Текст книги "Позывной "Хоттабыч" (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 9

– Вот… Вот здесь я на узкоколейку выбрался из леса! – Мой кривой палец с раздутыми от артрита суставами, уткнулся в расстеленную на столе карту.

После душевного разговора с моим бывшим командиром, и освобождения от всяких там магических приспособ, мне реально так получшело! А уж усилия старшего лейтенанта Егорова – так и вовсе мне десяток мелких болячек снесли! Так что я теперь прям молодец–огурец! По настоянию генерал–лейтенанта Медведева мы всем скопом перебрались из тесной подвальной камеры в кабинет майора, прямо к остаткам трапезы. Вот уж где я оторвался не по–детски, набивая пузо вкуснейшей перловкой с тушняком – настоящая солдатская «шрапнель», «дробь шестнадцать» или «кирза»! К слову сказать, сварена было преотменно! Поэтому и метал я ее, как утка, практически не жуя.

Генерал, правда, нет–нет, да и бросал в мою сторону подозрительные взгляды, но больше не булькал. Видимо полномочия, которыми был наделен Петр Петрович, были отнюдь не пустым звуком.

– А вот здесь меня ваши сотрудники и приняли. – Палец переместился по отмеченной на карте линии узкоколейки, рядом с которой стояла пометка «с. Филькино». – Все сходится, товарищи?

– Сходится, товарищ Старик, – подтвердил мою выкладку майор, которого оснаб уже успел просветить, как ко мне обращаться – именно в этом месте вас и приняли мои орлы.

– А теперь внимательно наблюдайте, – я взял со стола карандаш с линейкой и, делая поправки на масштаб, принялся высчитывать и чертить прямо на карте свой лесной маршрут до одного из предгорий, где я выскочил из мрачных соляных подземелий на белый свет. – Вот примерно в этом районе, – я обвел ручкой небольшую область, – и находится тот самый вход. Думаю, что обнаружите его без труда…

– Так, майор, теперь слушай вводную, – взял слово оснаб, – твоя задача – найти этот выход, кровь из носу! И обеспечить его круглосуточную охрану!

– Людьми поможем, не сомневайся! – заверил его командующий.

– Как подойдет подкрепление, возьми с собой самых–самых! – продолжал распоряжаться Петр Петрович. – Силовиков побольше…

– Да где же их взять–то, товарищ оснаб? – пожаловался майор. – Знаете же, что все для фронта…

– Никифор Васильевич, поможешь? – Оснаб уперся немигающим взглядом в генерала. – Ведь в этих шахтах еще выжившие эсэсовцы могут обнаружиться. Либо твари… Предположительно двух Жрецов товарищ Старик уничтожил, но мало ли…

– К-хм… – Кашлянул в кулак генерал–лейтенант. – Постараюсь выделить… немного… но не обессудь, товарищ Петров, сам знаешь, у меня еще свои задачи…

– Будем рады любой помощи, товарищ генерал–лейтенант, – обрадовался майор.

– Значит, ваша задача – обнаружить пещеру, в которой нацисты проводили обряд! И вот тут вы должны любой ценой не допустить повторного проникновения в нее врага! Боюсь предположить, что скрываю её недра, но то, что фрицам там, словно медом намазано – факт! Постараюсь, как можно быстрее, прислать к вам соответствующих специалистов из столицы. Ответственность, сами понимаете – эта находка может оказаться настоящей бомбой! Не хватало нам здесь, в тылу, повторения «Волынского Капища» [1]!

Пока оснаб утрясал насущные вопросы, меня основательно разморило после обильной обжираловки. Я уселся в самом дальнем уголке кабинета и под размеренный речитатив офицеров с удовольствием дреманул. Как бы то ни было, но я был жив, в какой–то мере дееспособен, накормлен, напоен и обогрет. О дальнейшей своей судьбе я предпочитал не загадывать…

– Товарищ Старик! Товарищ Старик! – Кто–то назойливо потряхивал меня за плечо, вырывая из сладкого сна.

– А? – Я открыл глаза – надо мной склонился старший лейтенант Егоров.

– Товарищ Старый, вам пора, – произнес он, недвусмысленно указывая на выход.

– Охохонюшки–хо–хо, – по–стариковски поворчал я, пытаясь подняться на онемевшие подрагивающие ноги, – дела наши скорбные!

Хоть и подлечил меня старлей, но от своего возраста не убежать! Как был старой колошей, так ею и остался. Егоров, видимо проникнувшись состраданием к моим сединам, подхватил меня под руку и осторожно поставил на ноги.

– Спасибо, сынок! – от всей души поблагодарил я мальца. – Сам видишь, мое дело стариковское – помереть бы уже, да недосуг…

– Ну, скажете тоже, товарищ Старик! – фыркнул старший лейтенант. – Мне бы ваш резерв… – мечтательно произнес он. – Два Жреца… А ведь по Силе даже Младший Жрец равен едва ли не целому мотострелковому батальону! Нет, никак вам нельзя помирать, товарищ Старик! Никак нельзя!

– Ладно, Егоров, постараюсь до победы дотянуть – вон ты меня как здорово починил!

– Да не, это так – баловство одно. Вот товарищ оснаб вас в столицу доставит – там вами настоящие Медики займутся…

– И что, они ушедшую молодость тоже возвращать умеють? – ехидно поинтересовался я, ковыляя к двери на негнущихся ногах. Сапоги, выданные майором, которые мне удалось натянуть на распухшие ноги, противно шлепали широкими голенищами по моим худым голяшкам.

– Нет, увы, – печально протянул старший лейтенант, – молодость возвращать еще пока ни один Силовик не научился. Хотя, читал я как–то, еще до войны, статейку одну в научном журнале. Даже автора статьи помню – Александр Александрович Богомолец [2], Медик–Силовик, академик! Так вот он реально считает, что реальный срок человеческой жизни куда как больше, чем существующий на данный момент! Согласно его теории, обычные граждане, не сумевшие пробудить в себе Силы, могут легко дотянуть до ста тридцати – ста пятидесяти лет! Ну, а Силовики – и того больше!

– Надо будет пообщаться с этим твоим Богомольцем, – усмехнулся я, выбираясь на улицу.

– К сожалению, он не мой, – вздохнул Егоров, – он наш, Советский… Я бы тоже пообщался, только, кто же меня к нему допустит? К такой–то величине?

– Эх, Вася–Василек! – Я хлопнул старшего лейтенанта по спине. – Какие твои годы? Главное – правильную цель перед собой поставить! И тогда можно хоть горы свернуть!

– И то, правда! – обрадовано воскликнул Егоров. – Вот закончится война, обязательно учиться пойду!

– Егоров, кончай лясы точить! – крикнул майор, о чем–то перетирающий у штабного автомобиля с высоким начальством. – Товарища Старика уже заждались!

– Действительно, ехать пора, – согласился с майором Петр Петрович, пожимая руку майору, а затем и подошедшему старшему лейтенанту. – Я на вас надеюсь, товарищи! – произнес он напоследок.

– Не подведем, товарищ оснаб! – заверил его майор. – Распоряжения уже доведены до личного состава, буквально через пару часов будем готовы к выдвижению к охраняемому объекту.

– Никифор Васильевич, ну и вы…

– Помощь будет, товарищ оснаб, – подтвердил генерал–лейтенант. – Ну и вы там, в Ставке Верховного Главнокомандующего, о нас не забывайте! Хоть и в тылу, но одно дело делаем – Родину защищаем! А теперь поспешим, – он взглянул на часы, – на аэродром пора.

Всю остальную дорогу я банально проспал: сначала на мягком заднем сиденье штабного автомобиля, а потом на груде каких–то мешков в большом военном транспортнике Ли‑2, на котором нас с командиром в срочном порядке доставили в Москву. Посадили самолет на Чкаловском военном аэродроме. По выходу нас уже дожидался «Черный воронок» – Горьковская «Эмка», который и в моем мире вовсю использовался органами ОГПУ-НКВД для перевозки всякого рода заключенных и задержанных. Вот и я сподобился, наконец, для такой вот «незавидной» роли. Да и в рот компот! Чего мне терять? По пути «не отошел» – уже в радость! Хоть на столицу из окошечка погляжу…

Я без возражений вновь уселся на заднее сиденье. Рядом – товарищ оснаб, впереди два мордоворота в штатском, один из которых за рулем. А когда отъехали от самолета, сзади и спереди пристроились еще две «Эмки». С эскортом, похоже, прокатимся. Не иначе, высоко оценили меня товарищи… Хотя, было б с чего. Если и есть у меня энта неведомая Сила за душой, то, как её пользовать–то? Я ить теперь, как та обезьяна с гранатой – и самому бы не убиться, да и других по–дурости в расход не пустить, как капитана Рогова…

– О чем задумался, товарищ Старик? – выдернул меня «из кокона» наружу Петр Петрович.

– Да вот думаю, что не помер – уже хорошо! – признался я. – А что дальше – сплошные потемки. Е просветишь на этот счет, товарищ оснаб? Хочется успеть какую–никакую пользу еще принести. Ну, пока опять на тот свет не призвали, – я хрипло хохотнул. Ведь от того призыва, сам знаешь, не отвертеться, не откосить…

– Не прибедняйся, товарищ Старик, – на этот раз усмехнулся уже Петр Петрович, – получилось же у тебя один раз от Старухи убежать? Получилось! Таким достижением у нас никто похвастать не может! Так что крепись, Илья Данилович, слишком ценный ты для страны товарищ!

– Я бы рад, – развел я подрагивающими руками, – только годы мои не те – давят, мочи нет! – Я реально чувствовал, как меня растрясло – поясница стала колом, теперь и нормально разогнуться не смогу. – Я и из машины–то сейчас самостоятельно выйти не смогу, – признался я командиру, – заклинило спину… Радикулит, будь он неладен! Грыжи, протрузии и прочие болячки. На кладбище мне лет двадцать как прогулы ставят. Пора мне «со святыми упокой»…

– Не спеши, на кладбище всегда успеется! – оптимистически заявил оснаб. – Мы тебя сейчас к Кремлевским эскулапам доставим, а они кого хошь враз на ноги поставят!

– Поживем – увидим, товарищ командир, – произнес я, уставившись в пролетающие за окном столичные виды.

Да, такой Москву я и забывать начал, хоть и прожил здесь почти всю жизнь. Резало глаз практическое отсутствие транспорта, и вездесущих дорожных заторов, ухо подсознательно ожидало шума непрекращающегося гудение клаксонов. Нет кричащих вывесок, навязчивых реклам и «елочной» иллюминации. Время небоскребов Москва–Сити еще где–то там, далеко за границей временного горизонта. Да и сама столица в этот небезопасный военный период старалась быть как можно более серой и незаметной: даже купола церквей сменили цвет, а на рубиновые Кремлевские звезды надеты чехлы. Мавзолей на Красной площади было не узнать, как, впрочем, и саму площадь, застроенную псевдо–домами. Даже на Москве реке были расположены баржи с постройками, имитирующими объекты недвижимости. Оно и понятно, здесь главное – сбить с толку пилотов вражеских бомбардировщиков. Не дать им легко обнаружить и повести прицельную бомбардировку самого сердца страны. Но, как я знал из своего прошлого, бомбы нет–нет, да и залетали на территорию Кремля. Однажды бомба попала в Большой Кремлевский дворец, пробила крышу и потолок Георгиевского зала, упала на паркет и, к большому счастью, не взорвалась. Если бы произошел взрыв, то Благовещенский собор и часть Большого Кремлевского дворца с Георгиевским залом превратились бы в руины.

Конечно, главный объект Московского Кремля, на который нацелены все экипажи немецких самолетов, – корпус № 1, где работал… вернее работает Сталин. Но в моей реальности попасть в него немцам так и не удастся. Лишь одна из бомб разрушит здание рядом. Это, кстати, будет самым серьезным разрушением в Кремле с самым большим количеством жертв, если правильно все помню. Память–то у меня тоже того, серьезно устаревшая. Вроде бы в Арсенал бомба попала, разрушив чуть не треть здания. Погибло тридцать человек, а из них тринадцать вообще не нашли. Ну и раненых с полсотни…

– Приехали, товарищ Старик, – сообщил оснаб, когда мы прокатили сквозь патруль на Спасских воротах и въехали на территорию Кремля, – тут у нас небольшая амбулатория для руководящих товарищей расположена. И дежурный Медик вас сегодня обязательно осмотрит.

Когда автомобиль затормозил у одного из зданий, я ожидаемо не смог выйти из салона на улицу – спину так прихватило, что хоть волком вой. Пока оснаб с водителем пытались меня эвакуировать из салона, второй охранник успел пригнать двух солдатиков с носилками, которые и должны были меня затащить внутрь так называемой «амбулатории».

– Ёпть! – выдохнул я, когда меня все–таки удалось выковырять из железной скорлупы «черного воронка» и уложить на носилки. Боком, поскольку распрямить меня так и не смогли. При любых попытках придать моему телу более–менее ровное положение, меня простреливали такие чудовищные боли, что в глазах темнело!

– Стойте! Что же вы творите–то! Изверги! – Неожиданно остановил потуги моих «мучителей» чей–то командный, но полный сострадания возглас. – Оставьте его в покое, сейчас же!

Я почувствовал, что к моему лбу прикасается чья–то крепкая и прохладная ладонь, даруя избавление от острой боли в спине.

– Спи, дедуля! – Мягко приказал тот же голос, и меня словно добрым наркозом попотчевали – улица закрутилась стремительным «вертолетиком», словно я основательно перебрал спиртного. – А вы, товарищи! Ну? Иметь же голову на плечах нужно! Помрет же старик! А сдается мне, что вы не за эти его в сюда привезли, чтобы в Кремлевской стене захоронить?

– Владимир Никитич, мы же осторожно пы… – донесся до меня, словно удаляясь, виноватый голос командира.

Владимир Никитич? Знакомое… сочетание… где же я… его… слышал… – И все, на этом моменте я окончательно вырубился.

Сколько времени я пребывал в беспамятстве на этот раз я тоже сказать не могу. Но очередное пробуждение оставило только приятные ощущения: давненько я не просыпался, чтобы у меня что–нибудь не болело, не ныло или не постреливало. А на этот раз – словно заново родился! И такое прямо живительное тепло по всему организму растекается… Хотя, может статься, что если ничего не болит – то и умер уже? И такое, кхе–кхе, проходили… Как же узнать–то, а? Я открыл глаза – ух, ты, вроде катаракта поменьше стала! Даже кое–что уже могу и этим глазом рассмотреть! Не так чтобы особо, но общую картинку ухватить могу, а не только размытые тени!

Я покрутил головой, осматриваясь: небольшая палата, кирпичные выбеленные стены, жесткая металлическая кровать–кушетка, на которой и покоилась моя «истерзанная нарзаном», а точнее – неумолимым временем старческая тушка. Рядом с кроватью – небольшая деревянная тумбочка. Так же возле кровати стоял металлический штатив для капельницы, с закрепленной перевернутой бутылочкой с какой–то жидкостью. Причем жидкость в бутылочке слабо светилась мягким «солнечным» светом. И эта светящаяся субстанция маленькими дозами вливалась в меня по тонкой трубке. Я даже чувствовал, как с каждой каплей мое состояние стремительно улучшается. И в теле такая «приятная гибкость» образовалася, какой я уж лет тридцать не чувствовал! Чего это, интересно? Чай, не наркота какая? Побольше бы в меня такой жижи влили б, глядишь и последние мои денечки веселее бы пробежали…

А в районе ног такое тепло животворное ощущается, как будто я в раннем детстве в мягких овчинных чунях на печке лежу. Я слегка приподнял голову с подушки, на чуть–чуть – больше не могу – мышцы на слабой старческой шее голову совсем не держат. Блин! Ну, прям как младенец новорожденный. Аж самому противно! Но что поделать – возраст! Буквально через пару мгновений голова опять рухнула на подушку, но все что нужно я уже успел рассмотреть. А зрение мое, ведь действительно намного лучше стало! Ну, на том самом глазу, которым я еще что–то вижу. Так вот, перед самым мои носом, обнаружилась крепкая такая задница, обтянутая белым халатом. Аппетитная такая, ядреная, что твой орех! Женская ессно, чего бы я на мужскую жопу заглядывался? А здесь, прямо руки зачесались отвесить смачного такого поджопника, да еще и ухватить, сжать в своей крепкой ладони эту сочную булочку, так чтобы пальцы впились в подкожный жирок, а потом гладить по бархатной нежной коже…

Стоп!!! – Мысли в голове заполошно забегали. Да такого желания я не ощущал уже хренову тучу лет! Да и не только желание… Я со сладким ужасом и замиранием сердечной мышцы почувствовал шевеление… Мама мия! Это чего они в меня напихали? Да в тех местах никакой «жизни» уж лет тридцать как не водилось…

– Ой, дедуль, а вы проснулись? – отвлек меня от «забытых ощущений» мелодичный голосок.

И чего–то там «колдовавшая» над моими обмороженными ногами дохтурша, разогнулась, а после повернулась ко мне лицом, лишив радости созерцания своей выдающейся упругой прелести. Ан нет – с другой стороны прелести оказались ничуть не хуже, чем с обратной! К тому же их у нее целых две!

[1] Волынское Капище – древнее языческое капище, расположенное в Головно, Волынской области Украины. В рамках данной реальности область оккупирована войсками Рейха. С помощью колоссальных человеческих жертв Высшие Жрецы СС сумели «пробудить» от спячки одно из древних языческих божеств, которое было использовано в военных целях против РККА.

[2] Богомолец, Александр Александрович – (1881 – 1946 в реальности Резникова) – советский патофизиолог и общественный деятель, 7‑й президент АН Украины (1930–1946), академик (с 1932) и вице–президентАН СССР (6 мая 1942 – 23 мая 1945) и АМН СССР (1944). Герой Социалистического Труда (1944). ЛауреатСталинской премии первой степени (1941). Александр Александрович Богомолец создал учение о взаимодействии опухоли и организма – это представление кардинально изменило существовавшие в то время представления об опухолевом росте. Основоположник российской и украинской школы патофизиологии, эндокринологии и геронтологии. Основатель первых в России и на Украине научно–исследовательских учреждений медицинского профиля.

Глава 10

Пальцы мои помимо воли начали сжиматься, а руки потянулись к этим… податливым, но упругим… Да что же они со мной сотворили–то, ироды?

– Что с вами, дедушка? – заботливо спросила меня прелестное молодое создание, годившееся мне, наверное, в пра, а то и в праправнучки, неверно истолковав мой порыв. – Да, руки у вас забинтованы…

Ох, тыж! А я со всей этой катавасией и не заметил, что на настоящее мумиё похож – весь в бинтах! И рожа моя, похоже, тож перемотана?

– Вас восстанавливающей мазью пришлось едва ли не с головы до ног покрыть, – сообщила невольная «обольстительница» моих старческих дум и чресел. – Обморозились вы сильно, дедуля. А над вашими ногами сам Владимир Никитич почти двое суток убивался! Если бы не он… Без ног бы остались! Некроз! Полное омертвение как внешних, так и части внутренних тканей! А он… Он настоящий волшебник! Гений Силовой Медицины! – В глазах молодой докторицы так и светилось самое настоящее обожание и преклонение этим неведомым мне «гением».

– Владимир Никитич? – проскрипел я своим слабым и дребезжащим стариковским голоском, продолжая бессовестно пялиться на ну очень добротные, или как говорила молодежь, там, в моем мире, зачетные сисяндры!

– Да–да, сам профессор Виноградов [1] вами занимался! – сообщила меж тем девушка.

Точно! Виноградов! Академик Виноградов! Или еще не академик? Вот оно знакомое сочетание имени и отчества. Так это ж, вроде как личный врач Сталина… Ох, мать твою! С такими людьми пересечься довелось!

– Повезло вам, дедушка, – продолжила «распекать» меня докторица, – что Владимир Никитич вас случайно во дворе встретил. Ну и как так можно было себя до такого состояния довести? Вам, почитай, не двадцать лет! Да и в двадцать лет с таким обморожением конечностей…

– Сто два мне, внучка, стукнуло! – натужно засмеявшись, произнес я, старясь не так откровенно исходить слюной, глядя на аппетитную молодуху.

– Сколько? – охнула, не поверив, девчушка. – Сто два?

– Увы, мне и ах! – развел я замотанными руками. – Похоже, столько не живут…

– Ну, дедушка, не впадайте в уныние! Не все еще потеряно! – Она заливисто засмеялась, отчего её крупная грудь под белым халатиком, аппетитно заколыхалась.

Да твою же дивизию! Мои забытые реакции вновь очнулись от давней спячки, и в паху опасно потяжелело. Блин, даже интересно, способен ли я еще на что–нибудь такое–разэтакое?

– Побегаете еще не один годок! Владимир Никитич в состоянии и настоящего мертвеца на ноги поставить!

Ну, это ты, красавица, хватила, – мысленно усмехнулся я, – раз умерло – так умерло… Хотя в этой странной реальности возможно многое из того, что я сказкой считал. Вот и самого–то рыльце в пушку.

– Ну, это как про меня сказано! И краше в гроб кладут…

– Поправим мы ваше здоровье дедушка! Будете молоденьким козликом еще скакать! – И она положила свою ладошку мне на грудь.

– Ох, внучка, твои слова бы, да Богу в уши! – Я растянул губы в улыбке, хотя под слоем бинтов её и не заметно.

– Зря вы так, дедушка, на Бога уповаете! – укоризненно покачала головой девчушка. – Ведь нет его! Нигде! Ни на небе, ни на земле! Все это эксплуататоры–аристократы и выдумали, чтобы рабочий и крестьянский люд в кабале и «черном теле» держать. Человек – вот настоящий венец природы! И высшая степень его развития – Силовики! Они такие чудеса способны сотворить – никаким Иисусам и не снилось!

– Ой, внучка, староват я для таких диспутов…

– Учиться новому никогда не поздно, дедушка! – наставительно произнесла она. – Даже в сто два года! Наука сейчас, знаете, какими семимильными шагами развивается?

Я мотнул перемотанной головой.

– Вот закончится война, пройдет еще лет двадцать–тридцать, когда на всей земле коммунизм построим, – добавила она с воодушевлением, – сто два года не будет казаться чем–то таким… не достигаемым…

Ага–ага, плавали, знаем! Ни через двадцать, ни через тридцать, ни даже через сто лет коммунизм не построить! Даже в отдельно взятой стране! Не достигло еще человечество такого уровня, когда каждому по потребности, а от каждого по способности! И, похоже, не достигнет этого состояния никогда!

– Я тут статью в научном журнале читала, – продолжала щебетать девчушка, – что ресурс обычного человека лет на сто пятьдесят рассчитан! А то и больше.

– Ох, не доживу я, красавица, до тех благословенных времен, – с сожалением прокаркал я. – А так хотелось бы взглянуть на эти времена хоть одним глазком. Он у меня к тому всего лишь один остался!

– Это вы о катаракте своей? – уточнила улыбающаяся докторица.

– О ней, родная, о ней падлюке!

– Да не переживайте вы так! – успокоила меня девчушка. – Как только ваше общее состояние придет в норму, можно будет попробовать избавить вас от этого неприятного заболевания. Это же не некроз с полным отмиранием тканей. Тут я и сама могу попробовать…

– И что же это моя прекрасная ученица собралась пробовать? – раздался от дверей уже знакомый мне голос.

Занятые интересной беседой, мы с молодой докторшей промухали появление в палате еще одного персонажа – выдающегося врача, или, как тут принято, Медика–Силовика Владимира Никитича Виноградова. Известный врач оказался плотно сбитым уже не молодым мужчиной, лет пятидесяти–шестидесяти, точнее определить я оказался не в состоянии. При здешнем развитии магической медицины ему вполне могло быть и много больше. Хоть и не могли Силовики возвращать ушедшую молодость, но поддерживать стареющие организмы в оптимальном состоянии, думаю, научились. Однако в памяти всплыло громкое «дело врачей–отравителей» моего мира, во время которого в 1952-ом году был арестован и сам Виноградов. На тот момент ему было, если мне не изменяла память – под семидесятник. Точно, ровно семьдесят! Вот ведь какая странная штука – старческая память: что было вчера или час назад, хрен вспомнишь, а события из детства, или, там юности, ну прямо сами перед глазами встают.

– Ну-с, как наш пациент, Анечка? – пощипав кончики седоватых усов, залихватски закрученных кверху, словно у гусара, поинтересовался Виноградов.

– Просто замечательно, Владимир Никитич! – с придыханием произнесла Анечка, пожирая глазами своего кумира. – Он очнулся с полчаса назад.

Да, блин, деточка, вижу, что запала на старого профессора. Но ведь не обломится тебе ничего… Хотя, чего это я так опрометчиво сужу? Мало ли случаев, когда престарелые пердуны: профессора, да академики, молоденьких девчонок–медичек–ученичек с превеликим удовольствием пользуют? И женятся на них, бывало… И детей заводят, когда по всем понятиям уже в белые тапки наряжаться пора. Так что мне ли судить?

– Ну что, милейший… – Виноградов сделал паузу, ожидая, что я назовусь.

Интересно, что ему на мой счет успели наговорить?

– Старик, – произнес я. – Называйте меня Стариком, или товарищем Стариком, уважаемый Владимир Никитич.

– Ага! – отчего обрадовался Виноградов. – Вы здесь, так сказать, инкогнито?

– Можно и так сказать, – ответил я в тон старому профессору. Не такому старому, как ваш покорный слуга, но все–таки.

– Что ж мне остается только принять правила игры, – не стал спорить Виноградов. – А на мой счет, я гляжу, вас уже Анечка просветила, товарищ Старик?

– Да кто же вас не знает, товарищ Виноградов? – решил я подсластить ему «пилюлю». – Я был просто поражен, что мной занялись именно вы.

– Вам просто повезло, голубчик! – воскликнул Владимир Никитич. – Не наткнись я на вас во дворе… – слово в слово повторил он рассказ девушки. – И где вы так умудрились обморозиться, товарищ Старик? Такое ощущение, что вы босиком на льду в мороз несколько часов простояли.

– Двое суток, – прокаркал я. – Практически босиком по снегу… Мороз минус тридцать… Ноги ветошью пытался обматывать, но это не сильно помогло…

– И где же вас так угораздило? – заинтересовался Виноградов. – Весна…

– В Ура… в Рипейских горах дело было, – слегка приоткрыл я перед ним завесу тайны. – Большего, увы, сказать не могу – секретная информация!

– Понимаю, понимаю… – задумчиво произнес профессор, положив руку мне на грудь и слегка прикрыв глаза.

Я почувствовал, как от его руки разбегается по всему моему телу некая «вибрация», только не ярко–зеленого, цвета молодой листвы, как у Егорова, а насыщенно–лазурного, как у ленивой морской волны. Это он мне так текущий диагноз ставит? Если да, то у них до развития всякого диагностического медицинского оборудования типа томографов–кардиографов никогда дело не дойдет.

– Ну, что ж, – убрав руку, довольно произнес Медик, – ваше состояние вполне удовлетворительное! Однако повязки пока снимать рановато – до завтра побудете у нас в роли этакой египетской мумии фараона…

– Хорошо, доктор, побуду еще для вас Тутанхамоном или Аменхотепом.

– Похвальные знания в египтологии, товарищ Старый. Только давайте уж обойдемся без Посмертных Проклятий, – на полном серьезе произнес он, сплюнув через левое плечо. – Вскрытие гробницы Тутанхамона едва не привело к глобальной катастрофе для всего Египта! Ну, об этом много писали в свое время. Вам ли не знать?

Ек, он чего сейчас, серьезно? Проклятие Фараонов? Этот безумный, безумный мир!

– Ну–да, ну–да! – поспешно кивнул я. – Помню, как такое забудешь? А как вы считаете, – неожиданно я решил немного похулиганить, – вскрытие гробницы Тамерлана перед самой войной…

– Не будем об этом, товарищ Старик! – мягко, но настойчиво заткнул меня Виноградов, бегло переглянувшись с Анечкой. Докторица даже с лица немного сбледнула. – Это не наше с вами дело! Хотя, на ваш счет я ничего сказать не могу. Но впредь попрошу в нашем присутствии такие темы не поднимать! – сурово припечатал Владимир Никитич. – Для этого специальные органы у нас имеются!

– Простите, профессор! Брякнул, не подумавши! – Пошел я на попятную. Ну, его в задницу, такие шутки. Если я за себя не боюсь, так стоило хотя бы о других подумать. Ведь им легко и прилететь может! Время–то суровое. И если Посмертные проклятия имеют в этом мире реальные последствия… Головой думать надо, старый ты, дебил! – Больше такого не повториться! – поспешно заверил я Медика.

– Вот и ладненько! – Вновь повеселел Владимир Никитич, а Анечка облегченно выдохнула. – Лучше скажите мне, как практикующему Медику и не слабому Силовику, как вы с таким мощным резервом… Я даже затрудняюсь определить его величину, – как на духу признался Винорадов, – а такого со мной никогда не было… Как вы умудрились, дожив до вашего почтенного возраста, не инициировать ваши возможности, как Силовика? Вы поймите, это не праздный интерес! Человеческий организм, а особенно организм осененных… э–э–э Силовиков, подлежит скрупулезному изучению! Только так можно выяснить причины, по которым у одних дар просыпается, а у других – нет.

– А не все ли наши способности от Всевышнего, Владимир Никитич?

– Ну, уважаемый, этим вы озвучиваете официальную позицию Русской Православной Церкви… И не только её – это общая религиозная доктрина. И Христианство, и Иудаизм и Ислам придерживаются именно озвученной вами точки зрения. Но нет! Нет! И нет! Это я вам как ученый говорю! В исходной точке всех человеческих способностей, одной из который и является оперирование Силой, стоит именно человек! Ни бог, ни дьявол тут абсолютно, ни! При! Чем! Только человек! А религия – это всего лишь предрассудки!

– И опиум для трудового народа! – закончил я его мысль.

– А вот это абсолютно здравомыслящая позиция! – согласился со мной Виноградов.

Конечно, а как еще? Мы же в СССР! А ведь именно осенью этого, 1943‑го года, по личному распоряжению Сталина при СНК СССР будет создан Совет по делам Русской Православной Церкви. Ни сказать, чтобы с этого момента для нее наступят золотые денечки, но враждебность и давление власти на церковников основательно ослабнет. Поживем, как говориться, увидим.

– Так вот, – вернулся к мучившему его вопросу Виноградов, – как вы умудрились столь долгое время прожить без инициации? В истории не зарегистрировано ни одного случая пробуждения Силы после сорока лет? А вам – сто два года, уважаемый Старик!

– Я бы с радостью рассказал, Владимир Никитич, как оно такое недоразумение со мной произошло… Но… не знаю, могу ли поделиться с вами этим секретом?

– Хм… – Не на шутку призадумался Виноградов. – Давайте повременим делиться секретами, товарищ Старик. А то еще залезем с вами, куда не следует. Я, вроде бы, и не совсем посторонний человек в наших запутанных «коридорах власти», и секреты хранить умею. Но не в свои дела предпочитаю не вмешиваться!

Оно и понятно – личному врачу Сталина многие секретные вопросы «по карману». И совать нос не в свои дела тоже вполне себе позиция. Только не защитила она тебя, товарищ Виноградов от тюремного каземата в пятьдесят втором. И если бы товарищ Сталин не помер бы скоропостижно, то валить бы тебе лес, уважаемый профессор, где–нибудь в районе вечной мерзлоты… А то и к стенке поставили бы. Судьба, она такая – в одночасье своим неприглядным местом повернуться может. Хотя, для этой реальности может и по–другому все сложится. По крайней мере, мне очень этого хотелось бы.

Стук во входную дверь отвлек нас с профессором от «душевной» беседы.

– Заходите! – Слегка повысил голос Виноградов.

Дверь приоткрылась и в мою «палату» (хотя думается мне, что это просто чистенькая такая камера, да еще и со всеми мыслимыми и немыслимыми степенями защиты от таких вота «Сенек») заглянул Петр Петрович.