Текст книги "Миры Осма. Безмятежность теней (СИ)"

Автор книги: Ларс Один

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

– Так и есть, работяга я, но изобретатель, – сделал важный акцент на последнем слове Марк. – Командир Кром обещал оплатить мои новые штуки. Кроме того, он уже оплатил мои долги в Рице и мою новую одежду. Я его должник, но мои штуковины дорогого стоят. Ты не видел мой самострел в деле! Остальное, к сожалению, пришлось бросить, но всё в моей голове. Я болтом прямо зверю в глаз попал и возможно этим убил его! Всё же он уже был изрядно изранен другими, но… – живо вскочил на ноги Марк и, достав из сумы своё изобретение, сунул старику в руки, увлечённо показывая, что там к чему.

– Интересно, но я не слишком разбираюсь в оружии или мастеровых делах. Я тот, кто мыслит для города. Я был, и надеюсь останусь по возвращении, мудрец-мыслитель, – появилась тень надежды в выцветших глазах советника. – Но в Ларго все талантливые люди востребованы. Если ты не скреплял договорами свою службу в Хелме, предлагаю тебе пойти со мною в мой родной город. Твой долг перед кем бы то ни было я беру на себя, – предложил старик ошалевшему рицанину. – Обещаю тебе, что ты не пожалеешь, узнаешь много нового и безусловно сможешь воплотить в жизнь все свои придумки. Мой город всегда был самым передовым по таким делам. Монету ведь до сих пор бьют в Ларго, или нет?

– Я… я… не знаю, что сказать, – смущённо залепетал Марк, поглядывая на сидевшего неподалёку Крома. – Ларго – это конечно, по рассказам, потрясающий город, но нужно спросить командира Крома. Всё же он оплатил мои долги в Рице, и я обещал ему…

– По приезду я отправлю ему нужную сумму. Поверь мне, я достаточно богат и смогу тебе помочь. Отпустишь изобретателя, командир Кром? – обратился Так к ордену, который, казалось, уже почти дремал у огня.

– А? – стряхнул с себя болезненную дрёму замечтавшийся командир. – Марка? Ну-у-у… Он свободный человек. Как решит, так тому и быть, но в Хелме ему всегда будут рады. Но не забывайте, что нам ещё нужно выбраться из западни, прежде чем думать о будущем, – спокойно и даже с едва заметной улыбкой ответил он.

– Конечно, главное выбраться, господин Кром да Винар, – согласно закивал старик.

– Нужно переодеть тебя, господин Так да Гискар. Выглядишь как те потерянные за стенами городов, а на самом деле достойный горожанин, советник. Возьми пока что-нибудь из одежды наших мертвецов. Там мало что уцелело, но всё же. Да и вооружись хоть чем, всё же опасно идём, – предложил новому знакомцу орден.

Кром, как и другие воины, жалел старика, которому выпали столь тяжёлые испытания и по-своему уважал его за стойкость.

– Благодарю вас за то, что оказались здесь. Сказать по чести, я уже и не надеялся вернуться в наш мир, а с вами хоть есть… – вдруг снова покатились по морщинистым щекам слёзы.

– Ну, благодарить тебе всё же следует господ торгашей Ярла и Гаса. Эти сволочи то и направили нас в засаду, которая завела в пещеры. Ну да надеюсь О́дин выведет, а они ещё получат сполна за всю их доброту, – стараясь взбодрить старика, широко улыбнулся командир.

– Так вот оно что! Значит не зря я подозревал, что нападение на мой караван не случайно! Охотно помогу вам обвинить сих злодеев, дабы их вздёрнули на городской площади, – излишне громко, вздрагивая и шмыгая носом, ответил тот.

Старый советник, неловко смахнув слёзы оборванным рукавом до нельзя затасканной, но явно когда-то имевшей весьма дорогой и приличный вид рубахи, ушёл к волоку переодеться.

– Верёвка не то наказание, что их ждёт, когда я до них доберусь, – сжимая кулаки от злости, процедил сквозь зубы Кром. – Кстати, Марк, хоть у тебя и есть твой чудесный самострел, для ближнего боя настоятельно советую присмотреть что-нибудь из оружия наших мертвецов.

– Ну ладно, – согласился Марк, направившись вслед за стариком к волоку. – Пойду возьму хоть нож, меч мне явно не по силам.

Смеркалось. Марк уговорил Така испытать его изобретение. Вскоре вооружённые ножами, а старик Так ещё и сменивший своё рваньё на более приличную, хоть и повреждённую зверем одежду погибших воинов, умники двинули в лесок пострелять из самострела. Тем временем вернулись разведчики и хмурые присели у костра.

– Не лучшие новости, командир, – безрадостно сказал Ларс. – Что справа, что слева, везде отвесные кручи. Мы с Дартом осмотрели даже неказистый лесок. Дичи никакой нет, воды тоже. Вот, хвороста собрали для костра, но всё же…

– Но всё же есть вариант у подножия вон той горы справа, – перебил его Дарт, указывая в направлении найденного ими решения. – Там, только не смейтесь, дыра, ведущая в новую пещеру.

– Да к Виру в пасть такое везение! О́дин всемогущий, дай нам силы! —разочарованно и со злостью глазел в темнеющее небо, сжимая большущие кулаки, вскочивший на ноги Борг.

Надежда на скорый выход в Агрию угасла, а каменный мешок, в котором они оказались, был лучше, чем пещера, но оставался такой же ловушкой.

– Спокойно, гигант, пока мы живы, у нас есть шанс на спасение. Крому нужно подумать, стоит ли лезть в очередную пещеру, или всё же вернуться в знакомые и попытаться пройти дальше, – дружески похлопал того по плечу топорник.

Кром был также разочарован, но, как командир не желал показывать свои истинные эмоции воинам. Тащиться в ночь не лучшее решение, а потому у него есть время обдумать следующий шаг.

– Пока что перекусим и переночуем здесь, в этом маленьком, но всё же лесу, —озвучил он свой приказ. – По утру решим куда двигать дальше.

Вернувшиеся из леса умники уже без конца обсуждали философские темы, ни словом не обмолвившись о самостреле. Скорее всего, за всю их долгую прогулку он так ни разу и не выстрелил. Не смотря на разницу в возрасте, положение в обществе и различие их гениев, этих двоих притянуло к друг другу магнитом незаурядного интеллекта. Отужинав и оставив Борга первым на страже, усталые и измотанные событиями этих дней агряне уснули как младенцы. Лишь Вед вновь начал шумно бредить и Борг, помолившись за жизнь товарища, напоил того водой.

Грехи отцов

Грехи отцов

Эшт. Агрия. День пятый

В зале ратуши, прямо под судейским столом, лежал человек. Тело затекло, спина беспокоила ноющей болью, а он не смел двинуться. Время тянулось очень медленно, но мужчина терпел, ибо цель перекрывала всё. Усталость, раздражение, страх притупились, а столь близкая развязка приятно ласкала разум. Стражи закрыли главную дверь за проверившим все замки в ратуше и пожелавшим им доброй ночи ключником. Значит совсем скоро слуга начнёт действовать.

Он перестал дремать и размышлял о разном. И конечно же его мысли, после всего, завертелись вокруг дела. Идея ограбления городской казны целиком и полностью принадлежала Энцу. Ката лишь добавила пару штрихов к его плану, а Тури и вовсе восторженно молчал. Сундук находился в подвале ратуши и закрывался на хитрый ларгонский замок. Железная накладка скрывала не один, а целых пять запоров. Вставив все пять ключей в замочные скважины, нужно было повернуть их в чёткой последовательности. Гадать тут долго и почти бесполезно. Разве что в союзниках вора был бы сам Монк, направлявший его руки. Также закрыта дверь в сам подвал, а так как она была рядом с входом в ратушу, то и дремавшие там двое ночных охранников становились препятствием на пути к содержимому сундука. Кроме того, в самой ратуше имелся небольшой, но очень звонкий колокол. А учитывая, что ограбление должно было произойти ночью, даже и криков стражей хватило бы для призыва подкрепления. Именно поэтому, как только слуга краем уха услышал восторженный рассказ торговца о хитром замке и прознал об обожавшем выпивку и шлюх ключнике, тотчас же сообразил о возможности. Это была она, без всяких сомнений. Столько лет ожидания, терпения и ненависти, и вот он – лучший вариант. Осторожно, и как бы в шутку, Энц предложил заглянуть в городскую казну. Глаза хозяина загорелись и он, также со смехом, поинтересовался где же взять ключи и как попасть в саму ратушу. На это у слуги уже имелись вполне себе здравые предложения. Ключи, пока того же ключника будет ублажать одна из шлюх Гора, можно срисовать, а мастер без лишних вопросов сделает дубликаты. Конечно, за молчание и хитрый художник, и жадный мастер получат щедрую плату, но ведь дело того стоит. Выбрать день, когда в ратуше станет пусто, чтобы спрятаться в зале заседаний, – тоже выполнимо. Убить задремавших к ночи сторожей, открыть главную дверь и впустить помощников – это по плечу самому Энцу. Останется лишь открыть сундук и притащить содержимое куда укажет торговец. Внезапно Гор призадумался, а уже через некоторое время совершенно серьёзно спросил слугу, сможет ли тот, кроме шуток, провернуть такое дело. Энц, после недолгих, и конечно же показных сомнений и колебаний, горячо заверил хозяина в успехе задуманного. Желание богача стать ещё богаче перекрыло страх. Уже через пару дней торговец вручил слуге монеты для художника и мастера, после чего назначил день ограбления. Однако он не доверял Энцу, да и не было человека, которому бы доверился торговец Гор. А потому изготовленные дубликаты ключей он забрал себе, а сундук распорядился притащить в один из его сараев у постоялого двора.

Наконец-то наступила ночь. В большом, величественном здании ратуши установилась тишина. Он ещё некоторое время продолжал лежать на холодном, выложенном камнем полу, прислушиваясь к негромкому разговору сторожей. Вскоре слова сменились храпом, а Энц понял, что пора. Медленно, не чувствуя ни рук, ни ног, выкатился из-под стола и какое-то время просто приходил в себя. Так же медленно и осторожно поднялся. Следя за каждым своим шагом, направился в сторону храпа. Оба укутавшихся в накидки стража, спокойно спали, развалившись на лавках. Шлемы, щиты и даже кольчуги лежали рядом, ведь воины чувствовали себя в полной безопасности. Да и с чего им было не спать за закрытыми дверями, в опустевшей ратуше?! Если кто и придёт проверить из ночных командиров, то обязательно разбудит стуком. Однако давно уже никто не проверял запертую на ночь ратушу. Даже Бур да Летар, порой подменявший своего брата в ночной страже, не удосуживался заглянуть сюда. Наличие стражи было условностью, но ради охраны свитков и городской казны, и такая условность была важна. Кроме прочего, они поддерживали огонь в большущем камине, что располагался слева от ведущей в подвал лестницы. В ратушу, с утра пораньше, приходит вершитель судеб горожан Имр да Феро, – крайне раздражительный по любому поводу господин. Холод в этом большом зале может так разозлить судью, что достанется не только осуждённым и приговорённым, но всем и каждому. По сути в заботе о сохранении тепла в зале ратуши и состояла главная служба ночных сторожей.

Поленья уютно потрескивали в унисон похрапыванию задремавших воинов. Энц достав большой, охотничий нож с резной ручкой, навис над своей первой жертвой. Он стольких убил за свою жизнь, что не колебался ни мгновенья. Рука убийцы взметнулась вверх и опустилась. В этот самый момент здоровенный бородач словно почувствовал неладное, прекратил храпеть и даже приоткрыл сонные глаза. Нож, направленный опытной рукой, вошёл под рёбра, прямо в сердце здоровяка. Он как-то удивлённо выдохнул в лицо убийце, пытаясь подняться, но тут же осел обратно на скамью. Энц вытащил нож, а его жертва завалилась набок, уставившись удивлёнными и всё ещё сонными глазами в мирно потрескивающий камин. По накидке очень быстро расползалось кровавое пятно. Убийца обернулся. Второй страж продолжал похрапывать, чему-то улыбаясь во сне. Удар был повторён в точности, а тот, в отличие от товарища, и не проснулся.

«Смерть во сне, что может быть приятнее?!» – с неожиданным восторгом подумал убийца, вытирая свой нож о накидку второй жертвы.

Энц, однако, не стал открывать дверь слугам торговца, а сам побежал к подвалу. Передав одни дубликаты ключей хозяину, он не преминул оставить себе другие. И вот он у столь ценного сундука. Совсем немного времени понадобилось вору, чтобы припомнить последовательность поворотов ключей, которую сумела вытянуть у пьяного ключника опытная шлюха, и открыть сундук. После этого начал нанизывать тугие кошеля на крючки заранее припасённой, особой кольчуги. Энц примерил её, ещё и наполовину незаполненную. Отрицательно помотал головой и, с трудом стянув с себя рубаху на пол, продолжил опустошать сундук.

В это же время в таверне у западных ворот мучился сомнениями наёмник Тодо. Вчера его вышвырнули из дома, где он довольно долго снимал комнату. «Нищим не подаю!» – рявкнула хозяйка, в ответ на привычные просьбы постояльца подождать с оплатой. На ночь он напросился в домик садовников, купившихся на его обещания о щедрой оплате в недалёком будущем. Обращаться к бывшей жене совсем не хотелось, а к её родным тем более. Неплохим вариантом было бы сбежать в родное село, но долги достанут и там. Словно горя ему было мало, всплыли воспоминания об умерших ещё младенцами дочерях и погибшем брате. И если спасти своих малышек он никак не мог, то в гибели брата винил только себя. Желание упиться и забыться было таким сильным, что подавляло и терзавший его со вчерашнего дня голод. Поэтому, без единой монеты в старом, потёртом кошеле, он дремал за дальним столом, и страдал.

– Эй, Тодо, пьянь подзаборная, плати или проваливай! – наконец заметила зря занимавшего место в питейной наёмника молодая и весьма бойкая служанка тавернщика.

Не желая быть вытолканным за двери крепкими слугами торговца Лито, наёмник обречённо поднялся из-за стола и медленно потащился к выходу. По всему не отвертеться ему от опасного дела, предложенного новым «другом».

– О, Тодо, тебя-то я и искал! – внезапно остановил его у самых дверей ввалившийся в таверну здоровяк. – Моя-то близнецов родила, и снова мальчишки!

– Поздравляю, – попытался улыбнуться крайне печальный наёмник.

– Да-а-а! – сочувственно оценил жалкий вид товарища счастливый отец. – Упал ты низко, но всё поправимо. Пойдём, выпьем, поедим, угощаю.

При слове «угощаю» Тодо жадно сглотнул и как зачарованный поплёлся следом за своим спасителем. А тот был и без эля полон радости, да так, что расплёскивал её на всех и каждого.

– Фин, выпей за здоровье моих мальчишек! – крикнул он безмерно разжиревшему святому отцу, который что-то доказывал паре изрядно окосевших мастеров. – Лито, налей моему другу Фину большую кружку за мой счёт! И нам с Тодо тащи поесть и кувшин с элем!

Святой отец сразу бросил своих собеседников. Не позабыв конечно же до дна осушить зажатую в заплывшей жиром руке кружку, мигом присоединился к столь щедрому наёмнику. Бойкая служанка, уже и не обращавшая никакого внимания на пьяницу Тодо, накрыла им стол и даже соизволила улыбнуться. Хотя улыбалась она конечно же щедрому посетителю, а вернее его монетам.

– Не забудь посетить храм седьмого дня и прикупить оберегов своим новорождённым, и-и-к! – сразу напомнил наёмнику о «главном» священник.

– Не, ухожу с караваном в Риц, жена этим займётся, – залпом осушил кружку эля наёмник. – Мне сейчас монет нужно побольше, поиздержались мы за зиму. Кстати, Тодо, лишний воин в отряд нам не помешает. Платят хорошо, твой шанс.

– Заложил я всё, Еск, – ненадолго оторвался от тарелки спешно утоляющий голод толстяк, —даже ножа нет. Разве что дубину или прут какой с собой взять и уйти как есть.

– Я тебе помогу, – замахал ручищами светящийся от счастья отец. – Выкупим снаряжение и оружие. Отдашь частями, как сможешь. Одно только обещай мне, друг, – позабыть про свою беду и продолжить жить.

– Это я с радостью, – не то от выпитого эля, не то от съеденного им до последней крошки ужина, а может и от внезапно появившейся надежды на возможность вырваться из города, широко улыбался товарищу наёмник Тодо.

– На эль не налегай, рано по утру выкупать пойдём, – одёрнул протянутую к кувшину жадную руку толстяка Еск. – Три кружки опрокинул и хватит. Иди отдыхай, а с первыми петухами подходи…

– Так зачем по утру? Почти всё моё снаряжение и меч здесь, у Лито, – сделал неопределённый жест в сторону весёлого тавернщика наёмник.

– Лито, тащи вещи моего друга, уплачу! – тут же крикнул Еск, зачем-то ударив по столу кулаком.

Лито приказал одному из слуг и совсем скоро Тодо вернули и его кольчугу, и меч, и всё остальное. Пока тот принимал облик воина, Еск закинул в рот остатки своего ужина.

– Фин, допивай сам, а нам пора, – решительно поднялся он, отсчитывая на стол запрошенные тавернщиком монеты. – Пойдём, Тодо.

Еск твёрдой, уверенной походкой направился к выходу. Толстяк с тоской взглянул на кувшин, но не посмел тронуть тот перед уходом. Они вышли в ночь. Задержались у свисавшего под вывеской фонаря. Вернее, Тодо придержал спешащего расстаться с ним до рассвета друга.

– Вовремя ушли, – двинул локтём в бок товарища Еск, с ухмылкой глядя на спешащую к таверне женщину.

Та была такой же безразмерной, как и святой отец Фин, а за крайне вздорный и сварливый характер за глаза её прозвали Жабой. Наверное, потому, что жаба довольно мерзкая на вид и неприятно с ней иметь дело.

– Фин здесь? – резко бросила наёмникам толстуха, быстро, словно свинья к корыту, проносясь мимо.

– И тебе доброй ночи, Ита, – только и успел вымолвить в ответ Тодо.

– Влетит Фину, тяжела рука у Жабы, – бросив насмешливый взгляд на захлопнувшуюся за разъярённой женщиной дверь, выдохнул в ухо товарищу Еск. – Ну, утром у западных ворот. Не опаз…

– Я это… – снова остановил шагнувшего прочь друга Тодо. – Негде мне… Спал у садовников, а теперь… Холодно…

– Ах вон оно что! – заулыбался Еск. – Эх, добрый я сегодня! Держи! – вытащил он из кошеля пару монет. – Спи хоть здесь у Лито, но даже не вздумай подвести меня, друг. Сам Сет послал тебе мою помощь и проклятье за зло будет страшным.

– Нет, нет, что ты! – горячо воскликнул пьяница. – С первыми петухами у ворот, даже не сомневайся. А монеты верну, не сразу, но все, не…

– Не сомневаюсь! – весело рассмеялся счастливый отец. – До завтра, друг!

– До завтра! – также весело бросил ему вслед Тодо.

Он уже сделал несколько шагов к таверне, когда из тени, прямо ему навстречу, вышел Энц.

– Фу-х! Ты не подвёл меня, друг, – с усилием выдохнул слуга, опуская на мостовую тяжёлую ношу. – Скидывай накидку и одевай мою кольчугу.

– Я… Ты… Мы… – растерялся наёмник.

С одной стороны, он не желал принимать участие в сомнительном деле нового «друга», но с другой полагал, что сам Монк благоволит ему этой ночью. Потому и колебался в своём выборе между быстрым погашением долгов и страхом влипнуть в историю. Сознание наёмника, как это часто бывало в моменты тяжкого выбора, раздвоилось. Нет, он даже не думал о том, что может совершить преступление, лишь опасался неудачи и наказания. Жадная половинка его разума боролась с трусливой, и толстяк медлил.

– Давай быстрее, друг, – уже развязал мешок Энц. – Нам давно пора прогуляться.

Как зачарованный, Тодо подчинился голосу слуги и скинул накидку.

– Да чтоб тебя! – вспылил Энц. – Где ты успел облачиться-то. Скидывай свою, одевай мою. Скорее!

Тодо покорно скинул только что выкупленную кольчугу. Слуга торопливо помог толстяку одеть странный доспех – сплошь обвешанную свисавшими на крючках кошелями, да и весящую порядком, железную рубаху. Монеты привычно звякнули, полностью подтвердив подозрения наёмника. Из таверны вывалились несколько шатающихся горожан, а внутри, перекрывая всех и вся, орала жена священника. Энц поспешно накинул на Тодо накидку. Подобрал кольчугу наёмника и бросил в опустевший мешок. Толстяк и так был не малых размеров, а с такой одёжкой, под наглухо застёгнутой накидкой, стал ещё больше. Слуга окинул наёмника критическим взглядом, хмыкнул и потопал к воротам. Отдавшийся на милость Монку Тодо, поплёлся следом.

– Прикинься пьяным, как тогда, – на ходу бросил ему Энц, прежде чем они показались стражам.

Тодо начало качать и всем своим видом он послушно изображал упившегося.

– Снова набрался? А меч-то как вернул? Куда собрался, пьянь? Снова в село или на прогулку? Ха-ха-ха! – дружно насмехались над ним стражи.

Тодо лишь мычал, тыкаясь плечом в ворота.

– Моему другу нужно прогуляться за стеной, – привычно осклабился Энц. – Мы вернёмся и очень скоро. Обещаю.

Монеты вновь разошлись по кошелям услужливых стражей, ворота приоткрылись и выпустили ночных гуляк. Но чем дальше они удалялись от ворот, тем больше паниковал Тодо. Ветер разогнал тяжёлые облака и лунный свет выхватил ожидавшую их подальше от ворот троицу. Энц абсолютно парящей походкой спешил к своей сестре. Наёмник же вспомнил сцену в домике Тури и уже не смог совладать с охватившим его без остатка страхом. Внезапно толстяк сбросил накидку, с трудом стянул с себя особую железную рубаху и рванул обратно в город. Это было настолько неожиданным для слуги, что только услышав за спиной звон монет, тот обернулся. Наёмник убегал столь быстро, что догнать его не представлялось возможным. А уж расправляться с беглецом на глазах стражей и вовсе самоубийство.

Энц раздражённо выругался. Живо уложил драгоценную рубаху в мешок и потащил тот навстречу уже спешившей к нему троицы.

– Тодо вернулся. Один?! А где Энца потерял? Да он и накидку потерял, и кольчугу! Да и похудел что ли! Ха-ха-ха! А протрезвел то как! Никак Вира повстречал! Ха-ха-ха! – весельем встретили толстяка впустившие того обратно в город стражи.

Тодо промолчал. Молча и зачем-то постоянно озираясь по сторонам, он быстро вернулся к таверне. Единственным желанием было позабыть и о увешанной кошелями железной рубахе, и о новом «друге», и об этой ночи.

«Улечься в кровать, спрятаться под одеялом, а по утру покинуть город вместе с торговым караваном, – мысленно твердил он себе, ещё и переступив порог такого милого для любого пьяницы заведения. – Бежать, бежать, бежать! Оставить этот проклятый город навсегда!»

Эпилог. Кровавый ритуал

Эпилог

Кровавый ритуал

Долина

Ползающая по лицу муха потревожила его дурной сон. Ещё до того, как открыл глаза, почувствовал свет. Да, именно так! Свет не просто касался его, но пробегал сквозь тело, снова и снова. Жуткая вонь сдавила желудок и заставила исторгнуть то немногое, что в нём оставалось. Закашлялся. Блевота стекала по бороде на грудь и под ноги. Лучше не стало. С трудом приподнял опущенную на грудь голову, медленно открыл слезящиеся глаза и осмотрелся. Огромная пещера с очень высоким сводом. Посреди неё светящийся голубым, большой, словно парящий в воздухе шар. Он освещает всё вокруг, от стены к стене. Под ним, по полу пещеры стелется голубоватая дымка тумана. Она небольшая и занимает лишь центр пещеры. Оттого шар напоминает солнце, но ещё больше луну в облаках. А ещё он гудит, непрерывно, размерено, тревожно. Этот гул доминирует над остальными звуками, сливаясь с жужжанием тысяч роящихся вокруг мух. Под ногами едва слышное попискивание и возня. Понял почему не может сдвинуться с места. Привязан к столбу, как множество других несчастных. Десятки, нет, сотни пленников привязаны к высоким каменным столбам, что расположены у стен, вокруг странного шара. Многие тела облеплены серыми крысами, а у некоторых столбов лишь обглоданные дочиста скелеты.

«Они!» – словно разряд молнии вспыхнул в голове заметившего врагов пленника.

Высокие фигуры, нелепо раскачиваясь в стороны, медленно шли от шара к столбам. Почти к нему, но к соседям слева. Пара десятков странных существ в длинных накидках из шкур. Не более чем в пятидесяти садиях. Слуги бога тьмы. Тот, у которого накидка была подлиннее остальных, так что волочилась на пару садий позади него, вышагивал первым. Верховный глава их мерзкой церкви, первый служитель ужасного культа. Он подошёл к одному из столбов и замер возле безвольно висевшего там пленника. Остальные бормотали что-то злое и невнятное, кружась вокруг и странно пританцовывая. Их бормотанье прорывалось сквозь гул, жужжание и писк, постепенно наполняя его сжавшееся от страха сердце ужасом.

В руке главного сверкнуло лезвие большого ножа. В руках его товарищей каменные чаши. Они вскидывают руки вверх, к куполу пещеры, и их злобное бормотанье становится громче. К столбу привязан высокий, мускулистый мужчина. Слуга тьмы взмахнул ножом и полоснул по обнажённой груди пленника. Боль заставила того очнуться. Хриплый, болезненный стон взмыл к куполу пещеры и эхом рассыпался по её стенам. Один из жрецов подскочил к жертве и буквально всадил край чаши в рану. Подождал, пока та наполнится кровью, и отошёл с ней в сторону. Поднёс к губам, опустошил и тут же вернулся к бормотанию и пляскам. Нож вновь полоснул грудь пленника. Вторая чаша впилась в рану, вычерпывая кровь стонущего от боли человека. Тот корчился и вертел головой, а его мускулы, в тщетных попытках разорвать путы, вздувались до предела. Жрецы продолжали кружить у столба, вознося молитвы богу тьмы. Когда жертва устала и слегка успокоилась, верховный вновь провёл ножом по телу пленника. На этот раз медленно и умело, а новая рана смогла наполнить сразу несколько чаш. Сколько же воли к жизни оставалось у вновь принявшегося испытывать путы на прочность человека! И опять неудача, он замирает, роняет голову на израненную грудь и затихает. Ритуал продолжается. Верховный снова и снова ранит жертву, но уже не для чаш. Кровь стекает на пол, привлекая целую свору хвостатых бестий. Высокие фигуры в длинных накидках перемещаются к следующему столбу, оставляя предыдущую жертву крысам. Те, яростно пища и соревнуясь в скорости поглощения стекающей из ран жидкости, сначала покрывают серым ковром ноги бедняги, а после поднимаются всё выше. Удивительно, но боль вновь приводит в чувство израненного пленника. Укусы крыс придают сил к сопротивлению. Несчастный так неистово таращит глаза, что те едва не выскакивают из орбит. Его тело дёргается, лицо искажено болью, а из широко открытого рта рвётся отчаянный хрип. Жрецы уже у соседнего столба, и главный наносит первый порез новой жертве. Внезапно связанные за спиной руки атакованного крысами страдальца вырываются на свободу. Они яростно рвут путы, раскидывая хвостатых врагов в стороны. Пленник падает на серый ковёр под всё ещё не освободившимися ногами. Словно безумный рвётся к свободе, но крысы не отступают. Они обволакивают дрыгающую связанными ногами добычу, так что уже и не видно самого человека. Высокие фигуры замечают неладное, ритуал прерван.

– О-о-о-г! – неожиданно визгливым, полным недовольства голосом орёт глава слуг тьмы.

– О-о-о-г! О-о-о-г! О-о-о-г! О-о-о-г! О-о-о-г! – вторят ему остальные фигуры с чашами и эхо подхватывает их тревогу.

Ноги пленника наконец свободны. Он поднимается и идёт на свет, к шару. С ног до головы облепленный крысами, страшно хрипит и стонет. Серая накидка из грызунов стелется по полу и следует за обречённым на смерть человеком. И всё же он доходит до тумана. Входит серым в голубоватую дымку, так что наполовину скрывается в ней. А та словно раздевает гостя. Хвостатые твари скачут прочь, бегут от тумана. Ещё несколько шагов успевает сделать пленник, пока его израненное, истерзанное тело не падает на пол. Голубоватая дымка скрывает умирающего беглеца. Несмотря ни на что, тот умирает свободным.

Высокие фигуры молча взирают на бегущих от тумана крыс.

Холодно, а к нему вернулась страшная боль. Голова налилась тяжестью, звуки исчезли, в глазах помутнело. Не понять что болит, всё тело, от макушки до пяток, – одна сплошная боль. Не в силах терпеть, закричал так громко, как только мог, и снова погрузился во тьму.

– Вирово проклятье, – первое, что услышал очнувшийся ото сна Маск, – сбросьте его уже вниз, пока я не разозлился.

– Нужно отправить его к сучьему Тому, – зло вторил другой голос первому. – Там ему самое место, придурку недобитому.

– К серым карликам его! Пусть кровопийцы упокоят психа навсегда!

– Давайте уже спать, не то я вас всех сброшу на съеденье зверью! – рявкнул на них властный бас.

В домике тут же установилась тишина, а окончательно проснувшийся Маск поплёлся на веранду. Снова ночь и лишь лунный свет серебряной лентой реки убегает вдаль средь лесов. Перед глазами всё ещё мелькали обрывки чудных видений из мира воспоминаний. Такого ему ещё не снилось, даже за всё время пребывания во тьме. Под впечатлением от жуткой смерти незнакомца, губы невольно шептали одну из многочисленных песен его теперешней куклы.

Моё сердце биться перестало,

Над остывшим телом тишина.

Солнце на рассвете согревало,

Но не нужно мертвецу тепла.

Не услышу я лесного шума,

Не увижу распустившихся цветов,

Голову уж не коснётся дума,

Ветер не тревожит вечных снов.

Кровь давно застыла в моих жилах,

В пустоту глядят мои глаза,

Безымянная в траве моя могила,

Прикрывает мертвеца роса.

Зверь, учуяв падаль, уже близко,

Станет он могильщиком моим.

Я при жизни падал, но не низко,

Отпоёт меня и ворон с ним…

«Мы не готовы к переменам, пока видим в будущем прошлое».

Из дневника механика ремонтной мастерской на станции «Магр» Пауля Рудигера.