Текст книги "Колыбельная (СИ)"

Автор книги: KL_KL

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Стива встречает Пегги Картер, она появляется в баре в красном платье и не смотрит ни на кого, кроме Капитана Америка. Стив целует Шэрон Картер на стоянке возле аэропорта… и Баки ему улыбается, той улыбкой, в которой горечь мешается с насмешливым «Так держать, малыш».

Баки не помнит имени ни одной из своих прошлых пассий. Зимний Солдат помнит Стива Роджерса.

Стив дважды ломает код… дважды…

Солдат целует Стива в губы, стонет от его руки… потому что… Солдат его…

– Это ведь не он, да?.. – одними губами шепнул Стив. Изумление застряло в горле и мешало говорить. – Это ты.

«Колыбельная»… Деактивация через человеческий фактор.

Он ведь все сказал тогда. Еще тогда.

Эта мысль обжигала.

– Бак…

Стив почувствовал, как глаза наполняются слезами. Баки, не глядя на него, прошел мимо, в комнату.

– Верни меня в криокапсулу, – приказал ему глухо. И Стив сорвался. Он рванулся, настигнув его на пороге комнаты, врезался грудью в эту сердитую спину, обхватил и стиснул, смял в объятии, прижимая к себе, заставляя оставаться на месте, в тисках.

– Какая еще криокапсула? – Стиву казалось, что он кричит, но вышел только сдавленный шепот, и дрогнувший голос едва не сорвался на всхлип. – Ты же любишь меня!

И наступило молчание. Густое, тяжелое. Стив стоял, прильнув к спине друга, как приваренный. Его сердце грохотало другу между лопаток, как если бы хотело пробиться насквозь и провалиться в Баки. Тот дернулся, нетерпеливо, беспомощно, но Стив только крепче сжал руки.

Не выпущу, не надейся. Прости, прости, дружище, я такой дурак…

И Баки очень долго и тяжело вздохнул, сдаваясь, накрывая его руки своей.

– А вот добивать обязательно было? – тихо спросил он.

– Обязательно, – Стив, уже чувствуя его покорность, повернул к себе рукой лохматую голову. – Обязательно.

Это он шепнул уже в губы, прежде, чем вжаться в них, намертво прилипнуть поцелуем, держа в кольце рук, потому что отпускать было нельзя. Он ждал. Целовал, сминал губы, и когда Баки, жалобно простонав, начал отвечать ему, зло, с пылом, Стив чуть не расплакался. Баки целовал его. Так неистово, так жадно, словно весь голод, вся любовь его выплеснулась в губы. Стив отчаянно скучал по этим губам.

Не ошибся. Это на самом деле. Баки на самом деле любит его, дурака…

Чертов камертон заливал потрясающей вибрацией, резонируя в костях, в кончиках пальцев, подрагивая в паху. Это Баки. И от осознания этого становилось так сладостно и томно, что Стив начинал задыхаться. Это Баки, и его хотелось трогать, очень, очень хотелось. Еще ощутив этот барьер в румынской квартире, он хотел разрушить его. Но не знал, как сделать это, ощущая привычную удушливую робость… только с Баки он до сих пор ощущал эту робость. Да и не до того было им тогда, хотя теперь ему вспомнилось, что преступлением считается как действие, так и бездействие, а бездействовал он по отношению к Баки и так слишком долго.

– Просто, чтобы ты знал. У меня с Шэрон ничего…

– Да знаю я, что у тебя с ней ничего не было, – прервал Баки, усмехнувшись. Пугливо и как-то неуверенно, словно все еще не до конца поверил, что это наяву. – Ты даже со стороны целуешься как девственник.

Они тяжело дышали, стоя очень близко, Стив держал Баки в объятьях, гладил ладонями по спине.

– Да ну?

Баки перестал улыбаться.

– Во всяком случае, с тощими блондинками, которые так и норовят захапать чужое.

– Ты ревнуешь, – вдруг понял Стив.

– Еще как!

– Я имею в виду, к Солдату.

Барнс долгим серьезным взглядом посмотрел на него, как на идиота.

– У меня еще никогда не возникало столько мыслей о суициде, Стив, – признался он тихо. Тот хмыкнул.

– Самоубийство из ревности? Это что-то новенькое. Боялся, что он заменит тебя?

– Ну надо же, неужели сам догадался? – и шутливость вдруг слетела с него. – Да и разве не так?.. Ты с ним…

– Я с тобой, Бак, – Стив задел его нос кончиком носа. – И кто виноват, что он оказался честнее?

Пришла очередь Баки отводить глаза и поджимать губы.

– Это… не то, что стоит выяснять после семидесяти лет разлуки и лавины трупов за плечами, – сказал он без улыбки. – Я совсем не в форме, чтобы претендовать на… что-либо. У меня и тогда-то не получилось.

– Ты должен был сказать мне. Я бы не мучился столько лет.

– Мучился? – усмехнулся Баки горько. – Ты?

– А ты что думал, балда? Наплел мне столько волнительных откровений, а сам через три дня пригласил на свидание Пэм Уиннерби. Я чуть с ума не сошел.

– Но ведь… – Баки растерянно моргнул. – Ты же утром тогда… ты же так это воспринял, я думал, что…

– Дурак. Знал бы ты, сколько я из-за тебя ревел.

Молчание, густое, вязкое. Новое.

– Хочешь сказать, у меня был шанс? – спросил Баки совсем тихо. – Он у меня был, а я упустил его?

Стив подумал об этом всерьез. И ответил честно.

– Нет. Тогда – вряд ли. Я бы все равно испугался. И все равно бы тебе наврал, как это неправильно, посчитав, что так будет лучше для нас обоих.

Баки негромко засмеялся.

– Да уж. Это на тебя похоже. И когда же я должен был признаться тебе в высоких чувствах?

– Когда поцеловал меня у лагеря.

– Я тогда был не совсем в своем уме, так что мне простительно, – фыркнул он невесело. – А потом появилась сногсшибательная Картер, и момент был окончательно упущен.

– А сейчас? – Стив погладил пальцами его горячие щеки. – Скажи это, и я тебя поцелую.

– Вот уж не выйдет, Стив! – вызверился тот. – Если пошел такой разговор, я хочу все то же, что и он, и в двойном размере! Это я ждал столько лет, чтобы…

Стив заткнул его. Зло и сильно. Баки не стал спорить, обнял, ответил пылко, сразу давая понять, кто тут спец по поцелуям, а кто примазался. Это кружило голову и было совсем по-другому. Горше. Слаще.

Стив выпустил его губы, спускаясь на шею, вызвав удивленный вдох. Это Баки. Он знал это тело, он хотел его всего, и от осознания того, что сейчас это – Баки, у него стояло так, что становилось больно.

– И… что будем делать? – голос Баки звучал с волнующим придыханием. – Ты теперь предпочитаешь только отмороженного меня… или для такого меня еще не все потеряно?

– Дурак. Это решается в два счета. Просто не уходи больше.

Баки оглянулся на криокапсулу, и Стив сразу припал ртом к изгибу его шеи. Губы ныли от жажды трогать его.

– Я бы разнес ее к чертям, – признался он тихо, в теплую кожу. – Да перед Его Величеством неудобно. Тренировки надо продолжить. Будешь становиться им точно так же, на три часа в день, пока не получится. А все остальное время я от тебя никуда не денусь. Т’Чалла тебя не выпустит отсюда, пока «колыбельная» не будет работать, но убегать от меня в криосон совсем необязательно, Бак. А от себя – тем более.

– Уверен? – уже одно это слово вызвало волнующий отклик во всем теле. Потому что это было «Да», силы небесные, это ведь оно и было. – Ты же еще пощады попросишь. У меня же столько идей накопилось…

– Я это переживу.

Они уже терлись друг о друга. Многообещающе, с продолжением. Баки притянул его обратно – в губы, и они целовались, прерывались, чтобы взглянуть друг на друга – и целоваться снова.

– У тебя странный вкус, ты знаешь? Я же был сопляком тебе по плечо, у меня даже ребра торчали.

– Да, – улыбнулся Баки одними глазами. – А я вот взял и с ума по тебе сошел, сопляк. Веришь?

– Верю, – усмехнулся Стив. – Надо было раньше догадаться, почему только я. Ты же дважды…

Баки пылко поцеловал его, оборвав последнюю фразу.

– Заткнись. Если собираешься болтать о нем вместо того, чтобы целовать меня, я взбешусь.

– Да, извини. Отвлекся.

*

Они суетились, спешили, словно боясь, что кто-то из них вдруг опомнится, протрезвеет. Вспомнит, на что они сейчас идут. Поэтому останавливаться нельзя. Поэтому нужно было идти на всё, что бы ни было.

Сильно, невыносимо хотелось целоваться. Кожу свербило от желания прижаться к чужой обнаженной плоти.

Поцелуй. Каскад поцелуев. Стива душила робость, очень хотелось говорить, шутить, чем-то заполнить эту неловкость, полную одуряющих предчувствий, но рот был занят. Он ощущал прежний сильный порыв упасть вместе с Баки на пол, навзничь, и на сей раз такая перспектива была вероятней. Тем более, что Баки уже дергал на нем футболку, ему не хватало второй руки, поэтому Стив сорвал ее с себя сам через голову. А затем – футболку Баки, жадно вминаясь ему в губы сразу, едва они показались из горловины.

Одежда облетала с глухим шорохом, как шелуха, осыпалась за ними на пол. Стив припал губами к твердому рубцу на стыке с металлом, когда ладонь Баки оказалась у него между ног, огладила и сжала через белье…

– Черт возьми, Стив, – выдохнул Баки ему в шею, не убирая руки, – ты же действительно… Ох, бог ты мой…

Баки вел, подталкивал Стива к кровати, пытаясь ощупать одной рукой его всего целиком. Глаза у него совсем помутнели, но не из-за кода. Он все пытался улыбнуться, но губы не слушались, обрывалось дыхание.

– Как тебя много… – бормотал он спутанно и горячо. – Как ты это любишь, а? Хочу все о тебе знать. Ох черт, Стив… Как тебе больше нравится?

– Не знаю, – шепнул Стив честно, и только когда Баки прекратил его трогать, понял, что именно сказал. Стив посмотрел в лицо друга. Похотливая муть слетела с него за секунду. Баки ошарашенно таращился на него, не в силах осознать эту мысль. Она не умещалась у него в голове, постоянно натыкаясь на барьер из «не может быть».

– Бак…

– Подожди. Нет. Нет, нет, только не говори мне, что… тот раз… – Баки не мог собраться с мыслями, слишком шокированный, чтобы внятно это спросить. Стив ощутил, как жар заливает шею, печет в щеках.

– Не скажу. Но… в общем-то, так и есть, – он чуть виновато улыбнулся.

И Баки сокрушенно прикрыл глаза.

Да, Баки был первым человеком, с которым у него была связь. И, до настоящего момента, единственным.

Стив немного стеснялся этого факта своей биографии. Не то, чтобы ему не хотелось чего-то другого…

Баки, наверное, чувствовал вину. Потому и девушек с ним знакомил, делился опытом, подбадривал и поощрял, навязчиво толкая в объятья очередных Нэнси, Терез и Элен. И теперь наверняка решил, что Капитан Америка – сексуальный символ нации, просто не мог устоять перед соблазнами современности. Но в действительности как-то все не получалось. Сперва Стив не располагал девушек к такого рода вниманию, а затем сыворотка, война… Не было времени, была Пегги и осторожные планы, потом он тосковал по Баки, потом – по Пегги, а потом появилась Шэрон, и тоже как-то все без особого пыла, без огня.

Соблазнять Стив никогда не умел, да и вообще побаивался женщин. Во время войны он поработал в женском коллективе, посмотрел на девушек в естественной среде обитания и понял, что доверять им не сможет еще долгое-долгое время. А так… на него делали ставки, его целовали, ему вешались на шею, с ним кокетничали, его пытались увлечь. И чем больше все это сыпалось на него, тем меньше эмоций вызывало.

Да, Стив чувствовал, что что-то упустил. До текущего момента.

А теперь был оглушительно рад, что все так вышло. Потому что вид пунцового Баки умилял его до слез.

Но разразиться комментариями по этому поводу Баки не успел – Стив притянул его обратно, мазнув по щеке поцелуем, добрался до губ. И все стало как надо.

Баки не возражал. Кажется, это новое открытие придало ему сил, потому что из тела ушла скованность, целовал он жарче, щупал и гладил между ног увереннее. Почти грубо. Чертовски хорошо.

– Хочешь как тогда?

– Хочу как сейчас.

Все получилось спонтанно, почти без подготовки. Стив позволил этому порыву подхватить себя и нести, чтобы не засомневаться, чтобы страх и нервозность не взяли верх. Они катались по кровати, гладили друг друга, терлись кожей по коже, обещая, целовались куда придется, отрывисто и невпопад. Распаляя друг друга. Стив стыдливо раскрывал себя пальцами в массажном масле – Баки его просил, и пил во все зрачки, то, как Стив делает это, поглаживая себя блестящими пальцами. Стив уже знал, что Баки не преувеличивал насчет фантазий.

Страшно не было. Внутри подергивалось радостное предчувствие оживить ощущения, а что пришлось заниматься такими бесстыдствами… одного выражения глаз, которым Баки смотрел на него, было достаточно, чтобы примириться с этим. В конце концов, Стив и правда ему задолжал…

– Тебе неудобно. Давай по-другому…

– Нет. Хочу тебя видеть, – голос его упал на октаву ниже, отчего у Стива завибрировало в животе.

Баки сидел на кровати между его разведенных ног, бедра Стива лежали у него на бедрах, и Стив, держась руками за колени Баки, смотрел из-под приспущенных от страсти век, как Баки направляет себя рукой.

Когда он проникает – это больно, Стив невольно шипит от распирающего вторжения, сжимаясь, чувствуя укол иррационального страха, что Баки хочет влезть в него целиком, как рука в перчатку. Но Баки теперь суперсолдат, может дробить гранит, если захочет – не то, что смирять непокорную тесноту строптивого тела. Но когда тот мучительно стонет, Стив с огромным трудом вспоминает, что он-то тоже суперсолдат, затем думает о напряжении и силе сжатия, и негромко смеется, понимая, что теперь они точно стоят друг друга.

– Помоги мне немного, а? – Баки улыбался, но паника в глазах наводила на мысли о капканах и западне.

– Думаешь, я помню, как? – хрипло заметил Стив, стараясь подавить рефлекс. – Я был пьян.

– Вытолкни меня.

Стив рискнул, стыдливо напрягаясь мышцами навстречу вторжению, и Баки вдруг одним толчком оказался внутри, до самого конца, легко и почти беспрепятственно, заставив Стива ахнуть от удивления и наполнения.

– Вот так, – шепнул Баки, широко улыбаясь, и выражение лица у него в этот момент было такое счастливое, какого Стив не видел у него ни разу в этом веке. Ни разу с начала войны. Желание, нежность, радость. Восторг. И столько любви было в серых глазах, что у Стива захватило дух. – Вот так, маленький…

Стив едва не рассмеялся от такого эпитета, но тут же подавил смех, побоявшись, что тот заставит его снова сжаться. Этого не хотелось. Боль почти ушла, а Баки был внутри, и только приняв его до конца, заглотив собой целиком, Стив понял, как же сильно его хотел. Как сильно скучал по этому ощущению. Баки был внутри так распирающе полно, что становилось трудно дышать. Кровь выстукивала ритмы барабанов в месте соединения.

Почти забытая давящая раскрытость, уязвимость… Хотелось глубже, сильнее и в ритм.

Баки шевельнулся и двинулся, медленно пошел обратно, и стало совсем не до смеха.

– Стив…

Массажное масло пришлось как раз кстати, но напряжение сказывалось, и Баки приходилось пробиваться с усилием, на грани боли, они больше мучили друг друга, чем ласкали, но обоим было плевать – желание соединиться было сильнее, и это единение стало для Стива ошеломительным. Он держал ладони на коленях у Баки, двигался всем телом; эти ощущения обескураживали, путали центры боли и удовольствия во всем теле. Когда Баки двинулся внутри как-то особенно удачно, бедра сами взметнулись ему навстречу. Тело отвечало Баки. Стив уловил ритм и потянулся к нему всем собой, подстраиваясь, подыгрывая толчкам неумело, на пробу, но Баки ощутил, что он хочет двигаться, чуть изменил положение тела, сел на пятки, позволив Стиву держать себя ногами, чтобы им обоим было удобнее – и стало совсем хорошо. Стало в такт, глубоко и ритмично.

Между ног пульсировало и горело. Баки, двигаясь, держал руку на груди у Стива, вел пальцами по ложбинке между грудными мышцами, по животу, напряженно трепещущему под его ладонью. Гладил раскрытой ладонью, плотно прижатой к коже, как если бы хотел охватить как можно больше Стива за раз, медленно, дразняще, просто ради удовольствия, просто потому, что ему теперь можно. Он приходил в восторг от одного того, что имеет на это право. Стив смотрел на него, и в этот момент любил его больше всего на свете, тонул в этом чувстве. И ощущал, что Баки будет первым. Слишком долго хотел этого. Слишком сильно. Он приближался, но старался сдерживаться, чтобы не начать вколачиваться с той бешеной скоростью, на которую теперь был способен.

Стив весь стянулся к ощущению Баки в себе, к его ритму, к частым тугим толчкам. И застонал, когда Баки обхватил его, сжал в кулак. Давление росло, поднималось в нем из глубин, готовое вот-вот прорваться…

И Стив начал. Видел сквозь туманную пелену – Баки понял, что он собирается сделать. И не запретил. Глаза у него подернулись туманной мутью, Баки было хорошо, и это был удачный момент.

Стив начал читать.

Уверенно и ритмично, как заклинание.

– Желание. Ржавый. Семнадцать. Рассвет…

Баки вбивался на каждом слове, всаживал себя до конца в одном отчетливом ритме с чеканным кодом, соединяя тела вплотную, резко, с оттяжкой, размашистыми рывками превозмогая боль, страх, мешая их с удовольствием и вползающим в сознание ледяным безумием. Горячая страсть и холодная сила соединялись, смешивались внутри, скручиваясь пружиной подступающего оргазма. Баки хищно вскрикивал на каждое слово, двигаясь, двигаясь, пока Стив хрипло не прервался на предпоследнем. Один. Давая им время ощутить друг друга.

Струна натянулась так сильно, что на руке у Баки канатами вздулись лиловые вены. Он, почти не дыша, глянул на Стива мутными глазами, и тот, заметив в них красную сеть лопнувших от напряжения капилляров, кивнул.

И почти сразу был смят. Баки слепо отдался ритму собственного тела и начал вколачиваться так, что в первую секунду Стиву показалось, что тот разорвет его. Пришлось закусить губу, чтобы не застонать. Испугался, что это может сбить код. Толчки слились в одно горячее безостановочное скольжение, жгучее и болезненное, но Баки так сладко и горячо терся там, словно вот-вот внутри Стива должна была вспыхнуть искра и подпалить бикфордов шнур. Давление росло, ширилось. Баки находился уже на самой грани, когда Стив протянул к нему руку, и тот послушно склонился, дав отчертить по потному горячему лбу сигнальный жест – то, что было жизненно нужно, когда эти двое замерли вот так, близко – в одном шаге друг от друга…

– Сейчас, – шепнул Баки, то ли предупреждая, то ли командуя… и Стив дочитал код. Самое несексуальное, что можно было придумать в такой момент, но Баки упал на него, вздрагивая, втолкнулся в последний раз, глубоко, сильно – и закричал. Судорога раскатилась по нему с головы до ног, он дернулся раз, еще раз, Стив крепко держал обеими руками крупно вздрагивающее тело, бьющееся в экстазе на нем, невольно думая про оборотней. И еще про то, что, может быть, эти двое тонут в этом сладостном спазме на равных.

Только после этого он позволил себе рукой добраться до края. Давление зашкалило, прорвалось, и тяжелое тепло из напряженного паха рванулось наружу. Стив содрогнулся навстречу короткой вспышке наслаждения.

Не слишком яркой, но сейчас это уже не имело значения.

– Я люблю тебя, – шепнул он, перебирая влажные волосы, поглаживая ладонями потную широкую спину и чувствуя, как тело вздрагивает под его рукой, как обжигающее загнанное дыхание опаляет ухо.

И добавил про себя: «Я люблю тебя, кем бы ты сейчас ни был…».

*

– А знаешь… может, твоя идея и не лишена смысла.

Они лежали вповалку почти бездыханной грудой плоти посреди пепелища, не в силах пошевелиться. Красное покрывало казалось раскаленным, воздух вокруг звенел.

– Это ты так только что сказал, что я не придурок? – поинтересовался Стив, скорее угадывая смысл фразы, чем осознавая ее целиком. Думать было трудно. Тело приятно ломило, в голове царила благостная воздушная пустота. Как облака над джунглями Ваканды. Сердце Баки колотилось ему в живот.

– Нет, ты все еще придурок, но… если уж я не принадлежу себе, то отчасти принадлежать тебе я даже не против.

– Только отчасти?

Баки улыбнулся шальной довольной улыбкой. В его глазах плясали черти. Он протянул руку и провел большим пальцем по влажному лбу Стива длинную полосу к виску.

И такая нежность светилась в его глазах, что Стив задохнулся собственным сердцем.

– Тупица. Иди сюда…

*

Эти четыре дня они почти не говорили. Торопились. Вели войну в постели, словно оголодавшие. Четыре дня прошли в тумане и ярости, в шорохе простыней, ритме, жарком обоюдном дыхании, сонной возне под красным покрывалом, стонах и криках. Потом, на пятый день, заговорили наперебой, севшими, охрипшими голосами. Обо всем сразу. Захлебываясь словами, споря, перебивая друг друга.

Баки смеялся. Мягко и так тепло, что смех в итоге обрывался, снова превращался в сопение и стоны.

Запах возбуждения прописался в комнате на постоянной основе. Стив тонул в нем. Потребность касаться пронизывала его до костей, туманила мысли.

Он не чувствовал себя таким влюбленным с тех пор, как… никогда.

*

В итоге покрывало приходится стирать, и оно долго сохнет на вешалке в процедурном кабинете. В качестве извинения Стив приносит Солдату красную футболку, но тот, кажется, вовсе не огорчен отсутствием покрывала.

Словно знает больше, чем хочет показать.

*

Баки соглашается спать вне капсулы. Он любит красное покрывало. Они чаще гуляют по коридору, завтракают вместе, Баки слушает музыку и учится работать одной рукой. Просит у Стива плетенки и африканские маски себе на стену – те, что бесстыдно подсмотрел в «National Geographic». Стив приносит ему пять штук, клыкастых, с выпученными глазами, одна другой страшнее, но Баки от них в восторге. Да и Солдат, кажется, тоже.

Ваканда. Там, за этими стенами, маленькая богатая страна, где цивилизованность все еще странным образом уживается с ритуалами черной магии и практикой кровавых жертвоприношений. Благо, режут коз, а не людей. Там мыли самородный вибраниум еще при французах, а масштабными поисками и разработкой занялись много после провозглашения независимости, уже при отце Т’Чаллы. Там женщины ваканди в яркой одежде носят корзины на головах, поют и танцуют вокруг костра священные танцы под бой барабанов, славя покровителя народа – Черную Пантеру, а также языческих богов и духов, оберегающих от болезней, ненависти и несчастий.

Здесь очень красивые женщины. С плетеными косичками, тонкими ногами и пластичной хищной грацией.

Но Баки еще нескоро увидит их. К сожалению или к счастью.

Теперь уже Баки прыгает и кувыркается на бревне, поднимает и подтягивает одной рукой собственный вес, заново отрабатывает падения, учится защищаться и страховать уязвимый бок. Они оба верят, что это не навсегда. Но эти занятия помогают чувствовать себя лучше. Боеспособнее.

У Баки есть просьбы и пожелания. Мелочи. А еще он ворчун. У него еще очень много проблем, к сожалению, нефизического свойства. Стив еще только учится ходить по этому льду, открывая Баки заново. Он часто скучает по его легкости, по жизнерадостности. Иногда друг может выдать что-нибудь откровенное, что его тяготило еще тогда, на войне, отчего волосы становятся дыбом и становится трудно дышать. Стив часто не знает, что сказать на его откровения. Поэтому подходит и целует. Или бодает в плечо или спину между лопаток. Обнимает. Заставляет сосредоточиться на «сейчас». И Баки оттаивает. Трогает. Касается, целует в ответ, утягивает в постель. У него за это время накопилось так много фантазий, что Стив краснеет от них как в восемнадцать.

И идет на это. Идет на все.

*

Баки соглашается впускать в себя Солдата на те же три часа каждый день, и три часа проходят… интересно. Они занимаются, и Стив не устает поражаться, насколько легче и сильнее получается у Солдата. Наверное, это из-за того, что ему ничто не мешает. Он умеет сосредотачиваться на собственных действиях и уходить в них с головой, в отличие от Баки, которого присутствие Стива рядом в последнее время отвлекает непозволительно часто.

Они вместе обедают – это правило сохраняется всегда, у Солдата распорядок. А потом наступает время ласки, и Стиву кажется на протяжении первых часов, что Солдат с затаенной истомой ждет этого третьего часа.

Потому что у Стива есть правило – никаких проявлений чувств на улице. Солдат принимает его легко и ни разу не пытается нарушить, разве что глаза горят и блестят огнями «потом отыграюсь».

И отыгрывается. Тянется к рукам, позволяет себе вопиющие, по сравнению с прошлым, вольности. Он не спрашивает, почему его больше не укладывают в криокапсулу. Теперь он засыпает на красном покрывале, обычно в обнимку со Стивом, а просыпается уже Баки. И переход после введения кода все легче и легче.

Стив не знает, что из этого Солдат запоминает как «важное» и что отсеется потом как «несущественное». Баки так или иначе помнит все. Но каждый день Солдат явно ожидает чего-то приятного, и всякий раз знает, что это приятное будет связано со Стивом. Неправильным куратором. И тело недвусмысленно подсказывает ему, как именно будет приятно, и чувство опасности спит, стало быть, приятно будет без страха и насилия. И он смиряет желание на первые два часа, чтобы всласть насытиться третьим.

Чтобы после превратиться в податливое, жадное, исходящее низкими стонами существо на красном покрывале, так призывно раскрытое, когда Стив целует и покусывает поочередно его соски. Он глубоко, ритмично проникает масляными пальцами, массируя, поглаживая и растягивая, сгибая их и слыша шумный выдох. Несмотря на собственное острое возбуждение, Стив не собирается делать больше ничего, доведя его до исступления вот так, руками. Разве что… Если только… Солдат его попросит о чем-то большем…

Подаст сигнал.

*

Стив не хотел с этим спешить. Считал, что стоит подходить постепенно, не торопясь. Но Солдат очень чутко улавливал настроения Баки, и его тело знало, что происходит. Тело отзывалось на Стива, как и раньше, и даже сильнее, чем раньше, и на пятый день отказа от криокапсулы Солдат впервые сам саботировал тренировку.

Снаружи лил дождь, бой в спортзале захлебнулся поцелуем, они катались по хрустящим матам, жгуче целуясь и сминая друг друга. Солдат вдруг развел ноги, и Стив упал на него вплотную, а когда, опомнившись, попытался приподняться, Солдат чуть сжал бедра, погладив его коленями по бокам.

Это был призыв. И Стив оторопело замер, понимая, что это означает.

Это случится сейчас. Неизбежное.

– Хочешь этого? – сдавленным голосом спросил Стив. – Хочешь так?

– Да.

О, небо… как ему отказать?

– Пойдем?..

В этот раз не было никакой темноты, только приглушенный белый свет.

Стив осторожничал, нервничал, все-таки в первый раз. Прелюдия растянулась надолго, давя нерешительность, он ласкал, целовал и растягивал пальцами, разжигал, пока Солдат сам не начал подаваться навстречу.

Они лежали вплотную, как ложечки. Стив придерживал Солдата за бедро, целовал в шею и кусал мочку уха, медленно погружаясь в тесное, живое нутро, мучительно и сладостно, чувствуя, как бешено оно пульсирует, крепко сжимает его до темноты в глазах. Он воспроизводил движения Баки. Он вспоминал то, что понравилось ему самому, и действия Баки восставали из запыленной памяти, текли через Стива, заново наливаясь красками, вкусом и плотью, уходили в Солдата, отдавались в нем – и завершались, замыкая цикл. Стив плавно толкался, зарывался лицом в теплые волосы и шептал: «Вот так… вот так…».

Это напоминало медленный танец.

Стив хотел заниматься любовью. Хотел бережно, нежно. Ласково. Хотел, чтобы Солдату было хорошо…

…Ровно до тех пор, пока Солдат не прошипел сквозь зубы:

– Сильнее! – и не дернулся в руках, двигаясь, пытаясь ускориться и рыча от позы, мешающей ритму.

Солдат не хотел бережных нежностей. Ему было мало, невозможно мало, и, кажется, даже слово «секс» было слишком приличным определением того, чего ему хотелось сейчас.

Он рванулся из рук, соскальзывая, перекатываясь, и Стив опомниться не успел, как оказался распластанным на спине, глядя, как Зимний Солдат перебрасывает ногу через его ноги… и седлает его. Сам.

Стив затаил дыхание.

Солдат опустился, помогая себе рукой, насаживаясь до упора, и замер, прикрыв глаза и дрожа ресницами. Посмотрел сверху вниз, омыл темной похотью взгляда, и Стив с трудом подавил в себе порыв немедленно дернуться вверх. Узкая атласная теснота пожирала его живьем, упруго сжимала со всех сторон, жгла внутренним жаром, избивала сумасшедшим пульсом. Это было прекрасно. И очень, очень, очень хотелось движений.

Но он не шевелился.

Они смотрели друг на друга, рвано дыша. Соединившись вот так – правильно, как шестерни. Да. Именно так. Так было правильно. Очень правильно. И под штормом сумасшедшего вожделения Стив ощутил покой.

Наконец-то все так, как надо. Наконец-то…

Солдат опустил руку ему на живот, его ноги сжимали бока, и Стив повел ладонями по напряженным бедрам, задевая вставшие дыбом жесткие волоски. Его ладони легли по обе стороны от изнывающего, полного, тяжелого от крови… Солдат зашипел от нехватки прикосновений, содрогнулся.

И двинулся. Упруго и раскатисто задвигался вверх и вниз, пока Стив гладил большими пальцами тонкую горячую кожу у паха. Ладони лежали на тазовых костях, и жилистое тело над ним ходило ходуном, вздымалось и опадало в глубоком, жестком механическом ритме. Стив пальцами чувствовал каждое напряжение ног. Мышцы змеились и перекатывались под кожей, остро торчали соски, волосы падали Солдату на лицо и из-под них полыхали глаза, осоловелые от страсти, разомкнутые сочные губы обрамляли темный провал горячего рта.

Такой развратный, сексуальный вид… Стив еще никогда не видел Баки таким.

Но его – такого – Стив уже обожал.

Руки жадно скользнули, переместились на ягодицы, Стив наполнил ими обе ладони, впился пальцами в их твердую мякоть, чувствуя, что может еще чуть сдвинуть руки к центру… и потрогать, пальцами ощутить стык соединения тел, где так горячо, остро и туго тянет, где слаще всего зудит и бьется. И как гладко, как глубоко Солдат поглощает его там. До конца.

И мыслей не осталось. Осторожности не осталось. Вымело. Начисто.

Стив рванулся навстречу.

Они забились в едином ритме, синхронные, как клапаны сердца легкоатлета, бегущего марафон. Движение – отклик на предыдущее, и начало последующего, и снова отклик. Пароль – отзыв. Они следовали друг за другом, бились друг о друга, изо всех сил, пока Стив не взял Солдата за правую руку и не сомкнул на напряженной плоти его же пальцы. Стиву хотелось это видеть. И говорить ничего не пришлось, Солдат закрыл глаза, запрокидывая голову, и, не сбавляя темпа, задвигал рукой, пока не вскрикнул, теряя ритм.

Долгая судорога выгнула тело Солдата, он задергался на Стиве, брызгая теплым на грудь и живот, и сжимая так сильно, что оргазм навалился на него мощным валом, омыл изнутри и рванулся наружу, освобождая, исторгая из тела, как из тигля, расплавленный жар…

Стив впервые ощущал такую оглушенность во всем теле, и чувствовал себя так, словно несколько долгих секунд после разрядки находился вне собственной кожи. Вне пределов тела, в океане гулкой белой пустоты.

Солдат все еще сидел на его бедрах, устало и тяжело дыша, и Стив притянул его к себе, перекатил на спину, улыбнулся, укрыл собой, целуя искусанные припухшие губы. Стынущее семя размазывалось по телам, Стив, не отвлекаясь от поцелуя, бездумно пощипывал твердую горошину соска (так хотел это сделать…), и то, что начиналось как ленивые ласки в посткоитальной неге быстро переставало ими быть, повторно твердея, наливалось жаром, истомой оттягивая живот. И, держа Солдата в охапке, целуя поочередно соски, катая их на языке, влажно потираясь потяжелевшим стволом о ствол… Стив еще подумал, что если им будет и дальше вот так же голодно друг от друга, если и дальше будет так хотеться озверело трахаться до белых звезд перед глазами…