Текст книги "Позывной "Хоттабыч" (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Что, товарищ Хоттабыч, удивлены состоянием моего кабинета? – ехидно поинтересовался Иосиф Виссарионович.

– Еще как, товарищ Сталин. – Скрывать этот факт от проницательного вождя было бесполезно. – А что случилось?

– И вы еще спрашиваете? – Сталин расхохотался. – Ведь это вы тут… так скажем, немного нахулиганили…

– Я? – Моему изумлению не было предела. – Когда?

– Товарищ Сталин, разрешите? – вмешался в ход беседы оснаб.

– Слушаю.

– Товарищ Хоттабыч не в курсе произошедшего…

– … – Изобразил удивление на лице Иосиф Виссарионович.

– Он в тот момент находился в искусственной коме, под наблюдением профессора Виноградова, – пояснил Петр Петрович. – Так, по соображению Владимира Никитича, легче перенести болезненное вмешательство наших Мозголомов. При попытке ментального проникновения в глубины подсознания товарища Хоттабыча, произошел глобальный выплеск Силы, повлекший за собой это маленькое локальное землетрясение.

– Вы серьезно? – От услышанного я был просто шокирован. – От моего воздействия сдвинулись тектонические плиты?

– Похоже, что так, товарищ Хоттабыч, – произнес Сталин. – А какова причина настолько глубокого воздействия на мозг наших сотрудников? – тут же поинтересовался он.

– Некоторые моменты существования товарища Хоттабыча до сих пор нам недоступны, – отчитался оснаб. – Особенно те, что произошли с ним сразу после смерти, а так же после воскрешения. Понимает, товарищ Сталин, если мы разберемся в первопричине – это будет настоящий прорыв! – возбужденно произнес он.

– Прекрасно понимаю, товарищ оснаб. – Согласно кивнул вождь. – Но рисковать жизнями людей и нашей столицей – не позволю!

– Мы просто не ожидали подобного эффекта, товарищ Сталин! – чеканя каждое слово, произнес Петр Петрович.

– И это я тоже понимаю, – согласился с доводами оснаба вождь. – Но впредь… – И он погрозил Петрову пальцем.

– Так точно, товарищ Сталин! – ответил оснаб. – Учтем на будущее!

– Все! На сегодня достаточно! – произнес Иосиф Виссарионович устало приваливаясь к спинке кресла. – Вы свободны, товарищи

[1] Бозишвили – сукин сын (грузинск.)

[2] Джандаба – грузинское ругательство, восклицание и выражение недовольства, что–то типа черт побери. Можно послать туда человека (ориентировочно он попадет во что–то среднее между преисподней, адом и еще сотней самых жутких мест).

[3] СС/ОП – Особая папка/ совершенно секретно («ОП», сс/оп) в СССР – высшая степень секретности документа, подлежащего архивации.

Глава 16

– Подъем, старая, ты, калоша! – Веселый голос командира вырвал меня из блаженного сновидения, в котором я, как в забытой далекой молодости обихаживал сладкую, как патока, медичку Аннушку. – Солнце уже давно встало!

– Вот черт неугомонный! – проскрипел я, продирая слипшиеся веки. – Такой сон не дал досмотреть!

– Чего показывали–то? – полюбопытствовал оснаб, присаживаясь на табуретку рядом с моей больничной шконкой.

– Того самого показывали, – ворчливо отозвался я, поднимаясь на кровати и опуская босые ноги на пол, – чего я, по причине преклонного возраста, давно лишен!

– Ох, тля! Бабы, что ли, снились? – «Виновато» потупился Петр Петрович, но по его хитрому лицу было видно, что нисколько не раскаивается в содеянном, а попросту мысленно ржет и морально «издевается» над своим старым, даже ошень–ошень старым другом.

– Бабы, как есть бабы… – Я недовольно покосился на Петрова. – Всю малину мне обломал, гад!

– Ничего, позже досмотришь. – «Обнадежил» меня оснаб.

– Ага, держи карман шире! – Я покрутил головой и пошевелил плечами, разминая затекшие мышцы. – Здесь повтор киноленты по просьбам трудящихся не прокатывает! Засранец ты, командир… Ладно, ты молодой засранец – не разбираешься еще совсем в «колбасных обрезках»! Прощаю! – великодушно произнес я, окидывая взглядом свою комнатушку.

Да–да, проснулся я и на этот раз в том же самом лазарете, где вот уже несколько дней меня активно пользовали товарищи Мозголомы. Именно сюда я и вернулся после той, можно сказать эпохальной встречи с легендарными товарищами Сталиным и Берией.

– Это я‑то молодой? – возмутился Петров. – Да мне шестой десяток скоро…

– Ну, я и говорю, – непочтительно перебил я своего куратора, – совсем еще дриста желторотая, штаны на лямках! – Ох, как же мне не хватало такой вот «шуточной» пикировки после его смерти. С нашим–то уровнем напряжения и адреналина на службе, такие вот шуточки и подколки действуют не хуже любой психологической разгрузки. Ну, еще и нажраться в хлам когда–никогда. – Ох, а это что за хрень? – Удивился я, когда увидел на подвешенные к ручке дверей плечики с форменным кителем полковника НКГБ СССР. Новенькие погоны так и сверкали в лучах весеннего солнца, пуская зайчики по стенам моей палаты.

– Это не хрень, товарищ Хоттабыч! – сурово произнес оснаб. – Это – военная форма! И попрошу относиться к ней с должным почтением! – жестко отчеканил он.

Ну–да, ну–да, это преклонение перед военными регалиями у потомственного офицера–аристократа, с несколькими поколениями служивых в роду, впитано с молоком матери. Действительно, чего это я? Видать, выживаю потихоньку из ума.

– Виноват, товарищ оснаб! Исправлюсь! – ответил я, вталкивая ноги в шлепки, стоявшие возле кровати.

– Цени оказанное тебе доверие, товарищ полковник, —

Подволакивая ноги, и шлепая задниками тапочек по заскорузлым старческим пяткам, я добрался до формы и снял вешалку с ручки.

– Ох, мать моя женщина! – не сдержался я, когда развернул форму лицевой стороной к себе. Вся «грудь» кителя была увешана орденами и медалями… Моими… Заслуженными кровью, потом и лишениями! Еще там, в моем родном мире…

– Как?.. – прошептался я негромко. В горле от нахлынувших воспоминаний и чувств вновь встал комок, а в носу предательски защипало… – Откуда?..

– Оттуда. – Оснаб приподнялся со стула и легонько постучал указательным пальцем по моей плешивой голове. – Руководством было решено вернуть тебе все награды…

Я пробежал взглядом по наградам еще раз: Орден Отечественной войны первой степени, два Ордена Красной Звезды, медали, уж и не упомню все… Вот только серебряного юбилейного ордена, выпущенного в восемьдесят пятом, в честь сорокалетия Победы, не было.

– Правильно мыслишь, Хоттабыч! – улыбнулся Петр Петрович. – Восстановили только те ордена и медали, аналоги которых существуют в нашем мире. – А ты, оказывается, настоящий герой, старина!

Вот же ушлый жучара! Опять в моей голове, как у себя в кладовке шурует! Закрыться, штоль?

– Отличная идея! – одобрил мою невысказанную мысль оснаб. – Способность закрываться от Менталистов–Мозголомов тебе просто необходимо развивать. Чем больше тренируешься – тем лучше работает! В идеале: нужно всегда ходить с подобной мысленной защитой! А еще лучше – это научиться генерировать фальшивый поток мыслей. Иначе твою защиту на раз вычислит даже самый слабенький Мозголом!

– Это, как это? – тут уж я натурально опешил. – Фальшивый поток мыслей? Скажешь тоже! У меня же не две башки, как у Тяни–Толкая Чуковского!

– Если сильно постараться – сможешь! – безапелляционно заявил Петров. – Судя по тому, как ты быстро настрополился защищать «стеной» свое собственное сознание – зачатки Мозголома у тебя имеются.

– Чего? Я – Мозголом?

– Не только, – покачал головой оснаб. – Ментальный блок, «Холодец», а вчера ты еще и землетрясение в центре Москвы умудрился устроить! А этого, на моей памяти, никому не удавалось! Вообще, подобное проявление Силы – большая редкость! Если не сказать точнее – уникальность! Ты – разноплановый Силовик, такое бывает довольно часто. Обычно максимум способностей проявляется в какой–нибудь одной области, которую каждый Силовик старается развивать. Все остальное можешь считать «счастливой» прибавкой, этаким призом.

– Бесплатный бонус, как любили говорить торговцы в моем мире. А я кто?

– Это можно будет сказать только после прохождения инициации. Чего зря гадать, и бежать впереди паровоза?

– Пожалуй, ты прав. – Я согласно кивнул и положил китель на кровать. – А как этот, фальшивый поток мыслей развивать? – вернулся я к интересующей теме. Он уж очень мне не хотелось, чтобы кто–нибудь, без моего согласия, копался у меня в черепушке.

– Вот вроде ты и дед–пердед, а спешишь, как прыщавый въюнош, со взором горящим, – усмехнулся командир.

– Так потому и спешу: сколь мне того времени осталось?

– Возможно, ты и прав, – задумчиво произнес оснаб.

– Ты мне «на пальцах» объясни, – попросил я. – Хотя бы принцип работы этой хреновины.

– Прямо так на пальцах?

– Угу! – Я поспешно кивнул.

– Сложно. – Выдавил улыбку оснаб. – У нас еще найдется на это время. Я сам тобой капитально займусь! – Он улыбнулся, но уже более хищно.

Да, плавали – знаем! Этот запросто может все соки выдавить на тренировках. И выдавит, уж будьте покойны! Но сколько раз я в трудных ситуациях эту науку с благодарностью воспринимал – по пальцам хрен пересчитаешь.

– А для тренировки навыка, который пригодится впоследствии, могу посоветовать один примитивный способ, который ты точно в состоянии освоить…

– Это какой? – Я преданно заглянул оснабу в лицо, словно голодный пес, ожидающий своей «дачки» – давай, дескать, не тяни.

– Тебе случалось быть в такой ситуации, когда, прослушав какую–нибудь навязчивую песенку, ты никак не можешь от нее избавиться? – спросил бывший командир, а ныне мой непосредственный куратор.

– А то, иногда такая плешь «привяжется», хоть караул кричи! – согласно закивал я. – И крутиться в башке: круг за кругом, круг за кругом, круг за кругом, словно заезженная пластинка!

– Вот! – Оснаб наставительно ткнул указательным пальцем в потолок. – Это состояние нужно научиться фиксировать! Мелодия, либо песенка, в голове крутиться, но ты же в это время не перестаешь мыслить?

– Нет, конечно! Хотя иногда это очень сильно нервирует!

– Крутящаяся в мозгах навязчивая песенка создает «Ментальный шум», блокируя от проникновения в ваш мозг хитрожопых умников с зачатками дара Мозголома. Но! Она таки блокирует, создает помехи, и уже так просто считать информацию слабому Силовику будет не под силу! Он «услышит» лишь крутящуюся в твоей голове навязчивую мелодию!

– Офигеть! – произнес я, опускаясь на кровать. – Никогда бы не подумал…

– Молодец, раз дошло! – довольно произнес Петр Петрович. – Такое состояние является слабым подобием, некоей «предтечей» навыка «фальшивого потока сознания».

– Могу посоветовать после закрепления навыка «Ментального шума», попробовать воздвигнуть «стену» и «вынести» навязчивую мелодию за её пределы. Чтобы опытные Менталисты, продавившись сквозь «шум» на нее натыкались. Но, думается мне, что все закончиться только этим «шумом». Профессионалов своего дела ты этим, конечно, не проведешь, – он улыбнулся, – но таких спецов на самом деле очень и очень мало! И большинство из них задействовано в службах ГБ или состоит на учете.

– То есть, – переспросил я, – на бытовом уровне это маловероятно?

– Совершенно верно! Однако, учитывая твой потенциальный резерв мощного Силовика, хрен его знает, кто захочет этой ситуацией воспользоваться.

– Понятно – нет ничего нового в мире, даже в другом!

– Бдительность! Бдительность! И еще раз бдительность, товарищ Хоттабыч! Не время расслабляться!

– Враг, сука, не дремлет! Значит и нам недосуг!

– Очень правильный подход, – похвалил меня между делом командир. – Опытного спеца срезу видно!

– Опыт не пропьешь… Кстати, – хлопнул я себя сухой ладошкой по лбу, – готов проставиться по поводу своего возвращения на службу, командир! Традиция жеж…

– И? Какие проблемы? Боишься не осилить стопку–другую?

– Не–е–е, – замотал я головой. – Это дело мне только густую кровь чуть–чуть разгонит… Но профессор Виноградов явно не будет в восторге.

– А мы ему не скажем, – заговорщически прошептал оснаб, косясь на входную дверь. Не дай Бог, промухаем главного кремлевского Медика! – Так в чем проблемы, товарищ Хоттабыч?

– Да как–то «поиздержался» я… – Натянув на рожу печальную «маску Пьеро», затянул я жалостливым голоском профессионального попрошайки. – Не местные мы, от поезда отстали! Помогите, люди добрые, кто, чем может! И лучше, если это «чем» будет сорокоградусным «зеленым змием».

– Слушай, тебя хоть сейчас на паперть выставляй! – не сдержался и «покатился» от смеха оснаб, глядя на мою вытянутую «кислую» харю.

– Месье, же не манж па сис жур! Гебен мир зи битте этвас копеек ауф дем штюк брод. Подайте что–нибудь бывшему депутату Государственной думы! [1]

– Ну и произношение у вас, Киса! – произнес Петров, вновь «складываясь» от смеха. И, кстати, а почему бы вам не назваться Кисой?

Это он чего, надсмехается, сволочь? – А вот мысли свои я уже закрыл непроницаемой стеной: дружба дружбой, а табачок – врозь. Со своими тараканами в голове я как–нибудь сам управлюсь.

– Произношение у меня идеальное! – делано возмутился я вслух. – Французский – вполне, а немецкий – так тож настоящий нижнесаксонский диалект! А насчет Кисы Воробьянинова, так он же опустившаяся донельзя старорежимная мразота! Даром, что дворянин! Куда ему до Хоттабыча?

– Ну–да, ну–да… – Покивал оснаб, погрузившись в какие–то собственные мысли. – А вот с языками у тебя действительно все отлично обстоит. Особенно с немецким! И это здорово, старина!

– На своей войне натаскался, – пояснил я. – Частенько фрицев допрашивать приходилось, да и, случалось, диверсиями баловался в тылу врага.

– Да, знаю, – согласился оснаб. – Еще пригодятся эти знания!

О! Точно! Постоянно забываю, что меня тут капитально так «выпотрошили». И вся моя жизнь записана и запротоколирована. Конечно, записать все подробности никаких протоколов не хватит. Но вот общая инфа по вашему покорному слуге – для ГБ теперь открытая книга.

– А с со средствами у тебя никаких проблем нет! – Он поднял с пола потертый кожаный портфель, набитый чем–то, что его бока натуральным образом раздулись. – Держи! – он суну мне в руку небольшую пачушку потрепанных купюр. – Это аванс – на денежное довольствие ты поставлен!

Я покрутил деньги в руках и положил рядом с собой на кровать:

– Хорошо! На проставу хватит!

– А теперь, давай–ка займемся тем, для чего я собственно и пришел. – Значит, все «наградные» побудут пока у меня, – сообщил он, показав мне перетянутую аптечной резинкой пачку документов, – у тебя их все равно хранить негде! Ты не беспокойся, все оформлено чин–чинарем… Ага, вот где оно… – наконец, произнес Петр Петрович, обнаружив в «бездонном» чреве портфеля искомое. – Держи!

В мою подставленную ладонь легла красная книжица с «серпасто–молоткастой» звездой и аббревиатурой НКО под ней. Еще ниже – «Главное управление контрразведки «СМЕРШ». Эх, давненько я не брал в руки такое вот удостоверение – почитай с 1946‑го года! Твою же медь, как ностальгией пахнуло! Я развернул удостоверение и уставился на свою старую и обрюзгшую физиономию. Этокогда они успели меня запечатлеть? Да я на снимке еще и в полковничьей форме, которую первый раз сегодня увидел? Ай, молодца, ребятки, прямо на ходу подметки режут! И мне это нравиться! Именно так надо работать…

А вот то, что я прочитал, подвергло меня очередному ступору:

– Полковник Абдурахманов? Гасан Хоттабович? Вы это серьезно?

– А чего ты хотел? – хохотнул Петров. – Ты на подпись в удостоверении глянь!

– Ох ёп! Личная подпись наркома обороны СССР товарища Сталина?

– А то! Назвался груздем – полезай в кузовок и цени оказанное доверие! Мне ради этого дела даже детскую книжку пришлось раздобыть и прочитать…

– Ничего, командир, тебе полезно немного развлечься! – Я вновь включил ворчливого старикана.

– Занятная история, – согласился со мной оснаб, – не пожалел, что прочел!

– То–то же! – продолжал я ворчать. – Окультуриваться надо! И какой я теперь, по–твоему, национальности с такими–то данными? Джинн, шайтан, марид или араб?

– Ну, зачем же так? Ты русский…

– Да договаривай уже, командир, думаю, что легенду под меня вы уже проработали.

Оснаб вновь залез в свой пухлый портфель и выдернул из него стандартную папку на тесемках.

– Изучай! Теперь это твоя настоящая биография. Наши люди, там, где нужно, все устроят.

– Обязательно изучу. – Я даже спорить не стал: легенда – это основа! – А в трех словах?

– Абдурахманов, Гасан Хоттабович, одна тысяча восемьсот сорок первого года рождения. Сирота, настоящих родителей не помнит. Беспризорником усыновлен бездетной парой азербайджанцев Абдурахмановых… Короче, Хоттабыч, сам прочитаешь! – неожиданно возмутился Петров, я ж к тебе секретарем не нанимался?

– Обязательно прочитаю, товарищ оснаб… – Я ехидно улыбнулся. – Только это: один глаз у меня не видит – катаракта, черт бы её побрал, а на втором близорукость минус 10! Очки бы мне, командир…

– Черт! – выругался Петр Петрович. – Прости старина, у меня, похоже, после нашего ментального общения, возник небольшой когнитивный диссонанс [2]. Все время считаю, что это я тебя старше…

– Ух, тыж, командир, откуда таких умных словов набрался? Твой двойник о таких выражениях и не слыхал, наверное.

– Так я ж высокоранговый Менталист, – пояснил Петр Петрович. – Тут хочешь, не хочешь, а полный курс психиатрии и еще всего до кучи корячится. Работа с мозгом штука тонкая! Если хочешь расти в Силе – учишь, паши и лезь из кожи!

– И как, получается? – Я прищурил свой мутный глаз.

– А ты еще не понял – твой куратор один из лучших Мозголомов в стране! – с гордостью заявил Петров.

– Да понял, понял я, Петрович! В общем, устроили вы мне веселую жизнь! – тяжко вздохнул я. Но это так, на самом же деле жить – здорово! Даже такой старой развалиной, как я. А если еще ты, к тому и нужен… своей семье, детям–внукам, Родине… То жизнь становиться во стократ радостнее!

– Очки я тебе сейчас раздобуду, – пообещал Петров, – легенду заучишь! Зазубришь, что бы от зубов отлетало! Вернусь, проверю! – Оснаб поднялся со стула и пошел к двери.

– Не учи ученого! – вновь проворчал я. – Правда, память у меня нынче, что решето. Но я приложу все усилия! Торжественно обещаю! – И я осалютовал командиру «пионерским приветом».

– Да, и на сладкое, – остановился, взявшись за ручку двери Петров. – Полковником контрразведки тебе быть до завтрашнего дня…

– А что завтра? – Кольнули меня нехорошие предчувствия.

– А с завтрашнего дня, Гасан Хоттабович, вы – курсант Силовой спецшколы Красных командиров!

[1] Знаменитая фраза Кисы Воробьянинова из Романа Ильфа и Петрова 12 стульев. Месье, же не манж па сис жур! – Господа, я не ел шесть дней! (французск.) Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод! – Дайте мне, пожалуйста, немного копеек на кусок хлеба! (нем.)

[2] Когнити́вный диссона́нс (от лат. cognitio «познание» и dissonantia «несозвучность», «нестройность», «отсутствие гармонии») – состояние психического дискомфорта индивида, вызванное столкновением в его сознании конфликтующих представлений: идей, верований, ценностей или эмоциональных реакций.

Глава 17

– Взвод, подъем! Построиться во дворе!

«Черт! Но за что мне это, Господи?» – Мысли, взбаламученные резким и противным голосищем старшего наставника Силового отделения Московского Краснознаменного училища имени Верховного Совета СССР [1] по фамилии Болдырь, выдернувшего меня из сладкого ночного забвения, не отличались ни радостью от того, что я еще не помер, ни дружелюбием – поскольку именно сейчас мне хотелось удавить своего ненавистного мучителя. – А ну, пошевеливайтесь, тюлени ластобрюхие! – продолжал надрываться наставник, стоя с донельзя начальственным видом в проходе между двухъярусными кроватями нашей казармы.

[1] Ныне – Московское высшее общевойсковое командное орденов Жукова, Ленина и Октябрьской Революции Краснознамённое училище (МВОКУ).

Какие, нахрен, ластобрюхие? Из какого источника он черпает эту «вселенскую мудрость»? Но наставника эта несуразность нисколечко не смущала!

– Последний, вышедший на построение, сегодня чистит общественный уличный нужник! – прокричал напоследок Болдырь, выходя из казармы.

Что ж, вполне себе мотивация, поскольку именно общественным, да еще и уличным нужником пользуются кто ни попадя, но в основном курсанты. Сами понимаете, как они им пользуются! Общественный нужник, это вам не нужник для комсостава и преподавателей! Вот там все действительно чинно–благородно! И прицел ни у кого не сбит, и мимо цели при бомбометании никто промахивается, и подступы к вожделенному «очку» никто и не подумает минировать!

– Ох–ох–ох! Что ж я маленьким не сдох? – уже привычно проворчал я, погружаясь в шум и гам, в тяжелый запах кислых портянок и сапожного крема. Здравствуй, казарма, как же я по тебе «скучал»! Вокруг вскакивали со шконок, стремительно натягивая на себя форму, молодые курсанты военного училища, отныне – мои «верные соратники» по Силовой «учебке».

Как же со мной такое произошло? – спросите вы. А я вам отвечу – пить меньше надо, дорогие товарищи! Посидели мы надысь, отмечая мое просто «триумфальное» возвращение на службу. По–тихому посидели, тесным кружком: я, да командир, да товарищей Мозголомов пригласили – полковника Капитонова и майора Мордовцева. Отличными мужиками оказались ребятки, даром, что день через день в чужих «черепушках» копаются.

А посторонние мыслишки переворачивать–перетряхивать, эт, я вам скажу, похлеще, чем в чужом исподнем рыться! Чаянья, надежды и проклятия, самоотверженность и предательство – все для искусного Мозголома как на ладошке! Сам–то я сколько раз себя ловил на всяких крамольных думках… О руководстве, о справедливости, о жизни… Как в своем прошлом, еще в том, родном мире, когда на нары присел, в принципе ни за что… были мыслишки разные… чего скрывать–то! Так и сейчас… И если бы вместо Капитонова с Мордовцевым гад какой попался – так бы можно было все повернуть–вывернуть, что на тех же нарах и пришлось бы остаток жизни куковать! А то, еще и лоб зеленкой! Так–что понимаю я их – служба! Неприятно, противно подчас, а то и тошно! Но долг, он превыше всего! Терпи боец!

Звали на отметку и профессора Виноградова. Наш великий эскулап как ярый хранитель клятвы Гиппократа, ессно, не одобрил сие веселое мероприятие, однако, быстро согласился. Чем меня несказанно порадовал! Хотелось отблагодарить этого замечательного человека, столько для меня сделавшего. За время, проведенное в его «лаборатории», мое здоровье неслабо так поправилось! Я уже себя не столетней развалиной ощущал, а минимум этаким девяностолетним «живчиком»! А то восьмидесятидевятилетним! Хоть сам Владимир Никитич и утверждал, что такое в принципе невозможно. Просто мое физическое состояние постепенно достигает оптимального значения для моего реального возраста – болячки–то он мне подлечил, а дальше сам организм начал работать несколько эффективнее. Ну, да Бог с ним! А вот чувствовал я себя на самом деле лучше с каждым днем!

Но обрадовался я рано – перед самым началом нашей дружеской попойки, уважаемого профессора неожиданно дернули на самый «верх» по личному распоряжению товарища Сталина. Вот ведь незадача! Но отряд не заметил потери бойца… На самом–то деле очень даже и заметил, но жизнь–то продолжается! Виноградов заверил, что как только освободиться – сразу к нам… Однако, что–то у него там не срослось, и лицезреть «великого и ужасного» Медика, поддавшегося искушению «зеленого змия», нам так и не довелось. Возможно, что будь он рядом, и не произошло бы того самого конфуза… Ведь именно из–за него, я и оказался на сегодняшний в солдатской казарме в роли банального «духа» и был вынужден состязаться в скорости «подъема» с курсантами военного училища, прямо–таки пышущими молодостью и здоровьем.

В общем, нажрались мы вчера с товарищами офицерами в хлам. Ну, поймите и вы, робяты, стресс снимать нужно! А служба у парней – не сахар! Врагу такой не пожелаешь! Война ж! Общий градус подозрительности зашкаливает, так что жопу некоторым неслабо так припекает! А ответ на вопрос: вражина ты, аль вредитель–диверсант, или просто не в то время «погулять вышел», может только опытный и сильный Мозголом дать! Из тех, в ком у руководства нет никаких сомнений. Вот и мечутся ребятки и ночь–полночь, и день–полдень, не зная отдыха и сна. Ведь таких спецов на весь союз – раз–два и обчелся! А сегодня им отдых решили дать в виде поощрения за нашу «совместную работу». А так глядишь, может и орден какой вручат… И, как по секрету сообщил мне командир, «связка» полковника Капитонова и майора Мордовцева – вообще лучшая! Они просто ювелиры Мозголомного процесса! Смертность при работе этой связки – практически нулевая! А вот у других товарищей с этим процессом не все так гладко выходит. Вот поэтому и боится «простой народ» Мозголомов до желудочных колик и нервной трясучки. Боится и ненавидит этих «улыбчивых» ребят со стилизованной металлической эмблемой в форме головного мозга на петлицах.

А водочка в роли седативного препарата очень даже и недурственно зашла! Даже, «ошень и ошень» неплохо. Где–то в обед нашу орденоносную компанию, в том числе и вашего покорного слугу, облаченного в новенькую отутюженную полковничью форму со всеми восстановленными в этом мире регалиями, отвезли в какой–то приличный ресторанчик. Все на высоком, можно сказать «номенклатурном», уровне: отдельный кабинет, молоденькие симпатичные официантки, выпить–закусить… Хот я сомневаюсь, что в это заведение пустят обычного смертного, тут даже от метрдотеля за версту НКВДешной «выправкой» несет! Я‑то знаю, у меня глаз наметан, пусть и один, но зато – алмаз! А второй, за который Аннушка взялась, как и обещала, тоже постепенно прозревать стал! Так, глядишь, скоро буду зырить в оба! Берегись, кто не спрятался – уже смогу рассмотреть!

В общем, потихоньку–помаленьку, под холодное и горячее, под душевный разговор, и не рассчитал своей дозы дедушка, как, впрочем, и остальные участники сего приятного процесса. Ну, приятного до поры до времени – следующее утро, бесспорно, расставит все по своим местам… А в тот момент – эх! Понеслась душа в рай! И когда уже все окончательно окосели, полковник Капитонов неожиданно поинтересовался между делом: какая–такая дальнейшая судьба, ждет такого колоритного «свежеиспеченного» полковника контрразведки, за которого обязательно надо выпить! Выпили.

Ну и оснаб сказал: «что полковником я хожу до завтрашнего… ладно, до послезавтрашнего дня, поскольку завтра мы всем калганом будем помирать! Если, конечно, не подтянем какого–нибудь Медика для снятия похмельного синдрома, либо Владимир Никитич сжалиться. Выпили и за Владимира Никитича, и за всех Медиков – спасибо большое, что они есть!

– А потом, – поднявшись со своего места, произнес командир, слегка покачиваясь, – достопочтенный дедушка–полковник Гасан Хоттабович Абдурахманов отправится курсантом в Силовую спецшколу Красных командиров! Где будет постигать все «тайны мироздания» нового мира и обретать Силу…

Майор Мордовцев, если и удивился, то вида не подал, а вот полковник Капитонов неожиданно мне «посочувствовал» заплетающимся языком:

– Та.. рищ ос… наб… Петя (после совместной работы и общей попойки всеми присутствующими решено было перейти на «ты»), не совестно ли… тебе…

– Не понял? – Оснаб перевел осоловелый взгляд на полковника. – Какие претензии?

– Не совестно ли… тебе… – продолжил Вячеслав Романович, сделав усилие по сводению разбегающиеся глаза в кучу и беря себя в руки. – Такого дряхлого старца, да на общих основаниях с молодыми лоботрясами в учебке по плацу гонять?

– На каких общих? – Вяло отмахнулся от полковника командир. – С чего ты взял? Ты за кого меня вообще принимаешь, Слава? Никогда… слышишь, никогда во мне не сомневайся! На общих… он подумал… Да что я… совсем бездушный злодей… чтобы немощного дедушку непосильными упражнениями… н-насмерть у–у–морить?

– Извини… Петя… – повинился полковник.

– Завтра… Ах, да – уже послезавтра, – продолжил оснаб, – зайдем с Хоттабычем к начальнику училища – генерал– майору Семен Иванычу Младенцеву и все вопросы на месте решим… Все с Хоттабычем нормально будет! Не переживай, Слава!

Полковник тоже встал и, перегнувшись через стол, обнял Петрова.

– Ты мужик… Петруха! Уважаю! Мы все тут мужики! – И троекратно поцеловал его в бритые щеки. – И Младенцев – тоже мужик! Поймет…

– Знаю, его, – расслабленно кивнул майор Мордовцев, вмешиваясь во взаимные признания. – Иваныч – вот такой мужик! – И он оттопырил большой палец на руке. – Не зря звездой героя награжден! Он в самом начале войны со своими курсантами на подступах к Москве так уперся… Хрен фрицы скровырнули! А ты, Хоттабыч, действительно по плацу свое давно отбегал – не выдержишь такой нагрузки! – Все собравшиеся согласно закивали. – Учись лучше потихонечку Силой управлять…

– И чо? В меня тут, похоже, никто не верит? – Струящийся в венах алкоголь сделал свое дело – я, да и все собравшиеся окончательно утратили рассудок и «чувство меры». – Думаете, отойдет дедушка в мир иной на полосе препятствий? Думаете, не сдюжит старый солдатской муштры? А вот хрен вам всем! – Я скрутил из пальцев фигу и показал её персонально каждому сидящему за столом. – Дедушка еще любого молодого за пояс заткнет!

– О, как Хоттабыч раздухарился! – заржал оснаб. – Не наливайте ему больше! А то еще…

– А забъемся? – Я протянул ему через стол свою раскрытую ладонь. – Сколь там времени ты мое первоначальное обучение планировал?

– Не меньше месяца, – ответил оснаб, – а в идеале пару–тройку…

– Спорим, что выдержу не менее месяца на общих условиях!

– Да ты, Хоттабыч, реально охренел! – хохотнул Капитонов. – Помрешь же!

– Посмотрим! – с воодушевлением, подпитанным изрядной долей горячительно, ничуть не сомневаясь, произнес я. – Что нас не убивает – делает сильнее! Не так ли, товарищи офицеры? Ну, командир, принимаешь? Или слабо!

– А и принимаю! – Звонко хлопнул меня по руке оснаб. – Выдержишь неделю… Нет, хотя бы три дня – признаю, что был не прав! Что ты все еще орел!

– То–то же! – довольно ухмыльнулся я, падая на свое место за столом.

Да, если бы я был трезвым, да и остальные тоже, никогда бы этой ситуации не случилось. Ну а потом – не съезжать же? Или мы не мужики?

Я откинул грубое одело в сторону и поднялся с кровати. Соперничать с молодыми здоровыми лбами, мне было не то, что тяжело, а просто нереально. Да, дал маху дедушка, когда подписался на эту авантюру! Никогда и никого выпивка до добра не доводила! Напился, расслабился, вот и получил «салом по сусалам». И ведь сам, первым, «в бутылку полез»! Можно, конечно, признать свою неправоту. Но ведь я слово дал! А я, сука, упёртый! Лучше сдохну, пытаясь доказать… Но хрен отступлю! Не дооценили меня, ребятки… Ох, недооценили!

С утра, когда в палату заглянул профессор Виноградов, я валялся на кровати практически в полной отключке – ни рыба, ни мясо! Голова разваливалась на куски, во рту явно ночевала целая дивизия кошек, по всей вероятности, гадившая прямо там же. Владимир Никитич пришел в ужас, мгновенно оценив мое текущее состояние. А оно у меня было такое… как будто его совсем не было – хуже не придумаешь.