Текст книги "Soulmates Never Die (СИ)"

Автор книги: Koda Aleru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Конечно же, лучший, – он подмаргивает, допивая и её какао, – я же тебя встретил.

– Да ну тебя! – Донхи закатывает глаза и идет варить еще одну порцию «волшебного нектара», пока Намджун бессовестно ржет с её бубнежа под нос.

– Комбинезончик, а спой-ка мне на французском!

– Да пошел ты!..

Комментарий к The Bitter End

* Placebo – Protege moi

========== Every me, every you ==========

Sucker love is known to swing.

Гребанная любовь полна нерешимости

Prone to cling and waste these things.

Легко цепляется и растрачивается

Pucker up for heavens sake.

Соберись с силами, ради всего святого!

There’s never been so much at stake.

В этот раз ставки выше, чем когда-либо

– Хён, это Сон Донхи-шши. Она у Юнги-хёна подрабатывает, – Намджун светится дружелюбием, как лампочка, у Донхи её типичный заморенный вид «и что я тут забыла?», а Сокджин просто в бежевом кашемировом свитерочке и сияет голливудской.

Донхи он уже не нравится.

Ей вообще эта ситуация не нравится, но Намджун вчера тупо забрал её с работы, отволок домой, где по традиции накормил супчиком, приговаривая, что детишки должны хорошо кушать, а после уложил спать, поцеловав в лобик под ехидные комментарии…

И утром тянет её на встречу с «хён-хён, Джинни-хён просто пуся, ты его сразу полюбишь», но что-то этот хён-хён смотрит на нее, как на кусок дерьма на его пути. Донхи уже намеревается тактично (в её нынешнем понимании этого слова) объявить о вотпрямсрочных делах…

– Тут недалеко отличная лапшичная открылась, пошли, я проставляюсь!

Намджун сияет таким радостным солнышком, что она улыбается бяке-хёну-Сокджину одними уголками губ и покорно тащится за великовозрастным дитём.

Не замечая, впрочем, удивленного взгляда в спину.

***

– Донхи. Донхи, ты в порядке? – Юнги машет рукой перед её лицом, весело фыркая от отрешенного взгляда, уставленного на кончик полуистлевшей сигареты. – Ты уже фильтр скоро курить будешь.

– А? Что? – девушка недоуменно оглядывается по сторонам, пока не спотыкается взглядом о начальство. Начальство подпирает стенку и скаберзно ухмыляется. – Мне что, уже на смену?

– Нет, пока еще перерыв. Сходи что-то на кухне выканючь пожевать себе, потом завал будет.

– Угу, – Донхи отрешенно кивает, промаргивается и тушит сигарету, с которой сумела сделать только одну затяжку – дальше подвисла. – А это всегда так?

– Да, но ты привыкнешь.

Донхи издает тяжелый вздох и послушно скрывается за дверью, пока Юнги уже бессовестно ржет, докуривая вторую.

Всё дело в том, что стоило Сокджину признать её (как это происходит и какими критериями парень руководствуется, никто так и не узнал), и он обрушил на несчастного проблемного ребёнка столько любви и нежности, сколько способен был. Юнги в свое время так вообще от него прятался недели три, но хён поймал, накормил, дал отоспаться и промыл мозги. Качественно так, до сих пор дрожь берет, стоит такое вспомнить.

Тем не менее, когда Сокджин-хён позвонил ему час назад и довольным голосом сообщил, что Донхи ему вполне припала к душе (к вящей радости Намджуна) и он намерен взять её под свою опеку, Юнги бессовестно заржал, как беременная лошадь, в порыве смеха случайно растрощив какую-то статуэтку.

После владелец клуба выслушал долгую и подробную лекцию о том, как он теперь вынужден относиться к Донхи (ничего нового он, однако, не услышал, что повергло Сокджина в восторг – значит, он верно воспитал Юнги), что ему стоит подталкивать девочку к регулярным приемам пищи и вообще, Юнги, не будь жлобом, подними зарплату дитю. Юнги и так уже над этим думал, но дело в том, что он и так Донхи каждый месяц выплачивал премию как лучшему работнику, а на повышение именно заработной платы девушка начала отказываться сразу же после знакомства с Намджуном.

Дверь скрипнула, и из нее вывалилась мерно жующая бутерброд Донхи, протянула еще один шефу и жалобным (впервые на его памяти; чёрт, вот Намджун обзавидуется!) голоском протянула:

– А мне точно нужно называть его хён?

– А почему не оппа? – Донхи на этот вопрос только фыркает пренебрежительно, смотрит задумчиво на пачку сигарет, но пихает её назад в карман необъятной толстовки.

– Никогда в жизни так больше никого не назову. Так что, точно нужно?

– Да, а то жизни спокойной не даст. Что, уже успел лекцию о вреде курения прочесть?

Донхи снова прискорбно вздыхает, опуская голову, и Юнги снова бездушно ржет, скотина эдакая – у него уже давно не было случая так хорошо повеселиться.

***

– Мы сегодня вдвоем? – Донхи осторожно принимает протянутое мороженое, благодаря всего лишь кивком головы, и Намджун в ответ огорченно тянет, не замечая, впрочем, как девушку передергивает от его слов:

– Да, хён-хён сегодня никак не может прийти, и ему очень грустно, что он не сможет побольше с тобой поболтать.

– Мне вот совсем не грустно. Совсем-совсем.

– Что ты там бормочешь? Вечно ворчишь себе под нос, я же не слышу!

– Да забей ты!

Они грызутся еще долго, в какое-то время Намджун просто ловко изворачивается, берет девушку в «стандартный хёнский захват» и с чувством полного удовлетворения жизнью трёт её макушку под яркие цветастые нецензурные обороты. Когда юрист наконец выпускает её, Донхи готова рвать, метать и мстить, а еще она злобно фырчит и рычит, пока Намджун быстренько фотографирует её растрепанную выжженную краской шевелюру и – редкостное явление – покрасневшие щеки.

– Хён просил отправлять ему фотки, – ржет счастливо, пока Донхи прицеливается, чтобы по его наглой морде попасть жестяной банкой с пивом – они заодно решили и затариться к ужину. Намджун решает стрелять на поражение. – Я принесу нам еще мороженки.

Донхи застывает на мгновение, фыркает себе под нос что-то вроде «ну и козел же ты» к вящему неудовольствию проходящих мимо двадцатилетних мамашек, но бутылку прячет обратно в пакет. Кто бы знал, что величайшая слабость Сон Донхи – это обычное шоколадное мороженое? Намджун весело хихикает и перебрасывается парочкой шуток с продавщицей, которая охотно отвлекается от рабочей рутины, и к своему комбинезончику парень выходит, сияя счастьем и улыбкой, в каждой руке по вафельному рожку вкуснейшего мороженого…

Донхи стоит, застыв соляным столбом, и даже не мигает, смотря куда-то через дорогу. Намджун, не осознавая даже, как, в одно мгновение оказывается рядом с ней, и барменша отмирает, оборачивается к нему и с детским восторгом на лице забирает свое мороженое.

Но только вот Намджун не дурак.

Она счастливо грызёт это мороженое, шутливо (!) толкается локтями и ворчит-ворчит-ворчит, но в глазах – стынь. Абсолютная пустота, которую так неприятно видеть после её кривоватой улыбки одними уголками губ, но на той стороне от дороги Намджун не замечает абсолютно ничего странного.

Когда они сворачивают из этой улицы, Донхи всего на мгновение скользит взглядом по девушке в цветастом платьице – май ведь, тепло и сладко – которая весело хохочет над шуткой своего сопровождающего.

Намджун не успевает заметить выражение горькой ненависти к себе на лице Донхи.

***

– Почему ты теперь можешь выбираться ко мне только раз в две-три недели? – Намджун приносит прямо в гостиную тарелки с восхитительным рагу и свиными стейками, которые, вообще-то, он специально учился готовить у Сокджина – лучшего повара Кореи (плевать, что пока непризнанного всем её населением, но хёну щенячьего обожания парней и так всегда хватало). Донхи быстренько убирает со снова заваленного бумагами стола, по привычке сортирует их на стопки «важное», «срочное дело», «проэкт на вторник» и с выражением привычной прохладной саркастичности жмет кнопку. Сегодня они решили отойти от традиций и включить Звёздные Войны.

– У меня сейчас много работы, действительно много, еще и надо по делам мотаться, иногда время Тэхёну уделять, а то он мне уже звонил в слёзах: «Нуна, ты меня больше не любишь?», – пискляво кривляется, со своим привычным изяществом отмахиваясь от протянутой ей тарелки. – Спасибо, я не голодна, лучше себе на утро оставь.

– Заткнись и ешь, – Намджун силой пихает вилку и нож в руки девушки, строго её оглядывая, – ты похудела, пока мы не виделись, скорей всего, снова одним кофе и табачным дымом питалась. Так что не выпендривайся, у тебя рёбра сквозь толстовку просвечивают.

Девушка молча ёжится, в необъятном черном балахоне даже и правда кажется меньше и тоньше, чем обычно, и Намджун пытается успокоиться: она не виновата в том, что у него на почве желания заботиться крыша едет.

– Я не буду больше орать, просто поешь. Сокджин-хён шесть часов угробил на то, чтобы меня научить это вот всё готовить.

– Хорошо, – смотрит побитым щенком, снова куклится, как бабочка, и парню приходится силой притянуть её к себе, содрать этот проклятый балахонище (главное, не думать при этом, что майка под ним задралась и пальцы скользнули по голой коже, и пахнет она как, как же терпко и вкусно она пахнет) и… защекотать.

По истечению воспитательной пытки Донхи снова умилительно растрепана и со своей белой кожей и черной одеждой похожа на сороку после дождя, но теперь никакой неловкости или напряжения, только Чубакка что-то рычит на экране и стейки вкусно пахнут.

Идиллия.

***

– Назови синоним к слову любовь.

– Чего? – Донхи на мгновение отвлекается от Лавкрафта, которого выцепила на полке, и недоуменно взирает на вдохновлено сопящего Намджуна, который возит карандашом в блокноте, время от времени приговаривая «Вот пацаны обзавидуются!». Если сначала у барменши была хлипкая надежда, что он работает над каким-то важным делом и в их офисе ужасная конкуренция, но нет, после третьего сиплого под нос «Я крутой репер Намджун, и все вы сегодня будете подо мной, сучки!» она глубоко разочаровалась в этом человеке.

– Синоним к слову любовь, ну или слово такое, чтобы её охарактеризовало, – терпеливо повторяет Намджун, не зная, как тонко намекнуть, что ему так хорошо пишется только из-за её присутствия рядом, задумчивого взгляда внутрь книги, оголенных ключиц и очевидного отсутствия белья на небольшой груди. – Но только такой, чтобы за душу торкнуло сразу же.

Донхи долго не думает.

Донхи просто вспоминает.

– Богохульство.

– А? – Намджун ждал «боль», «страдания», «сантименты» или чего-то в таком роде, но не этого уж точно. Донхи снова съеживается в свой защитный клубочек на диване, её голова – на его коленях, и её теплое дыхание иногда касается голых Намджуновых ляжек – он дома ходит либо в шортах, либо в «полотенчике».

– Богохульство. Разве не торкает за душу?

– А… Ага, да, ты права. Это сильно.

Намджун улыбается, как придурковатый мальчишка, ерошит волосы Донхи и смешно дует её на макушку, заставляя заворчать и поёрзать на диване, избавляясь от легкого чувства дискомфорта. Тонкая майка сводит с ума, еще и задерлась на животе, обнажая один из сотен шрамов, его бы сейчас закрыть ладонью, провести губами по шероховатости кожи…

Намджун готов записать себя в сумасшедшие, потому что, ну блин…

Это так хреново.

Когда тебе выламывает мозги нежностью.

Когда хочешь целовать всё её угловато-костлявое тело, не пропуская ни единой родинки.

Когда просто жизненно необходимо доказать, что каждый “недостаток” вроде тощих ребер – это на самом деле безумно сексуально и идеально.

Когда главным приоритетом становится не работа, а выпирающие сквозь прозрачную футболку лопатки.

Когда клинит настолько, что вместо привычной уже порнухи снятся длинные ноги, выглядывающие из-под его рубашки, или взгляд украдкой из-под взлохмаченных волос.

Когда обычные объятия вполне ненарошно превращаются в нечто более интимное ввиду коротких поцелуев в изгиб шеи, которые девушка даже и не замечает.

Намджуна впервые в жизни прошибает желанием о ком-то заботиться.

Намджун не знает, как это объяснить Донхи.

Намджун уверен, что она – его богохульство.

========== Bosco ==========

Victims we are not of happenstance,

Мы становимся жертвами не случайно

But you’re a victim all the same

Но ты всё равно жертва

Stuck inside a circumstance,

Ты не можешь изменить обстоятельств

With your confusion and your blame

Со своей растерянностью и чувством вины

– Хёоооон, ну хёоооон, – Намджун огорченно вздыхает, уныло похлебывая свое соджу под насмешливым взглядом Юнги: Донхи пока не вышла на дежурство, и донсэна это вогнало в депреснячок средней тяжести, – а какой синоним ты смог бы придумать к слову «любовь»?

– Эк тебя торкнуло, а, – Мин Юнги, директор с большой буквы и просто отпетый засранец угорает с бедненького и страдающего Намджуна, и даже не старается помочь ему несчастному. Намджун вполне логично обижается и отворачивается от бяки-хёна с намерением дуться целый час. – Ну на самом деле, я бы использовал что-то вроде «опыт» или «испытание».

– Вот! Все люди подумают что-то такое, ну там чувства, неудача или счастье, или чего еще, но! – Намджун резко передумывает обижаться и даже забывает о своем депреснячке. – Но что ты можешь сказать о человеке, который использует вместо всего этого «богохульство»?

Юнги молчит, к вящему удивлению друга, который ждал смеха, въедливых комментариев или вообще трепания по макушке со снисходительным «да не парься по мелочам». Но Юнги молчит. Юнги наливает себе виски на два пальца, разбавляет льдом и цедит потихоньку, избегая смотреть младшему в глаза. Ким неуверенно и, возможно, даже смущенно тянет его за полу рубашки.

– Хён?

– Всё хорошо, мелкий, – Юнги привычным, но таким редким жестом притягивает лохматую головушку любимого донсэна к себе на плечо, пользуясь тем, что он стоит, а Джун – сидит, и обнимает, позволяет доверчиво зарыться носом в шею и обхватить в крепком медвежьем, но ласковом объятии. – Я, конечно, это подозревал, судя по её некоторым особенностям прошлого, что получилось узнать, но…

– Ты о чем, хён? – Намджун еще раз притирается щекой к шее Юнги и, не обращая внимания на множество посетителей, с покорной любящей улыбкой принимает короткий поцелуй в лоб (редкость, потому что Юнги хоть и дикий фанат тактильного контакта, но в жизни в этом не признается – слишком смущается).

– Просто…

Закончить он не успевает. Донхи, запыхавшаясь, занимает свое место за стойкой и кланяется с извинениями за опоздание. Снова в чёрной футболке и джинсах, снова босиком и с неряшливым пучком изможденных краской волос, сегодня – выбеленных до платины, от чего у Джуна дико перехватывает дыхание. Уставшая, невыспанная и с легким румянцем от пробежки, она приветливо кивает Намджуну и даже находит время на то, чтобы перегнуться через барную стойку и хлопнуть его по плечу, а после сварганить столь любимый им «Секс на пляже» (парни из тусовки никогда не должны об этом узнать; дело в том, что они итак уже знают, но молчат) и обновить виски в бокале своего начальства. Юнги смотрит на нее излишне внимательно, будто пытается что-то высмотреть где-то под её израненной кожей…

Наверное, высматривает. Потому что горько улыбается, крепко сжимает Намджуново плечо и шепчет ему на ухо под напряженным взглядом барменши.

– Ты поймешь когда-то. Вот только верь в нее.

Парень дико хочет припереть друга к стенке, но понимает, что старший не скажет и слова больше.

Донхи мешает коктейли, даже не отставляет бутылку виски в сторону, потому что Юнги очевидно решил напиться.

А еще она время от времени встревоженно зыркает на Намджуна.

***

– Еда! Хён!

– Ты сначала радуешься бургерам, а потом уже мне? – Намджун корчит из себя обижуську, но лохматит младшему волосы и зажимает его в традиционном хёнском захвате. Тэхён показушно куксится, но Намджун хорошо понимает: для пацана он сам сейчас как Сокджин и Юнги для него пять лет назад, так что мальчишка совсем не против опеки и толики заботы, вон как макушкой в ладонь вжимается.

– Я радуюсь тому, что хён принес еду, – Тэ улыбается своей славнозвестной Чеширской, на которую Донхи вечно ворчит, потому что не умеет сопротивляться подобному очарованию донсэна, и ловко перетягивает на себя бумажный пакет с бургерами и картошкой. – Нуна с тобой беседовала в последние недели?

– Угу, мы с ней виделись вчера в клубе, – Намджун благодарно принимает бургер, довольно вгрызаясь в него – времени поесть на работе не было.

– Тебе ничего странным не кажется? – малыш неуверенно зыркает из-под своей пижонской бордовой челки, немного неумело намекает, но Намджун и так в недоумении от Юнги-хёна и его поведения, Намджун не понимает.

– Ну, она теперь разрешает себе класть голову на мои колени, а еще я теперь могу потрепать её волосы и остаться после этого живым, – юрист с весельем в голосе толкает парня локтем, и Тэхён тоже тихо хихикает, чему-то своему улыбаясь.

– Да уж, она к тебе начинает так же привыкать, как к…

И бледнеет. В одно мгновение, даже замирает на месте и цепенеет, бургер почти что вываливается из пальцев, и только тогда парень отмирает, подхватывает бумажный пакет покрепче, выдавливает даже улыбку.

– Всё в порядке, – Намджун закрывает глаза и сжимает крепко кулаки, хотя мальчишку хочется одновременно обнять и потрясти, чтобы высказал всю правду, все подробности, чтобы наконец узнать как можно больше, да что там врать – каждую деталь длинной истории Донхи под названием «Как моя жизнь скатилась в тлен». – Всё в порядке, я не собираюсь выпытывать.

– Благородно, – хмыкает насмешливо Тэхён, но пальцы-то трясутся, – но глупо. За это она меня не убьет, ты и так, скорее всего, догадался: у нуны были отношения, да еще и сложные, серьезные.

– Имя ты мне, конечно же, не озвучишь, как и всё остальное.

– Верно мыслишь.

Тэхён скрывается в своем корпусе, потому что пары никто не отменял, и Намджун с интересом смотрит на здание факультета искусств, размышляя, почему никогда не задавался вопросом: а с чего вообще началась дружба Донхи и Тэхёна? Учились вместе со школы или, возможно, познакомились как раз в этом вот корпусе? Сразу же вспоминается трепетная аккуратность и чистоплотность комбинезончика, её привычка готовить в фартуке и тщательно вымывать каждую фалангу. А пальцы у нее длинные, тонкие, с аккуратно ухоженными ногтями, кожа светлая – интересно, мягкая ли после всех её скитаний, или же шершавая? Намджун бы с удовольствием распробовал её губами, скользил языком по внутренней части ладони, обвел языком крохотную родинку в основании запястья…

Он с усилием лупит себя по голове свернутым в рулончик проектом, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих, но это не волнует. Внутри чешется желание найти Донхи вот прям сейчас, накормить и уложить спать. Просто спать. Ничего лишнего, Намджун, слышишь?

Он решает себе в этом удовольствии не отказывать.

***

– Это ты так прикалываешься? – Донхи держит в руках лоточки с баклажанами и курицей в кисло-сладком соусе, роллы и две коробки пиццы. – Думаешь, это всё легко тащить?

– Я тащил ящик соджу, так что мы в расчете, но всё равно прости, не подумал, – Намджун примирительно поднимает ладони вверх, но тут же опускает их вниз, на предательски сползающее полотенчико, пока с его челки на пол шмякается пена от шампуньки. – Слушай, я тебе просто комплект ключей подарю, меня заколебало вылезать из ванны каждый раз.

– А ты не пробовал идти в душ после того, как я прихожу? Или заранее как-то, – Донхи пожимает плечами, привычно юрко проскальзывая мимо него на кухню.

– Я убирался, вообще-то, а то ты вечно ворчишь, – Намджун уже готов надуться, но барменша от его слов почему-то замирает соляным столбом. – Так что цени, а я пока голову домою!

Когда он заваливается в гостиную, там всё уже разложено по тарелкам, а еще приятным бонусом исходит парой суп. Ха, так она по своей инициативе его тащила! Донхи копается в его ноутбуке, но на самом деле просто шастает по сети в поиске фильма на вечер, и очень удивляется, когда Намджун захлопывает крышку прямо перед её носом.

– Давай сегодня без этого, а?

Девушка напрягается всем телом, и просто хей, милая, не стоит вот так подбираться, будто готовишься сбежать…

Всё равно будешь поймана и к концу вечера сама захочешь всё рассказать. Намджун уверен, что сегодня он сумеет узнать большую часть определенно тяжелой и покрытой шаром неприятностей истории.

– Сейчас поедим, а потом у нас будет целый вечер для того, чтобы напиться и расслабиться, а завтра у тебя выходной, с Юнги я договорился – нет, не спорь, – знает же, что её это взбесит. Донхи не подрывает ожидание, шипит, будто рассерженная кошка, и наклоняется к Намджуну вплотную, не подозревая даже, чего ему сейчас стоит не склонить голову набок и податься на каких-то два несчастных сантиметра вперед, к тонким сжатым в почти белую линию губам.

– Не смей решать за меня, понял? Я не давала тебе подобного права.

– Ладно, перефразирую, – Ким нарочито устало вздыхает, мол, задолбала уже, женщина, успокойся, – мне позвонил хён, сказал, чтобы завтра тебя на работе не видел, потому что его заколебали попытки выпихнуть тебя на денек из клуба. О тебе просто хотят позаботиться.

– Мне это нафиг не нужно.

– Это всем нужно, – Намджун всё же склоняет голову на бок, но губами касается всего лишь щеки – Донхи передергивает, увы, даже от этого, но зато её сердитое шипение прекращается. – Даже тебе, хотя ты вреднющая заразючка.

***

– И всё же, – в Намджуне, да и в Донхи уже плещется достаточно соджу, чтобы парень решился на отчаянный вопрос, – всё же, кто такой Хёнли?

Донхи – как оказывается, в нетрезвом состоянии весьма болтливая, немного смешливая (Намджун готов был её расцеловать, и еле сдержался, когда девушка вместо привычного сарказма засыпала его ласковыми ироничными шуточками). Вот только сейчас она замирает перепуганной до дрожи кошкой, нервно мружится и через силу выдавливает – выташнивает, чёрт возьми – всего одно лишь слово.

– Такая.

Вот. Же. Блядь.

Вот почему…

Чёрт.

Чёрт-чёрт-чёрт.

У него с самого начала не было даже и шанса.

Намджун нервно трёт пальцами переносицу, стаскивает давно уже не нужные очки для чтения и вслепую пристраивает их на краешке стола – а вдруг не упадут. В голове набатом бьется «Дурак-дурак-дурак-дурааааак…», а в груди сжимается и рычит отвратительное существо, которому не представится больше никогда возможность даже надеяться на то, что ему перепадёт ласка более серьёзная, чем дружеская.

Юнги знал, вдруг давит на плечи пониманием. Юнги всё понял давным-давно, вот только догадки свои держал при себе – то ли сомневался, то ли просто считал ненужным лезть в эту непонятной природы химию между ними.

А была ли эта химия вообще?

«Богохульство».

Тоскливый взгляд на ту сторону улицы почти месяц назад, где девушка в цветастом платьице целует высокого мужчину.

Зиппо.

Гребаное зиппо, которое вечно в кармашке напротив сердца, исцарапанное, с трижды смененным фитилем и кучей денег на бензин и сигареты, хотя на остальном девушка экономит в силу своих возможностей.

Блядское зиппо, к нежной одержимости которым Намджун даже привык.

Уродливое создание ворочается между рёбрами, прогрызая себе путь наружу, и Намджун утихомиривает его силой воли. Комбинезончик не виновата в его… Ни в чём не виновата, в общем-то. Он сам уже успел себе распланировать себе всю их дальнейшую жизнь вплоть до трёх детей, женитьбы на Карибах и совместной смерти от эвтаназии, не принимая в расчет то, что Донхи, вообще-то, может и не прикипеть к нему душей в конце концов, может быть откровенно против Намджун как парня, как мужчины, как сексуального партнера даже.

Так что только смирение и прежняя дружеская забота, чувак, и ничего больше, понял?

Намджун громко вздыхает, снова трёт переносицу и наконец поднимает взгляд на подругу…

…до смерти пугаясь.

– Господи, ты чего?! Дыши, эй, слышишь?!

Дебил. Гребаный дебил, чёрт возьми, он же знал её ранимость и страх любых откровений, почти ужас, и да, сейчас уже начинает проясняться вся ситуация в его глазах, вот только сейчас не до откровений.

Прикасаться Намджун к Донхи сейчас банально боится – она белая, как молоко, дышит с трудом и откровенно ждет удара, с немой готовностью почти что подставляет скулу под кулак, и Намджун в который раз за их знакомство жалеет, что сделать себе харакири кухонным ножом не получится – слишком тупой. Плевать на его несбывшиеся надежды, плевать на идеальный план – ему бы девочку привести в сознание, вывести из этого дерьмового транса полной отрешенности и смирения…

Намджун не касается, только к бледным губам приставляет стакан с холодной водой, помогает напиться и шепчет какую-то ересь, в общем-то, не особенно и отличающуюся от его мыслей, и наверное, Донхи это успокаивает – либо спокойный голос, размеренный его тон или же и потерянный смысл хаотичного набора слов, юрист не знает. Он только с облегчением роняет голову на стол с глухим стуком, стоит девушке наконец моргнуть и самой схватиться за чёртов стакан.

– Не пугай меня так больше, – парень глухо стонет в столешницу, стукается об нее трижды головой и снова поднимает голову. Сон только усмехается на это, что выглядит немного жутковато с этими её почти синими губами, но Намджуну становится легче. – В могилу меня своими заморочками сведешь.

– Прости, откуда мне было знать, что вместо хука с левой ты начнешь нести чёртову ересь о трех детях и собаке. И что там вообще было о Карибах?

– Да что в голову пришло, честное слово, сам не помню, – врать, не моргнув и не покраснев – Намджун гордится этим умением. Донхи же вполне очевидно храбрится, сидит ровно, будто палку проглотила, вот только бледнота её лицо еще не полностью покинула. – Ты же не дышала, глупая.

Пожимает плечами, смущенно хмурится и осторожно, со вполне очевидной опаской интересуется:

– То есть тебя это не… Не…

– Смущает? Пугает? Вызывает отвращение? – Донхи неловко кивает, снова сжимаясь в ожидании самого худшего, но Намджун опровергает все глупости, роящиеся сотнями в её измученной голове. – Нисколько. Ты о мне настолько плохого мнения?

– Это специфическая тема, – девушка упрямо не соглашается, «незаметно» тыря из ящика бутылку соджу всё еще дрожащими руками. Да уж, такое потрясение точно нужно запить.

– Да ну тебя, то, что я в рэперской тусовке, не значит, что мы все такие гомофобы. Вон Зико – тот с дредами и линзами, бешеный, как сосиска, помнишь? – вечно плюется шутеечками, но на самом деле с каждой зарплаты отсылает некую сумму в фонд поддержки подростков, пострадавших от гомофобии, и он не единственный. Да и вообще, – Намджун усмиряет ревнивую тварь в своей груди и заинтересованно наклоняется вперед, – я хочу всё-всё узнать, вплоть до мелких подробностей.

Он, конечно, лыбу корчит, но скорее поддразнивает – Донхи слишком скрытная и личное оберегает за такими слоями бронебойного стекла, что мама не горюй, поэтому неуверенного кивка и сцепленных до побеления пальцев Намджун уж точно не ждет. Вот только комбинезончик выжидает некоторое время, будто перебирает в памяти скомканные эпизоды воспоминаний, успевает залпом выхлебать полбутылки соджу и начинает именно тогда, когда парень уже готов сдаться.

– Мне понадобилось полторы секунды, чтобы влюбиться. На осознание того, что я влюблена, у меня пошло полтора года. Человеческий мозг слишком извращенный, чтобы я была счастлива от этого факта, но… Так получилось, и я ничего с этим не смогла бы сделать… Кроме как попытаться быть счастливой.

– И как тебе было… с девушкой? – Намджун спрашивает об этом с опаской, и вообще не ждет, что маленькая вредина расплывется в нежной улыбке. Тварь между ребрами, на удивление, молчит.

– Тепло. Уютно. Сами отношения были настолько… мягкими, что я и не думала даже ни о чем плохом. Это был идеальный симбиоз, понимаешь? Ты знал, что можешь опереться на человека, и она знала то же самое. Мы были… словно продолжениями друг друга. Я не могу это объяснить, честно говоря.

– Но с мужчинами так…

– Никогда не было, – отрицательно машет головой и упирается подбородком в сложенные лодочкой ладони. – Понимаешь, я хоть и за равенство и всё такое, но вы, мужчины, слишком грубые зачастую. От вас редко можно дождаться принятия, вам чуждо понимание тех мелочей, которые любая девушка может осознать без слов и просьб. Лично для меня какие-либо отношения с мужчинами – это вечная борьба. Либо за то, что я не атрибут, созданный для облегчения жизни парней, либо за то, чтобы получать хотя бы ту необходимую часть чувств, которые мне просто необходимы для ощущения себя любимой. Либо же за свою свободу, потому что вы любите лепить ярлык «моё» и считать, что ваша собственность не имеет права голоса вообще.

– Но ты же понимаешь, что не все мужчины такие, – Намджун осторожно касается её пальцев своими, переплетает и легко сжимает. И – о чудо – Донхи его не отталкивает. Хотя и значения этому жесту не придает, наверное, для нее и Тэхёна тесный контакт был просто составляющей дружеских отношений.

– Я на это очень надеюсь, но не сильно верю, – она слабо улыбается, но эта улыбка меркнет, как только девушка вспоминает, с чего вообще всё началось. – Ты хочешь дальше слушать? – друг смотрит на нее так выразительно, что девушка просто неловко хмыкает и пытается снова настроиться на нужную волну.

– Мне где-то восемнадцать было, когда мы наконец обе поняли, что это сумасшедшее притяжение, эту медленную химию больше не получится игнорировать, и вот тогда обычные дружеские отношения пересекли черту – не ухмыляйся, не настолько мы её перешагнули, пошляк ты чёртов, это было гораздо позже, – Намджун на этой фразе и скаберзной ухмылочке давится пивом, потому что такого он точно не ждал. – На годовщину наших отношений Хёнли подарила мне то чёртово зиппо, которое я вечно таскаю, если помнишь, – глупо было спрашивать, сколько раз он хотел эту гребанную зажигалку выбросить тайком. – Еще через год на меня напал Рэйн, и мы с Ли расстались. Всё.

– Что?! – праведного возмущения Джуна хватило бы на весь Китай. – А где грязные детали? Где описание неловкого первого секса? Ну хоть поцелуйчика на старых продавленных креслах кинотеатра, когда вы одни на последнем ряду смотрите бесполезную мелодраму?

– Ты что, дешевых романов для домохозяек начитался? – Донхи еле слышно прыскает смехом, потому что Намджун на этом не останавливается и начинает очень уж пошлые разговорчики, за которые удостаивается точечного попадания в голову свернутым в шарик бумажным пакетом. Вслед за ним в полет отправляется судочек от баклажанов, и блондинистая Намджунова шевелюра покрывается остатками соуса.

Намджун решает мстить, использовав свои юридические штучки (то есть коварно и с двойным дном), поэтому в Донхи он швыряет банку соевого соуса с душераздирающим воплем «ФА-А-А-АЙТ!».

В конце концов после безоговорочной победы Донхи (Намджун ворчит, что мухлевала же, мухлевала, зараза, да и вообще, он поддался) они вытирают пол и так испорченной футболкой Намджуна, заваливаются вместе в душ (то есть, эмм, Намджун пытается отмыть хотя бы руки, пока Донхи принимает душ, а после они вымывают друг другу головы, они не вместе моются, технически).