Текст книги "Открой глаза и забудь об Англии (СИ)"
Автор книги: La Piovra
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
Будучи не в меру честолюбивым юношей, который не находил выхода своему тщеславию, Алистер полностью сосредоточился на учёбе – благо отсутствие закадычных дружков и наличие амбиций, ума и способностей, особенно к гуманитарным наукам, этому всецело способствовало, равно как и рано проснувшаяся сексуальность, которую надо было как-то сублимировать.
Алистер неизменно входил в тройку лучших учеников своего блока. Алистер виртуозно обращался с ложкой для грейпфрута и вилкой для омаров. Алистер прекрасно разбирался в искусстве и владел латынью в совершенстве. Но для настоящего успеха в жизни этого было мало. Нужен был ещё некий таинственный компонент, определения которому Алистер, в силу возраста и нехватки опыта, не мог дать, но который решал всё, – характер, внутренний стержень, а с этим были проблемы. Потому что это или наследуется, или воспитывается. Отец не дал ему ни того ни другого.
И Алистер, помня то незабываемое впечатление, которое на него произвели родители одноклассников в первый итонский день, с маниакальной одержимостью начал присматриваться ко всем мало-мальски видным мужчинам – благо в Итоне в них недостатка не было: родители учеников, руководство школы и многочисленные почётные гости, – пытаясь разгадать их секрет. Пытливый взгляд исследователя жадно ловил жесты, взгляды и манеру держаться. Алистер часами вертелся перед зеркалом, пытаясь воспроизвести и закрепить урванные украдкой символы чужого успеха – поворот головы, улыбку, выражение лица.
Не проходило и дня, чтобы он не предавался фантазиям, воображая себе, что привлёкший его внимание мужчина – его близкий влиятельный родственник, друг семьи или – самая сладкая фантазия! – его собственный друг. И в минуты депрессии, слабости, грусти, которыми так изобилует жизнь любого подростка, Алистер находил утешение, упиваясь своим триумфальным реваншем, в красках и деталях представляя себе, как он появляется в школе в обществе подобного человека.
Алистер настолько сросся со своими детскими фантазиями, что и сам не заметил, как они превратились в совсем не детские. Просто однажды, после особо сильного приступа отчаяния и одиночества, он долго не мог уснуть. Не помог даже яркий воображаемый променад с ярким воображаемым другом на глазах всего Итона. Алистеру было так плохо, что он сам не заметил, как они с другом перенеслись с Хай-стрит к нему в комнату. Друг лежал рядом, умный, сильный, всё понимающий, – Алистер чувствовал его дыхание и тепло его тела. С ним было спокойно и волнующе одновременно. Ощущение присутствия было столь сильным, что Алистера окатило жаркой волной, будто рядом действительно кто-то лежал, живой и горячий. Начав задыхаться, Алистер откинул одеяло и открыл окно, но легче не стало. Он весь пульсировал и дрожал – жар исходил от него самого. Алистер вернулся в кровать и прикрыл глаза. Руки инстинктивно потянулись к источнику жара, и Алистер уже и сам не понимал, чьи это руки – его или «друга». В ту ночь он так и не уснул. Будучи далеко не глупым, Алистер быстро сообразил, что это было, и осознание своей истинной природы вызвало в нём не потрясение, а облегчение. «И очень хорошо, – думал он, с остервенением застирывая простыню, прежде чем отдать её в прачечную. – Просто прекрасно! Это решает все вопросы».
Усердная работа над собой принесла плоды. На Алистера начали обращать внимание. Но сверстники и даже старшие парни его уже не привлекали – между лестным, но двусмысленным титулом «итонской тартинки» и сомнительной славой «итонской подстилки» была очень тонкая грань, а Алистер хотел, чтобы им восхищались, а не презирали. К тому же, альянс с теми, кто сами только начинали свой путь, пусть и в весьма привилегированных стартовых условиях, больше не казался ему такой уж соблазнительной идеей. Из грязи в князи – это слишком вульгарно. Безупречная карьера: из закрытой привилегированной школы для мальчиков – в закрытый элитарный мужской мир. Алистеру нужен был – он не любил слово «покровитель» – старший друг, наставник, проводник в высшее общество, знающий все ходы и выходы и способный кратчайшими путями в кратчайшие сроки провести его на вершину.
Мама чахла в деревенской глуши и теряла вкус к жизни, а вместе с ней – и к еде. Ушла она тихо и незаметно, как и жила, когда Алистеру исполнилось пятнадцать. И Алистер лишился единственного союзника. Мать презирала отца, Алистер это чувствовал и в глубине души был с нею солидарен, хотя они ни разу не обменялись даже намёком на это. Они были молчаливыми заговорщиками, и общая тайна сближала даже больше, чем кровные узы. Алистер был уже достаточно взрослым, чтобы не питать иллюзий насчёт отца. Отец у него имелся лишь номинально – как биологический производитель: он дал ему жизнь, но никак не помогал в ней продвинуться. Алистер же считал, что отец – это не тот, кто сделал сына, а тот, кто сделал из сына мужчину. Да и разница в возрасте взаимопониманию не способствовала: Алистер родился, когда отцу исполнилось пятьдесят.
Стыдно признаться, но Алистер стыдился отца. И апогея этот жгучий стыд достиг, когда он впервые увидел отца рядом с их легендарным соседом. Его оглушило то мощное сочетание секса, харизмы и власти, которое излучал этот породистый лорд без возраста, живое воплощение лучших черт его детского воображаемого друга. И всё то надменное высокомерие, которое Алистер так прилежно культивировал три года в Итоне, испарилось без следа под обжигающим иронично-насмешливым взглядом умных и проницательных мужских глаз. Глаза эти раздевали, и тело, и душу, и его самые сладкие и смелые фантазии даже в подмётки не годились тому, что он чувствовал наяву в присутствии этого самоуверенного лорда. Кровь отхлынула, образуя в теле и мыслях вакуум, чтобы тут же, с утроенной силой, накатить прибойной волной обратно, захлёстывая его с головой и стремительно собираясь там, где в ней больше всего нуждались. В тот момент Алистер и сам не смог бы сказать, чего он хотел больше: стать таким, как лорд Кейм, или самого лорда Кейма. Единственное, чего он в тот момент стыдился, была полная потеря самоконтроля, из-за которой он не мог подать себя во всей своей красе, и, как следствие, панический страх, что лорд Кейм примет его за деревенского дурачка – достойного сына своего отца.
Получив предельно откровенное предложение Кристиана, Алистер не долго думал. После той первой ночи с воображаемым другом он знал, чем привлечь и удержать друга реального – так необходимого ему покровителя и наставника. Он бросился в омут с головой и ни минуты об этом не жалел. Лорд Кейм был идеальным решением: у него было высокое положение в обществе, как деловом, так и аристократическом; у него имелись деньги и титул; он обладал настоящей властью, и формальной, и персональной. И лорд Кейм был настоящим лордом – у него было главное: харизма и характер.
В детстве мама, как мантру, повторяла, что «такой умный и красивый мальчик непременно женится на принцессе, не меньше». К счастью, цинично усмехался Алистер, собирая чемодан в Лондон, для умных и красивых мальчиков выбор принцессами не ограничивается.
***
Кристиан принялся за него с первой минуты. И делал это очень тактично.
Поезд прибыл на вокзал Паддингтон точно по расписанию – в половине девятого.
Побросав вещи Алистера на заднее сиденье своего штучного канареечно-жёлтого «бентли», Кристиан повёз его в «Савой», где забронировал ему и себе номера. После завтрака, окинув Алистера внимательным взглядом профессионального Пигмалиона, он задержал глаза на его серой в разноцветных ромбах безрукавке и сказал, что собирается посвятить этот день шопингу, после чего спросил, не желает ли Алистер составить ему компанию. Вопрос, конечно, был риторическим.
Рейд по эксклюзивным бутикам Бонд-стрит принёс Кристиану шёлковый шейный платок, а Алистеру – полное обновление гардероба, начиная ботинками ручного пошива и заканчивая платиновыми дизайнерскими запонками.
В каждом магазине всё начиналось с того, что Кристиан набирал ворох рубашек, галстуков или брюк и с видом заправского фэшионисты принимался вертеться перед зеркалами, после чего с неизменным сожалением констатировал: «Нет, мне это не идёт». По мнению Алистера, лорд Кейм был из той редкой породы людей, которым шло решительно всё, потому что не одежда их красит, а они сами способны украсить собой что угодно, и он, стесняясь и смущаясь, неловко и сбивчиво пытался убедить не то мнительного, не то кокетничающего Кристиана в его неотразимости. Кристиан оставался непреклонным.
– Я немного шопоголик, – отвечал он со стыдливой улыбкой, будто признавался в тайном пороке, пропуская комплименты мимо ушей. – Когда вижу отличную вещь, не могу удержаться от покупки, даже если знаю, что носить не буду. Поэтому предлагаю компромисс – давай возьмём её тебе. И моя нездоровая страсть будет удовлетворена, и вещь без дела пылиться не будет.
На это возразить было нечего, и Алистер отправлялся в примерочную. И замирал в неверии, когда скучный прилизанный колледж-бой на глазах превращался в стильного и сексапильного плейбоя. Затаив дыхание, краснея и смущаясь такой переменой, он показывался Кристиану и в ответ неизменно слышал: «Видишь, как этот покрой подчёркивает стройность твоей фигуры? Заметил, как заиграли твои глаза с таким галстуком? Чувствуешь, как возрастает самооценка в таких ботинках?» Алистер видел, замечал и чувствовал.
Под конец Кристиан настолько воодушевился одним льняным костюмом и тонкой батистовой рубашкой к нему, что попросил Алистера не снимать их, а продавца – срезать этикетки прямо на нём. Расплатившись, он подхватил пакеты с покупками и направился к выходу, совершенно забыв об одежде, в которой Алистер пришёл. Алистер не забыл, но напоминать не стал – он был достаточно сообразительным, чтобы понимать намёки с полуслова, особенно такие прозрачные, – и был благодарен Кристиану за эту деликатность даже больше, чем за столь неожиданные и щедрые подарки. Эта тактичность проявлялась везде и во всём. И прежде всего – в постели.
– Ты очень чувственный, мальчик, – говорил ему Кристиан. – Из тебя получится превосходный любовник. Всё, что тебе для этого надо, – просто расслабиться и отпустить себя на свободу.
Впрочем, словами Кристиан выражал разве что комплименты, всё остальное он объяснял губами, руками и языком. Алистер жадно ловил новые тайные знания и с пылом и рвением отличника тут же принимался воплощать их на практике. Это было несложно: достаточно было представить Кристиана королём, а себя – его фаворитом, блистательным герцогом или маркизом, и генетическая память потомственного аристократа всё остальное довершала сама.
– Relax… Unwind… – шептал ему король на ухо, пока его пальцы настойчиво и бесстыже ласкали его. – Let it out… Let it in…
Алистер обычно прерывал эти ласки в полуготовности, сам решительно поворачиваясь на живот, – ему нравилось, чтобы было немного больно: всё то новое, так стремительно ворвавшееся в его жизнь, было настолько восхитительным и неправдоподобным, что боль оставалась единственной связью с реальностью – подтверждением того, что это ему не снится.
Впрочем, эти ухищрения вскоре отпали за ненадобностью, потому что Кристиан причинил ему боль гораздо более сильную, чем физическая.
…Значит, всё это было притворством и ложью, желанием расшевелить и подбодрить его. А когда Кристиан окончательно убедился в том, что он безнадёжен, решил сказать правду. Значит, он не только никчёмная личность, но и никудышный любовник, раз Кристиан не видит для себя другого выхода, кроме как завести нормального любовника на стороне. И при этом ему хватает благородства и великодушия, чтобы не бросить его. Это было так унизительно, что Алистер лишился дара речи. Кристиан со свойственным ему тактом удалился, оставив его наедине.
Полчаса спустя Алистер нашёл его в баре и, не глядя в глаза, глухо сказал: «Я согласен». Они были вместе всего две недели, но Алистер уже не мог представить себе жизни без Кристиана. Этого следовало ожидать – этот мужчина слишком хорош для него, и раз Алистер не может удовлетворить его в главном, будет только справедливо, если Кристиан получит это от тех, кто в состоянии ему это дать. А рано или поздно он, Алистер, научится – это не может быть сложнее греческого или даже физики. Главное – не потерять Кристиана.
***
Кристиан исправно его навещал. При наличии частного самолёта это не было проблемой: из Гамбурга в Лондон всего полтора часа лёту, а из Хитроу в Итон – и вовсе каких-нибудь двадцать минут. Обычно Кристиан заезжал за ним в субботу после занятий, и они вместе куда-нибудь отправлялись: на светские рауты, деловые обеды, богемные вечеринки или модные тусовки. Игра под названием «жизнь» началась, и Алистер усердно постигал её правила, впитывая, как губка, жесты, улыбки и фразы-пароли.
В этот раз Кристиан припозднился, и теперь, даже не присаживаясь, ждал у порога, пока Алистер пыхтел над забитым до отказа чемоданом, пытаясь втиснуть в него толстый учебник по истории искусств, контрольная по которой была в понедельник первым уроком, и клюшки для гольфа, в который они собирались завтра играть. Задача усложнялась тем, что мысли и движения его от присутствия и близости Кристиана путались. Наконец молния натужно поддалась, и Кристиан нетерпеливо ступил вперёд, чтобы взять чемодан. Алистер мягко отвёл его руку.
– Ты не хочешь… задержаться немного? – Юношеские пальцы коснулись мужских боков.
– Что, прямо здесь? – Широкие мужские ладони перехватили тонкие мальчишеские запястья. – А вы затейник, сэр Алистер.
– А вы никогда не хулиганили, когда учились здесь, лорд Кейм? – Юношеское бедро потёрлось о мужскую ширинку.
– Так – нет. – Мужские руки отпустили запястья и сжали мальчишеские ягодицы.
– Значит, самое время наверстать. – Юношеские руки, получив свободу, вцепились в пряжку мужского ремня.
– Я имел в виду, тогда я не был председателем правления этой школы. – Мужские руки рванули края школьной рубашки, и на пол посыпались пуговицы.
– Тем более. – Юношеские пальцы дёрнули молнию на мужской ширинке, и брюки отправились вслед за пуговицами. – Должно же в этой должности быть хоть что-то приятное.
– Сэр Алистер, я вас не узнаю. – Кристиан резко развернул Алистера спиной к себе и, толкнув его на кровать, одним рывком стянул с него джинсы вместе с трусами. – Похоже, я на вас плохо влияю.
– По-видимому, да. – Алистер поднялся на колени и, прогнувшись в пояснице, упёрся руками в спинку кровати. – Но мне никогда ещё не было так хорошо. – Алистер вспомнил о Маккое за стенкой и громко застонал.
– Было восхитительно, мальчик. Ты меня приятно удивил.
Алистер довольно усмехнулся – что там говорить, он сам себя удивил. То, что первоначально задумывалось как «радиоспектакль для Маккоя», на поверку оказалось лучшим сексом в его жизни. Опасаясь, что его крики и стоны покажутся слишком фальшивыми и наигранными, Алистер решил пойти на небольшие жертвы и отказаться от прелюдии. «Лорд Кейм, – шепнул он Кристиану, мягко, но решительно отводя его пальцы. – Давайте не будем терять время – я не леди, а вы лорд. Так возьмите меня так, как подобает лорду, когда он не с леди». Кристиан переменился в лице, и перемена эта Алистера очень завела. Кристиан забыл о том, что он лорд, а Алистер забыл себя и Маккоя. Всецело отдавшись стихийной первобытной мужской силе, он слился с нею в единое целое и растворился в ней, чтобы, вобрав её в себя, выйти из неё перерождённым. И то, что он в себя впускал, было столь мощным, что держать его в себе не было никаких сил, и он, захлёбываясь криком, выпускал из себя вместе с ним страхи, сомнения и слабость, расчищая и освобождая место для силы и мощи, врывавшихся в него и заполнявших его собой. Так Алистер узнал, что секс может быть чем-то гораздо большим, нежели простое физическое наслаждение, – алхимическим актом преображения, растворившись в котором, можно забыть, пусть всего лишь на мгновение, о своей ущербности и несовершенстве, чтобы выйти из него чуть сильнее и увереннее. Он прошёл инициацию. Будучи с мужчиной, он стал мужчиной.
– Чем именно? – мысленно согнув руку в локте, Алистер выставил себе А с тремя плюсами.
– Всем. – И это были не просто слова – Кристиан, несмотря на только что утолённый голод, опять пожирал его взглядом, и в глазах его было восхищение с вожделением. – Я люблю, когда громко и грубо.
– Что же ты раньше не говорил?
– Боялся тебя напугать – своей необузданностью. Но ты мог бы и сам намекнуть, что хочешь погорячее. – Кристиан легонько дёрнул его за прядь взмокших от пота волос, будто подтверждая своё недовольство.
– Боялся тебя отпугнуть – своей разнузданностью.
Ответ получился достойный. И Кристиан это оценил – довольно рассмеявшись, он обнял его за плечи и, порывисто притянув, прижал к себе. И было в этом порыве что-то такое, что Алистер понял: они только что переступили некую невидимую, но разделявшую их грань, после которой всё будет по-другому. Кристиан больше не будет искать компенсации на стороне, а у него больше не будет унизительных дублёров. Для полного счастья не хватало только окончательного подтверждения Кристиана. Ему мало было это увидеть. Он хотел это услышать.
– Значит… – Алистер на миг запнулся, собираясь с мужеством, но, так и не решившись спросить напрямик, несколько видоизменил вопрос: – Будешь приезжать чаще?
Алистер рассеянно погладил вялый мужской член.
– Чаще не получится.
– Почему? – Алистер сжал мягкий ствол. – Почему бы тебе вообще не вернуться в Англию? Сегодня не проблема вести дела удалённо.
– Сегодня и сексом можно заниматься удалённо.
Алистер убрал руку.
– Так вот бизнес – как секс. – Кристиан, перехватив строптивую «беглянку», вернул её обратно. – Удалённо не получится.
– Зачем тебе вообще этот бизнес? – Пальцы Алистера принялись лениво теребить встрепенувшийся член Кристиана. – Хочешь стать богаче королевы?
– А ты уверен, что я ещё не стал?
– Тогда тем более. – Пальцы Алистера сомкнулись вокруг члена Кристиана в кулак, и рука его задвигалась быстрее. – Почему бы тебе не передать дела управляющим и не наслаждаться жизнью?
Почувствовав прогресс, Алистер убрал руку и припал к члену ртом.
– Я и наслаждаюсь. – Пятерня Кристиана зарылась ему в волосы и задвигалась в такт. – Сполна.
Алистер поднял голову, выпустив член изо рта.
– Ах да, я забыл.
– Полная жизнь и наслаждение ею – вопрос личного выбора, мальчик. – Кристиан мягко нагнул растрёпанную голову обратно. – А не чьей-то благосклонности.
– Если любишь бизнес – возможно. – Губы Алистера обхватили набрякшую тугую головку.
– Как раз бизнес, как и любое другое дело, – рука Кристиана с силой надавила на затылок Алистера, – требует безоговорочной преданности и самоотдачи. Всё остальное – опционально. Когда найдёшь, что любишь, – поймёшь.
– Я уже нашёл. – Алистер, раскрыв рот и расслабив глотку, целиком заглотнул налитой член.
– Это невроз, мальчик, это пройдёт.
Алистер разомкнул губы, готовясь освободить рот для ответа. Но Кристиан, разгадав его намерения, схватил его за волосы, не давая сдвинуться с места, и, приподняв бёдра, толкнулся вперёд. Во рту и в паху Алистера пульсировало и распирало. И его контраргумент, ещё секунду назад казавшийся таким метким, вдруг потерял всякий смысл. Ум отключился, и Алистер, упустив нить дискуссии, полностью сосредоточился на более действенной аргументации.
***
В Уорр-хаус Алистер вернулся в понедельник в восемь утра. Наскоро переодевшись в школьную форму, он переложил из чемодана в рюкзак учебники и тетради с домашними заданиями и бросил взгляд на часы. До начала собрания, посвящённого морально-этическим вопросам, которое он выбрал в качестве альтернативы утренним религиозным проповедям в часовне, оставалось десять минут – он вполне ещё успевал позавтракать. Завтраком в отеле, где они с Кристианом останавливались, он без сожаления пожертвовал ради более вкусного «десерта» – «файв-о-клок-секса», как его называл Кристиан, – который только усилил чувство голода, и сейчас Алистер ощущал зверский аппетит. Подхватив рюкзак, он захлопнул дверь комнаты и, сбежав вниз по лестнице, почти нос к носу столкнулся с главой дома.
– А, мистер Уинфилд, – сказал тот вместо приветствия, преграждая ему путь. – Мне-то вы и нужны – я как раз поднимался к вам.
– Слушаю вас, мистер Кларк. – Алистер недовольно поморщился, напуская на себя вид занятого делами государственной важности лорда, которого лишь врождённые манеры удерживают от того, чтобы смахнуть с дороги досадливую мошку.
– Мистер Уинфилд, – начал глава дома, стараясь не смотреть Алистеру в глаза. – В прошлую субботу, во время ежевечернего обхода, я слышал из вашей комнаты шум непонятного происхождения.
– Непонятного? – Алистер выгнул тонкую бровь. – Хорошо, что этого не слышит лорд Кейм. Он наверняка решил бы, что в Итоне стремительно падает интеллектуальный уровень.
– Мистер Уинфилд. Ваше остроумие сравнится разве что с остроумием лорда Кейма. Я вам задал вопрос: откуда шум?
– Ума не приложу, – пожал плечами Алистер. – Меня навещал лорд Кейм. Возможно, мы слишком громко разговаривали – в общении он иногда бывает очень несдержан, знаете ли.
– Нет, не знаю. За всё время нашего с ним общения я за ним ни разу ничего подобного не замечал.
– Возможно, это потому, что с вами он не обсуждает темы, которые обсуждает со мной?
– Видимо, да, мистер Уинфилд.
– Ну, а теперь, когда мы выяснили это недоразумение, вы больше не будете возражать, если мы время от времени всё же будем немного… шуметь?
Алистер смотрел на главу дома с неприкрытой насмешкой. Глава дома отвёл взгляд.
– Как можно, мистер Уинфилд, – сказал он, уступая дорогу. – Желаю вам с лордом Кеймом приятных бесед.
3.
В Англии, вернее, в её высшем свете, Кристиан давно уже присутствовал чисто номинально – в книге британских пэров. Алистер же, как обладатель одного из низших дворянских титулов и достойный сын своей матери, желал блистать в свете. В обществе лорда Кейма.
– Давай съездим на Королевский Аскот, – сказал он Кристиану во время зимних каникул в Вербье.
– Зачем? – лениво зевнул тот. – Там один парад тщеславия и смертная скука.
– Мне нравятся скачки.
– Тогда у меня есть более интересная идея, куда направить твой запал, – оживился Кристиан и, сжав ладонями бёдра Алистера, неспешно и многозначительно их огладил. – Из тебя получится великолепный наездник.
– Одно другому не мешает, – пробормотал тот, вздымаясь и опускаясь над Кристианом в такт его поглаживаниям.
– О’кей, договорились. Предлагаю не терять времени даром и сейчас же приступить к тренировкам.
Дебютный заезд Алистера, видимо, получился убедительным, потому что утром следующего дня Кристиан отправил в службу Сент-Джеймского дворца прошение о предоставлении ему доступа в Королевскую трибуну Аскота – для Алистера это было первое её посещение, и потому он нуждался в рекомендации и поручительстве лица, бывавшего там не менее четырёх раз, – и, не сомневаясь в положительном исходе ходатайства, тут же заказал билеты и пропуска для себя и Алистера.
***
Полгода пролетели, как самолёт из Гамбурга в Лондон, и наступила третья неделя июня.
Скачки открывались во вторник, но Кристиан предупредил, что сможет приехать только в четверг. Алистер сделал для приличия кислую мину, но в душе не возражал: через неделю заканчивался учебный год, в школе полным ходом шли экзамены, и присутствие Кристиана существенно усложнило бы подготовку к ним. К тому же, он ничего не терял: если Королевские скачки в Аскоте были главным событием английского спортивно-светского календаря, то их третий день, приходившийся на четверг, традиционно считался апогеем этого мероприятия. В этот день, прозванный женским, леди выгуливали свои самые смелые шляпки, а лошади и жокеи состязались за главный приз Королевских скачек – Золотой Кубок, что гарантировало повышенный интерес прессы и существенно повышало шансы гостей засветиться в светской хронике.
Аскот располагался в девяти милях от Итона, а сами скачки начинались после обеда, что позволяло Алистеру посещать их без ущерба для занятий в школе. Первый забег из шести стартовал в половине третьего, но для Алистера гораздо важнее было успеть к торжественному открытию скачек – королевской процессии, выезжавшей в два часа пополудни из Виндзорского замка. Кристиан прибыл в обед. Алистеру от волнения есть не хотелось, а Кристиан перекусил в самолёте, и они принялись собираться.
Алистер придирчиво оглядел себя с Кристианом в зеркале и остался чрезвычайно доволен – оба выглядели, как аристократы с парадного портрета: чёрные визитки, серые брюки в тонкую полоску, шёлковые галстуки, розовый и бордовый, и начищенные до зеркального блеска ботинки – всё сшитое на заказ лучшими лондонскими портными. Взяв в руки матовые цилиндры, они вышли из комнаты. Алистер запер дверь и забежал на минуту к Маккою, «чтобы оставить ключи».
– Мы с Кристианом в Аскот, а оттуда прямиком в Лондон, не хочу с ними таскаться, пусть полежат у тебя, ага? – скороговоркой затараторил он, бросая ключи на комод у двери.
– Ага, – без особого энтузиазма буркнул Йен. – Ты когда вернёшься?
Алистер, вздохнув, закатил глаза, давая понять, что он думает о подобных детско-наивных вопросах.
– Завтра утром.
Многозначительно улыбнувшись и подмигнув Йену на прощание, Алистер вышел в коридор, где его поджидал Кристиан. Вместе они спустились вниз, где их уже ждал заказанный Кристианом лимузин, и отправились на ипподром.
– Не желаете сделать ставку, сэр Алистер? – спросил Кристиан, когда они проходили мимо букмекерских контор.
– Я уже сделал, – невозмутимо ответил Алистер. – Я ставлю на вас, лорд Кейм.
Кристиан рассмеялся, одобрив выбор, и они направились к Королевской трибуне, где заняли свои места среди высшей аристократии и сливок общества.
Вскоре показался кортеж с членами и гостями королевской семьи. Открытое ландо, запряжённое четвёркой серых «виндзорских» лошадей, въехало в Парадное кольцо. Заиграл гвардейский оркестр, и над ипподромом понеслись звуки гимна «Боже, храни королеву». Трибуны радостными криками и флажками приветствовали своего монарха. Королева в ответ махала пухлой ладошкой в белой перчатке, принц-консорт приподнимал цилиндр. Экипаж, сделав почётный круг, остановился напротив входа в Королевскую ложу. Из него вышла Елизавета II, похожая в своём кукольно-розовом облачении на престарелую барби, и в сопровождении мужа и остальных членов семьи прошествовала в нескольких ярдах от Алистера с Кристианом в свою ложу. Алистер перехватил ошарашенно-недоуменный взгляд принца Гарри, вместе с братом замыкавшего королевскую процессию, и понял, что день удался, даже если ничего другого сегодня больше не случится: Маккой проинформирует о его возвышении школьные «низы», а принц позаботится о «верхах».
Королевская чета заняла свои места, всеобщее возбуждение унялось, и начались бега. Спортивный азарт и аристократический шик, вековые традиции и последний писк моды, породистые скакуны, родословной не уступающие своим владельцам и болельщикам, и дамы, безуспешно соперничающие за мужское внимание с лошадьми, слились воедино, образуя ту неповторимую смесь, которая вот уже около трёхсот лет олицетворяет атмосферу Аскота.
Закончился заезд на Золотой Кубок, и возбуждённые любители скачек, галдя и шумя, дружной толпой двинули к барам: кто праздновать победу, а кто – запивать поражение.
– Лорд Кейм, вы ли это?! – Алистер с Кристианом обернулись. Стремительной походкой к ним приближался высокий стройный мужчина с королевской осанкой и царственным профилем – хоть сейчас на монету. В его облике не было ни одного яркого пятна: чёрный цилиндр, серая визитка, бледно-голубой галстук с жемчужной булавкой, – но стоило ему появиться, как незнакомец тут же приковал к себе всеобщее внимание, которому могла бы позавидовать сама королева. Там, где он проходил, почтительно расступалась знать, смолкали разговоры, и даже радостная суматоха вокруг, казалось, резко приутихла.
– Глазам своим не верю! Генри! – Кристиан просиял и бросился незнакомцу навстречу. Алистер, чуть поотстав, последовал за ним. В полушаге друг от друга мужчины на миг застыли, но Кристиан, решительно выступив вперёд, тут же заключил незнакомца в объятия.
– Я думал, вы навсегда покинули Англию, – сказал тот, мягко отстраняясь.
– Боюсь, – рассмеялся Кристиан, – мне это не под силу, пока наша добрая старушка производит на свет таких пленительных юношей.
Две пары глаз повернулись к Алистеру. Незнакомец теперь стоял вполоборота к нему, и взору Алистера открылись его собранные в хвост, волнистые пепельные волосы.
– Да, действительно. – Алистер почувствовал на себе быстрый цепкий взгляд незнакомца, которым тот окинул его с ног до головы. – Вы не представите мне вашего спутника, лорд Кейм?
– Почту за честь, Генри, – улыбнулся Кристиан, отступая чуть в сторону. – Джентльмены, позвольте вас познакомить. Сэр Алистер Уинфилд – Генри Рассел, герцог Бедфордский.
– Очень приятно, герцог, – от волнения и неожиданности голос Алистера сел.
– А уж мне как приятно, сэр Алистер. – Герцог одарил Алистера благосклонной улыбкой и, задержав его руку в своей, повернулся к Кристиану: – Лорд Кейм, вы позволите мне чем-нибудь угостить вас с сэром Алистером?
– С удовольствием, герцог. Эту эпохальную встречу надо отметить. Сколько же мы не виделись?
– Да уж пятнадцать лет будет в июле.
– Вы так точно помните, герцог.
– Вас разве забудешь, лорд Кейм?
Герцог повёл их в «Parade Ring Restaurant». Ресторан был полон, но для герцога и его гостей тут же нашёлся столик с восхитительным видом на Парадное кольцо и Пьедестал победителя. Мужчины поснимали головные уборы, и из-под цилиндра герцога, как из шляпы фокусника, вырвалась на свободу его буйная шевелюра. Алистер озадачился вопросом, как она туда вообще поместилась, и с трудом подавил улыбку, представив, как герцог старательно упаковывает её в тулью цилиндра, словно в футляр. От окончательного разврата это кудрявое буйство сдерживала только чёрная атласная лента, которой непослушные кудри герцога были небрежно перехвачены ниже затылка. К такой причёске больше подошла бы пиратская треуголка, нежели джентльменский цилиндр, подумал Алистер, но живописная шевелюра смотрелась на герцоге неожиданно органично, не только не нарушая безупречный аристократический образ, но даже добавляя ему шарма и стильности. Алистер мысленно восхитился эффектом и взял приём на заметку: жёсткий дресс-код Аскота превращал мужчин в стаю безликих чёрно-серых ворон, незнакомец же, не нарушив требования к гардеробу ни единой пуговицей, с лихвой отыгрался на причёске, о которой в предписаниях ничего не говорилось. Уж до чего Кристиан был бунтарём, а рядом со своим приятелем он казался воплощением респектабельной благопристойности.