Текст книги "Держаться за воздух (СИ)"

Автор книги: Леди Феникс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Элегантный, небрежный, с невесть откуда взявшейся галантностью и привычным самодовольством на наглой, откровенно сияющей физиономии. В нем что-то неуловимо, совсем немного и почти незаметно изменилось, но Лена, слишком ошеломленная открытием, подтверждающим невероятную догадку Климова, не стала заострять на этом внимание. Только в досаде стукнула ладонью по рулю, сжимая губы.

Цензурных слов не находилось совсем.

***

Другая. Едва уловимо, совсем чуть-чуть изменившаяся. И даже не внешне – загорелая, отдохнувшая и на удивление тихая, – а где-то внутри себя, посветлевшая, успокоенная, сдержанная. Какая-то иная. Счастливая? Влюбленная? Окрыленная? Нет, все не то. Довольная – пожалуй самое правильное определение. Довольная и расслабленная, словно сытая хищная кошка после удачной охоты.

– Ир, можно вопрос?

Зимина, царапнув размашистой подписью по очередной протянутой бумаге, сжала ручку в пальцах и подняла голову, бросив на Вадима вопросительный взгляд. От резкого движения ворот форменной рубашки на мгновение сбился, обнажив изящную шею, и этого мгновения Климову хватило, чтобы зацепиться взглядом за красноватое пятно на нежной коже. И эхом воспоминаний – приглушенно-мягкие стоны, плавящие сознание мучительно-раскаленной, насквозь выжигающей болью; и новый прилив яростного непонимания и протеста…

– Почему он? – свинцовая тяжесть обрушившегося вопроса повисла противной двусмысленностью. – Зотов что, начальник лучше меня?

Ирина Сергеевна недовольно приподняла бровь, и сквозь холодную непроницаемость во взгляде мелькнуло сдержанное раздражение.

– Я что, отчитываться должна? По-моему, пока я здесь начальник, и мне виднее…

Опять. Опять то, что он в ней ненавидел: стремление отгородиться, поставить на место, возвести себя в какой-то неприкосновенный статус, чтобы ни у кого никогда не возникло и мысли сказать или сделать что-то поперек.

Королева-мать, чтоб ее.

– Да, конечно, – процедил он, пропустив окончание фразы.

– Уж извини, Вадим, но в прошлый раз ты не справился, а мне совсем не улыбается каждый раз разруливать косяки, – резче, чем следовало, выпалила Зимина и вновь склонилась над документами.

– А Зотов, значит, справляется? – запредельно спокойно уточнил Климов. Внутри индивеющим штормом бился бушующий Ледовитый.

– Представь себе, – холодно подтвердила Ирина, не поднимая глаз. – Если ты не заметил, за время моего отсутствия в отделе не случилось ни одного ЧП.

Дура! Идиотка слепая!

Больше всего в эту секунду Климову хотелось схватить начальницу за плечи и хорошенько встряхнуть. Мазнуть ладонью по бледной щеке, чтобы зазвенело в голове и прояснились мысли. Чтобы она, черт возьми, вспомнила, кто такой Зотов и что он из себя представляет.

– Разрешите. Идти. Ирина. Сергеевна? – отчеканил, с трудом разомкнув губы.

– Да, конечно, – равнодушно отозвалась полковник, не взглянув в его сторону.

И, бесшумно прикрывая за собой дверь кабинета, Климов с ледяной злостью понял, что пути назад быть не может. Она сама, не осознавая того, сделала выбор.

***

– Да, давненько мы с тобой так не сидели, – Лена скомкала обертку от конфеты, отводя взгляд, покрутила бумажку в руках. – Как отдохнула?

– Прекрасно, – хмыкнула Ира, наливая себе еще чаю. Бросила мимолетный, но цепкий взгляд на подругу и приказала: – Хватит уже ходить вокруг да около, спрашивай что хотела.

Измайлова с грохотом отставила чашку, не сумев сдержать нервозности.

– Неужели ты и правда с Зотовым…

– Что? – вскинув бровь, сухо уточнила Ирина. По тону было более чем ясно, что к задушевным беседам и интимным откровениям она сейчас не склонна, однако Лену уже понесло.

– Я вас видела сегодня утром. Ир, как ты могла?! Ты что, забыла, кто такой Зотов? Все его подвиги? То, что он тебя убить хотел, что он тут вытворял, вообще все…

– Я прекрасно все помню, – ледяным тоном оборвала Зимина. – Но то, с кем я сплю, касается меня и только меня, понятно?

– Да ты хоть понимаешь, под какой удар нас всех подставляешь?! – взорвалась Лена. – Да он же воспользуется любым удобным случаем, чтобы… Да что угодно: отомстить, подставить, занять твое место!.. От него любой подлости можно ожидать, а ты ничего не хочешь понимать, будто ослепла! Чем он только тебя…

– Хватит! – рявкнула Ирина, швырнув на стол возмущенно звякнувшую чайную ложку. – Обсуждать свою личную жизнь я ни с кем не собираюсь, даже с тобой!

– Надо же, а я думала, мы друзья. А ты вот так просто готова всех нас…

– Друзья? – вздернув подбородок, почти по слогам переспросила Зимина. Лицо стало холодным, отчужденным, злым. – А почему никто об этом не вспомнил, когда Климов устроил за моей спиной беспредельщину? Когда меня в любой момент могли снять с должности, а вы со своими разборками даже подумать не захотели, как это может отразиться на мне? И пока я валялась в больнице, воспользовались тем, что я утратила над всем контроль! И даже когда слегла с температурой и сообщила об этом тебе, ты, Леночка, даже не потрудилась узнать, все ли со мной в порядке и не нужна какая-то помощь!.. А знаешь, кто мне все это время помогал, кто помог мне сохранить место, кто меня все это время поддерживал, пока вы тут занимались непонятно чем? Да, представь себе, Зотов! А ты теперь вдруг вспомнила про дружбу и обвиняешь меня хрен знает в чем! Почему-то ты об этом не вспоминала, когда мне действительно нужна была помощь!

– Ты… ты сейчас не права, – дрожащим голосом выдавила Измайлова, поднимаясь.

– Иди работай! – повысила голос Ира, сверкнув глазами. С досадой оттолкнула чашку с недопитым чаем, отводя взгляд от оскорбленно хлопнувшей двери, и вполголоса выругалась, уже жалея, что не сумела сдержаться.

***

– Ты все понял? – Климов как следует встряхнул собеседника за плечи, повторяя вопрос.

– Д-да, – заикнулся тот и мелко закивал. – В-все сделаю…

– Вот и молодец, – Вадим снисходительно похлопал “жертву” по плечу и ласково предупредил: – Смотри, надумаешь слиться или меня сдать… Сам знаешь, что будет. Интересно, как твой влиятельный тесть с женой отреагируют, когда увидят статью про твои похождения с печальным исходом?

– Н-не надо, я все сделаю, – проскулил собеседник, еще сильнее сжавшись.

– Ну и отлично, – удовлетворенно протянул Вадим и, не прощаясь, направился к машине, не дожидаясь, когда испуганно скорчившийся на лавочке человек придет в себя. Сердито хлопнул дверцей автомобиля, усаживаясь в салон; обессиленно уронил руки на руль. На долю секунды мелькнуло сомнение, отвратительное осознание собственной подлости и предательства, но тут же вытеснилось новым приступом холодной ярости, отвращения, едкой обиды. Сама виновата, решил Вадим, резко выпрямляясь. В женской глупости, слабости, слепоте, нежелании понимать очевидные вещи и видеть то, что так ясно другим. В том, что не пожелала прислушаться, признать свои ошибки, считая себя во всем правой, не захотела перебороть собственное упрямство и согласиться с правотой чужих, совершенно справедливых и правильных слов.

Сама виновата.

========== “Подарок” ==========

Миша Зотов никогда никого не любил. Вернее, давно, кажется совершенно в другой жизни, еще будучи ребенком, он искренне верил, что любит своих родителей: и сдержанную, молчаливую мать, и строгого, требовательного отца, столь же обожаемого, сколь и холодного. И изо всех сил стремился, чтобы папа гордился им: отлично учился, мечтал тоже стать милиционером. Обязательно самым лучшим, таким, как папа…

Светлый образ рухнул в одночасье. Когда взбешенный генерал ворвался в коридор больницы, наградив сына такими фразами, каких любимый папа просто не мог произнести. Миша и сам понимал, что виноват, и тем сильнее его потрясли злые, циничные слова, сыпавшиеся вперемешку с безжалостными ударами: его вина не в краже пистолета и даже не в том, что пострадал человек, а в Поступке – необдуманно глупом приступе сострадания и доброты. Тогда-то и усвоил четырнадцатилетний Миша Зотов жестокую правду жизни: добро всегда наказуемо. Гораздо проще и выгодней быть равнодушным эгоистичным подонком – кто еще позаботится о твоих интересах, если не ты сам? И если ради этого придется сломать чью-то жизнь, что ж, значит, так тому и быть…

Простить отца, легко сломавшего его, Михаил так и не смог. Равно как и мать, в один миг ставшую чужим человеком: слишком живы были воспоминания о боли, страхе, а сильнее всего – непонимании: почему, за что? Почему за правильный, хороший поступок последовало столь жестокое наказание? И почему мама, любимая мама, вместо того, чтобы защитить, помочь, смотрит укоризненно и холодно, словно чужая?..

Она и осталась для него чужой. Все те долгие двенадцать лет, до самой смерти, он не сумел сказать ей ни слова, раз и навсегда запомнив выражение брезгливой отчужденности на лице единственного человека, способного защитить.

Время все лечит, так говорят. Но с Мишей Зотовым все произошло с точностью до наоборот: долгие годы одиночества только сильнее очерствили душу, больше цинизма и жестокости привнесли в характер. Холодное сердце накрепко закрылось от человеческих чувств, способности сострадать, беспокоиться о ком-то, кроме себя. Не помогла и Марина, милая, без памяти влюбленная девчонка, не сразу разглядевшая под внешним обаянием и обходительностью молодого опера истинную жесткую сущность, холодность и закрытость. И за годы брака не изменилось ровным счетом ничего – искренная влюбленность не тронула сердце, ничем не отозвалась в душе. Ошибкой было думать, что чужие чувства пробудят что-то в ответ, помогут оживить давно умершее, обрести навсегда утраченное. Лишь усталое раздражение и глухое равнодушие копились изо дня в день, помноженные на ревность, недовольство, непонимание – откуда ей было знать, что причина не в ней и даже не в нем, а в том суровом уроке, преподанном самым близким человеком…

Глупый, изначально провальный брак распался со скандалом, когда Марина убедилась в очередной измене. Зотов и сам не до конца понимал, зачем нужны эти ничего не значащие интрижки – попытка убежать от себя, поиск чего-то настоящего, стоящего, или банальная злость: если жене так хочется его уличать, что ж, пусть. И ни сожаления, ни чувства вины не оставил поспешный разрыв – так и должно было закончиться, ничего удивительного. Тем более что у капитана Зотова в жизни наконец-то появилась хоть какая-то цель. Нечто большее, нежели деньги или карьера: справедливость. Жестокая, незаконная, но справедливость, которой невозможно добиться иначе кроме как силой. И впервые Зотов почувствовал, что делает что-то нужное, правильное, что-то, что кроме него и еще нескольких искателей правды не сделает никто.

А потом на их пути возникла упертая, не поддающаяся никаким угрозам полковник. Единственный, кто способен был пустить под откос машину жестокого правосудия, разрушить дело, которое многие считали правильным и даже необходимым. И Зотова совсем не удивил суровый вердикт: убрать. Не человека, не полковника полиции, а досадную преграду, опасную помеху, ненужного свидетеля. Может, это и было далеко от справедливости, но она знала, на что шла, ввязываясь в борьбу, и не их вина, что невозможен другой исход.

Однако иной поворот событий оказался более чем реален – лиса легко выскользнула из капкана, перехитрив саму судьбу. А Зотов, испытавший странную смесь досады, облегчения и восхищения, тогда и не подозревал, что любящая подшутить жизнь готовит немало сюрпризов и череда событий и невероятных совпадений приведет к тому, чего можно было ожидать меньше всего. К простой и удивительной истине: эта женщина и внезапные чувства к ней – вот что оживит хоть какую-то часть его заледеневшей души. И каждый, кто попытается лишить его этой возможности, поплатится жестоко…

***

– Ну и где ты ходишь? – недовольно напустилась Зимина, едва Михаил показался на пороге. – Ты что же думаешь, теперь…

– Ничего такого я не думаю, Ирина Сергеевна, – без труда угадав причину раздражения, перебил майор, лучась самодовольством. Поплотнее прикрыл дверь и прошел к столу, за которым, скрытая ворохом бумаг, сидела начальница.

– А чего это ты довольный такой? – прищурившись, осведомилась Ира. – Вроде ни премии, ни внеочередного звания не предвидится. Или, может, у нас разом все висяки сами собой раскрылись? Поделись радостью.

– Лучше, Ирина Сергеевна, – вкрадчиво промурлыкал Зотов, нагло устраивая ладонь на спинке ее кресла. – У меня для вас подарок.

– Какой еще подарок? – недоуменно приподняла брови полковник.

– Замечательный, – ухмыльнулся майор с какой-то затаенной кровожадностью. – Уверен, вам понравится. Только надо прокатиться, это тут недалеко.

– А по-человечески сказать нельзя? – начала раздражаться Ира. Кривые ухмылки Зотова уже начинали ее бесить.

– Такое надо увидеть, – усмехнулся Зотов, и на мгновение Ире стало не по себе: уж очень недобрым огнем вспыхнули его обычно ничего не выражающие глаза.

Ира с тоской взглянула в сторону огромной кипы бумаг, не испытывая ни малейшего желания провозиться до глубокой ночи. Соблазн забить на все и позорно сбежать оказался велик, и противиться полковник не стала.

– Черт с тобой. Поехали.

***

– Ну и куда ты меня привез? – хмуро осведомилась Ира, оглядывая пустынную улицу и тянущиеся вдоль нее заброшенные склады. Развитие событий уже начинало напрягать, хотя страха еще не было.

– Вы что, меня боитесь? – усмехнулся Зотов, пристально взглянув ей в лицо.

– Вот еще, – сердито фыркнула Зимина и уверенно зашагала следом за майором. – Может, объяснишь наконец, что происходит?

– Еще немного терпения, Ирина Сергеевна.

Ира невольно поежилась, узнав эту предвкушающую интонацию, однако даже не подумала развернуться, упрямо двигаясь вслед за своим спутником. Промозглые, безлюдные, едва освещенные улицы не располагали к спокойствию, но разрешить себе бояться было бы непозволительной роскошью, и Зимина решительно отсекла все лишние мысли. Тем более что пугаться оказалось поздно: остановившись у низкой двери одного из складов, Зотов зажег фонарик и с издевательской галантностью протянул начальнице руку:

– Осторожнее, Ирина Сергеевна.

– Очень мило, – с сарказмом протянула полковник, осматривая обшарпанные стены, тонущие в полумраке. – Ну, может объяснишь уже?

Вместо ответа Зотов перевел луч фонаря в один из углов небольшого помещения, и пятно света озарило неясную фигуру у стены. Ира, больше не размениваясь на вопросы, осторожно приблизилась, пытаясь что-нибудь разглядеть, и тут же отшатнулась, не совладав с эмоциями.

– Это… это что?!

– Это? – переспросил Зотов. Губы дрогнули в змеиной улыбке. – Это и есть мой подарок, Ирина Сергеевна. Правда, без ленточки и подарочной упаковки… Полковник Гранович собственной персоной. Человек, из-за которого вы едва не лишились должности. Тот, кто нанял двоих дегенератов, чтобы вас убить. Тот, кто шантажировал вас жизнью вашего сына.

– Он… он что…

Ухмылка Зотова стала шире, глаза же смотрели холодно и зло.

– Ну да. Сначала я, правда, хотел оставить за вами это почетное право, но потом подумал, что вы вряд ли поверите в чистоту моих намерений, начнете искать всякие подвохи… Или я не прав?

– Зотов, да ты… Ты просто псих! От Карпова заразился, что ли?!

– А вы лицемерка, Ирина Сергеевна, – насмешливо выдохнул Зотов ей на ухо. – Еще скажите, что хотели его отпустить как ни в чем не бывало за все, что он натворил. Все равно не поверю.

– Псих, – вторично буркнула Ира, решительно отталкивая его руку, коснувшуюся талии. И порадовалась, что Зотов не видит сейчас ее лица: довольная хищная улыбка предательски рвалась с губ. – Пошли уже отсюда.

***

Ира нетерпеливо посмотрела на часы, сердито нахмурившись, перевела взгляд на дверь ресторана. Обычно пунктуальный бизнесмен опаздывал уже на пятнадцать минут, и Зимина начала раздражаться: не царское это дело – ждать. Но Логинов был единственным коммерсантом, “сотрудничавшим” с полковником напрямую: боявшийся собственной тени, он не признавал никаких посредников и доверенных лиц, опасаясь где-то просчитаться, оказаться обманутым, остаться в дураках… И Зимина решила уступить: пугливому бизнесмену не имелось никакого смысла посвещать в детали их взаимовыгодного сотрудничества лишних людей.

– Опаздываете, Виталий Борисович, – сухо заметила Ирина, когда запыхавшийся Логинов, наконец появившись в зале, плюхнулся на стул напротив.

– И-извините, – пробормотал тот, испуганно оглядываясь, хотя посетители, кроме них, в этот час в ресторане отсутствовали. Ире сразу бросилось в глаза, что Логинов нервозен больше обычного: ерзает, заикается, то и дело оглядывается, потеет. – Вот здесь все, как обычно, – пробормотал бизнесмен, пододвигая Зиминой конверт.

– Отлично, – кивнула Ира, не спеша убирать “дань” в сумку.

– Пересчитывать б-будете? – снова заикнулся Логинов. Ира приподняла бровь:

– Зачем? Какой смысл вам меня обманывать? – и наконец, к облегчению бизнесмена, потянулась к конверту. А в следующее мгновение ширма, отделявшая VIP-кабинеты от основного зала, отъехала в сторону, и, словно трое из ларца, возле столика возникли три бравых молодца в костюмах.

– Полковник Зимина? Управление собственной безопасности…

========== Ответный удар ==========

– Хорошо… отблагодарила, – тяжело выдохнул Зотов, на мгновение прикрыв глаза. Повернулся на бок, лицом к лицу с раскрасневшейся начальницей, перехватил раскрытую ладонь и осторожно поцеловал.

– Странные у нас отношения, – с усмешкой заметила Ирина Сергеевна. – Ты мне помогаешь, вытаскиваешь из всевозможного пиздеца, а я за это с тобой сплю.

– Странно было бы, если бы наоборот, – тоже усмехнулся Михаил, по-прежнему не выпуская ее руки. А Иру вдруг накрыло странное, совершенно нелепое чувство неловкости – ну чего было смущаться, в самом деле? Он видел ее и полуживой, и пьяной, и больной, а уж то, что между ними происходило в постели, вообще не укладывалось в рамки хоть каких-то приличий. И тут – стесняться самого простого проявления нежности…

Нежности?!

Вот что поразило, смутило, удивило и странно отозвалось где-то в самой глубине застывшей души – внезапная, искренняя, неловкая и неумелая совсем нежность, вдруг горячо плеснувшая из его взгляда. И неосознанно, не отдавая себе отчета – зачем, почему, откуда этот неожиданный отклик, – Ира как-то неуверенно, словно сомневаясь, высвободила руку, легонько коснувшись кончиками пальцев его щеки, колючей от щетины. С усмешкой взглянула на свои поломанные ногти с испорченным маникюром – самый явный след бурного времяпрепровождения, не считая синяков на бедрах и красноватых следов на шее и плечах. И впервые позволила себе задаться вопросом: почему она до сих пор с ним? В его квартире, в его постели. Если первый раз можно было оправдать необходимостью, с холодным цинизмом назвав все произошедшее сделкой; если второй был просто порывом эмоций, можно сказать, попыткой снять стресс, а еще выразить благодарность… Но ведь был еще и третий, и четвертый, и…

– Как ты догадался? – поспешно спросила Ира, перебивая собственную растерянность давно назревшим вопросом.

– Было очевидно, что так просто они это не оставят, – пожал плечами Зотов. – Со мной не прокатило, вполне логично взяться за тебя. Только это не так уж просто… Но когда ты сказала, что у тебя “деловая встреча”, я сразу почувствовал, что что-то не то. Звякнул одному знакомому из УСБ и все сложилось.

Ирина невольно поежилась, с ужасом представляя, что было бы, если бы Зотов не успел или не захотел ее предупредить. Логинов уж точно не стал бы молчать, правда о “сотрудничестве” моментально вышла бы наружу, потом УСБшникам ничего не стоило начать раскручивать целый клубок, и как знать, насколько далеко они зашли бы в своем расследовании…

– Спасибо тебе, – тихо и серьезно, без обычной насмешки сказала Ира, на мгновение зажмурившись от полоснувшей внутри боли. Почему все так? Те, кто был с самого начала рядом, плечом к плечу, кто казался надежной стеной непоколебимо-каменной дружбы, вдруг предальски, подло решили подставить, не совладав с обидами, амбициями, задетым самолюбием. А прежний враг, неожиданно повернувшись иной стороной, в очередной раз вывел из-под удара, хотя имел столько шансов отыграться и отплатить. Как так могло получиться?.. Жизнь – она сука та еще, это точно.

И снова, прокрутившись по кругу, вернулось непонимание, вопрос, не имеющий ответа: почему именно он? Почему с ним все так свободно, просто и правильно, как будто только так и должно было быть? Разве забыла, кто такой Зотов, на что он способен? Разве иначе стала относиться, вдруг кардинально поменяв мнение и отключив все доводы разума? Не забыла. Не поменяла. Но еще не забыла и того, что именно он спас ей жизнь, вытащив буквально на руках с того света; что это именно он возился с ней, больной, ни на что не способной, когда больше никому не было до нее дела; именно он вывел ее сына из горящего дома, пока она, придавленная ужасом и навалившейся слабостью, не могла сделать совсем ничего. И это именно он нашел урода Грановича и наказал так, как считал справедливым, уверенный, что она желает того же. И ведь не ошибся, сукин сын, все правильно понял: ее отчего-то совсем не ужаснуло то, что он сделал. Знать бы еще, почему…

– Все просто. Мы похожи, – усмехнулся Зотов, каким-то непостижимым образом правильно поняв выражение ее лица.

– Ты меня с собой не равняй! – моментально возмущенно вскинулась Ира.

– Брось, – хмыкнул Михаил. Приподнялся, нависая над ней, заговорил негромко, вкрадчиво, жарким шепотом касаясь кожи. – Ты знаешь, что это так. Да, ты хитрее, осторожней, в чем-то сильнее, тверже, принципиальней… Но по сути, по самой сути, ты точно такая же, как я. Ты также не представляешь жизни без своей работы, точно также веришь в какое-то подобие справедливости и пытаешься ее устроить; точно также считаешь силу единственным способом поддерживать порядок… Но главное не это, – горячие пальцы нахально скользнули под тонкий шелк покрывала, принявшись бережно, невесомо поглаживать плечо, скользить к ключице и вновь обратно. – Главное в том, что мы понимаем друг друга. Потому что мы, мы оба – искалеченные, изуродованные, поломанные в хлам. Мы никогда никому не сможем ничего дать, как это называют – раскрыть душу, потому что ни хрена ровным счетом у нас не осталось в этой самой душе. Самое большее – трахаться в полное свое удовольствие и вытаскивать друг друга из неприятностей, и ничего другого. Хотя это не так уж и мало, если вдуматься. Скажешь, что я не прав?

– Может быть, – выдохнула Ира, послушно подставляя шею его настойчивым, нетерпеливым губам, – может быть…

***

– Простава – это святое! – радостно потер руки Степнов, оглядывая коллекцию выставленных на столе бутылок. – А че за повод-то хоть? Женится что ли кто?

– Очень смешно, – фыркнула Ира и, повернувшись, легонько двинула Антошина по руке, потянувшейся к тарелке с бутербродами. Расставила на столе посуду и нехитрую закуску и, выдвинув стул, присоединилась к мужчинам. – На самом деле, ребят, я хотела вас поблагодарить, – сказала уже без улыбки, наблюдая, как Зотов, на правах хозяина, откупоривает спиртное. По очереди обвела взглядом “теплую компанию”: Карпов – бывший подполковник, конченый псих, веселые раздолбаи Антошин и Степнов, циничный сукин сын Зотов со склонностью к садизму… Прекрасная компания, Ирочка, просто великолепная, с сарказмом поздравила себя полковник. Но, так или иначе, это они все в трудную минуту оказались рядом. Все, кто в какой-то мере помог ей найти Сашку в тот момент, когда преданные друзья плели за ее спиной интриги. – Вы все мне очень помогли, и…

– Да ладно тебе, Ир, – перебил Денис. – Когда такое дело…

– Ничего, Ириш, – не удержался от шутовства Стас, – если еще кого спасти или грохнуть понадобится, ты только свистни.

– Обязательно, Карпов, даже свистеть специально научусь, чтобы тебя порадовать, – не осталась в долгу Ира. Антошин, случайно поймав не слишком-то дружелюбный взгляд Зотова, явно не вдохновленного этой милой перепалкой, схватил стакан и радостно провозгласил:

– Ну, будем!..

Затянувшиеся посиделки с веселыми историями от безбашенного Степнова, пьяной ностальгией Дениса с рефреном “апомнишь…” и едкими комментариями Карпова и Зиминой, наконец подошли к логическому завершению, когда Зотов заботливо потащил шатающихся Дена и Саню из подъезда прямиком к такси.

“Прям по-семейному посидели”, – иронично хмыкнула про себя Зимина. Неожиданно выпавшая роль хозяйки в доме Зотова привела в замешательство: даже с учетом изменений в их отношениях подобное было, мягко говоря, странным. Однако зацикливаться на нелепости происходящего Ира себе запретила: имелось дело поважнее. Его, решив не ходить вокруг да около, Зимина и изложила Стасу, не обращая внимания на весьма красноречивое выражение лица.

– Да, Зиминух, умеешь удивить, – Карпов, еще с начала вечера принявшийся скалить зубы и отмачивать шуточки в своей привычной манере, не собирался менять тон, даже услышав неожиданную просьбу. – С чего это ты вдруг за него вписаться решила? Или это что, типа от “ненависти до любви” и все в таком духе?

– Хорош издеваться, – поморщилась Ира. – Просто скажи, поможешь или нет?

Карпов несколько мгновений пристально всматривался в ее лицо, и, осклабившись, саркастически протянул:

– Да ла-адно? Че, Зям, все так серьезно, что готова даже у меня помощи просить? А оно того стоит?

– Я это делаю в первую очередь ради отдела, – буркнула Ирина, словно оправдываясь. – Если адвокат этого убитого начнет трубить, что его подзащитного в нашем отделе пытали… В общем, такой шум поднимется, и не докажешь ведь, что ничего не было, а мне сейчас еще одного скандала не хватало…

– Ладно тебе, Ир, сделаю, раз надо. Только имей в виду, потому что ты просишь, а не ради дружбы с дражайшим Зотовым.

– Спасибо, Стас, – серьезно сказала Ира. – Я на тебя надеюсь.

***

Дверь, распахнувшись, шарахнула об косяк с такой силой, что едва не слетела с петель. Климов, вздрогнув от неожиданности, выпустил из рук банку с кофе и, чертыхнувшись, обернулся, отряхивая руки от пахнущего горечью порошка.

Действительно, кто же еще. Во всем отделе был только один человек, способный ворваться подобным образом.

– За мной, – всего два слова, как выстрелы в упор. Да и тон соответствующий – таким ледяным, ничего совсем не выражающим голосом только смертный приговор зачитывать.

Коридоры, двери, чьи-то лица смазанные в непрерывном до головокружения калейдоскопе. Спина идеально-прямая перед глазами, рыжие локоны, волной качающиеся от каждого шага. И дробь каблуков в отчего-то полной тишине, в виски выстреливающая разрывающей болью.

И снова дверь, снова резким рывком раскрытая. Стопка бумаги и ручка, небрежно брошенные на столешницу.

– Что писать, думаю, знаешь.

И вновь ничего, кроме оглушающего равнодушием холода. Ни крика, не ненависти, ни презрения, ни злости даже. И никаких тебе “дакактымог?”, “аятебеверила”, “зачтоты?..”, растерянностью рвущиеся с плотно сомкнутых губ.

Не пошевелился. Руки по швам, спина до боли ровная, непроницаемо-каменное лицо, губы бескровно-сжатые.

Не сорваться бы.

– Вот уж чего, а подлости от тебя не ожидала.

Откуда равнодушия столько? Тебе больно бывает хоть когда-нибудь?

– Ир…

Объяснить. Выплеснуть. Выкричать. Всю боль, что набросилась с новой силой, ничего живого после себя не оставляя.

Тишина рухнула, вновь оглушая, придавливая, воздух из легких выкачивая.

Вечность.

Молчание.

Гребаную вечность молчание.

И рыжая макушка, неестественно-низко склоненная.

А потом вдруг, будто наотмашь одним-единственным словом:

– Вон.

И ледяная, безжалостная пустота из яростного, злым разочарованием обжигающего взгляда.

– Ч-что?..

Как мальчишку! Как мальчишку какого-то! Не сверстника, не майора, не когда-то надежного соратника…

– Пошел вон.

Дура!

Вот оно. Грань, черта, точка кипения.

Вскинул голову. И отчеканивая, словно гвозди вбивая в сознание, с морозящей все в груди ненавистью:

– А дальше-то что?

Вздернула бровь с отчужденным презрением, почти брезгливостью. Промолчала.

– Меня вышвырнешь. Лену с Ромой уволишь. Дальше-то что? С кем в итоге останешься? С Фоминым, из запоев не выходящим? Щукиным, Минаевой, которые из себя благородных корчат до сих пор? Или с этим своим, который при первом удобном случае тебя с милой улыбочкой подставит? Дура ты, Ира. Жажда молодого тела совсем ум отшибла?

Вот они – эмоции. Смотри, наслаждайся, впитывай унижение. Последний аккорд должен быть самым эффектным, не правда ли?

– Пошел. Вон.

Кривая усмешка по одеревеневшим губам. Почти судорога. Четкий, по-военному выверенный разворот, спина все так же прямая. И напоследок, почти жалко, словно самого себя убеждая:

– Он тебя еще предаст, вот увидишь.

Контрольным выстрелом сухой хлопок двери.

Обессиленно опуститься в кресло, закрыть лицо дрожащими руками, зажмуриться до боли, словно в попытке снова увидеть целым разбившийся вдребезги мир.

И старательно верить: это совсем не больно.

Не больно.

Почти не больно.

========== Несостоявшийся разговор ==========

– То есть вы подтверждаете, что в указанное время вы находились вместе с гражданином Зотовым в квартире по адресу…

УСБшник нудил тем самым въедливо-раздражающим, тягучим, ввинчивающимся в мозг тоном, от которого начинало ломить виски. И при этом цепко, по-охотничьи пристально следил за реакцией, не желая упустить ни малейшего изменения в голосе или в лице.

– Подтверждаю, – спокойно кивнул Карпов, не меняя расслабленной позы: как сидел, закинув ногу на ногу, откинувшись на спинку неудобного скрипучего стула, так и остался сидеть, не выдав нервозности ни малейшим жестом. Даже забавно было наблюдать за тем, как этот майор пытается на чем-то подловить, ухватиться за какое-то несоответствие и разгромить алиби Зотова в пух и прах. Вот и сейчас, этак ехидно прищурившись, УСБшник выдал неожиданный, как он думал, вопрос:

– Тот факт, что гражданин Зотов был в том самом подъезде, сомнений не вызывает, его зафиксировала камера наблюдения. Вот только ма-аленькая такая деталь: на этой же самой камере нам не удалось обнаружить никого, входящего следом за ним в нужное время и даже отдаленно похожего на вас. Как вы это объясните, Станислав Михайлович? – И уставился на Карпова с неприкрытым торжеством.

“Да, Зям, втянула ты меня”, – мысленно “поблагодарил” бывшую начальницу Стас и по-прежнему лениво ответил, зная, что проверить его слова невозможно:

– Все правильно. Потому что в этот подъезд я и не входил. Там как раз какой-то тип собаку выводил, а я собак не люблю, пришлось идти через соседний… Вас в детстве собака кусала? – добавил с сочувствующей улыбкой.