мистера Маклира. – Когда я смогу… встречаться с другими людьми?
Мистер Маклир снова ласково улыбнулся. Он взял ее руку и погладил своей сухой морщинистой рукой.
– Бедное дитя. Конечно, вы тоскуете, так далеко от всего привычного, – ответил он. – Мы скоро поедем домой, и там вы познакомитесь с семьей вашего мужа, они помогут вам отвлечься. А когда кончится срок вашего траура, мы будем снова устраивать большие приемы.
Последнего слова египтянка не поняла. Что значит “приемы”? Наверное, празднества, где много людей и много света. Она быстро отвернулась, чтобы не выдать своего страха.
Мистер Маклир понял ее по-своему, приняв это за смущение. Он снова отечески похлопал жрицу по руке, а потом встал и предложил ей прогуляться по саду.
– Вам нужен воздух, – сказал он.
– Не… сейчас. Лучше вечером, – ответила она с запинкой.
Старик, кажется, обрадовался тому, что не придется ее развлекать.
– Как хотите, дорогая.
Она вдруг задумалась о том, чем он занимается, когда выходит от нее. Как вообще мужчины этого времени получают свое богатство?
Мистер Маклир покинул комнату, и Амен-Оту осталась одна со своей книгой. Но читать ей больше не хотелось. Жрица встала и прошлась по спальне, равнодушно трогая предметы, которые до сих пор так восхищали ее.
Она подумала, что Мистер Маклир вовсе не так добр, как сначала показался. У нее появилась догадка, почему он так заботится о ней, о чужеземке. Возможно, ее мертвый муж завещал ей большое богатство, а теперь Мистер Маклир пользовался этим золотом, потому что считал ее полной невеждой!
Ей нужно быть осторожнее и притворяться глупее, чем она есть. И, уж конечно, нельзя показывать старому Мистеру Маклиру, как быстро она учится.
Впервые она пожалела человека, который считался ее супругом…
Но ведь и сама она использовала всех людей вокруг себя, разве нет? Что теперь есть Маат? Или Маат окончательно умерла, и ей нужно искать какую-то новую правду, правду варваров?..
Это было далеко не все, чего она страшилась. Каждый вечер та, которая была Амен-Оту, принималась ждать своего нового повелителя. Того, кто сотворил ее заново! Звался он Сетхом или как-то иначе – он, как и она сама, боялся света истины, и мог бы явиться только ночью…
Но до сих пор этот демон не давал о себе знать. Неужели ждал, пока она не наберет полную силу и не освоится в новой жизни? А может, ждал того “большого приема”, о котором говорил Мистер Маклир? Или был занят в другом месте?
Возможно, где-то в других местах были существа, подобные ей, – возможно, этот демон возрождал других из праха мертвых, и желал подчинить себе также и их?..
Она принялась думать о юноше с золотыми волосами, которого спасла. Удивительно: он был светел как солнце, таких людей в ее стране не рождалось и даже рабов такого облика она не встречала, – но Амен-Оту совсем не ощущала угрозы с его стороны. Мысли о нем разгоняли тьму в ее сердце.
И она знала: стоит ей сказать “приди” – и Хью Бертрам придет. Но это рано. Однажды они встретятся; но не сейчас!
– Не сейчас, – прошептала жрица на языке Хью Бертрама. – Но я сниму… этот траур… и ты придешь.
Она медленно улыбнулась сама себе.
***
Когда Гарри Кэмп и его гости сели на утренний поезд, Этель, конечно, заняла одно купе с горничной, а Хью разместился вдвоем с Гарри. Но ни в одном из помещений разговор не клеился. И скоро Этель перешла в купе к мужчинам: только она вносила оживление в их общество и примиряла их между собой.
Она села рядом с Гарри, и тот инстинктивно хотел приобнять ее, но удержался. Этель стала расспрашивать жениха о его родителях, о том, что делает его брат Теодор, который избрал поприще, далекое от бизнеса, – кажется, серьезно занимался чуть ли не химией.
Гарри охотно отвечал, радуясь такому интересу невесты к его семейным делам. И только потом Этель спохватилась, что они опять забыли о Хью. Ее брат, сидевший на бархатном сиденье напротив, безразлично смотрел в окно; казалось, он пересчитывал бесконечные сосны, мелькавшие мимо.
Этель порывисто встала и, подойдя к брату, села рядом.
– Что с тобой, дорогой? Может, ты еще плохо себя чувствуешь?
Хью молча покачал головой, не глядя на сестру.
– Мы не слишком рано поехали? – тихо допытывалась она, взяв его за руку.
Он вдруг быстро обернулся к ней.
– Давай выйдем в коридор.
Этель взглянула на жениха.
– Ты не против?..
– Пожалуйста, – любезно ответил Гарри.
Надо было отдать им обоим должное: после их размолвки, когда Хью примирился с тем, что сестра приняла предложение Гарри, ее брат и жених честно пытались вести себя друг с другом по-родственному. Пусть у них пока не очень-то получалось.
Хью с Этель вышли в коридор. Брат плотно закрыл дверь и поманил ее в сторону, к окну.
– Я все чаще вижу ее… и во сне, и наяву, – тихо сказал он, подняв глаза на Этель. – Это началось еще в гостинице.
Этель испугалась.
– Она мучает тебя? Преследует?..
Хью медленно покачал головой.
– Я бы не назвал это так. По-моему, как раз наоборот – кто-то мучает и преследует ее! А от меня Амен-Оту ждет помощи.
– Но чем ты мог бы ей помочь? Ты не думал, что это может быть уловка с ее стороны? Посуди сам, – Этель вдруг задумалась о том, что до сих пор не приходило ей в голову. – Амен-Оту ничем не рисковала, когда вытаскивала тебя: ведь она была уже… или все еще мертвой!
Хью улыбнулся.
– Я знаю одно. И меня не разубедишь ни ты, ни кто-либо другой. Однажды она спасла меня, и теперь я должен буду спасти ее, если она попросит.
========== Глава 11 ==========
Прибыли они тоже утренним поездом. На маленькой, окруженной лесами станции Гарри и его гостей встречали отец и мать. Они жили в пригороде Бойсе, столицы штата Айдахо. Миссис Оливия Кэмп, урожденная Геллерт, приходилась двоюродной сестрой матери Хью и Этель.
После всех телеграмм, полученных от сына, Этель миссис Кэмп встретила как родную, шумно и покровительственно. Расцеловавшись с Гарри, она тут же заключила в объятия будущую невестку.
– Слава всем святым, деточка, вы целы! Мы со Спенсером так за вас волновались!
Этель, утонув в мехах полной миссис Кэмп, едва не чихнула от резкого запаха ее духов. Своей манерой мать Гарри немного напомнила девушке Молли Браун, пусть по части эксцентричности ей было далеко до этой особы.
Отстранившись, миссис Кэмп заглянула Этель в лицо, сияя улыбкой.
– Ты стала просто вылитая Пэм, скажу я тебе, и такая же красавица! Как я рада, что вы с Гарри наконец объяснились!
– Спасибо, мэм, – краснея, сказала Этель.
Трудно было поверить, что хрупкая темноволосая Памела Пэйтон одного корня с этой женщиной, – пусть Этель знала свою мать только по портретам и по рассказам отца…
– А это кто у нас, неужели Хью? Как вы повзрослели, молодой человек!
Поцеловать руку этой женщине казалось как-то совсем неуместно, и Хью просто крепко пожал ее.
– Рад встрече с вами, миссис Кэмп.
– Взаимно.
Оливия Кэмп внезапно перестала улыбаться и окинула юношу цепким материнским взглядом.
– Я читала в газетах, как мало мужчин уцелело после этого ужасного крушения. Вам очень повезло, Хью.
Этель прочитала в глазах будущей свекрови оскорбительное сомнение… не опозорил ли молодой Хью Бертрам свою семью и себя, получив место в лодке? И она снова поспешила брату на выручку.
– Хью до последнего оставался на корабле, миссис Кэмп. Я горжусь его храбростью. Его смыло за борт волной, а потом подобрала одна из шлюпок… Вы знаете, шлюпок хватило только на половину людей, и притом многие лодки уходили полупустыми!
– Настоящий позор, – миссис Кэмп горячо кивнула, тут же адресовав свой праведный гнев другим. – Но ничего, уж наше правительство позаботится, чтобы все виновные были наказаны!
Тем временем Гарри, стоявший в стороне вместе со своим делопроизводителем Чамберсом, был поглощен разговором с отцом. Но, перехватив взгляд Этель, он тут же направился к невесте.
– Мама, я думаю, наши гости устали с дороги. Давайте поскорее поедем домой.
– Конечно, сынок.
Миссис Кэмп, одарив улыбкой сына, вернулась к мужу и взяла его под руку. А Гарри завладел рукой Этель: они двинулись следом за мистером и миссис Кэмп, как супружеская пара, а последним шел Хью. Они направились к экипажам, которые ждали их в стороне.
– Надеюсь, тебя не покоробила манера матушки? – улыбаясь, вполголоса спросил Гарри у невесты, когда родители ушли вперед. – Она иногда бывает…
– Ничего. Мне по душе ваши прямота и гостеприимство, – отозвалась Этель, улыбнувшись в ответ. Гарри пожал ее руку в перчатке, и на душе у девушки потеплело.
На самом деле порой ей казалось, что американцы недалеко ушли от диких индейцев, прежде населявших эти земли. Америка была молодой страной – страной неограниченных возможностей; но эти огромные расстояния, непроходимые чащобы до сих пор пугали Этель. Она сознавала, что ей всегда будет не хватать своего дома, своей культуры.
Однако она почувствовала в Гарри своего сторонника и защитника, и была благодарна ему за это.
Они сели в коляску – и, очутившись на одном сиденье с женихом, она едва подавила желание прильнуть к его плечу.
– Хочешь спать, малышка? – заботливо спросил Гарри.
– Немного, – смущенно ответила Этель. Как же все это быстро! Она оглянуться не успеет, как будет стоять с ним перед алтарем…
Девушка оглянулась на экипаж, в котором ехал брат. Она не знала, что сейчас творится в его душе… какая буря бушует там, за этим благопристойным фасадом.
– Мы бы взяли машины, – сказал Гарри, склонившись к ней, – но сама видишь, какие тут у нас дороги! А после дождей все раскисло! Немного поболтает, ты уж потерпи.
Этель кивнула. Она принялась смотреть по сторонам, хотя скоро не стало видно ничего, кроме темных рядов елей и сосен, перемежавшихся эвкалиптами и окруженных густым подлеском. Воздух здесь, правда, был замечательный; но теперь она легко могла бы поверить в любую нечисть, прячущуюся по этим чащам и оврагам… Особенно по ночам…
Дорога в тряском экипаже показалась Этель гораздо длиннее, чем в прошлый раз, семь лет назад. А может, детская память упруга и склонна отторгать неприятные впечатления. Наконец они свернули на подъездную дорогу, обсаженную кедрами.
Кэмпы жили в белом загородном доме с колоннами, выстроенном в стиле неоклассицизма, – он немного напоминал стиль плантаторского Юга, хотя существование его обитателей было подчинено гораздо более современному, деловому ритму. Правда, в сельской местности распорядок жизни значительно больше зависел от женщин – хозяек усадеб, создававших свой отдельный мир, далекий от мира бизнеса.
Перед красивыми коваными воротами экипажи остановились. Гарри помог спуститься Этель. Принимая руку жениха, она опять оглянулась на Хью: брат ее был здесь лишним, и все это чувствовали…
По дорожке, посыпанной гравием, они молча прошли в дом. Там миссис Кэмп опять окружила вниманием Этель, предложив показать ей ее спальню.
– Ты наверняка ничегошеньки не помнишь, а у нас тут есть где заплутать, – сказала американка.
Этель улыбнулась и поблагодарила. О Хью, конечно, опять никто не подумал…
Хозяйка и гостья, в сопровождении Кэйтлин, которая нагнала их, первыми поднялись на второй этаж.
– Никто после тебя тут не жил, но мы немножко прибрались к твоему приезду. Разложишь вещи, и будешь как дома, – улыбаясь, сказала миссис Кэмп.
Этель обвела взглядом огромную спальню, мебель в которой, казалось, была только что расчехлена, и передернула плечами. Неужели ей вправду предстоит здесь жить? Ей… с Гарри?..
И они ведь даже не обсудили сроки свадьбы! Конечно, никакие приглашения еще не высланы; торжество не спланировано; стол, музыка, программа развлечений – ничего не заказано… Платье не сшито… И даже отцу Этель не сообщила: такие новости никак нельзя передавать телеграммой, она должна написать обстоятельное послание от руки. А она до сих пор никак не могла собраться с мыслями.
– Завтракать уже поздно, но через полчаса мы со Спенсером ждем вас всех к чаю. Слышишь, детка? – окликнула задумавшуюся девушку миссис Кэмп.
– Да, спасибо, – Этель кивнула; и наконец ей было позволено остаться наедине с собой. Кэйтлин принялась было раскладывать вещи, но молодая хозяйка ее остановила.
– Присядьте, отдохните. У нас еще много времени.
Когда старый камердинер хозяина, Оуэн, позвал ее к столу, Этель успела только вымыть лицо и руки, даже не переоделась. Ее на сей раз посадили рядом с братом, а Гарри занял место слева от матери. Он иногда со значением поглядывал на невесту, и она невольно краснела.
После чая все разошлись по комнатам. Гарри подстерегал Этель у парадной лестницы, но она сказала, что хотела бы поговорить с братом.
– У нас с тобой еще много времени впереди, – она извинилась улыбкой. – А бедный Хью здесь совсем чужой.
Гарри нахмурился.
– Мне сдается, что его ты любишь больше!
– В каком-то смысле… да, – Этель твердо кивнула. – Он мой брат и навсегда им останется. Вы оба для меня значите очень много, – прибавила она уже мягче.
– Ну хорошо.
Гарри взял ее лицо в ладони и поцеловал нежным, долгим поцелуем: так что закружилась голова.
– Иди, только не забывай меня.
Хью она с трудом отыскала в коридорах наверху. Брат стоял у окна, полускрытый красной плюшевой портьерой.
Он повернулся на звук шагов Этель, как будто давно ее ждал.
– Я уеду отсюда, сестричка, – сказал он, улыбнувшись. – Свою роль я исполнил, передал тебя в верные руки. Но мне здесь никто не рад – сама видишь.
Этель ахнула.
– Ты с ума сошел! Мы только приехали! И куда ты подашься?
– В Нью-Йорк, конечно, – беззаботно ответил Хью, тряхнув белокурой головой. – Город величайших возможностей.
Этель медленно приблизилась к брату и крепко взяла его за лацканы пиджака.
– Скоро моя свадьба! Ты хочешь сказать, что тебя на ней не будет?..
– Ну что ты говоришь! Конечно, я приеду, как только все решится. Но вы ведь еще даже не начинали готовиться, верно?
Этель долго не могла подобрать слова. Кажется, вот-вот должно было случиться то, чего она так боялась… и она ничем не могла помешать. Она знала, как упрям ее брат.
– Так ты намерен искать ее?..
– Нет.
Хью ласково улыбнулся.
– Пока еще – нет, честное слово. Я просто хочу назад в Нью-Йорк. Возможно, поймаю свою синюю птицу… А тебя буду держать в курсе дела!
– Ну ладно.
У нее немного отлегло от сердца.
– Только ты останешься хотя бы на пару-тройку дней, – не допускающим возражений тоном заявила девушка. – Иначе это будет уже верх неприличия!
– Разумеется.
После этого разговора Этель вернулась к жениху. Он предложил посидеть вдвоем в ее комнате. Кэйтлин успела разложить часть вещей и разожгла камин, и теперь тут стало немного уютнее.
Молодые люди некоторое время сидели рядом в креслах и молчали, глядя на потрескивающее пламя. Потом Гарри протянул руку и накрыл своей ладонью руку невесты, лежавшую на кожаном подлокотнике.
– Я понимаю, что тебе совсем не хочется здесь жить. И мне, честно говоря, тоже. Я в этой глуши бываю только наездами.
Этель встрепенулась.
– Но мы…
Гарри приложил палец к губам и улыбнулся, как будто приготовил сюрприз.
– Что ты скажешь, если мы проведем медовый месяц в Египте?
– В Египте?
Этель ошеломленно смотрела на него.
– Это теперь настоящий европейский курорт, со всеми удобствами. Но и туристам есть на что посмотреть… окунуться в историю, как теперь говорят. Я ведь знаю твои увлечения, любовь моя.
– Гарри, дорогой…
Он, конечно, счел, что она потеряла дар речи от благодарности. А она боялась, что Гарри сейчас высказывает не свои пожелания – совсем не свои!
– Мы еще обсудим это, хорошо? Мы ведь даже дату свадьбы не назначили!
– Я думаю, месяца на все про все будет достаточно, – тут же откликнулся жених. – Разве нет?
Этель, скрепя сердце, кивнула. Действительно – если уж она дала согласие, нет смысла тянуть дольше.
А Гарри неожиданно встал и, шагнув к ней, потянул ее из кресла за руки. Девушка не успела опомниться, как оказалась в его объятиях.
– Я вижу, что ты еще холодна… Я бы сделал так, что ты сама начала бы сгорать от нетерпения, – хрипло прошептал он. Поцеловал ее в шею, потом прихватил губами мочку уха, так что паркет ушел у Этель из под ног, и она вновь ощутила волну незнакомого, опасного желания. – Ты ведь уже взрослая женщина в этом теле невинной девочки, которая ждет, чтобы ее пробудили!
