Текст книги "Открой глаза и забудь об Англии (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Это он умеет, – кивнул Дэвид, пригубив свой бокал. – А конкретнее?

– Он меня не просто достал. – Алистер, по-прежнему с закрытыми глазами, еле заметно раскачивался из стороны в сторону и с каким-то мазохистским удовольствием цедил слова, то и дело запивая их виски. – Он меня унизил.

– При всём разнообразии его недостатков, – философски заметил Дэвид, катая кубики подтаявшего льда на дне своего стакана и рассеянно за ними наблюдая, – склонность к унижению – не его конёк.

– Какого чёрта, Дэйв! – Алистер вдруг открыл глаза и резко выпрямился, будто внезапно пришёл в себя. – Ты сам там был и всё видел. Все всё видели!

– Да ладно тебе, – Дэвид подавил короткий смешок. – Не хочу тебя огорчать, но в той тусовке ни тебя, ни того парня, ни даже его никто не знает, и никому там до вас дела нет. Это не приём у английской королевы. Там Вальберг – верховный бог и главный господин. Вот с него там глаз и не спускали и только о нём и говорили.

– Это видел я! – не унимался Алистер. – И этот его модельный хаслер. Этого достаточно.

– Ал, ты путаешь понятия. – Дэвид обновил виски. – Это не унижение. Это ревность.

– Он уже дошёл до того, чтобы снимать очередного хаслера у меня на глазах. Это – унижение!

– Ал, он просто перебросился с ним парой слов.

– И тем самым дал понять – и ему, и мне, – что мы оба для него равнозначны.

– Как у вас, благородных, всё сложно.

– Наоборот, у нас всё предельно просто. Потому что на протяжении веков на каждый случай выработан подробный кодекс поведения. Сложности начинаются тогда, когда кто-то его нарушает. Он – нарушил.

Дэвид неопределённо пожал плечами.

– Ну ты же не будешь отрицать, что добрая половина ваших королей мяла в охотничьих домиках смазливых пажей. И фавориты, не говоря уже о королевах, с этим как-то мирились, а Англия до сих пор не рухнула.

– Не рухнула потому, что все играли по правилам. Ни один лорд не оставлял на званом приёме свою жену, чтобы на глазах у всего света полюбезничать со шлюхой. И уж точно ни один паж не осмеливался сказать фавориту, что король «делает это с ним гораздо чаще».

– А он что, прямо так и сказал?

Алистер с каменным выражением лица кивнул.

– Ал, мне кажется, ты сгущаешь краски. Я его знаю. Он нормальный парень и очень вежливый. Не мог он тебе ни с того ни с сего нахамить. Ты, случаем, не первый начал?

– Я всего лишь поставил его на место.

– А он не смолчал и ответил? – ухмыльнулся Дэвид. – Ал, времена безропотных плебеев давно миновали.

– И очень жаль. Потому что теперь каждый хаслер, подставляющий задницу за пару фунтов, мнит себя ровней королю.

– Ал, он не хаслер…

– Да не надо бла-бла-бла, Дэвид! Будто ты не знаешь, что́ все эти смазливые модельки собой представляют и чем на самом деле зарабатывают. У тебя самого вон такой же наверху отсыпается после трудов праведных.

– И этот тоже не хаслер, – спокойно заметил Дэвид.

– Да называй это, как хочешь! – взорвался Алистер. – Суть от этого не меняется – им всем от него только одно нужно.

– Знаешь, – черты лица Дэвида ожесточились, – на момент знакомства с ним я тоже подрабатывал «моделькой». Более того, я жил в детдоме.

Алистер опешил.

– Извини. Я не знал. Я имею в виду, никогда бы не подумал… по тебе не скажешь.

– Потому что об этом позаботился он. Это полностью его заслуга, что я стал тем, кем стал.

Видимо, что-то в голосе или мимике Дэвида выдало его, потому что Алистер внезапно спросил:

– У тебя с ним тоже что-то было?

– Было, – скупо кивнул Дэвид, выбивая из пачки сигарету. – Хотя то, что между нами было, я бы не стал называть «что-то».

– Интересно, в его окружении есть хотя бы кто-то неженского пола, с кем он не спал?

– Есть, – ухмыльнулся Дэвид, затягиваясь. – Те, с кем он только собирается переспать.

– Вот ты мне скажи, – взвился Алистер. – Чего ему не хватает? За чем он гонится? Что ему ещё надо?!

– Если б знал, сам бы дал ему это, – огрызнулся Дэвид и, раздосадованный тем, что позволил втянуть себя в этот разговор, тут же свернул к исходной теме: – И знаешь, я – как и остальные, думаю, тоже, – видел в нём не гибрид кошелька с дилдо. А он во мне – не только упругую задницу.

– Извини, – повторил Алистер.

– Хотя от денег тоже не отказывался. Потому что с его стороны это было подарком, а не оплатой. Ты вот сейчас так презрительно воротишь нос от «продажных хаслеров, которым от него только одно надо». А сам ты кто? Ты же тоже живёшь за его счёт.

Лицо Алистера исказилось от холодной ярости.

– Только потому, что я был вынужден уйти из дома из-за него! То, что я получаю от него, всего лишь справедливая компенсация того, чем я пожертвовал ради него. На момент встречи с ним я ни в чём не нуждался. И спать я с ним стал уж точно не из-за денег.

– Я, Ал, тоже. Это так, к сведению. Чтоб не забывал, что чувства бывают не только у нежных и возвышенных принцев.

– Я уже извинился. Дважды.

– Ладно, проехали.

Некоторое время пили молча. Каждый о своём.

Сейчас, как никогда, Алистер чувствовал своё тотальное одиночество. Не потому, что у него не было ни одного друга. А потому, что даже если бы друзья у него и были, он никогда бы не решился рассказать им об истинной причине столь бурной реакции на поведение Кристиана. Причина эта была столь ужасна и постыдна, что сознательно он даже самому себе не решался в ней признаться. Причина была сослана на задворки сознания, откуда, брошенная и беспризорная, она могла в полной мере вести свою разрушительную подрывную деятельность. Причина эта состояла в том, что любое внимание, которое Кристиан уделял кому-либо ещё, означало, что он, Алистер, не настолько хорош, как ему хотелось бы. И если бы избранник Кристиана был объективно (то есть в глазах Алистера) чем-то лучше его, Алистер смог бы это понять – как подтверждение того, что в глубине души он и сам знал: он никчёмный, а значит, никому не нужный, и уж куда ему тягаться с таким. И всё же, несмотря на сильнейший комплекс неполноценности, были люди, по сравнению с которыми Алистер, по собственному мнению, стоял на голову выше. Например, безымянный хаслер с безымянного показа безымянного дизайнера. И вот то, что Кристиану он был интересен, означало, что такой, никчёмный даже по меркам Алистера, парень чем-то лучше его, Алистера. Мысль эта Алистеру была невыносима настолько, что, казалось, была несовместима с жизнью. Зачем нужна жизнь, в которой даже подиумный потаскун лучше его?

И Кристиан, с завидным садистским постоянством называвший одержимостью то, что сам Алистер искренне считал любовью, кажется, об этом догадывался, а может, даже знал. Извинение Кристиана нужно было ему не как подтверждение любви, а как доказательство того, что он, Алистер, ошибался – в своей окончательной никчёмности. Это означало бы, что им дорожат, а значит, он всё же что-то значит, не только для Кристиана – вообще.

По этой же причине у герцога Бедфорда не было шансов. Он, несмотря на всё своё богатство, положение, титул, внешность и остроумие, был неудачником. Таким же неудачником, как сам Алистер. Даже хуже – раз, несмотря на всё это, Кристиан его бросил. А снизойти к неудачнику значило самому расписаться в своём полном и безоговорочном поражении. Если бы герцог в своё время сам бросил Кристиана, Алистер бы ещё… подумал. Особенно сейчас. Но герцог этого не сделал. И думать здесь было не о чем.

– Дэйв, это правда? – Алистер первым нарушил молчание, и голос его звучал глухо. – Он действительно… с ними чаще, чем со мной?

– Ну-у-у, – уклончиво протянул Дэвид, – он очень избирателен в этом плане и спит далеко не с каждым моделькой, как это могло бы показаться.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Ал, ну включи ты мозги! – выпалил в сердцах Дэвид. – Вы с ним встречаетесь практически каждые выходные, так?

Алистер кивнул.

– И как? Количество и качество тебя устраивает?

– Более чем. – Лицо Алистера хранило непроницаемое выражение, но в глазах мелькнул слабый огонёк.

– Ну вот, – воодушевился Дэвид, – а ему, заметь, далеко не двадцать. Думаешь, он был бы способен на такое, если бы каждую ночь на неделе совершал Геракловы подвиги?

По лицу Алистера пробежала заметная тень облегчения. Уголки его рта чуть дёрнулись. Но радовался Дэвид рано, потому что Алистер тут же помрачнел:

– После того как мой отец узнал про нас и я ушёл из дому, он три месяца жил со мной в Англии. И никакой разницы между выходными и буднями я что-то не заметил.

– Ал! – не выдержал Дэвид. – Ну не моногамен он! Как, впрочем, и я, и ты, и любой из нас.

– А я – да!

– Значит, тебе пора подумать о смене пола. – Дэвид ловко увернулся от пролетевшей в миллиметре от его виска диванной подушки.

– Радуйся, что он такой любвеобильный. Будь он ничем не примечателен в этом плане, тебе бы вообще крохи оставались.

– Иногда мне хочется, – задумчиво сказал Алистер, – чтобы он стал импотентом.

Дэвид от неожиданности прыснул.

– А ты страшный человек, Ал.

– Не со зла и не из мести. Моё отношение к нему не изменилось бы. Зато от него отвалилась бы вся эта шелупонь, и он наконец стал бы только моим.

– Отличный план, – ухмыльнулся Дэвид. – Но ты не учёл одного. Он, как истинный джентльмен, сам бы тогда тебя бросил, чтобы ты не жертвовал собой ради «инвалида».

– Да, он такой, – эхом отозвался Алистер. – Об этом я не подумал.

– К тому же, – Дэвид опять посерьёзнел, – рано или поздно это случится. А пока не случилось, получай удовольствие сам и не мешай получать ему, – подытожил Дэвид и вопросительно покосился на бутылку с виски. Алистер молча помотал головой.

– The mission is impossible, – глухо произнёс он, уставившись остекленевшим взглядом в окно. За окном занимался рассвет. – Я к нему не вернусь. Если он не извинится.

– А он не извинится. Если не считает себя виноватым. А он не считает.

– Я знаю.

– Ал, это пат.

– Это finita la comedia.

– Ал, не глупи. Его не переделаешь – он такой, какой есть. И знаешь, лучше с ним, как он есть, чем без него и его заёбов. Поверь, многие хотели бы оказаться на твоём месте. И в первую очередь… – Дэвид на миг запнулся, – тот парень, к которому ты сейчас так сильно и бессмысленно ревнуешь.

– А я ведь его любил… – Алистер пропустил слова Дэвида мимо ушей и безвольно, как марионетка, которой обрезали нити, сполз по спинке дивана. Уткнувшись лицом Дэвиду в плечо, он пробормотал: – Ты. Даже. Не. Представляешь. Себе. Как я его любил.

– Да куда уж нам, простолюдинам, – покладисто согласился Дэвид и, обняв его за плечи, тихо сказал: – Ты и сейчас его любишь.

– Нет, сейчас я его ненавижу. – Плечи под рукой Дэвида беззвучно затряслись. Дэвид прижал его к себе и, глядя в пустое пространство перед собой, тихо сказал:

– Это и есть любовь. Только со знаком «минус».

Содрогания под его руками становились слабее, пока совсем не утихли. Дыхание Алистера выровнялось и стало спокойным. Дэвид осторожно уложил его на диван и, прикрыв за собой дверь, вышел на террасу.

Промозглый предрассветный ветер, дувший со стороны гавани, быстро выветривал хмель, а вместе с ним – и решимость. Надо было спешить. Дэвид достал из кармана мобильный и, не глядя, отточенным до автоматизма движением набрал первый в списке контактов номер.

Кристиан ответил почти сразу – на третьем гудке: то ли тоже не спал, то ли – что более вероятно – уже проснулся, успев перед этим отлично выспаться, не отягощённый угрызениями совести.

– Знаешь, я никогда тебе этого не говорил. – Язык Дэвида от опьянения и усталости заплетался, но это только помогало, придавая смелости и решительности. – Хотя давно хотелось. Сука ты, Кристиан. Какая же ты, несмотря ни на что, с-с-сука…

– Я рад, что он с тобой, – невозмутимо ответила трубка. – Ты не дашь ему наделать глупостей.

– …и если ты, с-с-сука, не извинишься перед ним завтра… сегодня… с-с-сию минуту… Я обещаю тебе – а ты меня знаешь! – я пошлю нахер тебя и твою Корпорацию и трахайся дальше со своими ветряными мельницами сам.

Не дожидаясь ответа, Дэвид нажал кнопку отбоя и отключил телефон.

Он не докурил сигарету и до половины, когда из зала послышалась слабая, едва различимая мелодия. Дэвид потушил окурок о перила и, отправив его прицельным щелчком вниз, вернулся в гостиную. Звук доносился из заднего кармана джинсов Алистера. Дэвид осторожно, двумя пальцами, выудил надрывающийся мобильный и, мельком взглянув на дисплей, положил телефон рядом с его владельцем.

Телефон звонил не умолкая. Алистер спал сном младенца. Дэвид, бокалом отсалютовав своему отражению в предрассветном окне, допивал виски и улыбался.

– Глазам своим не верю, – сказал утром заметно повеселевший Алистер. – Он мне звонил. Целых три раза.

– Ну, раз ты умудрился проспать такое эпохальное событие, – ответил Дэвид, пряча улыбку, – звони теперь ему сам.

– Мне это только на руку, – ухмыльнулся Алистер. – Он подумает, что я не отвечал из принципа, и оценит мою выдержку и характер.

В этот момент раздался звук входящего сообщения. Алистер бросился к телефону. Пробежав глазами смс и улыбаясь совсем, как мальчишка, он протянул телефон Дэвиду.

«Доброе утро, мальчик!

Похоже, я был вчера неправ. Я, правда, так и не понял, в чём именно, но раз уж я, пусть и неумышленно, тебя оскорбил, то считаю своим долгом перед тобой извиниться.

Ты у меня не единственный, но зато лучший. Прошу тебя именно так к этому и относиться – как к попытке лишний раз в этом убедиться. А лучший заслуживает только лучшего. Если ты с этим согласен, приезжай на следующие выходные в Кеймтон.

С любовью,

Кристиан

P. S. Захвати с собой форму лакея – мне понравился ход твоих мыслей.

P. P. S. Передай Дэвиду, что он отличный антикризисный менеджер. Я горжусь тем, что он в моей команде. И чтобы отметить и укрепить нашу и без того отличную командную работу, я приглашаю его сегодня вечером к себе.

P. P. P. S. Твой билет я перебронировал на 12:20. Вещи и документы я отправлю с водителем прямо в аэропорт. Он будет ждать тебя у стойки регистрации».

– Так это твоих рук дело? – спросил Алистер, когда Дэвид, дважды перечитав сообщение, вернул ему телефон. – Значит, ты всё же нашёл на него управу?

– Выходит, что так, – сказал тот и негромко добавил: – Но, к сожалению, слишком поздно. – Впрочем, последние слова были сказаны так тихо, что Алистер не смог бы поручиться, что они ему не послышались.

В гостиную робко заглянул проснувшийся Эмиль. При виде незнакомого гостя он окончательно смутился и, отказавшись от завтрака, после короткого разговора с Дэвидом отправился домой за вещами.

Дэвид позвонил на работу и предупредил, что в офисе его сегодня не будет.

До отъезда в аэропорт оставалось ещё около часа. Алистер с Дэвидом сидели на открытой террасе и похмелялись «Кристаллом». Разговор шёл о том же, но в совершенно другой тональности.

– Ал, – сказал Дэвид. – Своим характером ты способен затрахать любого. Я действительно не понимаю, что ему ещё надо. Вы же с ним идеальная пара – другого такого мозгоёба ни ты, ни он не найдёте. Разве что ещё Вальберг, но он давно и безнадёжно занят. Вы, кроме как «69 в мозг», ещё какую-нибудь позу практикуете?

– Только когда кончаются остальные аргументы, – в тон ему ухмыльнулся Алистер.

– Ну вот, а ты потом удивляешься, почему он бегает к «примитивным моделькам». Да я бы больше пяти минут в постели с тобой не выдержал. И даже на эти пять минут я бы заткнул тебе рот. – Дэвид похабно ухмыльнулся: – И я даже знаю чем.

Над его правым ухом пролетела скатанная в шар бумажная салфетка.

– Ну вот, пожалуйста, – сказал Дэвид, перехватывая шарик на лету. – Твой характер – это же за гранью добра и зла.

– Что, правда? – Алистер притих, уставившись взглядом в полупустой бокал. – Думаешь, в этом всё дело?

– Уверен, – ухмыльнулся Дэвид. – Когда на выходных будете играть в лорда и лакея, не забудь, что лексикон лакея состоит из трёх фраз: «Да, милорд!», «Слушаюсь, милорд!», «Как вам будет угодно, милорд!» Только не переборщи, а то у него от шока не встанет.

Алистер прыснул.

– «Форма лакея»… – не унимался Дэвид, неверяще качая головой. – Это же уму непостижимо. Он, при всех своих заёбах и сложности натуры, в этом плане простой мужик. Который любит простой и незамысловатый, здоровый и естественный, мужской секс. Без каких-либо затей: хлыстов, шаров, костюмов медбрата и прочих стрингов в перьях и стразах. Это до чего же надо было довести мужика, чтобы ему в голову стукнула мысль о ролевых играх. В лакея!

– Это я его на неё навёл.

– Что и требовалось доказать! – Дэвид поднял бокал. – Prost!

Алистер уже ничем не напоминал давешнего умирающего принца. От шампанского щёки его порозовели. Глаза Алистера блестели, но Дэвид был уверен, что не от выпивки.

– Спасибо, – сказал он на прощание, с чувством сжимая руку Дэвида. – За всё. Ты мне очень помог.

– Обращайся, – подмигнул Дэвид. – Иногда бывает полезно спуститься с небес на грешную землю и снизойти до простолюдинов. Это вправляет мозги и возвращает к действительности.

Алистер, уже улыбаясь вовсю, пихнул его кулаком в бок:

– Увидимся, простолюдин!

– Счастливо, принц!

– Эй, Ал… – окликнул его Дэвид. Алистер обернулся.

– Спроси Кристиана. Вам для полного комплекта дворецкий, случаем, не нужен? Если что, могу пособить.

– Дэйв, тебе бы в камеди-шоу работать. – Алистер, видимо, представив себе эту картину, скорчился от смеха.

– Временами у меня такое впечатление, что именно в нём я и работаю, – без тени улыбки ответил Дэвид.

========== Часть 4. Уобурн. ==========

1.

– Доброе утро, лорд Четвуд! Это Генри Рассел.

Новый, вожделенный некогда титул резал слух и в свете последних событий звучал как насмешка. Но… noblesse oblige. Алистер собрал всё своё самообладание и невозмутимо ответил:

– Доброе утро, герцог. Слушаю вас.

Спрашивать, откуда у герцога его номер, не имело смысла, да и не было желания.

– Я звоню, чтобы поздравить вас с днём рождения.

– Спасибо, герцог. Но вы или опоздали на месяц, или поспешили на одиннадцать.

– Я знаю, – герцог на мгновение запнулся. – Но думаю, что, позвони я вовремя, вам было бы не до меня.

– Ваше чувство такта делает вам честь, герцог. Но если вы думаете, что «траур» миновал и перемена в моём статусе что-то меняет, то вы ошибаетесь.

– Я не думаю, лорд Четвуд. Я просто соскучился по вам. И по вашим вспышкам гнева. – Алистер промолчал, герцог продолжил: – И я был бы очень рад, если бы вы согласились пообедать со мной.

– …

– …или выпить чаю…

– …

– …или поужинать, – не отступался герцог.

Алистер непроизвольно улыбнулся.

– Хорошо, пожалуй, остановимся на ужине, пока вы не дошли до завтрака в постели.

***

– Герцог… – Едва заказ был сделан и официант отошёл на достаточное расстояние, Алистер решил прояснить ситуацию.

– Генри. – Герцог накрыл его ладонь своей и мягко повторил: – Для тебя я Генри.

– Хорошо, Генри, – сдался Алистер. – Так даже проще будет тебе объяснить. Ничего у нас не выйдет. И дело не в тебе. А в нём – я слишком сильно его ненавижу, чтобы чувствовать что-либо ещё.

– Я знаю, – герцог несильно сжал ему руку. – Я ведь тоже его люблю.

Алистер отвёл взгляд.

– Так почему бы нам не любить его вместе? – герцог поднёс к лицу пальцы Алистера и коснулся их губами. – Раз порознь не получается.

Алистер от неожиданности издал нервный смешок и отдёрнул руку.

– Создадим фан-клуб Кристиана Кейма?

– Почему бы и нет? Общие увлечения, тем более такие сильные, очень сближают. – Герцог улыбнулся и тихим серьёзным голосом попросил: – Расскажи мне о нём.

Алистер пожал плечами – столь странная и неожиданная просьба его обескуражила. Весьма кстати подошёл официант с напитками, и Алистер пригубил свой кампари. Сделав медленный глоток, он неопределённо сказал:

– Мы с ним снова соседи – он подарил мне Четвуд.

– Вряд ли это можно считать подарком – он всего лишь вернул тебе то, что ты потерял из-за него.

– Ваша осведомлённость о моих личных делах меня пугает, герцог. – Алистер опять перешёл к официозу, но в его тонко-насмешливом тоне герцогу теперь слышалась не холодно-вежливая дистанция между неравными по возрасту и социальному положению людьми, а так знакомый ему, хотя и давно позабытый, их с Кристианом тайный язык.

– Так уж вышло, что я приложил к этому руку.

– Герцог?

– Это я рассказал твоему отцу про вас с Кристианом.

Алистер резко втянул воздух и, прикрыв глаза, откинулся на спинку стула.

– Значит, это был ты.

– Прости. Ты так пафосно меня отшил. Трижды причём. – Глаза герцога, сощуренные от природы, вспыхнув на миг недобрым огнём, превратились в две щёлочки. – Сначала он, потом ты. А во мне течёт кровь четырнадцати герцогов, я болезненно гордый. Если задеть мою гордость, я за себя не отвечаю. Много дров могу наломать.

– Верю, – Алистер против воли усмехнулся. – Сам такой же. И зачем ты сейчас мне это рассказываешь?

– Отчасти для того, чтобы облегчить совесть. – Герцог вскинул голову. – Отчасти – чтобы между нами не было недомолвок, особенно таких. – Герцог посмотрел в глаза Алистеру. – А отчасти – потому, что не умею долго хранить секреты. – Герцог обезоруживающе улыбнулся.

Алистер ничего не ответил.

– И раз уж я поневоле лишил тебя наследства… – прервал неловкую паузу герцог. – Не пойми меня превратно, Алистер. – Герцог, несмотря на гордую кровь предков, напоминал сейчас робкого мальчика на первом свидании. – Я всего лишь хочу искупить свою вину. Я имею в виду… ты позволишь мне?.. Без каких-либо обязательств с твоей стороны, разумеется. Рассматривай это как подарок ко дню рождения.

– Герцог, – тон Алистера был холодным, как лёд в его бокале. – Я хочу, чтобы вы уяснили себе одну вещь. Я не хаслер.

– А в этом кто-то сомневается? Алистер, я всего лишь хочу помочь… Посмотри на это с такой стороны. Все мы испокон веков живём на деньги, которые не заработали, – вся аристократия зиждется на этом. Ты же не отказался бы от родительского или чьего-либо другого наследства? Тогда какая тебе разница, чьи это деньги: отца, тёти или… друга, который искренне хочет тебе помочь?

– Такая, что третий вариант – это проституция. А я…

– …не хаслер.

– Да!

– Ты стал владельцем огромного поместья. – Герцог отпил шампанского. – Поместье надо содержать. Для этого нужны деньги. Огромные деньги, которых ты лишился из-за меня. Думаю, будет только справедливо, если…

– У меня есть деньги, – сказал Алистер, уставившись в свой бокал. – После того, как я ушёл из дому, он открыл для меня счёт на миллион.

– Миллион?! – герцог поперхнулся. – Вот уж не думал, что он настолько скупой. Алистер, ты достоин…

– Ещё слово, герцог… Ещё одна подобная попытка, и вы меня больше не увидите!

– Прости, я всего лишь…

– …не смог удержаться, чтобы не пустить шпильку в более удачливого соперника.

– Алистер, извини… Я веду себя, как последний дурак. – В голосе герцога промелькнула досада, но он тут же обезоруживающе улыбнулся: – В своё оправдание могу только сказать, что все влюблённые резко глупеют.

– Этих денег мне хватит лет на пять, – рассуждал Алистер, пропустив замечание герцога мимо ушей. – К тому времени я окончу университет и пойду работать.

– И много ты заработаешь с дипломом философского факультета?

– Мне хватит.

– На ботинки. К вашему сведению, лорд Четвуд, те ботинки, что сейчас на вас, стоят примерно столько, сколько получает преподаватель философии. А что будет с поместьем?

– Поместье можно продать. – Алистер вскинул голову, и взгляд его прояснился, будто впереди внезапно замаячил выход из безысходного положения. – Так даже будет лучше. – Голос Алистера, полнясь энтузиазмом вперемешку с ожесточением, твердел и набирал решимости на глазах. – Не хочу оставаться с ним даже соседями. Я любил Четвуд, но никогда не был там счастлив. Прошлое не вернёшь, ни детство, ни то, что было после. Так зачем пытаться удержать то, что ушло безвозвратно?

– В таком случае… Я бы хотел выкупить Четвуд, если надумаешь продавать.

– Буду иметь в виду.

Герцог натянуто улыбнулся и вернулся к тому, с чего начал.

– Так ты простишь меня? За донос…

– Нет.

Улыбка тут же сошла с лица герцога. Он едва заметно покачал головой, словно признавая свою вину и готовность понести за неё заслуженную расплату.

– Потому что здесь нечего прощать.

Герцог вскинул голову в немом вопросе.

– Я рад, что всё так вышло. – В голосе Алистера теперь звучал вызов. – Это позволило мне одним махом порвать с прежней жизнью и начать ту, о которой я всегда мечтал. Я был счастлив эти пять лет. Несмотря ни на что.

– Верю. – Глаза герцога сощурились. – У меня было всего три.

– Он тебя тоже в двадцать один бросил? – Вопрос сорвался с языка раньше, чем Алистер успел его осознать, но собственная бестактность не вызвала у него ни досады, ни неловкости – с некоторых пор он утратил всякую способность что-либо чувствовать.

– Он меня не бросал. – Слова герцога прозвучали неожиданно резко. – Как и тебя, впрочем, тоже. – Герцог как ни в чём не бывало опять говорил спокойно и дружелюбно, и Алистер вдруг понял, что его неприязненный тон был вызван не столько задетым самолюбием, сколько негодованием из-за несправедливого обвинения в адрес Кристиана.

– Наша с вами проблема, лорд Четвуд, в том, – герцог пожевал губами, собираясь то ли с мыслями, то ли с мужеством, – что мы больше всего хотели быть похожими на него. А поскольку, в глубине души, мы понимали, что нам такими никогда не стать, мы так отчаянно цеплялись за него – чтобы он своим выбором сделал нас тем единственным, кто его достоин, а значит, равен ему. Самое парадоксальное, что когда он сам предложил нам то равенство, к которому мы так отчаянно стремились, мы же с негодованием его и отвергли. Потому что понимали – играть на равных могут только равные, и нам казалось, что вне секса мы не сможем удержать его интерес и внимание. Страх разочаровать его и, тем самым, разочароваться в себе оказался столь сильным, что мы предпочли потерять его, нежели собственное самоуважение.

– А ты философ, Генри, – сказал Алистер, чтобы выиграть время и унять волнение: тот оборот, который внезапно приняла их беседа, застал его врасплох. Герцог спокойно и откровенно говорил о том, в чём Алистер не решился бы признаться даже себе. И сейчас он пребывал в замешательстве, чувствуя настоятельную потребность в развитии этого разговора без внутренней готовности его продолжать.

– У меня было время об этом подумать. И мне хотелось бы, чтобы ты воспользовался моим опытом, вместо того чтобы набивать собственные шишки.

– В этом что-то есть, – задумчиво произнёс Алистер и, внезапно решившись, сделал ответный ход: – Я и жить-то по-настоящему начал только тогда, когда в моей жизни появился он.

– Аналогично, – усмехнулся герцог.

– Вот уж на кого бы никогда не подумал. Ты же герцог – выше только звёзды, и королевская семья. Тебе-то чего не хватало?

– Его, – взгляд герцога затуманился. – Noblesse oblige. До встречи с ним я знал только муштру, этикет и обязательства, подробно расписанные на сто лет вперёд – мой дядя спал и видел меня премьер-министром, и эту роль я репетировал с колыбели. И тут в моей жизни появляется он – лорд-бунтарь и хулиган. Тогда время такое было – все молодые бунтовали. Но герцог и хиппи – понятия несовместимые. А он открыл мне глаза – дал понять, что правила можно ломать. Он привил мне вкус к эпатажу и провокации и научил хулиганить со стилем. Помню, однажды во время приёма в Букингемском дворце он утащил меня прямо посреди речи королевы – не буду уточнять, куда и зачем. Мне потом крепко влетело от дяди, – в глазах герцога мелькнуло мальчишеское озорство, но он тут же спохватился: – Прости…

– Да ладно, мне тоже есть что вспомнить, – криво улыбнулся Алистер.

– Это всё от внутренней пустоты, Алистер. – Герцог неслышно вздохнул, возвращаясь к прерванной теме. – Мы просто пытались заполнить её им. А он хотел, чтобы мы заполнили её собой.

– Именно так он мне и говорил.

– И мне. Но я лишь годы спустя понял, что он имел в виду. И эти его вечные любовники – лишь способ задеть нашу гордость и заставить отвернуться от него и посмотреть внутрь себя. Думаю, если бы нас это не задевало, он бы так себя не вёл.

– Разумеется, – усмехнулся Алистер. – В этом случае он придумал бы что-нибудь другое, не менее изощрённое.

– Знаешь, он у меня… первым был, – вдруг сказал герцог.

– После Итона-то? – фирменный вопрос Кристиана сорвался с губ раньше, чем Алистер успел осознать его. Он тут же опомнился: – Прости.

– Тогда время такое было. – Глаза герцога смотрели куда-то в даль и, казалось, опять видели прошлое. – Все боялись. Боялись меня, боялись моего дяди, боялись огласки и проблем с законом – мой дядя, кстати, будучи ещё членом Палаты лордов, рьянее всех выступал против декриминализации гомосексуализма. Никто не хотел идти со мной на контакт, тем более такой. Я же в три года герцогом стал, со мной с пелёнок держали дистанцию, даже за обедом, не говоря уже о чём-то большем. Высокий титул иногда может быть непреодолимым препятствием.

Алистер молчал, ошарашенный сказанным, – жизнь высших пэров представлялась ему совершенно иначе.

– И я боялся. – Герцог, с головой ушедший в воспоминания, похоже, его замешательства не заметил. – Не то чтобы я всерьёз опасался, что меня посадят, но нервы это могло потрепать знатно. Особенно если бы дошло до дяди. И тут появляется он. – Лицо герцога смягчилось, а губы непроизвольно дрогнули в улыбке. – Он один не боялся. У меня до него даже друзей не было, не говоря уже о любовниках, – итонская классика, флирт и поцелуи, разумеется, не в счёт. Я был юным экзальтированным щенком, готовым идти за ним на край света, повиливая хвостом и повизгивая от восторга. Я не особо верил в его философию, но я безгранично верил в него. Наша трагедия была в том, что я был влюблён в него, а он – в революцию.

Официант принёс заказ, и герцог умолк.

– Я понимаю. – Алистер был зол на себя за столь сухой и безликий ответ на проникновенную исповедь герцога, но он чувствовал, что скажи ещё хотя бы слово – и позорно разревётся.

– Прости. – Герцог, похоже, всё понял без слов. – Я не хотел ворошить прошлое. И бередить твою рану. Своей предельной откровенностью я всего лишь хотел доказать серьёзность своих намерений.

– Это я должен извиниться. Я не хотел вынуждать тебя к этому.

– Всё в порядке, – герцог улыбнулся. – Мне и самому надо было выговориться. Я ведь до тебя никому этого не рассказывал.

– Тогда спасибо за доверие.

– Спасибо, что выслушал. И знаешь, что самое удивительное? Я, собственно, к этому и вёл. – Лицо герцога просветлело. – Я ему безмерно благодарен за это. Не случись его в моей жизни, я бы сейчас был премьер-министром, как мечтал мой дядя, ворочал мировой политикой, к которой всегда был равнодушен, и вёл безупречно скучную и бессмысленную жизнь примерного семьянина с женщиной, к которой равнодушен даже больше, чем к политике. Это была очень тяжёлая и рискованная операция. Но он превосходный хирург – всё отрезал филигранно – и подарил мне полноценную жизнь. Останься я с ним, дядины цели я бы просто сменил на его идеалы. А так я нашёл себя. А теперь вот ещё и тебя. Без него ни меня, ни тебя, ни нас с тобой не было бы. Когда-нибудь ты это поймёшь, мальчик.