сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
Выстрелом в лоб. Ударом под дых. Ножом в сердце, повернув на сто восемьдесят.
— Не сегодня, Малфой. На колени, — выдохнула прямо в лицо.
Он рычит, но повинуется, потому что Тьма уже почуяла чужое желание.
Опускается неторопливо. Ловит мельчайшие изменения, крохотные движения. И это дыхание, ласкающее и пьянящее, похлеще крови единорога.
Грейнджер полностью облокачивается на спинку дивана и ставит одну ногу прямо ему на плечо. Открывает ему весь вид.
Блядски потрясающий вид.
Он громко сглатывает. Это похоже на самое извращённое удовольствие. Смотреть и не трогать. Видеть и хотеть. Жаждать до скрипа зубов.
— Поцелуй, — приказом.
Он целует колено, мягко касаясь губами, вдыхая этот охренительный запах.
— Выше.
Он прокладывает дорожку мелких поцелуев выше к бедру.
— Ещё, — почти задыхается.
И он поднимается ещё выше, прикусывает, сжимает руками, останавливаясь у самой промежности.
— Какая ты мокрая, Грейнджер, — хрипло, с придыханием.
— Оближи.
Этот приказной тон. Сука.
За ним он пойдет хоть на край света. И он приникает к ней. Медленно, тягуче, вырисовывая круги на мокрых от желания губах. Проталкивается языком внутрь. Посасывает клитор, выбивая из её груди низкий рык.
Тьма ворочается, извивается, жаждет большего. Член пульсирует, больно упирается в жёсткую джинсовую ткань.
— Руки, — она говорит властным тоном, пытаясь скрыть своё необузданное вожделение. — Найди своим чёртовым рукам применение.
Рваный выдох. Одной рукой он скользит вверх, к её груди. По рёбрам, медленно, как лезвием, оставляя после себя смертельный кровавый след. Сжимает полушарие до шипения из её рта. Со смаком щёлкая языком по сгустку нервов, щипая большим и указательным пальцем затвердевший сосок.
Второй рукой он поднимается от самой щиколотки. Останавливается под коленкой, делая несколько плавных движений, заставляя ногу дрожать от удовольствия. Поднимается выше по задней стороне бедра. Достигает ягодиц и с силой сжимает, притягивая к себе пуще вжимаясь ртом в её лоно.
— Блять, Малфой, — на выдохе.
— Мне остановиться?
— Не смей.
Ухмылка расползается по его влажному лицу. Он бы ни за что в жизни сейчас не остановился.
Он пальцами проникает в неё. Сразу двумя, чтобы услышать её наслаждение, почувствовать на языке.
Она выгибается, стонет, совершенно не стесняясь. Тогда он ускоряет движение пальцев, вылизывая, смакуя все соки, льющиеся из неё. Ещё пара резких толчков и круговых движений вокруг клитора, и она с криком кончает прямо ему в рот.
Он поднимается с колен, жёстко дёргает её за руку, кладя её себе на пах, показывая, демонстрируя. Грейнджер на секунду прикрывает веки и опускается с дивана прямо к его ногам. Там она подбирает свои трусики, снова поднимается и говорит ему у самых губ:
— Выход найдешь сам. Бэд бит{?}[— это ситуация в покере, когда игрок с сильной комбинацией проигрывает раздачу ещё более сильной руке оппонента, которая изначально имела мало шансов на победу.], Драко.
И уходит в ванную, снова оставляя Малфоя один на один со своими неоправданными надеждами.
Он улыбается в пустоту.
— Дикая, — прорычала Тьма у самого сердца.
И ему это блядски нравится.
***
Когда Гермиона вернулась в гостиную, Драко уже не было.
Возможно, где-то очень глубоко в душе она немного расстроилась. Сейчас с ним было легко. Хорошо. Не нужно было себя контролировать. Не нужно подбирать слов или думать наперёд, какое действие совершить и какие последствия это может иметь.
Сейчас она просто чувствовала себя женщиной, у которой было потрясающее утро.
Они с Малфоем ни о чём не договаривались. А это делало ситуацию ещё более приятной.
Так ей было легче. Спустя столько лет одиночества, Гермионе казалось, что она уже не способна строить настоящие романтические отношения. Было проще пользоваться и прощаться, нежели строить и жить.
В какой-то момент это просто стало стилем жизни. И она была не против.
Малфой, войдя в её жизнь очень резко и неожиданно, просто добавил тёплых красок. Это совсем не означает, что в конечном итоге они влюбятся друг в друга. Вовсе нет.
Это означает, что два взрослых человека нашли друг в друге что-то от чего совсем не хочется отказываться.
Так думала Гермиона.
На лице расползлась улыбка.
Впервые за очень долгое время она может вдохнуть воздух полной грудью, заставляя сердце биться ровно. И оно бьётся, немного ускоряясь, когда в голове всплывают острые скулы и серебристые глаза. Совсем немного.
Подойдя к барной стойке, Гермиона заметила записку.
Ровным почерком было выведено:
«Я умею принимать поражения, Грейнджер. Но в нашей колоде ещё не все карты раскрыты. До встречи. ДМ»
Большим пальцем Гермиона провела по буквам, читая строчки раз за разом, отчего улыбка на лице становилась только шире.
***
— Эй, Гермиона, ты тут? — перед ней появился Гарри, вырывая её из потока мыслей о Малфое.
— Да, я здесь, Гарри, прямо перед тобой, — она довольно хмыкнула, поворачиваясь к другу спиной.
Гермиона уже успела сложить свои тренировочные вещи. Сегодня она заканчивала отрабатывать дисциплинарное взыскание, поэтому после тренировки планировала отправиться сразу в Министерство.
— Позавтракаем? — Гарри поднял с пола свою сумку, закидывая её на плечо.
— Нет, мне нужно закончить с готовыми папками, чтобы уже сегодня вернуться к нормальной работе, — она закатила глаза, в который раз ясно давая понять Поттеру, как же всё изменилось.
Теперь Гермиона предпочитала экстрим и физическую активность офисной работе. Спокойствие, тишина и душевное равновесие — теперь это не про Гермиону Грейнджер. У неё осталось её аналитическое мышление, начитанность, любовь к книгам, в перерывах между приступами, и она не собиралась с этим прощаться. Но быть обычной прошлой уже не могла.
Всё слишком сильно изменилось.
— Всё в порядке? Ты справилась? — Гарри тепло улыбнулся подруге, точно зная ответ на этот вопрос.
— Ты во мне сомневался?
— Ни в коем случае. Жду на планёрке в Аврорате в форме и со значком. До встречи! — он махнул ей рукой и первый вышел из тренировочного зала.
Это ещё одна вещь, которую Гермиона любила в своём друге.
В Министерстве было пока немноголюдно. Рабочий день начинался через полчаса. Гермиона зашла в кабинет, сразу отмечая, что цветок в углу теперь позеленел и пустил новые побеги.
Еле заметная победная улыбка расползлась по лицу. Она смогла сделать правильный выбор. Значит, и дальше это не станет проблемой. Она справится.
— Кхм, кхм, мисс Грейнджер, не ожидал вас застать здесь так рано. Уже закончили?
Гермиона обернулась на противный голос, взглядом сразу находя его источник. Мистер Праудфут стоял в нескольких шагах от двери, поправляя указательным пальцем свои очки, которые неуклюже сползали по носу. Гермиона могла поспорить, что всё это было потому, что его кожа была потной и мокрой.
От отвращения по затылку поползли мурашки.
— Закончила.
Она не собиралась распыляться на сложные предложения. Ей было достаточно отвечать и говорить короткими фразами, чтобы этот противный соплохвост смог в точности уловить её недружелюбный настрой в свой адрес.
— Хм, что ж, министр Бруствер вас уже ожидает.
Гермиона нахмурилась. Она не думала, что будет отдавать документы лично в руки Кингсли. Она вообще старалась его избегать и не привлекать к себе много внимания.
Грейнджер действовала согласно просьбе Поттера: использовала чаще палочку и старалась контролировать своё нутро. Проблем с этим не возникло. Но сейчас отчего-то стало тревожно.
— Ясно, — короткой фразой Гермиона попыталась скрыть рвущееся наружу раздражение.
***
Возле кабинета министра Гермиону встретила его помощница, сказав, что её уже ожидают, и предложила чай или кофе.
— Кофе, пожалуйста. Чёрный, без сахара, — Грейнджер отвечала так, будто отдавала приказы.
Она зашла в кабинет. Кингсли сидел в кресле, перебирая пальцами свою палочку. Увидев Гермиону, он едва заметно свёл брови к переносице. Но уже через мгновение его лицо снова приняло обычное выражение.
— Гермиона, доброе утро, присаживайся, — голос его хоть и был низким и грубым, сейчас прозвучал приветливо.
— Доброе утро, Кингсли. Вот, — Гермиона положила на отдельный столик увесистые папки с готовыми документами, — всё в лучшем виде.
Он приоткрыл один файл, бегло пробегая глазами по написанному. В этот момент в кабинет зашла его помощница, обратив на себя внимание. В руках она несла лишь одну чашку на блюдце.
Грейнджер повернулась обратно к министру:
— Я могу быть свободна?
После заданного ею вопроса произошло несколько вещей.
Первая. Лицо Кингсли, до этого не выражающее абсолютно ничего, приняло маску колючего ожидания. Будто вот-вот на его глазах должна была открыться истина.
Вторая. Ткань формы на правой руке вдруг стала сильно тёплой и мокрой.
Гермиона медленно повернула голову и услышала, как помощница министра что-то щебетала о том, как ей жаль и что она сейчас же всё исправит.
Эта дурочка пролила на неё горячий кофе.
Мысль острой стрелой врезалась в самую середину мозга, отдавая команду черноте просыпаться и действовать. Всё происходило как в замедленной съёмке. Вот смола уже поднималась, обволакивая каждый орган, сплетаясь с нервами в один тугой узел. Выше и выше, и выше, образуя в горле огромный ком. Ещё мгновение, и он лопнет, забрызгав всё вокруг чёрной жижей.
Гермиона медленно подняла на секретаря взгляд. Она не уверена, застилала ли её белки угольная чернь или ещё нет, но выражение лица девушки напротив было очень красноречиво — она была напугана до чёртиков.
Глубокий вдох. Лицо Гарри перед глазами. И его просьба, которую Гермиона каждый день проговаривала вслух, как мантру.
Выдох. Она справится.
— Ничего страшного, — лёгкий взмах руки и неприятные ощущения исчезли. Ткань высохла, а пятно растворилось. — Можете не делать новый кофе, мы с министром уже закончили, да?
Она повернулась обратно к Кингсли. Теперь его лицо выражало некую степень удовлетворения. Как будто истина, которую он должен был увидеть минутой ранее, было тем, что он действительно ожидал увидеть.
— Да, Гермиона, хорошая работа. Вот твой значок, — он протянул руку и положил на стол золотую аврорскую брошь.
Грейнджер выдохнула. Похоже, Гарри ошибался, что Кингсли будет пристально за ней наблюдать.
Похоже.
========== Глава 6 ==========
Зима в этом году больше напоминала слишком холодную осень. Серые грязные улицы, мокрядь, сырость и отсутствие даже намёка на приближающиеся праздники.
Несколько лет назад эта пора года была для Гермионы волшебной. Она всегда ассоциировалась с теплом, уютом и семьёй. Грейнджер часто вспоминает это время. С кривой улыбкой и глазами, полными горьких слёз.
В позапрошлом году было больнее всего. Тогда впервые в жизни она провела праздники в полном одиночестве. Хотя нет. Ей составила компанию бутылка годного огневиски. Гарри несколько недель ходил как в воду опущенный, избегал частых разговоров, когда-то даже отказался идти вместе на обед.
Это молчание затягивало Гермиону в водоворот самый ужасных мыслей. Тогда она ещё не полностью отошла от произошедшего с Альбусом. Тогда чувство вины было не просто огромным. Оно было размером с чёртову вселенную.
Грейнджер боялась, ужасно боялась, что Гарри тоже решил оградиться от неё, что стал бояться даже после всех тех громких и важных для неё слов, которые он озвучил сразу после всего произошедшего. В тот момент он вселил в неё бесконечную надежду и веру в себя и в её, возможно, даже светлое будущее.
Он говорил, что всегда будет рядом, не смотря ни на что. Говорил, что готов пожертвовать собой, если это будет необходимо. Гермиона не приняла бы такую жертву ни в одном из миров, но слышать об этом было важно. Знать, что рядом есть человек, способный поменять местами полюса ради тебя.
И это молчание для неё было хуже сотни пыток Беллатрисы. А причина его поведения была проста, как кнат.
— Гарри, перестань бегать от меня и объясни сейчас же, что случилось! — она остановила Поттера в дверях его собственного кабинета, преградив ему путь внутрь.
Он молчал, а его лицо с каждой новой секундой, пока они стояли рядом, принимало всё более и более виноватое выражение. Он был потерян. Он был почти опустошён. Тогда-то и прозвучало это предложение, которое сейчас набатом стучало в голове у Грейнджер.
— Гермиона, мы с Джинни на Рождество будем в Норе.
И мир рухнул. Разбился на миллиарды острых осколков, которые, падая, врезались в кожу Гермионы, оставляя самые глубокие порезы, что кровоточили и не заживали до сих пор.
Она абсолютно точно не считала Гарри предателем. Об этом даже думать она не могла. Но это чувство, такое острое, болезненное, как самое настоящее предательство, закручивалось в затылке, выворачивая все опасения наружу. Показывая, каким мерзким и гадким может быть истинный человеческий страх. Страх остаться одиноким и никому не нужным в этом блядски огромном мире.
Воспоминания ударили с новой силой, и Гермиона крепче зажмурила глаза. Она старалась не думать об этом, зная наперёд, что в это Рождество она также будет одна.
Старалась быть мудрой, отбрасывая первобытные чувства как можно дальше. Старалась мыслить рационально: она ведь понимает, что так правильно. Рождество — семейный праздник, а она вот уже несколько лет не являлась частью ничьей семьи.
Холодный промозглый воздух пробирался под водолазку. Согревающие чары стали рассеиваться, а значит, пробежка заканчивается. Стоит возвращаться домой и выкидывать из головы мысли, которые ни в коем случае нельзя выпускать наружу в присутствии Гарри.
Ему не нужно об этом знать. Он не обязан перед ней оправдываться и уж тем более жертвовать чем-то ради неё.
***
Вернувшись домой, Гермиона первым делом отправилась в душ. Там еле уловимо ещё пахло Малфоем. Бергамотом и сандаловым деревом. Охренительно потрясающий аромат.
Драко пах уверенностью и бесконечным удовольствием. После их встречи прошло только два дня, но где-то на задворках своего сознания Гермиона поймала за хвост спонтанную мысль, от которой сразу отшатнулась, как от языка адского пламени. Сейчас как никогда остро ощущалась необходимость в его сильных руках, жаждущих губах и пронизывающем насквозь взгляде.
Гермиона улыбнулась краешком губ. Он нравился ей таким, какой он есть. Их совместное прошлое, не самое приятное для обоих, уплыло и затонуло где-то в самых глубоких водах мирового океана. Там, куда ни один из них не хотел возвращаться. Так думала Гермиона. Так она хотела. Чувствовала.
Холодные капли стекали по телу, смывая все мысли этого утра.
Гермиона опёрлась руками о каменную стену, вытягивая их над головой. Мышцы растягивались, перекатывались под кожей. Это было приятно. Она подняла голову, подставляя лицо под струи воды.
Ледяные крупицы больно жалили кожу, поднимая на ногах и руках табун мурашек. Гермиона провела руками по коже, пытаясь согнать это ложное ощущение холода, но это не помогло, и впервые за несколько лет Грейнджер сделала воду теплее.
До начала рабочего дня оставался час. Она отправилась в гардеробную, открывая настежь дверь шкафа, внутри которого показалось огромное зеркало в полный рост.
Гермиона на секунду замерла, рассматривая себя в отражении. Она была в одном лишь махровом полотенце, обмотанным на груди, которое ещё через секунду упало к ногам.
Было в этом что-то таинственное — рассматривать своё обнажённое тело. Знать и ощущать, как она прекрасна снаружи и как убита внутри. Гермиона провела взглядом по длинным худым ногам, останавливаясь на мгновение на острых коленных чашечках, стройных бёдрах. Живот был плоским, но под кожей мягко проступали кубики пресса. Небольшая упругая грудь. Острые ключицы, тонкая шея, пухлые губы и чёрные, как нефть, глаза.
Гермиона моргнула.
Но отражение не изменилось. Она сделала медленный шаг к зеркалу, чтобы оказаться ближе и увидеть, что ей просто показалось. Сейчас она не ощущала её. Но, вопреки всем ожиданиям Грейнджер, отражение осталось неподвижным. Вместо этого по лицу Гермионы там, в зазеркалье, расползлась широкая хищная ухмылка.
Что за блядство?
Грейнджер снова моргнула, а после даже потёрла пальцами глаза, чтобы прогнать эту поистине жуткую картину. Но отражение всё так же дико улыбалось, обнажая рот, полный чёрной жижи. Следом оно стало поднимать руки, обводя голые бёдра, живот и грудь. Останавливаясь на каждой части тела, совершая слишком интимные действия.
Гермиона наблюдала за собой со стороны. Это было жутко, кошмарно, но, сука, возбуждающе до самых сокровенных глубин.
Дыхание непроизвольно участилось. Грудь высоко вздымалась. То ли от страха, то ли от жгучего волнения, которое слишком быстро распространялось по организму.
