Текст книги "Soulmates Never Die (СИ)"

Автор книги: Koda Aleru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Будто ему и так не хочется сдохнуть, он слушает эту песню на повторе, каждый гребанный раз упиваясь тем, что облажался, и да, пусть на него начинают обеспокоено поглядывать сотрудники, пусть Юнги взял за привычку таскаться к нему домой утром и вечером, проверяя, пусть остальные друзья начинают писать ему почти что по очереди и внезапно вытаскивать пообедать (хотя с некоторыми вообще полгода он нигде не выбирался), но…

«Without you I’m nothing»

Это же Донхи его подсадила на чёртовых депрессивных Placebo!

Всё заканчивается тем, что приходит Сокджин. Ловит Намджуна за капюшон толстовки, критическим взором окидывает больной взгляд, опухшие глаза и трехдневную щетину, горько вздыхает и тащит домой. К себе. Кормить, отмывать и ругать/подбадривать, зависит от ситуации, но, кажется, всё же второе, так что полтора часа спустя младший вываливается на кухню, благоухая ароматами пены для ванны и сияя кожей от лосьона, и на столе его ждет полноценный минимальный набор Ким Сокджина под названием «на скорую руку успел» (в переводе на человеческий это значит четыре полные кастрюли и две сковородки, а еще примерно полтора десятка закусок из холодильника). Намджун потеряно и немного испуганно сглатывает, а после начинает ныть:

– Хён, ты же понимаешь, что в меня это всё не влезет? Да этим можно накормить половину Китая, хён, честное слово!

– А ну цыц! – немного повышает голос хён, и Намджун покорно затыкается. Потому что если Ким Сокджин говорит «цыц» – это значит «цыц». С его «цыц» не спорят, так что бедный юрист лишь горько вздыхает и покорно присаживается за стол, набирая себе из каждой кастрюльки по ложке.

– Там еще огуречное кимчхи сзади тебя.

– Да, хён.

– И не забудь про маринованные бобы.

– Конечно, хён.

– Почему ты взял себе так мало мяса? Погоди, я тебе доложу.

– Хорошо, хён. Спасибо, хён, – так обреченно отзывается Намджун, что старшего начинает немножко грызть совесть. Немножечко совсем. Но это не мешает ему вывалить еще половину кастрюльки на тарелку тонсэна, покорно жующего его еду. – Слушай, хён, – спустя половину тарелки Джун чувствует себя беременным носорогом, но мужественно и методично продолжает кушать, – а почему ты ни разу не заставлял Донхи покушать у тебя? Я вообще думал, что это первое, что ты сделаешь после знакомства с ней.

– А, это, – Джин вдруг расплывается в хитрой ухмылке и начинает хихикать. – Она и так на меня волчицей смотрела, если бы я еще и покормить её вот так решил, точно бы укусила и убежала прочь. А я, между прочим, готов построить с ней доверительные дружеские отношения, – наставительно поднял палец, выглядя так важно и серьезно, что Намджун против воли улыбнулся, с удивлением понимая, что под беспечную болтовню хёна прикончил ту гору еды. Судя по улыбке хёна, именно на это он и рассчитывал.

После еды они перебираются в гостиную с вином и бокалами (Джин выпивает исключительно по вечерам пятницы), и эта уютная обстановка, тепло и алкоголь наконец помогают Намджуну расслабиться настолько, что он готов делиться наболевшим. На самом деле, ему даже непонятно, почему хён не пришел к нему раньше, но на минутку совесть подсказывает, что, возможно, Сокджин сам ждал, когда же младший позвонит в его дверь. И лишь когда понял, что Джун влез в себя, вооружившись лопаткой для самокопания и щипцами для вытаскивания всех прогрешений с глубины памяти на поверхность, то решил осуществить привычную процедуру приведения тонсэна в чувство.

– Спорим, Юнги-хён недавно здесь тоже был, – невпопад шутит, но Сокджин, к его удивлению, смеется и согласно кивает. – Серьезно? Благословения просил, или что?

– Просто хотел поговорить о сомнениях, – ответ с мягкой улыбкой, а после хён так несолидно хихикает. – Только не спрашивай, с кем он встречается. Умоляю, у меня пошло несколько недель, чтобы узнать, и я намерен держать язык за зубами.

– И не собирался, – так искренне удивляется Намджун, что старшего щемит в груди от гордости. – Это же дело хёна. Захочет – расскажет, так ведь? Здесь дело не в том, что он нам не доверяет, скорее, хён просто хочет, чтобы настолько личное оставалось как можно дольше лишь его.

– Тоже так думаю, – Сокджин всё еще не сводит с младшего гордого взгляда, и Намджуна это, если честно, немного смущает. Он ожидал трехчасовой тирады, презентации с названием «Три самых глупых решения мужчин или Ким Намджун, здесь ты был мудаком» или хотя бы звонкой затрещины – потому что хён, конечно, розовый свитерок и самые вкусные рисовые пирожки во вселенной, но еще – это восемь часов в неделю в качалке, хапкидо и должность главного врача, известного своей жесткостью к халатным подопечным.

– Ты не собираешься меня ругать? – получется почему-то так по-детски, но Сокджин как-то уютно улыбается на этот вопрос, что с души сразу же отлегает.

– А смысл? Ты же сам сразу понял, насколько облажался, – просто отвечает, и младший согласно кивает. После они отвлекаются немного на свои бокалы, Джин подливает им вина, и в тишине они смотрят сквозь окно на столь привычные огни города. – На самом деле, Джуни, я бы скорее хотел тебя подтолкнуть.

– К чему? Суициду? – бездумно ляпает, но тут же осекается, когда видит, как подозрительно сужаются почти чёрные глаза напротив. – Нет, хён, нет, это я так, просто очень глупо пошутил, я бы ни за что… Ну ладно, возможно, пару раз думал, но кто же не думал, хён, блять, да не смотри на меня так! – защищаясь, прячется за подушкой и смотрит большими глазами, пока Джин не бросает в него диванным валиком и рявкает.

– Не матерись в моем доме, ты, мелкий долбоеб!

Намджун еле слышно фыркает в подушку, но после, не сдержавшись, начинает искренне смеяться. Старший присоединяется к нему спустя несколько мгновений, и вскоре просторную квартиру заполняют звуки стеклоочистителя и рохканье беременного тюленя.

– На самом деле, Джун-а, – мягко тянет Сокджин, успокоившись, – тебе стоит хорошенько обдумать ваши последние беседы с Донхи. Я знаю тебя очень хорошо, Джун-а, так что могу с уверенностью заявить, что ты мог пропустить мимо ушей что-то очень важное. Как считаешь?

Намджун – парень простой; хён сказал – значит, он должен выполнить. Так что пока Сокджин тактично оставляет его наедине с воспоминаниями и вином, он тщательно пытается обработать каждую фразу – как его, так и Донхи.

Чёрт возьми, как же она его тогда боялась.

Хён возвращается спустя некоторое время, на кухне мерно жужжит посудомоечная машина, а в руках мужчины новая бутылка вина. Он терпеливо ждет, когда Намджун наконец прекратит обнимать подушку, втупившись взглядом в пол, и обратит на него внимание. Ждать приходится еще с добрый десяток минут, за которые Джин успевает отписаться всем друзьям, что всё с Намджуни хорошо, прекратите истерику, и лишь когда младший подтягивает к себе заново наполненный бокал, он интересуется.

– Так что, было что-то стоящее, или ты зря себя мучил?

Намджун тихо фыркает, не зло, скорее так, как всем недовольный кот, и мимолетно вспоминает о Синди, которая грела его все эти ночи и умурлыкивала беспокойство. За нее он не переживает, ведь раз хён забрал его сегодня, значит, Юнги пошел присмотреть за кошкой и одновременно с этим наделать полторы тысячи фотографий этой крохотной пушистой идеальности.

– Что значит, – медленно начинает, пытаясь дословно вспомнит еще тогда резанвшую уши фразу, – когда кто-то говорит «я не хотела бы любить»? Я опять обманываю себя сам, или эта фраза говорит, что человек влюблен?

Сокджин мягко сжимает его ладонь в своих и ласково спрашивает:

– А что тебе подсказывает сердце? Думаю, в этом случае оно даст ответ вернее, чем холодный разум.

– Я уже шел на поводу у своих чувств, и в итоге просто напросто всё погубил, – огрызается Намджун и вырывает ладонь из хватки, но тут же сникает. – Прости, чёрт, прости, хён, я не имел права к тебе так говорить…

– Всё в порядке, Джуни, – Джин снова прячет его ладони в своих и таинственно улыбается. – Думаю, что ты не погубил абсолютно всё.

– Объясни?

– Мне звонили позавчера, – старший неловко улыбается и пожимает плечами, – хотя я обещал об этом не говорить. Упс, – и он проказливо смеется. – Меня попросили присмотреть за тобой несколько недель.

– Зачем Юнги-хёну тебе такое говорить? – от искреннего недоумения Намджуна хён удивленно распахивает глаза, но после расплывается в улыбке. Конечно же, младший подумал именно о своем гиперзаботливом хёне.

– Вообще, – говорит осторожно, – думаю, Юнги попросили о том же. Понимаешь, ммм?

Намджун отчаянно тупит.

Он не понимает.

Не может просто осознать и принять.

– Так что, Джуни, – Сокджин настолько собой доволен, что даже ступор тонсэна считает милым и тыкает его в щеку, – ничего еще не закончено. Наоборот – только начинается!

***

Он приходит в клуб еще через неделю. Приветственно кивает охранникам, немного неуверенно – Тэхёну, который сидит рядом с барной стойкой и смотрит на него нечитаемым взглядом несколько секунд. После мальчишка хмуро отвечает коротким рывком головы и кивает в сторону курилки, тут же отворачиваясь, будто – да нет, так и есть! – смущен. Намджун только и может, что криво улыбнуться и, игнорируя чересчур уж взволнованный взгляд Юнги, пройти к неприметной чёрной двери в дальнем углу. Она стоит там, как обычно – нервные пальцы, щелкающие неизменной зиппо, изношенная толстовка выцветшего грязно-зеленого цвета и острый взгляд, которым она одаривает нарушившего её долгожданный перекур. И на этом всё. Намджун даже не смотрит – так глупо боится эту девочку – лишь прислоняется спиной к двери и закрывает глаза, решаясь.

– Поговори со мной, – просит, пока Донхи прикуривает вторую, даже не оборачивая голову в его сторону. Намджун тяжело выдыхает, сжимая кулаки так сильно, что даже его коротко обрезанные ногти впиваются в кожу, оставляя мелкие белые лунки отпечатков. – Пожалуйста, Донхи…

Она молчит. Не фыркает, не хмыкает, не ругается – молчит. Даже взгляд не поднимает, так и стоит, уставившись в противоположную стену, как стояла с самого его прихода. Намджун знает, что сейчас у нее закончится перемена, девушка стянет с ног раздолбанные кеды и снова пойдет колотить коктейли за барной стойкой. Еще он знает, что теперь ему даже смотреть в сторону комбинезончика запрещено, но всё равно осматривает, жадно впитывает каждую деталь: темные круги под глазами, небрежный куцый пучок на затылке, вот она прикуривает третью, нервно сжимая её дрожащими пальцами, а сигарета уютно пристраивается между подрагивающих губ…

Она тоже волнуется, понимает Намджун. Волнуется и боится, понимает с огорчением, и плюет на чистоту своего костюма, просто плюхается спиной о стену и решается.

– Донхи-я, – тянет, уставившись в пол, только бы не видеть, как нервно суетящиеся пальцы крутят между собой уже четвертую. – Донхи-я, пожалуйста, скажи мне хоть что-то. Что я – ублюдок, кретин, чёртов придурок, что ты ненавидишь меня и больше никогда в жизни не хочешь меня видеть. Что я противен тебе, и ты ни единой секунды больше не можешь проводить рядом со мной. Прошу, скажи мне, потому что я больше так не могу.

Намджун крепко зажмуривается, с горьким отчаянием думая, что еще никогда в жизни не обнажал душу настолько. Даже когда рассказывал о бывшей девушке, о семье, когда признавался в своих чувствах – это всё было не то. Не настолько сильно парень ощущал себя уязвимым и обреченным. Рядом слышен какой-то звонкий стук, и он с удивлением видит знакомую до последней царапинки зиппо, которая лежит у него под ногами, рассыпавшись на детали. Намджун, всё еще не понимая, поднимает взгляд и шокировано застывает.

Донхи смотрит на него, потеряно открыв рот, и в её руке догорает сигарета, а взгляд такой ломкий, растерянный… мягкий? Она судорожно сглатывает, а Намджун глупо выпаливает.

– У тебя уже фильтр догорает.

– …точно, – она наконец отмирает, с огромным удивлением смотрит на тлеющую сигарету в руке, а после торопливо её тушит и выбрасывает в мусорку. – Спасибо.

– Не за что, – легко отзывается, и это всё выглядит так, как было раньше. Намджун скашивает взгляд на Донхи, которая в его старом тонком свитере (он сползает ей на ключицы, и это – самое прекрасное зрелище в мире) неловко ведет плечами, будто спасаясь от холода, а после неожиданно и очень неуверенно выпаливает.

– Я не хочу, чтобы мы прекращали видеться.

Намджун глупо хлопает веками.

– Что? – как-то отупело переспрашивает, и Донхи сразу же огрызается.

– Да сказала же! – тянется в карман по пятую, но после видит зажигалку под ногами Намджуна и сквозь зубы материться. После уже более спокойно повторяет. – Я хочу видеть тебя и дальше.

– Я не понимаю, – беспомощно и потеряно тянет Намджун, опускаясь на корточки и принимаясь собирать детали старушки зиппо. Всё же он успел к ней привыкнуть, так что жаль будет, если какая-то маленькая фигня потеряется. Донхи рядом фыркает и вдруг опускается рядом с ним. Нерешительно смеривает озадаченного парня взглядом, глубоко вздыхает и протягивает ему руку.

– Я тоже не понимаю.

– Я вообще на повторе слушал Without you…

– I’m nothing, – кивает, криво улыбаясь. – Я тоже. Ту версию, что с Боуи, или сольную?

– Обе.

Намджун придирчиво осматривает заново собранную зажигалку, трет её рукавом пиджака, избавляя от пыли, и осторожно кладет её на ладонь неуверенно улыбающейся Донхи.

И как-то так они мирятся.

***

– Так что же, – Тэхён привычно лениво тянет гласные с легкой улыбкой, но взгляд у него жесткий, тяжелый, давящий, полный предубеждения, как кажется Намджуну, и он только и может, что с нервной улыбкой дернуть плечом в ответ на слишком трудный в его положении вопрос, – у вас снова всё хорошо?

– Трудно сказать, – он вообще чувствует себя… да будто сидит вместо пушечного ядра внутри артиллерийской пушки, так что подобные вопросы лишь заставляют внезапно проснувшуюся неуверенность в себе заостриться в несколько раз. – Надеюсь, что будет.

Младший фыркает, будто ёжик (у бабушки под старым сарайчиком возле дома жила целая семья, и Намджун в детстве обожал приносить им яблоки и чесать мягкие животы), и именно поэтому на него никак не получается сердиться. Слишком уж этот мальчишка любит свою нуну, потому и пытается защищать её всеми возможными способами, а еще внутри здравый смысл борется с юношеским максимализмом, так что Намджун получает от него поистине взрывную смесь упрямства, смешанного с заботой и настоянной на растерянности. Мозгами Тэ ни капли не хочет сделать хёну больно, но вот сердцем – а им этот безразсудный, но верный малыш и живет – оно постоянно говорит ему высказать что-то цепкое, продирающее и так встревоженного Намджуна до самого нутра.

– Будет, – к разговору присоединяется Юнги, коротко приобнимает Джуна, чуть сильнее сжимая пальцы на его спине – беспокоится и заботится, ох уж этот угрюмый хён, а после треплет волосы ластящегося к нему, будто щенок, Тэхёна. Намджун с улыбкой понимает, что младший вжимается макушкой в хёнову ладонь без любого смущения, которое присутствовало в первые недели его знакомства с их реперно-тусовочной компашкой. Но ссоры ссорами, а любопытный и восторженный Тэхён завоевал сердца старших всего за несколько встреч. Юнги тем временем улыбается чему-то своему, показывает Донхи два пальца, и та понятливо лезет под барную стойку – там припрятана именно его бутылка, с которой девочка сноровисто наливает в три стакана указанное количество. Юнги она добавляет один кубик льда, Намджуну доливает колы, а для любимого тонсэна импровизирует с коктейлем, чтобы тот был сладким и вкусным. – Она каждый раз так улыбается, когда ты приходишь. Что, кстати, в последнее время редко случается, – ничуть не обеспокоено, конечно же, ибо в словаре Мин Юнги нет подобного слова, замечает, а взглядом нет-нет, да косит на темные круги под глазами юриста. – Проблемы?

– На работе завал, – Намджун даже имеет наглость рассмеяться, потому что получается ни капли не успокаивающе, как он собирался сделать, а очень тревожно. Он с улыбкой принимает у Донхи свой бокал и шутливо кланяется. – Спасибо, о прекрасное видение.

– Паяц, – она лишь фыркает, забрасывает полотенце себе на плечо и внимательно осматривает клуб. Посетителей не очень, так что её напарница пока может справиться сама, поэтому она без любого стеснения тыкает Намджуна в щеку и грозно интересуется. – Куда они подевались?

Только что подошедший Сокджин не сдерживает смешок, Тэхён и Юнги тоже подозрительно дергают плечами – ржут, что ли? Похоже, Намджун единственный здесь не врубается в происходящее.

– Ты о чем вообще? – осторожно отодвигается и шарит пальцами по столику в поиске своего напитка, чтобы спрятаться за ним, но вкус почему-то приторно сладкий и отдает лишь после горчинкой. – Ты что, смешала малому виски и абсент с яблочным соком? Да он коньки отбросит!

– Тэ-тэ справится, – отрезает Донхи и снова тыкает пальцем в его лицо. – А вот твои щеки куда-то исчезли, и мне это не нравится.

– На себя посмотри, – но почему-то его ворчание ознаменовывается подзатыльником от Сокджина.

– Донхи права, – строго заявляет самый старый хён, а после с озабоченным лицом поворачивается к девушке. – Но если говорить о весе, то…

– Я за стойку!

Намджун улыбается, впервые искренне за этот – и предыдущие двенадцать – вечер. Юнги рядом шепчет «ну наконец-то», Тэхён впервые бросает на него мягкий взгляд, а Сокджин хихикает. И пусть Донхи всё еще не приходит к нему с ночевкой, но зато она навещает Синди в свободное время и даже иногда готовит вместе с Намджуном, потому что да, на его работе реальный завал, и он ничегошеньки не успевает в этой жизни.

***

– Слушай, вопрос из разряда странных.

Донхи хмыкает заинтересовано, пока выпускает в воздух дым. На улице конец мая, так что она обходится растянутыми майками с редкими потертостями, и с учетом нынешней моды она вполне вписывается в разноцветную молодежь. Волосы снова чуть ли не под корень, лишь пара прядей закрывают лоб и скулы, а еще Тэхён притащил ей карандаш для глаз, и девушка подводит их где-то раз в неделю, если настроение неплохое.

– Тебе их еще не хватило? – вроде и подтрунивает, но смотрит нервно, и Намджун тырит её зажигалку, чтобы успокаивающе ею пощелкать. Другие посетители парка смотрят на них с неодобрением, но они курят в отведенном для этого месте, так что оба внимания не обращают на взгляды.

– Ну, это мне просто только что в голову пришло, – смущенно признается, кивая в сторону уличного художника, перед которым сидело двое девушек с улыбками. – Когда я его увидел. Ты же когда… Нет, не так, – он глубоко вздыхает, а после выпаливает. – Твои рисовальные принадлежности были в доме родителей, или в колледже?

Донхи смотрит на него внимательно, вмиг забыв и о прикупленных шашлычках, и о рисовых пирожках, которые они захватили с собой в надежде найти тихий уголок потрындеть и немного спрятаться от вездесущей жары. Парень нервно сглатывает, готовясь извиняться и просить забыть о странном вопросе, но комбинезончик лишь медленно моргает и неожиданно адекватно отвечает.

– В их доме. В колледже был лишь мольберт и пара рисунков, Тэ их у себя хранит. А что?

– Ну, – Намджун при виде её застывшего взгляда вдруг обретает былую уверенность и твердо объясняет. – Я знаю, что ты хочешь вернуться в колледж. Знаю, что ты очень тяжело трудишься ради этого. Еще теперь узнал, что есть возможность вернуть хотя бы часть твоих рисовальных штучек, что может существенно поддержать твой бюджет в будущем. Так что да, – в глазах Донхи будто влажная завеса, и он мимолетно думает, что это последнее, чего можно было ожидать. – Да, я спросил об этом, потому что хочу пойти в тот дом и забрать твои вещи.

– Рисовальные штучки, – почему-то повторяет Донхи и отворачивается спиной к Намджуну. Цепляет пальцами позабытый пакет с остывшей едой и кивает в сторону парка, мол, чего столько стоим, пошли давай. – Штучки.

– Я же не знаю, чем вы там пользуетесь, – почти что обиженно выдает Намджун, и Донхи лишь смеется на это, но парень успевает заметить несколько крохотных капель, слетающих с её ресниц. Он не акцентирует на этом внимания, просто не может, потому что эта девочка плакала перед ним лишь тогда, когда было очень плохо, и то, что сейчас самая сильная малышка во вселенной не в силах сдержать слёзы – это… В общем, сейчас она не примет его попыток помочь, потому что её успокаивать сейчас не нужно. Не в этом дело. – Ну правда, знаю, что нужны кисти, краски и деревянная штуковина, бумага, наверное… Да и всё! Серьезно, последний раз я рисовал в младшей школе, и это был очень симпатичный динозаврик, мама его даже заламинировала и приклеила на холодильник. Я, правда, в старшей школе пытался нарисовать чуваков из Epic High на сцене, так мама почему-то решила, что это чёрти в аду…

Донхи смеется, а глаза у нее уже почти сухие, пока они подходят к опрятной и недавно скошенной лужайке; даже запах срезанной травы еще стоит. Она бросает на землю свою и Намджунову толстовки, чтобы было теплее сидеть, и протягивает ему пакет с едой, всё еще посмеиваясь.

– Ну серьезно! – в медовом взгляде почему-то чистый восторг и смех. – Рисовальные штучки!

Намджун горько вздыхает, понимая, что этим его будут дразнить до конца жизни.

***

– Здрасте, – Намджун ярко и широко улыбается в лицо незнакомой женщине с сильно накрашенным лицом, и лишь острые скулы и четкий лук купидона выдают в ней родственницу Донхи. Он просовывает носок тяжелого ботинка в дверной проем, потому что при виде девушки её быстро пытаются запереть. – Мы пришли за её вещами.

Лицо женщины перекашивается, стоит ей понять, что скандала в случае отказа избежать не получится – заинтересованные соседи уже глаз не сводят с разворачивающейся сцены. Донхи, к тому же, взгляда от нее не отводит: смотрит остро, тяжело, с отчетливой ненавистью, и это не может не обескураживать, чему Намджун только радуется – им на руку замешательство.

– Мы только заберем вещи, её по праву вещи, и уйдем, – уточняет для вышедшего на шум мужчины, хотя больше всего ему хочется сейчас обмотать пальцы ключами и врезать ублюдку. – Вы же не хотите скандала? Прессы? – невинно уточняет, потому что с единственного откровения своей малышки успел понять, что именно этого они боятся больше всего. – Вот и прекрасно.

– Ублюдок. Тварь! – рычит женщина (её муж одаривает их словами и похуже, но сквозь зубы – соседи всё слышат), но отходит в сторону, пропуская их внутрь. Донхи, хвала всем высшим силам, на это не реагирует, лишь смотрит презрительно и с ледяным лицом уточняет.

– Где мои вещи? Знаю, что вы их не выбросили, они дорогие.

– На чердаке, – выплевывает и, похоже, собирается плюнуть на девушку, но Намджун предупреждает.

– На телефоне Донхи включен диктофон, на моем набран номер полиции. Только попробуйте сделать малейший шаг в её сторону…

– Забудь о них. Если что, я просто заору, – Донхи твердым шагом направляется к лестнице, с наслаждением оставляя грязно-коричневые разводы недавнего дождя на белоснежном ковре. – Я быстро.

– Могу пойти с тобой, – искренне предлагает, но чувствует, что лучше бы остался здесь следить за… он даже не знает, как их называть. Но Донхи, уже скрывшаяся где-то наверху, еле слышно отвечает, что необходимости нет, так что Намджун просто держит в кармане левую руку, так и не стерев номер полиции, и вежливо предупреждает.

– Если вдруг вам очень хочется сказать что-то неприятное о Донхи, лучше воздержитесь. Я – практикующий юрист, так что могу вас избить, а после вывернуть всё так, что вы же и виноватыми окажетесь. На самом деле, – будто нехотя бросает, – я бы давно уже упек вас за решетку, но Донхи попросила не пачкаться в дерьме. А вы же знаете её – с этой девчонкой никому спорить нельзя, да?

– Сукин выблядок, – с ненавистью цедит мужчина, на что Намджун с уже явной угрозой (то, что он ненавидит насилие и все проблемы решает интеллектом, забывается в одно мгновение) сжимает правую руку в кулак.

– Не провоцируйте меня, – выдыхает, прикрыв глаза на миг, а после разрешает ужасающему оскалу занять место своего вежливого выражения лица. – Я тогда слишком легко дал тебе в нос, старик. Руки чешутся исправить.

За его спиной – топот; Донхи бегом спускается по лестнице с ящиком в руках, быстрым взглядом окидывает пару, оба скрестили руки на груди, но отошли еще на несколько метров, Намджун стоит разъяренный и со сжатыми кулаками, из кухни выглядывает горничная, и она, видимо, хорошо её узнала. Донхи стягивает с головы капюшон, открывая шокированному взгляду выбеленные короткие волосы, и скалится.

– Еще две коробки снесу, и можем идти, – информирует, и Намджун лишь кивает, мельком бросив взгляд на содержимое ящика.

– Только рисовальное? – кивок. – Одежду брать не будешь?

– Я к тому дерьму больше не прикоснусь, – спокойно отвечает, на мгновение мажет своими пальцами по его плечу, успокаиваясь и успокаивая. – Мне еще минута.

– Всё время мира, – рассеяно отвечает, следя за тем, как обозленные мужчина и женщина – ну язык не поворачивается назвать их родителями! – с презрительным фырканьем и добротными ругательствами уходят из комнаты в, кажется, гостиную, где усаживаются на диван и сверлят взглядом Намджуна. Его аж трясет, так сильно хочется схватить с тумбы пафосную дорогую статуэтку и разбить ею огромное зеркало при входе. Хорошо бы еще потрощить окна…

Но Донхи не понравится, если он сделает это без нее.

***

– Бери эти два ящика, я эти возьму, – девушка нагружает его так, что ничего почти не видно, но у нее такая же стопка. Папки, тюбики, баночки, непонятные тубусы – так много всего, и Донхи выглядит мрачно удовлетворенной, ботинком открывая им дверь на улицу. Там она оборачивается, смеривает взглядом дом, в котором прошло её детство и юность, где она впервые полюбила, где была пусть и неправильно, но счастливой некоторое время…

Донхи смотрит на него – и ничего не чувствует. Нет ностальгии, нет тоски – только чистое, незамутненное безразличие. Она прижимает ящики покрепче к груди, смотрит на Намджуна – надеждного друга, который так много сделал для нее, да, лажал, но все они лажают. Переводит взгляд на родителей, которые всё же вышли на порог, и неожиданно ярко улыбается.

– Я буду счастливой, – говорит громко, так, что все соседи и простые прохожие мигом оборачиваются в её сторону. – Я буду самой счастливой, а вы так и сгниете здесь в своих предрассудках.

И оборачивается, идя к дороге. Намджун останавливается чуть позади нее – у него откуда-то есть чутье на моменты, в которые её трогать нельзя, и это просто замечательно. Машины сменяют друг друга, синие, белые, серебристые, и лишь когда глаза перестают позорно жечь, Донхи поворачивается и просит.

– Такси вызовешь?

Намджун почему-то смущается и, вот видно же, хочет потереть затылок, но руки заняты. А после аккуратно так намекает.

– Нам, наверное, такси не нужно?

– И что это значит? – так искренне удивляется, хотя внутри замешательство вперемешку с безграничной нежностью к этому долговязому неумехе, но такому прекрасному человеку. Ведь даже в доме её родителей он не сделал ничего, чтобы она почувствовала себя защищаемой. Он обставил всё так, чтобы именно Донхи чувствовала себя повелительницей ситуации, а это сделать, на минуточку, трудно. Вот сейчас тихушничает он что-то, но девушка даже не успевает сообразить, как рядом останавливается обычный черный джип, которых в Сеуле тысячи, и с водительского сидения высовывается макушка Юнги.

– Ну? – шеф медленно моргает, переводя взгляд с виноватого Намджуна на ошеломленную Донхи. – Всё забрали, или мне надо пойти туда?

– Нет необходимости, – поспешно заявляет Джун и делает большие глаза. – Хён, правда, не надо.

– Да чего ты, – Юнги ворчит и носом простужено шмыгает. – Будто я такой уж страшный, – он прячется обратно в машину, и Намджун в тот же миг одними губами говорит «Вообще в такие моменты пиздец страшный», и Донхи тихо хихикает. – Ящики в багажник, Донхи на переднее, Намджун на заднее, и потише, там Сокджин и Тэхён так переживали, что уснули, сожрав на двоих тонну токкпокки.

Пока они послушно складывают вещи, то успевают обменяться понимающими взглядами и захихикать. А потом Намджун делает издевательские фотографии парней, пока Юнги дает ему подсказки, и Донхи опять так глупо жжутся глаза. Да что за ерунда, она никогда не была склонной к слезам!

– Эй, – окликает её тихонько шеф, пока Джун сзади тщательно рисует карандашом для глаз гитлерские усики Сокджину, и барменша выныривает из глубоких размышлений, в основном касающихся Намджуна, – теперь ты будешь в порядке?

Донхи оборачивается как раз тогда, когда просыпается Тэхён, сладко шепчет ей «люблю тебя, нуна», а после присоединяется к пририсовке Сокджину третьего глаза. Намджун нежно улыбается ей, отвлекшись на миг, а проснувшийся на резком повороте Сокджин видит себя в зеркало и пытается придушить хохочущих мальчишек одновременно. Юнги поглядывает на нее время от времени, ожидая ответ, и она наконец поворачивается к нему с широкой улыбкой.

– Да. Да, шеф, – она тихо смеется, когда Сокджин с победным воплем достает свой карандаш для глаз и принимается разрисовывать Тэхёна, куда попадет. Намджун просто смеется, держась за живот и даже икая, а еще успевает посылать ей нежные улыбки. Юнги смотрит на нее так понимающе, что даже неловко, но Донхи преодолевать смущение и заканчивает. – Я скоро буду в порядке.

========== I know ==========

I know, you love the song but not the singer

Я знаю, ты любишь песню, но не исполнителя.

I know, you want the sin without the sinner

Я знаю, что ты хочешь грешить, не становясь грешником

I know, the past will catch you up as you run faster

Я знаю: прошлое догонит тебя, если ты будешь бежать быстрее.

I know

I know

I know

Я знаю, знаю, знаю…

Август приходит так быстро, что никто даже не успевает этого заметить.

– Как это вообще всё будет? – Тэхён взбудоражено вертится вокруг Донхи, задумчиво протирающей бокал, пока заскучавший Юнги делает им всем пина-колладу (и только для Намджуна он там что-то тошнотворно сладенькое мутит, но не будем об этом). – Ты возвращаешься на учебу, и дальше что?

– Да-да, кстати, – Юнги заинтересовано поворачивается к ним, ни на миг не прекращая трясти шейкером, – мне тоже интересно. Ты работать остаёшься?

Донхи поднимает взгляд… и закашливается от неожиданности, стоит увидеть четыре напряженные мужские взгляды в её сторону (компания Намджуна в последнее время поразительно регулярно собирается полным составом, и все дружно делают вид, что их ни капли не интересует всё растущее напряжение между ними двумя, хотя, конечно же, Донхи врубиться вообще не может, о чем они говорят). Пока она откашливается – глупость-то какая, подавиться вдохом! – Сокджин успевает прочесть краткую лекцию парням, чтобы не пялились, «а то ребёнку некомфортно». Донхи молчит, что ей через полгода двадцать пять, хотя ей очень хочется огрызнуться в ответ, но она и так видит, что необычно веселый Юнги и так ржет втихаря там со своим шейкером, а после еще и сама барменша получает выговор – «потому что всегда нужно правильно дышать!».