Текст книги "Soulmates Never Die (СИ)"

Автор книги: Koda Aleru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Ну раз уж говядинка, то я соглашусь, – парень тихо смеется, потому что его комбинезончик опять подвисла, задумавшись о чем-то своем, и это выглядит невероятно мило. – Я хоть домыться могу?

– Да мне и так хорошо, – бездумно ляпает художница, но сразу же исправляется, увидев поднятые в вежливом недоумении брови. Ей лучше не знать, что где-то там, глубоко внутри Намджун сейчас переживает маленькую паническую атаку, вызванную этими словами и долгим оценивающим взглядом. – То есть, я могу и так, но боюсь, что ты замерзнешь.

Конец сентября. На улице всё еще держится гордых двадцать шесть градусов тепла, сама малышка примчалась в растянутой майке и широких шортах, внутри дома ни капли не прохладнее, чем на улице. Конечно, Намджун здесь замерзнет, ага.

– Тогда я в ванную, а ты пока располагайся, – юрист, пользуясь тем, что довольная согласием подруга тут же приступает к бурной деятельности внутри его холодильника (на учебе она вдруг вспомнила, что студенту нельзя быть гордым, когда дело касается еды, поэтому взяла за привычку подьедать запасы у Намджуна, в баре Юнги, дома у Тэхёна и даже выходить раз в неделю на ужины с Сокджином), ласково осмотрел её от макушки и до пят, оценил размеры притащенного с собой полотна и с ленивой улыбкой удалился в душ.

Оказалось, что после двух полноценных работ и двух подработок даже жесткий учебный график для Донхи оказался легким и почти ненапряжным. За почти три года впахиваний на почти изнуренном недоеданием, недосыпанием и хроническом бронхите организме она научилась обходиться максимум тремя часами сна в сутки, необходимым минимумом еды, четырьмя чашками кофе и пачкой сигарет. Сейчас же даже в самые жесткие периоды, когда все вокруг просто загибались от истощения, Донхи бодрым зомбячком радовалась тому, что она спит минимум четыре часа, кушает дважды в день, еще и любимым делом занимается. Учеба пошла ей в пользу: если раньше Намджун очень хотел предоставить подруге возможность пройти курс психотерапии, то сейчас, всё чаще видя её сияющее вдохновлением лицо, отодвигал эту мысль. Само собой, когда-то он предложит это Донхи, потому что как бы девочка не старалась, временами её все еще накрывает воспоминаниями, болью, обидой и разочарованием, но Намджун… Он даже не может осознать, насколько ему приятно, что в такие времена подруга не закрывается внутри себя, а идет к нему и пытается разобраться во всем.

Но… Намджун ухмыляется, зачесывая мокрые волосы назад пальцами, и подставляет лицо под поток воды.

Девочка смотрела на него сегодня не только как на модель.

И, чёрт его подери, если он этим не воспользуется.

***

Тэхён рассказывал, что когда Донхи входит в творческий раж, то спасайся, кто может. Намджун тогда похмыкал, согласился, потому что творческие люди реально страшные в порыве вдохновения, но целиком он не осознавал, что происходит с его подругой.

Донхи протаскала его по каждой комнате в доме, подбирала освещение, одевала, раздевала и переодевала бесчисленное количество раз, и всё это время она таскала за собой мольберт, сумку с художискими принадлежностями и два больших фонаря, которые, оказывается, нашла у Намджуна в кладовке. Короче говоря, они только минут сорок подбирали идеальное место, внешний вид и освещение, и под конец этого крестового похода по его, как оказалось, огромному дому, парень начал понимать, почему Тэхён так быстренько ускакал от своей нуны.

– Знаешь, что, – Донхи задумчиво постучала себя карандашом по губе, и Намджун с отчаянием заметил хищный блеск в её глазах. Неужели снова переход в другую комнату? Или ему опять надо иначе сесть? Донхи минут двадцать мучила его волосы, чтобы уложить их в художественном беспорядке, а потом еще и глаза заставила подвести, еще и пригрозила, чтобы не дай небо головой не шевельнул. Но услышав последующее предложение, почти что облегченно вздохнул. – А расстегни давай верхние три пуговицы на рубашке! Теперь немнооожко повернись ко мне, вот буквально на сантиметр, чтобы тень…

Она заливается краской почти в ту же секунду, потому что сейчас Намджун выглядит… невероятно. В той самой чертовой персиковой рубашке, которую Донхи так обожала, потому что она невероятно красиво оттеняет естественный цвет кожи Намджуна; в обычных белых брюках, которые замечательно подчеркивают сильные длинные ноги; откинувшийся на ладонях назад, со свешенными на глаза несколькими прядями недавно выкрашенных в серый волосы – он выглядел просто изумительно.

Совершенно.

И, черт возьми, ужасающе, неотразимо, крышесносно горячо.

Донхи нервно сглотнула, надеясь, что не успела выдать ни собственную нервозность, ни покалывающее пальцы возбуждение, и навела первые линии силуэта. Сначала дело шло туго – непослушные пальцы никак не хотели удержать карандаш, но после девушка наконец сумела втянуться в дело, и потом…

– Ты в курсе, – голос Намджуна почему-то звучит низко и хрипло, и от неожиданности Донхи жмет карандашом так сильно, что остро отточенный кончик ломается, а линия челюсти оказывается чересчур выделенной. Она вопросительно поднимает взгляд – и ловит совершенно безумный в ответ. – В курсе, что у тебя эта вена на шее пульсирует, будто сумасшедшая?

Карандаш с грохотом падает на пол. Донхи замирает перед мольбертом – напряженная, готовая сорваться с места и сбежать, почти что напуганная. Она запоздало понимает, что не стоило брать моделью мужчину, у которого к ней были чувства, и к которому она испытывает нечто сама. Но хорошая мысля приходит опосля, так что девушка изо всех сил пытается принять расслабленный вид и отшутиться, пожимая плечами.

– Думаю, я сейчас немного в восторге, потому что ты оказался просто великолепной моделью. Замри! – она вытягивает еще один остро заточенный карандаш и быстро прорисовывает взгляд и тени на лице, пытаясь схватить тот момент желания и чуткости, который, однако, еще долго не пропадает с лица друга.

– Тебе еще долго? – он интересуется будто ненавязчиво, но будто ждущая хрипотца из голоса никуда не девается. Донхи отходит на шаг назад, оценивает набросок, сравнивает его из сидящим на кровати парнем, подправляет пару черточек и кивает сама себе.

– Смотри, мне бы еще хоть час, чтобы навести красками важные детали, потом я сфотографирую, и дома уже доделаю до конца, чтобы не пришлось тебя долго держать. Пока что, в принципе, можешь немного размяться, если мышцы затекли, а я как раз разработаю краски.

– Хорошо, – он покладисто улыбается, но правила игры Донхи – делать вид, что ничего особого не происходит – не принимает. Пока потягивается, рубашка задирается вверх, демонстрируя плоский живот, и Донхи корит себя за то, что решила прорисовать четко только ключицы и грудные мышцы, решив, что для обычного домашнего задания ей совершенно не необходимо раздевать модель больше приличного. – Ты, кстати, красная, как помидорка, – и должно бы звучать подтруниванием, но получается слишком серьезно. Донхи непонятно ведет плечами, копаясь в своем рюкзаке с красками, и Намджун кивает в сторону полотна. – Я могу посмотреть?

– Конечно, – она взвешивает в руках два тюбика, а после и прикладывает оба к руке подошедшего Намджуна, пытаясь оценить оттенок его кожи. Однако парень вдруг обнимает её со спины, опирается подбородком на плечо Донхи и скрещивает руки на её груди.

– Выглядит как-то слишком эфемерно, тебе не кажется? – гудит в её ухо, будто и не замечая сковавшего подругу напряжения. – Ну, типа, я совсем не настолько… такой, как ты меня изобразила.

– Красота в глазах смотрящего, – Донхи снова примеряется тюбиками, а после вздыхает и жалуется, не видя, что Намджун после её слов замирает на месте. – Придется смешивать. Ты отдохнул? Можем продолжать?

– Еще секундочку, – он вдруг зарывается лицом в выжженные до белого волосы, вдыхает осевший на них аромат красок и оставляет невесомый поцелуй на одной из прядей. – Всё, теперь я могу возвращаться.

Донхи тщетно надеется, что под его ладонями не было слышно, как у нее громыхает внутри сердце.

***

– Вот теперь всё, – Донхи со вздохом облегчения отставляет в сторону кисть и начинает разминать пальцы. – Прости, что задержала так надолго, оказалось, что мне надо было наметить слишком уж много деталей, с фотографии потом бы не получилось так всё перерисовать.

– Ничего, я всё понимаю, – губы Намджуна трогает ласковая улыбка, а после и он со стоном падает на спину и раскладывается на кровати звёздочкой. – Я теперь ближайший год вообще сидеть на одном месте не смогу. Как вообще кто-то может так долго выдержать?

– Тэхён меня вытерпел дважды. За мясо, – уточняет Донхи, и юрист тихо смеется. За окном уже давно темно, они оба устали, но девушка упрямо собирает свои принадлежности, а после вдруг резко поднимает голову. – Постой, а как так получилось, что ты сегодня дома? У тебя же работа минимум до шести!

– Дошло наконец, – он смеется, а после поворачивает голову и привычно мягко улыбается. Сквозь щелку незапертой двери проскальзывает Синди, трется головой о ноги Донхи, а после запрыгивает на кровать, устраиваясь подмышкой у Намджуна. – Я сегодня почему-то утром решил работу на дом взять. Видишь, как хорошо получилось?

– То есть, я тебя еще и от работы отвлекла, – заканчивает совершенно убито и смущенно Донхи, но юрист лениво машет ей.

– Не парься. Я там со всем утром успел разобраться. Кстати, малышка, – он переворачивается на бок, подпирает голову ладонью, и свет от всё еще горящих фонарей лишь подчеркивает идеально острые ключицы. – Тэхёна ты также раздевала?

Донхи шумно выдыхает, продолжая собираться. Ей всё еще необходимо остаться в этом доме минимум на полчаса, пока краски не высохнут, но атмосфера снова накаляется, оглаживающие её взгляды всё тягучее, и теперь девушка лишь чертыхается сквозь зубы – из-за чертовой картины весь её план полетел в тартар.

– Однажды приходилось, – она нарочито весело хмыкает, слыша, как сзади скрипит кровать. – Он на меня так ругался, потому что это было зима, Тэ замерз, а я его не отпускала долго и…

Донхи срывается на полуслове, когда к её спине прижимается горячее тело, а чувствительный затылок опаляет чужое дыхание. Намджун медленно и бережно забирает из её рук тюбики, отставляет их в сторону и лишь после этого разворачивает подругу к себе лицом. В полумраке он всё еще похож на древнее антическое божество, но все мысли резко смазываются, когда он прижимает Донхи своим телом к стене.

– Почему бы тебе не переночевать здесь?

Даже сквозь занавешенные челкой глаза можно увидеть жар и нежность, которые парень так сильно устал уже прятать. Донхи глубоко вдыхает, отлично понимая, что здесь – это не в доме, не в гостиной на диване, который за почти два с половиной года научилась считать своим.

Здесь – это в его спальне.

Донхи наконец выдыхает, крепко зажмуривается, прогоняет из головы дурацкую прилипчивую считалочку и сипло произносит:

– Может, в другой раз, – Намджун широко расширяет глаза, потому что он-то в ответ ждал подзатыльник или коленом в пах, а Донхи его еще и добивает. Открывает глаза, смотрит ими прямо внутрь души и спокойно интересуется. – Ты не хотел бы погулять со мной в пятницу вечером?

***

Трудно сказать, кто из них волнуется больше.

Намджун, который сомневается, будет ли это свиданием, но стесняется (боится) спросить?

Донхи, которая мучает себя тем, что надо было тогда просто Намджуна припереть к стенке и расцеловать, и так бы всё было понятно, нет, она решила придерживаться плана и по-человечески всё разьяснить? Ну вот, доразьяснялась до того, что Тэхён ей капает валерьянку, таскает вторую пачку сигарет и подсовывает шоколадки – заедать стресс. А у нее в голове капслоком мигает «ПАНИКА!», перед глазами темнеет, еще и от сладкого тошнить начинает.

В общем и целом, оба целую пятницу роняют всё из рук, проливают на себя чай, не могут сосредоточиться на учебе/работе, еще и получают втык от начальства/преподавателя. В конце концов Донхи звонит Юнги после пар, неловко отпрашивается со смены, выслушивает ворчание начальства, что надо о таком раньше предупреждать, а не за пару часов до… А Донхи возьми и ляпни:

– Я Намджуну признаваться иду.

Юнги молчит долго. Потом слышно шорох, чирканье зажигалки, еле уловимый выдох, а после смешливое фырканье.

– Чего тогда голос дрожит?

– Волнуюсь, – девушка от нервов совсем перестает соображать, так что честно выкладывает всё мужчине. – А если я не смогу всё обяснить? Если я его обижу? Если он уже давно ко мне ничего не чувствует, а тут я со своими…

– Донхи, – Юнги зовет легко и мягко, так, как обычно успокаивает кого-то из друзей, и девушка вдруг на ровном месте осознает, что он же о ней заботился, чёрт возьми, почти три года. По-своему, иногда грубовато, иногда вообще незаметно, но как мог, как умел. – Донхи, послушай старшого, хорошо? Я не могу ручаться за чувства Намджуни, ты же знаешь, правда? Поэтому прошу лишь об одном: не накручивай себя. Ничего хорошего не выйдет, если ты при встрече с ним словишь паническую атаку, правда? Поэтому лучше постарайся еще раз пройтись в голове по всем пунктам, которые ты решила заранее обсудить, если тебе будет удобнее, то запиши их где-то в закладках телефона, как шпаргалку. Хотя, – он вдруг – слышно же! – улыбается, – такие хорошие студентки, как ты, не пишут шпоры.

– А вот и неправда, – ворчит в ответ Донхи, на что Юнги только посмеивается. Вот и снова – пусть и подтруниваем, но он сумел её успокоить.

– У тебя всё получится, мелкая, – успокаивающе урчит ей в ухо, выдыхая табачный дым почти на другом конце города. – Я буду держать за тебя кулаки.

– Спасибо, – Донхи шмыгает носом, упрямо списывая всё на внезапную влажность и то, что она пришла на полчаса раньше к условленному месту, так что ей приходится сидеть на лавочке и ждать. А на улице сыро, между прочим, так что ничего она не расклеилась. – Слушай, шеф.

– Ммм? – тянет лениво свое любимое, и Донхи сразу же улыбается: слишком легко представить его рядом с собой, такого уютно-расслабленного и мягкого, будто сонного кота.

– Ты счастлив? – выпаливает давно уже грызшее её изнутри, вспоминая старый-старый разговор в день святого Валентина, когда он просто разваливался на куски. Сейчас же он долго молчит, возможно, обдумывая ответ, возможно, что-то вспоминая, и девушка ждет, затаив дыхание…

– Да.

После Юнги сбрасывает звонок, а Донхи лишь фыркает и улыбается одними уголками губ. Если в жизни самого упрямого и трудного её друга сумело всё наладиться, то сможет и в её? Ведь так? В любом случае, у нее есть еще целых двадцать пять минут, чтобы успокоиться, прийти в себя, вспомнить речь…

– Ты уже здесь!

Намджун стоит рядом с её лавочкой в рабочем костюме (ну, логично же, он только-только с работы), большими удивленными глазами смотрит на подругу и искренне недоумевает.

– Ты чего так рано? Еще же куча времени!

– Ну а сам? – Донхи привычно фыркает, пряча руки в карманы широких джинсов. Намджун смущенно и совершенно бесстыдно, засранец, признается.

– Боялся опоздать.

Они смотрят друг на друга пару мгновений, а после оба фыркают смехом. Донхи поднимается с лавочки, отряхивается по привычке и замечает, привычно криво улыбаясь.

– Мы с тобой – обычные два идиота.

– Согласен, – Намджун немного нервно сглатывает, подмечая, что упрямая девчонка под кожанку опять одела только майку с широкими разрезами по бокам, так что при любом её движении из-под летучей ткани показывается новый участок кожи и это, мягко говоря, его сразу же отвлекает. Хорошо, что и сама Донхи пока молчит, лишь нервно дергает головой, мол, пошли.

Стоп.

Нервно?

– Что-то произошло? – Намджун подозрительно осматривает подругу на наличие ссадин или синяков, но одежда закрывает её почти полностью. – Ты немного… напряжена, – подбирает слово аккуратно, но совершенно не ждет, что Донхи мрачно на него уставится, побуравит пару мгновений почти что злым взглядом, а после кинет:

– Ну и кто в этом виноват?

Намджун искренне офигевает от этой жизни.

– Я что-то не так сделал? – уточняет аккуратно, и вот теперь он примерно начинает осознавать и странную назначенную встречу, и повышенную нервозность подруги, и её дерганные движения. Он хмыкает, останавливаясь на дорожке, и мягко произносит, пытаясь разрешить всё и сразу. – Слушай, если тебе хочется разорвать со мной общение – то так и скажи, я всё по…

– Что?! – Донхи аж спотыкается. Резко поворачивается к нему, глаза почти что вылезли от удивления на лоб, пальцы нервно мнут ремешок сумки. – Ты о чем вообще?!

– Ну… – глубокодумно произносит Намджун, показывая пальцем сначала на себя, потом на Донхи и наконец на парк вокруг. – Вот.

– Вот-вот… Ты идиот! – вдруг срывается, почти что натурально хнычет, зарываясь пальцами в волосы, и произносит такое непонятное для Намджуна. – Так, всё уже идет не по плану. Так что, к черту его?

– Кого? – Намджун уже опасливо интересуется, а еще его так и подмывает спросить, ужинала ли сегодня девушка, потому что ему отчаянно хочется её накормить, успокоить, а после отправить спать. Донхи глубоко вздыхает, почему-то шмыгает носом и кивает головой в сторону центра парка.

– Пойдем. Не хочу объяснять всё на ходу.

– Если честно, ты меня пугаешь, – сознается спустя пару минут Намджун, наконец поравнявшись с подругой, и она задумчиво скользит пальцами вдоль его открытой ладони, но не сжимает её. Парень с недоуменным волнением пытается поймать её взгляд, но Донхи отчаянно смотрит в другую сторону, а после тихо выдыхает.

– Себя тоже. Пришли, падаем здесь.

Середина октября уже немного дует вечерней прохладой, да и на улице темнеет быстро, но внутри парка много фонарей и удобных лавочек. Они садятся на наиболее отдаленную, но всё равно хорошо освещенную, и Донхи сразу же опирается локтями о колени, подпирает ладонями голову и, смотря вперед на колышущиеся ветви деревьев, выглядит уже немного более успокоившейся и умиротворенной.

Намджун знает, что это – всего лишь бравада. Просто девушка сумела взять себя в руки – внешне, хотя внутри нее бурлит полный океан чувств.

– Помню, ты всегда задавал мне так много вопросов, – начинает медленно, и нервозность выдают только пальцы, выудившие неизменную зиппо из кармана. – О моем прошлом, о моих увлечениях, о моих привычках, – подбрасывает зажигалку вверх и ловит её, хмыкая, – могу ли я прийти, могу ли остаться, могу ли работать меньше… В последнее время ты вопросы задаешь редко, гораздо чаще – предлагаешь. Выслушать, поболтать, обнять, остаться, вместе опекать кошку, и прочее, прочее, прочее. Еще то, что меня всегда бесило – помощь. Ты всегда так сильно хотел мне помочь, но каждый раз, ну, если забыть о нескольких исключениях, уважал мой ответ и решение. И недавно я задумалась, – она снова щелкает крышкой зиппо, а после резко её закрывает и прячет в карман. – Была ли я настолько уважительной к тебе?

– Малышка…

Намджун пытается поймать её ладонь, и Донхи разрешает; сжимает крепко сама чужие пальцы, шире и крепче её, и под шокированным взглядом друга продолжает.

– Я даже не могу сосчитать, сколько раз твои руки меня успокаивали. Когда я открывала тебе по кускам свое прошлое, когда плакала ночами на диване во сне – мне было так стыдно за это, за свою слабость, за то, что я недостаточно сильно стараюсь ради своей мечты жить нормально – все эти разы ты выгонял из меня все негативные мысли и просто разрешал заснуть, укутывая своим теплом. И ты даже не можешь представить себе, насколько я за это всё – и многое другое – тебе благодарна.

– Тебе не обязательно это всё говорить, – шепчет Намджун, одним движением сползает со скамейки и приседает на корточки напротив Донхи. Она смаргивает слёзы, и те покорно капают на асфальт, пока парень берет и её вторую ладонь в свои, согревает озябшие кончики пальцев дыханием и мягко целует. – Я знаю всё это, честно, не дурак, поэтому не надо себя заставлять.

– Ты этого стоишь, – просто отвечает девушка и вдруг нежно улыбается, смотря ему прямо в глаза. Слёз больше нет, лишь действительно спокойствие и непонятная решимость. – Ты и большего стоишь.

– Я не понимаю, – честно признается Намджун, и он даже не собирается скрывать, что мозг ушел в долгосрочный отпуск, а сердце вдруг решило устроить барабанный марш, отчего он совершенно растеряно ничего не может осознать. – Честно, я не могу…

–Тише ты, – Донхи дарит еще одну несмелую улыбку, после наклоняется и утыкается своим лбом в лоб Намджуна. – Ты знаешь, что мои картины отдали на выставку?

– Угу. Мы с Юнги-хёном туда ходили, – и Намджун честно делал максимально незаинтересованный вид, когда старший многозначительно ухмылялся, указывая на картину с изображением его самого. – Ты даже меня туда отдала.

– Она получилась лучшей из всего, что я когда-либо рисовала, – признается Донхи, и Намджун, схватив её запястье чуть иначе, вдруг ощущает под пальцами быстрое, торопливое сердцебиение – такое же, как у него. – И мне предлагали за нее бешеные деньжищи.

– И что ты? – всё, он совершенно разучился что-либо понимать.

– Оставила себе, – Донхи пожала плечами и угрюмо заметила. – Показать на выставке такого тебя я еще могу, но отдать какому-то старому извращенцу – ни за что! Однако, – девушка глубоко вздыхает, стоит Намджуну приласкать большими пальцами тонкую кожу её запястий, – другие мои картины получилось весьма неплохо продать.

– Я рад за тебя, – искренне шепчет юрист и оставляет новый поцелуй на чужих пальцах. Если уж в этот вечер они оба сходят с ума, ибо как иначе объяснить поведение Донхи, то он будет осуществлять давно лелеемые фантазии.

– А еще я поновилась в университете, спустя пару лет закончу учебу.

– Ты такая молодчинка, – Намджун выдыхает это совершенно влюбленно, не скрывая нежности во взгляде, и ему даже кажется, что в чужом он видит то же самое. – Мало кто сумел бы дойти до цели с таким упорством и страстью, как у тебя.

– Не перегибай, – она кривит губы в знакомой легкой ухмылке, а после продолжает развивать мысль. – Я к чему вообще веду. Сейчас я – абсолютно независимая почти состоявшаяся в жизни женщина. Почти – потому что учеба еще не закончена. У меня уже есть несколько заказов на картины, некоторые искусствоведы обещали написать мне рецензии, так что теперь я могу полноценно обеспечивать себя сама. То есть, в данный момент у меня больше нет каких-либо препятствий, чтобы ни с кем не встречаться, понимаешь?

– То, что ты считала свою финансовую ситуацию причиной ни с кем не быть? Честно – с трудом, но я не могу тебя судить, – Намджун задумчиво моргает, пытаясь переварить сказанную мысль, а после рискует. – Так что ты будешь делать теперь? Искать себе пару? – он честно пытается звучать мягко и спокойно, и наверное, получается, потому что Донхи выглядит его ответом слишком взволнованной.

– На самом деле, я давно нашла. Но все эти вещи… Они стояли у меня перед глазами, и я так не хотела быть обузой, что отталкивала.

– Ты о чем это сейчас? – осторожно интересуется Намджун, с силой сжимая её руки, но Донхи не сопротивляется, наоборот – упрямо поджимает губы, а после смущенно и потому слишком раздраженно выпаливает:

– Нравишься ты мне, понимаешь? Со своими вечными загонами и надоедливой заботой – ой, только не спорь! Я обожаю то, что ты умеешь принимать критику и учишься на своих ошибках – и помогаешь с этим другим. Ты великолепен, Намджуна, потому что люди рядом с тобой становятся лучше. Я стала лучше. И пусть у тебя время от времени есть мягкий пивной животик и привычка разбрасывать носки – ерунда, я влюблена в это, знаешь? Ты слишком хорош, Намджун, ты настолько хорош, что я никогда, никогда в этой гребанной жизни не буду чувствовать себя достойной для тебя, но я честно обещаю стараться – ради нас обоих. Поэтому… не хотел ли бы ты сходить со мной на свидание?

– О небо, – выдыхает растеряно Намджун после длинной минуты молчания, пока Донхи уже успевает десять раз себя отругать и двадцать – мысленно уверить, что он уже давно её разлюбил, ему это вообще не нужно, и зачем, зачем она полезла к нему со своими чувствами глупыми?! – Тебе не стоит стараться быть достойной меня, ты и так идеальна, знаешь? А по поводу свидания…

Намджун сгребает её в объятия, ласково прячет в руках и крепко прижимается своей щекой к её.

– Я уже думал, – звучит приглушенное и такое счастливое прямо в ухо, – что ты никогда и не спросишь.

Донхи начинает наконец понимать, что такое настоящие бабочки в животе.

Намджун же уверен, что их столкнула сама Вселенная.

В конце концов, родственные души никогда не умирают. Наоборот, они находят друг друга, расцветают в объятиях и поцелуях.

И теперь они будут делать всё необходимое для того, чтобы цвести вечно.

========== Special. I do ==========

I want to be much more like you

Я хочу быть больше похожим на тебя.

Your effortlessly graceful scene

Твоя безмятежная грация,

That drips from every pore of you

Которую ты излучаешь каждой клеточкой своего тела,

Where logic cannot intervene

Не поддается логике.

I wanna take a bath with you

Я хочу принимать с тобою ванну,

And wash the chaos from my skin

Смывая с кожи хаос.

I wanna fall in love with you

Я хочу влюбиться в тебя.

So how do we begin?

Что нам теперь делать?

Встречаться с Намджуном – наверное, одно из лучших решений в жизни Донхи.

Понять, когда она вообще успела в него влюбиться, ей так и не удается, ну и ладно.

Главное то, что в его присутствии воющее внутри существо закрывает свою пасть и не может больше отравлять ей жизнь вечным чувством вины и болью. Донхи уже привыкла к этой твари, понимает, что взращенная на комплексах и шрамах та только питается её плохим настроением, но раз уж она так удобно затыкается, стоит Намджуну улыбнуться и сладко протянуть «малыыышка», то не грех и побольше времени с ним проводить.

Тэхён говорит, что она просто ищет оправдания почти каждодневным визитам, за что каждый раз получает оплеуху, но дразнить нуну не прекращает. Самоубийца, что с него взять.

В общем и целом, с Намджуном Донхи просто замечательно. Она до сих пор страшно стыдится того, насколько обнажила свои чувства во время признания, а еще того, что напугала этим всем милого доброго друга, который вообще решил, что она его бросить собирается. Ну вот как так получается: собираешься сделать как лучше, а получается… это вот?

– Я бы сказал, что с опытом научишься, но не, это вряд ли, – флегматично тянет Юнги, разгрызая кубик льда. Виски он успел выпить еще до того момента, как тот растаял, и решил не дать добру пропасть. – Я не научился до сих пор.

– Да вы и не пример для подражания в сфере социализации, шеф, – едко парирует Донхи, не обращает внимания на возмущенное «Эй!», еще и забирает у него только початую бутылку. – Еще у нас целая рабочая ночь впеерди, вам надо оставаться трезвым.

– Ты хуже моей мамы, – злобно бухтит начальство, но тает, увидев чью-то знакомую макушку у двери. Донхи хмыкает и отворачивается: чужая личная жизнь – совершенно не её дело.

После смены она привычно едет не в свою крохотную студию под чердаком, которую начала снимать буквально неделю назад вместо той старой разбитой квартирки, а в чужой дом, пахнущий кофе и уютом, со скрипящими старыми половицами и уютным диваном в гостиной на первом этаже. Впрочем, Донхи уже давно не ночует там, она потихоньку учиться доверять Намджуну настолько, чтобы спать к нему открытой спиной, поэтому в такие вот ранние утра, когда еще нет шести, она быстро принимает душ, а после юркает под нагретое чужим теплом одеяло. Юрист так и не просыпается, еще ни разу ему не удалось застать Донхи во время оккупации его кровати, но девушке это лишь на руку.

Она в этом уютном тепле чувствует себя полноценной.

По субботам Намджун просыпается обычно где-то около двенадцати, каждый раз удивляется тому, что Донхи успела прошмыгнуть в его дом незамеченной, а после оставляет на виске девушки короткий поцелуй и максимально тихо удаляется на кухню. Сама Донхи, естественно, просыпается вместе с ним – привычка спать чутко, но не подает вида. Её несказанно умиляют попытки Джуна передвигаться бесшумно, так что когда на кухне очередной раз падает крышка от кастрюли, она разрешает себе встать. На кухне её ждет прекрасная картина, которую девушка даже и не мечтает идеально изобразить красками, потому что в подгоревших тостах и горьком, как она любит, кофе мало кто сумеет найти столько же прелести, что и она. Намджун сидит напротив, ласковый и заботливый, и они так спокойно и размеренно учатся быть вместе не как друзья, а как пара, что все знакомые могут им только удивляться.

Донхи знает, что эти сволочи просто завидуют, хех.

***

Однако, как бы не было ей комфортно, но каждый раз, когда Намджун любуется ею и спрашивает, можно ли поцеловать, Донхи ловит маленький инфаркт.

Она могла бы догадаться, конечно же, что в плане близости её парень (как же это странно звучит) будет джентельменом, но думать и видеть – вещи совершенно разные, так что да, каждый поцелуй только с разрешения, ладони ниже талии не опускаются, объятия границу не переходят.

А Донхи-то уже хочется.

Как это объяснить – она даже не представляет. Наверное, в первую очередь потому, что Намджун слишком её бережет, он уже не однажды говорил, что будет ждать её.

Собственно, он и ждал.

– – Тринадцать лет. В Азкабане, – мычит себе под нос, перелистывая страницу, и ловит недоуменный взгляд Намджуна.

– Ты же Мураками читаешь, какой Азкабан?

– Да так, – фыркает смешливо, а потом уже нормально улыбается. – Фигня подумалась.

– А вот теперь мне любопытно, – Намджун скалится в ответ и нависает над девушкой, удобно умостившейся головой на его коленях. – Что там за тринадцать лет и Азкабан?

Донхи в кои-то веки вспоминает, как саркастично изгибать бровь, и ехидненьким тоном произносит:

– Да вот думаю, что мы знакомы три года, встречаемся два месяца, а ты меня вообще не хочешь.

Намджун смотрит на нее мгновение. Два. Три. А после расплывается в хищной ухмылке, разрешает взгляду за миг превратится в жаркий и обласкивающий, и лишь когда Донхи нервно сглатывает и пытается прикрыть глаза книгой, он упрямо её отбирает и просто смотрит. Она помнит этот взгляд, слишком хорошо помнит, как Намджун прижимал её к себе в своей студии, как его губы ласкали её так жарко и отчаянно, что последние капли ума сбегали прочь, а ноги превращались в желе. Конечно, они целовались за эти два месяца долго и со вкусом, но ни разу это не было столь всепоглощающе, пылко и чувственно, чтобы косточки куда-то исчезали из разомлевшего тела. Было нежно, чутко, бережно и так сладко, что не было никакого страха довериться, наоборот – желание упасть на кровать и разрешать делать всё-всё-всё.