Текст книги "Турнир Трех Неудачников (СИ)"
Автор книги: Lexie Greenstwater
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Скорпиус стыдливо огляделся в поисках чего-нибудь, чтоб прикрыться, но мсье Паскаль не глядел на него, уже шагая к двери. Обернулся лишь у порога.
– Совсем забыл. Передайте Стефану зайти к мадам Максим.
Дверь за преподавателем тихонько закрылась и Скорпиус, наконец, отставив поднос, поднялся с кушетки на затекшие ноги. Швырнув позолоченную диадему в окно, и глядя, как дешевая безделушка разлетелась десятком канареек, щебечущих зимнему солнцу некую песнь, он стащил с ширмы мантию.
***
– Все, – закрыл лицо рукой Ал. – Скорпиус, поговори с ней, она не слышит меня.
Доминик в очередной раз насупилась.
Жабросли глотать она под угрозой казни не собиралась, уже принципиально, а не из соображений брезгливости.
– Чего? – рассеянно протянул Скорпиус, проходя мимо них в башню.
– Я не буду жрать жабросли, это омерзительно, они же в слизи…
– Я предложил перемолоть их.
– Ты же сам сказал, что слизь – самое ценное, и если перемолоть, то она вытечет, а так…
– Ну уж прости, я хоть что-то предлагаю, а не носом верчу и «ойвсекаю».
Скорпиус, глянув на друга и девушку так, словно увидел впервые, отмахнулся и зашагал в спальню. Ал, проводив его взглядом, нахмурился.
– Еще раз говорю, я не буду есть жабросли…
– Да заткнись ты уже, – цокнул языком Ал и направился в спальню за Скорпиусом.
Миновав винтовую лестницу и прикрыв дверь, он фыркнул с порога:
– Что случилось? Не вышло сыграть в мушкетеров, потому что гувернер конфисковал шпагу в самый ответственный момент?
Скорпиус, уперев руки в подоконник, даже не улыбнулся. Альбус по душам говорить не умел и не любил, но уйти было бы хуже насмешки. По крайней мере, так показалось.
Приблизившись и тоже встав у окна, он без слов поджег кончиком волшебной палочки сигарету, которую Скорпиус прикусил и пожевывал.
– Расскажешь или свалить в туман?
– Свали в туман.
– Тогда рассказывай.
***
– За галлеон, – повторил Скорпиус, глядя в окно.
Ал вскинул бровь.
Ничего убийственного не было в рассказе друга, но Скорпиус ни разу не улыбнулся.
– Ну… твой дед же купил портрет. Паскалю очень нужны были деньги, фактически…
– У нас туалетная бумага в мэноре дороже стоит.
– У богатых свои причуды.
Скорпиус одарил его ледяным взглядом.
– Прости, – произнес Ал. – Просто не понимаю, почему ты так завелся. Нет, понимаю, но…
– Ты не понимаешь.
– Что?
– Ты не понимаешь, что такое чувствовать стыд за родных и делать вид, что ты ими гордишься.
– Ну, иногда, когда…
– Ты не понимаешь, – отрезал Скорпиус. – Как минимум потому что ты не родился в семье Пожирателей смерти. И как максимум потому что твой дед не стал бы покупать портрет девочки с цветами за галлеон.
– Мой дед был беден.
– А мой – богат. Очень богат. Просто пиздец как богат. И он оценил портрет девочки с цветами в галлеон, зная ее историю, уверен, зная. Дед любит поговорить свысока.
Не зная, что сказать, чтоб Скорпиус не воспринял в штыки, Альбус вздохнул.
– Так или иначе, Паскаль сам продал портрет.
– А что ему оставалось, он голодал.
– Было предложение, на него нашелся спрос. Ну… рынок работает так.
Скорпиус внимательно взглянул на него.
– Если бы не этот галлеон твоего деда, кто знает, может, Паскаль бы с голоду умер, – проговорил Альбус. – Так что еще неизвестно, как было бы. Может, твой дед спас ему жизнь этим галлеоном, не думал?
– Тогда почему мне так погано, раз мой дед спас ему жизнь?
Поставив утешениям Ала шах и мат, Скорпиус отвернулся.
– Мы люди, – все же подытожил Ал. – Мы все совершаем ошибки.
– Мы люди, когда ведем себя как люди.
Солнце снова вышло из-за тучи, и золотая русалка на носу дурмстранга блеснула вдали яркой вспышкой.
– Запомни этот момент, Скорпиус. Только что ты понял о жизни больше, чем учили в школе.
– Школа для того и нужна, чтоб однажды понять, что любой из ее уроков просто херня по сравнению с уроком жизни.
– Ну да, ну да, недоучкам и дебилам же по жизни легче, им все дороги коврами устланы, – саркастично протянул Альбус. – Да, Скорпиус?
Скорпиус загадочно улыбнулся.
– Маргарин.
– Почему маргарин?
– Потому что иди нахуй со своей философией, олень очкастый.
Альбус захохотал и даже Скорпиус не сдержал улыбки.
Может он и не знал, как коммуницировать со строптивой кузиной, да что уж с ней, с большей частью всего живого, но со Скорпиусом… со Скорпиусом он мог все.
========== 16. ==========
Когда Альбус Северус Поттер про себя подметил, что со Скорпиусом он мог все, то не ожидал, что действительно снова позволит втянуть себя в очередную интригу. Интрига, надо сказать, была благородной – во имя Хогвартса, да чего уж там, на кону был международный имидж Великобритании. Так говорил Скорпиус.
– Я все понимаю, – закивал Альбус после завтрака. – Но почему это зелье должен варить именно я?
– Не вопрос, давай я сварю.
Скорпиус был тем еще зельеваром, а потому подпускать его к котлам было вообще опасно для всего Шармбатона – вопрос в том, когда бы в «умелых» руках Малфоя взорвался котел был отнюдь не вопросом, а скорее фактом.
– Я не о том, – сжимая книгу, шепнул Ал.
– А о чем?
– О том, что наша чемпионша могла бы как-то более ответственно подходить к Турниру.
Скорпиус недоуменно махнул рукой.
– Ты слишком много переживаешь.
Альбус не переживал, Альбус негодовал. Среди трех чемпионов Доминик объективно была самым слабым звеном, вокруг которого выстроилась сильная стена поддержки. И если Скорпиус добровольно взвалил на себя тяжкую ношу – продвигать бездарного чемпиона, то Ал таких безвозмездных благородных порывов не испытывал.
Делать что-то за кого-то, кто не хочет даже пытаться взять ситуацию в свои руки – самая неблагодарная затея. У Доминик всегда был сложный характер с львиной долей нездорового нарциссизма, но никогда прежде кузина не бесила Альбуса больше, чем в эту зиму. Загадку ключа разгадал он, десяток идей, из которых ни одна Доминик не понравилась, сгенерировал тоже он, рецепт Настоя Подводного Вздоха нашел снова он, пока Скорпиус страдал о своей нелегкой доле изнеженного богача в объятиях Доминик где-то в ванной комнате. Инициатива наказуема, а потому варить настой выпало тоже Альбусу.
Отказаться тянуть Доминик на Турнире, значило поставить под огромный знак вопроса дружбу со Скорпиусом, но так как не родилась (и не родится, уж точно) та женщина, которая бы заставила Ала даже помыслить о том, чтоб рискнуть дружбой, не оставалось ничего, кроме как молча согласиться. Поэтому Альбус, протерев мягкой тряпкой закопченный оловянный котел, приготовился зельеварить для чемпиона Хогвартса, мысленно желая победы в Турнире Раде Илич.
Скорпиус, стараясь не привлекать внимания (что выглядело так, будто он что-то украл), бережно прижимал к себе сумку и просочился в спальню.
– Варить в классе Флио не выйдет, – произнес он, прикрыв дверь за собой. – Там теперь собирается кружок художников по вечерам.
– Ты предлагаешь варить настой в спальне? – опешил Альбус.
– Ну, а где еще? Мы на чужой территории.
Уже представляя, в каком «восторге» будут их соседи-сокурсники, когда на горелке у комода будет побулькивать зелье, Альбус хмыкнул.
– Да ладно тебе, – уже устанавливая горелку на широкий подоконник, успокоил Скорпиус. – Свои прикроют. Да?
И зыркнул на соседей таким тяжелым взглядом, что те закивали, не поняв даже о чем он.
– Ну вот видишь, Ал. А ты боялся.
– А что вы варите?
– Суп с лапшой, – ледяным тоном пояснил Скорпиус любопытному пуффендуйцу.
На этом вопросы как-то иссякли. Не очень-то доверяя однокурсникам, несмотря на заверения, что свои своих не сдадут, Альбус все же дождался, пока парни уйдут на урок по квиддичу. И, не имея никакого желания снова нарезать круги по стадиону под грозным взором тренера Лакруа, открыл книгу на закладке с рецептом Настоя Подводного Вздоха.
– Его варить неделю.
Скорпиус заглянул в книгу через плечо друга.
– Не неделю, сутки. Шесть дней настаивать в теплом месте.
– Я не знаю, Скорпиус, это…
– Спокойно. Я уже добыл в деревне ингредиенты.
И открыл сумку.
– Пресная вода из озера, – протянув Алу круглую походную флягу, сообщил он. – Асфодель у меня был.
На подоконник опустился пакет с сушенными белыми цветками.
– Спорыш, рыбьи пузыри…
Альбус скривился. Рыбьи пузыри плавали в склянке, доверху наполненной мутной желтоватой жижей.
– Ряска, корень беладонны, рогатый слизень, креветки… в рецепте не уточнили, какие именно, я взял в масле.
– Молодец, Скорпиус, все правильно сделал.
– И вот, – торжественно объявил Скорпиус, достав со дна сумки баночку, в которой ютилось что-то премерзкое и осклизлое. – Жабросли.
Отвинтив крышку и тут же прикрыв рот и нос рукавом, он отвернулся. Альбус утер под очками слезы и захрипел.
– Оно смердит хуже, чем когда ты пронес банку сюрстрёмминга на зельеварение…
Внезапно оказалось, что жабросли очень воняли то ли выпотрошенной рыбой, то гниющей капустой. Зажав нос и глянув в баночку, Ал и вовсе едва сдержал порыв тошноты: выглядело это великолепие действительно как крысиные хвосты в жирном слое зеленоватой слизи, которая к тому же похлюпывала.
Даже злость на Доминик, наотрез отказавшуюся глотать жабросли в сыром виде, испарилась.
– Как твой отец вообще решился это проглотить на Турнире? – выл Скорпиус, высунув голову в окно.
– С перепугу наверное. Или на спор.
Но как бы не воняли жабросли в банке, как бы омерзительно не выглядели маринованные рыбьи пузыри, эти гадости не шли ни в какое сравнение с тем запахом, который наполнил спальню парней, когда Альбус вечером, снова сверившись с рецептом, забросил в кипящий на горелке настой последний ингредиент.
Жабросли, попав в кипяток, тут же посветлели и принялись скручиваться узлами. А их слизь мгновенно выпустила мутную дымку прогорклой вони.
– Боже, мы умрем здесь, – одной рукой снимая пенку с настоя широкой ложкой, а другой мастеря из наволочки подобие респиратора, закатывал глаза Альбус.
Скорпиус, ответственный за «альпийские луга», бегал по спальне с освежителем воздуха, но соседи, проклиная их, все равно мигрировали ночевать в гостиную.
– Фу, Скорпиус, – ныл Альбус, глядя, как извиваются в котле жабросли. – Оно похоже на тентакли.
– Где? Покажи!
Скорпиус тут же склонился над котлом.
– Круто…
И, вдохнув пары вони, побледнел.
– Ой, мне нехорошо…
– Нехорошо? Нехорошо тебе, Малфой? – вскинулся Альбус, обмотав лицо наволочкой по самые глаза. – Да я чувствую себя так, будто сдох позавчера, а тебе нехорошо?!
Глупо было бы полагать, что неимоверная вонь останется незамеченной, несмотря на план «альпийские луга» и баллончик с освежителем воздуха. Как раз когда Ал снял с настоя последнюю ложку зеленой пены, а Скорпиус тихонечко съезжал по стеночке в предобморочном состоянии, в дверь забарабанил гувернер.
– Это что там такое?!
Скорпиус тут же встрепенулся.
– Ал, прячь.
– Куда?
– Я не знаю.
Гувернер забарабанил еще громче.
– Одну минуточку! – громко и слащаво заверещал Скорпиус.
Ал, схватив горячий котел полотенцем, чтоб не обжечь ладони, в панике заметался по спальне.
– Надо в унитаз смыть.
– Я тебя сейчас смою, Поттер, будешь не Поттер, а Миртл… Да-да, мсье Жавер, щас откроем! Щас откроем!
– Молодые люди! Я вхожу!
– Не входите, мы неодеты.
Альбус взвыл.
– А что это вы там вдвоем голые делаете? – снисходительно спросил из-за двери гувернер.
– То, что Альбус гомосексуалист, это большой секрет и не ваше дело! – возмущенно крикнул Скорпиус.
– Малфой, ты…
– Ал, прячь жижу.
Заметавшись снова, Альбус начал чувствовать, как ладони припекают даже сквозь полотенце. Сунув котелок под кровать, при этом макнув в него край простыни, он выбросил остатки ингредиентов в окно, и именно в тот момент, когда Скорпиус кинулся держать дверь, которую уже успел отпереть заклинанием мсье Жавер.
– Что за запах? – оглядев комнату, прищурился он.
И, тут же углядев горелку, которую перепуганные внезапным визитом не подумали куда-нибудь приткнуть.
– Если вы варите что-то для своего чемпиона, то это нарушение правил и…
– Ничего мы не варим.
Жавер вскинул брови и, взмахнув волшебной палочкой, заставил огонек горелки потухнуть.
– Ладно, – не выдержал напора строгого взгляда Скорпиус. – Мы варим метамфетамин, Альбус у нас не только гомосексуалист, но еще и наркоторговец…
– А Скорпиус у нас не только алхимик, но еще и дебил редкостный.
– Кто дебил? Я дебил?
– Ты дебил.
– Я дебил?
– Ты дебил.
– Дуэль, каналья! – рявкнул Скорпиус, швырнув в лицо Ала наволочку за неимением перчатки под рукой.
– Замолчите оба! – прогремел гувернер, вмиг поняв, что студенты Хогвартса заговаривают ему зубы, чтоб выкроить время, подумать и отбрехаться.
Ал, чувствуя ледяное дыхание нависшей угрозы, косо глянул на Скорпиуса, незаметно, как ему показалось.
– За мной, – проговорил Жавер, распахнув окно, из которого тут же потянуло холодным ночным ветром.
***
– А что, прошу прощения, плохого в том, что мы готовились к Ж.А.Б.А. по зельеварению? – со священным недоумением произнес Скорпиус, оскорбленно хлопая глазами.
Но гувернер, сжимая в тяжелый канделябр, в котором горели витые свечи, не обернулся и на вопрос не ответил. На лестнице в темноте можно было запросто убиться, но Жавер вдруг вскинул канделябр вверх, и в потолок взмыли сотни ярких искр, освещая путь.
Альбус не знал, что в этой ситуации его пугало больше: неизбежное наказание или перспектива увидеть великаншу мадам Максим в ночной сорочке. Гувернера, кажется, столь поздний час не смущал, а потому, не видя препятствий дисциплине, он настойчиво вел своих горе-подопечных в кабинет директрисы, несмотря на то, что часы уже пробили полночь.
– Javert! – послышался знакомый голос позади.
Наконец –то гувернер обернулся, а провинившиеся и вовсе подпрыгнули от неожиданности. Дверь классной комнаты, мимо которой они прошли, была открыта, а преподаватель эстетики и культуры, одетый в заляпанный красками фартук поверх сюртука, вышел в коридор.
– Monsieur le Professeur.
Профессор Паскаль взмахнул палочкой, на конце которой горел огонек, и оглядел учеников. Скорпиус, поймав его взгляд, чуть закусил губу.
– Dis-moi ce qui s’est passé, – произнес мсье Паскаль.
– Ils ont encore enfreint les règles du Tournoi, madame Maxime…
– Laisse moi faire, je vais m’en occuper.
Альбус, приоткрыв рот, наблюдал то за гувернером, то за преподавателем, не понимая ни слова. Скорпиус, что-то понимая, но большую часть нет, выглядел еще более растерянным. Жавер и мсье Паскаль еще говорили довольно долго: гувернер явно собирался доложить директрисе лично, но в итоге был спроважен. Вот только пойми теперь – хорошо это или плохо.
– Прошу за мной, – бесцветным тоном проговорил мсье Паскаль, пригласив учеников в свой класс.
Пустую аудиторию освещали огарки свечей и керосиновая лампа, стоявшая у мольберта с недописанной картиной, с которой на гостей тут же перевела взгляд дева в древнеримской тоге. Жутковатое зрелище – недописанный живой портрет.
– Так, что вы там варили для Турнира? – вытерев руки о полотенце, поинтересовался мсье Паскаль.
Скорпиус открыл было рот, чтоб отбрехаться, но преподаватель его прервал.
– Помощь чемпиону может грозить дисквалификацией чемпиона. Вашему чемпиону не страшно?
– А вашему? – склонил голову Скорпиус.
Ал наступил ему на ногу. Мсье Паскаль и бровью не повел. Лишь закрутив колпачок на баночке с краской, опустил длинные кисти в сосуд с водой. Вода тут же окрасилась бледно-желтым цветом.
– Мы готовились к экзаменам, – брякнул Альбус.
– Вот оно как. Тогда вы вряд ли сдадите экзамен по зельям, если не усвоили то, что проходят на первом году обучения, это я о технике безопасности.
– Мсье, вот не надо, мы руки мыли перед тем, как трогать ингредиенты…
– Ну… – не очень уверенно протянул Скорпиус.
Мсье Паскаль сдержанно улыбнулся.
– Я говорю о другом, молодые люди. Если вы готовились к экзамену, почему не использовать специально существующий для этого класс? Никаких рисков, все под рукой, нет перепадов температур воздуха, окна плотно завешены…
Альбус аж вздрогнул, а Скорпиус уже пятился к двери.
– Да-да? – заморгал Паскаль.
– Мы… нам надо… если позволите.
– Еще раз услышу о жульничестве с Турниром – отведу к мадам Максим лично. Мсье Малфой.
Альбус уже бросился за дверь, а Скорпиус, чувствуя себя очень неловко, снова пристыженно попятился.
***
– Твою мать, – прошипел Ал, закрыв окно, которое распахнул гувернер, дабы проветрить.
В душной спальне, где варился Настой Подводного Вздоха, было уже даже холодно. О перепадах температур как-то сразу не подумалось (а кому бы подумалось?), поэтому, вломившись обратно в спальню, парни ожидали чего угодно. Но, учитывая, что мутный настой не затопил башню и не разъел стены, отделались легким испугом.
Разве что на самом недоваренном настое, котел с которым Скорпиус бережно вытащил из-под кровати, образовалась плотная золотая корка.
– Что делать?
Альбус с таким раньше не сталкивался, настой варил впервые, да и сам особо зельеваром не был, чтоб четко ответить на этот вопрос.
– Не паниковать.
Пробив корку и сняв ложкой пену под ней, Ал снова разжег горелку и водрузил котелок с пахучим варевом на огонь.
– Не уверен, правда, что так можно было…
– Ну, нигде же не написано, что нельзя.
***
– Спокойно!
В душевой для игроков в квиддич, что за трибунами, в принципе было не так много вещей, которые можно было швырять в стоявшего напротив, но Доминик оказалась находчивой. Эту бы находчивость и упорство направить на подготовку ко второму туру, до которого оставались считанные минуты, но вспышки гнева рыжеволосой особе удавались куда как лучше.
Ал с трудом увернулся от запущенной в него банки с каким-то шампунем.
– Я не понимаю, чем ты недовольна.
– Ал, она тебе сейчас втащит, молчи, – шептал в ужасе Скорпиус, в панике бегая вокруг Доминик и не зная, что делать.
Доминик, распластавшись на кафеле, откинула с лица растрепанные рыжие волосы и задышала, как разъяренный цербер. Рыбий хвост, покрытый крупной перламутровой чешуей, был громоздким, тяжелым и казался очень непропорционально длинным по отношению верхней части тела Доминик. Пытаясь ползти, волоча хвост за собой, Доминик кипела от ярости, но, увы и ах, Ал и Скорпиус быстро увернулись от запущенного в них стакана с Настоем Подводного Вздоха.
– А знаешь, ибо нехрен, – проговорил Альбус. – Это тебя Бог за лень покарал.
Сжав его лодыжку так, что ногтями едва не оставила в ноге пять дырочек, Доминик даже говорить не могла от злости, граничащей с истерикой.
– Ты посмотри на это с хорошей стороны, – нервно улыбнулся бледный Скорпиус.
– Да, – поддержал Альбус. – Никто не скажет, что ты часто раздвигаешь ноги, если у тебя нет ног…
Доминик сделала видимое усилие, чтоб максимально привстать. Золотые чешуйки не особо сильно скрывали ее маленькую грудь, и Альбус неожиданно для себя застыл.
В памяти тут же возникла небольшая грудь из видений, вызванных травами гадалки Флио, затем та же грудь из тревожных снов.
«Ты – мой кровный враг?» – опешил Ал.
Да, «любимая» кузина была обладательницей редчайшего скверного характера, но до кровного врага ей было далековато. Во-первых, лентяй не может быть врагом, ему будет просто лень. Во-вторых, уж здесь Алу впору перенять от родственницы каплю нарциссизма, но в интеллектуальном плане Доминик против него была словно кирпич перед гладиатором в сияющих латах.
«Ну уж нет. Неужели я буду тратить жизнь на месть истеричной плоскодонке невесть за что?» – Ал аж скривился от своих мыслей.
Если уж иметь кровного врага, то явно не такого. Алу представлялся некий злобный Мориарти, чертов гений, кровожадный Мефистофель… честно говоря, он не особо представлялся женщиной, несмотря на ритуалы гадалки Флио. Да и вообще враг не представлялся: единственный раз, когда Ал с кем-то всерьез повздорил, случился в детском саду, и то уже тогда, в четыре года, он оказался мстительным ровно настолько, чтоб догадаться насыпать в овсянку своего оппонента-детсадовца земли из горшка с геранью.
«Мать, ты родила бандита», – вдруг с ностальгической нежностью заулыбался Альбус.
– ОН ЕЩЕ И РЖЕТ! – наконец обрела дар речи любимая кузина.
– Спокойно, – как мантру повторял Скорпиус, присев на корточки перед Доминик и принялся промакивать ее влажные щеки махровым полотенцем. – Я сейчас что-нибудь придумаю?
– Что ты придумаешь? Хвост пластырем заклеить?
– А аптечка есть?
– Дебил.
– Мадемуазель! – сварливо позвала гувернантка, постучав в дверь душевой. – Мадемуазель, второй тур начинается через десять минут.
Доминик завертела головой.
– Не впускайте ее, – прошептала она одними губами. – Я переодеваюсь в купальный костюм, мадам!
Ал тут же закрыл дверь на засов и прижался к ней спиной.
– Мадемуазель, вас просят пройти к судьям! Пожалуйста, поторопитесь!
– Дайте девушке собраться! – крикнул Скорпиус.
Доминик закрыла лицо рукой.
– Вы там что… вы там что, не одна? – в ужасе возмутилась гувернантка.
Багровея от злости и раздражения, Доминик уткнула полыхающие жаром щеки в полотенце и приглушенно взвыла. Подумав, что сейчас кузина нарыдает целое озеро в душевой, Ал закатил глаза, но вдруг зацепился взглядом за блестящий вечно влажный кафель, на котором и распласталась жертва недоваренного (или переваренного) настоя.
– Бойлис, – прошептал Ал одними губами, нацелив палочку на лужицы воды.
Полупрозрачная дымка пара поднялась после того, как влага на кафеле испарилась и сделала помещение еще более душным, а рыбий хвост на глазах стал короче. Гребень и плавник словно вжались в него, а в следующие несколько секунд растерянная Доминик с трудом подвигала затекшими ногами, покрытыми остатками перламутровой чешуи.
– Мадемуазель! – верещала гувернантка, колотя в дверь. – Мадемуазель!
Скорпиус завертел головой, первым придя в себя.
– Переодевайся и бегом на пирс, – произнес он.
– А как я…
– Не думай, нет времени.
Доминик, все еще не вставая на ноги, подползла к сумке с купальником.
– Ключ не забудь.
– Я помню. Идите отсюда.
– Почему? А-а, понял, – смутился Альбус. – Ой, да ладно, за тобой в Хогвартсе не подглядывали только родственники. И то, не все.
Поймав лицом ее ботинок с пряжкой, Ал первым выскочил за дверь.
– Драсьте, – буркнул он, столкнувшись с гувернанткой.
– Бонжур, мадам, – галантно кивнул Скорпиус, выйдя за дверь вторым.
И, не став дожидаться, пока гувернантка заголосит на всю Францию о том, что эта англичанка совсем потеряла совесть, переодеваясь в мужской душевой в компании двух парней, друзья поспешили прочь.
– Какие у нее шансы? – поинтересовался Альбус, когда они поднимались на высокую обозревательную площадку, выстроенную невесть кем на пирсе около дурмстрангского корабля. – Если, конечно, она не отравится настоем окончательно.
Скорпиус, поправив шарф, сверкнул глазами.
– Ниже, чем у Рады, – косо глянув в сторону корабля, по палубе которого прохаживалась одетая в закрытый черный купальный костюм северная дева, даже не дрожа от холода. – Мне кажется.
– Почему?
– Сучка по-любому попытается топить соперников. На первом туре пыталась обезоружить.
– Да ну…
Поймав взгляд Рады, Ал вспыхнул и отвернулся.
– Ниже, чем у Рады, но выше, чем у Стефана, – продолжил Скорпиус.
– В смысле?
Как самый подготовленный чемпион может выбиться в аутсайдеры – верилось с трудом. Но Скорпиус лишь указал коротким кивком вниз. Там, на пирсе, от зверского похмелья мучился галантный шармбатонский художник, вокруг которого сновали с чаем и Бодроперцовым зельем гувернеры и мсье Паскаль.
– Кто же сотворил с мсье Каррелем этот ужас? – притворно ахнул Альбус.
Скорпиус загадочно улыбнулся.
– Жизнь.
========== 17. ==========
Скорпиус Малфой сжал ограду обозревательной площадки и нагнулся вниз так, что чуть не грохнулся в озеро.
– Э-э-э! Куда? Куда в таком виде? – орал он, вытаращив глаза.
Доминик, уже стоявшая на пирсе и подрагивающая от зимнего ветра, протянула мантию гувернантке, оставшись в купальном костюме. Услышала она возмущения Скорпиуса или нет сказать тяжело – гул у озера стоял громкий.
Скорпиус же был вне себя.
– Что именно тебя смущает? – усмехнулся Ал, прекрасно понимая, впрочем, поведение друга. – Это просто купальник.
– Это не купальник, это три веревочки несчастные! – бушевал Малфой. – Вот у Рады купальник. Все закрыто, все прикрыто, нет, моей мадемуазель приспичило поиграть в «Спасателей Малибу». Куда смотрит гувернантка? Неужели Доминик выпустят в таком виде?
– Малфой, уймись!
Они десять минут назад напоили девушку негодным настоем и едва не угробили, а Скорпиус переживал за исход второго тура куда меньше, чем за тонкие бретели нежно-розового купальника Доминик.
В этом самом розовом купальнике на завязках Доминик действительно выглядела нелепо и карикатурно, и вопрос даже не в том, что профессор МакГонагалл уже сделала выговор за неподобающий внешний вид. Микроскопический купальный костюм выглядел глупо на фоне облаченных в теплые одежды зрителей и судей, а уж около заледеневшего пирса и холодных вод озера…
– Кто вообще придумал проводить второй тур зимой? – протянул кто-то за спиной Ала. – Они же простудятся.
– Это уже не Турнир, это уже сраные «Голодные Игры», – проговорил Ал, глядя на то, как Доминик дрожит, скрестив руки на груди. – В ледяной воде судороги хватают.
– Все, не нагнетайте.
– Почему ты не могла взять нормальный купальник? – надрывался Скорпиус. – Нормальный! Чтоб жопу хотя бы прикрывал! Ну что это, блядь?
Доминик то ли не слышала, то ли не слушала.
– Ал, ну что это, блядь? – чуть не плакал Скорпиус.
– Эта блядь – твоя девушка Доминик.
– Да я про купальник! На нее весь Дурмстранг пялится, даже их директор.
– А, – почесал затылок Ал. – Знаешь, если тебя это успокоит, то если Рада Илич покажет сиськи, все будут пялиться уже на нее.
– Если Рада Илич покажет сиськи, все нахрен ослепнут, – шипел Скорпиус. – Господи-Иисусе, да начинайте уже! Пусть она уже нырнет и на нее никто не пялится.
Но начало тура почему-то затянулось. С обозревательной площадки не было видно и слышно почему, зато судьям и чемпионам, и может еще тем зрителям, кто наблюдал с носа дурмстрангского корабля, напротив.
Неряшливого вида лысоватый фотограф Риты Скитер, одетый в ужасную песцовую шубу, обглоданную молью, крутился около большой камеры, которая делала живые фотографии для «Ежедневного пророка».
– Меня сними, придурок блохастый, Мерлинова борода, ну зачем я тебя взяла с собой, – рычала сквозь зубы Рита Скиттер. – Что ты делаешь… на меня объектив… Флэтчер!
– Все, все, навел.
Пригладив тугие локоны и поправив кончик Прытко-Пишущего Пера, замерла, давя из себя хитрую улыбку.
– Ну как кадр?
– Выше всяких похвал…
– Сними только так, чтоб было видно.
– Ох, тут прям все как на ладони.
– Что ты опять снимаешь? – возмутилась журналистка, увидев, что камеру снова повело влево.
Рита обернулась назад, чтоб посмотреть, что этот там фотографировал ее помощник, вместо того, что ему было сказано. И, увидев чемпиона Хогвартса, стоявшую к ней спиной на краю пирса, медленно повернулась к фотографу.
– Ты снимал зад малолетней прошмандовки?!
– Что? – ахнул оскорбленный фотограф.
– Что?! – обернулась Доминик.
– Что? – заверещали гувернантки.
– Sortez-les d’ici, s’il vous plait, Pierre! – громогласно крикнула мадам Максим своему заместителю.
Пьер Паскаль тут же поспешил увести Риту Скитер, вооружившись помощью гувернеров, а уже порядком продрогшие чемпионы наконец дождались гонга – второй тур начался.
Но если перед первым туром судьи дали инструкции, то второй тур начался быстро и неожиданно даже для подготовленной троицы чемпионов:
– По свистку! – вместо инструкций объявил Виктор Крам.
Оглушительный свист, несмотря на предупреждение, напугал зрителей внезапностью. Первой в озеро нырнула с пирса Рада, обрызгав соперников ледяной водой. Следом, сжимая волшебную палочку, в воду прыгнул и Каррель.
– Что-то ссыкует наша чемпионша, – проговорил Альбус.
То ли Доминик сжала в кулаке все страхи, то ли услышала неосторожные слова Ала, но все же погрузилась в холодную воду, сделав глубокий вздох.
Чемпионы исчезли и воцарилась тишина.
– Ал, она по ходу тонет, – паниковал Скорпиус, углядев, как в воде блеснула чешуя рыбьего хвоста.
– Смотри на это с позитивной стороны. Если твоя девушка тонет, значит она не говно и не бревно.
Скорпиус нервно засмеялся, сжимая ограду.
Мадам Максим неожиданно принялась говорить зрителям о сути испытания, явно дождавшись, когда интрига накалится, но ни Скорпиус, ни уж тем более его тонущая русалка ее не слушали.
***
Хвост был громоздким и тяжелым. Он упорно тянул на дно, словно к нему была привязана связка камней. Руки, которыми Доминик пыталась отчаянно грести, сводило судорогой, а самооценка только что упала куда-то в уровень глубокого дна озера – Рада Илич, сжимая посох, была далеко впереди.
Бледные озерные нимфы с сиюшной кожей и неестественно большими глазами, указывали путь своими сотканными из водорослей платками, и для Доминик, медленно опускавшейся на дно, это было издевкой. Глубокого вдоха перед нырком оказалось мало – секунды в холодной воде, показавшиеся вечностью свободного падения в ледяную бездну горного озера.
Судорожно зажмурившись, Доминик решилась сделать глубокий вдох, уже представляя, как вода наполнит ее легкие, и тело всплывет через минуты две животом кверху, но печальный исход остался лишь отголоском паники. Открыв глаза и сделав еще один глубокий вдох, она на мгновение замерла.
Если тонуть, то не сегодня – каждый вздох отдавал все более теплым ощущением в области груди, а рыбий хвост в один момент утратил тяжесть, что позволило Доминик осторожно опуститься на воду, как на подушки, и направиться по указанному нимфами пути.
Сколько времени из данного на испытание часа прошло, Доминик не знала и приблизительно: падение на дно показалось многочасовым, а путь вплавь – мгновенным. Гибкость и скорость хвоста действительно не подвела – к указанному месту чемпион Хогвартса добралась первой.
Четыре пещеры, явно рукотворные распорядителями турнира, были наглухо скрыты за тяжелыми воротами. У одних из ворот горело магическое пламя бледно-синего цвета, около соседних, прямо из ниоткуда, вертелся волчком похожий на воронку водоворот. Ворота, которые Доминик ощупывала в поисках замочной скважины, были оплетены сеткой каких-то водорослей, а четвертые, что находилась между воротами с водоворотом и огоньком, были илистыми и закрытыми на засов.
Нашарив навесной замок, Доминик услышала позади себя писк и обернулась, чуть не выронив ключ. Стефан Каррель, заклятием отшвырнув от себя мелкого водяного черта, добрался до места вторым и смотрел на Доминик ошалело. Даже сквозь пузырь воздуха, созданный Чарами Головного Пузыря, было видно, как перекосило его лицо. То ли не ожидая, что Доминик действительно разгадает загадку ключа, то ли обалдев от рыбьего хвоста, сменившего ее розовый купальник, он застыл перед ней, растерявшись.
