Текст книги "Колыбельная (СИ)"

Автор книги: KL_KL

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Ты из-за этого весь день сам не свой?

Солдат не ответил. Может, не понял вопроса, а, может, не знал, как на него ответить. Стив присел рядом.

– Ты различаешь нас? Тех, кто приказывает тебе? – он хотел сказать «тех, кто читает код», но Солдат о коде, скорее всего, не имел никакого понятия. Стив решил не рисковать.

– Ты действуешь не по инструкции, – вдруг сказал Солдат, как тогда, после прогулки.

– Из того, что я знаю о твоих инструкциях, я бы предпочел обойтись без них, – в действительности Стив понятия не имел об инструкциях ГИДРЫ и не хотел иметь. – А что, я нарушил какой-то важный пункт?

– Ты ни разу не обнулял меня. Даже когда я был нестабилен.

– Я не стану этого делать.

– Почему?

– Потому что я не изверг. И потому что я хочу, чтобы ты меня помнил. Дестабилизация – это не страшно.

– Ты неправильно работаешь со мной. Будут проблемы.

Стив поднял руку и убрал волосы ему за ухо. Очень захотелось видеть лицо, скрытое занавесом отросших прядей. Выражение этого лица на миг изменилось, но изменилось непонятно. Трудно было его прочитать.

Но Стив уже отметил для себя – человеческий фактор есть. И не только из-за того, что в обычном режиме они друзья. Солдат его выделил. Стив ведет себя странно, не как другие, поэтому он запоминает.

Странное привлекает больше его внимания.

– Будут, – согласился Стив. – Без них никуда. А ты хотел бы? Чтобы я и дальше с тобой работал.

Солдат задумался. Стив уже готовился услышать «Сообщение о…», но вместо этого тот сказал:

– Я не знаю, – он нахмурился. – Это важно? Чтобы я чего-то хотел. Ты часто спрашиваешь, чего я хочу.

– Да. Мне важно, чтобы у тебя были желания.

– Почему?

Это был сложный вопрос. Почему.

Желание. Первое слово кода.

Разрабатывая эту фазу, Стив много думал об этом. Книги, музыка, мячик, «все, что хочешь»… Ему было важно вынудить Солдата обратить взгляд внутрь себя, анализировать свои ощущения. Он подозревал, что Солдат имеет твердую убежденность, что его желания не имеют значения. Что это относится к несущественному. Но желание, по большому счету, это та же потребность, осознание, что чего-то не хватает для того, чтобы все было как надо, и уже потом, в идеале – чтобы было еще лучше.

Пригасив свет и дав ему красное покрывало (что-то красное, он выразился так), Стив утолял этим какие-то потребности Солдата, которые уже не относились к физиологическим. Это было важно. Как будто наличие желаний отличало машину от живого существа. Стив радовался, искренне радовался тому, что эти потребности у него есть. Что Солдат учится прислушиваться к себе, смотреть вглубь себя, и желание красного означало само наличие этих глубин. Наличие неутоленных потребностей в чем-то. Свет – это было просто, поскольку нам всегда легче понять, что причиняет дискомфорт, чем наоборот. А вот красное… это было уже что-то совсем другое.

Но вот доступно объяснить это так, чтобы он понял…

Солдат не поймет, если сказать ему «потому что ты мой друг». Он не поймет «потому что я о тебе забочусь», что это естественно для человека – чего-то хотеть. Стиву хотелось выразиться так, чтобы это было ему понятно.

Понятно программе.

Он чуть сдвинулся на покрывале, устраиваясь удобнее. И вдруг понял.

– Тебе нравится это покрывало? – спросил Стив, и, увидев сосредоточенно-недоуменное выражение лица, поспешил перефразировать. – Или, давай не так… ты чувствуешь себя лучше от того, что оно у тебя есть?

Кивок. Уверенный и определенный.

– Вот тебе и ответ, – улыбнулся Стив. – Раз ты чувствуешь себя лучше, значит, все идет правильно. В том и смысл. Поэтому ты тут, и поэтому я работаю с тобой. Чтобы тебе было лучше. Понял?

Солдат надолго задумался. Кажется, эта мысль уживалась в нем постепенно, и он осторожно вертел ее со всех сторон, примеряя к себе и программе. Это вносило коррективы в привычный порядок вещей. Ему можно хотеть чего-то. Это даже желательно. Это связано с его функциональностью, с тем, что он потерял руку и пострадал. Его не наказали за потерю руки. Значит, он все сделал правильно. Его восстанавливают. Ему лучше. И от того, что он получит желаемое, ему станет лучше. Реабилитация.

Солдат еще раз невольно провел ладонью по красному покрывалу. Словно это был маркер. Символ чего-то, понятного только ему одному, или понятного только Баки. А, быть может, непонятный им обоим отзвук чего-то прошлого, каких-то отложившихся в подкорке ощущений и ассоциаций.

Стиву не нравилось прятаться за этой формулировкой. Реабилитация. Он бы с большим удовольствием сказал «потому что я хочу, чтобы ты чего-то хотел» или попробовал выразить простыми словами мысль «потому что если у тебя нет желаний, ты превращаешься в инструмент». Но он не стал. Это странным образом переворачивало с ног на голову то, что он делал, выставляя все так, что это не он утоляет желания Солдата, а наоборот. Словно это Солдат правильным поведением утоляет его, Стива, потребности.

А одна только мысль о том, что в программу вшита необходимость исполнения желаний кукловода…

Стив прикрыл глаза. Нет, он не будет думать об этом.

Он почувствовал, как прогнулась кровать – Солдат изменил положение тела. А затем… мягко ткнулся лбом Стиву в плечо. Несильно боднул головой. Бруклинский жест. Эхо.

– Почему ты это сделал? – оторопело спросил Стив, замерев, боясь вдохнуть, даже повернуть голову.

– Захотел, – последовал негромкий ответ без пояснений. И в груди запекло так сильно, что стало больно дышать. Стив посмотрел на Солдата, чувствуя предательский комок в горле.

– Вот и молодец, – выдавил он. И не выдержал – протянул руку, сгребая, привлекая к себе. Он обнял Солдата. Скомканно и неловко. Осознавая, как же сильно хотел этого. Как остро ему не хватало вот этого простого касания. – Извини, – выдохнул Стив глухо куда-то в район его плеча. – Это уже из перечня моих желаний.

Солдат не обнял в ответ. Замер. Но и не застыл покорной овцой, пережидая этот внезапный обвал физического контакта. Сидел расслабленно, дышал глубоко и ровно. Теплый Баки… Пахнущий домом. Покоем.

Стив вжался лбом ему в плечо и прикрыл глаза.

Было так тихо, что, казалось, можно услышать треск помех программы в голове у Солдата.

Так уж ты устроен. Всегда есть тот, кто прочел код, поэтому Зимнего Солдата не существует без Хозяина.

У Солдата должен быть Хозяин. И я им стану. Единственным. Я проникну в твою программу так глубоко, куда другие попасть никогда не сумеют. Пусть они будут знать код, пусть они охрипнут, выкрикивая эти слова – твоим Хозяином буду только я. Только я, слышишь?..

Потому что я сделаю так, что в свою программу ты меня впустишь сам.

*

«…Противоположные чувства и ощущения боролись в Белом Клыке. Казалось, он упадет замертво, раздираемый на части враждебными силами, ни одна из которых не получала перевеса в этой борьбе только потому, что он прилагал неимоверные усилия, чтобы обуздать их.

Рука опускалась. Расстояние между ней и головой Белого Клыка становилось все меньше и меньше.

Вот она коснулась вставшей дыбом шерсти. Белый Клык припал к земле. Рука последовала за ним, прижимаясь плотнее и плотнее. Съежившись, чуть ли не дрожа, он все еще сдерживал себя. Он испытывал муку от прикосновения этой руки, насиловавшей его инстинкты. Он не мог забыть в один день все то зло, которое причинили ему человеческие руки. Но такова была воля бога, и он делал все возможное, чтобы заставить себя подчиниться ей…»

ФАЗА ТРЕТЬЯ

– Вольно, Солдат.

Стив поднял руку и отчертил по лбу Солдата полосу слева направо, как если бы стирал грязь или пот.

Солдат удивленно моргнул, пристально уставился. Но ничего не сказал и не сделал.

– Кто я?

– Ты Стив, – ответил Солдат. – Ты работаешь со мной.

– Распорядок помнишь? – дождавшись кивка, он удовлетворенно кивнул в ответ. – Тогда иди на разминку, умывайся, и жду тебя к завтраку.

Глядя в широкую спину Солдата, скрывшегося за дверью тренировочного зала, и слыша, как маты хрустят у него под ногами, Стив позволил себе глубокий вдох-выдох. Он знал, что придется вводить сигнальную систему прикосновений, но не думал, что это будет так сложно. Нет, не так. В том, чтобы ввести сигнальный жест, ничего трудного не было. Труднее было дождаться отклика.

Стив выбрал этот жест. Провести большим пальцем по лбу, чуть задержав прикосновение на виске. Солдат неизменно моргал, удивленно и как-то медленно, словно смаргивая сонливость, и взгляд его становился удивленным и даже каким-то более осмысленным, что ли.

Прикосновение к голове Стив считал более важным, чем к другим частям тела. Он отказался от рук, которыми работали Наташа и Беннер – такая тактика плохо подходила Солдату. Касание должно было быть узнаваемым, не слишком сложным, чтобы успеть совершить его в нужный момент, но и не слишком простым, чтобы не получить его в любой рукопашной схватке. Голову принято беречь, и такой жест трудно получить непреднамеренно. Стив был уверен, что подобрал его правильно.

Вот только дожидаться отклика было мучительно. Да и каким он будет, этот отклик?..

Он не сдавался. Не подпускал к себе даже мысли о сдаче.

Я их вплавлю в тебя, Солдат. Свои собственные пароли и отзывы.

С этим были сложности. Стив делал жест и не пояснял его, вводя Солдата в замешательство. Солдат вообще был подозрителен, и еще более подозрительной была его программа. Она, как правильно воспитанный ребенок, не доверяла добрым без причины людям. И причина должна была быть ей, программе, понятна.

Стив не мог объяснить Солдату понятие «дружба». Для Солдата находились вне понимания действия просто ради получения удовольствия, поэтому всякую заботу приходилось маскировать пользой. Про восстановление, про какие-то стратегические нужды. Это не было просто и тяготило Стива, но в этом случае следовало играть по правилам. Он уже понял, что только при наличии причины Солдат ведет себя достаточно свободно. Если же Стив делал что-то просто так: не объясняя причин или предоставляя слишком свободный выбор… В лучшем случае, это просто озадачивает программу, и Солдат начинает вести себя подозрительно, словно будучи уверенным, что в словах и действиях Роджерса есть подвох. Что это проверка, и его ответы и действия будут оценены как правильные и неправильные. И за неправильные последует наказание.

В лучшем случае. В худшем – его взгляд гас, лицо замыкалось, и он смотрел на Стива потухший, как спичка, словно находился не здесь, отрешался от всего происходящего и уходил глубоко в себя. Словно такое поведение Стива предвещало начало эксперимента. Кто знает, может, и такое бывало с ним…

Поэтому любая вкусная еда – это прежде всего «энергия, витамины и восстановление». Поэтому «музыка способствует релаксации, что тебе сейчас полезно». Поэтому удовольствия – это в первую очередь польза.

Пользу Солдат понимал. Он чувствовал собственную значимость, ценность себя как боевого элемента.

Он не поверил Стиву. Во всяком случае, не до конца. Он принял к сведению это «Я забрал тебя у ГИДРЫ», но он не слишком доверял словам. Знал, что все может измениться. Поэтому все еще подспудно ожидал наказаний, обнулений и экспериментов. Не от Стива, что уже прогресс. Но все равно… случалось эхо.

Но именно в этот момент – в самом начале – Стив использовал шок программы для своих целей. Он проводил сигнальный жест, и программа стопорилась, пытаясь быстро проанализировать, зачем это было надо. Солдату не причинили вреда, это не было вопросом или приказом, не было это и одним из знакомых условных знаков. Действие, не имеющее объяснения. И этот шок стягивал программу к источнику жеста, включал ее на полную.

Иначе говоря – Солдат сразу смотрел на него, прямо в глаза, словно этот жест фокусировал его на Стиве. И только потом Стив спрашивал «знаешь, кто я?». И получает ответ. Каждый раз. Солдат смотрел ему в глаза.

И узнавал его. Сразу.

*

Впервые процедурная использовалась ими как медкабинет. Стив был зол и раздосадован. Солдат отрабатывал прыжки на бревне. Учился разгоняться, отталкиваться и делать сальто, приземляясь на ноги. На одном таком он не рассчитал падение и до крови рассек себе локоть.

Хуже было то, что рядом не было Стива, тот пошел встретить официанта с едой, и не уследил. Обычно во время таких упражнений он страховал Солдата. Но что было еще хуже… Стив не помнил, просил ли Солдата прекратить тренировку, когда раздался стук во внешнюю дверь, чем тяготился больше всего. Было? Нет?

Он привычно уже читал лекцию о том, почему надо себя беречь, прощупывая локоть на целостность костей и обрабатывая антисептиком широкую кровоточащую ссадину. Солдат молча наблюдал за его действиями.

– Баки, – вдруг сказал он, и Стив подавился недосказанной фразой.

– Что? – оторопело спросил он.

– Ты иногда зовешь меня «Баки». Почему?

Стив долго и тяжело выдохнул воздух. Он старался за собой следить, но, видимо, не всегда получалось.

– Это сложно объяснить, – сказал он, грустно улыбаясь. – Во всяком случае, так, чтобы ты не начал сообщать о дестабилизации.

Солдат кивнул и тему больше не поднимал. «Сложно объяснить» в его системе переводилось как «значит, это неважно». А Стив впервые подумал, что не смог бы сказать ему «Я зову тебя так, потому что тебя не существует, а Баки – это ты, просто ты спишь и ничего не помнишь». Это было… иначе. Какая-то иная форма существования, названия которой Стив не знал, но которая была не менее реальной, чем Баки.

И не менее значимой.

*

Понемногу интонации Стива окрепли, он отбросил осторожный слог и начал говорить спокойно, уверенно, с теплом. Да, он говорил с волком, обученным убивать по приказу, и работа с Солдатом напоминала Стиву процесс разминирования бомбы с кучей разноцветных проводов.

Но Наташа делала это. Наташа приручала Халка. Стив знал, как они работали с Беннером. Брюс добровольно вводил себя в состояние Халка, и сперва они выясняли, к кому из команды у Халка нет неприязни, затем Наташа оставалась с Халком один на один, просто сидя напротив. Она говорила с ним. А затем уже – протягивала руку.

И они открыли шампанское, когда Халк впервые протянул руку в ответ, тронув тонкую девичью кисть.

*

– Роликовые коньки сорок второго размера?

Брови Пантеры полезли вверх. Стив смущенно потупился и опустил глаза, борясь с невесть откуда взявшимся желанием шаркнуть подошвой об пол, пока Т’Чалла просматривал список.

– Если это затруднительно…

– Я достану их, – с улыбкой сказал Т’Чалла. – При одном условии. Я должен при этом присутствовать.

*

Солдат отреагировал на постороннего абсолютным равнодушием. Куда непривычней было Стиву. Он впервые показывал результат вне проверки, и испытывал смесь волнения и почему-то стыдливости, словно в его общении с Зимним Солдатом было что-то интимное, что не хотелось бы демонстрировать посторонним.

Но он отогнал это чувство. В конце концов, «колыбельная» для того и создается, чтобы можно было отключить его в ситуации, когда вокруг полно людей, и своих, и чужих, и там уже не будет времени на сантименты.

Т’Чалла вел себя тихо, и первая фаза приветствия-отклика прошла как по маслу.

*

Маты были предусмотрительно сложены Стивом у дальней стены, открыв широкую площадку гладкого бетонного пола. Солдат цеплялся за его руку, то чуть расслабляя пальцы, то снова опасно сжимая их, когда непокорные ролики посылали его то вперед, то назад. Они пока еще только стояли. Т’Чалла скромно улыбался в кулак, глядя, как Стив пытается втолковать Солдату про равновесие, наклон тела, центр тяжести и устойчивость.

У самого Стива в детстве роликов не было, как и коньков, и сейчас он жалел, что не попросил пару и себе, чтобы лучше понять принцип и объяснить доступнее. Солдат падал трижды. В первый раз Стив протянул ему руку, не без усилий помогая подняться, потому что ролики проскальзывали по бетону, и пришлось подпереть их ногами, прежде чем Солдат снова принял вертикальное положение.

Поднявшись, он смерил Стива мрачным красноречивым взглядом: «Мой Хозяин – идиот». Стив уже много повидал таких выражений в Интернете, поэтому смущенно потупился. А Солдат пришел в движение, постепенно осваиваясь, ухватывая принцип. Когда он упал в следующий раз, то вскинул руку, одновременно прося Стива оставаться на месте и показывая, что может подняться сам. И поднялся, с усилием, но без помощи, подержался неподвижно в стойке и плавно оттолкнулся, тронулся с места, меняя ноги, и еще, еще…

Стив не без удивления и гордости смотрел, как осторожно он движется, хмурясь, прислушиваясь к себе. Ища центр тяжести, регулируя наклон тела, сгибая колени. Солдат не боялся падать, они уже много раз отрабатывали падения, и единственное, о чем Стив беспокоился – это о том, чтобы он не упал назад. Затылок у него крепкий, но вот сотрясение – штука неприятная, даже для суперсолдат.

В третий раз он упал случайно, избегая встречи со стеной и пытаясь разобраться с торможением, но поднялся сразу. Упрямо и уверенно. У него начало получаться. Он смелел, двигался все быстрее, сперва по прямой, от стены к стене, затем начиная накручивать широкие окружности. Обучаемость у него была фантастическая.

– Молодчина! – крикнул ему Стив, улыбаясь до ушей, глядя, как легко он скользит по кругу. Солдат глянул на него, и… уголки его губ слабо дрогнули в стороны. Тень, эхо улыбки Баки, но видит Бог… это была она. Не от желания улыбнуться. Улыбка получилась рефлекторная, как если бы он был не в силах сдержать охватившей его радости. Восторга. Упоения своим успехом.

Сердце у Стива безжалостно сдавило, сжалось, удушливые слезы комком застряли в горле. Т‘Чалла рядом только потрясенно головой покачал. Стив почти забыл о нем, глядя только на Солдата.

«…– Черт возьми! – воскликнул Мэтт. – Да он хвостом виляет!..»

Стив понял, что улыбается и ничего не может поделать с этим. Счастье заливало его так, что взрывало грудь сумасшедшим сердцебиением. Если он – это Уидон Скотт, а Т’Чалла – погонщик Мэтт (эту мысль Стив сразу отбросил как кощунственную и сильно отдающую расизмом), то Красавчик Смит – это, должно быть, ГИДРА. И не без внутреннего торжества, глядя, как Солдат уже уверенно и почти легко движется по залу, Стив подумал о том, что недалек тот день, когда этот парень даже после «товарных вагонов» с упоением вцепится им в глотку.

Ты еще задашь им как следует, верно, волчара?

К чему-то вспомнилось, что ядом побежденной Лернейской Гидры Геракл смочил свои стрелы…

*

– Что мне делать?

– Все, что хочешь. Это твое свободное…

Стив не договорил. Солдат поднял руку и медленно, едва касаясь, отчертил ему лоб сигнальным жестом.

*

С этого дня он начал смотреть на Стива в самый трудный момент. Заморозка. Раньше, когда Стив пристегивал его ремнями к основанию, Солдат отстраненно пялился перед собой. Теперь же – смотрел на него. Следил за его руками. Ловил взгляд Стива, когда поднималось стекло, и Стив не мог прочесть выражение этих глаз. Это было мучительно. Руки чесались разнести капсулу к чертовой матери. Ведь размораживаться… наверное, больно…

Но Солдат всякий раз закрывал глаза прежде, чем на него нисходил кристаллический холод.

И Стива чуть отпускало. Совсем немного. До следующего раза.

*

После увиденного Т’Чалла пришел к выводу, что им маловато места в лаборатории и выделил им на тренировки весь огороженный внутренний двор. Как стратегический объект, лабораторный комплекс был огорожен высоким забором с проволокой под напряжением поверху, а так же снабжен видеонаблюдением и вооруженной охраной.

Поэтому, во избежание инцидентов, Стиву с его Солдатом выделялся час времени с четырех до пяти утра. Это устраивало всех. Стива – потому что в это время лабораторный комплекс был практически пуст, Солдата (так казалось Стиву) – что влажный воздух, доносящий упоительные запахи джунглей, в это время был еще прохладен и свеж, а всех остальных – что не придется пересекаться с запрограммированным типом, обученным убивать.

И никто, кроме, может, пары равнодушных видеокамер, не видел, как Стив Роджерс, улыбаясь, бросает своему однорукому мрачному спутнику «не отставай!», слыша позади что-то похожее на одобрительное рычание. Как они оба наматывают круги по внутреннему двору комплекса, сперва в походном темпе, затем наращивая его до темпа погони, и в конце концов носятся вихрем на умопомрачительных скоростях, не то соревнуясь, не то гонясь друг за другом. Потом сидят под пальмой, тяжело дыша хмельным предрассветным воздухом, передавая друг другу бутылку еще относительно холодной воды.

В такие моменты Стив чувствовал почти счастье. Как сейчас.

– Ты в порядке? – Стив передал уставшему Солдату воду, почесывая укушенную голень.

Мошки. Казнь египетская. Тут кусалось все, что летало, и почти все, что ползало. Стив уже видел здесь, во дворе, муравьев длиной с фалангу пальца, и несколько раз – тропических бабочек величиной с ладонь.

В небе над ними пронеслись две белые цапли. Из зеленого моря джунглей за стеной доносились крики, что-то рычало и ревело в отдалении, заливалось свистом и клекотом, слышался треск ветвей, мерный шум водопадов – звуки далекой дикой жизни. Одно слово – экватор.

На территории базы росли несколько пальм. Может быть, для маскировки, может, из-за каких-то иных соображений… но широкий внутренний двор они оттеняли неплохо. В кроне одной из них переливистым щебетом надрывалась какая-то невидимая глазу птица.

Стиву нравилось такое уединение. Нравилось, что никто не видит, как они двое дерутся на палках из твердых пород африканских деревьев, с хрустом ломая их о плечи, животы и спины. Как валяются в пыли, сцепленные в захвате. Как однорукий крепкий мужчина носится как выпущенный на свободу волк, преодолевая наспех наваленные препятствия. И, глядя на него, Стив чувствовал себя весьма… весьма.

Они по очереди теперь мылись в душе, ели с аппетитом, и чаще смотрели друг на друга. То, что царило в глазах Солдата в эти моменты, Стив мог расценить как сытое удовлетворение.

И сегодня он задержит дыхание, когда час спустя после еды Солдат впервые утомленно, со вкусом потянется прямо при нем, сладко, похрустывая суставами и разгоняя по телу приятную живую усталость.

*

Раз в две недели у них были намечены особые дни. Дни принятия процедур. Стив, чуть стесняясь, называл это так – «процедуры», ведь ничего зазорного в омовении не было. Не должно было быть.

Ванны для Нью-Йорка были огромной редкостью и роскошью, и хотя впоследствии жизнь предоставляла ему любые услуги, принятие ванны оставалось неким таинством. Не совсем понятным – душ принять было гораздо быстрее – но, определенно, приятным. И грех было не воспользоваться этим, когда в процедурном кабинете, до времени закрытом, в дальнем углу располагалась круглая ванна в виде углубления в полу, со ступенькой, не очень глубокая, но здесь бы спокойно уместились четверо, даже не соприкасаясь локтями. На стене располагался чугунный поручень, здесь же были кран и маленький душ.

Стив долго ходил вокруг нее, пока не придумал, как бы ее использовать с большей пользой.

Он сознательно отказался от пены. Местный климат и разнообразие растений располагали к другому, и Стив, чуть смущаясь, консультировался по совету Т’Чаллы с местными знахарками, обзаводился пахучими отварами из листьев манго, тимьяна, тамаринда и кипариса, коры местных видов терминалии, пандана и многих-многих других плодов, цветов и семян растений, Стиву неизвестных. Многое из этих отваров применялось тут в качестве средства народной медицины и как элемент магических ритуалов, но он отбирал отвары исключительно на запах и безопасность. Купать Баки в ядовитом соке местной флоры в его планы не входило.

В итоге процедурная полнилась экзотическими ароматами, а теплая, почти горячая вода после добавления отваров имела цвет крепко заваренного чая.

В первый раз Солдат держался настороже, с заметной подозрительностью, хотя разделся и погрузился в воду безропотно. Одевался и раздевался он самостоятельно, Стив позаботился только о том, чтобы в его белых одеждах не было молний и пуговиц. За этим процессом он не наблюдал, отворачиваясь, но вот за процессом погружения проследить пришлось. Поручень при погружении находился с левой стороны, поэтому Стив испугался, что тот, поскользнувшись, не успеет вовремя за что-нибудь ухватиться. С координацией у него было уже неплохо, но все-таки…

Беспокоился он напрасно. Солдат, скользнув по бортику, сразу ушел в воду, и, оказавшись в ней по горло, издал сдавленный удивленный вздох. Стив отправил его туда почти сразу после криокамеры, отменив обычную разминку, поэтому разница температур, наверное, должна была ошеломить. И еще… это казалось наслаждением – погрузиться в ароматную теплую воду, потому что выражение лица Солдата стало из подозрительного сначала удивленным, а затем почти умиротворенно-расслабленным. Пар душистыми струями клубился вокруг него, и, погруженный в эту почти невыносимую негу, Солдат впервые прикрыл глаза, отчетливо упоенно, впитывая ощущения, откинувшись спиной на покатый бортик. На пробу сделал несколько глубоких вдохов, глядя в потолок.

В первый раз Стив долго не решался подойти к нему, стоя в дверях и давая ему время нежиться и наслаждаться. Но потом подумал о том, что вода вскоре остынет, и все-таки осторожно приблизился, встретив мутный взгляд Солдата, разморенного и разомлевшего. Тот чуть нахмурился, словно пытаясь о чем-то вспомнить или собраться с мыслями, но в конце концов отбросил это безнадежное дело, просто молча следя глазами за Стивом.

Он принимался за процедуры. В первый раз чуть неуверенно. Затем – значительно легче.

Он мыл Солдату голову пахучим шампунем, прося его откинуть ее назад, массировал и гладил за ушами, поочередно прочесывал пальцами обеих рук по волосам, равномерно распределяя пену. Затем смывал маленьким душем, и мыльная вода струилась по желобу в сток, а не в общую ванну.

Он сбривал Солдату отросшую щетину. Это требовалось нечасто, все-таки просыпался он всего на три часа в день, а в криосне щетина особо не вырастает. Сам Солдат на это не обращал внимания, поэтому Стив иногда брил его во время утреннего моциона. И в первый раз Солдат бросил ему:

– Я могу сам.

– Можешь, – согласился Стив, постукивая станком о раковину. – Просто одной рукой это не слишком удобно.

И с тех пор Солдат никак не комментировал это.

Стив подстригал ему ногти на руке и ногах. Баки бы, наверное, стукнул его за такое, или затребовал бы, чтобы ему повесили на стену лист мелкой наждачной бумаги, обозвал бы его когтеточкой, и на том бы вопрос маникюра решился. Но Солдат не был Баки, и потому послушно давал о себе позаботиться без вопросов, разве только чуть озадаченно склонял голову набок.

А вот волосы Стив ему не стриг. Мыл, расчесывал, сидя у Солдата за спиной. Но не покушался. Баки оставил их, когда пришел в себя, да и Стив уже к ним привык.

Волосы спутывались, деревянная расческа была неудобной и иной раз драла, поэтому Стив начинал аккуратно, с кончиков, придерживая у затылка левой рукой. Солдат расслаблялся довольно быстро, опускал напряженные плечи. Стив уже наловчился расчесывать его так, чтобы лишний раз не дергать. Не нарушать хрупкий покой. Стиву просто нравилось пропускать эти волосы сквозь пальцы.

Закончив процедуры, он всегда делал одно и то же. Придерживая его голову одной рукой, он гладил большим пальцем высокий лоб, и неизменно, раз за разом, отчерчивал сигнальный жест по мокрому лбу. И это означало – пора последнего этапа. Собственно, сама помывка. Намыленной мочалкой Стив тер Солдату спину, почти до самого копчика, и правую руку, от плеча до пальцев, мыл шрамы на стыке с бионикой, ее, впрочем, стараясь лишний раз не мочить. Затем повторно намыленная мочалка переходила Солдату, и тот занимался всеми остальными местами уже сам. Стив в это время настраивал напор и температуру воды.

Выдергивая пробку из ванной, он давал Солдату маленький душ ополоснуться, пока сам ходил за большим полотенцем, и, растянув его перед собой, принимал в объятия мокрое тело, пахнущее незнакомыми дикими травами, плодами и корой. Заворачивал, укутывал. И улыбался на пущенный исподлобья взгляд.

После мытья следовала еда, а затем – свободное время до полного высыхания.

Стив любил и не любил эти дни. Они нравились ему настолько, что это даже пугало. Хотя следовало быть откровенным с собой. В эти дни ему нравился Зимний Солдат. Разомлевший, нежащийся. В такие моменты Стив ощущал прилив острой, щемящей симпатии к нему, после неизменно стыдясь собственных чувств.

Я буду твоим Хозяином, Солдат. Потому что ты сам захочешь этого. Ты захочешь, чтобы тобой правил только я. И я сделаю это желание сильнее власти приказа.

*

Это случилось после тренировки, когда они отдыхали под уже облюбованной пальмой. Было уже почти светло, они оба взмокли от бега, а влажным горячим воздухом трудно было дышать.

– Пора, – сказал Стив. Солдат поднялся сразу, Стив следом и…

Следующие события произошли слишком быстро, даже для него. Он поднялся, опершись рукой о ствол пальмы и заставив разлапистую крону встревоженно зашелестеть, а секундой позже что-то упруго шлепнулось Стиву на плечо, соскальзывая на спину. Он еще не успел удивиться и только начал оборачиваться, как Солдат метнулся к нему, скользнул пальцами по спине, резко отдергивая руку, и Стив с ужасом понял только…

Что он схватил змею неправильно.

Не за голову, как надо. За середину узкого гибкого туловища ярко-зеленого цвета с ребристой чешуей. Поэтому и не успел разжать пальцы, когда, изогнувшись, та молниеносно вцепилась в предплечье Солдата, маленькой треугольной головой намертво вдавливаясь в руку. Зеленая древесная гадюка. Не дрогнув лицом, Солдат размахнулся и зашвырнул змею по высокой дуге – та врезалась в проволоку, последовал короткий треск, и обмякшее тело упало наземь вместе со снопом белых электрических искр.

А Солдат удивленно смотрел на свою руку с двумя крохотными кровавыми точками, из которых выступали почему-то прозрачные желтоватые капли и белел обломок змеиного зуба, едва ли больший, чем жало пчелы.

Стив очнулся мгновенно.

– Садись.

Схватив Солдата за руку, он рывком усадил его под пальму, упав на колени рядом, притянув к себе за запястье и крепко припал к ране ртом, всасывая яд и сплевывая осколок зуба вместе с горькой слюной и кровью. Припал еще раз, сильно втягивая кожу. Солдат, удивленно моргая, следил за его действиями.

– Змеиный яд меня не убьет. Я усваиваю его, – заметил он негромко.

– Я знаю. Заткнись.

Во рту появился неприятный, вяжущий привкус. Зубы у змеи явно были длинными, поскольку две аккуратные ранки кровили по-прежнему сильно. Только бы у него не начались судороги. Стив плохо помнил, что делает яд такой гадюки с обычным человеком, как и не был уверен, что не перепутал ее с зеленой мамбой, но твердо знал одно – даже суперсолдату, которого яд не убьет, предстоит адова мука на протяжении часа, а то и больше, пока яд не усвоится до конца.