Текст книги "Колыбельная (СИ)"

Автор книги: KL_KL

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Тони схватился за сырую, несостоятельную идею, которая была гибельной. И потащил остальных за собой. Он же как никто другой должен был помнить, как это обычно бывает…

Вот Локи – и армия читаури рвется к Земле сквозь портал над Манхэттеном. А вот Александр Пирс, ГИДРА и десять секунд на то, чтобы обезвредить «Чарли». Или Альтрон – и Соковия поднимается в небо…

Времени всегда было в обрез. А в последний раз времени им не хватило.

Кто мог сделать больше? Когда им должно было поступить разрешение на действие?

Пока эти умники в ООН соберутся, пока поверят и проверят, пока договорятся… это ведь даже не присяжные, которым для вынесения приговора порой требуется совещаться несколько часов кряду, решая судьбу одного человека. Это представители большой геополитики, и ставки здесь гораздо выше. Сотни и тысячи людей, судьба территорий. Но они не понимают и не могут понять, что будь он хоть трижды Капитан Америка – жизнь есть жизнь, и во время больших операций у него нет национальности, нет политического интереса, за ним нет американского флага и далеко идущего расчета. Мстители предотвращают. Спасают. По возможности стараются уберечь все, что можно. Кто может сделать больше, когда время всегда против них?

И самое страшное в том, что за убеждение в состоятельности этой комиссии вскоре придется расплачиваться. Расплачиваться людьми. Сколько раз подневольные Мстители должны будут опоздать, пока важные шишки в тиши кабинета не решат вовремя, стоит вмешиваться или не стоит? Если, по версии Вижна, они действительно вышли на новый виток войны… одиннадцатое сентября может совсем скоро показаться детским лепетом.

Старк был не прав.

К черту соковийское соглашение. Оно раздражало Стива, как рыбья кость в горле, и бессильная злость на Тони усиливалась, когда он думал о власти пиджаков и галстуков над Старком. У Стива давно зрела мысль о том, что нужно написать и принять для Мстителей внутренний устав. Свод собственных правил, от порядка приема до действий в экстремальных ситуациях. Ему самому не хватало устава, не хватало четких инструкций, когда приходится действовать на одной интуиции, которой Стив не очень-то доверял.

Он думал об этом – и всякий раз одергивал себя. Поскольку не знал ни единого способа заставить того же Тони – и в первую очередь Тони – следовать уставу. Или следовать ему достаточно долго, пока тот не войдет в прямой конфликт с желаниями и интересами Железного Человека. А тогда, как в том фильме про пиратов, быстро выяснится, что правила для Тони вовсе не правила, а всего лишь необязательные для исполнения рекомендации.

У Стива не было рычагов давления, и Старк не был ему подконтролен. Тони нужен был начальник, наставник и судья, авторитет. Отец. Карающая длань для хулигана, могущая вовремя осадить, одернуть, потому что, о небо, Тони знал, насколько он опасен под маниакальной властью своих идей. Ему нужен был контроль.

А международный контроль – это уже серьезно.

Не то, что просьба или приказ какого-то шута в костюме с побрякушками…

Стив вытащил руку из-под головы, устало сжал пальцами переносицу несколько раз и провел ладонью по напряженному лицу, словно стараясь его стереть.

Он не смел признаться себе в том, что до последнего не верил, что они смогут так… так разругаться. Все время думалось, что в последний момент кто-то вмешается, разнимет. Прилетит Фьюри на своем хэликэрриере, явится, как чернокожий Бог из Машины, укоризненно на всех посмотрит единственным глазом – и все закончится. Все затихнут, присмиреют, как расшалившиеся дети, и вспомнят о том, что вовсе необязательно сразу кидаться друг на друга, а можно сперва выслушать, поговорить начистоту…

Стив видел, сейчас, спустя два месяца, что они начали не с того и не так, не слушали друг друга, слишком многое сразу приняв на веру. Фьюри бы не допустил. Мстители были ему дороги, это был его проект, его детище, и он как никто был заинтересован в их перемирии.

Но он не пришел.

Или казалось, что в тот переломный момент, когда две силы сходились стенка на стенку в аэропорту, появится из ниоткуда зеленый гигант, рыкнет во всю луженую глотку грозное: «ХАЛК МИРИТЬ!» и… и мириться бы им пришлось уже в травмпункте, на соседних койках. А так, чтоб уж совсем помирились, еще и в гипсе по шею.

Потому что так было нельзя. Потому что так становилось ясно, сколь хрупко было сплачивавшее их до сих пор единство. И было ли оно вообще… Их разлад – слишком отчетливый знак для тех, кому Мстители стояли поперек горла. Враги уже поднимали головы, читая новостные сводки.

Они улыбались.

Впрочем, сейчас гипотетические неприятности тоже перестали иметь значение. Важным было другое.

«Колыбельная». Баки. Другу очень нужна была помощь. И Стив уже знал, что теперь никого не подпустит к нему. Нельзя. А это значит… Значит, что выход нужно искать ему самому. И как можно скорее.

Стив поднялся, взял со стола блокнот, открыл чистый лист и начал рисовать план спасения.

ФАЗА ВТОРАЯ

«…– Мы сделаем доброе дело, застрелив эту собаку, – настаивал Скотт. – Нам ее не приручить!

– Послушайте, мистер Скотт. Дадим ему, бедняге, показать себя. Ведь он черт знает что вытерпел, прежде чем попасть к нам. Давайте попробуем. А если он не оправдает нашего доверия, я его сам застрелю…»

*

Книгу Стив заприметил сразу среди принесенных по его просьбе для обстановки комнаты, куда удалось договориться поставить криокапсулу. Теперь это был их отдельный угол из пяти помещений, и Стив настоял, чтобы капсула стояла в комнате, похожей на жилую. В этом был замысел.

Криокапсула Баки занимала здесь целый угол за счет мониторов, отображающих жизненные показатели, баллонов и самого саркофага. Здесь же стояли длинный высокий стол и низкий плетеный журнальный столик с двумя креслами по бокам. Медицинская кушетка на колесиках. Стеллаж с книгами. Книг было много, на разных языках – художественная, специальная и учебная литература, разговорники и энциклопедии. Стив решил, что потом, со временем, поймет, что нужно добавить еще. Окон в комнате не было, и все равно это помещение за счет белых стен казалось не то больничной палатой, не то стерильной тюрьмой.

Под потолком в углу висела одна видеокамера, выводящая картинку на монитор в комнате наблюдения дальше по коридору. В новой комнате Стива. Вентиляционные решетки были совсем небольшими, человек не пролезет.

– Мои люди будут дежурить у выхода из крыла. Тревожная кнопка, – Т’Чалла вложил ее Стиву в руку. Тот кивнул, сунув ее в карман брюк, хотя и не собирался ею пользоваться.

Почти все было готово.

Эту книгу он отложил в сторону, оставив себе. Стив хорошо знал содержание, но сейчас почему-то никак не мог заставить себя прочесть все сразу и до конца, вычитывая только кусками. Знакомый текст в свете последних событий приобретал совсем новый, пугающий смысл. И еще почему-то рождал ощущение безумной надежды. Казалось, что ответ кроется где-то в этих же строчках. В ассоциациях.

Стив ничего не знал об африканской мифологии и африканском фольклоре, поэтому леопарды-людоеды были от него далеки. Но вот это… Он раскрыл книгу на закладке и прочел:

«…Белому Клыку не верилось, что он очутился на свободе. Многие месяцы прошли с тех пор, как им завладел Красавчик Смит, и за все это время его спускали с цепи только для драк с собаками, а потом опять сажали на привязь…»

Стив отложил книгу и утопил лицо в ладонях. Джек Лондон. «Белый Клык».

В детстве он знал ее почти наизусть.

А теперь знакомые строчки резали по сердцу, будто впервые.

*

– Я жду приказаний.

– Вольно, Солдат.

Тот моргнул. В четвертый раз. Четвертый раз подряд этот приказ вызвал у него почти явное недоумение. Но из тела ушла скованность, словно он позволил себе чуть-чуть расслабиться. А затем, Стив едва успел заметить, быстро огляделся. Как и четыре раза до этого. Его взгляд окинул помещение, остановился на Стиве, задержался на его лице… и ушел в сторону.

Эту кодовую последовательность они выработали за шесть дней. Первые два ушли на то, чтобы подобрать интонацию. Стив шел по стопам Черной Вдовы и Халка, а у них с интонациями тоже вышло не сразу. Пришлось отбросить дружественный тон, как и участливый психиатрический. Стиву и то, и другое давалось плохо, и Солдат словно бы чуял в этом какой-то подвох, потому что вел себя настороженно и сдержанно.

Стив взял спокойный уверенный тон. Это сработало.

Что можно противопоставить жестокой дрессуре?

Стив решил противопоставить ей волю.

«Вольно, Солдат».

Стив ждал этого момента. Пока, совсем немного, изменится изгиб спины, уйдет напряженность плеч, когда тело покинет стылая неподвижность и сменится более расслабленным положением.

Это была первая маленькая победа.

– Миссий пока не будет.

Когда Солдат удивленно нахмурился, Стив кивнул на его плечо. Левое. Солдат проследил его взгляд.

– Ты потерял ее в бою, – объяснил Стив. Как и три раза до этого.

Стиву пришлось ввести это пояснение, поскольку в первый раз, когда он этого не сделал, просто сказав, что миссий не будет, Солдат спросил: «Обучение?». Роджерс удивленно ответил «Нет», и тогда Солдат спросил, сухо и невыразительно: «Эксперимент?». Стив хотел было ответить «Да, что-то вроде того»… и не сказал. Потому что лицо Солдата от этого слова будто мукой присыпало. В серых глазах застыл молчаливый ужас. Стив сказал «Нет», но это плохо помогло, и до конца третьего часа Солдат держался напряженно и недоверчиво, словно ожидая, что Стив может передумать.

Сейчас он вел себя иначе. Увидев плечо без руки, Солдат какое-то время молчал, нахмурившись, затем спросил:

– Я больше непригоден? – медленные, взвешенные слова.

– Временно, – ответил Стив. – Поэтому пока никаких заданий. Тебе надо восстановиться.

Солдат понимающе кивнул. Это укладывалось в его картину мира и объясняло происходящее с лихвой.

Он потерял руку в бою. Он на реабилитации. Никаких миссий пока не будет.

Это начало уже трижды не подводило, и Стив выучил его наизусть. Это было мучительно, но Стив замечал, что после этого вступления Солдат расслаблялся, понимая, что ничего плохого, похоже, с ним делать не собираются.

После этого следовала более трудная часть.

– Ты помнишь меня? – спрашивал Стив. – Не пытайся вспоминать детально. Просто кивни, если я тебе знаком.

Эти последние предложения пришлось ввести в последние два раза, потому что в первый раз Солдат надолго задумался, после чего выдал уже изрядно надоевшее «Сообщение о…».

Солдат кивнул. Помнит.

– Хорошо, – Стив приветливо улыбнулся, но в меру, стараясь не переборщить. У Солдата было чертовски хорошее чутье на фальшь, и в прошлый раз он чуть нахмурился и напрягся, когда Стив улыбнулся ему. В этот раз обошлось. – Я Стив. Я буду с тобой работать. Теперь с тобой буду работать только я.

Солдат еще раз кивнул. Это ему тоже было понятно.

*

Каждый день теперь проходил по строго определенному графику. Точнее, те три часа в день, которые Стив тратил на общение с Зимним Солдатом. Все остальное время уходило на недолгий сон и подготовку к этим занятиям, поэтому три часа каждый день являли собой тщательно отрепетированное выступление.

После пробуждения и подбора фраз вопрос-ответ, Стив отправлял Солдата в соседнюю комнату, дверь в которую всегда была открыта. Это был импровизированный спортзал. Пол здесь был устлан толстыми матами, туго сплетенными из соломы, хрустящими и пружинящими под ногами. Здесь была ростовая груша и бревно в дальнем конце зала. Окон не было тоже, зато зал заливал яркий белый свет.

Солдат занимался разминкой после сна, потом шел умываться. Санузел – маленькая клетушка из душа и туалета с умывальником. Войти в него можно было через спортзал, и он всегда был открыт, в отличие от помещения рядом. Эта дверь возле санузла пока была закрыта наглухо. За ней располагалось помещение, оборудованное под процедурный кабинет и медпункт одновременно. На всякий случай.

После утренних процедур Солдат возвращался в комнату, к завтраку. Тот был легким, в основном – смузи, соки, свежие фрукты и овощи. Ели они вместе. Это было правило. А покончив с завтраком, шли на тренировку в спортивный зал.

Они пытались тренироваться боем. Получалось плохо. Солдат дрался в полную силу, и его постоянно заносило вправо, поэтому он с завидной регулярностью оказывался на матах, и Стиву приходилось следить за спаррингом за двоих, придерживая и направляя несдержанную ярость противника.

Но он выбрал этот способ взаимодействия по трем причинам. Первая касалась мысли Стива о том, что драка – один из основных способов контакта Солдата с другими людьми, и через бой к нему легче пробиться. Вторая была более практичной. Еще во время их боя в лаборатории он отметил, что Солдат, потеряв руку, потерял с ней и ощущение привычного центра тяжести, а времени освоиться с этим у него не было.

Последней, самой главной причиной было то, что Баки сказал про калек.

…И еще то едва заметное выражение, которое мелькало в глазах Солдата, когда он смотрел на свое плечо.

После спарринга Стив отправлял его в душ, а когда Солдат возвращался, они ужинали. Стив наблюдал, запоминал и вносил корректировки в меню. После ужина всегда следовало одно и то же.

– Отдыхай, Солдат. Это твое свободное время.

– Что мне делать? – вопрос звучал спокойно, разве что чуть-чуть растерянно.

– Все, что хочешь, – отвечал Стив. – Здесь все в твоем распоряжении. Если тебе что-то нужно – дай мне знать. Кнопка для связи на стене слева от двери.

Солдат кивал. После чего Стив уходил к себе и, не включая света, следил за ним в монитор. Этот, последний час, был, пожалуй, важнее предыдущих двух. Стив наблюдал за тем, что он делает, когда остается один. Держал блокнот и карандаш наготове, прикипев к экрану взглядом. Поведение Солдата менялось. Первые три дня он вел себя скованно, оглядывался, двигался по комнате медленно, трогал книги. Но, что хуже, он подолгу сидел на медицинской кушетке и – у Стива всякий раз в животе появлялась сосущая тяжесть – трогал левое плечо и ровный срез руки под изоляцией. Дотрагивался кончиками пальцев, робко, словно стараясь смириться, принять эту странную новую данность.

Пустоту там, где раньше была рука. Инструмент, оружие. Часть его самого.

Что делать с этим Стив пока не знал. Впрочем, на четвертый день Солдат уяснил положение вещей и стал вести себя… легче. Свободней. Начал просматривать журналы, сидя в кресле и закинув щиколотку правой ноги на колено левой – жест, демонстрирующий само понятие «вольно». Право выбирать более удобное положение.

Обживал клетку.

Час спустя Стив возвращался и говорил:

– Пора спать, Солдат.

Тот послушно кивал, откладывал то, что держал в руке, подходил к криокапсуле и безропотно позволял себя пристегнуть. Поднимался купол, и все тело Солдата – тело Баки – сковывал холод.

На следующий день все повторялось.

*

Стив жил в соседней комнате, которую про себя называл «Комнатой наблюдения». Там стояла кровать, стол с компьютером, стул на колесиках и шкаф для одежды. Санузел у них был один на двоих, и Стив мылся, брился и приводил себя в порядок, пока Баки был погружен в криосон. Каждый день Стив проходил мимо капсулы, даже по нескольку раз, и всякий раз у него что-то неприятно екало внутри. Как жить в одном доме с гробом.

В уборной над раковиной висело зеркало. Явно европейское, в золотистой тяжелой раме. Всякий раз, стоя перед ним, Стив ловил себя на мысли: «Интересно, о чем думает Солдат, когда видит в нем себя?». Почему-то в этот момент ему вспоминалось, что зеркала во сне, как и часы – те маркеры, которые могут помочь отличить сон от яви, понять, что спишь. И хотя во сне возможно все, даже войти в зеркало на ту сторону или поднять с пола собственную тень, видеть себя в зеркале… это должно было находить в нем отклик.

Или нет?

Незаметно для себя Стив принял это странное объяснение. Транс – как разновидность лунатизма. Баки сомнамбула. Это не та фаза быстрого сна, когда ему что-то снится, и он повторяет это наяву. Это было больше похоже на то, как если бы мозг наполовину проснулся (или наполовину заснул), и работал в самом экономном режиме. Все двигательные навыки сохранены в полном объеме, он понимает речь, дает отклик, может выполнять сложные действия и операции. Но при этом отключена тщательная обработка поступающих данных, ассоциации, память и эмоции. Он спит, но это не сон. Скорее, это можно было бы назвать автономной работой сыворотки.

Компьютер, работающий в безопасном режиме.

И Т’Чалла был прав, сомнамбул будить нельзя. Опасно это.

*

Первое фундаментальное открытие Стив сделал случайно, как раз в течение этого третьего часа. Он, к стыду своему, слабо представлял, чем можно занять досуг Солдата, и всякий раз спотыкался о то, что для большинства занятий нужны обе руки. Эта мысль оказалась неприятной и давящей. Она напомнила последний отзыв Баки о себе. «Калека». Слишком многие вещи, которые до того воспринимались естественными, теперь были ему недоступны или вызывали существенные трудности.

Без бионики Баки чувствовал себя инвалидом. И, говоря откровенно, им и являлся. Рука – это не только сила удара. Это умение защищаться от пуль, сложные боевые приемы, вождение транспорта, стрельба из винтовки. Даже застегивание пуговиц и завязывание шнурков. Бионика была послушна и позволяла ему чувствовать себя полноценным. Могущим справляться с любыми задачами, даже лучше любых двуруких. А теперь…

Стив думал об этом, наблюдая, как Солдат изучает предоставленный ему ассортимент макулатуры. Думал, что надо что-то делать, чтобы дать ему большее разнообразие. Телевидение он отмел сразу, а музыку еще не собрал.

Книги Солдат почти не трогал. К комиксам о Бэтмене и Супермене, как и многочисленным кроссвордам, он тоже остался равнодушен, как и к нескольким номерам «Плэйбоя», которые Стив, скрепя сердце, все-таки добавил для пряности. Но вот уже четвертый день Солдат облюбовал журналы «National Geographic» разных лет, сидя в кресле, уже почти привычно для Стива, закинув ногу на колено другой ноги и медленно перелистывая страницы. Стив никогда прежде не замечал за Баки особой любви к этому журналу. Он не знал, читает ли Солдат статьи или просто рассматривает картинки…

Но потом, когда тот закрыл журнал и взял следующий, Стив увидел на обложке знаменитое фото «Афганской девочки», и прикипел к монитору взглядом, сраженный наповал внезапным пониманием.

Сперва он не поверил. Уже усыпив Солдата, он до поздней ночи просматривал записи, и догадка все ширилась, пока не стала подтвержденным фактом.

Все журналы были разными.

Солдат ни разу за эти четыре дня не взял один журнал дважды.

«Он запоминает, – подумал Стив, – запоминает визуальные образы. Он помнит, что уже видел их…»

Стив сидел, глядя в монитор, и не мог решить, что теперь делать со своим знанием.

Но это было важно.

*

– Я жду приказаний.

– Вольно, Солдат.

Нет. Драться у них совсем не получалось. И Стив уже даже начинал понимать, почему. Баки потерял руку и слишком быстро ушел в криосон, чтобы успеть свыкнуться с этим. И ни у него, ни тем более у его лунатического состояния не было времени провести проверку боем в новых условиях. Потеряв руку, Солдат явно потерял привычный центр тяжести. Его то и дело болтало от отсутствия противовеса, движения выходили слишком резкими, и во всем теле ощущался читаемый дисбаланс, из-за чего казалось, что у Солдата нарушена координация движений. Бионика была тяжелой, но еще – она была ведущей и во многом определяла его стиль боя. И если Баки было легче разумом принять отсутствие руки, то Солдат раз за разом совершал одни и те же ошибки. Он дрался так, будто рука у него была. Он не пытался наносить ею удары, в этом все было в порядке.

Он пытался ею блокировать. И неизменно получал по левому боку, хотя, к чести контроля Стива, вполсилы. И всякий раз, когда такое случалось, на его лице в этот момент смешивались явные – даже слишком явные – ярость и недоумение. Как если бы он знал, помнил, что здесь была рука и что так быть не должно. Даже если в спокойном состоянии Солдат понимал, что с ним случилось, во время драки это знание пропадало напрочь.

Стив начал догадываться, наблюдая за ним и его действиями шестой день подряд. От начала же удачной вводной формулировки – на второй. Стиву все казалось, что Солдат, в некотором роде отлаженная машина войны, рано или поздно должен приноровиться. Освоиться, сделать выводы. Но ошибки повторялись. И понимание, которое с каждым днем все ширилось и разрасталось, касалось памяти тела о себе. Солдат, как Стив подозревал, не помнил в общепринятом смысле. Вместо памяти он использовал опыт. И тело вело его само, давая понять, что он знает, что и как надо делать для успешного результата.

И этот опыт сейчас подводил его. Те решения, которые подсказывал ему опыт в бою со Стивом, так или иначе касались руки, которой уже не было, но опыт еще не успел перестроиться, чтобы убрать ее из уравнения. И Солдат действовал так, словно имел фантомную руку. Так человек с ампутированной рукой пытается взять ею чашку, опираясь на память тела о себе. И Солдат ошибался. Раз за разом. И, оказываясь на матах, смотрел с яростью и недоумением, почему на чашке не сомкнулись его пальцы. Ведь они должны были там быть.

И еще этот жест, который Стив ловил в мониторе. Регулярный и неизменный. Прикосновение к культе.

С этим тоже нужно было что-то делать. Понять бы, что…

*

– Не пытайся вспомнить детально. Просто кивни, если я тебе знаком.

Стив взялся писать тренировочную программу, когда был в ярости. Нет, не на Солдата, хотя и на него тоже. Просто они вели контактный бой и разошлись, и Стив, ударив по открывшемуся боку, испугался, что сломал Баки ребро или два. Из-за этого бой пришлось прекращать, Солдата отводить и сажать на бревно и прощупывать пострадавший бок, настоятельно рекомендуя сказать, где болит, если болит.

Солдат молчал. Даже не кривился при осмотре. И Стив ощущал бессильный гнев на невозможность вызвать Баки и получить однозначный внятный ответ, на ГИДРУ и программу, вшитую так глубоко, что Солдат не умеет – просто не умеет! – бороться в спарринге. Его научили драться в полную силу. И поэтому риск травм возрастал, а Стиву с одной стороны было неприятно драться с Баки в беспамятстве и с одной рукой, а с другой стороны – было страшно не усмотреть за разошедшимся Солдатом и травмировать его.

Он отметил это еще в Берлине. Когда они все трое – Стив, Баки и вертолет – единым целым падали в залив, он успел подумать о том, что у Баки в режиме Солдата нет инстинкта самосохранения. Он же мог погибнуть тогда, увлекая Стива с собой вместе с падающей в воду консервной банкой, но задание было важнее. Значит, его программа лежит глубже инстинкта и глубже желания жить. Солдата научили преодолевать его. Чертовы нелюди. Стиву это категорически не нравилось. Следовало подумать, как разобраться с этим, но пока ничего на ум не шло.

Стив взялся писать тренировочную программу. Хотя до этого произошло одно странное событие.

– Я напишу тебе программу. Прежде, чем драться, тебе следует восстановить равновесие и центр тяжести. Могу понять, что привыкнуть к этому тяжело, но не рвись сразу драться в полную силу. Для восстановления всех прежних навыков в полном объеме тебе сперва нужно…

Они ужинали после пресловутого боя, где пострадали, или все-таки не пострадали, ребра Солдата. Стив был раздражен и потому, забывшись, говорил с Солдатом просто, почти как с Баки. Он не знал, слушает его Солдат или нет, и насколько внимательно. Тот послушно ел, не вступая в разговор и не глядя на Стива, пока тот в конце концов не выдохся.

– Если что-то понадобится – дай знать, – Стив пошел к двери, привычно дав разъяснения насчет свободного времени. – Кнопка для связи слева от двери.

– Свет, – вдруг проронил Солдат. И Стив застыл как вкопанный. Обернулся.

– Что?

Солдат не смотрел на него. Он стоял у стола, трогая столешницу пальцами.

– Свет, – повторил он невыразительно. – Он очень яркий. Можно… пригасить его?

– Да. Да, разумеется.

Солдат кивнул.

Стив выполнил эту просьбу. Первую просьбу Солдата. Ему еще показалось, что тот попросил это, потому что такой яркий свет его нервировал, неизбежно ассоциируясь с операционными. Но Стив не был уверен, так ли это.

*

– Вольно, Солдат.

Назавтра он привычно расслабился, окинул быстрым взглядом комнату, задержал его на лице Стива, затем, к удивлению последнего, посмотрел на свое левое плечо и нахмурился, чуть поджав губы.

– Рука… Я потерял ее в бою? – спросил Солдат, и Стив ощутил, как сердце его пропустило удар.

– Да, – ответил он. – Да, все верно.

И Солдат кивнул, словно Стив сказал то, что он уже ожидал услышать.

*

– Рука у тебя осталась одна, поэтому ее надо беречь. Я хочу откорректировать твой стиль боя. Сделаем упор на удары ногами, подсечки и захваты. Сможешь добавить в свою разминку вот эти движения?

Солдат взял список и коротко мазнул по нему холодным взглядом. Кивнул.

Незаметно для себя, после этого случайного успеха со светом, Стив начал больше говорить с ним. Не спрашивать о чем-то даже. Он говорил сам. Объяснял, чем они займутся, описывал ошибки, рассказывал свои замыслы по поводу тренировок. Ему казалось, что Солдат слушает, хотя тот не отвечал, да и кивал лишь изредка. Такая молчаливость казалась странной, Баки всегда был многословен и велеречив. Солдат отвечал скупо, коротко и глухо. Но иногда он отвечал, и это уже было что-то.

Стив следил за его лицом. Ловил на нем скупые проблески эмоций, все, что так или иначе нарушает бесстрастность сомнамбулы.

– Хорошо. И прежде, чем драться, сделаем кое-что.

Он стоял прямо, как стойкий оловянный солдатик, поджав одну ногу и держа в вытянутой руке местный аналог пиалы – неглубокое деревянное блюдце с узором, до краев наполненное водой.

– Держи устойчивость, – командовал Стив. – Сохраняй равновесие.

Солдат простоял минуту с лишним. Затем криво качнулся, и блюдце упало на маты, расплескав воду.

«Это будет долго», – подумал Стив, поднимая пиалу и заново наполняя ее водой.

*

«…Тогда бог заговорил, и при первых же звуках его голоса шерсть на загривке у Белого Клыка поднялась дыбом, в горле снова заклокотало. Но бог продолжал говорить все так же спокойно, не делая никаких резких движений. Белый Клык рычал в унисон с его голосом, и между словами и рычанием установился согласный ритм.

Но речь человека лилась без конца. Он говорил так, как еще никто никогда не говорил с Белым Клыком. В мягких, успокаивающих словах слышалась нежность, и эта нежность находила какой-то отклик в Белом Клыке. Невольно, вопреки всем предостережениям инстинкта, он почувствовал доверие к своему новому богу. В нем родилась уверенность в собственной безопасности – в том, в чем ему столько раз приходилось разубеждаться при общении с людьми…»

*

Несколько дней подряд приходится чередовать восстановление равновесия с силовыми нагрузками.

Стив ставит Солдату махи ногами, отметив на груше высоту удара синей изолентой на уровне своего плеча и заставляя его раз за разом бить по уровню. Сперва одной ногой, затем другой. Стив придерживает грушу сзади, чтобы Солдат ненароком не сорвал ее, поэтому уже раз или два схлопотал по плечам. Координация еще подводит его, когда Солдат расходится, а расходиться он любит, начинает отрывисто вскрикивать на каждый удар. Бьет остервенело, в полную силу, так, словно это туловище какого-то знакомого Солдату гада.

Они отрабатывают прыжки, приземления, падения и перекаты. Если не получается объяснить словами, Стив показывает движение сам. Разминка теперь предполагает растяжки на бревне, поэтому махи получаются легче.

– Сильнее! – командует Стив, и удар стопой приходится в грушу в трех дюймах от его головы.

Он доводит Солдата до испарины, до загнанного дыхания. Единственное время, где он позволяет себе приказы.

И все ради того, чтобы вновь подружить его с собственным телом. Объяснить на практике «Да, ты потерял ведущую руку, потерял оружие, но ты суперсолдат и ты дееспособен!». Слова Баки не давали ему покоя, и Стив занимался с полной отдачей, удерживая себя только от того, чтобы снова вернуться к спаррингам.

Это пока было нельзя. Проклятая пиала с водой все так же оставалась непобежденной.

Но чем бы ни заканчивались их тренировки, он всегда говорил оценку. Если Солдат делал все правильно, Стив его хвалил. Если у него что-то не получалось, говорил «это не страшно». Солдат если и удивлялся такому, то вида не подавал. И Стив не мог понять, усвоил он или нет, что за ошибки его никто больше не будет наказывать.

Баки спит. А во сне он может делать, что хочет. Нужно было вернуть ему это знание.

*

Пиала, описав дугу, упала на маты, расплескав содержимое.

– Дьявол! – рыкнул Солдат. И сразу же потрясенно смолк, замер, не шевелясь. Обеспокоенно вскинул голову, и Стив ощутил, что непроизвольно улыбается, вспоминая «Какой к черту Баки?!».

– Все в порядке, – он негромко рассмеялся, качая головой, и Солдат пытливо воззрился на него. – Я разрешаю тебе ругаться. Это хорошая реакция.

– Почему? – вместо привычного кивка «принял к сведению» спросил тот.

– Потому что если ты расстраиваешься от своих неудач настолько, что начинаешь сквернословить, значит, ты хотел, чтобы у тебя получилось. А это важно. Понял?

Кивок.

– Продолжим.

*

Часом позже Стив смотрел в монитор на то, как Солдат тратит свой личный третий час, балансируя на одной ноге в центре комнаты, пытаясь удержать в руке блюдце с водой. Держал он долго, не час, конечно, но когда менял ногу, равновесие его подвело, и он едва успел встать на обе ноги, чтобы не расплескать воду на пол. Стив наблюдал, как Солдат ставит блюдце на стол, хмурится, покусывая нижнюю губу. А потом увидел…

Солдат потянулся. Всем телом, долго и вкусно, привстав на цыпочки, вытянув руку вверх и изогнув запястье.

Стив ощутил, как его захлестывает тихий, почти оглушительный восторг. Он чувствовал себя натуралистом, увидевшим редкое природное явление – новое, не виденное еще никем и никогда.

И запоздало подумал о том, что в комнате Солдата чертовски не хватает кровати. Как-то Стив недооценил ее смысл. Да, Солдат спит в капсуле, но значение кровати не только в том, чтобы на ней спать. Просто поваляться тоже удовольствие, и Стив подумал, что, пожалуй, зря лишил Солдата такой возможности.

*

«…В конце концов бог бросил мясо на снег, к ногам Белого Клыка. Тот тщательно обнюхал подачку, не глядя на нее, – глаза его были устремлены на бога. Ничего плохого не произошло. Тогда он взял кусок в зубы и проглотил его. Но и тут все обошлось благополучно. Бог предлагал ему другой кусок. И во второй раз Белый Клык отказался принять его из рук, и бог снова бросил мясо на снег. Так повторилось несколько раз. Но наступило время, когда бог отказался бросить мясо. Он держал кусок и настойчиво предлагал Белому Клыку взять подачку у него из рук.