Текст книги "Открой глаза и забудь об Англии (СИ)"

Автор книги: La Piovra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Примечания автора:

Вторая история второй книги трилогии «Корпорация».

Сайд-стори по вселенной «Саги о власти».

Для лучшего понимания событий, мотивов и мира в целом рекомендуется читать в указанном порядке (см. вводную главу). Но это непринципиально, так как история автономна, закончена и не является спойлером для других.

========== Содержание и рекомендуемый порядок чтения ==========

Рекомендуется читать в указанном ниже порядке. Но это непринципиально, так как каждая книга автономна, закончена и не является спойлером для других (зато проясняет во многом события, мотивы и мир в целом в последующих историях, если читать в предлагаемом порядке).

Трилогия «Корпорация»:

I. Книга первая. «Бизнес».

1. «Сага о власти» (основная история):

1.1. Власть красоты. Друг семьи.

1.2. Власть идеи. We Control the World!

1.3. Власть несбывшегося.

1.4. Власть свободы. Гепард и Лев.

1.5. Власть крови. Стилисты.

P. S. Вместо эпилога.

II. Книга вторая. «Секс».

2. «Межвременье. Дудочник из Гамбурга» (сайд-стори по вселенной «Саги о власти»):

2.1. Забор и вишни.

2.2. Открой глаза и забудь об Англии.

2.3. Дудочник из Гамбурга.

III. Книга третья. «Игра».

3. «Вопрос цены» (сиквел к «Саге о власти»):

3.1. Дебют.

3.2. Гамбит.

3.3. Миттельшпиль.

3.4. Комбинация.

3.5. Эндшпиль.

P. S. Рокировка (эпилог).

Краткое содержание

Трилогия «Корпорация».

Они те, кого на телевидении называют «голос за кадром». Они продюсеры политики и экономики. Они всегда за кулисами. Но под написанные ими «хиты» танцует вся Европа. Новости, которые ты смотришь по телевизору и читаешь в газетах, создаются здесь. Это то, чем занимаются они. Это то, чем можешь заниматься ты. Разумеется, при условии, что в твоих жилах течёт «голубая» кровь.

Книга I. «Бизнес». «Сага о власти».

Над всеми нами довлеет власть несбывшегося. Но эта власть примечательна тем, что пока ты жив, несбывшееся – не повод для сожалений, а двигатель мечты. Прошлое нельзя изменить, но можно изменить будущее.

Это сага о власти: власти красоты, идеи, свободы, крови и… несбывшегося.

Примечание: эта история начиналась как AУ по фэндому немецкого шоу-бизнеса, но очень скоро превратилась в самостоятельный ориджинал. Поклонников соответствующих исполнителей их присутствие в тексте обрадует, ненавистников опечалит, но для первых у автора плохая новость, а для вторых – хорошая: от реальных прототипов здесь только имена. Читатель с полным правом может считать героев первых трёх частей саги тёзками-однофамильцами соответствующих личностей, ничего общего с ними не имеющими.

Книга II. «Секс». «Межвременье. Дудочник из Гамбурга».

Три мира, три истории, три взгляда на одну ситуацию – и один «дудочник из Гамбурга», который всё это завертел и вокруг которого теперь всё вертится. Период действия – так называемое «Межвременье»: промежуток между ритуальным расставанием и окончательным воссоединением протагонистов «Саги о власти».

История первая. «Забор и вишни».

– И что, это действительно всё? – с глухим отчаянием спросил Бастиан.

– Смотря что понимать под «всем», – усмехнулся Дэвид. – Он всегда будет с тобой, но никогда больше – в тебе. Сад всё тот же, и вишенки на месте, но вокруг теперь забор, и вишни достаются другим.

– И как с этим жить?

Дэвид разлил по стаканам остатки виски.

– Если очень повезёт и тебя позовут третьим, можно громко кричать. Это помогает.

История вторая. «Открой глаза и забудь об Англии».

Юный баронет, могущественный лорд, коварный герцог, Итон и прочий гей-декаданс в современных аристократических декорациях.

История третья. «Дудочник из Гамбурга».

Сутенёр-дауншифтер, хаслер-интеллектуал и «дудочник из Гамбурга», который всё это завертел и вокруг которого теперь всё вертится.

Примечание: все сайд-стори можно читать в произвольном порядке и даже в отрыве от основной истории, так как каждая история автономна, закончена и не является спойлером для других. И всё же к «Дудочнику» я бы настоятельно советовала приступать после «Забора» и «Англии», а к самим сайд-стори – после «Саги о власти», так как это во многом проясняет события, мотивы и мир в целом: читающий сайд-стори в отрыве от «Саги» увидит в них одно, а в контексте – другое.

Книга III. «Игра». «Вопрос цены».

Цели они достигнут, но достижение цели так их изменит, что сама цель перестанет быть для них актуальной.

========== Часть 1. Итон. ==========

1.

Пятого сентября, в день открытия нового учебного года, на центральную улицу Итона въехал жёлтый «бентли».

– Который дом? – мужчина за рулём сбавил скорость.

– Уорр, – ответил пассажир, судя по виду – ученик колледжа.

Лимузин свернул у «Неопалимой купины» – старинного чугунного фонарного столба, излюбленного места встречи учащихся – на Коммон-лэйн и на развилке повернул направо. Проехав двести ярдов, он миновал открытые ворота с табличкой «Уорр-хаус» в конце аллеи слева и остановился у старинного трёхэтажного дома из светло-коричневого кирпича, который полностью соответствовал эстетическим идеалам Генриха VI, основателя колледжа: «Я желаю, чтобы здания Итона были просторны и обширны, сияли чистотой, поражали великолепием окон и сводов и чтобы не было в них излишеств, как то: всевозможной затейливой резьбы и лепнины».

С водительского места проворно выскочил эффектный темноволосый мужчина неопределённого возраста и, обойдя жёлтого монстра спереди, с лёгким поклоном распахнул переднюю дверцу.

– Прошу вас, сэр Алистер!

Из салона, приподняв полы длинного светлого плаща, вышел уже упомянутый пассажир и внимательным взглядом окинул двор. Видно, не найдя того, что искал – двор был пуст, – он досадливо нахмурился и направился к дому. Мужчина открыл багажник и подхватил два увесистых чемодана. Алистер придержал ему входную дверь, и вместе они поднялись на второй этаж.

Пока Алистер возился с ключами, дверь соседней комнаты отворилась, и оттуда вышел рослый огненно-рыжий парень, его ровесник.

– Привет, Уинфилд! – заулыбавшись во весь рот, он от души хлопнул соседа по спине и с интересом покосился на его спутника. – Твой отец?

– Нет, – небрежно ответил Алистер, вставляя в замок ключ, но на губах его мелькнула торжествующая улыбка. – Это лорд Кейм. Председатель правления нашего колледжа, если ты не в курсе.

– Простите, сэр… лорд Кейм, – залепетал вконец сконфуженный парень. – Разумеется, я знаю вас… то есть слышал о вас. Лично… не имел чести… – Его конопатое лицо, и без того с вечным румянцем на полщеки, залила краска до корней волос.

– Это мой друг, Йен Маккой. Мы учимся в одном блоке, – представил его Алистер, явно довольный произведённым эффектом. Он был уверен, что замешательство друга вызвано не столько внезапным появлением одного из самых влиятельных людей колледжа, сколько фактом его, Алистера, знакомства с ним.

– Ну вот и познакомимся, сэр, – улыбнулся лорд Кейм и, опустив на пол чемоданы, пожал руку парню.

***

– А ты в каком доме жил, когда учился здесь? – спросил Алистер, когда Йен ушёл и они с Кристианом остались в его комнате одни.

– В Коттон-холле.

– Так это совсем рядом! Давай прогуляемся.

– Даже не знаю, имеет ли смысл пугать местное население своим внезапным появлением, – рассмеялся Кристиан.

– Профилактика ещё никому не повредила, – усмехнулся Алистер.

Они спустились вниз и вышли на улицу. Кристиан с видом старожила уверенно направился к переходу Джуди. Алистер не двинулся с места.

– Вам бы всё по закоулкам шастать, лорд Кейм.

– Это самый близкий путь, сэр Алистер, – ухмыльнулся Кристиан, и ухмылка эта, полная некоего жизненного опыта и житейской проницательности, Алистеру очень не понравилась – похоже, Кристиан раскусил его замысел. Но он тут же отогнал досаду прочь – для него эта прогулка была жизненно важной, и отступаться от своего Алистер не собирался.

– Мы собирались прогуляться, лорд Кейм, – невозмутимо сказал он. – Как приличные джентльмены. – И, подхватив Кристиана под локоть, он решительно свернул на Коммон-лэйн.

Дойдя до «Неопалимой купины», Алистер внутренне возликовал: навстречу им из школьного двора выходила толпа празднично одетых леди и джентльменов, возглавляемая белоснежно-седым и немного сутулым человеком с пышными усами – директором колледжа. Алистер мысленно поздравил себя с отличными аналитическими способностями и прекрасным тайм-менеджментом вкупе с развитой интуицией – он идеально рассчитал время: через пять минут в часовне колледжа начиналась приветственная речь директора для родителей первогодков, куда, собственно, и направлялось собрание.

– Лорд Кейм! – директор, заметив председателя правления, тут же отделился от сопровождаемых гостей и бросился ему навстречу. – Какая приятная неожиданность! Я не знал о вашем приезде.

– Не волнуйтесь, мистер Льюис. Я здесь с частным визитом. Помогал разместиться вашему лучшему ученику.

Директор бросил беглый взгляд на Алистера, которого, казалось, заметил только сейчас, и на его лице мелькнуло недоумение, которое он тут же умело скрыл. Растерянность директора от Кристиана не укрылась.

– Это сэр Алистер Уинфилд, – сказал он. – Лучший ученик блока D по итогам прошлого года.

– Ах да, разумеется, я знаю сэра Алистера. По его работам.

Алистер вспыхнул. В колледже учились тысяча триста учеников и работали почти две сотни учителей, не говоря уже о прочем административно-обслуживающем персонале, но он был уверен, что забывчивость директора вызвана отнюдь не плохой памятью на лица, а недостаточно хорошей родословной Алистера.

– Таких учеников следовало бы знать в лицо, господин директор, – заметил Кристиан. Алистер расправил плечи и вскинул подбородок.

– Можете быть уверены, лорд Кейм. Теперь я его точно не забуду, – поспешил заверить директор и, чтобы замять неловкость, обратился к Алистеру, меняя тему: – Как разместились, сэр?

– Превосходно, сэр, – улыбнулся Алистер. – Разве может что-то пойти не так, если в этом задействован лорд Кейм?

Мужчины рассмеялись.

– Извините, лорд Кейм, – покаянно улыбнулся директор, кивая в сторону родителей, сгрудившихся у входа в часовню, и явно радуясь столь удачному предлогу. – Меня ждут.

– Да, разумеется, мистер Льюис. Не станем вас больше задерживать.

В повседневную жизнь Итона Кристиан не вмешивался – он предпочитал роль закулисного демиурга, не без оснований полагая, что вековые традиции сделают всё за него. Главное – правильно подобрать хранителей традиций. С этим тоже проблем не было: каждая новая учительская или административная кандидатура или новое назначение уже существующего сотрудника подлежали утверждению правлением школы, председателем которого был Кристиан. Впрочем, имелась и другая причина его отстранённости от итонских дел – гимназия в Вольдорф-Ольштедте, его любимица, делавшая первые робкие шаги и нуждавшаяся в безраздельном родительском внимании.

Лорд Кейм, председатель правления Итона, был строгим отцом, который вечно отсутствовал, но без ведома которого нельзя было сменить даже поставщика молока. Для детей, учеников школы, он был богом: никто его не видел, но его незримое присутствие все чувствовали и знали, что за хорошее поведение их ждёт награда, а за плохое – наказание. Мистер Льюис, директор школы, был заботливой матерью, на которой держится весь дом, но которая без согласия мужа не может купить даже занавески для кухни. Итон был старшим взрослым сыном, воспитанным как надо и в состоянии сам о себе позаботиться. Гимназия была его младшей сестрёнкой, папиной дочкой, в которой тот души не чаял и посвящал ей всего себя без остатка.

Открытие нового учебного года и торжественная речь для родителей первогодков традиционно были прерогативой директора школы, и Кристиан не собирался нарушать традиции, создавая тем самым прецедент для подрыва гораздо более важных устоев. Так что его сегодняшнее, нежданное и внеплановое, появление должно было вызвать немалый переполох, что, по мнению Алистера, уже само по себе было приятным побочным эффектом. Однако главной целью, которую он преследовал, «выгуливая» Кристиана на виду у всей школы, было недвусмысленно заявить о своём новом статусе, как ученикам, так и учителям.

– Ну что, сэр Алистер, мы можем возвращаться? – спросил Кристиан, едва они распрощались с директором. Кристиан опять ухмылялся, но теперь это не имело никакого значения.

– Мы же собирались в Коттон-холл, – с невозмутимым видом напомнил Алистер.

– Ах да, действительно.

И они повернули на Итон-Хай-стрит.

***

– А ты не говорил, что у вашей семьи такие крутые знакомства, – заметил Маккой, когда Алистер, проводив Кристиана, вернулся в дом.

– Не у семьи. У меня.

2.

Алистер схватил телефон и, даже не взглянув на дисплей, тут же принял вызов. «Привет, Кристиан!» – пытаясь одновременно сохранить загадочное выражение лица и сдержать рвущуюся наружу радость, он вскочил на ноги и торопливо направился к выходу из общей комнаты Уорр-хауса, в которой его обитатели обычно собирались по вечерам. Его сопровождала добрая дюжина заинтригованных мальчишеских взглядов. Мобильные телефоны только начинали своё триумфальное шествие по земле, но среди сливок общества и их отпрысков они уже давно были неотъемлемой частью повседневного обихода. Не техническая новинка изумила однокашников Алистера, а её использование им: за три года совместной учёбы Алистеру Уинфилду никто никогда не звонил. У многих даже закрадывалось подозрение, а есть ли у него телефон вообще. Всё изменилось после возвращения Алистера с летних каникул. Теперь каждый вечер, едва из его кармана раздавалась приглушённая мелодичная трель звонка, он выбегал из комнаты и возвращался только через час, а то и позже. Чаще же не возвращался вообще.

– Эй, Уинфилд, – перехватил его Йен, когда полчаса спустя Алистер спрыгнул с подоконника в коридоре, закончив разговор. – Подружку себе завёл, что ли?

– Бери выше, Маккой, – загадочно ухмыльнулся Алистер. Маккой затолкал его в свою комнату и усадил на кровать.

– Колись давай. Ты с кем-то встречаешься?

– Угу. – Алистер, откинувшись на локти, многозначительно прищурился. – Но не с подружкой.

– А с кем тогда? С мужиком, что ли?

Маккой нервно хохотнул.

– Нет. – Алистер выдержал красноречивую паузу. – С лордом.

Маккой присвистнул.

– А лордова фамилия, случайно, не Кейм? – бросил он пробный камушек. Алистер мысленно пожал себе руку. Тонкая работа: никакого открытого хвастовства, никаких раскрытых карт, намёк здесь, небрежно обронённое слово там – и безупречно отлаженная итонская аналитическо-сплетническая машина заработала на полную катушку, перемалывая крошечные зёрна информации в отборную муку догадок.

– Да, – довольно улыбнулся Алистер. – Но не думаю, что это случайность.

– Кру-у-у-то, – протянул Маккой. – Тебе теперь к занятиям вообще можно не готовиться. Про экзамены я молчу.

– Как бы не так, – фыркнул Алистер. – Я теперь каждые выходные экзамены сдаю. Он очень любит потрепаться о высоких и умных материях. Особенно в постели. Мне кажется, его это заводит.

– Всегда подозревал, что наше руководство – извращенцы, – сказал Йен и заговорщически подмигнул: – И как лорд?

Алистер улёгся поперёк кровати и, заложив руки за голову, мечтательно уставился в потолок:

– Охуенно.

– Подробности, Уинфилд, подробности. – Маккой криво ухмыльнулся и, плюхнувшись рядом, пихнул его локтем в бок. – У вас с ним всё… по-взрослому?

– Взрослее не бывает. – Алистер, с видом бывалого плейбоя, принялся смачно делиться опытом, а Маккой, который неизменно строил из себя многоопытного эксперта в «этом вопросе», теперь жадно глотал мельчайшие крохи реальных сведений «с полей». Главенство в отношениях бесспорно перешло к Алистеру, и не сказать, чтобы ему это не нравилось. К тому же, был ещё один немаловажный момент. Маккой был знатным сплетником и единственным каналом, по которому к Алистеру стекались школьные слухи. Пора было запустить поток в обратную сторону.

– Ну вот видишь, – глупо гоготнул Йен, – а мне ты не хотел давать.

От откровенных разговоров лицо его раскраснелось, и под пряжкой ремня подозрительно топорщилось.

– Думаю, не дождись я лорда и дай тебе, я бы основательно в этом разочаровался.

– А может… – Йен провёл пальцем по обнажившейся полоске живота Алистера, вызвав у того щекотку, – проведём научный эксперимент? Ну, чисто, чтобы ты убедился? Вдруг окажется, что я не хуже лорда?

Алистер шлёпнул ладонью по наглому пальцу.

– Свой шанс ты упустил, Маккой, – сказал он, поднимаясь на ноги. На лице его играла торжествующая улыбка. – Надо было дать мне, когда я хотел.

Они уже около года были друг к другу неравнодушны, но дальше поцелуев и осторожных ласк дело не заходило. Не потому, что они боялись. Более того, оба этого хотели. Но каждый опасался подвоха, каждому казалось, что для другого это в шутку и понарошку, и стоит только уступить, как другой тут же получит над ним власть, а то и просто посмеётся. Не желая остаться в дураках, никто не соглашался пойти на уступки. В школьных кулуарах из поколения в поколение передавался миф, что известное высказывание герцога Веллингтона на самом деле гласило: «Победа в битве при Ватерлоо была одержана в спальнях Итона», но викторианская цензура «спальни» заменила «игровыми площадками». Каждый итонец грезил о своём собственном Ватерлоо и не желал проигрывать нигде и ни в чём. Даже в спальне. Особенно в спальне.

В закрытом Итоне учились около тысячи трёхсот мальчиков. Выбор не то чтобы маленький, но и не особо большой. Все флиртовали со всеми – традиции в Итоне были очень сильны. И почти для всех это была просто игра. Найти напарника для совместных занятий «спортом» труда не составляло. Проблемой было найти партнёра для отношений. Алистер был одним из немногих, для кого это было зовом природы, а не данью традициям или моде. К тому же, несмотря на юный возраст, он уже догадывался, что половым путём передаются вещи гораздо более страшные, чем банальный триппер, – слабость характера, ведущая к параличу воли и жизненной импотенции, – и к партнёрству подобного рода выдвигал весьма серьёзные требования, которые сверстники вряд ли могли удовлетворить.

Это и стало для него точкой невозврата. Пока они с Маккоем препирались, кому первому брать и давать, лорд Кейм просто опустился на колени и без лишних слов показал мастер-класс. И стоило только горячим и властным мужским губам сомкнуться вокруг его естества, как Алистер почувствовал, что его самого засасывает в жаркую и влажную воронку.

***

Перед отъездом в Итон каждый ученик из «хорошей семьи» среди прочих родительских напутствий получал подробные наставления, с кем дружить. Не то чтобы в этом была необходимость – обычная родительская перестраховка: мальчики в тринадцать лет обычно уже хорошо представляют себе, что к чему и кто есть кто, и относятся к подобным вещам с гораздо большим пониманием и лояльностью, чем в начальной школе. К этим годам они уже обрастали собственным кругом друзей, состоявшим из проверенных и одобренных детей друзей родителей, и в частных школах, куда они обычно переходили своими устоявшимися компаниями, мало что менялось. Негласное правило высшего света, аристократического и делового, гласило: «Главная ценность привилегированного образования – не знания, а знакомства». Пять лет в тесном закрытом обществе «своих» призваны были укрепить и продолжить между отпрысками богатых и влиятельных семей те отношения, которые связывали их родителей. Самым ценным наследием были связи, позволявшие сохранять и приумножать наследство материальное.

Впрочем, об учёбе тоже не следовало забывать: мальчиков из «хороших семей» пичкали деловодством по той же причине, по которой юных леди мордовали домоводством: будущая хозяйка дома должна была быть в состоянии проконтролировать собственную прислугу, а будущий хозяин заводов, газет, пароходов – свой умный и высокообразованный совет директоров. К немногочисленной прослойке «чужих» – одарённых стипендиатов из простых и бедных семей – мальчикам из высшего общества полагалось присматриваться и одарять достойных вниманием и благосклонностью, выдерживая при этом дистанцию, – это была их будущая прислуга: адвокаты, управляющие и прочие «правые руки».

Трагедия Алистера Уинфилда заключалась в том, что он не вписывался ни в одну из устоявшихся в школе каст. Его отец, помешанный на охоте эксцентричный барон, вёл замкнутый образ жизни в деревне, нигде не работал, жил на доходы с капитала и, следовательно, не имел ни влияния, ни значения. В свете он вызывал лишь снисходительные смешки – среди тех, кто о нём вообще слышал, а таковых было немного. Баронов Четвудов старая потомственная аристократия дружно презирала с момента их появления, когда в середине девятнадцатого века прапрадед Алистера со стороны отца, ушлый пронырливый делец, сделал состояние на южноафриканских алмазных копьях и купил титул баронета, а затем и барона. Впрочем, сейчас, полтора столетия спустя, деньги значили гораздо больше, чем титул. Но тут-то и крылась вторая беда.

Деньги в Итоне были не преимуществом, а стартовым условием для допуска к игре. Деньгами здесь никого не удивишь. Тем более что и в этом отношении Уинфилды ничем не выделялись. Доходов с алмазных рудников хватало на содержание конюшен и охотничьих угодий для отца, ежесезонное обновление гардероба для матери и оплату частной школы для Алистера. Но их явно недоставало для приобретения по-настоящему важных вещей – например, дружбы с принцем Гарри из параллельного класса или хотя бы с кем-то из его свиты. В тесном закрытом мирке привилегированной школы для мальчиков каждый был звездой в той мере, в какой его родители были звёздами в мире реальном.

Алистер осознал это уже в первый день в Итоне, когда на торжественном открытии нового учебного года увидел родителей своих будущих одноклассников. Важные, холёные, лощёные, они излучали власть и могущество. Большинство из них давным-давно знало друг друга, многие ещё со времён собственной учёбы здесь, так что родительское собрание больше походило на встречу выпускников. Отцы радушно пожимали друг другу руки, матери целовали воздух у бриллиантовых серёжек подруг, и все вместе тут же стихийно собирались устоявшимися компаниями, оживлённо болтая со старыми друзьями и деловыми партнёрами, попутно непринуждённо заводя новых. Дети этих уверенных влиятельных людей, маленькие, но точные их копии, так же естественно – им было с кого брать пример, им было у кого учиться – сбивались в собственные стаи, и уже к концу первого учебного дня были заложены основы будущих школьных альянсов.

Суматоха стояла знатная, в прямом смысле: среди мальчиков, поступивших в этот год в Итон, был принц Гарри; здесь же учился и его старший брат, принц Уильям. Школьный двор заполонили члены королевской семьи во главе с принцем Чарльзом и представители прессы. Последних, помимо статуса высокородных учеников, привлекла сюда не утихшая до сих пор шумиха вокруг их покойной матери, принцессы Дианы, погибшей год назад, – это именно она настояла на том, чтобы мальчики учились в Итоне. Желание покойной превратили в отличный инфоповод, и сейчас всё внимание было приковано к самым известным и знатным ученикам школы.

До Уинфилдов и их сына здесь никому не было дела. Родители Алистера, как и в обычной жизни, держались в сторонке: неуклюжий грузный отец с угрюмым видом молчал, даже не пытаясь хоть с кем-нибудь познакомиться, а обычно гордая мама так неестественно улыбалась и заискивала перед «светом», что отпугивала даже тех, кто сами проявляли к ней интерес. Алистер, пылая от стыда и унижения, тоже стоял истуканом, не зная, куда себя деть, и больше всего на свете желая умереть прямо здесь и сейчас.

***

Алистер с пелёнок привык быть в центре внимания, причём по праву рождения – ему даже в голову не приходило, что внимание это надо завоёвывать и заслуживать.

Мама в нём души не чаяла. Будучи единственной дочерью рыцаря с пышной родословной, но скромным состоянием, она преклонялась перед высшим обществом и, выходя замуж за барона, мечтала блистать на светских раутах и приёмах в Букингемском дворце, а не на ежегодных балах местного охотничьего клуба. Потеряв надежду на реализацию собственных амбиций, она всё своё неутолённое честолюбие направила на своего «маленького принца». Мама с гордостью и упоением рассказывала семейные истории и легенды о былых временах и своих знаменитых предках, прививая сыну пиетет перед благородным происхождением и высоким титулом. В подсознание Алистера методично вбивалась мысль о том, что он должен вернуть своему роду былое величие. Мамины рассказы заменяли Алистеру сказки и мечты. От этих рассказов сердце Алистера сладко замирало и тревожно билось: какое прекрасное будущее его ждёт и как он, такой маленький, с этим справится?

Отец, потомок нуворишей, сам не получил приличествующего его положению образования и не видел необходимости в нём для сына – уверенный, что доходов с капитала хватит не только ему, но и внукам, он отдал Алистера в начальную школу в деревне рядом с поместьем. Учителя в школе сдували с юного баронета пылинки – то, что у них учился сын лорда Четвуда, очень поднимало престиж школы, да и регулярные щедрые пожертвования барона делали своё дело. Маленький сэр Алистер был школьной звездой – все хотели с ним дружить, все из кожи вон лезли, чтобы завоевать его расположение. Мать, в отличие от отца получившая превосходное образование в частной школе, обладая избытком свободного времени и не желая мириться с той «дырой», в которую мужлан-муж запихнул единственного сына, регулярно занималась с ним дополнительно, так что, помимо происхождения и родительского положения, Алистер вполне заслуженно пользовался признанием среди учителей и одноклассников как лучший ученик. Алистер привык, что за него борются, а он лишь выбирает, кого осчастливить своей благосклонностью.

Когда возник вопрос о средней школе, мама поставила вопрос ребром и настояла на том, чтобы отправить сына в Итон, и Алистер знал, что будет благодарен ей за это до конца жизни. Равно как и за утончённое телосложение и аристократичные черты лица – мать хоть и принадлежала к низшему дворянству, но родословную вела от средневековых английских эрлов.

В Итоне мир тринадцатилетнего Алистера рухнул. Алистер не был глуп. Он был слеп, но внезапно прозрел. Он понял две вещи: мама лгала – семья их ничем не примечательна, а сам он никакой не особенный; деньги и титул сами по себе не значат ничего.

Глубоко внутри Алистер был убеждён в привитой матерью собственной исключительности и основанном на ней праве на самое лучшее. Действительность же упорно отказывалась соответствовать его притязаниям, а сам Алистер не чувствовал в себе достаточной силы, чтобы прогнуть её под себя: под ногами у него не было опоры, а за спиной – защиты. Раздираемый манией величия и комплексом неполноценности, он избегал соучеников. Одни, стипендиаты из простых и бедных семей, были недостаточно хороши, чтобы снизойти до них, а другие, сыновья пэров, министров и деловых магнатов – все те, кто были интересны Алистеру, но дружно и упорно не замечали его, – слишком хороши, чтобы осмелиться искать их общества: каждый судит по себе, и Алистеру казалось, что дети сильных мира сего априори будут относиться к нему так, как он сам относился к по-настоящему бедным и безродным. Алистер сторонился сверстников, а когда они отвечали ему тем же, воспринимал это как подтверждение своей никчёмности.

И Алистер остался один. Вернее, с Маккоем, который стал его лучшим, или, если уж быть совсем точным, единственным другом. Маккой был таким же неудачником – сыном «простого миллионера». Доходы его отца, младшего партнёра в крупной лондонской адвокатской конторе, позволяли дать единственному сыну приличное образование, но их явно недоставало, чтобы подружиться с детьми тех, на кого работал его отец. Оба оказались вне итонской иерархии: от низов ушли, а до верхов не дошли. Это и сблизило их.

Вернуть свой потерянный детский рай, в котором всё вертелось вокруг него, превратилось для юного Алистера в идею фикс. Он им всем ещё покажет, и все они ещё пожалеют.

Рассчитывать юному баронету было не на кого, и все свои силы он бросил на то немногое, что было подвластно ему уже сейчас, – внешность и учёбу.

Начал он с жёсткой диеты: самоконтроль – признак благородного сословия, и вершина его – самоограничение в еде. Потребность в пище – основной инстинкт, и справиться с ним может только тот, у кого благополучие пропечаталось на подсознательном уровне. А для этого необходимо, чтобы как минимум три предыдущих поколения предков не испытывали страха голода.

«Худоба – признак породы», – говорила мама. Алистер, пытливо разглядывая в зеркале результат, был полностью с этим согласен.

Щёки запали, ещё больше подчеркнув выпирающие скулы и тонкие черты узкого треугольного лица. На истончившейся до полупрозрачности коже выделялись бледно-голубые прожилки вен, придавая ей ещё большую бледность. Плоский впалый живот эффектно подчёркивал изысканный неброский шик эксклюзивных ремней от «Hermes».

Образ утончённого потомственного аристократа, который он тщательно культивировал, дополняли отращённые до середины шеи светлые волнистые волосы. Причёска, делавшая его похожим на пажа, ему невероятно шла. Отращивал Алистер волосы исключительно для красоты, но у его новой причёски неожиданно обнаружилось очень приятное побочное действие. Стоило только чуть опустить голову, как волосы закрывали глаза и половину лица. От вечного неудобства спасало только одно – постоянно держать голову высоко поднятой, а это, как скоро выяснил Алистер, придавало ему очень гордый вид. Стоило только на мгновение ослабить самоконтроль – и шёлковая завеса перед глазами тут же напоминала ему об этом, и Алистер мгновенно возвращал её назад резким движением гордо посаженной головы. И вот тут-то проявлялся ещё один приятный побочный эффект – этот жест был настолько задорным и так ему шёл, что волосы стоило отрастить уже ради одной возможности их столь эффектно откидывать.

С одеждой было сложнее. Итонский колледж, будучи одной из старейших и престижнейших средних школ Англии, славился своими традициями. Важной частью этих вековых традиций была школьная форма: чёрная визитка с длинными фалдами, прозванная из-за них «хвостами», жилет, галстук, брюки в тонкую полоску, белая рубашка и крахмальный воротник. О том, что носили его сверстники «в миру», Алистер имел весьма отвлечённое представление. Чувствуя себя абсолютно беспомощным в мире моды, он и вне школы отдавал предпочтение проверенному временем безликому классическому стилю прилежного колледж-боя из хорошей семьи.