Текст книги "Sans qu'un remord ne me vienne (СИ)"
Автор книги: Лея Р.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Девушка замерла, ни жива ни мертва. Тяжело вздымалась от сбившегося дыхания высокая грудь. От страха она с трудом могла соображать.
– Значит, второе, – выждав пару минут, ровным тоном констатировал архидьякон и сделал полшага вперед.
– Нет!.. Нет, прошу! – взмолилась несчастная; быстрые слезы заскользили по раскрасневшимся щечкам. – Не надо, пожалуйста! Оставьте же меня, умоляю…
– Я давал тебе на выбор два варианта, – бесстрастно заметил священник, – и такого среди них не было. Ну что, сама избавишься от рубахи?..
Закусив губку, прикрыв дрожащие веки и пытаясь унять слезы, бедняжка обреченно кивнула. Вцепилась будто закоченевшими пальчиками в тонкую ткань, не решаясь приподнять ее.
– Я не намерен ждать до рассвета, – с виду спокойный, с почти отрешенным взглядом, прикованным к девичьим щиколоткам, Клод едва сдерживался: внутри полыхал пожар, разожженный будто самим нечистым; целый ад носил он в своей груди.
Лишь слегка задрав подол, плясунья не выдержала и отвернулась. Помедлила еще с полминуты, а потом одним движением сдернула белую сорочку, отчаянно всхлипнув и прижав тонкие руки к обнажившейся груди.
Фролло резко втянул воздух, которого отчего-то вдруг стало исчезающе мало – он почти задыхался. Обождал немного, восстанавливая дыхание и одновременно трепеща приблизиться к своему идолу. Сделал неуверенный шаг, другой… и жадно обвил тонкий стан горячими руками. Эсмеральда дернулась, как от удара.
– Начнешь противиться, и в ту же секунду окажешься подо мной, красавица, – дрожащий от страсти, чуть хриплый голос никак не подходил для угроз, однако цыганка испугалась. – Видит Бог, я хочу этого больше всего на свете…
Правая ладонь метнулась вверх, в то время как левая обвила тонкую талию. Откинув копну пушистых волос, мужчина коснулся сухими губами бархатистой кожи спины. Длинные пальцы очертили округлость грудей; приятная тяжесть легла на шершавую ладонь. Скользнув выше, архидьякон невесомым движением прошелся от плеча до плеча, после чего рука его замерла на длинной шейке. Венка забилась под чувствительными пальцами. Он слегка приподнял подбородок покорно замершей девушки и начал покрывать несдержанными, влажными поцелуями нежную шейку. Повинуясь инстинкту, слегка прикусил прозрачную кожу, спустился обратно к плечу… Прерывисто дыша, прижал еще плотнее хрупкое, будто фарфоровое, тельце, потершись восставшей плотью о мягкие ягодицы. Плясунья вздрогнула, однако священник не позволил ей отстраниться: с силой надавил чуть ниже живота, заставляя приблизиться.
– Я хочу обладать тобой, девушка, и прямо сейчас, – похоть туманила разум, властно заявляя о себе: нестерпимый зуд настоятельно велел повиноваться зову природы.
– Нет, прошу… – слабо шепнула та. – Пожалуйста! Дайте мне еще день, один только день, ведь вы обещали!.. Мне так страшно…
– Не бойся, дитя, – архидьякон старался говорить спокойно, но это было чертовски трудно. – Коснись меня…
Развернув жертву лицом к себе, он завладел маленькой ладошкой и, неотрывно глядя в бездонные черные очи, поднес ее к возбужденной, прикрытой лишь тонкой тканью мужской плоти. Содрогнувшись от омерзения, Эсмеральда попыталась выдернуть ручку, но силы были явно не равны. Клод не позволил ей этого и лишь плотнее прижался к напряженным пальчикам.
– Теперь ты чувствуешь, маленькая ведьма, как сильно я хочу тебя?.. – свободной рукой он оглаживал выгнувшуюся спинку. – Неудивительно, что этот жар не смогли затушить ни Бог, ни книги… Но ты – ты сможешь. Можешь проклинать меня после, можешь даже убить – я все равно возьму тебя. Ты должна принадлежать мне, мне одному, слышишь?!
– Вы ведь обещали… – почти уже не веря, что есть хоть единственный шанс на спасение, слабо шевельнула губами цыганка.
– Да, да, обещал, завтра, – мужчина отпустил, наконец, взятую в плен ладошку и, тихо застонав, поморщился, как от сильной боли. – Ты даже представить не в силах, чего мне стоит находиться рядом с тобой, целовать, касаться – и всякий раз отступать. Это как дать умирающему от жажды вдохнуть аромат самого восхитительного в мире вина, а потом напоить им сырую землю; как поднести ко рту голодающего истекающую соком, хорошо прожаренную отбивную, а затем кинуть ее псу. Это мука грешника, корчащегося в адской печи, топку которой приоткрыли на мгновение, но затем лишь, чтоб подкинуть дров… Это невыносимо!.. Разве изменится что-то за один день? Разве будешь ты ненавидеть меня меньше, если я возьму тебя днем позже?..
– Нет, – плясунья попыталась сосредоточиться, понимая, что от ее ответа зависит, обезумеет ли поп окончательно или придет в себя. – Но вы, по крайней мере, сдержите данное обещание. Как мужчина.
Фролло скрипнул зубами: чертовка поставила его в безвыходное положение. Придется ждать. Снова ждать!
Запечатав сладкие уста властным, глубоким поцелуем, он с остервенением сжал упругие девичьи ягодицы, зажимая красавицу меж прохладной стеной и горячим мужским телом. Напряженная, подрагивающая плоть уткнулась в обнаженный животик; Эсмеральда чувствовала, как пульсирует восставший меч, отделенный от заветных ножен лишь тонкой льняной тканью. Для цыганки прошло целая вечность. За ней еще одна. И только на исходе третьей вечности поп, хвала всем богам, отпустил ее. Сделал два шага в сторону, тяжело дыша и опершись руками о стол.
– Надень камизу, – отрывисто приказал он, не поднимая головы, склонившись над столешницей, точно получил только что удар под дых.
Плясунья не заставила просить себя дважды. Вознося хвалу небесам, богам и всей Вселенной разом, она быстро натянула рубаху и замерла в нерешительности.
– Ложись и спи, – не меняя положения, продолжил архидьякон.
Девушка юркнула под одеяло. Монах еще некоторое время приходил в себя. Нет, решительно, остаться здесь на ночь невозможно!.. Если он только окажется сейчас в одной с ней кровати, ни Бог, ни дьявол, ни данное им слово не спасут маленькую чаровницу. Он мужчина, а не святой! И он слишком возбужден сейчас, чтобы просто уснуть рядом со своей искусительницей.
Священник оделся, послонялся некоторое время из угла в угол, будто мучаясь сомнениями, но вскоре все же вышел из маленького домика. Оседлал мула и, все еще не вполне придя в себя после ночной сцены, терзаемый порочными видениями, направился к Собору Парижской Богоматери. «Завтра, – безуспешно успокаивал он разыгравшееся воображение. – Завтра она будет твоей, Клод. Ты ждал больше года; потерпи же еще день, один только день».
«Ушел. Он ушел. Спасена!.. – ликовала Эсмеральда, беспокойно ворочаясь с боку на бок и пытаясь вырвать из памяти прочно засевшие там воспоминания пережитого ужаса. – Завтра придет мой Феб, вытащит из этой клетки, избавит от омерзительного монаха – и весь этот кошмар, наконец, прекратится. Больше я не увижу похотливого попа!.. Никогда! Он придет за мной, я знаю. Осталось только чуть-чуть подождать. Завтра».
========== ///////////////// ==========
А в это же самое время в кабачке «Яблоко Евы» никак не мог избавиться от икоты порядком уже подвыпивший капитан королевских стрелков Феб де Шатопер.
– Жеан, я тут припомнил… Ведь вы, кажется, толковали вчера о каком-то деле?..
– Да-да, у меня для вас самое что ни на есть важное поручение! – после вынужденной завязки школяр не мог сегодня угнаться за собутыльником: он едва приступил ко второй кружке. Приятный туман уже окутал сознание ватной дымкой, но соображать пока не особенно мешал.
– Поручение? И что же вы хотите мне поручить, дружище? Клянусь душой, вытащить меня сейчас из этого кабака не под силу и королевскому приказу!..
– Поручить хочу не я, да и, к тому же, сегодня вашему покою, капитан, не грозит ничего. Вас умоляет о помощи одна девушка.
– Хорошенькая? – тут же заинтересовался Феб.
– Прехорошенькая, друг мой! Да ведь вы с ней неплохо знакомы.
– Неужели?.. И кто же она? И почему, в таком случае, не обратилась со своей просьбой лично? Уверен, если она и впрямь красотка, мы бы легко договорились!
– К сожалению, Шатопер, это невозможно. Бедняжку вздернут, едва она покажется на улицах. Речь идет о той цыганке с козочкой, Эсмеральде.
– Гром и молния! Клянусь чревом господним, скверная шутка!.. Черт возьми, Жеан, да ведь малютку повесили! Я своими глазами видел, как ее везли на Гревскую площадь с веревкой на шее.
– Как, вы разве не знаете? – удивился юноша. – Горбатый звонарь, урод Квазимодо, спас несчастную девчонку – она нашла убежище в Соборе Парижской Богоматери. Любезный капитан, весь Париж судачил об этом в начале лета!
– Ну, меня это, во всяком случае, теперь не касается, – поморщился офицер. – Вы не поверите, друг мой – клянусь Христом и сатаной, я и сам едва верю! – но не пройдет и дюжины дней, как Феб де Шатопер станет добропорядочным женатым господином! Венчание назначено на первый день осени – так пожелала моя невеста. Мне это, признаться, безразлично – лишь бы вовремя выплатили приданое. Конечно, хочется поскорее уже узнать, что скрывается под корсажем этой недотроги, но все же нельзя забывать и про деньги. Не все же мне пить за счет вашего брата, этого в высшей степени достойного человека! Клянусь папой, как только мне отсыпят положенные монеты за то, что я залезу под юбки к очаровательной девчонке, я угощу вас, Жеан, самой лучшей выпивкой, какую только можно достать в этом паршивом кабаке!
– Стало быть, судьба цыганки вас больше не интересует?.. – озадаченно переспросил мальчишка.
– Ни в коей мере! Впрочем, теперь я хотя бы понимаю, чего хотел от меня кривой горбун. Я ведь, представьте себе, решил, что этот хромой – посланник сатаны, явившийся с того света с приветом от маленькой ведьмы… Да и посудите сами, что мне за радость от встречи с колдуньей, пусть и хорошенькой, по милости которой меня едва не прирезали?
– Она уверяет, что не имеет к этому отношения. Да я и сам не верю, что малышка могла желать вам смерти. Глупышка любит вас, Феб, и в этом нет никакого сомнения!.. Неужели вы не хотите помочь ей?
– Ни в малейшей степени, провалиться мне ко всем чертям! Да и чем, интересно, я мог бы ей помочь? Будь я хоть коннетаблем Франции, а не капитаном королевских стрелков, добиться помилования у Людовика XI так же сложно, как дождаться снега в середине лета. Уж не знаю, на что девица понадобилась уроду, но на сей раз он оказал ей недурную услугу этим похищением: мало удовольствия гнить в Монфоконе, сплясав перед этим на виселице.
– Да ведь вы не все знаете! В тот-то и дело, что девушки сейчас нет в соборе!..
– Нет?.. Провалиться мне на этом месте, если я хоть что-то понимаю! Жеан, говорите же толком!
– Малютку похитили, если верить ее словам. Я… случайно нашел ее в старой рыбацкой хижине в полулье от Парижа. Она, помимо прочего, утверждает, что ваша жизнь снова в опасности. Надеюсь, хоть это-то заставит вас передумать и встретиться с несчастной девушкой?
Бравый вояка задумался. Встречаться с уличной танцовщицей у него не было никакого желания: любовный пыл давно погас, а к угрозе он отнесся с легкомыслием человека, привыкшего подставлять грудь под удар шпаги. Но, с другой стороны, в свете открывшихся обстоятельств перед ним замаячила привлекательная перспектива вернуть избежавшую наказания колдунью в лапы правосудия. Остатки сострадания заставили его, однако, заколебаться. Но, подумав, де Шатопер справедливо рассудил, что такой поступок удостоится не только начальственного одобрения, но и положит конец подозрениям Флер-де-Лис, которая при всяком удобном случае поминала теперь проклятую цыганку, чем очень раздражала нареченного. Всякому известно, что нет наказания хуже, чем ревнивая жена, и Фебу очень не хотелось испытывать эту истину на собственной шкуре. Если он лично отдаст девчонку в руки палачу, инцидент будет исчерпан, и брачная ночь не омрачится ни подозрительными взглядами, ни едкими упреками.
– Что ж, дружище, вы меня убедили, – решил капитан. – Ведите меня к цыганке! Ради малютки Смеральды я готов в два глотка осушить этот кувшин и отправляться в путь!
– Не так быстро, Феб! Ведь я говорил вам, кажется, что сегодня ничто не помешает нам напиться! Давайте встретимся завтра в четыре часа пополудни на мосту Менял?
– В четыре часа? Черт подери, Жеан, да ведь у вас брат священник! Разве вам неизвестно, что завтра праздник, и в это время начнется уже служба?
«В том-то и дело, – подумал про себя школяр, не желавший все-таки открывать собеседнику имя предполагаемого похитителя, – что прекрасно известно». Вслух же он сказал:
– Ба, любезный друг, да разве вы теперь предпочитаете приключениям и хорошеньким девчонкам мессы? Уж не постарели ли вы?
– Подите вы к черту с вашими насмешками! Клянусь бородавками моей бабушки, склонности выслушивать заунывное поповское пение во мне не более, чем вышивать!.. Но ведь я уже пообещал Флер-де-Лис, что провожу ее на литургию, вот в чем затруднение.
– Фи, капитан Шатопер, да разве ж это затруднение? Ведь никто не мешает вам отвести девицу в храм, как вы и собирались, а после отправиться к красотке вместо того, чтобы внимать проповедям и сидеть три часа кряду с постной миной.
– Черт возьми, а ведь вы правы! – обрадовался офицер. – Решено, так я и сделаю. В таком случае, завтра вы отведете меня к прелестной Симиляр, а сейчас давайте пить. У меня даже родился тост: пусть кошель вашего доброго брата архидьякона никогда не опустеет, дорогой Жеан!
– Если б я еще мог почаще в него заглядывать, – проворчал парнишка и присосался к кружке с вином.
***
Архидьякон вернулся в монастырь в середине ночи. С трудом добудившись спящего привратника, вошел на двор, ведя в поводу мула. Самостоятельно расседлал и вернул животное в стойло, после чего направился в свою келью, порешив, что лауды ¹ братья могут прочитать и без него. Измотанный, он уснул почти сразу, даже не дав себе труда раздеться.
Утренняя звонница разбудила Фролло на рассвете. С трудом продрав глаза, он поднялся с постели, скинул плащ, намереваясь облачиться для чтения первого часа ², и вдруг замер, пораженный мыслью, что сегодня вечером должно все решиться. Сон как рукой сняло: глаза широко распахнулись, сердце отколачивало удары с удвоенной быстротой. Почти бегом спустился мужчина в храм и, то и дело ловя на себе косые взгляды, со всем жаром отдался молитве, механически твердя заученные много лет назад слова и взывая сердцем только об одном – не дать ему сгубить душу и наставить на путь истинный.
Так, в неустанных молитвах, провел священник большую часть дня. Но чем меньше времени оставалось до торжественной литургии, тем больше овладевало им беспричинное беспокойство. Он благословлял небеса, что праздничная месса назначена на три часа пополудни, а не на четыре или пять. Вот только волнение никак не отступало; рассеянно перебирая четки, уже надев литургическое облачение, Клод вспоминал события последних дней и пытался понять, откуда взялась эта ноющая, гложущая сердце тревога.
Кажется, все шло не так уж плохо: цыганка начала с ним разговаривать, даже интересоваться подробностями жизни, благоразумно решив смириться со своей участью. Расспросила про Квазимодо, про Жеана… Интересно, братец уже все деньги спустил в кабаке или только половину?.. Ох, он ведь обещал прислать письменные принадлежности!.. И завтра, наверняка, тоже будет не до этого… Послезавтра. Да, решено; только бы не забыть.
Месса шла своим чередом: архидьякон ни разу не сбился и не перепутал очередность молитв праздничных песнопений, однако пару раз поймал на себе тяжелый, задумчивый взгляд епископа. Да и черт с ним – пускай пялится, сколько вздумается, в голову все равно не залезет! А в голове у Фролло творилось Бог весть что: томительное ожидание не давало покоя, служба казалась бесконечной. Он не мог уже думать ни о чем, кроме грядущей ночи, а смятение все нарастало. Мужчина силился сложить воедино все события и понять причину, но она по-прежнему оставалась словно за покрытым морозным узором стеклом – легко различить силуэт, но суть неуловимо ускользает.
– Отец Клод! – обратился к нему молодой причетник, едва торжественная литургия подошла к концу. – Вас в начале мессы спрашивал молодой человек…
– Какой еще молодой человек? – сердце замерло от недоброго предчувствия.
– Ну такой, знаете, белокурый, кудрявый, довольно симпатичный… Лет семнадцати-восемнадцати от роду.
– Что он просил передать?
– Да, признаться, ничего не просил, – смешался собеседник. – Поинтересовался только, участвуете ли вы в богослужении и справился о здоровье. Я ответил, что участвуете, потому видеть вас до вечера не можно. Но решил все же сообщить вам, вдруг вы ждете кого?
– Спасибо, брат, – у священника зашумело в голове; он прикрыл на секунду глаза и, ни слова не говоря, скорым шагом направился к себе, не удосужившись, как намеревался, подойти к Луи де Бомону или даже переодеться.
В келье, почти содрав с себя литургическое облачение, он быстро накинул сутану, плащ и вылетел из собора столь стремительно, что даже толпившиеся на выходе прихожане невольно расступились, пропуская торопливо шагающего архидьякона с горящим нездоровым блеском взором. Благо, лодочники ждали неплохой наживы с этой орды верующих, а потому нанять суденышко у причала острова Ситэ не составило ни малейшего труда.
– Вниз по реке, – деревянным голосом приказал Фролло и, видя некоторое замешательство озадаченного лодочника, добавил: – Четверть ливра, если через четверть часа я буду у рыбацкого домика в полулье от Парижа, по правому берегу Сены.
– Кажется, я понимаю, о какой лачуге вы говорите, – тут же заулыбался щербатым ртом старый лодочник, проворно выгребая на середину русла и налегая на весла. – Господин окажется там через десять минут, и ни секундой позже, не будь я Реми Дюпон!
Протяжный колокольный звон, символизирующий окончание праздничной мессы, разлился над речной гладью, заставив священника вздрогнуть. Должно быть, уже шесть часов или около того… Боже, он опоздал!..
Мужчина не мог четко сформулировать, куда именно опоздал, но всем своим существом ощущал, что непоправимое уже случилось. Пазл, наконец, сложился, вот только слишком поздно. Жеан! Неспроста оказался он тогда на этой дороге. И цыганка – она ведь вчера спрашивала его о брате, а он, идиот, совершенно не придал этому значения!.. Женщины так непостоянны… Выходит, она теперь прельстилась мальчишкой, школьником?!
Клод не мог даже представить, что он сейчас сделает, если подозрения его подтвердятся. Впрочем, парочка, верно, уже далеко. А если нет… Боже, помоги!.. Впрочем, уже помог. Не ты ли молил Богоматерь разрубить связавшие тебя цепи, не ты ли просил об исцелении?! «Да ведь я совсем не это имел в виду… – лихорадочно думал архидьякон. – Разве просил я отдавать ее другому?! Брату… Как он мог? Он был мне сыном, больше, чем сыном, – целым миром. Обоих я люблю – и теперь вынужден ненавидеть!.. Господи, не дай мне свершить грех более страшный, чем любовь к женщине! Если все так, все правда – пусть их уже не окажется в злосчастной хижине!.. Но лучше – лучше пусть я ошибаюсь. Клянусь душой своей, я отпущу ее – только пусть это будет не Жеан! Я исцелился, Господи, исцелился, мне не нужна цыганская ведьма – только не отбирай у меня и брата! Я не хочу, не смогу ненавидеть его… Он все, что у меня есть…».
В эту секунду Фролло искренне верил, что и впрямь готов отпустить Эсмеральду, лишь бы только не застать ее в объятиях родного брата. Это было бы слишком. Легче умереть, чем вынести подобное. Вот и рыбацкий домик… Сейчас он узнает правду. Творец всемогущий, не попусти греха!.. Без сожалений расставшись с пятью солями, священник ловко соскочил на берег.
***
– Жеан, черт бы вас побрал!.. – приветствовал школяра капитан королевских стрелков. – Я торчу здесь уже добрых полчаса!
– Да разве в том моя вина? – рассудительно заметил юноша. – Еще, кажется, нет и четырех, а я уже на месте.
– Простите, дружище, но Флер-де-Лис я проводил к службе к трем часам, а потом сразу направился сюда, потому что не было сил еще сколько-нибудь выносить общество ее матушки. Почтенная старушка, кажется, не произнесла ни единого слова, не касающегося предстоящего венчания или ее дочери. Клянусь телом Господним, и распевающие псалмы попы не заставили бы ее замолчать!
– Что ж, дорогой Феб, тем лучше. Раз уж вы уже здесь, мы будем на месте даже скорее, чем я полагал. Кстати, вы уже решили, где спрячете малютку? Ей ведь грозит виселица, помните?
– Да, я… что-нибудь придумаю, – заметно смешался офицер, который вовсе не был мастаком на выдумки; и тут же поспешил сменить тему: – Но, я полагаю, нам хотя бы не придется уводить девчонку из-под носа похитителя?.. Вам доподлинно известно, что она будет одна?
– За это будьте покойны, капитан. Не далее как четверть часа назад я лично убедился в этом. У нас в запасе, по крайней мере, три часа.
– Вот и прекрасно. И все же, Жеан, как вам удалось наткнуться на эту малютку? – полюбопытствовал вояка, когда впереди уже замаячили ворота Сент-Оноре. – Париж – настоящий муравейник, найти здесь кого-то – все равно, что сыскать иглу в стоге сена.
– Да ведь я не искал ее, – пожал плечами парнишка, вовсе, однако, не собираясь делиться с товарищем подробностями слежки за братом. – Признаться, эта история – удивительное стечение множества обстоятельств, но настолько скучных, что я не буду вас ими утруждать.
– Что ж, ваше право – настаивать не буду. Но скажите, друг мой, цыганочка все так же хороша? Помнится, малютка была прелестнейшим созданием, и если бы не привычка повсюду таскать с собой козу и кинжал, я бы ни за что не поверил во всю эту чертовщину, в которой ее обвинили.
– А так, стало быть, верите?..
– Посудите сами, Жеан: с дюжину дней провалялся я в постели и лишь чудом не отправился на тот свет, а рана ведь все-таки была нанесена тем самым кинжалом. Это, конечно, мало чего доказывает само по себе, но ведь есть еще монах-привидение – разве можно сомневаться в колдовстве?
– Монах-привидение? – быстро переспросил школяр.
– Да-да, клянусь Вакхом! Мы ведь с вами неплохо провели тот вечер, господин бакалавр, если помните. Потом я оставил вас на попечение Господа нашего Иисуса Христа, а сам отправился на свидание. Вот тогда-то и встретился мне монах-привидение. Провалиться ко всем чертям, ведь я принял его еще за приличного человека!.. Не иначе, колдовство совершенно затуманило мне рассудок… Так вот, тот самый призрак дал мне экю, которым я и уплатил старой сводне с моста Сен-Мишель, и попросил спрятать его поблизости. Вам, быть может, известно о чулане рядом с комнатой святой Марты?.. Я посчитал, что это укрытие вполне сгодится. Но ведь, кажется, когда солдаты из ночного дозора явились на шум, поднятый старой шлюхой, то обнаружили лишь плясунью с козочкой – дьявол без лица в черном плаще будто бы испарился. Что вы на это скажете?
– Скажу, что все это вовсе не доказывает вины танцовщицы. Да разве не занимались вы чем-нибудь более приятным, чтобы у малышки еще осталось время ударить вас кинжалом?
– Признаюсь, Жеан, руки ее тогда, действительно, кажется, были заняты тем, что обнимали меня, – хохотнул офицер. – И если бы ее нож не воткнулся в меня так скоро, то уж мой клинок точно не заставил бы себя долго ждать!
Де Шатопер громко рассмеялся, довольный собственным остроумием. «Стало быть, удар нанес тот самый незнакомец, не иначе», – подумал мальчишка, но вслух ничего не сказал; рассказ капитана подтверждал слова Эсмеральды, а, следовательно, и виновность Клода. Школяр укрепился в мысли помочь несчастной, но постарался перевести диалог в более нейтральное русло. Всю дорогу проболтали они о том, в какой харчевне лучше готовят гусиные потрошки, будет ли добрым вино из урожая этого года, станет ли Флер-де-Лис де Гонделорье ревновать будущего супруга к бутылкам из «Яблока Евы» и шлюхам с улицы Глатиньи или окажется благоразумной женой, и прочих занятных вещах.
– Жеан, неужели мы скоро будем на месте? – спросил капитан, когда они свернули с проезжей дороги на узкую тропку.
– Терпение, сударь: не пройдет и десяти минут, как вы увидите свою красотку!
Школяр не ошибся: вскоре впереди и правда замаячил ветхий домик. Феб ненадолго замешкался, но вскоре нагнал замершего у порога юношу, одарившего его вопросительным взглядом.
– Ничего, друг мой, просто немного волнуюсь… – наигранно беспечным тоном проговорил де Шатопер, однако не успел даже окончить фразы.
– Феб!.. – дверь распахнулась столь стремительно, что Жеан невольно отшатнулся: цыганочка бросилась на шею замершему в замешательстве возлюбленному, прижимаясь к нему всем телом и преданно заглядывая в глаза влажным, счастливым взглядом.
В это мгновение она выглядела столь очаровательно прекрасной, юной, доверчивой, а в очах светилась неприкрытая преданная любовь такой силы, что капитан невольно растерял всю решительность своих намерений в отношении этой девушки. «В конце концов, – подумал он, – не будет большой беды, если бедняжка познает хоть немного счастья и любви перед…» – храбрый вояка оборвал мысль, не смея произнести роковое слово.
– Вы не представляете, как я истомился без вас, прелестное дитя! – чересчур наигранно, по мнению невольно хмыкнувшего Жеана, произнес офицер.
– О!.. – восхищению Эсмеральды не было предела. – Ведь вы же не поверили, будто я могла вас заколоть, верно?.. Я, кто любит вас всей душой, любит больше отца и матери!
– Конечно-конечно, прелесть моя, – отвечал Шатопер, чуть отстраняясь и с удивлением отмечая не только новый наряд, столь разительно переменивший ее из уличной девки в обычную горожанку, но и исхудавшие щечки; впрочем девушка все еще нравилась ему – вернее, понравилась сызнова теперь, по прошествии нескольких месяцев.
– Но… но, монсеньор, почему же в таком случае вы не навестили несчастную, которая ждала вас днями напролет?.. Разве не приходил к вам Квазимодо сказать, где я?
– Квазимодо?.. Кто это? Тот горбун из Нотр-Дама, что обитает в колокольне?
Плясунья молча кивнула, с обожанием глядя на офицера: у нее и в мыслях не было упрекнуть его – только услышать причину его длительного отсутствия.
– Знайте, сударыня, если вы и посылали его ко мне, то он не исполнил вашего поручения: я не видел его с самого дня ареста, когда урод пытался похитить вас, – и красавец принял вид столь оскорбленный, будто это именно Эсмеральда была повинна в их долгой разлуке.
– Но как же… ведь он… – малютка чуть не расплакалась от обиды на звонаря, но одновременно и от облегчения – получается, все, что тот говорил о Фебе – ложь от первого до последнего слова.
– Красавица моя, да разве это повод расстраиваться? – смягчился офицер, приобнимая цыганочку за плечо. – Не будем вспоминать о досадных недоразумениях и хромых звонарях. Главное, мы теперь вместе, и уж не расстанемся до смерти!
– Вместе!.. – радость и нежность смешались в девичьем голоске, и эта искренность пробрала даже обычно равнодушного к подобным сантиментам школяра.
– Жеан, друг мой, – капитан на минуту отстранился от не спускавшей с него восторженного взгляда плясуньи и, подхватив мальчишку под локоть, быстро зашептал ему на ухо, – не могли бы вы обождать с часок-другой? Кажется, более удачного времени для свидания не найти – девчонка влюблена в меня, как кошка!
– Да вы с ума сошли!.. – воскликнул юный повеса, однако под предостерегающим взором собеседника тоже перешел на шепот. – А если вернется ее похититель?
– Будем надеяться, этот малый достаточно благоразумен, чтобы не вмешиваться в естественный ход вещей, – пожал плечами де Шатопер. – Если же нет, пара лишних дырок в теле, я думаю, укротят его пыл.
На этих словах он отпустил замершего школяра и вернулся к по-прежнему стоявшей у порога Эсмеральде:
– Ну, милочка, покажете вы мне свое скромное пристанище?
– Монсеньор, ведь я здесь не по своей воле!.. – начала было цыганка.
– Уверен, дитя, это долгая история.Не лучше ли нам пройти в дом?
– Но священник, он может вернуться… Феб, давай уйдем отсюда поскорее! Я ужасно боюсь; он убьет тебя!..
– Сударыня, вы, кажется, сомневаетесь в моей мужественности? – сухо спросил офицер.
– Нет, конечно, нет! – испугалась плясунья. – Я только страшусь за вашу жизнь.
– В таком случае, дорогая моя, вы напрасно беспокоитесь. Я смогу постоять и за себя, и за тебя, малютка. Ты мне веришь?
– О!.. – только и смогла вымолвить красавица, позволяя капитану завести себя внутрь хижины; дверь захлопнулась.
«Прекрасно, Жеан, просто восхитительно! – ворчал про себя школяр, слоняясь вдоль берега. – Пока они там… Ты вынужден сидеть здесь, будто сторожевой пес, и вздрагивать от всякого шороха!.. Ладно, положим, время еще есть. Но если братец и вправду вернется, тебе не останется ничего другого, кроме как и впрямь податься в бродяги. Надеюсь, у Шатопера хватит ума закончить это дело поскорее… Наделать дырок в архидьяконе Жозасском!.. Да он с ума сошел! Впрочем, времени полно: едва ли стоит ждать Клода до темноты. Что ж, будем надеяться, все обойдется!». Порешив, что он в данном случае никак не в силах повлиять на ситуацию, школяр с присущей ему студенческой философией нашел самым мудрым завалиться спать – благо, трава возле домика показалась вполне мягкой для того, кому не раз приходилось просыпаться на парижской булыжной мостовой.
Комментарий к /////////////////
¹ Laudes – отдельная от утрени служба, приблизительно соответствующая православной полунощнице.
² Prima – монастырская служба, совершаемая около 6 часов утра.
========== ////////////////// ==========
– Моя дорогая Симиляр, вы не поверите, если я расскажу, как ужасно скучал по вас! – красавец подвел цыганочку к постели и усадил рядом с собой.
– О, Феб!.. Вот теперь мне не страшно и умереть. Ведь он говорил, будто убил вас!
– Кто – он? – рассеянно спросил офицер, завладевая маленькой ладошкой и с досадой размышляя о том, что ее прошлый наряд куда как более подходил для свидания – по крайней мере, с ним не нужно было бы столько возиться, а Феб прекрасно помнил, как неохотно эта крепость сдает свои бастионы.
– Монах, – Эсмеральда ощутимо вздрогнула. – Ведь это он ударил вас тогда, монсеньор! Я не знаю, откуда он появился – словно поднявшийся из преисподней призрак!.. Я видела только его горящий взор и вонзившийся кинжал, а потом потеряла сознание. Меня обвинили в убийстве, арестовали, даже… пытали…
Девушка всхлипнула и, вырвав ладошку, прикрыла лицо руками.
– Клянусь Юпитером, ты уже достаточно выстрадала, малютка! – воскликнул Шатопер, найдя эти слезы удобным предлогом подсесть поближе и обнять красавицу за плечи. – Кажется, пришло время и порадоваться, насладиться жизнью…
