Текст книги "Открой глаза и забудь об Англии (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Генри… – негромко осадил его Кристиан, с силой надавив ему рукой на плечо.

– Помолчи, Генри, – в унисон с Кристианом сказал старый лорд. – Это мужской разговор.

Герцог покрылся пунцовыми пятнами и откинулся на подушку.

– Лорд Грэшем, – сказал Кристиан. – Предлагаю нам всем успокоиться и обсудить этот вопрос, как пристало воспитанным людям.

– Хорошо, – старый лорд обречённо покивал – похоже, он сам нуждался в тайм-ауте. – Жду вас внизу в кабинете.

Лорд Грэшем вышел. Кристиан с герцогом по очереди умылись холодной водой у старинного умывальника в углу спальни и оделись в полной тишине.

– Всё будет хорошо, – негромко сказал Кристиан, не отрывая взгляда от галстука, который завязывал с предельной сосредоточенностью. Герцог промолчал.

Они спустились вниз: Кристиан – впереди, герцог – сзади. У двери кабинета Кристиан на секунду остановился и, одёрнув полы пиджака и вздёрнув подбородок, решительно постучал.

Лорд Грэшем восседал в высоком кожаном кресле за массивным столом красного дерева.

– Присаживайтесь, лорд Кейм, – сказал он, с подчёркнутой деловитостью выравнивая безукоризненно сложенную стопку бумаг на столе. – А ты, Генри, можешь постоять.

– Лорд Грэшем…

– Садись, Кристиан, – перебил его герцог, и было в его тоне что-то такое, что Кристиан тут же повиновался. – А я постою. С высоты обзор лучше. – Герцог демонстративно встал за его спиной.

В кабинете повисло гнетущее молчание – каждая сторона собиралась с духом и мыслями.

– Если позволите, лорд Грэшем, – начал Кристиан, тем самым принимая на себя главенство в переговорах, – я кратко резюмирую ситуацию.

– Кратко резюмируя ситуацию, лорд Кейм, – перебил его старый политик, видимо, разгадав его манёвр, – вы совратили и развратили герцога Бедфорда.

– Осмелюсь вам напомнить, лорд Грэшем, что герцог Бедфорд на момент знакомства со мной был совершеннолетним и, следовательно, в состоянии принимать самостоятельные решения…

– …и нести за них ответственность, – лорд выразительно покосился на племянника.

– Что вы имеете в виду? – с вежливым недоумением поинтересовался Кристиан. – Вот уже год, как это больше не является уголовным преступлением.

– Есть ещё моральная ответственность!

Кристиан перевёл дыхание: прикрываясь законом, он шёл ва-банк – закон был против него, потому что оговаривал, что оба партнёра должны достигнуть двадцати одного года. Но ему было необходимо провести рекогносцировку, чтобы оценить масштаб угрозы, исходившей от дяди герцога – насколько далеко тот готов и намерен зайти, – и в зависимости от этого строить защиту. Лорд Грэшем свёл всё к морали, не задействовав самый веский аргумент, после которого все прочие доводы Кристиана потеряли бы смысл, и это было хорошим знаком, ибо давало надежду, что разбирательство ограничится кабинетом лорда, а не залой суда. В юридическом споре прожжённый политик мог отправить его в нокаут одной левой. Но философия с этикой были стихией Кристиана, и на этом поприще он чувствовал себя непобедимым, потому что здесь правда, а значит, и победа были на его стороне. На Кристиана невозможно было найти управу, взывая к его совести, потому что она, в его собственных глазах, была кристально чиста – каждый свой поступок он тщательно выверял с собственным кодексом чести и никогда не совершал ничего, что противоречило бы морали – не эфемерной общественной, а его личной, которая от общественной порой существенно отличалась. Он не признавал никаких моральных запретов, кроме тех, которые сам признал и принял по собственному выбору, зато уж их не нарушал никогда. После того как отец выбил из-под его ног фундамент, на котором он строил всё своё самоопределение, Кристиан лишился чувства причастности к обществу своих, и единственным мерилом совести для него стал его личный кодекс, к созданию которого он подходил столь тщательно и следовал ему столь бескомпромиссно, что ничто более не могло поколебать его существование. И в рамках этой персональной морали возраст согласия определялся не годами, а свободой воли и готовностью психики, которые очень условно коррелировали с возрастом тела.

– Есть, – подтвердил Кристиан, переходя из обороны в наступление. – Вступает в силу в случае обмана, лжи, предательства. Что именно из выше перечисленного имело место?

– То, что вы не назвали, – попрание морали и приличий!

– На это мне возразить нечего – что было, то было. Вы действительно их нарушили. Но мне отрадно слышать, что вы хотя бы признаёте это.

– Вы шутите, лорд Кейм?! – уши старого лорда побагровели. – Или издеваетесь?

– Ни то ни другое, лорд Грэшем. – Весь вид Кристиана свидетельствовал о его предельной серьёзности. – Единственная наша с Генри провинность в том, что мы не заперли двери спальни. Мы, видите ли, хорошо воспитаны, и хорошие манеры для нас – не пустой звук. Мы даже помыслить не могли, что кто-то может ворваться в чьи-то личные покои, не то что не получив на то разрешения, но даже предварительно не постучав. Особенно в таком, казалось бы, респектабельном доме, как резиденция герцогов Бедфордских.

Лорд Грэшем покрылся такими же яркими пятнами, как полчаса назад его племянник.

– Мы с герцогом повели себя как наивные и беспечные глупцы, – продолжал Кристиан. – А глупость должна быть наказана. Мы с герцогом благодарим вас за преподанный урок. Этот инцидент позволит нам избежать подобной ошибки в будущем. Со своей стороны, чтобы не быть в долгу, мы тоже можем дать вам ценный совет – подумайте о дочерях, поучитесь приличиям и хорошему тону: с такими манерами отца им будет очень сложно устроить личную жизнь.

Лорд от столь неслыханного нахальства лишь открывал и закрывал рот как выброшенная на берег рыба.

– В остальном же, лорд Грэшем, вам нечего нам предъявить, – подвёл итог Кристиан. – Единственное, что вы можете сделать, это предать дело огласке. Но прежде чем сделать это, вспомните, что у вас пять незамужних дочерей, и причастность к столь пикантному семейному скандалу им, я уверен, ни к чему.

– Есть как минимум один человек, – прошипел лорд Грэшем, – которого следует поставить в известность.

– Вы имеете в виду моего отца, лорд Грэшем? – вздохнул Кристиан. – А кому от этого станет лучше? Вы думаете, ему удастся то, что не под силу вам, – повлиять на нас с герцогом? Или вам нужен «товарищ по несчастью»? Общее горе действительно сплачивает. Чего не скажешь об общем позоре – он разобщает. К тому же, вы не думаете, что мой отец, подобно вам, может решить, что это ваш племянник меня совратил? Со всеми вытекающими ответными санкциями. Что подводит нас к главному аргументу: если вы поставите его в известность, это разрушит, если не уничтожит, то чрезвычайно плодотворное и взаимовыгодное сотрудничество, которое установилось между вами. Что было бы весьма прискорбно с учётом тех миллионов, которые вы вложили в бизнес моего отца.

– Ещё больше я вложил в своего племянника!

– Смею вас заверить, что эти вложения никуда не пропали – инвестиции в образование и воспитание самые надёжные. Как вы уже знаете, мы с Генри отправляемся в кругосветное путешествие и вернёмся не раньше чем через год. Думаю, этого времени вполне достаточно, чтобы вы смогли понять и принять вашего племянника таким, какой он есть, – другого у вас не будет.

– На этого племянника я возлагал большие надежды!

– Большие надежды, выраженные в соответствующем сексуальном партнёре, обычно возлагаются на девушек, лорд Грэшем. Ожидания от мужчин измеряются иными критериями.

– …которые теряют смысл, если фундамент – нравственность – гнилой!

– Лорд Грэшем, – с досадой перебил его Кристиан. – Вы достаточно образованны и искушены в жизни и политике, чтобы понимать, что Генри не первый и не последний среди пэров, министров и даже премьер-министров с подобными склонностями. Чтобы сделать ту карьеру, к которой вы готовили его всю жизнь, ему достаточно соблюдать приличия. Приличия будут соблюдены – мы с Генри вам это гарантируем, а иных причин для беспокойства я не вижу.

– Вы дьявол, лорд Кейм. – Старый лорд вскочил на ноги, но тут же, болезненно скривившись, повалился обратно в кресло. – И под этим сомнительным «комплиментом» я подразумеваю не ваш выдающийся ум, а те аморальные и гнусные цели, для которых вы его используете! Мне остаётся только надеяться, что вы не подадитесь в политику.

– На этот счёт можете быть спокойны, лорд Грэшем. – Кристиан встал, давая понять, что разговор окончен. – Это не входит в мои планы. Мне гораздо интереснее управлять не политикой, а теми, кто ею управляет. – Заметив, как у лорда вытянулось лицо, Кристиан с улыбкой добавил: – Я, разумеется, имею в виду не герцога Бедфорда – как вы лично уже могли убедиться, у Генри достаточно сильный и независимый характер, чтобы устоять перед нежелательным влиянием и оказать ему сопротивление. Вам не в чем себя упрекнуть – вы воспитали настоящего мужчину. – Кристиан почувствовал, как на плечо ему легла рука герцога, сжавшая его в знак признательности, и герцог впервые за время разговора подал голос.

– Вы удовлетворены, дядя?

– Да, Генри, но, увы, не вами.

– Тогда попрошу вас освободить моё кресло и мой кабинет.

Лорд Грэшем с лицом, напоминавшим скорее посмертную маску, вышел из-за стола и, не попрощавшись, направился к выходу. Герцог проследовал за ним, закрыл дверь и дважды повернул ключ в замке. Вернувшись к рабочему столу дяди, теперь уже бывшему, он по-хозяйски выдвинул нижний ящик и достал из его недр ополовиненную бутылку виски.

– Тайник тоже ваш, герцог? – улыбнулся Кристиан.

– Теперь уже – да, – ухмыльнулся герцог, отвинчивая крышечку. – Но узнал я о нём ещё в десять лет.

– Дядя сам вам его показал?

– Ну что вы, лорд Кейм, – прищурился герцог, разглядывая на свет содержимое бутылки. – Это была очень опасная вылазка, сопряжённая с огромным страхом и риском. И только не говорите, что вы никогда тайно не наведывались в отцовский кабинет.

Кристиан посмотрел на него с укором, но в уголках его усталых глаз плясали бесенята.

– Что поделаешь. – Герцог пожал плечами и, приложившись к бутылке, сделал щедрый глоток. – Дурные манеры – это у нас наследственное.

Кристиан, покачав головой, рассмеялся.

– Угощайтесь, лорд Кейм, – герцог протянул ему бутылку. – Думаю, сегодня наш дом упал в ваших глазах достаточно низко, чтобы отсутствие стаканов могло вас смутить.

Кристиан встал, взял бутылку и, чуть запрокинув голову и крепко зажмурившись, сделал три шумных глотка, после чего, помотав головой, устало опустился в кресло. Герцог сел на пол рядом с ним, прислонился к его ногам и, откинув голову ему на колени, посмотрел на него снизу вверх долгим внимательным взглядом. Кристиан отставил бутылку на пол, блаженно улыбнулся и, запустив пятерню в волосы герцога, принялся их рассеянно поглаживать. Герцог чувствовал, что рука в волосах едва ощутимо дрожала. Герцог повернулся боком, обнял руками ноги Кристиана и, шумно вдохнув, потёрся щекой об его колено. Потянувшись к бутылке, он сделал второй, слишком жадный глоток и тут же поперхнулся. По крутому, резко очерченному подбородку потекла янтарная жидкость. Откашлявшись, герцог взял в руку ладонь Кристиана и поднёс к лицу.

– Я вам уже говорил, лорд Кейм, – тихо спросил он, касаясь тыльной стороны ладони влажными и пьяными губами, – что вы великолепны?

– Не помню, герцог. – Кристиан поднёс к губам изящную кисть герцога и поцеловал кончики длинных артистических пальцев. – С вами я забываю обо всём.

5.

Дорогой Кристиан,

спешу сообщить тебе две новости – хорошую и очень хорошую.

Ты оказался прав (это как раз не новость): за время нашего отсутствия мой дядя поостыл и даже смирился с Кембриджем (меня приняли на факультет политических наук, но это тоже не новость – ты, надеюсь, во мне не сомневался?).

А теперь собственно новости.

Я помирился с дядей. И он согласился предоставить тебе работу в своём министерстве, где ты будешь отвечать за связи с Германией. Подробности в письме от дяди. Это отличный трамплин для карьеры, а после окончания учёбы к тебе присоединюсь я.

Ты рад, дорогой?

Как дела в Гамбурге? Когда ты вернёшься? Я очень скучаю.

С любовью,

Твой Генри

P. S. Я подумал, что твоя работа намного важнее моей учёбы, поэтому предлагаю нам поселиться в Лондоне: мне будет гораздо проще ездить оттуда на учёбу в Кембридж, чем тебе из Кембриджа на работу в Лондон. Я уже распорядился подготовить для нас мой лондонский особняк.

P. P. S. Здесь я собирался написать то, о чём, по здравом размышлении, решил промолчать: ты и так всё поймёшь без слов, а компрометирующее письмо будущему министру иностранных дел Великобритании, думаю, ни к чему.

P. P. P. S. Подумать только, через каких-нибудь четверть века ты будешь министром, а я – премьер-министром! Ох и наворочаем мы дел!

***

Дорогой Генри,

спешу выразить тебе две благодарности: большую и очень большую.

Прежде всего, спасибо за отличные новости! Я рад, что у тебя всё хорошо.

И особенное спасибо за то, что уговорил меня растянуть наше путешествие на три года – у меня было достаточно времени, чтобы всё обдумать. Я понял, что нам делать дальше. Время раздумий и развлечений закончилось. Нас ждут великие дела!

Я очень ценю вашу с дядей заботу обо мне и моём будущем, но, к сожалению, я вынужден отклонить ваше великодушное предложение. Мы с тобой неоднократно поднимали эту тему, и мне казалось, что окончательно её выяснили. Вижу, что я ошибался. Хорошо, попробую изложить своё мнение в письменном виде – возможно, так тебе будет проще меня понять.

Как я уже не раз тебе говорил, работа в МИД и дипломатическая карьера – это не то, чему я хотел бы посвятить свою жизнь.

Я переезжаю в Германию, где присоединюсь к бизнесу своего отца. Я уверен, что по окончании университета мой отец сделает тебе не менее щедрое предложение в своей корпорации, чем твой дядя сделал мне у себя в министерстве, и с нетерпением жду тебя в Гамбурге.

Засим, не желая компрометировать будущего премьер-министра Великобритании своим письмом, остаюсь

С дружеским приветом,

Твой Кристиан

***

Кристиан,

как это понимать?

Ты меня бросаешь?

Г.

***

Наоборот, Генри, я предлагаю тебе вечную дружбу. И настоящее дело.

К. К.

***

Fuck you!

***

Герцог, никогда не обещайте и тем более не грозитесь тем, чего не сможете выполнить.

P. S. Я буду ждать, сколько понадобится.

***

Дорогой лорд Кейм,

я и леди Камилла Стентон имеем честь пригласить Вас на торжество, посвящённое нашему бракосочетанию, которое состоится в пятницу, 25-го мая сего года, в 11 часов в Уобурн-Эбби.

Искренне Ваш,

герцог Бедфорд

***

Дорогой герцог,

примите мои искренние поздравления и пожелания вечной любви и счастья.

Леди Камилла – удивительная девушка, Вам с ней невероятно повезло, а ей с Вами, я уверен, – ещё больше.

К моему величайшему сожалению, я не могу принять Ваше приглашение. Как Вам, вероятно, известно, дела в последнее время не позволяют мне отлучаться из Германии. Вместо меня торжество посетит мой отец.

Искренне Ваш,

лорд Кристиан Кейм

***

Дорогой дядя Чарли,

я очень ценю Вашу заботу обо мне и моём будущем, но работа в МИД и политическая карьера – это не то, чему я хотел бы посвятить свою жизнь.

По Вашему совету я женился на леди Камилле и обзавёлся наследником. Засим свои обязательства перед семьёй и Вами лично считаю выполненными. Что же касается важных дел, то здесь я предпочитаю жить своим умом и принимать решения самостоятельно.

Сообщаю Вам, что я бросаю Кембридж и отправляюсь в Бостон, где собираюсь изучать историю искусств и брать уроки живописи.

С благодарностью за всё, что Вы для меня сделали,

Ваш любящий племянник Генри

P. S. Герцогиня Бедфорд не возражает.

P. P. S. Лорд Кейм здесь ни при чём.

========== Часть 3. Гамбург. ==========

1.

Узнав от герцога о том, что его сын тоже учится в Итоне, Алистер на следующий день после памятного обеда в школьной столовой навёл о юном маркизе справки и заочно с ним «познакомился». Вскоре он опытным путём разузнал и график посещений герцога, который оказался на удивление неизменным – каждую неделю по вторникам и пятницам, – и часто шпионил за отцом с сыном, сам не понимая зачем. Благо в старинном школьном городке, с его узкими извилистыми улочками и закоулками, затеряться в толпе учеников, напоминавших своими форменными чёрными фраками с длинными фалдами стаю галчат, было несложно. И каждый раз при виде герцога с юным маркизом сердце Алистера наполнялось детской обидой и ревностью – даже на расстоянии бросалось в глаза, насколько эти двое любят друг друга и как они счастливы вместе. Гуляли они всегда, несмотря на далеко не детский возраст маркиза, взявшись за руки, мальчишка что-то болтал взахлёб без умолку, а потом с восхищением смотрел на отца и внимал каждому его слову, пока герцог неторопливо и обстоятельно ему отвечал. Слов Алистер, разумеется, слышать не мог, но это было без надобности – глаза обоих сияли, а с лиц не сходили улыбки, и этого было достаточно, чтобы понять: речь шла о счастье, даже если говорили о школьных оценках.

С сыном герцог полностью преображался. С породистого лица исчезала родовая спесь, между бровей распрямлялась хмурая упрямая складка, а сам герцог, казалось, молодел лет на десять, так что со стороны выглядел таким же мальчишкой, как собственный сын, и скорее походил на его старшего брата, чем на отца.

На прощание герцог неизменно целовал сына в высокий выпуклый лоб, который развеивал все подозрения в отношении герцогини Бедфордской, если таковые у кого-либо имелись – а у Алистера, до того, как он увидел сына герцога и воочию убедился в том, что юный маркиз был полной копией своего отца, они имелись. И в этот момент сердце Алистера всегда сжималось – у него никогда такого не было: ни долгих задушевных разговоров с отцом, ни отца, с которым можно было бы гордо фланировать на глазах у всего Итона, ни вот такой возвышенной и безусловной родительской любви. Хуже всего было то, что отец его любил – глупой телячьей любовью, как называл это Алистер: он любил его как копию и продолжение себя, но при этом совсем не интересовался его внутренним миром и жизнью. Отец не понимал его, и всё их «общение» сводилось к: «Как дела в школе?» – «Нормально».

Глядя на чужую семейную идиллию, Алистер особенно остро осознавал, что жизнь обделила его чем-то очень важным, и этим важным был отнюдь не герцогский титул.

Герцогини Бедфорд с ними никогда не было. Как позже узнал Алистер, она появлялась с герцогом только там, где того требовали этикет и протокол. В Итоне это были открытие и закрытие учебного года, школьные спектакли и спортивные соревнования, в которых участвовал их сын. В свободное от протокола время яркая тридцатипятилетняя светская львица предпочитала блистать на раутах и тусовках, в чём без труда можно было убедиться, раскрыв наугад любую из светских хроник.

Герцог больше не искал с ним встреч, а сам Алистер теперь боялся попасться ему на глаза. Боялся до такой степени, что даже свою регулярную слежку за знатным семейством он оправдывал для себя тем, что пока он следит за герцогом, ситуация под контролем и случайная и тем более неслучайная встреча с ним исключена. Алистер и сам толком не понимал, чего он страшился. Уж точно не неловкости из-за ссоры. Возможно, он просто боялся, что герцог прочтёт в его глазах зависть к простому детскому счастью своего высокородного сына.

***

Занятия закончились в четверть второго.

Вернувшись в Уорр-хаус, Алистер по пути привычно открыл почтовый ящик и выгреб оттуда стопку писем. Бегло просмотрев имена отправителей, он тут же треть из них отправил в мусорную корзину. Оставшиеся полдюжины забрал с собой в комнату и, удобно устроившись с ногами на кровати, принялся их перебирать, решая, с которого начать. Его внимание сразу привлёк продолговатый конверт из плотной кремовой бумаги с логотипом художественной галереи «Белый куб» – такой даже на ощупь был респектабельным. Надпись на конверте, гласившая: «Сэру Алистеру Уинфилду, баронету», Алистеру польстила.

Внутри оказалось приглашение на вечеринку, посвящённую открытию выставки молодого художника Гэри Траута. Имя художника Алистеру ничего не говорило, в отличие от примечания «Открытие года» во вложенном рекламном буклете.

Алистер не удивился. С тех пор как он начал появляться в свете с Кристианом, на него постоянно сыпались билеты и приглашения на всевозможные званые ужины, благотворительные балы, торжественные приёмы и закрытые вечеринки. Приглашения неизменно были «на двоих». И хотя имя Кристиана в них никогда не фигурировало, он-то и был конечной целью хозяев. Алистер понял это довольно быстро. Если они приходили вдвоём, хозяева и гости тут же принимались обихаживать Кристиана. Если Алистер появлялся один, все выражали неподдельное сожаление, что «лорд Кейм не смог прийти».

Приглашение, которое Алистер держал сейчас в руках, тоже, разумеется, гласило, что его будут рады видеть со спутницей или спутником. Вечеринка обещала быть пафосной – среди приглашённых значился весь лондонский, а значит, и мировой бомонд. Алистер с воодушевлением набрал номер Кристиана.

– Мальчик, и речи быть не может. Во-первых, в этот день у меня совет директоров. Во-вторых, я не поклонник живописи, особенно в её современном варианте.

– Кристиан, на подобные мероприятия люди ходят не ради живописи.

– И вот тебе третий аргумент против. Мне не нравятся выставки, роль главного экспоната на которых отводится мне.

Обычно, если Кристиан отказывался идти с ним, Алистер отклонял приглашение, потому что оно теряло смысл и для него, и для приглашающей стороны. Но в этот раз Алистер решил идти сам. Во-первых, он уже настроился на эту вечеринку. А во-вторых, современная живопись, в отличие от Кристиана, ему нравилась.

В назначенный день он отправился в Лондон и ровно в семь вечера вошёл в большое, знаменитое далеко за пределами артистической среды здание на Хокстон-сквер.

Художника, виновника вечеринки, Алистер узнал сразу – билборд с огромным портретом Гэри Траута красовался у входа, зазывая посетителей. Алистер цинично подумал, что если картины хотя бы наполовину так же прекрасны, как их создатель, то время будет потрачено не зря. Гэри стоял посреди фойе и вместе с хозяином галереи и его женой приветствовал гостей. Алистер чуть замедлил шаг, приготовившись к обмену любезностями и оправданию за Кристиана, но Траут не удостоил его даже взгляда, а галеристы снизошли только до скупого приветствия и дежурных улыбок, после чего все трое с подобострастным радушием набросились на известного политика-лейбориста, вошедшего вслед за Алистером. Алистера это задело. Понятно, что ждали здесь не его, но так открыто это ещё никто не позволял себе демонстрировать. И ладно бы, художник – что взять с мазилы, впервые попавшего в высшее общество? Он может узнать только тех, кого видел по телевизору, того же лейбористского демагога, например. А вот Джоплинг, владелец галереи, мог бы быть и полюбезнее – на прошлогоднем рождественском благотворительном балу Алистер был представлен ему как «большой друг лорда Кейма».

Перебросившись несколькими общими фразами с парой знакомых, Алистер, предоставленный самому себе, принялся слоняться по битком набитым галдящим залам, то и дело задаваясь вопросом, что он здесь забыл. Всё было как всегда: публика упивалась дармовым шампанским, козыряла туалетами и охотилась за «главными экспонатами выставки», к коим Алистер никак не относился. Никто не обращал на него внимания, и чтобы хоть чем-то себя занять, Алистер принялся рассматривать картины, до которых здесь, как и до него, никому не было дела. Картины, надо отдать должное, были свежи и необычны, и вскоре Алистер с головой ушёл в абстрактный мир авангардного художника.

– Добрый вечер, сэр Алистер!

В воздухе пахнуло смутно знакомым горьковатым парфюмом. Алистер вздрогнул и, на миг прикрыв глаза, медленно обернулся.

– Я рад, что вы смогли прийти, – сказал герцог, протягивая ему бокал с шампанским. – Без вас эта вечеринка много потеряла бы.

В образе богемного тусовщика: узкие клетчатые брюки, небрежно повязанный галстук-аскот в божьих коровках – герцог смотрелся так же естественно и органично, как и в облике аристократичного денди. В его тоне и выражении лица не было и намёка на затаённую обиду из-за их давешней ссоры, и Алистер перевёл дыхание.

– Так это вы меня сюда пригласили? – Алистер принял бокал и тут же пригубил, пряча улыбку. После того унизительного приёма и полного игнорирования, которое ему здесь устроили, внимание герцога ему польстило. Вернее, реакция посетителей на его проявление. Внешне ничего не изменилось: публика всё так же галдела, шумела, фланировала и потягивала шампанское, – но всё её внимание – Алистер чувствовал это очень хорошо – теперь было приковано к ним – похоже, герцога здесь прекрасно знали. Это был достойный реванш. Алистер с мстительным злорадством представил себе, как это надменное сборище кусает сейчас локти, что не обращало внимания на человека, у которого, оказывается, такие знакомые. Но радовался он недолго: мысли о реванше тут же свернули на подозрения об истинных намерениях герцога – после того как он так грубо отшил герцога в итонской столовой, Алистер всё время опасался, что герцог этого так не оставит, и постоянно ожидал мести.

– Я подумал, – развёл руками герцог, – что корзины цветов и карточки с извинениями будет явно недостаточно, чтобы загладить мою провинность.

Алистер внутренне весь подобрался, ожидая подвоха: чтобы такой человек, как герцог, просил прощения у него, который ему в слуги годился и который, к тому же, его оскорбил?! Как бы не так. Алистер был одновременно раздосадован: любезность герцога – всего лишь смена тактики, а не искренняя благосклонность, – но и доволен собой, что сумел его раскусить: предупреждён – значит вооружён. План действий ясен: не вестись, не верить, нападать первым.

– Я мог прийти не один.

– Но ведь пришли. Простите, сэр Алистер, но я достаточно хорошо знаю лорда Кейма и то, какие мероприятия он предпочитает.

– Я мог вообще не прийти.

– Но пришли же! – герцог подмигнул. – Это потому, что за время нашего непродолжительного знакомства я также успел составить себе представление о том, какие мероприятия способны заинтересовать вас, сэр Алистер. Лучший ученик итонского курса «Истории искусств» просто не мог пропустить такое событие.

– Ну что ж, вынужден признать, – сделал ещё один глоток Алистер, – с выбором вы не ошиблись – выставка и вправду очень интересна.

– Выбором?! – герцог от души рассмеялся. – Мой дорогой сэр Алистер, эту выставку я устроил исключительно ради того, чтобы пригласить на неё вас.

– Её устроили вы?!

– Я довольно известный меценат, – небрежно заметил герцог. – Покровительствую искусствам. Ради этого я в своё время даже отказался от многообещающей политической карьеры. Джей, владелец галереи, мой хороший друг, а Гэри, как вы уже сами могли убедиться, подающий большие надежды художник. Вот я и решил убить двух зайцев: и с вами повидаться, и юному дарованию помочь.

– Вы всем дарованиям так помогаете? Или только юным и смазливым?

– А вы никак ревнуете, сэр Алистер? – В уголках герцогских глаз пролегли лучики-морщинки: тень не то усмешки, не то насмешки. – Не стану утверждать, что мне это неприятно.

– Нет, я просто небезразличен к одарённым личностям и их судьбе.

– Тогда вам, наверное, будет интересно узнать, что я и сам пишу весьма недурственные картины, если верить критикам. – Герцог бросил беглый взгляд на внушительное полотно, у которого они стояли, будто мысленно сравнивал себя с Мастером.

– …которых вы кормите.

Герцог рассмеялся.

– Иногда у меня самого закрадываются подобные подозрения. Но мне только что пришла в голову блестящая мысль, как проверить искренность их отзывов. – Герцог, загадочно улыбнувшись, сощурился и, подняв свой бокал, принялся рассматривать на свет его содержимое, будто в нём, как в магическом кристалле, можно было прочесть ответы на терзающие его вопросы. – У вас прекрасный вкус, сэр Алистер, к тому же, мне вы уж точно не станете льстить. Как вы смотрите на то, чтобы приехать ко мне в гости и оценить мои работы? Лорда Кейма с собой, думаю, брать не стоит – ему будет скучно.

Скептик внутри Алистера торжествующе потёр ручки. Этого и следовало ожидать.

– Увы, герцог, с понедельника по субботу у меня занятия, а выходные и каникулы распланированы на год вперёд.

– Из Итона в Уобурн около часа езды. Я заеду за вами после занятий, вы посмотрите мои картины, переночуете у меня, а утром я отвезу вас обратно.

– Отчаянный вы человек, герцог, – делать подобные предложения.

– Почему же? – герцог обезоруживающе улыбнулся. – Я ничем не рискую. В лучшем случае вы согласитесь. В худшем – я разозлю вас ещё больше. Но даже в этом случае я ничего не теряю, ибо смогу ещё раз полюбоваться на вас, сэр Алистер, в гневе – вы в ярости чудо как хороши. Тогда в Итоне я чувствовал себя коварным герцогом на дуэли с прекрасным юным рыцарем без страха и упрёка. Честное слово, сэр Алистер, в вашей гневной обличительной речи я слышал звон клинков и скрежет металла. Вы делаете честь своему сословию.

– А вы поэт, герцог. При дворе все дамы были бы ваши.

– Что мне дамы? Если мне нужен один-единственный баронет…

– Мне пора, герцог. Спасибо за приглашение. Но в будущем не утруждайте себя подобными уловками – впредь без Кристиана я не стану больше никуда ходить.

– Так это просто замечательно, сэр Алистер! – воскликнул герцог. Если бы не контекст, Алистер готов был бы поклясться, что герцог и вправду обрадовался. Это от герцога, видимо, не укрылось, потому что он склонился к уху Алистера и, доверительно понизив голос, сказал: – Это значит, сэр Алистер, что мне удалось несколько поколебать ваши убеждения, раз вы решили, от греха подальше, больше не рисковать и не оставаться наедине с соблазном. А соблазн, который подавляют, – подмигнул герцог, – от этого только крепнет.

Алистер против воли улыбнулся. Герцог этим тут же воспользовался.

– И вот ещё одно прекрасное событие за этот вечер, – герцог ликовал. – Вы улыбаетесь, сэр Алистер! Даже не знаю, каким вы мне нравитесь больше: когда гневаетесь или когда радуетесь. Думаю, когда мы будем вместе, я буду чередовать эти состояния у вас. Раз в неделю злить, а потом всячески искупать свою вину. Уверен, нам обоим это очень понравится.

– А вам точно нужен я? Может, вам лучше воспользоваться услугами профессиональной госпожи?

– О, можете быть уверены, сэр Алистер. В этой роли вы вне конкуренции.

– Не стану спорить, – усмехнулся Алистер. – Похоже, мсье знает в этом толк не понаслышке.