Текст книги "Открой глаза и забудь об Англии (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Возможно, – в тон шефу ответил Алистер. – Но мне выделили место для работы. Я не могу в таких условиях сосредоточиться.

– Эта помеха легко устранима, мистер Уинфилд. Если вам мешают ваши коллеги, вы можете дождаться, пока они разойдутся, и спокойно поработать в устраивающих вас условиях. Я с большим пониманием отношусь к особенностям своих подчинённых и не стану настаивать, чтобы они работали в полдень, если им лучше думается в полночь.

– Спасибо, герр Вальберг, – холодно сказал Алистер, переходя на немецкий – это был элегантный способ выразить своё недовольство: Вальберг безмерно гордился своим безупречным английским и общался с ним как с носителем языка исключительно на нём. – Я непременно воспользуюсь вашим советом. Сколько у меня времени?

– Более чем достаточно, – как ни в чём не бывало ответил Вальберг по-английски, специально усилив свой и без того жуткий американский акцент, так раздражавший Алистера. – Презентация мне нужна завтра в девять. Значит, самое позднее в восемь она должна лежать у меня на столе. Значит, у вас, мистер Уинфилд, – Вальберг мельком взглянул на свои вычурные бабские часики на запястье, – ещё целых четырнадцать часов. Успеете. А если нет, вам здесь не место.

– Успею, герр Вальберг. Несмотря на то, что здесь мне действительно не место.

В половине седьмого к нему заглянул Кристиан.

– Ну что, поехали?

– Я не могу, – сухо ответил Алистер. – У меня срочная работа для господина Вальберга, которую я должен закончить к восьми утра.

– О’кей. Тогда я поехал. Увидимся дома.

Алистер, как ему казалось, достаточно ясно намекнул Кристиану на необходимость его вмешательства. Но до Кристиана, видимо, не дошло.

– Я вернусь поздно, – усилил дозу Алистер.

– Я понимаю. Работа есть работа.

Кристиан не собирался ничего предпринимать.

– Очень поздно, – со всей выразительностью, на которую был способен, сделал последнюю попытку Алистер.

– Я не имею ничего против. Дело прежде всего.

Кристиан уехал. Школа закончилась, а муштра продолжалась. В Итоне Алистер сносил её стоически, сейчас же его обуяла злость. Алистеру казалось, что он уже достаточно проявил себя и свои способности, чтобы вновь подвергаться подобному унижению. Он не имел ничего против работы и готов был самоотверженно выкладываться, но в соответствующих условиях, на соответствующей должности и с соответствующим к себе отношением. Здесь же его вынудили начинать с нуля, разве что кофе не заставляли делать, как будто не было пяти лет Итона и двух – личного наставничества Кристиана.

Алистер прикрыл глаза и несколько минут глубоко и размеренно подышал. Но успокоиться не получалось. Поняв, что работать он сейчас не в состоянии, Алистер попросил секретаря Вальберга вызвать ему такси и отправился в центр, где неспешно поужинал в своём любимом гамбургском ресторане. После ужина он ещё несколько часов гулял по вечернему городу. К полуночи, полностью успокоившись и смирившись с неизбежным, он вернулся в офис и с новыми силами приступил к работе. Открыв файл с расчётами Вальберга, Алистер принялся сверять данные и исправлять собственные косяки. С работой он управился за полчаса, но, назло Кристиану, домой этой ночью решил не возвращаться. Раз он не может поставить на место своих холуев, пусть дрочит в одиночестве.

Алистер распечатал презентацию и отправился с ней в комнату отдыха. Поставив будильник на шесть утра, он снял пиджак, галстук и ботинки и устроился на кожаном диване. Поворочавшись и так и не найдя удобного положения, он подложил под голову вместо подушки внушительную распечатку и, укрывшись пиджаком, тут же провалился в сон.

Проснувшись на рассвете, он ещё раз на свежую голову просмотрел распечатку. Проверка закончилась чётким осознанием двух вещей: этой ночью он создал шедевр, но ни за что в мире он не станет тратить свою жизнь на подобную ерунду.

Не желая встречаться с шефом, Алистер отослал ему презентацию по электронной почте, а сам отправился к Дэвиду Йосту, который, похоже, был единственным вменяемым человеком в этом бедламе, о чём свидетельствовало уже хотя бы то, что, будучи вторым человеком в Корпорации после Кристиана, он не строил из себя невесть что и общаться с равными предпочитал на равных. У Дэвида рядом с его кабинетом имелась личная душевая, которой Алистер с разрешения хозяина воспользовался. У Дэвида даже нашлась для него свежая рубашка, припасённая, видимо, для его служебных любовников. Когда Алистер вернулся из душа, Дэвид заказал завтрак, который с удовольствием с ним разделил, со смехом выслушав о его вчерашних злоключениях. Алистеру полегчало на душе – хоть кто-то в этом мире его понимал.

В девять Дэвид отправился на совет директоров, на котором должен был выступать со злополучной презентацией Вальберг, и Алистер вернулся в свою «камеру». Там его ждал e-mail от Вальберга с лаконичным «Спасибо». Алистер хмыкнул: учитывая стервозный характер шефа, это, наверное, можно было считать высшей формой признания. О женщине с подобным характером непременно сказали бы, что мужика ей надо. Вальбергу, похоже, тоже, с реваншистской ухмылкой подумал Алистер, вспомнив, что на вечеринку к ним с Кристианом он единственный явился без пары.

После обеда к нему заглянул Дэвид, чем вызвал в «муравейнике» настоящий переполох.

– Твоя презентация произвела фурор, – сказал он Алистеру. – Все были в восторге.

– Даже герр Вальберг? – усмехнулся Алистер, готовый его расцеловать: директор департамента, лично явившийся, чтобы прилюдно выразить ему своё восхищение, – это было эффектно.

– Нет, герр Вальберг как раз в ярости, – ухмыльнулся Дэвид. – Это был первый доклад в его жизни, когда его никто не слушал, потому что все смотрели на картинки.

3.

Наступил октябрь, и Алистер с облегчением уехал в Кембридж. Гамбург он покидал со смешанными чувствами. Наслушавшись страстно-восторженных рассказов Кристиана о его любимом детище, Алистер и сам загорелся работой в Корпорации, в которой его привлекала не столько деловая карьера, сколько возможность наладить наконец нормальную совместную жизнь с Кристианом. Впрочем, мечты о мировом господстве тоже будоражили честолюбивую юношескую душу, но власть над миром представлялась Алистеру как угодно, но только не в виде отслеживания и анализа бесконечных потоков цифр и разработки бизнес-концепций. Впрочем, сам Кристиан таблиц не заполнял и отчётов не делал, но он прекрасно в них разбирался и чувствовал себя в этих информационных потоках как рыба в воде, умело лавируя в них и направляя их на осуществление своих безумных идей. Алистеру же, с его ярко выраженным гуманитарным складом, подобная деятельность претила, да Кристиан и не прочил его на роль главного бухгалтера или финансового директора. Но Алистер не сомневался, что прежде чем Кристиан допустит его до настоящего дела, ему придётся пройти все круги ада, начиная с мальчика на побегушках у Вальберга и подобных ему. Три месяца в Корпорации убедили его в том, что он к этому не готов и даже ради мирового господства не станет заниматься подобной тягомотиной.

С одной стороны, Алистер был рад, что понял это уже сейчас. Но с другой, это осознание повлекло за собой крушение всех его жизненных планов, как профессиональных, так и личных, которые состояли в совместной с Кристианом жизни и работе в Гамбурге. Это потрясение было сопоставимо с тем, которое он пережил в свой первый день в Итоне. Впереди была полная неопределённость – Алистер даже близко не представлял себе, чем бы он хотел заниматься, но это его мало волновало: за пять лет учёбы что-нибудь нарисуется. Гораздо больше его тревожили их с Кристианом отношения, в которых тот предпочёл сохранить затянувшийся неопределённый статус-кво. И конца-края этой любви на расстоянии Алистер не видел: в Гамбурге он окончательно понял, что хочет жить в Англии, а в идеале – в Лондоне, но при этом не сомневался, что Кристиан возвращаться на родину не согласится.

Время от времени, и всегда внезапно, в студенческом городке появлялся герцог. Оба оставались верными себе, а Алистер – ещё и Кристиану: герцог флиртовал и соблазнял, а Алистер эти ухаживания твёрдо отвергал. И тот и другой уже смирились с безуспешностью своих попыток, но оба настолько привыкли к этим случайным неслучайным встречам и их неизменному финалу, что если бы один вдруг повёл себя прямо противоположно: герцог перестал приезжать или Алистер ему уступил, – другой, наверное, был бы не столько рад, сколько озадачен.

Герцог всё меньше домогался и всё больше философствовал – видимо, отчаявшись победить противника на любовном фронте, он решил одолеть его на идейном.

– Лорд Кейм избрал себя сам, сэр Алистер, – говорил он. – А вы – и остальные его приближённые – признали его самоизбранность. Так зарождаются диктатуры.

– И династии, герцог. Вы ведь тоже обязаны своим положением тем далёким предкам, которые дерзнули заявить и утвердить своё право на господство. А лорд Кейм борется за то, чтобы такое право было у всех. У всех, кто этого достоин.

– Те, кто этого достойны, – отмахивался герцог, – добьются этого и без лорда Кейма. А остальным даже он не поможет.

– Вы слишком категоричны, герцог.

– Нет, это вы чрезмерно идеалистичны. Я верю в личность, а не в вождя и спасение под его предводительством.

– Лорд Кейм, по сути, придерживается того же мнения.

– Лорд Кейм заблуждается. По сути.

В спорах с герцогом Алистер неизменно принимал сторону Кристиана, но разговоры эти подрывали его уверенность, и Алистер, чтобы развеять сомнения, давал слово своему «подзащитному» – у него не было секретов от Кристиана, и он честно рассказывал ему о своих встречах с герцогом. Кристиан играючи разбивал аргументы противника – это было несложно, у него был козырь – сам Алистер, живое воплощение и наглядный пример действенности его философии. Self-made man, который сумел выдвинуться благодаря собственным способностям и смекалке, и они же, вне сомнения, помогут ему занять достойное положение в жизни. Против подобного аргумента Алистеру возразить было нечего – умом он был полностью согласен с Кристианом и искренне разделял его взгляды. Но в глубине души понимал, что герцог в чём-то прав – прикоснувшись к неприглядной практической изнанке романтической философии, Алистер понял, что хотя он и разделяет взгляды Кристиана в отношении себя лично, он не готов жертвовать собой ради торжества мировой справедливости.

«Герцог – мальчик, который вырос, но так и не повзрослел», – фыркал Кристиан. «Лорд Кейм путает инфантилизм с вечной юностью», – парировал герцог. Алистер отмалчивался. Растерянность его всё усиливалась. И он с утроенным рвением налегал на учёбу, в надежде, что мудрецы-философы помогут ему найти собственный ответ на этот экзистенциальный вопрос. Герцог же, словно чувствуя его замешательство, продолжал соблазнять – уже не собой, а своими идеями. И на этом поприще, с всё возрастающим беспокойством осознавал Алистер, у него было намного больше шансов на победу.

Так прошёл год. Наступили летние каникулы, во время которых Алистер с Кристианом много путешествовали, что только укрепило тягу Алистера к старой доброй Англии. За день до возвращения в Кембридж Кристиан потащил его на «Hamburg Fashion Shows» – модный показ начинающих модельеров. Алистер предпочёл бы провести этот вечер с гораздо большей пользой, особенно учитывая предстоящую разлуку, но, поняв, что Кристиан свои планы не поменяет, и желая сделать ему приятное, решил пойти с ним.

Кристиан привил ему вкус к элегантной и стильной мужской одежде, и та вакханалия разнузданного трансвестизма, что развёртывалась на подиуме, не вызывала у Алистера ничего, кроме брезгливого недоумения, стремительно перетекавшего в раздражение.

Бесило всё: провинциальная публика, мнившая себя высшим светом на Неделе высокой моды и при этом не знавшая и не желавшая знать их с Кристианом; сам Кристиан, державшийся тише воды, ниже травы, которого такое положение, похоже, вполне устраивало; заносчивый трансвестит Вальберг, мнивший себя Анной Винтур, и ещё больше – его сопливый брат, мнивший себя братом короля. Бесило само помещение: заброшенный ангар на окраине промышленного района в качестве модного шоу-рума могли себе позволить только первые звёзды от-кутюр. Как антураж первого показа никому не известного дизайнеришки оно выглядело именно тем, чем и являлось – захолустным убожеством. И больше всего бесили сам «дизайнер» со своей сестрицей, в своей наивности и недалёкости лебезившие перед подручными Кристиана и в упор не замечавшие истинного хозяина. Но больше всего Алистера занимал вопрос, что здесь, среди этих воздушно-эфемерных «мальчиков», могущих дать фору самой нежной и хрупкой девушке, забыл сам Кристиан, большой ценитель утончённой, но ярко выраженной маскулинности? Ответ нашёлся очень скоро.

Показ закончился, Вальберг воздал должное коллекции, Дэвид – моделям, дизайнер с сестрицей отвесили ответные реверансы, и все перешли в зал по соседству, где намечалась афтерпати. Кристиан, оглянувшись по сторонам, подхватил два бокала с шампанским и, оставив Алистера наедине, направился к столику в дальнем углу, за которым, как хаслер на панели, скучал один из манекенщиков, сопровождавших на подиуме мужских аналогов Твигги, – воплощённая маскулинность: высок, смазлив и атлетически сложён – «всё, как мы любим». Глаза Алистера недобро сощурились, а сам он, захватив шампанское вместо попкорна, с мазохистским предвкушением приготовился к спектаклю.

Кристиан накрыл ладонью руку хаслера, и тот, подняв глаза, так просиял, будто полгода не трахался и внезапно увидел мужчину своей мечты. Профессиональный мальчик, ничего не скажешь. Умеет обращаться с клиентами. Только наивный. Алистер пригубил шампанское и ядовито усмехнулся. Неужели он думает, что Кристиан, интеллектуальный сноб и фетишист, купится на такую дешёвку?! Алистер перевёл взгляд на Кристиана и поперхнулся. Похоже, что да. Интересно только, неужели Кристиан, при всём своём уме и проницательности, этого не понимает? Похоже, что нет. Стоит с таким видом, будто у него стоит.

Алистер от шока даже не знал, кто этой сценой унижен больше: он сам или Кристиан, которого профессионалу, оказывается, так просто развести. Это было так унизительно и стыдно, что Алистер даже прикрыл глаза, не в силах больше выносить этот фарс. Из транса его вывел голос Дэвида, искавшего Кристиана. Алистер ухватился за этот предлог и решительно двинулся к обнаглевшей парочке. Кристиан, разумеется, был сама невозмутимость, будто лорд на светском приёме. Алистер передал ему просьбу Дэвида и, дождавшись, когда Кристиан отойдёт на безопасное расстояние, высказал хаслеру всё, что он о нём думал. Хаслер не просто ответил. Хаслер с ехидной ухмылочкой смешал его с дерьмом. Хаслер, оказывается, прекрасно знал, кто он такой – видно, они с Кристианом его обсуждали и, вполне возможно, потешались, иначе он не посмел бы сейчас так открыто над ним посмеяться.

Пока Алистер приходил в себя от потрясения, хаслер с видом победителя удалился.

Дэвид, наскоро познакомив Кристиана с дизайнерской парочкой, снял мальчика и тоже укатил. Вальберги с Бригманном ушли ещё раньше. Кристиан любезничал с дизайнершей. Алистер щурил глаза, цедил шампанское и обдумывал ситуацию.

Мальчишка был смазлив, но и только. У него не было класса, не было шика и, уж конечно, ни ума, ни каких-либо способностей, иначе он не занимался бы тем, чем занимался. А это значило одно из двух: либо у Кристиана совсем нет вкуса – и тогда это ставит под сомнение избранность Алистера, которой он так безмерно гордился; либо, что было уж совсем невыносимо, он не то что такой же, а хуже этого подиумного потаскушки, раз Кристиан предпочёл ему его. Унизительным было не столько то, что у Кристиана был любовник, сколько то, кем он был.

Когда они наконец покинули афтерпати, обличительная речь Алистера созрела.

– Вы не хотите объясниться, лорд Кейм? – спросил он, едва такси тронулось с места.

– Насчёт чего, сэр Алистер?

– Насчёт принципа, которым вы руководствуетесь, принимая или отклоняя то или иное приглашение. – Голос Алистера дрожал от ярости и обиды. – До меня внезапно дошло, почему вы отказались от посещения выставки года в Лондоне, зато потащились к чёрту на рога на первый показ доморощенного дизайнера в Гамбурге.

– Видимо, сэр Алистер, это потому, – начал Кристиан своим флегматичным размеренным менторским тоном, – что в творчестве никому не известного гамбургского дизайнера я увидел больше смысла, чем в мазне самого модного лондонского художника.

– Видимо, лорд Кейм, это потому, что у модного художника не столь упругая задница, как у хаслера с модного подиума.

– Вам виднее, сэр Алистер. Вы видели обе задницы. А я только одну.

Кристиан был спокоен и ироничен, как всегда во время подобных инициированных Алистером выяснений отношений, и это ещё больше взвинтило Алистера. В таком состоянии он неизменно проигрывал Кристиану в словесных баталиях, но сейчас неизбежное поражение волновало его в последнюю очередь.

– Ты хотя бы понимаешь, как ты меня этим унизил?

– Нет, не понимаю. Сделай милость, объясни. Что унизительного в том, чтобы поздравить мальчика с заслуженным успехом?

– Возможно, то, что ключевое слово здесь – «мальчик», а также то, как он, судя по всему, этого успеха добился? О том, можно ли вообще считать это успехом, я промолчу.

– Не тем способом, на который намекаешь ты. И это достойно уважения.

– Знаешь, что он мне сказал?

– Нет, но догадываюсь, что перед этим ему сказал ты. И если он сумел тебе достойно ответить, моё уважение к нему только возрастёт.

– Он сказал, цитирую, что с ним ты делаешь это гораздо чаще, чем со мной.

– Знаешь, в чём главное отличие между вами? Ты не замечаешь и не ценишь то, что имеешь. А он принимает желаемое за действительное и наслаждается этим.

– Неудивительно. Ты сам поощряешь эти иллюзии. Если бы ты не подошёл к нему…

– …тогда это действительно было бы унижением – для него.

– Унизить можно только того, у кого есть достоинство. У него… у таких, как он, его нет.

– Каких таких?

– Без-дар-ных про-даж-ных пле-бе-ев, – с наслаждением, чеканя каждый слог, произнёс Алистер. Он знал, что тем самым наступает на любимую мозоль Кристиана и что в этом поединке на священном поле противника он обречён на поражение, но сейчас жизненно важно было хоть как-то задеть его уверенную невозмутимость. Непонятно почему, но это была чуть ли не единственная тема, спор на которую мог вывести Кристиана из равновесия.

– А если бы я оказался плебеем, например, сыном садовника? – Алистер с наслаждением отметил, что стрела попала в цель – Кристиан начал терять самообладание. – Для тебя это что-то изменило бы?

– Что-то?! – Алистер, который этого только и ждал, бросился в наступление – Кристиан заглотил наживку, и этим следовало немедленно воспользоваться. – Да это изменило бы всё!

– Что и требовалось доказать, – с мазохистским удовольствием констатировал Кристиан. – Разница между нами, сэр Алистер, в том, что я бы обратил на вас внимание, даже если бы вы, пользуясь вашей же терминологией, были «плебеем». А вы на меня – нет. Потому что мне интересен потенциал. А вам – конечный результат его реализации.

Алистер внутренне взвыл, понимая, как глупо попался. Он задохнулся, лихорадочно подыскивая контраргументы. Задача усугублялась тем, что – Алистер даже сейчас отдавал себе в этом отчёт – Кристиан был прав.

– Ты… хочешь сказать, что я с тобой… по расчёту?!

– Ну что вы, сэр Алистер. Вы одержимы мной совершенно искренне и бескорыстно. Но этой одержимости никогда бы не случилось, будь я сыном простого садовника.

Эвфемизм, с садистским постоянством выбираемый Кристианом для обозначения его чувств, только подлил масла в огонь. Но он же и позволил Алистеру сделать достойный контрвыпад.

– А вы считаете, лорд Кейм, что в этом мире кто-то в кого-то влюбился бы, не будь тот тем, кем он есть?

– Нет, конечно. Вопрос только в том, какую грань избранника мы любим.

– Дело не в статусе, а в личности. – Алистер интуитивно нащупал верный путь и, воодушевлённый, ринулся в бой. – Если мужчина к твоим годам не поднялся выше садовника, он мне не интересен не потому, что он садовник, а потому, что у него либо не было никакого потенциала, либо он его…

– …проебал, – подсказал Кристиан. – Будь я сыном садовника, я бы выразился именно так.

– Это ли не лучший аргумент против садовников?

– И кто здесь увиливает от ответа? Я не сказал: «Будь я садовником». Я сказал: «Будь я сыном садовника». В двадцать лет все мы – продукт среды, а не собственного потенциала. В этом возрасте даже английский баронет – баронет всего лишь по праву рождения, а не в силу каких-то особых заслуг. Так вот, встреть ты меня в облике двадцатилетнего сына садовника…

– …я бы не обратил на тебя внимания, потому что мне не интересны мои сверстники в принципе. Я предпочитаю мужчин постарше.

– …потому что в этом случае нет риска ошибиться в их оценке. Мужчин уже можно оценивать не по потенциалу, а по конечному итогу его реализации, а это, как ни крути, надёжнее.

Алистер от подобного вероломства задохнулся.

– Так ты же именно эту философии и проповедуешь: каждой юной твари – по зрелой паре.

– Именно. И, будучи зрелой тварью, я обязан беспристрастно относиться ко всем юным тварям, которые заслуживают моего отношения.

– Но почему непременно плебеи?! – взвыл Алистер. – Среди нашего круга достойных больше не осталось? Или ты всех уже перепробовал? Может, мне начать переодеваться лакеем, если по-другому у тебя не встаёт? Может, тогда тебе не придётся искать вдохновения на стороне? Скажи, чего тебе не хватает, Кристиан?! – Алистер сорвался на крик и, вне себя, схватил Кристиана за лацканы пиджака.

– Вопрос поставлен некорректно, сэр Алистер. – Кристиан спокойно, как пылинку, стряхнул его руки, и у Алистера потемнело в глазах. – Я действую не от нехватки, а от избытка. Я ищу тех, кому могу что-то дать, а не тех, от кого можно что-то взять.

– Кристиан, – еле сдерживаясь от захлестнувшей его ярости, процедил сквозь зубы Алистер, – ты хотя бы раз можешь ответить по существу, без перехода на философские материи?

– Хорошо, я выскажусь по существу, – кротко согласился Кристиан. – Если всё то, что я имею предложить, достанется одному вам, сэр Алистер, у вас, сэр Алистер, слипнется задница. А это будет весьма прискорбно, ибо очень затруднит сами-знаете-что.

Алистер прикрыл глаза и шумно втянул сквозь зубы воздух.

– Знаете, сэр Алистер, – продолжил Кристиан таким светским тоном, словно они находились на рауте в посольстве, – будь вы женщиной, вы бы очень удачно вышли замуж. А во времена не столь отдалённые вы бы сделали блестящую карьеру как фаворит короля.

– Подозреваю, что в те времена бесспорным королевским фаворитом были бы вы, лорд Кейм. А я бы не рискнул тягаться с вами за королевское внимание.

– А я вот рискнул бы – тягаться с королём за ваше внимание, сэр Алистер. Впрочем, подозреваю, что в те времена я сам был бы королём.

– Тогда для нас ничего не изменилось бы: вы – король, я – фаворит.

– За исключением того, что мне тогда не пришлось бы оправдываться перед вами за фаворитов второго эшелона.

– А сейчас вы оправдываетесь? Я как-то не заметил.

– Я, по крайней мере, объяснил свою позицию.

– Как для короля, это большой прогресс.

– К тому же, я ничуть не возражаю, чтобы вы обзавелись собственными фаворитами, сэр Алистер. Почему бы вам, например, не обратить наконец внимание на герцога Бедфорда? У вас с ним так много общего.

– Какой же. Ты. Циник. – Алистер на миг прикрыл глаза, пытаясь совладать с собой. Попытка с треском провалилась. – Вы мне омерзительны, лорд Кейм! – Алистер распахнул глаза и, резко подавшись вперёд к водителю, перешёл на немецкий: – Остановите! Здесь! Немедленно!

Застигнутый врасплох, таксист безропотно повиновался. Алистер выскочил на обочину, от всей разъярённой души захлопнув за собой дверцу. Такси тут же уехало.

***

Взбешённый Алистер стоял на безлюдной ночной обочине, бешенство быстро сменялось растерянностью. У Алистера была проблема – он не знал, как отсюда выбраться. Ослеплённый гневом, он совершенно не заметил, где они проезжали, и теперь беспомощно озирал окружавший его унылый и пустынный индустриальный пейзаж. У него не было ни одного номера такси, тем более немецкого. Дома его вызовом занимался консьерж, в отелях – портье, в ресторанах – официанты. В поездках обо всём заботился Кристиан. Не звонить же посреди ночи консьержу в Англию с просьбой вызвать такси в Германии. И, главное, – Алистер ещё раз, уже с нарастающей паникой, огляделся, – куда именно его вызывать?

И в этот момент из туннеля на горизонте вынырнул свет фар одинокой машины, по приближении оказавшейся такси. Алистер, не веря своей удаче, принялся лихорадочно вспоминать по фильмам, как его полагается ловить. Специальные умения не понадобились – машина сама притормозила рядом. Водитель, перегнувшись через пассажирское сиденье, приоткрыл дверцу:

– Это вам нужно такси?

– Да! – Алистер, не дожидаясь приглашения, тут же плюхнулся на сиденье рядом с водителем, словно боялся, что тот может исчезнуть так же внезапно, как появился. – Вас мне сам Бог послал!

– Если это так, то он проезжал здесь всего пять минут назад, – заулыбался таксист, жизнерадостный и словоохотливый турок. Заметив недоумение на лице пассажира, он с готовностью пояснил: – Тут недавно проезжал мой коллега. Его-то пассажир и попросил срочно прислать сюда ещё одну машину.

– Ваш коллега очень любезен. Передайте ему мою благодарность.

– Куда едем? – спросил таксист. И Алистер понял, что у него новая проблема, даже две: до него только сейчас дошло, что ему не только некуда ехать, он даже в отель не сможет устроиться. Все его документы и кредитные карты остались дома у Кристиана, а бумажные деньги он и сам не помнил, когда в последний раз держал в руках – даже самые мелкие его покупки измерялись суммами, которые приличным людям неприлично носить наличными. Можно было бы отправиться прямиком в аэропорт и переждать в бизнес-лаунже – до его утреннего рейса в Лондон оставалось меньше семи часов, но у Алистера не было с собой денег, чтобы расплатиться с таксистом, не говоря уже о паспорте. В Германии, кроме Кристиана, достаточно близко Алистер знал только одного человека – Дэвида Йоста. Но Дэвид ушёл с показа с каким-то рыжим хаслером, и сейчас ему явно не до него. Впрочем, учитывая, насколько раньше он ушёл, он уже вполне мог управиться, но в этом случае сейчас он отсыпался после трудов праведных, и беспокоить его тем более не следовало. Но выбора у Алистера не было. Он шумно перевёл дыхание и потянулся к телефону.

– Дэйв, привет! Ты дома? Я могу к тебе подъехать? Да, прямо сейчас. У меня небольшая проблема.

Услышав в ответ расслабленно-бодрое: «Валяй. Куда ехать, знаешь?», Алистер предусмотрительно передал трубку таксисту. Выслушав адрес, водитель двинул с места и, повернувшись к Алистеру, с интересом уставился на него, совершенно забыв о дороге.

– Мой коллега сказал, что вы иностранец. – В голосе таксиста прозвучали вопросительные интонации. Алистер кивнул.

– О, так мы с вами, можно сказать, братья, – воодушевился таксист и доверительно сообщил: – Я тоже иностранец.

Алистер предпочёл промолчать о том, что он думает о подобном внезапно объявившемся родстве.

– А откуда вы? – не унимался таксист.

Алистер ограничился лаконичным: «Из Англии». Сейчас, как никогда, он не был расположен к болтовне, но настраивать против себя таксиста было чревато.

– О-о-о, Англия! – закатил глаза водитель. – Прекрасная страна! У меня там три кузена.

– Германия тоже неплоха. И была бы ещё лучше, если бы не некоторые люди, населяющие её.

– Ну-у-у, – водителя-патриота его слова, похоже, задели, – «некоторые люди» в любой стране найдутся. И в Англии, я уверен, они тоже есть.

– Таких – нет. Такие оттуда давным-давно уехали. В Германию.

Водитель нахмурился, видимо, приняв сказанное на свой счёт, но сердиться и тем более молчать больше минуты он, похоже, был не в состоянии.

– А сюда как попали? – уже вполне дружелюбно спросил он, и Алистер поморщился, предчувствуя разговор о проблемах иммиграции.

– Боюсь, на этот экзистенциальный вопрос я пока ответить не в состоянии.

Водитель опасливо покосился на него. Оставшуюся часть пути ехали молча.

Когда они подъехали к дому Дэвида, тот уже ждал у подъезда.

– Подождите минуту, – сказал Алистер, когда машина остановилась. – Я одолжу деньги у друга. У меня нет с собой… мелких купюр.

– О, не волнуйтесь, – жизнерадостно заулыбался таксист. – Это уже улажено – пассажир моего коллеги заплатил ему за вас. Он передаст мне деньги.

– Я бы предпочёл, чтобы заплатил мой друг, – холодно ответил Алистер. – А деньги того пассажира можете считать случайной находкой.

– Как скажете, – обрадовался таксист.

Дэвид подошёл к ним и расплатился.

– Что случилось? – спросил он, едва такси тронулось с места. – Я так понимаю, главная проблема – не это, – кивнул он вслед удаляющейся машине. – Иначе бы ты не оказался посреди ночи у чёрта на куличках и без цента в кармане.

– Правильно понимаешь.

– Пошли.

Алистер послушно вошёл за Дэвидом в подъезд, а оттуда – в лифт.

– Спасибо, – пробормотал он, избегая взгляда Дэвида. – И извини, что я так среди ночи. Надеюсь, я тебя не очень побеспокоил?

– Ничуть. – Дэвид нажал кнопку последнего этажа. – Моим далеко идущим планам на эту ночь не суждено было сбыться, так что я даже рад, что будет с кем напиться.

В просторной прихожей Алистер заметил кожаные римские сандалии рыжего модельки, с которым Дэвид ушёл с показа.

– Дрыхнет наверху, – сказал Дэвид, перехватив его взгляд.

– Без тебя? – тонкая бровь Алистера выгнулась в риторическом вопросе. – Воистину сегодня ночь чудес.

Они прошли в просторную гостиную, отделённую от кухонной зоны длинной хромированной барной стойкой. Алистер устало опустился на чёрный кожаный диван, а Дэвид подошёл к открытому бару и уверенным движением опытного бармена выхватил из впечатляющей армады бутылок початый солодовый скотч. Насыпав в стаканы кубики льда и щедро полив их янтарной жидкостью, он молча кивнул на сифон с содовой. Алистер так же молча помотал головой. Дэвид со стаканами в руках подошёл к нему и присел рядом.

– Так что стряслось-то? – спросил он, передавая Алистеру виски. Взяв протянутый стакан, тот одним глотком ополовинил его. От столь мощной и внезапной алкогольной атаки перехватило дыхание. Алистер непроизвольно зажмурился. Это оказалось как нельзя кстати.

– Он. Меня. Достал, – медленно, не размыкая глаз, произнёс Алистер.