Текст книги "Колыбельная (СИ)"

Автор книги: KL_KL

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

То трех часов в день может быть чертовски мало.

А впрочем, кто знает…

*

С Солдатом Стив всегда сверху. Это правило. С Баки – всегда снизу. Тоже правило.

Правила устанавливает Баки. Стив этому рад.

Баки лечился близостью. Он окунался в нее с головой, ненасытно и самозабвенно. Фантазии у него тоже не всегда были простыми и понятными. Так однажды, когда Стив все-таки предпринял попытку впихнуть в него банановый сорбет, пригрозив «ешь, а то выпорю!», испытал некоторую тревожность, когда Баки подозрительно надолго задумался. Но сорбет все-таки съел, так что Стив решил, что в этот раз пронесло.

Он все еще с трудом принимал эту новую сторону их отношений. Все прислушивался к ним, к себе, пытался что-то понять, осмыслить, взвесить, правильно или неправильно, и к каким чертям все это катится…

Но отторжения не было. Стив любил Баки. Наверное, он любил его всегда. Сильно и осознанно, но как-то… по-детски, что ли. Во всяком случае, до памятной ночи на чердаке он и не думал о чем-то подобном. Его любовь выражалась в абсолютной и страшной уверенности: «если Баки умрет, я этого не переживу». Такие мысли всякий раз вызывали в нем мерзлый комок под сердцем и мурашки по спине.

А поди ж ты… пережил.

И теперь, вспоминая об этом, с еще большим пылом Стив целовал Солдата.

Странная штука. В последнее время он часто ловил себя на том, что прикипел к этой инкарнации Баки какой-то особой, болезненной привязанностью. Сам факт существования Солдата трогал в нем больной оголенный нерв.

Потому что Солдат – это Баки, у которого никогда не было Стива, Бруклина, смешливых девчонок, теплого прошлого и бескрайнего будущего, каким оно видится, когда тебе восемнадцать лет. Но даже не поэтому Стив смотрел на Солдата с такой удушливой, щемящей тоской, не потому так отчаянно тянулся к нему руками.

Солдат был живым воплощением той секунды в грохочущем поезде, которой ему не хватило.

И все время хотелось обнять, удержать, заглушая внутри фантомное чувство утраты – призрак, эхо…

Поэтому он давно решил для себя, что Солдат получит все, что хочет, чего бы ни захотел.

И когда тот с неподвижным и выжидающим взглядом опускается перед Стивом на колени, у него туманится взгляд. Он не может глаз оторвать от рта Солдата, ярких губ, которые находятся чертовски близко к тому, что уже откликнулось на его близость, а перспектива того, что эти губы к нему прикоснутся там…

Он впервые с шестнадцати завелся так от одного взгляда, от одной только мысли, что Баки… ведь это же губы Баки… Что Баки сейчас… ему…

Солдат ждет.

– Не делай этого, если не хочешь.

– Все, что хочу.

Солдат словно бы спрашивает разрешения, ждет одобрения, и Стив, быстро облизнувшись, кивает, кладет руку ему на голову. Обволакивающий жар. Острый, чувственный опыт. Прикосновения сверхчувствительны, и много, и мало, и хочется еще, глубже, теснее, чаще, но Стив не торопит. Терпит. Солдат делает то, что хочет, только бы делал и дальше. Он подходит практически, без лишней самоуверенности – сразу определяет глубину, не мешающую дышать, отмеряет ее кольцом из трех пальцев, и начинает двигаться вперед-назад… и даже как-то еще вверх и вниз… это упоительно, и сладко, и так непривычно – Стиву еще никто не оказывал такого внимания.

Он никогда не спрашивал Солдата, был ли у него какой-либо опыт в ГИДРЕ. Он никогда не спрашивал Баки, почему тот выбрал такое распределение ролей. Не хотел знать. Ни к чему. Что бы там ни было… это прошло.

Стив запускает руку в волосы, пропускает пряди между пальцами и стонет, давая понять, что все правильно. Что ему хорошо. Глаза у Солдата закрыты, и реакция Стива словно подстегивает его. Движения становятся резче, так, словно получив одобрение, он смелеет. Трогает языком, вылизывает, крепче сжимает губы…

…Далекая искра разгорается все ярче, приближаясь, как грохочущий, пресловутый товарный состав. И Стив с головой окунается в щекочущий, заливающий тело пожар.

Перед глазами белая пелена, в ушах звенит. Стив не удивлен. Ему хочется отплатить, и немного стыдно за то, что не додумался до этого раньше. Когда они меняются местами, Стив шепчет напрягшемуся было Солдату: «Хочу, чтобы тебе тоже было хорошо». И смотрит снизу вверх, как стремительно темнеют серые глаза.

Он возвращает долг, дурея от ощущений, от полноты и терпкого вкуса. От того, что неумелость вытесняется желанием, и принцип подхватить – легче легкого. И Стив ласкает Солдата губами, катает на языке трепещущий пульс и жадно пьет разлив семени, когда протяжный высокий вскрик над головой заставляет сердце сбиться и затрепыхаться от счастья…

*

…Баки после этого терзает его почти всю ночь. Собирает и отдает в двойном размере, задавшись целью выяснить, в каком состоянии у него получается лучше. И, на всякий случай, карает Стива несколько раз подряд, досуха, чтобы тот не вздумал вдруг от врожденной честности дать неправильный ответ.

*

Баки уже не напоминает пустой футляр от человека, у него есть условия, старые и новые, он полнится уже вполне здоровой вредностью и в чем-то откровенно готов стоять на своем. Он улыбается такой улыбкой, полной сытого довольства, какой Стив давно у него не видел. Он жаден до ласки, и в постели то еще трепло, причем он любит словоблудить и до, и во время, и после, и шутит, и дразнится. Словно истосковался по этому, словно мало ему одних прикосновений тел и механики, и нужно что-то еще, приправа из слов, чтобы прочувствовать – да, это Стив, он со мной. Чтобы полностью окунуться в это.

Тишина его угнетает. В ней начинает ворочаться и копошиться ненужная память.

А Солдат другой. Ведет себя иначе, и в постели, и вне ее.

Он раскрепощается. Например, не так давно завел себе привычку бесстыдно валяться, растекаясь по красному покрывалу, обнаженно и живописно. Ленивец. Улыбается он так же редко, но если взглядом можно выразить секс, то он его выражает во всей его недвусмысленной полноте. Смотрит потемневшим взглядом, всем своим видом излучает голод. Звериный, неутолимый, но могущий оставаться под контролем, сколько нужно. Секс был или стал для него видом топлива, и его движок теперь жрет так много, что нужно заправляться регулярно.

В постели он по-прежнему почти беззвучен. Только уже теряя контроль, на грани, он позволяет себе голос, позволяет себе стонать, захлебываться вскриком или звать по имени – раскатисто и долго.

Стив никогда прежде об этом не думал, но в последние дни вынужден был признать, что с именем ему повезло.

Его удобно кричать на пике экстаза.

*

Баки ведет за всех троих. Сам признался, что у него накопились фантазии. Стив не против, хотя все еще краснеет ушами, даже просто проговаривая их вслух. Но Баки так хочет, отрывается на Стиве, а Стив возвращает эту страсть Солдату, замыкая круг. Пусть не так, но этот замкнутый круговорот что-то значит.

Лечит что-то, невидимое глазу.

Иногда случается наоборот. Если что-то сделала или получила бессознательная половина Баки, сам Баки должен получить то же самое в двойном размере. Стив не против и этого.

Секс оказался куда увлекательней, чем он думал.

И все бы было хорошо и всех бы устраивало – четкие роли, завершенный цикл. Если бы не досадный недочет программы, на пике оргазма изредка вышвыривающей Солдата в сознание Баки. Интересно, живодеры в ГИДРЕ это знали? Стиву думается, что нет, иначе они не оставили бы Солдату столь уязвимое место. Бурный экстаз стирает из него коды подчистую, и Стив с одной стороны рад, что это так, поскольку того и добивался. Но…

…Они занимались любовью. Для себя он еще стыдливо называл это так, хотя ритм и скорость требовали иного слова. Солдат жарко дышал ему в губы, ему было мало, поэтому Стив взял его волосы в горсть и потянул назад, до боли, так, что Солдат довольно зашипел. Он любил, когда больно, когда Стив кусает его. Это заводило его еще сильнее, словно боль придавала пряности, делала происходящее материальнее, сочнее, реальнее…

В этот раз он не уследил. Когда Солдат под ним забился в сладостной судороге, Стив был слишком занят тем, чтобы обуздать собственный ритм, давая ему время отдышаться и прийти в себя…

Но когда взгляд Солдата вновь прояснился, Стив оказался лицом к лицу с Баки. Моргающим, ошалевшим от ощущений. Стив понял сразу – слишком разительная перемена, и замер, чувствуя, как холодеют внутренности.

Они уставились друг на друга. Баки, тяжело дыша, разглядывал его лицо, и Стив чувствовал, как волнующе подрагивает и сжимается тугое нутро, словно ощупывая его заново, привыкая к нему в себе.

В глазах у Баки не было гнева. Был испуг, недоумение. Шок. И что-то еще. Темное. Первобытное.

Стив упустил момент, когда ушла неподвижность.

Жар запоздало пополз по груди, заливая шею и уши. Они все еще смотрели друг на друга, но Баки едва-едва подался навстречу, и Стив подхватил эхом, качнулся вперед, совсем легко погладив гладкие, упругие стенки. Это еще не было теми движениями, которые царили здесь еще совсем недавно. Сейчас все восприятие заполонили сумасшедшие толчки дурной крови в месте соединения тел. Но они уже двигались в одном ритме, молча и слаженно, такт в такт, и Стив спрашивал одними глазами, можно ли ему, или стоит все-таки что-то сказать…

Баки смотрел в ответ. Раскрасневшийся, с припухшими исцелованными губами, взмокший и такой сексуально раскрытый, что невозможно было удержаться. И ритм постепенно ускорился, возросла амплитуда движений, и спустя всего минуту Стив уже всаживался до конца, чувствуя встречный отклик. А они все смотрели друг на друга, не отводя взгляда, ничего вокруг не видя. Шумно дыша и ни слова не говоря.

Какое-то новое откровение. Баки тот еще болтун в постели, а сейчас… что-то происходило на совсем другом уровне, но рвущийся к наслаждению Стив не понимал, что именно. Просто это было важно. Даже еще важнее, чем вовремя просунуть руку между телами, обхватить и задвигать ею, резко и отрывисто, в такт, чтобы Баки тоже успел, вот-вот, прямо сейчас, чтобы они вместе…

Оргазм накрыл его в тот момент, когда Баки закрыл глаза и запрокинул голову. И, пережидая сладостный миг наслаждения, Стив не смог отделаться от мысли – сейчас случилось что-то еще. Не менее важное, чем это…

Спустя одну звенящую вечность Баки притянул его в сминающее объятие, заставив рухнуть на себя.

– Я думал, ты так не хочешь, – шепнул Стив, когда снова смог говорить. Ему почему-то показалось, что Баки на него напустится, но тот только сипло засмеялся. И в его смехе не было горечи.

– По-всякому хочу, – в голосе звучала усталая улыбка, полная сытого наслаждения. – Я люблю тебя, Стив.

*

Он саботировал тренировку. В который раз. Стив кусал теплую соленую кожу, на самой грани боли, и Солдат захлебывается стоном – Стив уже знал, как именно ему нравится, подыгрывая, рассыпая по шее короткие жгучие поцелуи. Стив не понял, как это вышло, но спарринг в итоге обернулся рукой Солдата на его плечах, их шумным дыханием и обоюдным, жестким отрывистым ритмом.

«Я сошел с ума, – подумал Стив. – Я хочу его постоянно».

– Кто я? – он выхрипел шепотом в мокрое искусанное ухо, резко загоняя себя в тесную глубину, держа Солдата почти на весу, прижимая к стене только лопатками. Солдат крепко обнимал его ногами, и это мешало взять большую амплитуду, но Стив вбивал его в стену так, будто хотел пробиться насквозь.

Стив трахал его. Слово «совокупление» слабо описывало то, что между ними творилось, и Солдат стонал без слов, всем телом принимая и возвращая движения.

– Ты Стив, – откликнулся тот, сотрясаясь от мощных ударов, жадно хватая ртом воздух. – Стив!..

И он двигался, подстегнутый этим голосом, полным – уже отчетливо полным – жадного удовольствия. Жестко и быстро, вколачиваясь рывками, видя сквозь туман возбуждения, как Солдат довольно жмурится от ощущений, слишком сложных, слишком ошеломительных для программы, словно теряясь между собой и Баки. И кто бы из них сейчас ни доминировал в нем, им обоим было хорошо. Стив двигался, кусая подставленную шею, сминая пальцами твердые ягодицы, чувствуя, как в такт напрягаются ноги, охватившие его поясницу…

Впервые так отчаянно радуясь тому, что с утра пошел дождь.

*

Они почти одинаковые. У обоих одни жесты – оба так же сидят на кровати, поджав ноги, предпочитают одну еду и напитки, одним движением заправляют длинные пряди за ухо и стирают капли соуса с подбородка, склоняют голову к одному плечу.

Они почти одинаковые. Они по-разному лежат и ходят, по-разному смотрят, улыбаются и говорят. Они похожи и различны, как близнецы. За эти месяцы Стив научился безошибочно различать их.

А еще окончательно убедился в том, что они влияют друг на друга взаимно. Сейчас они взаимодействовали друг с другом уже гораздо легче. Баки легче принимал Солдата, а Солдат легче отпускал сознание Баки. Стив не знал, догадывается ли Солдат о Баки или нет, но все чаще думал, сможет ли Баки оборачиваться по собственной воле? Зачитывая код про себя, погружаясь в самогипноз. Дотягиваясь до Солдата и становясь им.

«Я всегда в ярости», – сказал как-то доктор Беннер. Хотя… зачем это может быть нужно Баки?

Разве что сам поймет, как говорила Наташа, что «иногда нужен другой».

*

Как-то раз Стив проснулся от ритмичного, саднящего ощущения сзади, и тугой напор вкупе с навалившимся сверху телом, подсказали, что именно происходит. Стив попробовал шевельнуться…

– Спи, – прошептал Баки ему на ухо, прерывисто дыша. – Я хочу так.

Баки накрывал его всем собой, как одеялом. Он двигался медленными глубокими толчками, почти статично прилипнув к нему по всей линии спины, его тело качалось на Стиве внутри и снаружи, и он покорился, погружаясь на этих волнах в сонную дрему. Тело над ним мерно вздымалось и опадало, в одном ритме с дыханием, и Стив, уносимый этими волнами и теплым уютом близости, постепенно проваливался обратно в сон. Думая, что надо бы отомстить ему с утра… если вспомнит об этом.

Мститель он, в конце концов, или нет?..

*

Баки спал, устроив тяжелую голову на плече у Стива и перебросив руку через грудь. Стив смотрел в потолок, гладил спину друга кончиками пальцев, вверх и вниз, отслеживая поперечные линии ребер под слоем крепких мышц и долгую, продольную линию позвоночника. В конце концов, у него тоже были маленькие фантазии. Не все же только Баки с ним фантазировать. Стив потянулся, поцеловал спящего Баки в высокий лоб.

И в тишине раздался его ритмичный тихий шепот:

– Желание. Ржавый. Семнадцать…

Баки заворочался, нахмурился, задышал чаще. На счет «Возвращение на Родину» он глубоко вздохнул во сне. А после «товарного вагона» шумно выдохнул, и его дыхание снова стало глубоким и ровным. Тело напряглось, он открыл глаза, привстал на локте и мутно глянул на Стива.

– Доброе утро, Солдат, – сказал тот и улыбнулся, заправляя за ухо упавшие ему на лицо пряди волос.

– Я жду приказаний, – сказал Солдат чуть хриплым со сна голосом, и Стив произнес обычное «Вольно». После чего улыбнулся шире, видя, как Солдат, смаргивая сон, быстро оценивает свое положение, и с ужасом выясняет, что оно, это положение, весьма недвусмысленное… но в чем-то даже заманчивое. Стив отчертил по его лбу сигнальный жест и увидел растерянный взгляд. Солдат удерживал себя на единственной руке и вернуть жест не мог. Он соображал, как следует поступить, но сосредоточиться на этом получалось плохо, потому что бедро Стива между его ног уже двигалось, вызывая приятные ощущения и чувственный отклик.

– Кто я? – спросил Стив, поглаживая его по щеке.

– Ты Стив, – отозвался Солдат, двинув головой навстречу, и растерянность из его глаз почти ушла, сменившись другим выражением. – Ты Стив, – повторил он, склоняясь все ближе, не то предупреждая, не то моля. – Стив…

И он притянул Солдата в поцелуй, перехватывая, опрокидывая на спину и прижимая к постели. Лаская руками, губами и языком, он терся своим телом о его, кожей о кожу, превращая прелюдию в пытку наслаждением, пока Солдат не застонал в полный голос, до того упрямо запечатанный в горле…

Стив доводил Солдата до исступления, до того, что его трясло от желания, и тот дрожал, возбужденный и взвинченный, как натянутая тетива.

– Кто я?

– Стив, – на выдохе. Повлажневшие тусклые глаза смотрят почти умоляюще, и он позволяет тетиве сорваться, быстро двигая рукой. От разрядки у Солдата слезы ползут по щекам. Стив собирает их губами, слизывает, спускаясь мокрыми пальцами ниже, оглаживая и проникая… обещая, что это еще не все. Далеко не все.

Час спустя на его груди засыпал уже вымотанный, пахнущий здоровым потом и мускусом Зимний Солдат, и Стив, ласково перебирая его взмокшие волосы и наматывая на палец длинную прядь, подумал, что Баки, когда проснется, наверное, опять приревнует…

Но теперь приходить к согласию у них получалось значительно проще.

*

«…И вот склонность уступила место любви. Любовь затронула в нем такие глубины, куда никогда не проникала склонность. Белый Клык не умел проявлять свои чувства. Он был уже немолод и слишком суров для этого. Постоянное одиночество выработало в нем сдержанность. Его угрюмый нрав был результатом долголетнего опыта. Он не умел лаять и уже не мог научиться приветствовать своего бога лаем. Он никогда не лез ему на глаза, не суетился и не прыгал, чтоб доказать свою любовь, никогда не кидался навстречу, а ждал в сторонке, – но ждал всегда. Любовь эта граничила с немым, молчаливым обожанием…»

*

Фраза «Все, что хочешь» теперь неизменно вела к этому, но Стив не мог определить точно, только ли потому, что Солдат хотел этого сам, или еще и потому, что теперь у него самого эта фраза получалась с придыханием, сочилась намеком. Самой подачей Стив бесстыдно подталкивал Солдата к действиям… И тонул в этих действиях, разнузданных и бесстыдных.

Стив любил его всяким. Его трогало доверие, с которым Солдат отдавался ему. Стив стремился всеми силами его оправдать. Но еще сильнее его воодушевляла свирепая воля, прорастающая исподволь непокорность.

Где-то в мозгу Солдата отложилось, что ему можно, поэтому он все чаще начинал целовать Стива раньше третьего часа, брал его за руку, прижимая к себе, ласкался и терся о его бедро. Мял ягодицу Стива в пальцах, но вслух никогда не просил. Хотя Стив видел – ему хотелось.

Он твердо намеревался дождаться этого «вслух». Пока твердо намереваться не осталось сил и терпения.

Стив шепнул это Солдату на ухо. Почти приказ. Мольбу, крик. Всего два слова. Одно из которых было таким ядреным глаголом повелительного наклонения, что у Стива жарко вспыхнули уши, когда он это сказал.

И сразу оказался грудью на красном покрывале.

Ему показалось, что он выпустил джинна. Столько неукротимой, неудержимой дикости вырвалось на волю… Он не боялся, что Солдат его растерзает, но отзвук страха трепыхался в крови, когда Солдат пристраивался сзади, поставив его на колени и локти. Без нерешительности, без особенной нежности, он с усилием надавил – и проскользнул одним движением, словно и не было никакого сопротивления, за долю секунды оказался весь внутри. Стив застонал, сразу ощутив цепкую хватку на шее сзади, прижавшую его к покрывалу.

Солдат. Это Солдат…

Он погрузился до конца, выскользнул почти целиком, и снова резко толкнулся внутрь. От первых быстрых ударов у Стива перехватило дыхание. Он попытался справиться с собой, подхватить и податься навстречу, но хватка на шее усилилась, властно призывая оставаться на месте. Солдат сразу взял мощный, отрывистый ритм, такой пугающе равномерный, словно он мог двигаться так часами. А ведь действительно, наверное, мог бы…

Стив не противился. Тихо стонал, ткнувшись потным лбом себе в предплечье, сотрясаясь от мощных ударов. Бесстыдно, бессовестно плавясь от жгучего удовольствия, от осознания того, что им овладевает любимый зверь. Оборотная сторона Баки. Радуясь этому, торжествуя от ощущения сильных рывков Солдата в себе, отдаваясь ему страстно, самозабвенно. Полностью, безусловно, весь. Их тела уже знали друг друга, поэтому соединялись легко и точно. Но главным было не это – сам факт был важнее. Символ. Способ стать еще ближе, еще крепче связаться, еще глубже влюбиться, врасти друг в друга…

Солдат вдруг замедлился, упал ему на спину, его рука сжала красное покрывало в кулак у Стива перед лицом.

– Стив, – шепнул одним движением воздуха, и по голосу Роджерс понял, что надолго его не хватит. – Стив. Стив… Стив… – он целовал повлажневшую спину, вбирая с нее соленый пот, качаясь внутри почти ласково, пока не распрямился, снова набирая ритм, его рука теперь гладила спину, скользила вверх и вниз. – Стив… – он разогнался на полную скорость, всю силу и мощь выбрасывая в эти движения.

Давление внутри росло, распирало на грани боли, но Стив не касался себя, почти забыв про узел напряжения между ногами, полностью сосредоточившись на этом свирепом, неистовом ритме внутри, на его отрывистой цикличности, на наслаждении, расширяющемся, полнеющем с каждой секундой, оставившем одну только связную мысль: «Только не останавливайся, пожалуйста, только не останавливайся, не останавливайся, не…»

Оргазм ударил внезапно, как взрыв изнутри. Стив содрогнулся, сотрясаясь в его мощи и глубине, вскрикнув от удивления, ошеломленный, что может – вот так… И мир вылинял до ослепительной белизны.

Солдат довольно застонал за его спиной, задвигая с трудом, беспорядочными рывками, пока не содрогнулся, пока внутри не брызнуло теплым.

– Стиииив, – тихо, мучительно позвал он. Падая на спину, дыша отрывисто, все еще сотрясаясь остаточными рывками. Баки. Это Баки. – Стив… умоляю, скажи… что я тебя не…

– Нет, – прервал Стив. Он понял сразу, хотя мыслить было тяжело. – Все строго… по обоюдному согласию…

– Ты же понимаешь… что ты не сможешь так меня будить… каждый раз, как я сорвусь? – в шумном дыхании Баки звучала улыбка. Стив и сам улыбался. Предметы расплывались, почему-то очень хотелось смеяться от счастья и легкости, охватившей все тело. И еще – не шевелиться несколько ближайших лет.

Баки все еще туго заполнял внутри, и было даже хорошо. Цельно.

– Я и не того добивался, – усмехнулся Стив непослушным голосом. – Положительное подкрепление, Бак. Ты меня… по запаху будешь чуять. Нет! – это относилось к Баки, который попытался с него приподняться. Тот замер, и Стив, мучительно краснея, утопил горящее лицо в сгибе локтя. Ему было стыдно. – Не выходи.

Баки шумно сглотнул.

– Позволишь мне? – он чуть двинул бедрами, и Стив ощутил, как он шевелится, медленно крепнет, растет и полнится прямо у него внутри. Как мажет по гладкому нутру твердеющей тяжестью, заставляя чресла упруго вздрогнуть и горячо заныть. Суперсолдат, чтоб его…

– Все, что хочешь, Бак, – улыбнулся Стив, чувствуя, как горят уши и ускоряется пульс.

– Тебя хочу, сопляк. Очень.

*

Глаза под черной повязкой, распахнутый в немом крике рот, рука в руке, пальцы переплетены. Голоса уже не осталось. Он кончал сегодня трижды подряд, и четвертый уже на подходе. Уже вот-вот…

– Кто я?

– Стииив… – хрипло, исступленно тянет Солдат. А потом вдруг целует, лижет губы, и понять границу между ним и Баки уже невозможно. Стив впервые не может их различить.

Он притормаживает, обуздывая сумасшедший порыв немедленно кончить.

– Я люблю тебя, – шепчет Стив, снова медленно наращивая темп, заставляя Солдата стонать от досады.

– Я люблю тебя, – хрипит… Солдат? Баки?

Хрипят они оба, и оба гнутся в экстазе, когда Стив начинает вбиваться с нужной амплитудой и частотой, именно так, как им нравится, и оба стонут, наконец-то стонут единым голосом, потому что становится слишком хорошо, чтобы удержаться…

– Я люблю тебя, Бак.

Все так. Все именно так, помилуй их боже. Окончательно и бесповоротно.

*

– Семнадцать. Добросердечный…

– Я жду приказаний.

– Поставь его на колени.

Солдат послушно повернулся к Стиву, двинулся на него уверенным шагом. Стив шагнул навстречу.

– Вольно, Солдат.

Заминка. Удивление, треск помех. Полная неподвижность. Стив подошел еще ближе, заглядывая в недоуменное лицо, медленно поднял руку и отчертил сигнальный жест. Взгляд прояснился.

Рука Солдата взметнулась и вернула жест кажется, даже прежде, чем он окончательно понял, что делает.

– Знаешь, кто я? – спросил Стив негромко.

– Поставь его на колени! – повелительный голос Т’Чаллы раскатился на весь зал, но доносился словно издалека.

– Знаю, – сказал Солдат, чуть поморщившись от окрика Пантеры. – Ты Стив.

– Солдат! Поставь его на колени!

Никакого движения. Глаза в глаза. Зрачки в зрачки.

Можно было воззвать к Баки. Они уже отрабатывали это несколько раз, и Стив знал, с какой интонацией надо спросить «Знаешь, кто ты?» и как коснуться, чтобы на лице Солдата быстро сменили друг друга недоверие, сомнение, удивление, шок и, наконец, понимание – пять стадий пробуждения Баки, после которых он смотрел на Стива осознанными живыми глазами, отвечал «Я Баки». И улыбался, понимая, что у него опять получилось.

Можно было. Это уже срабатывало. Потом он обучит Солдата откликаться на «Вольно» через динамик, потом – узнавать своих. Потом. Но сейчас Стив уже перехватил контроль над ним, переключил на себя управление, и Солдат смотрел на него выжидательно и немного игриво.

– Поставь его на колени! – голос Т’Чаллы звучал с прежним напором, но уже чуть менее решительно.

Солдат не двигался. Смотрел. В упор.

«Я знаю тебя, – всем видом говорит он. – Ты Стив. Хозяин. Кто этот странный человек, который пытается мной командовать? Что мы будем с ним делать? Может, убьем его и займемся чем-нибудь приятным?»

«Избаловал», – подумал Стив и улыбнулся, ласково тронув плечо Солдата и ловя в глубине затуманенных серых глаз теплый отклик. И полную боевую готовность. Думая, что сегодня нужно будет его оседлать. Заслужил.

– Человек, который тебе приказывает, – Стив кивнул в сторону замершего Пантеры. – Поставь его на колени.

Солдат обернулся.

ПРОТИВОФАЗА

Эта неделя выдалась неудачной, как и большинство предыдущих.

Вот зачем им такие сложности? Подземные комплексы, морозильные камеры… Чтобы лишнюю электроэнергию не тратить, ГИДРЕ следовало бы просто закапывать своих солдатиков во дворе, прямо в вечную мерзлоту. А вот чтобы разморозить их потом… вот тут бы потребовалась мощь целой атомной электростанции.

Удивительная предусмотрительность. Иностранные шпионы, изнеженные своими теплыми Калифорниями, должно быть, замерзали здесь в сосульки еще на подлете. Какие молодцы…

Он бодрился едкой желчью, чтобы унять гложущее тошнотворное чувство, захватившее все его существо. Мучился, как подстреленный. Рана ныла, а он был не из тех, кто сносит горе тихо. Горе требовало утоления, каких-то срочных, почти деструктивных действий, даже если на деле это значило тушить пожар керосином.

Он не умел сидеть и ждать, пока боль пройдет. Человек взрывной активности, он мог только эту активность противопоставить боли, чувствуя, что в ином случае его с головой поглотит апатия, щедро смешанная с алкоголем. И сейчас он радовался хотя бы тому, что с аномально низкими температурами разобрался давно, еще в самом начале. Если это чувство можно было назвать радостью.

Радость его в последнее время вылиняла в едкий сарказм.

Он возвращался. Хотел найти кассету в раскуроченном зале, а если и не ее, то хоть что-то другое, до того, как сюда доберется спецгруппа. Хотел изучить эту базу вдоль и поперек. Ему нужны были данные, пусть это и отдавало каким-то маниакальным помешательством, но теперь остановить его было некому, да всерьез никто и не пытался. Разве что снежная буря… Впрочем, и это тоже было на руку. Она не давала сюда прорваться местным представителям правопорядка, даже на собачьих упряжках.

А они доберутся сюда. Сразу, как только закончат выяснение того, кому принадлежат данные, улики, по какому делу они проходят и как их оформлять. Русские в конфликт не лезли, и честно оцепили периметр, пока не будут улажены все бюрократические и правовые вопросы. Хотя улаживались они со скрипом, Госдепартамент давил и грозил, русские стояли на своем, и трудно было что-либо возразить на «это сверхсекретный объект на нашей территории, какое отношение он может иметь к Соединенным Штатам?». Пока еще разберутся…

Он пробрался на станцию незамеченным, ночью, как вор. Кассету не нашел. Ясное дело, тут все завалило обломками. Зато, после часа блужданий и сканирования стен, нашел архив, откуда Земо достал ее.

Он был прав. Кассета была не одна. Они были здесь все. Стеллажи с видеоматериалами.

Он все забрал с собой. Сперва хотел сжечь, но потом что-то темное и горячее взяло в нем верх. Он хотел знать. Сколько их было еще. Как они умирали. Что-то ворочалось в нем, голодное, требующее удовлетворения. Чтобы знать, видеть – и не прощать. Это было важным. Важнее всего.

Нет… эта неделя определенно была неудачной. Как и все предыдущие.

Он сидел в темноте со стаканом виски, глядя на то, как кричит на экране человек с лицом Джеймса Барнса. Как на медицинском курсе, они уже прошли переломы, закрытые и открытые, ожоги, термические и химические, и вот сейчас изучали токсины и яды. А токсинов и ядов в природе было много, на несколько десятков серий…

Он видел, как Зимнего Солдата рвет черной желчью, и что-то животное и кровожадное насыщалось у него внутри, возвращая веру в то, что всем воздается по заслугам.

В архиве были три секции. Задания. Обучение. Эксперименты.

Из заданий он просмотрел всего три пленки, и только одна из них оказалась убийством. Солдата привлекали не только для мокрых дел. Одна из пленок касалась сопровождения груза. Другая – ограбления банковской ячейки. Он отставил эту коробку в сторону. Это было не то. Обучение он так же смотреть не стал.

Ему нужно было… нужно было…

Эксперименты.

Уже с первой кассеты он понял, что нашел то, что искал.

Они начинались с пятидесятых. Черно-белые ролики, редко длящиеся дольше десяти минут. Пояснение – ход эксперимента, иногда – заставки «День 1», «День 2». Иногда записи были без звука.

Ему не нравились такие записи. Он находил успокоение в этих криках.

Хотя и они иногда подводили. Так, при исследовании наркотических передозировок, он видел, как Зимний Солдат, прикованный к креслу под капельницей, кричал в голос… пока этот крик не перешел в хриплый, нечеловеческий смех. Зимний Солдат на экране сотрясался, срывая горло этим жутким хохотом, и смех этот еще несколько ночей подряд преследовал его в кошмарах…

Но такое случалось редко. Алкоголь обжигал гортань и плавился в желудке, притуплял ненужные мысли, и с ним происходящее на экране почти утоляло боль. Он заставлял себя не отводить глаза.

И это было хорошо. Живительно. Как спирт, выплеснутый на рану.

…А говорил ведь так спокойно, ностальгически, и про его жену говорил: «Я-то помнил его еще неженатым…»