Текст книги "Турнир Трех Неудачников (СИ)"

Автор книги: Lexie Greenstwater

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Мадам Флио, откинув со лба угольно-черные волосы, заплетенные в десятки мелких косичек, подняла на него опухшие глаза.

– А, это вы… юноша, что сорвал урок, – выдохнула она, шмыгнув носом. – Ну да ладно… хоть и странно вас видеть здесь, завтра меня уже здесь не будет, ходите на здоровье…

Из ее огромных синих глаз заструились слезы, а полные губы задрожали. Рада, бросив на Ала ледяной взгляд, подскочила к гадалке и протянула ей стакан воды.

– Я хотел спросить вас…

– Я уже не учитель, мой милый, – прошептала мадам Флио. – Мне остается лишь вынести чемоданы за ворота и никогда больше не появляться здесь. Вряд ли я помогу вам.

– Что? – опешил Альбус. – Вы уходите?

Доминик пнула его в голень, не вставая со стула.

– Все в порядке, – через силу улыбнулась гадалка. – Все в порядке, девочки. Мадам Максим считает, что я зря занимаю башню. Я шарлатанка, юноша. Мошенница. Вряд ли смогу что-то объяснить вам.

– Ее уволили, – шепнула неожиданно Рада Илич. – Директорша посчитала, что она обманывает учениц и…

– И она имеет право так думать. – К несчастью Флио их услышала. – Не надо… не надо говорить плохо о мадам Максим.

Рада закивала, потупив взгляд.

– Не всем дано понять знаки судьбы. И уж точно не всем дано принять их всерьез. Если я научила хотя бы одну ученицу видеть большее, то я не зря занимала здесь место… не надо меня утешать, девочки. Не надо, – улыбнулась сквозь слезы мадам Флио.

– Тогда почему же вы плачете? – присев напротив, поинтересовался Ал.

Рада и Доминик переглянулись. Видимо, неприязнь, посеянная первым испытанием Турнира, сошла на второй план, когда они задержались в классе после последнего урока гадалки Флио, разглядев в ее глазах слезы.

– Двадцать лет я отдала Шармбатону, – прошептала Флио. – Двадцать лет я не покидала замок. Я любила каждую ученицу, и хотела научить понимать то, что не понимают другие… и ни одна из них не пришла ко мне в последний раз, попрощаться… никто не пришел, значит, таким я была преподавателем.

– Но мы же здесь, – сжав ладонь гадалки, заверила Доминик, у которой тоже от слез заблестели глаза. – Мы же с Радой здесь.

– Вы же даже не мои ученицы.

– Ну вот видите, какой вы хороший преподаватель, раз даже не ваши ученицы жалеют о том, что вы уходите, – улыбнулась Доминик, утерев со щеки слезу. – Не плачьте, мадам. Не плачьте, а то я тоже буду плакать, а я слишком красива для этого дерьма. Будь вы плохим преподавателем, вы бы не задержались в замке двадцать лет. И уж точно бы не плакали сейчас, расставаясь с ним. Да, Рада?

Альбус и сам к ней повернулся, но с ужасом увидел, как суровая северная дева глотает слезы.

– Господи, Рада, ты что, не мужик что ли?

– Я девушка, – прошептала Рада то ли сконфуженно, то ли с обидой.

– В каком месте?

– В таком же, в каком ты – мужчина. Хотя нет, женственность Рады куда более очевидна, – прошипела Доминик. – Вот когда добьешься чего-то большего, чем просто иметь член в штанах, вот тогда сможешь открывать коробку с сарказмом. Ясно, братец?

Доминик имела противное свойство совать нос не в свои дела, вдобавок заводиться с пол-оборота и говорить таким голосом, словно в свободное от учебы время любила унижать мужчин.

Мадам Флио вдруг улыбнулась.

– Такая молодая девушка, – произнесла она, заправив рыжий локон Доминик ей за ухо. – Но такая мудрая женщина. Вы умная. Вы красивая. А то, что о вас пишут и говорят – не ведитесь и не поддавайтесь. Злой язык слижет любую гадость. Научите этой мудрости свою дочку, когда придет время.

– Что? – ужаснулась Доминик, побледнев. – Только не это…

– Залет, милая кузина? – одними губами прошептал Альбус.

– Заткнись, мразь.

– Вот когда добьешься чего-то большего, чем просто плодить маткой детей, вот тогда сможешь затыкать мне рот, – прижавшись щекой к мягким волосам кузины, шепнул Альбус ей в самое ухо.

Раду Илич, видимо, кто-то оставил ответственной за воду, потому как она протянула мадам Флио уже третий стакан. Сжимая стакан дрожащей рукой, мадам сделала крохотный глоток.

– Идите, девочки, – произнесла мадам Флио, поднявшись из-за стола. – Спасибо за то, что… спасибо. Идите, не стоит пропускать обед.

Доминик послушно кивнула и подхватила сумку.

– А вы? Куда вы отправитесь?

Мадам Флио одернула свою молочно-белую тунику и уперла руку в стол.

– В Мексику. Там есть одно место для таких неудачников, как я. Если будете однажды там, с удовольствием подскажу вам, что говорят звезды.

Девушки смущено улыбнулись и зашагали к двери, все еще всхлипывая, так, словно эта мадам Флио у них семь лет преподавала, да еще и однажды из горящего дома на руках вынесла. Женскую сентиментальность, тем более этих двух валькирий, Альбус не понимал, как и не понимал, каким образом умудрились примириться две чемпионки, которые на первом испытании, не так давно, между прочим, в рукопашную перешли.

– Что ты хотел спросить у меня? – Голос мадам Флио вернул в реальность.

Гадалка, сделав щедрый глоток из бутылки, настолько ветхой и покрытой чем-то непонятным, словно ее только что подняли с морского дна, подняла на Ала взгляд.

– Да я… – растерялся Ал, так и не зная, как бы спросить. – Когда мы вдыхали куренья… ладно, забейте. То есть, не обращайте внимания. Я пойду.

– Твой враг – женщина, – произнесла ему в спину Флио. – Осторожнее с женщинами, ты, я вижу, редко задумываешься над словами и действиями. Не всегда у тебя выйдет за спиной прятаться.

И снова приложилась к своей неприглядной бутылке, из которой разило скисшим вином.

– Да было бы за чьей прятаться, – фыркнул Альбус.

– Не скажи. Есть за чьей.

Представив субтильного Скорпиуса, который, раскинув руки, закрывает его от града смертоносных заклятий, Альбус скривился. Зная Скорпиуса, это кто еще за чьей спиной будет прятаться.

– И где ж искать эту спину? – усмехнулся Альбус. – Если в Большом зале, около графина с вином, да в леопардовой шубе, то вы и правда гадалка так себе.

Мадам Флио допила свой кислый напиток, к которому гнушалась прикладываться при девушках, и, взмахнув волшебной палочкой, приманила к себе саквояж. А затем, сжав его ручки, спустилась со ступеньки.

– Есть дом в Новом Орлеане, – пропела она тихонько. – Который прозвали «Восходящее солнце»…

– Он погубил многих несчастных, – кивнул Альбус. – И, Боже, знаю, я– один из них.

Взгляды пересеклись на мгновение.

– Да, я тоже люблю эту песню, не пейте это, что это там у вас в бутылке.

Мадам Флио одарила его теплым взглядом и, на мгновение сжав ладонью плечо Ала, направилась к выходу.

Глядя, как ее фигура исчезает из виду, когда она спускалась по винтовой лестнице вниз, Альбус присел на ступеньку и хмыкнул.

– Она жила и работала здесь двадцать лет, – послышался низкий голос у окна.

Рада Илич, цокая низкими каблуками сапог, на которых поблескивали пряжки ремней, скрестила руки на груди и облокотилась на барельеф стены.

– И никто не пришел даже попрощаться с ней. Ее ученицы просто встали по звонку и вышли из класса. Просто вышли.

– Мерзотно.

– Ага.

Ал подвинулся, и северная дева уселась на ступеньку рядом. Ее снова пробило на непонятную женскую слезу, которую, впрочем, Рада утерла как-то по-мужски: не пальцем и изящно, а ладонью быстро и резко.

– Встали и ушли по звонку, – повторила Рада, ухмыльнувшись. – Да даже если она никакой преподаватель, но есть же что-то человеческое, что-то… правильное что ли.

Альбус, прекрасно понимая, о чем этот сбивчивый поток слов, рассеянно кивнул и повернулся к присевшей рядом болгарской студентке. Все же как бывает глубока человеческая душа, раз может так не вязаться с внешним видом. Ладно, Доминик позволено всплакнуть и пожалеть – она красива, она ведь чертова принцесса Аврора! Красива, грациозна от походки и до взмаха длинных ресниц, ей впору ходить по лесам и петь песни с малиновками и оленями, как самой настоящей мультяшной принцессе.

Рада Илич была, что называется, настолько суровой, что, казалось, единственная эмоция на ее лице может представлять собой возмущенный взгляд. У нее не было и десятой части красоты Доминик, а грацию и нежность подавно сменили стальные мышцы, бугрившиеся под ее форменной рубахой, и совершенно бесстрастное выражение лица. Альбус с ужасом заметил, что ее спина шире, чем его, уже не говоря о бицепсах, а волосы, выглядели настолько растрепано, словно Рада как собрала их в косу перед приездом в Шармбатон, так и не расплетала. Да даже вместо волшебной палочки рядом с ней на ступеньках покоился массивный вязовый посох. Да, Господи-Боже, Рада Илич выглядела мужественнее Ала, а поставь рядом с ней Скорпиусa, так впору гадать, кто из них женщина, а кто мужчина.

Ты ошиблась, мать-природа, когда сделала эту девушку девушкой. Ведь единственное что-то нежное было слезой, которую тут же смахнула ладонь.

«Женщина – это не пол. Это состояние души», – заключил Альбус.

Только женщина, на какого бы мужчину она не была похожа, может так искренне жалеть другого человека, пусть и едва знакомого.

– Представляешь, каково ей, – протянула Рада, уставившись в узкое витражное окно. – После стольких лет прощаться не с ученицами, которых изо дня в день учила, а с чужими.

– Ну, а что ты хочешь, – буркнул Ал. – Не дай Боже пропустят обед, супца горячего навернуть это же важнее, чем попрощаться с преподавателем.

Рада усмехнулась, отчего на ее щеках мелькнули ямочки. Переглянувшись с ней, Альбус вдруг почувствовал ощущение, которое называл «моментом невысказанного, но предельно ясного» – когда не находилось слов, чтоб объяснить свои чувства, но собеседник понимал все прекрасно, и не просил пояснений. Только со Скорпиусом проскальзывал такой момент, но они на то и лучшие из лучших друзья: они ведь друг за друга горы свернут, если для этого не придется вставать с дивана.

– Меня, конечно, проклянет весь Хогвартс, – сообщил Ал сконфужено. – Но… может, если тебя еще никто не пригласил, ты пойдешь со мной на бал?

Рада Илич аж рот приоткрыла.

– С тобой?

– А ты думала, я просто так на тебя ставки к первому туру делал? – фыркнул Ал.

– Ты, честно говоря, дохляк.

– Ой, Афродита, усы сбрей. А еще бал собралась открывать.

Расхохотавшись в голос, оба переглянулись снова.

– Я танцевать не умею, – предупредила Рада.

– Да я тоже.

– И платья у меня нет.

– А у меня из парадного только кальсоны.

– Мы затмим всех.

Альбус неловко улыбнулся.

И тут же возликовал внутри себя – он идет на бал с девушкой (пусть и похожей на трансвестита), он открывает Святочный бал, а Скорпиус Малфой, у которого для этого были все предпосылки, скорей всего нет, вряд ли Доминик сменила гнев на милость.

И точно. Обед подходил к концу – Доминик в трапезной уже не было, зато Скорпиус сидел поодаль от делегации Хогвартса и о чем-то шептался с кудрявым чемпионом Шармбатона. Тут же, стоило Алу увидеть друга, в голове прозвучал его голос: «Браво, Ал. Замутить с чемпионом Дурмстранга – гениально, моя школа. Так у Доминик больше шансов на победу».

Прекрасно понимая, что на пятой же минуте Святочного бала Скорпиус Малфой начнет вплетать его в свои интриги и поинтересуется, что у Рады Илич он успел выведать о втором туре, Альбус понял две вещи. Во-первых, что с приглашением на бал поторопился. И, во-вторых, проявлять к кому-то симпатию в радиусе сотни миль от Скорпиуса Малфоя себе дороже. Так уж чувствовалось.

========== 12. ==========

– Пригласить на бал Раду Илич – гениально, – приложив к рубашке Ала замысловатый галстук с серебряными вензелями, произнес Скорпиус. – Не ожидал.

Ал закатил глаза. И не объяснить же другу, что поспешное приглашение болгарской чемпионки ни одной самой хлипкой ниточкой не связано с тем, что он вероломно планировал добыть из Рады информацию о втором туре.

Скорпиус отшвырнул галстук в сторону и примерил к Алу другой – серый в строгую клетку.

– И она согласилась?

– Я так и не понял.

– Значит согласилась. Рада, чего уж там, далеко не лесная фея, у нее нет десятка вариантов кавалеров.

От этого на душе стало ещё гаже.

– Плюс, ей просто необходим кавалер, ей бал открывать. А после того, что она учудила на первом туре…

– Скорпиус, заткнись, – не утерпел Ал.

Скорпиус послушно умолк.

– Знаешь, тебе совершенно невозможно подобрать галстук, – признался он, оглядев стопку тех, которые не подошли (по его мнению).

– Я пойду на бал без галстука.

– Если ты пойдешь на бал без галстука, то я сломаю тебе ноги и больше ты ходить не сможешь вообще, – проскрипел Скорпиус.

Говорить как-то вдруг резко стало не о чем. Скорпиус слишком заигрался в своих интригах, Альбус же с опаской ожидал самого бала.

Чем ближе сочельник, тем больший страх накрывал Ала ледяной волной. Если в тот день, когда гадалка мадам Флио покинула Шармбатон и свершилось первое в жизни Альбуса Северуса Поттера приглашение девушки куда-нибудь (приглашение сестры и кузины пойти нахрен не считалось), им овладело лишь волнение от собственной храбрости, то уже под конец декабря паника одержала сокрушительную победу. Каждый новый день создавал новую мысль, которая, в свою очередь, выплывала в новый повод для страха.

Сначала Ал чувствовал себя неловко, пересекаясь с Радой Илич в трапезной, и ощущал, как желудок делает сальто, когда их взгляды пересекались. Затем Ал ощущал волнение и недобрый осадок, понимая, как будут шептаться за его спиной однокурсники, стоит ему появиться в паре с дурмстрангской чемпионкой. И, наконец, Его Величество Безысходный Ужас – это Альбус вдруг понял, что ему открывать Святочный бал и автоматически быть в центре всеобщего внимания, да еще и с гладиатороподобной девушкой, которая, скажем прямо, ну не принцесса.

Скорпиус, в своей излюбленной манере, мастерски исполнил контрольный выстрел в остатки его уверенности. Теперь, когда Альбус невольно стал частью плана «Как сделать Доминик Уизли чемпионом», Скорпиус с него не слезет, пока тот чего-нибудь из Рады Илич не выудит, хоть крупицу информации о втором туре.

– Я не буду весь вечер говорить с ней о Турнире, – выпалил наконец Альбус, содрав с шеи кружевное жабо, которое, как уверял друг, единственное, что ему шло.

– А о чем еще с ней говорить? – мирно спросил Скорпиус. – Сходу назови ваш один общий интерес.

– А ты о чем с Каррелем говорить будешь? Ах, да, один общий интерес у вас есть, да, Малфой?

Скорпиус ехидно вскинул бровь.

– Все ради Турнира.

– Безусловно. Вот уж кто действительно рвет жопу за честь Хогвартса.

– Мистер Поттер, возьмите что-нибудь фаллическое и заткните себе все отверстия, из которых у вас льется этот омерзительный сарказм, – прошептал Скорпиус, затянув на шее друга очередной галстук, как удавку.

Из-за ширмы раздался чей-то смешок, и друзья одновременно выглянули, чтоб одарить юморного соседа ледяными взглядами.

Один из крайне немногочисленных за всю историю Хогвартса маглорожденных слизеринцев, по фамилии Корбет, снова усмехнулся.

– Да-да? – участливо поинтересовался Скорпиус.

– Вас не шипперит только слепо-глухо-немой, вы в курсе? – отозвался Корбет.

Ал и Скорпиус переглянулись.

– Ал, ты чувствуешь? – скривился Скорпиус. – Чувствуешь?

– М? А, да-да-да, – принюхался Ал.

– Ох, это невыносимо… откройте окна…

– И принесите противогаз…

– Что же это так омерзительно воняет на всю башню? – закатил глаза Скорпиус, наморщив нос. – Ах да, Корбет, это же твоя грязная кровь.

Слизеринец стиснул зубы.

– Простирни вены и сосуды в хлорке с пятновыводителем, прежде чем фыркать в сторону чистокровных, – процедил Альбус.

Глядя, как слизеринец вылетел из общей спальни, они со Скорпиусом переглянулись.

– Тебе не кажется, что мы мрази?

– Определенно, мистер Поттер.

– Гриффиндор прессует Слизерин. О времена, о нравы.

Переглянувшись со другом, Ал стянул с шеи очередной галстук и задумался над тем, что не подружись они со Скорпиусом четыре года назад (хоть и казалось, что не менее шести вечностей тому), то стали бы заклятыми недругами, учитывая сволочной характер обоих.

Но если Скорпиус показывал сучью натуру лишь тогда, когда это было необходимо, Ал, признаться, был не прочь побыть антагонистом просто так, упиваясь собственным цинизмом. Один из них больший циник, зато другой – куда как более уверен в себе. Малфой даже если на Святочный бал придет в леопардовой шубе, с шармбатонцем под руку и на вопрос профессора МакГонагал: «Это что такое?!», ответит: «Du… Du hast…Du hast mich», а затем подожжет черные кудри своего кавалера, это будет выглядеть органично. А Алу вон уже второй час галстук подобрать не могут.

***

– Конечно, ну что ты, я не обиделся, – сев за стол, улыбнулся шармбатонцу Скорпиус, не став утруждаться тем, что по-английски француз не понимал вообще.

«Сдохни в муках, глядя, как твои внутренности доедают бешеные псы», – читалось в его ледяном взгляде.

– Ебаный француз, – прошипел Скорпиус, притянув к себе тарелку с сыром и глядя, как удаляется из трапезной Стефан Каррель.

– Что стряслось? – поинтересовался Ал, которого куда больше волновал вопрос, как слиться со Святочного бала.

– Он не идет со мной на бал. Его уже пригласила какая-то блядина, а он слишком слабак, чтоб сказать девушке «нет».

Ал хмыкнул.

– Не удивительно, он – звезда Шармбатона.

Скорпиус выглядел так, словно на него вылили ведро с помоями. Кажется, его чувство собственной важности только что кто-то пнул ниже пояса.

– Да кто его пригласит, если он… ну ты понял.

– Кто?

– Слово на букву «г».

– Гуляш?

– Да, Поттер, гуляш. Я именно это и хотел сказать, – прорычал Скорпиус.

Ал косо глянул в сторону Рады Илич, сидевшей за болгарской частью стола, и нервно сглотнул.

Пышное убранство зала. Мужеподобная ведьма и хлипкий гриффиндорец с идиотским галстуком. Шепот за спиной. Насмешки соседей по комнате. Сотня любопытных взглядов. Открывать бал первым танцем…

Забывшись, Ал выхватил у Скорпиуса стакан с самбукой, замаскированной под минеральную воду, осушил залпом и, тут же почувствовав, как обожгло горло, выплюнул.

– Боже Всевышний!

Скорпиус моргнул.

– Ал, ты чего?

– Решил что-то изменить в своей жизни, – брякнул Альбус. – Фу. Как это можно пить…

– То есть, ты вообще меня не слушал? – процедил Скорпиус. – Я о том, что найти сейчас партнера на бал это…

– Крайне сложно, – проговорила Доминик, сев снова рядом с Альбусом. – Ну что, дорогой, как ощущения?

На секунду подумав, что Скорпиус и Доминик помирились, а он был слишком занят волнением, чтоб это заметить, Альбус завертел головой.

– Как ощущения, когда даже Ал с кем-то идет на Святочный бал? – поинтересовалась Доминик, откинув волосы за спину и с аппетитом принявшись за грибной суп-пюре.

Скорпиус одарил ее прохладным взглядом, но умолчал.

– Так, какого цвета на тебе, говоришь, будет платье? – произнес он спустя минуту.

– А что?

– Я подберу подходящий нагрудный платок.

– Зачем? Я уже нашла себе кавалера, – пожала плечами Доминик.

– Это то, о чем я тебе говорил, – шепнул Альбус.

Скорпиус отложил ложку.

– С кем ты идешь на бал?

– Со Стефаном Каррелем.

Бледное лицо Малфоя вытянулось, а рот приоткрылся в немом негодовании.

– Так это ты его пригласила?

Доминик не без удовольствия кивнула.

Чемпион Хогвартса идет на бал с чемпионом Шармбатона, а значить это могло для Скорпиуса Малфоя лишь…

– Жаль, что не тебе открывать бал, Скорпиус, – улыбнулась Доминик, отправив в рот ложку. – Ибо не с кем. Даже не справедливо, ты ведь так хотел быть в центре внимания. Снова.

– Ты…

– Не расстраивайся. Я уверена, кто-нибудь в заднем ряду у окошка по достоинству оценит цвет твоего нагрудного платка.

Встав из-за стола и зашагав к выходу, Скорпиус не одарил ее взглядом, в кои-то веки чувствуя себя униженным. Ал, замешкав, направился следом, чувствуя, как зеленые глаза кузины его прожигают насмешкой.

– Незачем переживать, она всегда была прошмандовкой.

Скорпиус, свернувшись калачиком на кровати, издал мученический вздох. Стайка канареек, которая еще недавно была золоченной люстрой, парила над его головой и тихонечко щебетала. Альбус, сидя рядом, снова потрепал его по плечу.

– Ну и пусть идет с ним, зато тебе не открывать бал, – протянул он. И, поняв, что ляпнул, тут же уточнил. – Будешь незаметно хлестать винишко со мной.

– Ты не хлещешь, толку-то.

– Я начну, ты меня научишь. Малфой, не депрессуй, ей-богу.

– Моя девушка отбила у меня парня, ты понимаешь?

«Нет, и слава Богу», – подумал Альбус.

– Гомосек и шлюха, вот уж парочка.

– Как ты можешь, Ал, она же твоя сестра…

– Да похуй, она двоюродная. А ты – мой родной друг, я ненавижу твоих бывших больше тебя.

Скорпиус снова издал то ли всхлип, то ли вздох, то ли хрип. Альбус людей успокаивать не умел, а уж тех, кто метался в терзаниях разбитого сердца – подавно.

– Ну хочешь… – И вдруг Ала осенило. – Хочешь, если тебе принципиально открывать бал, я уступлю тебе Раду Илич?

Скорпиус повернулся к нему, заерзав на перине.

– Что?

– Ну, а что? – стараясь не выдать ликования в своем голосе, нахмурился Альбус. – Ты мой друг, тебе внимание важнее, я же вижу. И пойти на бал с Радой – утереть нос Доминик. Да, согласен, Рада… не фея, но ты тоже не… то есть да… то есть нормальный ты, твоего шарма хватит на вас обоих.

Скорпиус сел на кровати и утер щеки.

– Подожди. Подожди, – заволновался он. – Ты пожертвуешь честью открывать Святочный бал ради меня?

– А что поделать, – картинно прикрыл глаза Альбус. – Между честью, дамой и другом, я всегда выберу друга.

Глядя на Ала так, словно тот только что на руках вынес его из горящего дома, а после закрыл грудью от пулеметной очереди, Скорпиус выдохнул.

– Альбус…

– Не надо слов. Просто скажи, что ты согласен.

– Я согласен, – прошептал Скорпиус благоговейно и крепко стиснул его в объятиях. – Альбус… только человек по имени Альбус может иметь такое большое сердце…

– Не плачь, мой ссанный Гриндевальд, – усмехнулся Ал, похлопывая его по спине.

И, услышав, как позади, у двери, что-то упало, друзья тут же обернулись: слизеринец Корбет, заскочивший взять учебники по истории магии, глядел на них, разинув рот, и даже не заметил, как уронил тяжелую сумку.

– Пошел вон! – рявкнули в один голос Поттер и Малфой.

Слизеринец, багровый от смущения, вылетел за дверь, а Скорпиус, утерев следы сантиментов с лица, заволновался:

– Слушай, а Рада Илич согласится поменять партнера?

За дверью послышался выдох, и Скорпиус, метнув взгляд туда, заставил рой канареек влететь в крохотную щель и начать клевать Корбета.

– Мы – пара, Рада Илич – свингерша, – фыркнул Ал. – Спорим, Корбет пойдет работать под крыло Риты Скитер?

Но Скорпиус оставался серьезен.

– Ой, да согласится, конечно, – заверил Альбус. – Ей не принципиально же.

– Ну так… пойдем? – заерзал Скорпиус.

Альбус вскинул бровь.

– Куда? Мы опоздали на урок.

– Пойдем, найдем Раду Илич и скажем, что она идет со мной.

– Э-не, – протянул Ал, тут же усадив Скорпиуса обратно на кровать. – Она втащит нам обоим. Давай это будет… сюрприз.

Скорпиус приоткрыл рот.

– Ты что, боишься ее что ли?

– Да ни за что! Нет! Просто представь, как она удивится: рассчитывала пойти на бал с доходягой, который пригласил ее от безысходности, а пойдет в итоге с потомственным аристократом, человеком, который умеет держаться в привилегированном обществе, который не будет наступать ей на ноги во время танца, да и вообще, считай, Рада Илич будет самой настоящей Золушкой, ведь хрен еще кто такого принца отхватит.

«Принц» растаял и, горделиво вздернув нос, усмехнулся.

– Да?

– Ну, а то, – закивал Альбус. – Она будет в восторге.

***

Рождественское убранство Шармбатона напоминало пышную сказку: внезапно, хотя, возможно, не без помощи сильнейшей магии дюжины магов, в теплых окрестностях выпал снег, который покрывал холмы пушистой белоснежной гладью. Крупные хлопья сыпались с неба и не таяли, несмотря на то, что за стенами замка было достаточно тепло – ни промозглого ветра, ни слякоти под ногами, на заледеневших ступеней великолепной лестницы.

За три дня до бала нимфы развесили по замку причудливые украшения: связки кристаллов горного хрусталя и стеклянные шары, в которых парили сияющие блестки. Вкупе с этим и ледяными фигурами, величавшими фойе, Шармбатон был похож на замок Снежной Королевы.

Любоваться красотами зимнего замка у Альбуса желания не было, особенно за час до бала. Наскоро одевшись, он сидел на кровати, гипнотизировал взглядом циферблат часов и гадал, зачем собрался так быстро.

Хотя, чего там собираться – многие парни оделись за пять минут, меньше минуты елозили по волосам расческой, и сидели, ожидая звездного часа, в точно такой же позе. Лишь Скорпиус Малфой носился из спальни в ванную, нервно оглядываясь и что-то бормоча себе под нос.

– Все? Собрался? – нетерпеливо протянул Ал, когда на часах было почти семь вечера.

Сияющий и великолепный Скорпиус Малфой вышел из ванной, явно наслаждаясь собственным пиджаком.

– Как я выгляжу? – тоном человека, который готовился получать «Оскар», поинтересовался он.

– Ну…

– Сейчас переоденусь!

Схватив его за руку и едва не вытолкав за дверь, Альбус поймал себя на том, что нервничает и бесится.

– Скорпиус, ты не говори Раде, что я…

– … зассал идти с ней и открывать бал, потому что боишься внимания?

Ал так и замер на лестнице и почувствовал, как в него резко врезались сокурсники.

– Не скажу, – заверил Скорпиус, критически оглядев его. – Хотя, по твоему лицу все понятно.

Чувствуя себя еще более сконфужено, Альбус замер у дверей трапезной, где собирались ученики – все нарядные, горделивые, красивые, и он – бледный, едва не заикающийся и жаждущий больше всего вернуться обратно в башню. Но вот уже к Алу приблизилась новоиспеченная партнерша взамен Рады – худощавая веснушчатая француженка, которая ни слова по-английски не понимала, а значит не сбежать.

– Ну подойди же к ней, – прошипел на ухо Скорпиус. – Я с таким трудом уговорил ее… то есть, она очень хотела с тобой пойти.

Альбус улыбнулся ей так, словно у него скрутило живот.

– Вот так, вот и молодец, Ал, ты неотразим и сексуален…

– Как куст щавеля.

– Смелее, Ал, – то ли глумился, то ли поддерживал Скорпиус, уже наглее толкнув его к шармбатонке. – Так, Ала пристроил в хорошие руки, а где же моя похожая на трансвестита мадемуазель?

Альбус, как раз увидев Раду Илич, сглотнул и выдохнул, чувствуя, как внутренности будто в охапку сгребла чья-то пятерня. Смотреть на нее было неловко, особенно понимая, что никакой она не трансвестит, и не гладиаторша даже, по крайней мере в этот сочельник.

На ней было платье – внезапно, хоть и предсказуемо. Нежно-лиловое, с воздушным подолом и каскадом воланов, скрывающим широкие плечи. Каштановые волосы стали короче – едва доходили до плеч и были уложены мягкой волной, такие будет кощунством снова стянуть в небрежную косу. Уж неизвестно, какой благодетель поспособствовал таким метаморфозам, но только гриффиндорцам, и только девушкам было известно, что только Доминик Уизли способна рисовать самые симметричные стрелки жидкой подводкой.

Встретившись взглядом с Радой, Альбус захотел бежать, а потому не придумал ничего лучше, чем быстренько проследовать в трапезную, позабыв о своих партнершах: как и прошлой, так и о нынешней.

– А…

– Я за него, – вызвался Скорпиус, уже сцапав Раду Илич под руку и глянув сверху вниз – он был ниже ее на полголовы.

– В смысле?

Скорпиус потупил взгляд.

– Так исторически сложилось.

Рада Илич взглянула на него ледяным взглядом.

– Это ведь ты требовал казнить меня на костре во время первого испытания?

– Я, наверное, пойду к Алу…

– Не-не-не, кавалер, стой, – схватив Скорпиуса за рукав, прошептала Рада. – Ты за него?

– Да.

– Вот и стой, не дергайся. Зажжем с тобой.

«Вот почему ты слился», – осенило Скорпиуса.

Можно искусно накрасить тушью недобрый глаз, но сглаза по итогу все равно не миновать. Как-то так.

Гувернеры и гувернантки неустанно метались туда-сюда, призывая учеников к порядку, а заместитель мадам Максим уже построил тех, кому было суждено открывать Святочный бал, но все равно искренне недоумевал.

– Чемпионов три, пары две… ах, вот оно как.

Взглядом полным возмущения и презрения смотря на свою вновь уже соперницу, Доминик не слушала и не слышала ничего: ни речей помощника директрисы, ни комплиментов, ни звуков музыки. В своем платье из синего бархата, без задоринки сидевшем на точеной фигуре, с мерцающим в собранных рыжих волосах серебряным обручем и такой же тонкой цепочкой на шее, Доминик выглядела не мило, скорее благородно, но свирепо.

– Если я решил открывать бал, я открою бал, – шепнул ей на ухо Скорпиус. – Шах и мат.

Сжав руку Стефана Карреля покрепче, Доминик отвернулась. Скорпиус усмехнулся.

– Мне плевать, как ты выглядишь и что ты задумала на конец Турнира, – прошептал он серьезно Раде, когда двери в трапезную открыли перед чемпионами. – Но мы должны станцевать лучше, чем эти двое.

***

Несмотря на все старания болгарской чемпионки улизнуть подальше после бесконечного вальса, у чемпионов был отдельный стол. Обстановка за которым царила накаленная – это заметили даже ученики, ужинавшие неподалеку.

Стефан Каррель не сводил взгляда со Скорпиуса, Скорпиус не мог оторваться от Доминик, Доминик ненавидяще смотрела на Раду Илич, Рада Илич искала глазами в толпе Альбуса, Альбус искал глазами канапе с сыром на столе.

– Хрущи ебаные, вы не в тот цветник залетели, – шипела Доминик, сжимая бокал. – Ой не в тот…

– Кто же виноват, что садовница щелкает клювом? – ухмыльнулся Скорпиус.

– Молчи, пока я тебе ландыш не сломала.

– Pardon? – переспросил Стефан, не поняв ни слова.

– Только про ландыш сломанный услышал, так сразу «пардон»… Рада, а что ты молчишь?

Если бы несносная Доминик в этот самый момент укусила бы гремучую змею, та умерла бы от яда бушующей когтевранки моментально.

Яда было достаточно на всех в этом зале.

– Да не нужен мне твой этот убогий, – в третий раз бросила Рада Илич. – Пусть отсядет.

– Pardon…

– Тихо, – бросила Доминик. – То есть, ты с ним пошла просто потому что мне назло? Сука, я же с тобой платье выбирала…

– Срань Господня, за меня борются трое чемпионов, – восхитился Скорпиус. – Минуточку, да я же элита…

– … я должна была идти с другим убогим, ты же знаешь, а этот…

– Je vous…

Шикнув на Стефана снова, Доминик снова перегнулась через стол, чтоб посмотреть на Раду.

– А почему не пошла?

– Ой все короче, дамы, вы нудные, – протянул Скорпиус, встав из-за стола.

Стефан Каррель намылился было за ним и привстал, но Доминик уперла руку ему в плечо и усадила на место. И тут же скрыла свирепый оскал обворожительной улыбкой.

– Ох, эти девки доведут меня до нервного срыва, – опрокинув бокал шампанского, произнес Скорпиус. – Ал, как ты здесь? Ты что, пожрать сюда пришел?

Альбус отмахнулся и взял еще одно канапе.

– А где твоя партнерша? – возмутился Скорпиус.