Текст книги "Колыбельная (СИ)"

Автор книги: KL_KL

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

К ним уже спешили люди. Трое мужчин и женщина в белых халатах и еще двое в военной форме. Не отрываясь от раны, Стив махнул им рукой туда, куда упала змея, и, сплюнув яд, пояснил напрягшемуся было Солдату:

– Это я нажал на тревожную кнопку.

Один из мужчин бросился в указанную сторону и вышел оттуда, держа мертвую змею за хвост на вытянутой руке. Остальные напряженно переглядывались, словно не решались подойти.

– Все в порядке, – Стив еще плохо говорил на диалектах банту, но эту фразу выучил одной из первых. И добавил, уже по-английски: – Он стабилен.

И посмотрел на Солдата. Тот кивнул. Только тогда люди бросились к ним.

*

Мрачный Т’Чалла, явившийся через час после инцидента, отчитал его как мальчишку, но порадовался, что все остались живы. Змеи регулярно попадают на территорию. Рядом тропический лес, и от этого невозможно защититься. Сыворотку Солдату ввели сразу. Черная Пантера предупредил, что замораживать его не следует, пока организм не справится с ядом, и вообще в ближайшие часы его лучше не беспокоить. Стив был резко против общения с Солдатом любых посторонних, и потому заверил Пантеру, что справится сам.

Эти четыре часа Стиву запомнятся надолго.

Солдат лежал под красным покрывалом, дыша поверхностно и часто. На лбу его мелким бисером выступил холодный пот, отекшая рука покоилась на перевязи. Стив, маясь от собственного бессилия, принес воду и ананасовый сок, целый графин, и поил, согласно рекомендации, каждые пятнадцать минут.

– Стив, – позвал Солдат, и Роджерса чуть передернуло от этого тихого голоса. – Я ничего не вижу.

– Они предупреждали, что такое может быть. Слепота не продлится долго, – он побоялся трогать Солдата за руку, поэтому погладил вихрастую макушку. Помог приподняться за плечи – тот все еще чувствовал слабость – прижал край стакана ко рту. Солдат тяжело глотал горлом, часть воды выплескивалась на белую майку. Стиву еще подумалось, что Баки с него потом спустит три шкуры за это. Не за майку, конечно – за то, что поил с руки.

– Тебе не следовало этого делать, – укладывая его обратно, заметил Стив. – Это же твоя последняя рука, ты должен ее беречь. Я тоже усваиваю змеиный яд, так что укус все равно не стал бы смертельным.

– Опасность…

– Да, это была опасность, – Стив осекся, поняв, что Солдату может быть чужда сама «оценка опасности». Он двинулся и схватил змею рефлекторно, потому что отреагировал, не задумываясь. А вовсе не потому, что понял и осознал, что это такое, или представил, как змея кусает Стива. – Просто я испугался за тебя.

– Ты тоже не должен был этого делать, – вдруг заметил Солдат, и Стив на секунду растерялся.

– Делать что? Пугаться?

– Помогать. Отсасывать яд.

Стив ощутил, что непроизвольно краснеет, но тут же отогнал ненужные ассоциации.

– Опять сделал что-то не по уставу? – поинтересовался он.

– Это неправильно, – заявил Солдат тихо. Он смотрел мимо Стива влажными слепыми глазами, и на лице его отразилась почти мука. – Ты неправильный… Ты был неправильной целью… а теперь ты неправильный куратор.

– Был неправильной целью?

– Ты поднял. Оно давило… Ты помог, хотя я в тебя стрелял.

Пальцы у него оказались холодными, почти ледяными, и Стив непроизвольно сжал его руку чуть крепче, не заметив, когда и как накрыл ее своей.

– Обломок перекрытия? – хрипло выдохнул он, воскрешая в памяти события двухлетней давности. – Тебя придавило на хэликэрриере…

– Цели не ведут себя так. Ты неправильная цель…

– И куратор я теперь тоже неправильный, – Стив невесело хмыкнул. В груди щемило. – Это плохо?

– Это… иначе.

– Я не о том спросил.

– Нет. Это не плохо.

– Я рад. Отдыхай. Неправильный или нет, а я за тобой присмотрю. Спи.

Стиву показалось, что Солдат только и ждал разрешения на сон, поскольку, прикрыв глаза, сразу провалился в беспамятство. Стив все еще держал его за руку, и пальцы в его ладони постепенно теплели.

Стив разбудил его через три часа, огладив уже сухой теплый лоб. Баки проснулся Солдатом, его мутный взгляд окинул комнату и остановился на криокапсуле.

– Пора спать? – спросил он чуть хрипло, и вопрос прозвучал бы нелепо, если не знать того, что это означает на деле. Стиву сильно сдавило грудь, и он тронул неживое плечо Солдата, порывавшегося встать с кровати.

– Нет, – тихо, но твердо сказал Стив, удивляясь самому себе. – Просто пей.

Он хотел напоить его сам, но Солдат принял стакан у него из руки. Пальцы у него еще чуть дрожали, но держал он крепко и легко. Зрение вернулось.

– Ложись обратно.

Солдат безропотно лег, и Стив накрыл его красным покрывалом до самой шеи.

– Ты… человек на мосту… – уже в полудреме произнес Солдат. – Неправильный…

– Какой есть, – Стив погладил его по волосам, отчертил лоб большим пальцем.

Солдат под его рукой коротко кивнул.

– Ты мне знаком, – негромко шепнул он. – Ты напоминаешь о чем-то хорошем…

И почти сразу погрузился в глубокий сон, не заметив, как сильно задели Стива его слова. Тот все еще гладил Солдата по голове, перебирая волосы.

Волосы Баки. Это Баки был укушен сегодня змеей, и Баки проснется утром. И будет явно не в духе.

Впрочем, с Баки он как-нибудь договорится. Спишет на строгое предписание врачей. В конце концов, это почти правда. Почти. Правда заключалась в том, что у Стива не поднялась рука заморозить Солдата. Второй раз уже.

Прав Солдат. Неправильный из него куратор. Совсем неправильный.

*

Стив много думал об этом. О выборочной памяти Солдата. На то, чтобы понять принцип ее работы, ушло много времени, но Стиву казалось, что он разобрался.

Режим «Зимний Солдат» – это чистая функция. Наверное, если сунуть его в МРТ, станет наглядно видно, что мозг Баки в трансе работает не целиком, и какие-то области спят. Не считая боевой ярости, Солдат почти не отягощен эмоциями, в том числе страхом, даже инстинкт самосохранения отключен или притуплен. Стив часто вспоминал о сомнамбулах. Баки спит, но это не сон. Это как наполовину заснуть или наполовину проснуться. Мозг работает наполовину. Поэтому Зимний Солдат настолько эффективен. Он в прямом смысле слова машина, компьютер, который работает в экономном режиме. Да, многие функции в этом режиме уже недоступны, зато все остальные операции выполняются гораздо быстрее и результативней.

Вот что такое суперсолдат. Ничего лишнего.

Он даже не думает в обычном смысле этого слова, не обращается к памяти прошлого, у него нет ассоциативного мышления и оценочного суждения. Солдат – это чистый опыт. Не знающий страха и сомнений, не мучающийся вопросом смысла или морального выбора. Дрессированный волк. В мировоззрении Солдата нет даже понятия самого себя. Нет самосознания. Не так… это некая форма абсолютного самосознания. Абсолютного понимания своей функции, своих возможностей. Солдату не нужно даже имя. Он не подает себе запросов о том, кто он сам, как его зовут, сколько ему лет, ограничиваясь только функциональным знанием: «Я делаю то, что скажет этот человек». Он знает, кому подчиняться, знает команды. И знает, что существует здесь и сейчас.

А спрашивать его про Джеймса Барнса… Наверное, это как пытаться выйти из экономного режима в обычный, следуя аналогии, которая Стиву не нравилась. Он смотрел на Солдата как на Белого Клыка.

Но для лучшего понимания работы его сознания требовалось иное сравнение.

Именно из-за ограничения функций у Солдата столь выборочная память. Его программа четко сортирует всю поступающую от органов чувств информацию на «важное» и «несущественное». «Важное» касается нового опыта, навыков, действий, умений и наблюдений, которые остаются в памяти при последующих загрузках и записываются в общий опыт. Это касается и драк, и языков, работы с оружием и техникой – всего, что касается более эффективной функциональности.

«Несущественное» – почти все остальное. Оно отметается за ненадобностью, скорее всего, даже без участия сознания Солдата, и не используется при последующих загрузках программы. Так, Зимний Солдат не помнит ни лиц, ни имен своих жертв, не помнит места миссий и даты. Он может назвать способ убийства. Суть задания: охрана, устранение, проникновение, изъятие. Может помнить, что именно делал во время задания: стрелял, ездил на мотоцикле, пользовался каким-то языком. Причем, пользовался так же – неосознанно, не отдавая себе отчета, что знает его, пока не услышит вопрос и не ответит. На уровне опыта может сориентироваться на местности, в которой был, поняв, что место ему знакомо. Это память, оформленная в знание. Так, взяв в руку пистолет, он знает, что это за штука и как из нее стрелять, знает, что умеет это делать, делал это прежде и руке ощущение знакомо. А когда и при каких обстоятельствах он учился этому и кто его учил… в этом режиме «несущественно».

Стив споткнулся об это слово еще в самом начале общения с ним. «Несущественно» – это вовсе не оценка значимости запрашиваемой информации. Это сообщение, что Стив запрашивает сведения, к которым в этом режиме у Солдата нет доступа. Когда Стив пытался докричаться до Баки, он, пользуясь положением Куратора, отправлял программе запросы на сведения, которые находились вне базы памяти Солдата. Это вносило сбои, с закономерным итогом. Агрессия или молчание. Как если бы…

Как если бы у человека внутри сна начать спрашивать, как он попал в это место, откуда он, как его зовут. Во сне нет времени, нет памяти о себе. И хотя Зимний Солдат – не сон Баки… Стив делал именно это. Стив пытался разбудить его. Как только во сне начинаешь задумывать о вещах, известных только тебе-реальному, сон начинает плыть. Неприятное ощущение, как будто реальность начинает качаться под ногами. Нельзя будить сомнамбул.

Но то, что доступа нет, не значит, что нет и памяти. Баки помнит все. Он – работа в обычном, полном режиме, и в нем соединяются «важное» и «несущественное». Поэтому он помнит больше: имена, лица, населенные пункты, даты. Из-за сыворотки он помнит все хорошо и подробно. Баки обрабатывает весь массив памяти Солдата, раскладывает по полкам, и, уже исходя из своих соображений, расставляет воспоминаниям приоритеты, дает им оценку, окрашивает эмоциями.

Начав работать с Солдатом вот так – лично, Стив, сам того не зная, задался целью из «несущественного» прописаться в «важное», а затем и в «приоритетное». Системное. Как хакер. Или как дрессировщик. Он хотел обучить программу распознавать себя. Чтобы программа отводила ему самый высокий статус. Самый высокий из возможных. Он уже был внутри этой памяти, Солдат помнил его. Нужно было только закрепиться.

Поэтому Стив раз за разом повторял кодовые фразы, жесты, поэтому так долго искал интонации, пока не вошел в блок «важной» памяти. Когда Солдат начал ориентироваться в ситуации, узнавать его, предугадывать фразы.

Да, Солдат его помнил. Программа запоминала все внештатные ситуации, и Солдат сказал ему сам – «ты неправильная цель». Странная. Новое, нетипичное поведение цели отпечаталось в «важном». Конечно, спасти от Солдата это не могло, поскольку помимо общих блоков «важное» и «несущественное» существовал еще третий: «несущественно для выполнения текущей миссии». Иными словами, когда Солдат пытался пошинковать его вертолетом, он знал, что его противник – Капитан Америка, тот же, кто поднял с него балку на хэликэрриере. Неправильная цель. Но в тот момент для текущего задания, спасибо Земо, «неправильная» цель автоматически значила «проблемная». Потому Солдат сбросил его в шахту лифта и поэтому разбил вертолет. Стив уже был внесен в его опыт как противник, от которого так просто не улетишь.

Более того. Когда Стив пытался ломать код снаружи, взывая к памяти Баки, он говорил с Солдатом. С тем, кто ограниченно помнил хэликэрриер (Стив был уверен, что спасти его из Потомака было уже решение Баки, и у Солдата сведений об этом эпизоде не должно было быть), с тем, кто раскидал в Берлине Мстителей как кегли и держал Стива за горло, увлекаемый корпусом вертолета вниз, в воду.

Он помнил Стива. Дело оставалось за малым – сменить себе статус изнутри.

Стив не верил, что это невозможно. Программа жила. Раньше блок «несущественного» вычищался обнулением. Но два года его никто не обнулял, и режим начинал расширяться, приобретать новый опыт, задействовать то, что ранее относилось к несущественному: свои желания, эмоции. Оценки, вроде «хорошо» и «плохо». То, что ему хотелось бы помнить. У него появлялся характер, привычки, особенности. Может быть, недалек тот день, когда в нем начнет прорастать норов, самостоятельность.

Солдат оживал медленно. Но оживал. Стив хотел быть ему хорошим хозяином, и Солдат понемногу привыкал к нему. И то, что он сказал… «ты напоминаешь о чем-то хорошем». Ни с чем хорошим применительно к Солдату Стив связан не был. Это напоминало отзвук памяти Баки. Грань размывается? Нет?

Как бы то ни было… А это был уже его волк. Наверное, к своему зверю привязывается всякий кинолог.

*

На следующий день Баки сильно рвало, он пил только воду и ничего не ел, не считая пресной маисовой лепешки, от которой отщипывал птичьими дозами. И долго ворчал о том, что кое-кто явно пренебрег техникой безопасности в работе с оружием, раз ему на трезвую голову так хреново. Оружием он упорно называл Солдата, и Стив не поправлял его, просто радуясь присутствию живого вменяемого друга в своем обычном режиме.

Соскучился. Все-таки разные они, эти двое.

Баки первым делом избавился от перевязи, оценил налившийся синяк вокруг места укуса, оставленный его, Стива, ртом. Но ничего не сказал на это. Коротко поспрашивал насчет успехов. А затем вспомнил, что запрещал Стиву позволять Солдату засыпать вне криокапсулы, после чего опять долго ворчал.

*

«…Белый Клык понемногу находил самого себя. Несмотря на свои зрелые годы, несмотря на жесткость формы, в которую он был отлит жизнью, в характере его возникали все новые и новые черты…»

*

– Ты знаешь меня? Не пытайся вспомнить детально…

Солдат вскинул руку и повторил сигнальный жест, заставив Стива потрясенно умолкнуть на полуслове.

– Ты Стив, – сказал он. – Я знаю тебя.

И Стив проглотил окончание фразы, понимая, что и она больше не нужна и вряд ли понадобится завтра.

Этот этап уже пройден.

*

Из тропического леса поднимался туман. Здесь рождались облака, и здесь же, отяжелевшие от влаги, они рождали ее, обильно орошая лес. Там, снаружи, лил воистину тропический ливень.

Стив решил взять пару дней отдыха от тренировок. В конце концов, змеиный укус и плохая погода располагали к тому, чтобы провести это время с пользой и удовольствием в тепле и уюте.

Впрочем… насчет удовольствий и пользы он все еще не был уверен. Хотя и брал несколько уроков у местных умельцев, как и раньше, еще в Вашингтоне, подумав, что потом пригодится…

– Ложись на живот.

Солдат, раздетый до белья, беспрекословно подчинился, хотя взгляд его был тусклым и каким-то отрешенным. «Скоро мне будет больно, но я это перетерплю». Стив почти со злорадством натирал руки массажным маслом, думая: «Ты еще удивишься, насколько не прав».

– Поначалу может быть не слишком приятно, – признался Стив, с некоторой робостью опуская руки на теплую литую спину. – Но потом почувствуешь себя лучше. Скажешь мне, где сильнее размять.

И начал. Он задвигал руками, растирая, поглаживая и разминая напряженную мякоть мышц сперва по спирали, наполняя ладони теплой плотью, сильно проглаживая кончиками растопыренных пальцев. Затем – сверху вниз, от плеч до ступней и обратно. Солдат замер под его руками, кажется, забывая даже дышать. Стив расслаблял ему стянутые напряжением мышцы, заставляя тело под ним исходить мурашками и мелкой дрожью.

Он не сказал, где нужно. Стив понял сам, когда Солдат, вздрогнув, подался навстречу его руке, ища контакта, ловя ускользающее прикосновение. Он послушно вернулся к месту под металлической лопаткой и ощутил отклик под руками. Но живой руке внимания он уделил больше. Сейчас на нее шла вся нагрузка. Он разминал ноги, икры и бедра, почти до самых ягодиц. Почти. Стиву такое прикосновение казалось слишком интимным, да и не хотелось заставлять Солдата напрягаться сверх нужного. Ни к чему.

– Ну, ты как?

После массажа Солдат выглядел захмелевшим, полусонным, и отчего-то вызывал у Стива желание погладить его по голове, взъерошить волосы.

– Спасибо, – негромко сказал он, и Стив не сразу понял…

А когда понял, то уставился на Солдата во все глаза, так и замерев с полотенцем в руках.

Это не было машинальной отмашкой за услугу, вроде тех, какие каждый день слышат официантки в кафе. Солдат ощутил благодарность и захотел ее выразить. Ему доступно чувство благодарности. Ему доступно…

Стив подошел и отчертил ему лоб сигнальным жестом, просто не сумев придумать, как еще сладить со своим воодушевлением. И сразу поймал ответный жест.

Солдат чуть скривил губы, метнув Стиву одну из своих быстрых и редких улыбок, и в животе предательски затрепетало. Ради этого стоило жить и толкать этот неподъемный Сизифов камень.

*

Дожди все лили, надолго заперев их в комплексе. Стив уже сделал для себя один вывод и перед следующей тренировкой попросил Солдата сесть на стул, после чего, не без некоторых проблем, завязал ему хвост на затылке. И усмехнулся, оценив результат. У Солдата – у Баки – в этом амплуа был забавный и донельзя милый вид. Волосы у него еще не отросли настолько, чтобы влезть в хвост целиком, пряди густо топорщились за ушами, и Стив подумал о том времени, когда они отрастут достаточно длинными. Времени, когда Баки будет уже забирать их в хвост самостоятельно. Обеими руками.

Они тренировались в зале, заново пробуя контактный бой. Стиву казалось, что Солдат немного тоскует по улице. И на распоряжение «Можешь делать, что хочешь» он на третий день дождей попросил:

– Останься.

Это вызвало у Стива шок. И затем – широкую улыбку.

– Скучно? – спросил он, чувствуя, что светится от успеха. – Составить тебе компанию?

Солдат кивнул, затем понурился, смущенный то ли реакцией Стива, то ли собственной просьбой. То ли не смущенный, и Стиву это только показалось. Так или иначе, он чуть повел левым плечом, словно такая просьба заставила его чувствовать себя неуютно, но глянул как-то с вызовом, мол, сам же просил просить.

У него до сих пор волосы были собраны в хвост, чуть ослабленный во время тренировки. И это подбросило внезапную идею. Стив поставил музыку, чтобы не сидеть в тишине, и взял чистый лист и карандаш. На просьбу не двигаться Солдат послушно застыл, сидя на красном покрывале, поджав по-турецки ноги. Стив делал набросок его фигуры уверенными штрихами, пока из динамиков лился «Wind of Change» от «Скорпионов».

Стив еще подумал, что это почти символично. И что надо бы разнообразить совместный досуг. Это ведь, пожалуй, не последняя просьба остаться. Законченный рисунок он отдал Солдату, и тот долго смотрел на него, пока не положил на стопку журналов, сверху, чтобы был виден с кровати.

«Останься».

В глубине души Стив ждал этой просьбы. Она была отмечена в его блокноте и подчеркнута дважды.

*

В следующий раз Стив принес шахматы.

Солдату он пояснил, что это для тренировки аналитического и стратегического мышления, на умение быстро ориентироваться в ситуации исходя из заданных ресурсов. Военная стратегия, отработка тактики и маневров.

С этого дня так и пошло. Все три часа они проводили вместе, по схеме тренировка – еда – шахматы. В первый раз Стив подробно объяснял фигуры и правила их ходов, во второй – уже сам спрашивал про фигуры и правила, и Солдат легко рассказывал по памяти. Фактической информацией он делился легко, словно читал с листа.

На третий раз обошлось без теории. Они просто играли. Все быстрее и быстрее, и смотрели на доску одинаково застывшими глазами, с нетерпением ожидая хода противника, потому что пучок вероятностей в голове уже гнал игру дальше, и они успевали ее закончить дюжиной разных способов еще до того, как была поглощена первая фигура. Они были суперсолдатами и уходили в игру с головой. Это была чистая аналитика, и она увлекала.

Изначально Стив думал о картах, желая вызвать Солдата на азарт. Но для большинства карточных игр нужны были две руки, поэтому он выбрал шахматы. Да и объяснение было попроще.

Стив не признавался даже себе в том, насколько счастлив быть допущенным в этот, последний час.

*

Стив всякий раз использует один и тот же одеколон, моет голову Баки одним и тем же шампунем, делает ему массаж одним и тем же маслом. Стиву кажется, что это важно, что запахи, связанные с приятными ощущениями, помогут его опознать. Еще одна метка, опознавательный маркер. «Ты напоминаешь о чем-то хорошем».

Ему отчаянно хочется, чтобы так было и впредь.

Он не очень замечает, как ждет этого времени каждый день. Как живет этим временем, тяготясь мучительным ожиданием следующей встречи. После того, как они начали проводить третий час вместе, Солдат начинает отвечать сигналом сразу после того, как Стив касается его лба. Возвращает жест, не дожидаясь никаких команд.

– Знаешь, кто я?

– Ты Стив, – отвечает Солдат. Он больше не называет Стива куратором, не говорит «ты работаешь со мной». Стив не знает, хорошо это или плохо в его ситуации, но решает, что все к лучшему. «Вольно» и жест остаются неизменными. Первое – чтобы сбить программу. Второе же сразу фокусирует внимание Солдата на нем.

У Стива есть только одно объяснение. Все это теперь в области «Важное». Солдат помнит свое расписание и точно знает, что с ним происходит. Он уже выучил правила игры.

*

В череду сменяющих друг друга дней ворвался звонок от Сэма. Они созванивались иногда, но в последнее время Стив опасался таких звонков, считая, что не может пока никуда сорваться, если нет необходимости, пока не закончит «колыбельную». В этот раз обошлось, Сэм звонил справиться, жив ли еще кэп, ведь тот, как оказалось, почти два месяца не выходил на связь.

Сэм рассказал, как воспрявшая было из-за раскола криминальная шушера быстро вынуждена была уяснить, что Мстители, даже в разобщенном виде, не потеряли эффективности. Тем более, что Старк лечил душевные раны славным добрым мордобоем, отрываясь на плохих парнях, коих всегда на его долю хватит с избытком, так что пока никаких громких дел. Капитан Америка может смело взять отпуск и залечь на дно.

Стив же рассказал о своей работе, и постепенно разговор перешел в исповедь о криокамере Баки. О руке, Старке, о чувстве вины, о Солдате.

– Он тебе хоть сказал, почему не признался, что помнит?

Стив усмехнулся.

– Да, подумал, что так будет лучше. Я могу его понять, он тогда был на нервах. Взрыв в Вене…

Сэм странно хмыкнул.

– Ну не знаю, приятель. Барнс, конечно, тот еще фрукт, но ты к нему не на чай заглянул. Знаешь, когда у меня на крыше немецкий спецназ, а передо мной стоит чувак в костюме Капитана Америка и запрашивает статус, решая, помогать мне с этим дерьмом или нет, я бы в последнюю очередь играл в непонимающего.

– Сэм, на него ведь повесили теракт…

– А я о чем? Помнит он тебя целиком или частично, ты пришел как союзник, а он тебе считай в лицо заявил, что знать тебя не знает.

– Это похоже на Баки, – упрямо хмыкнул Стив. – Не принимать чужую помощь, когда трудно.

– Ну, тебе виднее, – сдался Сэм и перевел тему на то, как обустроились остальные беглецы.

А Стив, в свою очередь, крепко задумался.

*

Эта мысль не шла у него из головы, крепко засев в нем занозой.

«Ты Стив. Я в музее читал про тебя…»

Он соврал. Баки соврал ему, и соврал сознательно. Более того. Он прикрылся Зимним Солдатом. Зачем? Ладно бы, Стив просто нашел его, заглянул к нему в дом, и у Баки было бы время приглядеться, прислушаться, понять, что все в порядке. Но когда на крыше немецкий спецназ… Сэм прав, этим все не объясняется.

Прикрываться Зимним Солдатом…

Все остальное было правдой. Стив не сомневался в причинах, по которым Баки не обратился за помощью, по которым не дал о себе знать. Это объясняло все, кроме вот этой детали. Ложь. Причем, сиюминутная, спонтанная. Словно он, как пойманный с поличным, изо всех сил пытается все отрицать. Но… зачем ему отрицать?

«Если пришлось бы с тобой драться…»

Разве он когда-нибудь прежде…

Запонки.

Эта мысль ударила наотмашь, и Стив какое-то время лежал, оглушенный ею. А ведь было уже. Было! Это же Баки, бруклинский дружище Бак… который однажды уже бегал вот так от него.

Запонки.

Не может же быть, что…

Ох нет, Бак, пожалуйста. Только не это.

*

Он не стал читать код, глядя, как просыпается Баки. Теперь – Баки. Когда тот повел головой, сильно жмурясь, Стив подошел и отстегнул крепления. Баки открыл глаза, проморгался и помотал головой, сгоняя сонливость.

– Стив? – голос его звучал сипло, и Роджерс еще раз поразился, насколько по-разному они говорят – у Баки голос был выше, наполнен модуляциями, сложными гармониками и эмоциями: тепло, непонимание, удивление…

– Нужно поговорить.

И по тому, как он это сказал, Баки понял все как-то по-своему. Он прошел в комнату и медленно опустился в кресло, как деревянный, не сводя со Стива напряженного взгляда, и в глазах его была паника человека, который лихорадочно пытается вспомнить, что он натворил. Хотя, вопрос не в том, «что» – Стиву и так было обо всем известно. Вопрос в том, о чем именно из этого «натворил» Роджерсу стало известно только теперь.

Баки смотрел на него долго и испуганно, пока не выдержал:

– Что я сделал?

– Это я и хочу узнать, – с каким-то горьким вздохом сказал Стив. Он возвышался над Баки, скрестив руки на груди, и взгляд его был тяжелым и печальным. – Что ты сделал?

Баки непонимающе нахмурился.

– Ты же знаешь. Обо всем, даже больше меня…

– Я спрашиваю не о Солдате. А о тебе.

Молчание. Тяжелое и густое.

– Знаешь, а я ведь поверил. Звучало очень убедительно. Принял твои причины, потому что они объясняли почти все. Кроме лжи. Ты не сказал, что ты меня помнишь…

– Я же уже объяснил, – начал было Баки, и Стив прервал:

– Ты соврал мне. Не будь там спецназа, все было бы так, но я пришел как союзник, а ты не стал сотрудничать.

Баки молчал, глядя в пол. Сурово и напряженно.

– Знаешь, я все думал… прикидывал так и эдак. Прошло столько лет, событий, мы теперь уже не те, что раньше. У тебя могли быть причины. Но если ты тот Баки, которого я помню, была только одна причина, по которой ты стал бы прикрываться беспамятством от меня. Запонки, Бак.

Баки резко вскинул голову.

– Ты это помнишь?

– Помню, – признался Барнс глухо, снова опуская глаза. – У меня было собеседование. Самая первая работа. Я волновался до дрожи в коленях, надел лучший костюм. Ты дал мне отцовские запонки, серебряные, для лучшего впечатления и на удачу… Меня не взяли.

– Что было дальше, помнишь?

– Я был расстроен. Пошел гулять с Элли Девенпорт и ее сестрой. И потерял одну. В парке. Кажется, в парке.

– И больше недели, насколько мне помнится…

– Я надеялся ее отыскать. Все там обшарил по нескольку раз…

– И в итоге сознался только тогда, когда я тебя подкараулил у дома и заставил объяснить причину, по которой ты не хочешь со мной больше знаться. Еще думал, что ты на меня обижен, что я сделал что-то не так…

– Стив…

– Не надо больше врать мне, Бак. Ты же эти два года прятался не от ГИДРЫ. И сделал вид, что не вспомнил, по той же причине. Я хочу ее знать. Что случилось? Что ты сделал?

Он молчал долго, сглатывая горлом, словно его вдруг сдавило.

– Я убил трех человек, – сказал он глухо. – Не Зимний Солдат. Я сам.

Повисла тишина. Стив не был удивлен. В глубине души он ждал чего-то подобного. Баки вдруг засмеялся, зло и тихо. У Стива мурашки поползли по спине от этого смеха. Баки невесело смеялся, и, о, небо, это было так похоже на подступающую истерику, что становилось жутко.

– Мразь я, Стив, – смеялся Баки. – И трус. Даже покончить с собой не смог… Они… я убил…

Широкая ладонь с маху запечатала ему рот, ударив по губам и заставив страшное признание оборваться.

– Я не хочу знать деталей, – хрипло выдавил Стив. – Скажи только одно. Это было необходимо?

Кивок. Совсем слабый. Но это было утверждение, и Стив принял его.

– Хорошо. Мне этого хватит.

Тишина тяжелым одеялом обвалилась на них и погребла под собой.

И Стив почувствовал влагу, скользнувшую ему под ладонь. С двух сторон. Баки крупно вздрогнул в первом скручивающем спазме рыдания, и живот у Стива свело. Он убрал руку и сделал шаг ближе. Опустился на колени перед креслом, руки сами взметнулись на трясущиеся плечи.

Баки мучительно застонал, приникая к нему, тычась лбом в плечо. И из его глотки вырвался долгий, леденящий душу вой, полный ужаса, боли и вины. В этом вое был Зимний Солдат, кровь, собственная ущербность, двадцать первый век, одиночество, постоянный страх поимки, люди в белых халатах, обнуления, выстрелы…

И жертвы, жертвы, жертвы…

Стив не знал, как его успокоить. Не знал даже, нужно ли это. При нем Баки не плакал так никогда – навзрыд, срывая горло, сотрясаясь всем телом, словно в конвульсиях. Сколько же это все в нем копилось…

Стив беспомощно гладил его голову и широкую спину. Слова сейчас были тоже беспомощными. Что он ни в чем не виноват. Что он – его, Стива, единственная семья. Что Стив никогда не откажется от него. Что они обязательно справятся. Все страшное уже позади, все кончилось. Пора жить дальше.

Беспомощные слова. Но Стив говорил, испытывая потребность говорить хоть что-нибудь.

Вряд ли Баки слышал его. У него наверняка шумело в ушах от крови и собственных криков. Но главными были даже не слова, а их интонации. Стив говорил, убаюкивал, мышцы под его ладонью корежила судорога, но вой прекратился. Баки теперь просто плакал. Горько, кусая футболку на плече у Стива. Захлебываясь и сотрясаясь крупной дрожью, словно все, что с ним случилось, наконец, прорвалось и исходило слезами.

Но даже не это было главным. Барьер сломался.

И здесь, сейчас, в далекой африканской стране воцарился Бруклин, из праха восставали тридцатые и сороковые, так, словно они оба сумели дотянуться до прошлого. Покруживалась голова, они снова были друзьями, здесь, сейчас, и Баки крепко обнимал его рукой, не желая выпускать из крепкой хватки.

А Стив гладил вздрагивающие плечи, целовал друга в макушку и думал: «Бедный мой глупый волк…».

*

– Полегчало?

Кивок Стив скорее почувствовал, чем увидел. Отревевшись, выкричавшись, Баки теперь сидел неподвижно, опустевший и тихий, вжимаясь головой Стиву в шею и удобно пристроившись на изгибе обнимающей его руки. Затем не выдержал. Отстранился, заглянул в лицо. Взгляд из-под припухших покрасневших век был мутный, но совсем не как у Солдата. Потерянный. Опустошенный.

– Насчет той запонки… боялся тебе сказать…

– Ты идиот, Бак. И тогда был идиотом, – Стив почти привычным жестом заправил ему пряди за ухо, и только потом вспомнил, что делал это только Солдату. – Жаль было, конечно, но сам мог бы догадаться, что потерять тебя мне было куда страшнее, чем запонки. Бестолочь.