Текст книги "Дом для демиурга Том 2: Реальность сердца (СИ)"

Автор книги: Kriptilia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 48 страниц)

– Бедный... этакое землетрясение, пожар и потоп сразу! Ханна, не стоило обрушивать на герцога Алларэ что-то подобное в первую же встречу.

– Он испугается?

– Едва ли. Но ему наверняка было больно. Ты не хотела подобного, но иногда и доброта бывает жестокой. Терпение и смирение – то, что помогало ему жить многие годы, а ты несколькими словами можешь разрушить эту опору, – матушка нервно теребила тонкое белое кружево.

– Кому нужна такая опора? – Ханна не понимала, но уже чувствовала, что и впрямь погорячилась. Кларисса не стала бы так явственно волноваться из-за пустяка.

– Тебе – не нужна. Ему тоже не нужна, но он должен понять это сам. В свое время, своим умом. Не торопись, милая. Не будь бестактной.

Ханна, Фелида, две служанки, слуга, Алларэ и Гоэллон со своими гвардейцами выехали утром четвертого дня седмицы. Девица Эйма предпочла бы ехать верхом, но оказалось, что Фелида в жизни не садилась на лошадь; это упущение взялись исправить сразу все окружающие, и, кажется, слегка напугали бедную скорийку своим пылом. Она отшутилась, что не столько страшится лошадей, сколько ретивых наставников.

К полудню вновь разразилась гроза, и оба кавалера с радостью присоединились к девицам в карете. Ханна забавлялась, разглядывая Алессандра: милый изящно сложенный юноша (это если выражаться деликатно, как учила матушка – а по правде, этакая тростиночка хрупкая) вид имел почти как у паломника на богомолье, вот только вместо статуй Сотворивших созерцал он Фелиду. Подруге оставалось только позавидовать – взаимность была и налицо и на лицах; потом Ханна вспомнила, что Кларисса не слишком радостно отзывалась о влюбленности скорийки, напоминая, что герцог Гоэллон может и не одобрить союз с родственницей бывшего регента. Если так, то он окажется дурным и злым человеком... но матушка говорила о нем с искренним уважением, и Ханна надеялась на лучшее.

Тиаринская обитель оказалась мрачным неприступным замком, в котором монастырь можно было узнать лишь по золотым флюгерам в виде языков пламени и щитам с эмблемой ордена Блюдущих Чистоту на стенах. Слушая скрип ворота, сопровождавший спуск моста, девушка подумала, что место это хорошо годится для бывшего короля, больше всего на свете боявшегося просторов и больших зал.

Ни Фелида, ни Алессандр особого желания увидеться с Араоном не изъявили, а его величество до вечера был на занятиях, так что молчаливо таращившуюся друг на друга парочку устроили на постоялом дворе, пристроенном снаружи к обители, а Ханна с герцогом Алларэ отправились к бывшему королю.

Крытый внутренний двор был сухим, но сквозняки здесь гуляли суровые; Ханна вспомнила родной замок, где и в начале весны, когда приходили холодные ветра с востока, было тепло и уютно. Похоже, монахов такие мелочи, как борьба со сквозняками, не волновали вовсе, или они нарочно позволяли резвиться всем ветеркам, дабы удобнее было соблюдать аскезу.

Зареванное "порося" за три седмицы превратилось во вполне приличного юношу, отъевшегося, спокойного и почти что просветленного. От капризного дурня на троне, оравшего на фрейлин и требовавшего каждые пять минут то вина, то танцев, то конфет, и вовсе не осталось следа. Аккуратно постриженные и расчесанные на пробор волосы, скромное серое платье и слишком длинный, не по росту плащ с серебристой подпушкой; прямой, а не суетливо бегающий взгляд. Глаза были очень грустными, но честными.

– Я очень рад вас видеть, госпожа Эйма, – юноша поклонился и поцеловал Ханне руку. – Простите меня, я раньше был с вами невозможно груб. Мне стыдно.

– Зато теперь вы вполне галантны и вежливы. Я тоже рада вас видеть, ваше высочество, – Ханне не пришлось приврать, она и впрямь успела соскучиться по бывшему королю, попортившему ей столько крови. Выхлебал он у нее и прочих фрейлин ее не одно ведро, так что мог считаться кровным родственником... – Вас тут не обижают?

– Вовсе нет! – всерьез запротестовал Араон. – Я хотел бы остаться здесь навсегда, но у меня нет ни капли таланта, а Элграс хочет, чтобы я вернулся с ним в столицу.

– Если вы хотите посвятить себя служению Церкви, то необязательно вступать в орден, – напомнил Фиор.

– Пока я не знаю, чего хочу, – признался юноша, и Ханне это почему-то понравилось. Лучше так, чем глупые выдумки.

Прогулка по внутреннему двору оказалась совсем не скучной, только вот девицу Эйма все больше и больше занимала невероятная, невозможная разница между прежним и нынешним Араоном. Казалось, что одного попросту подменили другим, братом-близнецом, выросшим в другом месте.

За ужином, ожидая приглашения к королю, Ханна спросила у герцога Алларэ, не удивляет ли его подобная перемена.

– Скорее – нет, – сказал тот, подумав. – Раньше, до событий этого и прошлого года, Араон был почти таким, как сейчас. Он никогда не был ни злым, ни завистливым. Неловким, бесталанным – да, но он легко принимал, что младший его во всем опережает. Даже несмотря на то, что их заставляли соперничать между собой.

– Наваждение "заветников"? – спросила Ханна, успевшая нахвататься обрывков разговоров и слухов.

– Мне трудно судить. Может быть, и так, а, может, виноваты только те, кто его окружал.

– Герцог Скоринг умеет заставлять, – повернула голову Фелида, до этого вроде бы интересовавшаяся исключительно ужином. – Только после этого хочется умереть.

Ханна смотрела не на Фелиду, вновь опустившую глаза к почти полной тарелке, не на вскинувшегося Алессандра, а на герцога Алларэ. Тот напряженно свел брови и смотрел куда-то вдаль, словно пытался решить очень сложную задачу по арифметике. Северянка насторожилась. Ей очень хотелось собрать в одной комнате всех своих спутников, выпытать все, что знал каждый и свести это воедино.

Все, кто сидел вокруг нее – герцог Алларэ, Алессандр, Фелида, двое эллонцев и алларец, – ошибались в чем-то слишком важном, чтобы просто забыть о случайном желании, вспомнив пословицу про любопытство, погубившее мышку.

Герцог Гоэллон вернулся в первый день осени.

Столица встретила его очередным приступом слишком холодного дождя, который горожане уже прозвали "слезами Матери", скорбевшей о грехах смертных. Лившаяся с неба вода уже не впитывалась в землю, а Сойя не успевала уносить ее в море, так что поговаривали, что еще седмица – и случится небывалое в Собре: наводнение.

Саннио с Альдингом доигрывали очередную партию в "Осаду крепости"; играли не наспех, а по правилам длинной игры, на большой доске – наследник заказал ее еще весной, но Бернар Кадоль был неподходящим партнером: за игрой, требовавшей предельной сосредоточенности, он откровенно скучал, зевал и порой путал ходы. С возвращением Альдинга Литто Саннио посетило настоящее счастье, ибо у северного барона характер идеально годился для неспешной мудреной игры. Столичный особняк баронов Литто конфисковали еще год назад, так что юноше оставалось либо нанимать дом с обслугой, либо принять приглашение младшего Гоэллона, и, к счастью Саннио, бывший воспитанник согласился. Его даже уговаривать не пришлось.

Оба так увлеклись, что если и обратили внимание на шум внизу во дворе, то не придали ему никакого значения – ну мало ли, провизию привезли или гвардейцы сменяются? Куда больше игроков интересовало положение на доске, где отряд белого баннерета мог успеть захватить последнюю деревню черного короля прежде, чем Саннио выдвинет на подмогу свой отряд.

– Господин герцог Гоэллон! – объявил вошедший в комнату Ванно, и, не успели оба подпрыгнуть с мест, как слугу отодвинули и в кабинет племянника вошел сам дядюшка.

Оба юноши изумленно переглянулись.

Судя по виду герцога Гоэллона, последнюю седмицу он спал в седле, питался подаянием, которое запивал дождевой водой, и при этом постоянно был чем-то огорчен. Серый призрак с выгоревшими добела волосами. Осунувшееся лицо с резко обозначенными складками в углах рта, проступившие под кожей скулы...

– Какая идиллия! – широкая белозубая улыбка, как знал Саннио, не предвещала ничего хорошего. – Рад вас видеть в добром здравии, любезнейшие мои. В игрушки играете?

– Дядя! – вымолвил Саннио, которому больше ничего в голову не пришло...

– Ну не привидение покойного короля уж точно, счастье мое. Сейчас я пойду отдыхать, а вы за три часа извольте обдумать все, что вы тут натворили, и внятно мне изложить. Касается обоих, господа.

Привидение не покойного короля, но нынешнего герцога Эллонского выплыло за дверь той предельно плавной и легкой походкой, которая, как уже понял Саннио, означает предельную усталость: не сам идешь, но тебя ведет некая неведомая сила, помогающая обходить углы и мелкие препятствия куда лучше, чем обычно – но ведет она лишь до постели, и покидает за три шага до нее.

Саннио еще раз взглянул на Альдинга, который с застывшим лицом созерцал закрытую дверь.

А действительно, что наворотили?

Ничего страшного, только хорошее.

После того, как герцог Алларэ взял за шкирку господина коменданта Собры и спросил, отчего же тот бездействует перед лицом народного восстания – и получил в ответ письменный приказ герцога-регента, запрещающий выводить полки городской стражи из казарм до наступления полуночи шестого дня второй седмицы Святой Эро – или до распоряжения господина второго советника его величества...

После того, как Реми позвал к себе пятерку сомнительных типов, и уже через пару часов столица знала, что король Араон собирается отречься от престола, а принц Элграс находится в Тиаринской обители...

После того, как Флэль Кертор, в очередной раз продемонстрировавший хитроумие, нашел способ сохранить овец, пастухов и волков в целости и сытости, предложив архиепископу Жерару короновать принца Элграса прямо в обители, и сразу после коронации четырнадцатилетний король принародно объявил, что изволит пребывать в святом месте еще некоторое время, ибо желает замолить перед Сотворившими прегрешения подданных, и огромная толпа, окружившая обитель, умиленно разрыдалась...

После того, как припертый к стенке архиепископ Жерар обругал посланцев словами, неподобающими его чину, но согласился, ибо другого выхода у него не было, да и поводов отказываться тоже не нашлось, и собственноручно короновал Элграса венцом короля Аллиона, настоящим, а не поддельным – и присланным с нарочным в обитель утром того дня, в который начались беспорядки...

Все было хорошо; необыкновенно, победно, чудесно и удивительно хорошо.

Да, немедленно посланные вслед бывшему регенту гвардейцы так до сих пор и не вернулись; да, господин Ян-Петер Эйк с издевательским видом поигрывал в мяч во дворе Шенноры и не собирался отвечать ни на один вопрос; да, над причудливого вида тетрадью в необыкновенной гибкой обложке, которую передал Фиору Эйк, сломали головы все, кто ее читал – планы дальнейших реформ герцога Скоринга оказались едва растяжимы уму, зато прекрасно было понятно, что останавливаться уже нельзя.

Но все это были сущие мелочи, пустяки, уборка поля боя после выигранного сражения. На троне законный король, в королевском совете – только самые надежные и верные ему лица, Тамер затих, словно вымер, Оганда выразила свое полное одобрение ходом дел в соседней державе, казна потихоньку пополнялась, а большинство владетелей отбыло в свой святой поход – в Собране стало тихо, уютно и очень удобно заниматься насущными делами.

Даже уцелевших еретиков резво переловили Бдящие Братья.

И чем может быть недоволен господин герцог Гоэллон, любимый дядя?..

Саннио оперся рукой о столик: до него вдруг дошло, что дядя вернулся. Вернулся, вот, в доме! Шальная смесь радости, облегчения и какой-то непонятной, невнятной нежности ударила в голову сильнее огненного вина. Он повернулся к Альдингу, уже севшему в кресло. Северянин, кажется, тоже был рад, но привычно прятал сильное чувство под невыразительную чопорную маску, а вот тревогу он скрывать или не собирался, или не получалось.

– Альдинг, вы что-нибудь понимаете?

– Пожалуй... и да, и нет. Давайте лучше закончим партию.

Разговор в кабинете дяди оказался очень, очень долгим. Альдингу повезло куда больше, чем Саннио: он коротко и внятно рассказал о своем пребывании в Керторе и возвращении в столицу, после чего Руи попросил его погодить с оценками увиденного в Собре, настала очередь племянника. Наследник довольно быстро перестал понимать, что происходит – похоже, дядю в первую очередь интересовали не события, а мнение Саннио по каждому поводу.

– Значит, вы согласились с тем, что реформы регента вредны и опасны?

– Да.

– Почему же?

– Об этом говорили все, кто разбирается куда лучше меня.

– Изумительная причина... – поморщился герцог Гоэллон. – Хорошо... а как вас угораздило заявить Реми в лицо, что в гибели Рене виноват он?

– Хотите – накажите меня, – выпрямился в кресле Саннио. – Но я по-прежнему так и считаю! Это было несправедливо!

– Сначала вам казалось иначе, или я что-то путаю?

– Да, сначала я... – наследник покраснел. – Я злился на него, что он предал и погиб. И на себя, что не понял и не вмешался. Мы ведь почти подружились, он мне доверял...

– Ну, хоть что-то вы поняли правильно, Саннио. Это хорошо. Теперь скажите мне, вы задавались вопросом, для чего же Скоринг отдал вашей коалиции и венец, и свои планы, и вообще страну?

– Задавался. Но...

– Хорошее слово "но", особенно, если после него сделать длинную паузу, верно?

Саннио задумчиво уставился на дядю. Больше всего ему хотелось посоветовать любимому родственнику отправляться отдыхать. Дорожная пыль так и не вымылась из кожи, придавая ей нездоровый смугло-серый оттенок. Черная рубаха только подчеркивала усталость. Усталость... и неприятное, могильным холодом веющее ощущение. Долетал этот сырой сквозняк и до племянника, сидевшего напротив стола.

– Господин герцог, на этот вопрос никто не смог ответить, но ведь есть и более насущные дела.

– Да неужели? Кстати, какова ваша роль в этих насущных делах?

Молодой человек изумленно распахнул глаза, потом осекся и задумался. И вправду – какую роль он играет в происходящем? Нечто вроде живого гаранта совместных действий Алларэ и Эллоны. Ученик куда более опытных в государственных делах господ – дурной, признаться, ученик, поскольку постоянно не может посмотреть на происходящее под нужным углом. Помощник? Да какой, к селедкам, помощник...

– Выразительный ответ, – криво усмехнулся Руи. – Хотя, наверное, я слишком многого от вас хочу...

– И чего бы вы от меня хотели?

– Представьте, что я бы не вернулся. Что бы вы делали – отныне и впредь, до конца жизни? Вы, герцог Эллонский. Ну?

– Я не хочу этого представлять...

– Делайте, что вам сказано. Я жду ответа.

– Я буду разбираться с управлением герцогством. Потом, если король будет так благосклонен, займу предложенный им пост. Буду служить Собране и его величеству. Женюсь, – тут Саннио осекся, но было поздно.

– Вы уже, кажется, выбрали невесту?

– Только она еще об этом не знает... – губы сами собой расплылись в улыбке.

– Подход, достойный восхищения, – герцог Гоэллон коротко рассмеялся. – И кто же эта девица, не знающая, что ее ожидает?

– Мне не хотелось бы об этом говорить.

Дядя потянулся, потом поднялся и заложил руки за голову. Черный силуэт на фоне бушующей за окном грозы казался бесконечно далеким, чужим, словно в первые дни знакомства. Потом герцог скользнул к креслу, уселся на поручень, прищурил глаза, сверху вниз глядя на племянника.

– Что вы носите на шее? – Саннио не успел удивиться, как палец подцепил цепочку и вытащил из-под его рубахи медальон. Дядя брезгливо скривил губы. – Это еще зачем?

Пришлось рассказывать обо всей истории, начавшейся с попыток дозваться до герцога Гоэллона на расстоянии, и закончившейся вручением наследнику святой реликвии. Пока молодой человек рассказывал, Руи все выше и выше задирал бровь, пока лицо не стало напоминать маску злодея в огандском театре. Альдинг слушал безмолвно, но Саннио знал, о чем тот думает: какое счастье, что Реми не успел вспомнить о своей просьбе.

– Восхитительно! – герцог встал, прошелся по кабинету, потом уселся на край стола и провел по лицу ладонями. – Все-таки нужно было вас отправить на остров Грив...

– А в чем, собственно, дело?

– Мы поговорим позже. Это долгий и очень серьезный разговор. Кларисса в столице?

– Да.

– Напишите ей, пригласите вечером ко мне. Сейчас же собирайтесь, поедем к Алларэ.

– Может быть, не стоит?

– Это еще почему?!

– Вам нужно отдохнуть.

– Любезнейший, не хамите, – герцог Гоэллон постучал ладонью по столешнице. – Мне ваша щенячья опека...

– Вы мне что-то говорили о беседах и последствиях. – Еще пару девятин назад Саннио смутился бы и замолчал, но сейчас он чувствовал себя рядом с дядей спокойно и уверенно, даже невзирая на явную резкость старшего родича и присутствие Альдинга. – Я настаиваю. Не происходит ничего такого, что нельзя отложить до утра.

– Вы повзрослели. И Реми вас разбаловал...

– Господин Алларэ тут не при чем. Вы меня этому учили всю зиму и весну. Обращать внимание на обстановку, на собеседника. Вы хотите, чтобы я все забыл?

– Ну и что же не так с собеседником?

– Вы в зеркало давно смотрелись? – Саннио поднялся и встал напротив дяди. – Вы хотите меня сделать герцогом раньше времени? Спасибо, но я предпочел бы выучиться у вас еще чему-то.

– Так-так-так... Простите за щенка. Из вас получилась отменная пастушья собака! – расхохотался дядя. – Это похвала, как вы понимаете. Пожалуй, я доволен. Только я все-таки не вхожу в охраняемое вами стадо, племянник, и это не подлежит обсуждению. Уяснили? Собирайтесь, господа!

Удивительное дело, но и Реми, и Фиор оказались дома. Саннио следовал за герцогом Гоэллоном по пятам, и от души насладился выражениями на лицах обоих, когда в проеме открывшейся двери – эллонский герцог проходил к двоюродному брату без доклада, как и тот к нему – оба узрели силуэт долгожданного родича.

– День добрый, господа победители!

– Добро пожаловать, господин герцог, – Фиор очнулся первым.

– Руи! Бесы и демоны!!! – Реми не отличался сдержанностью нынешнего герцога Алларского. – Где тебя носило?!

Саннио проскользнул мимо обнимавшихся старых друзей, сел в излюбленное кресло, Альдинг устроился рядом на высоком табурете.

– Итак, господа, для начала подведем итоги. Полторы девятины вы занимались полной ерундой, фехтованием с призраками, после чего с радостью надели плащ с чужого плеча и принялись его штопать, – Саннио первый раз видел, как дядя всерьез разговаривает с равными себе; оказывается, это ничем не отличалось от выволочки нерадивому секретарю. – Верно?

– Верно, – кивнул Реми.

Наследник удивился. На месте алларца он задал бы десяток встречных вопросов: начиная с того, почему это дядя уехал, никого не предупредив; где он был и что делал. Почему заботой о воспитанниках и спасением принца не могли заняться доверенные лица – да тот же Эвье, к примеру...

– Над этим, – Руи показал пальцем на тетрадь, оставленную Скорингом, – можете пока не ломать голову. Это конспект, но для вас только шарада. Я пришлю книги, которые вам нужно будет прочесть.

– Книги оттуда же, откуда и тетрадь? – поднял голову Фиор.

– Разумеется. К счастью, в ближайшие годы сюрпризов оттуда можно не ждать.

– Сдвинувшаяся гора – твоих рук дело?

– Да. Проход в сопряженный мир, запас оружия сродни тому, от которого погиб Рене и запас взрывчатого вещества, часть которого уничтожила дворец. Об этом можно больше не беспокоиться.

– Какого еще вещества? Я разобрался со взрывом дворца. Это огандские фейерверки, привезенные через Брулен еще осенью прошлого года, – растерянный Реми – то еще зрелище... – Они хранились в доме скорийского купца.

– Это только прикрытие. Фейерверки делают из "гром-дерева", а его силы не хватило бы для подобных разрушений. Да и сохранить его столько времени невозможно.

– Прикрытие? – Фиор потер глаза. – Скоринг не скрывал источников своей силы. Кольчуга, показанная госпоже Эйма, тело Рене...

– В последние два дня – не скрывал. Когда подготовил все, чтобы отдать вам трон и столицу. До того он отлично прикрывался еретиками, угрозой отделения от Собраны, всем прочим...

– Но ту вещь он обронил задолго до убийства короля. Случайность?

– Ни в коем случае. Боюсь, что герцог Скоринг и случайности несовместимы.

– Так и свой склад он вам отдал добровольно? – спросил Саннио.

– Разумеется.

– Дядя... а отправленная в Брулен полусотня точно потерялась?

– Не имею привычки терять своих вассалов, особенно, в подобном числе, – усмехнулся Руи. – Они сопровождают в столицу очень ценный груз и прибудут чуть позже.

– Что за груз? – спросил Реми.

– Если Скоринг преуспеет в своем начинании, у нас будут... – долгая, долгая пауза; жертвой привычки крутить что-нибудь в руках на этот раз пала цепь на шее племянника. – У нас не будет действовать ни одно чудо. Можете представить себе все последствия?

– Нет, – признался Фиор. – Только отчасти – мор, прекращение морской торговли...

– А вот бывший регент смог. Потому и позаботился о средствах предупредить мор, посодействовать морякам и о многом другом, – ядовито улыбнулся Руи. – И передал их ровно в те руки, которые знают, что с этим делать. Изумительно, верно?

– Тогда зачем ты закрыл проход?! – поднялся Реми. – А если всех этих средств не хватит? Если нам понадобится еще что-то?

– Вот затем, друг мой. Именно затем, чтобы ни у кого из нас не возникло соблазна сыграть в предложенную Скорингом игру.

Саннио вздрогнул. По спине, по рукам пробежала холодная дрожь – словно на голову опрокинули ведро ледяной воды. Последние слова дяди были... хуже, чем ведро воды и хуже, чем топор палача.

Наследник поднялся и, пока Фиор с Реми изумленно таращились на герцога Гоэллона, тихонько вышел вон. В коридоре он развернулся лицом к стене и прижался к ней лбом. Не было ни слов, ни сил двигаться, и все казалось нелепым – уехать прочь из столицы, куда глаза глядят, вернуться в кабинет и высказать герцогу Гоэллону в лицо все, что вскипало в душе... толку-то! Поздно, все уже сделано – и сделано такое, чему нет и не может быть никакого оправдания...

Чья-то рука легла ему на плечо. Саннио передернулся, думая только об одном – пусть это будет не дядя, иначе случится что-то слишком дурное, невозможное; но это оказался Альдинг.

– Вы должны вернуться, – тихо сказал он.

– Я не могу! – развернулся юноша, оказываясь с бароном Литто лицом к лицу. На губах было солоно – слезы, кровь?.. – Я просто не могу!!!

– Вы должны! – та снежная бледность, что заливала лицо Альдинга, была Саннио знакома по давешнему разговору в подвале, и это воспоминание клином вышибло все, что терзало младшего Гоэллона.

«Вы будете видеть во сне будущее, но изменить сможете лишь немногое. Лишь в тот момент, когда наяву поймете, что видели во сне то, что происходит, и знаете, что будет через миг. Миг, мгновение, меньше чем удар сердца – вот все, что у вас будет на осознание и решение...»

– Альдинг, вы это видели?..

– Да. Вернитесь, прошу вас... умоляю! Вернитесь и выслушайте.

2. Собра – Кертора – Беспечальность

Приглашение оказалось неожиданным; да и получено оно было слишком поздно – Кларисса воспользовалась небольшой передышкой в дожде и отправилась с девочками за город на прогулку. Когда она вернулась, ее поджидало письмо от наследника герцога Гоэллона. Еще не прочитав его, женщина подумала, что письмо предназначено не ей, а Фелиде, но адресовано старшей в доме, как того требуют правила приличия.

Оказалось – ей; и видеть ее хотел Руи. Бедняжке Фелиде стеснительный юноша передавал витиеватый привет, но не более того.

Кларисса быстро сменила платье, надела украшения и уложила волосы. Вдоволь нагулявшиеся девицы отказались от ужина и разбрелись по спальням, так что за них можно было не беспокоиться – да и то, обе были достаточно благоразумны, чтобы не вытворить чего-нибудь неподобающего; особенно скорийка, способная при необходимости унять и резвую падчерицу госпожи Эйма.

В дом герцога Гоэллона гостья прибыла, когда на улицах уже зажглись факелы. Вечер выдался тихим, как все вечера с начала священного похода против еретиков, в котором приняли участие многие столичные бездельники и владетели, специально сорвавшиеся с насиженных мест ради увлекательной прогулки на запад за счет церковной казны.

Карета неспешно катилась по гладким мостовым. Мерный стук колес напомнил Клариссе старую историю. Некогда починку столичных мостовых оплачивала городская казна; однажды одному из королей это показалось не вполне верным, и бремя расходов он возложил на владельцев столичных домов, обязав каждого раз в год чинить дорогу перед своим жилищем. Владетели и простолюдины подчинились. Спустя лет пять король проехался по столице верхом. Увиденное поразило его до глубины души и в тот же день он заменил ремонтную повинность налогом – мостовые Собры приобрели невероятное разнообразие. Впрочем, некоторые из шедевров выдумки сохранили и тщательно восстанавливали еще многие годы – соседи, состязавшиеся друг перед другом в щедрости и изобретательности, создали десяток произведений искусства. Среди таких затейников был и тогдашний герцог Эллонский, велевший выложить рядом с фонтаном (который и дал название Фонтанной площади) его тень; два оттенка мрамора, белый и сероватый, были подобраны так искусно, что чужак, впервые попадавший на площадь, долго разглядывал чудесную тень, пытаясь угадать, где же расположен источник света и какой он должен быть силы.

Увы, тень фонтана ненадолго пережила сам фонтан, который был снесен, чтобы расширить площадь.

Слуга проводил Клариссу в кабинет герцога Гоэллона. За пять лет, прошедшие с ее последнего визита, здесь ничего не изменилось. Только занавеси стали другие, не серые, а оттенка топленого молока, да в креслах перед столом завелись двое юношей. Оба отчаянно маялись любопытством, один явно, другой с благородной сдержанностью.

Кларисса протянула обоим руку для поцелуя, приглядываясь к каждому по очереди. Наследник герцога, он же объект тихих воздыханий Фелиды, выглядел довольно дурно; он не слишком походил на того молодого человека, что так умело и решительно успокоил ее давеча в особняке Алларэ. Кажется, Алессандра недавно не то перепугали, не то огорчили. Второй... второй просто лучше умел держаться; но обоим не мешало бы хорошенько отдохнуть. "Что же здесь произошло? – удивилась женщина. – Руи устроил молодым выволочку? За что бы это?.."

– Желаете ли вина? – спросил младший Гоэллон.

– Благодарю. Мне кажется, что и вы желаете, – улыбнулась Кларисса. – Вы натворили нечто дурное и вас постигла кара герцога?

Алессандр резко отвернулся к окну. Отдуваться за невежливость приятеля пришлось второму. Госпожа Эйма внимательно рассматривала юного северного барона. В нем явственно просматривалось сходство с ныне покойным Рене Алларэ, пошедшим в бабку Анну, но то, что было сглажено кровью алларских герцогов, в мальчике проступало остро и ярко. Узкое лицо со слишком тонкими, резкими чертами, белая кожа, подчеркнутая черными волосами, синеватые тени под длинными узкими глазами. Тонкие длиннопалые руки застыли на коленях. Черные манжеты стискивали запястья, словно кандалы, подчеркивая хрупкость, едва ли не болезненную, излишнюю для шестнадцатилетнего юноши. Чем дольше Кларисса глядела на дитя севера, тем больше ей хотелось разложить по столу гадальные карты и ответить себе на десяток вопросов, связанных с ним.

Холодные глаза с неразличимыми – черными на черном – зрачками казались плотно закрытой, запертой на три замка дверью, за которую не пускали посторонних. Сюда и друзей-то, наверное, не пускали, оставляя их в саду: вежливая полуулыбка на тонких губах, изящный наклон головы – сама любезность, весь внимание к гостье...

– Нет, ничего подобного, к счастью, не случилось, – проговорил, наконец, барон Литто. Пауза между вопросом и ответом была длинной, слишком длинной – словно северянин долго колебался, а стоит ли вообще отвечать гостье. – Простите, но я не знаю, насколько откровенным с вами можно быть.

– Вы безобразно грубы, Альдинг. От вас я подобного не ожидал, – раздался голос герцога Гоэллона. – Немедленно извинитесь перед госпожой Эйма.

– Руи, помилуйте, с каких пор вы стали честность считать грубостью?! – изумленно выпалила Кларисса, и только потом обернулась. Да уж, похоже, всем троим мужчинам в этом кабинете нужен был отдых. Немедленно и надолго. – Оставьте юношу в покое и расскажите, почему вы все выглядите так, словно с рассвета чинили дороги!

– Увы, наши занятия были куда менее приятны, – старший Гоэллон прошел к столу и уселся в кресло; нарочно на фоне полыхавших за окном вечерних сумерек, усмехнулась про себя Кларисса, потом еще раз огорчилась. Уж с ней-то в эти игры играть зачем? Мальчиков герцог Эллонский, может быть, и одурачит... – Кларисса, поведайте нам все, что знаете о герцоге Скоринге.

Женщина прекрасно знала, что для Руи значит "все". Не только факты, но и ощущения, предположения, догадки, какие-то случайно приходившие на ум и раньше, и во время рассказа мысли. Для чего ему нужен был весь подобный мусор, с трудом понимала даже воспитанница мэтра Тейна. Слава прошлому, она хорошо выучилась облекать в слова чувства и оттенки чувств, и не стеснялась говорить о подобном; в первые годы знакомства было куда тяжелее – казалось, что крупная сильная рука герцога Гоэллона безжалостно вытряхивает на стол перед собой ее душу, все самое сокровенное, даже то немногое, что ей хотелось бы уберечь от посторонних.

Наследник герцога был не слишком внимательным; он довольно быстро заскучал и откровенно заставлял себя слушать, потом вовсе отвлекся и получил прямо по лбу брошенным Руи футляром для письма; забавнее всего было, что вся сцена произошла в полном молчании и не помешала Клариссе рассказывать. Северный барон же слушал, не отрывая взгляда – и в этом было нечто настораживающее, потому что госпожа Эйма никак не могла взять в толк: ему-то какое дело до похождений герцога-регента, его переживаний и странностей?..

– Кларисса, почему вы отправили гвардейцев Алларэ на Мерский тракт? – спросил наконец Руи. – Почему не в Скору?

– Боюсь, что это была оговорка, – вздохнула гостья. – Он действительно должен был ехать в Скору, в предгорья, чтобы вернуться через Кертору.

– Почему же?

– Чужие твари из пророчества... Они ведь могут прийти только из того, что мы называем Миром Вознаграждения. В другом не водятся какие-то особенные животные, верно?

– Верно, – кивнул Руи. – Но вы сказали обратное. Вашим оговоркам я доверяю не меньше, чем вашим рассуждениям.

– Простите, – вскинул голову Алессандр. – А почему он не может войти и выйти в одном и том же месте?

– Представьте себе кольцо, драгоценнейший, кольцо, проходящее через три мира. Вы можете двигаться либо в одну сторону, либо в другую, но в любом случае вам придется пройти через все три мира. Войти в Скоре, выйти в Керторе или наоборот.