Текст книги "Позывной "Хоттабыч" (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Н-да! Похоже, деменция у старика процветает пышным цветом. Тут даже невооруженным глазом видно, что не мой это размерчик. Все происходящее начало отдавать еще большим сюром, чем это казалось ранее. Похоже, что вот так выглядит мой личный ад. Либо это яркие предсмертные галлюцинации, и мой умирающий мозг генерирует их со страшной силой. Но почему именно древний великан, Святые горы и былинный гроб? Ладно, чего расстраивать старика? Я перевалился через толстый каменный бортик и улегся в исполинском гробе. Таких, как я, тут можно целый взвод поперек уложить.

– Не ладится тебе, Ильюша этот гроб – он в длину длинен и в ширину широк, – многозначительно произнес Святогор.

Алилуйя! На третий день Зоркий глаз заметил, что в тюрьме не хватает четвертой стены! [2] – подумал я, вылезая из каменного ящика.

– А и мне примериться время пришло, – торжественно произнес Велет, тряхнув смерзшейся в сосульки бородой. Он ссадил с плеча сокола на луку седла, снял перевязь с мечом и полез в гроб.

«Ну, вот, совсем другое дело, – проскочила мысль, – словно опытный гробовщик мерки снимал!»

– И в длину по меры и в ширину как раз! – поерзав и, устроившись поудобнее, довольно произнес Святогор. – Ай же ты, Илья, да покрой–ка крышечку – полежу в гробу я, полюбуюся!

К этому, в общем–то, все и идет, наконец доперло до меня, чем закончится этот сюрреалистический былинный сюжет. Плавали, знаем! Его даже в школе проходят.

– Эх! – Я поднапрягся, пытаясь сдвинуть с места массивную каменную крышку. Да хрен там – тут только краном поднимать!

– Мельчаете, людишки! – недовольно буркнул великан и, приподнявшись в гробу, одним движением могучей руки натянул каменную плиту на себя.

Едва только крышка заняла соответствующее ей положение, как щель между крышкой и гробом словно заросла.

Ну, вот, началось…

– Ай же ты, Илюшенька! – заворочался внутри «сросшейся» в единое целое домовины былинный исполин. – Мне в гробу лежать да тяжелешенько! Мне дышать–то нечем, да тошнешенько! Ты открой–ка, Илья крышечку гробовую, да подай–ка мне да свежа воздуху!

– Не могу, Сятогор–батюшка! – крикнул я, обходя по гроб кругу, пытаясь найти хоть одно небольшое отверстие. – Слаб я и немощен, против тяги такой!

– А–а–а! – взревел плененный великан и принялся биться внутри захлопнувшейся «мышеловки».

Гроб затрясся, заходил ходуном. Чудовищные удары заставляли его подпрыгивать, но крышка стояла незыблемо. Лишь в одном месте, возле изголовья, образовалась небольшая трещина. Разбушевавшийся великан, наконец, затих, и я сумел приникнуть к этой трещине.

– Ты как, Святогор–батюшка? Жив ли?

– Ты разбей–ка, Ильюша, крышечку моим мечом! – попросил меня Святогор.

Я с сомнением оглянулся на огромный меч, едва ли не превышающий размером весь мой рост.

– Не подниму я его…

– А ты прильни, Ильюша, к трещине – передам я тебе часть силушки своей немерянной! И сможешь тогда с моим мечом совладать!

Я припал к трещине лицом, а Святогор обреченно выдохнул. Могучим напором воздуха меня снесло с ног к самым копытам коня, голова закружилась, что я на несколько мгновений совсем потерял всякую ориентацию. Наконец, собрав волю в кулак, я справился с головокружением и поднялся на ноги. Охренеть! Незабываемые ощущения! Сила, наполнившая мои старые и дряблые мышцы, била фонтаном! Хотелось прыгать, орать… Да я сейчас легко мог разрушать горы и вырывать с корнем столетние деревья! Я подошел к перевязи и легко выдернул из ножен исполинский меч. Подошел к гробу и с размаху опустил сверкающую в лучах морозного солнца металлическую полосу на каменную поверхность домовины.

– Бздзинь! – Меч с возмущенным звоном и искрами отскочил от крышки гроба.

Что должно было произойти дальше, я, примерно, представлял. Так и случилось: в месте удара, прямо сквозь шершавый камень «проросла» металлическая полоса железного обруча, который сковал каменный гроб еще крепче. Второй удар – вторая полоса. Третий – третья. После седьмого удара я остановился, хотя не запыхался ни на грамм! Волшебная, почти божественная сила, клокотала и требовала выхода из моего старческого организма.

– Задыхаюсь я, Ильюша: наклонись–ка ко щелочке, я дохну еще разок на тебя и передам тебе всю силушку великую. Может, тогда сумеешь расколоть домовину проклятущую.

И что вы себе думаете, я повелся на этот развод, как сопливый пацан! Старческий склероз, он такой – чем должна была закончиться эта история, я напрочь забыл. И наклонился… Дохнуло на этот раз из гроба такой откровенной мертвечиной, что мои ноги враз подкосились. Я стек по стенке на дно расщелины, и сознание мое помутилось.

– Не кляни меня, Илья, что дохнул я на тебя «мертвым духом», – услышал я напоследок глухо доносящий из гроба голос Святогора. – Пойми одно – так надо! Что уже мертво – умереть не может! А вот возродиться для новой жизни и блистающих побед русского духа…

Я не расслышал последних слов исполина: мои взор вновь застлал серый туман преисподней, а в груди постепенно разгоралось уже позабытое пламя нестерпимо–острой боли.

[1] Рене Декарт – 31 марта 1596 – 11 февраля 1650) – французский философ, математик и естествоиспытатель; один из основоположников философии Нового Времени и аналитической геометрии, одна из ключевых фигур научной революции.

[2] Бородатый анекдот.

Глава 8

Меня болезненным рывком вырвало из воспоминаний, навеянных «мозговым штурмом» оснаба, словно рыбешку из привычной среды обитания, подсеченную умелым ловцом. Я хватанул воздух раскрытым ртом и сморщился от боли в груди. Твою мать! «Позитивных» ощущений от «поездки» в прошлое совсем не было: сплошные кровь, боль и страдания. Болезненная пульсация в груди постепенно стихала, кровавый туман, стоящий перед глазами, рассосался, и я смог оглядеться.

– Командир? – шепнул я сухими, потрескавшимися губами. – Кино понравилось?

Но ответа не последовало. Я, как сумел, навел «резкость» единственного видящего глаза.

– Твою мать! Командир! Ты чего? – Оснаб, привалившийся к стене бился в конвульсиях, раздирая себе грудь ногтями. Тягучая слюна, пузырящаяся в уголках его губ, стекала по подбородку и капала на деревянную лавку, отшлифованную до блеска тысячами жоп. Ноги подергивались, а раскрытые остекленевшие глаза, выцветшие до белесого состояния радужки, невидяще пялились в противоположную стену. – Охрана!!! – истошно заверещал я, окончательно срывая голос. – На помощь! Человеку плохо!

Дверь резко бухнула об стену, и в камеру ворвалось двое вооруженных автоматами Федорова солдатиков. Один из них резво взял меня на мушку, а второй кинулся к трясущемуся в припадке Петрову.

– Товарищ офицер?! Что с вами?! Товарищ офицер… – Солдатик прикоснулся к плечу оснаба, отчего тот съехал по стене и ощутимо хрястнулся лбом о край лавки. Хорошо, хоть до крови кожу не рассадил!

– Не видишь, дебил, – громко засипев, «вскипел» я, брызжа слюной – плохо ему! За врачом беги, дятел! За Медиком–педиком, или кем там еще!

– Андрюха, держи контрика на мушке! – бросил товарищу солдатик, смещаясь в сторону двери. – Если что – стреляй в башку! Не раздумывай! Я ща… – И он скрылся в коридоре, грохоча подкованными кирзачами по каменному полу каземата.

– Не дергайся, сука! Пристрелю! – зловещим шепотом пообещал мне солдатик, передергивая затвор.

– Да куда мне, болезному, с подводной лодки–то деться? – Я устало уперся макушкой в прохладные прутья решетки. Сил трепыхаться не осталось никаких. Да и все, что мог, я уже сделал.

Буквально через пару–тройку минут в камеру ворвался тяжело дышащий майор, толкающий перед собой растерянного старшего лейтенанта, а последним вполз в каземат побагровевший генерал–лейтенант в расстегнутом кителе.

– Егоров! Лечи! – выкрикнул Засядько, подталкивая старшего лейтенанта к подергивающемуся Петрову, к этому времени почти что сползшего с лавки на пол.

– Откинется товарищ оснаб – все под трибунал пойдем! – предупредил Медведев оперативников. – Это ж надо было додуматься оставить его одного с этим… Сенькой! – Он кинул полный злобы взгляд в мою сторону. – Держи его сынок под прицелом, не выпускай! – предупредил Никифор Васильевич солдатика. – Если дернется – вали сразу и наглухо! Это приказ!

– Слушаюсь, товарищ генерал–лейтенант! – не моргнув глазом, отрапортовал рядовой, явно окая.

Тертый, собака, из Вологды, небось? Курок спустит, особо не задумываясь. А генерал–то, генерал? Ишь, как раздухарился! Рожа кровью налилась, хоть прикуривай от нее! Видно не хило жопу припекло – того и гляди апоплексический удар хватит. Ну, а мне, в общем–то, откровенно посрать на все его угрозы. Я и так, и так не жилец. Жаль командира, если помрет – ему еще жить и жить! Аж сколько страна и служба потеряет, лишившись такого ценного во всех смыслах кадра. А без него у меня и вовсе нет никакого будущего…

Тем временем Егоров с майором удобно разложили оснаба на лавке. Старший лейтенант расстегнул ему оставшиеся пуговицы на френче, которые тот не оторвал в припадке. Только после этого «недоделанный» Медик положил руки оснабу на виски и закрыл глаза. Я с интересом наблюдал одним глазом за его действиями. В прошлый раз, когда он взялся меня лечить, я ничего толком и рассмотреть не успел. Не до этого было.

Теперь же я отчетливо видел, что руки майора окрасились ярко зеленым свечением, цвета молодой весенней листвы. И это свечение постепенно проникало в кровеносные сосуды оснаба (вены и артерии тоже явственно засветились), разнося вместе с кровью живительное волшебство по всему организму. Ага, вот оно, значит, как действует. Хотя, все равно нифига не понятно! Минут через пять мертвенно бледное лицо командира, «разукрашенное» сеткой светящихся зеленоватых сосудов, порозовело. Конвульсии прекратились, а дыхание выровнялось. Он глубоко вздохнул и открыл глаза, вновь вернувшие утраченные краски жизни. Егоров оторвал от его висков руки и помог сесть.

– Товарищ оснаб, – едва не сбив Егорова с ног, кинулся к нему генерал–лейтенант, – с вами все в порядке?

– Все в порядке Никифор Васильевич, – слабым голосом произнес Петров. – Почему вы здесь?

– Вам плохо стало, товарищ оснаб, – пояснил майор, – вот старший лейтенант Егоров вас и подлечил. А что случилось–то?

– По–видимому, не рассчитал своих сил… – немного подумав, выдал свою версию случившегося Петр Петрович. – Затеял слишком сильное и глубинное сканирование мозга задержанного. Результат оказался печальным…

– Да это все диверсия престарелого контрика! – Генерал–лейтенант рубанул рукой, враз полыхнувшей жарким пламенем, от которого шарахнулись по стенам Егоров с майором. – Поставить этого Сеньку к стенке, а после труп спалить к еб. ням! Чтобы, сука, и пепла от него не осталось!

Ух, ты, а генерал–то наш, тоже Сенька? Вернее, Силовик! И, похоже, что пиромант. Хренов!

– Никифор Васильевич, вы сейчас всех нас спалите ненароком! – воскликнул Петров. – И так не провернуться… Погасите огонь! Сейчас же!

Пламя мгновенно опало, не успев причинив никому особого вреда. Хотя несколько моих жиденьких волосков скрутились от жара. Хорошо, хоть харю не обжег!

– Спасибо вам всем за помощь, товарищи, но я вынужден требовать, чтобы вы вновь оставили нас наедине, – непререкаемо заявил оснаб.

– Петр Петрович, побойтесь Бога! – воскликнул красный от волнения генерал, даже вспомнивший о Боге. – А если он опять вас…

– Да, вот еще что… – словно вспомнив о чем–то важном, поспешно произнес Петров, – прошу освободить товарища Старика из клетки Кюри и снять с него все индивидуальные блокираторы.

– Кого? Товарища Старика? – Не поверил в услышанное собственными ушами Медведев. – Товарищ оснаб, я рекомендую вам хорошенько подумать, прежде…

– Товарищ генерал–лейтенант! – «Лязгнул металлом» слабый голос оснаба. – Вы забываете, какими полномочиями меня наделил Народный Комиссариат Обороны? И лично Верховный Главнокомандующий – товарищ Сталин! Выполняйте приказание!

– А! Делайте, что хотите! – Медведев нервно махнул рукой, с которой соскочили и тут же погасли в воздухе несколько искорок, и в глубочайшем раздражении выскочил прочь из камеры.

Майор отключил активацию защитной клетки, собрав в очередной раз неиспользованную энергию в кристалл, и ворчливо заметил:

– Егоров, снимай свои цацки с товарища Старика, а то понавесил тут «соплей»… Хрен разбересси!

Минут десять лейтенант Егоров снимал с меня свои шнурки–ремешки с амулетами, возвращая утраченные чувства, как всего тела, так и отдельных его частей, и конечностей.

– Ох, тыж е. ическая сила! – Заскрипел я зубными протезами, когда меня накрыла уже подзабытая боль отмороженных рук–ног, и застарелых стариковских болезней, типа артрита–радикулита. Но, по правде сказать, чувствовал я себя вполне сносно, по сравнению… Во что даже не верилось. Неужели вмешательство недоученного старшего лейтенанта сумело так поправить мое здоровье, как его не смогла поправить вся медицина моего отдаленного будущего? Вот, в чем вопрос? Надо будет поинтересоваться у командира: реально ли попасть на прием к настоящему Медику–Силовику, а не «студенту» с едва–едва прорезавшимся даром.

Дождавшись, когда мы вновь останемся наедине, я полюбопытствовал:

– Ты как, товарищ оснаб? Что с тобой произошло?

– В общем–то, ничего страшного, – нашел в себе силы улыбнуться мой старый боевой товарищ, – я попросту умер…

– Что? Тоже умер? Прямо, как я?

– Вот именно – прямо, как ты, – кивнул оснаб. – Связь, установившаяся между нами, оказалась слишком сильной… И момент твоей смерти мой организм перенес, как свою собственную! Я действительно чуть ласты не склеил! Вот не доводилось мне допрашивать оживших мертвяков! Не существует в Менталистике такой практики. Бывали случай, когда ментально допрашиваемый преступник отъезжал в мир иной… Но столь тесной связи при допросе, я думаю, ни у кого не возникало… Наш с тобой случай уникален, Старик! Я на нем еще докторскую защитить сумею, старая ты развалина! Странно, но я рад видеть тебя… друг…

– Наконец–то! – с облегчением выдохнул я. – Передо мной мой настоящий командир! Как там у меня в башке? Много интересного нарыл? – изнывая от нетерпения, спросил я Петрова.

– Многое… Я проследил до самой твоей смерти, – ответил оснаб. – Не все, конечно, запомнил, но… Это просто немыслимо! Ты действительно из будущего! Я должен срочно доложить об этом руководству! Ты летишь со мной в Москву!

– А после… После моей смерти тебе что–нибудь удалось рассмотреть? – Больше всего меня интересовал момент моей встречи со Святогором, и мнение командира по этому поводу.

– Последнее, что я увидел и пережил, это как ты забил какой–то странный карандаш в ухо фашистскому прихвостню! До сих пор понять не могу, почему они у вас так открыто разгуливают по улицам и насилуют советских девушек?

– Я как–нибудь расскажу тебе об этом, – пообещал я. – С шокирующими твою «ранимую» психику подробностями! – Я не удержался и подколол вновь обретенного друга и соратника.

– Поверь, Старик, расскажешь и еще не раз! – Оснаб ехидно усмехнулся. – И не только мне! Но уработал ты тех двоих ублюдков вполне профессионально! – похвалил он меня между делом. – С учетом твоих возрастных ограничений и отсутствию нормального оружия – это был настоящий подвиг! За такое награждают…

– Ага, – кивнул я, хрустнув шейными позвонками, – награждают. Посмертно… Ну что, товарищ оснаб, продолжим? – Я постучал указательным пальцем себе по лбу.

– Я пас, – качнул головой оснаб. – Боюсь, что в следующий раз могу действительно умереть. Да и ты тоже не железный! Сто два, говоришь, исполнилось?

– Так точно, товарищ оснаб! Сто два…

– Охренеть, какой ты, оказывается, древний кусок засохшего говна! – заразительно рассмеялся оснаб, на этот раз подколов уже меня. – Да еще и затвердевший до каменного состояния!

Вот! Вон оно! Именно такого командира я всегда любил и уважал!

– Ай–я–яй! И это мне говорит настоящий и образованный аристократ? Офицер? Белая кость, голубая кровь? Как так вышло, что господин Головин, потомственный дворянин, князь, а ругается, как портовый грузчик? И к сведению: из засохшего говна получается отличное удобрение!

– Вот, значит, как? – укоризненно покачал головой оснаб. – Тебе многое известно? Мы действительно были очень близки в твоем мире… Но это не значит, что надо кричать о моем происхождении на каждом углу! – сурово отчитал он меня. – Не то время ты выбрал, Старик. А что касаемо твоего вопроса: «как так вышло?» – после лагеря и не таким соловьем запоешь!

– Виноват, товарищ оснаб! – признал я свою ошибку. Суровое время, действительно, диктовало свои особые условия. – Так, значит, больше не полезешь ко мне в черепушку?

– Если и повторять попытку, то только под надзором опытного Силового Медика, – ответил Петров. – Чтобы в случае чего успели реанимировать…

– Черт! А я надеялся внести ясность в этот вопрос… Ну, что со мной после смерти случилось? А то я в ваших магиях–шмагиях нифига не смыслю.

– Однако Силовой потенциал у тебя будь здоров! А насчет возрождения из мертвых тебе никто ничего не пояснит. Ты – уникум! У нас кроме Иисуса никто из мертвых не воскресал. А с тех пор почти две тысячи лет прошло… Так что со свидетелями, сам понимаешь, беда!

– Понятно, что ни черта не понятно!

– А ты просто расскажи, вместе обмозгуем, – предложил Петров.

– Знать бы, что рассказывать… – Я задумался. О сюрреалистическом «былинном мире» Святогора я решил умолчать. Мало ли, может это действительно посмертные глюки были. Хотя антураж места моего последующего воскрешения говорил совсем об обратном. А вот о том, как я пришел в себя, о странных фрицах и о странных созданиях – об этом стоило поведать моему командиру. Ведь не просто так нацики из СС затеяли эту возню, да еще и на нашей территории в Уральских подземных шахтах. – Я вообще смутно помню этот момент… Полный сумбур… Дезориентация… Страшная боль в груди… – Я неосознанно положил руку в район сердца. – Вот тут… Словно мне вспороли грудную клетку и вырезали сердце…

– Где ты очнулся? – задал вопрос Петров. – На карте можешь показать?

– Могу показать, где вышел из подземных катакомб. Я это и вашему Рогову предлагал… Нехорошо, как–то, с ним вышло… Не хотел я его… Я ведь даже и не знал, что могу такое сотворить… – Порывисто и сумбурно отвечал я. – Честно говоря, до сих пор в это не верю.

– Успокойся, товарищ Старик! Тебе ли не знать, что иногда так бывает, когда от наших же рук, действий или бездействий гибнут наши же товарищи? Переставай наматывать сопли на кулак и продолжай!

– Есть, продолжать, товарищ оснаб! – Действительно, что это я раскис и стал таким сентиментальным?

– Как выглядели те подземные катакомбы? – продолжил сыпать вопросами командир.

– Я очнулся в огромной пещере, – прикрыв глаза, я начал восстанавливать в памяти события того дня, благо опыт был. Нужно только сосредоточиться. – Её стены переливались и сверкали в свете факелов и электрических фонарей. Мне доводилось посещать подобные места, командир – это похоже на соляную выработку, типа Верхнекамского месторождения калийно–магниевых солей. В центре пещеры установлен огромный каменный саркофаг, или гроб, опоясанный металлическими полосами… – Вот этот гробик – один в один похож на тот, в котором испустил дух былинный великан Святогор.

– Подожди, – прервал мое повествование Петр Петрович, – саркофаг тоже соляной?

– Нет, – мотнул я головой, – саркофаг явно выполнен из другого материала, чем стены пещеры. И у меня сложилось впечатление, что немцы его просто выкопали – половина саркофага утопала в соли. Похоже, что гроб покоился в этой пещере целую прорву лет.

– Есть идеи, что в нем могло содержаться? – поинтересовался оснаб.

– Огромный великанище, судя по размерам, – усмехнулся я, не без оснований предполагая, что он в нем действительно есть.

– Все может быть, Старик. С помощью враждебной Магии иногда оживают такие жуткие чудовища, что и словами не описать… Мы еще очень мало знаем о мире, в котором живем. Продолжай!

– Я плохо помню… когда я полностью пришел в себя – все было уже кончено… Трупы фрицев… растерзанные и переломанные, словно старые детские игрушки… Одна тварь… Я даже не могу нормально её описать… Что–то типа гигантского паука, только собранного из кусков… человеческих… костей… мяса… Такое вообще возможно?

– Возможно, еще как возможно – это высшая Некромагия, – ответил оснаб. – Некрос–арахноид, одно из самых распространенных Умертвий, поднимаемых Черными Жрецами СС. Собирается из человеческих останков. Чем больше тел и выше Силовой уровень Жреца, тем мощнее создание. Выходит, что в уничтоженной тобою группе присутствовал как минимум один Жрец.

– Сомневаюсь, что это именно я их уничтожил…

– Хорошо, пусть будет условно уничтоженных тобой, – согласился оснаб. – Что можешь сказать об уничтоженных фрицах?

Я прикрыл глаза, стараясь как можно четче представить картинку разгрома:

– Все в форме горнопехотной дивизии СС «Норд». Из старших офицеров: один – оберштурмбанфюрер, и один, вот прям как ты – без каких–либо знаков различия. И сдается мне, что это он был в их теплой компании за старшего… Да! И еще там был один из наших, но опознать его я не смог бы при всем желании – там вместо лица сплошное месиво…

– Так–ак–так, – задумчиво постукивая по столу кончиками пальцев, произнес оснаб. – Если принять за отправную точку, что ты возродился в нашем мире на месте своего двойника из нашего… Ну, другого логического объяснения у меня попросту нет, выходит, что это и есть та самая диверсионная группа эсэсовцев, которую мы ищем. Дежурный! – крикнул он, вызывая охранника.

– Слушаю, товарищ офицер! – в камеру заглянул тот самый солдатик, что целился в меня давеча.

– Зови сюда генерала с майором! – распорядился он. – И пусть подробную карту с собой захватят.