Текст книги "Дети победителей (СИ)"

Автор книги: Kinuli

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– А сам-то ты что думаешь? – спросил Кейтелле осторожно. И сам же испугался своего вопроса.

– А что я? Наше дело телячье, – Архарон улыбнулся. – Ну и… кто знает, вдруг меня помилуют за верную службу родине? Если все получится… Можете обвинить меня в наивности.

Тирау все не появлялся. Кейтелле понимал, что если упустит возможность поговорить с ним, то заснуть этой ночью не сможет. Потому он, как мог, тянул время. К тому часу, когда разговор плавно перекинулся на родителей, городской транспорт уже не ходил. Кеталиниро вспомнил о некоем Хассане, властвующем в ночной Атине, и внутри похолодело от перспективы идти домой в одиночестве.

Архарон беззаботно сообщил, что родителей уже совсем не помнит. Только воспитателей из детского дома. Кейтелле своих помнил, но за дымкой бытовых событий больше угадывался другой человек – его наставник Реммиллиен, заметивший Кейтелле еще пятнадцатилетним, в школе на профориентирующих лекциях. Их взгляды во многом совпадали, и Реммиллиен предложил Кеталиниро поступать на педагога и вставать на очередь в школу. “Будем работать в одном штате. Напишем исследование по языкознанию!” Юному Кеталиниро польстило такое внимание, он тут же выправил хромающую учебу и настроился на заданный курс.

Кейтелле прервался, заявив, что все это было давно и неправда, а потому и смысла нет рассказывать дальше.

Архарон слушал, наклонившись вперед, а после высказался в том ключе, что он-де прекрасно знает, что любой человек старается держаться ближе к другим людям. Также он знает – есть и те, кто остался у обочины один. В силу, например, дурного характера. Архарон при всех своих стараниях не мог взять в толк, как такой необычно добрый, образованный, мудрый, по его мнению, человек так и не обзавелся семьей.

Кейтелле не сразу понял, что речь о нем.

Да, война убила детей, осиротила, овдовила и ушла. Люди оправились, кажется – невероятная сила сплочения в такие времена работает по-особенному. Родители нашли себе новых детей, подобрав их на улице. Дети нашли себе новых родителей. Люди сходились, образовывая новые узоры поверх старых дыр в душе. И дело было не в том, что они быстро забывали любимых и бесценных – инстинкт не позволял им оставаться в одиночестве.

– Почему вы не завели себе… – не выдержав, начал задавать вопрос Архарон, но остановился, так и не осилив последних слов, надеясь, что Кеталиниро поймет – речь не о домашних животных.

– Когда я попытался завести семью, оказалось, что это невозможно – двухстороннее бесплодие, – просто ответил тот, хмуро рассматривая облезлый дощатый пол.

Архарон моргнул, и взгляд его сделался непроницаемым. Невозможно было определить, на какие мысли навело его это смелое по всем меркам заявление.

– Ну и кому я такой нужен? – Кейтелле постарался легко засмеяться.

– А вы не пробовали… осталось так много сирот! Почему вы не взяли кого-нибудь себе? – почти выкрикнул Архарон с неожиданной обидой в голосе.

– Я пытался, – Кейтелле закрыл лицо рукой, – оказалось, не все так просто. Во-первых, не так уж и много сирот. Стольких увела Сельманта в лагеря! Архарон, ты даже не представляешь себе этих чисел! Во-вторых, я… как видишь, слегка неполноценен. Тот еще секрет, как меня на работу взяли. И я совершенно не понимаю, почему держат до сих пор. Я неполноценен, понимаешь? И один. С утра до ночи в министерстве, дома не бываю. Кто бы смотрел за ним? Потом жилищные условия… в общем, когда я первый раз пришел в комитет по усыновлению, они завалили меня фактами. Фактами того, что я ничтожество и не смогу воспитать достойного гражданина Вельдри.

– Это же… – произнес Архарон надломленно, – не совсем справедливо…

– Я не знаю. Может быть, и справедливо. Может быть, в государственном учреждении им и правда лучше. Постоянно под присмотром, постоянно в тепле и…

– Вот оно! – выкрикнул Архарон, не выдержав, обводя комнату руками. – Ваше государственное учреждение! Во всей красе!

Прежде чем Кейтелле успел испугаться эмоционального взрыва и обдумать слова Архарона, дверь распахнулась.

– Чего орете? – от Тирау пахло осенью и дождем, он с трудом сдерживал кашель.

Тирау чесал сгиб локтя и привычно вздрагивал от спазмов. Все так же задыхаясь, он жестом указал на свирепствующего Архарона, а затем на дверь. Архарон покорно вышел, не сказав ни слова – видимо, знал, куда послали, но напоследок все же одарил ошарашенного Кейтелле уничижающим взглядом. Дверь хлопнула излишне громко, косяк чуть не вылетел из проема.

Тирау даже не вздрогнул. Он дотащился до кровати, упал как подкошенный, в комнате воцарилась тишина. Кейтелле ждал, глядя, как заключенного сотрясают волны спазмов. Своего визитера тот получил, оставалось только сосредоточиться на нем.

– Не стоит в таком состоянии выходить на улицу, – заметил Кейтелле. Ответа не последовало. – Что с тобой?

Рука с вытянутым указательным пальцем ткнула в темное пятно на потолке.

– Вялотекущая черная пневмония, – сказал Тирау. – Эти грибы у меня в легких проросли.

Приступ прекратился, и Тирау сел на край кровати. Выглядел он выпотрошенным.

– Тебя лечат?

Кривая усмешка

– В каком мире вы живете? Меня не станут лечить. Это противоречит цели опыта и политике Аутерса. И вообще какой-либо политике.

Кейтелле перестал ощущать стул под собой.

– Да, именно. Если говорить грубо, они смотрят, как быстро я сдохну. Вам еще нужны сведения о Кириа? – Тирау поймал стекленеющий взгляд. – Вам надо отучаться так бурно на все реагировать, милейший. Мне тоже кое-что нужно. Уже догадываетесь? Как видите, просто необходимо.

Тирау откашлялся и с минуту приходил в себя.

– Есть только один препарат, который продлит мне жизнь. И он мне очень нужен. Ингалятор.

– Скажи название, – Кейтелле безуспешно боролся с отчаянным сердцебиением, пытался его игнорировать.

– В аптеках его нет. Не в этой стране. Угадайте почему?

Кейтелле не знал.

– Аспергилл, – Тирау кивнул на потолок, – есть только в Аутерсе. В приличных заведениях его принято вытравливать. Аспергиллёз – болезнь политзаключенных. Теперь понятнее?

– У меня нет доступа к заграничным лекарствам, – Кейтелле старался, чтобы его слова не звучали обреченными.

– У вас нет? У служащего Минздрава? – улыбнулся Тирау. – Я ожидал этого, успокойтесь. В Атине есть человек… не самый дружелюбный, но очень предприимчивый. Думаю, если вы обратитесь к нему…

– Что он с меня возьмет?

– Не думаю, что много.

– Почему бы это?

– У него… для ветеранов-инвалидов скидка. Вот только не распространяйтесь сильно о новом полезном знакомстве. Хассанид – криминальная единица.

========== Глава 7. ТЕГРА. Осень 2236-го: ==========

– Нам нужно скорее уничтожить всех крыс! – наставлял Химилла Йеми. Он подпрыгивал на ходу и постоянно передергивал автомат. – И тогда мы поедем домой!

“Нам нужно скорее уничтожить крыс и скрыть происхождение Йеми от всего мира”, – подумал Кейтелле, высматривая убежавших вперед детей.

Он усмехнулся – интересно, что подумает Реммиллиен, когда увидит его выводок. Оставалось только надеяться, что война не поглотила его, как сделала это с Ватаной. Иногда Кейтелле развлекался мечтами, представляя Химиллу и Йеми в школьных формах. Размышлял, будут ли они дружить с Корнуйеном. Йеми точно будет. Детей в их возрасте больше объединяют родители, чем интересы.

А вот Химилла… Химироланик, скорее всего, продолжит воевать и в мирной Атине, и во всей остальной жизни. Война слишком глубоко пустила корни в юный разум, и даже желание Химиллы покончить с войной вряд ли изменит ситуацию.

Зима подкрадывалась, дышала утренним морозом в затылок. Трава белела по утрам и ломалась с хрустом под сапогами.

Вольвериан известил, что уже на следующую ночь им придется обходиться без палаток – хватает и костров, чтобы привлечь лишнее внимание.

– Мы же все погибнем! – возмутился Эмолий.

– Крыса жива. С чего ты-то погибнешь? – флегматично спросил Айномеринхен.

– А его ад подогревает!

Химилла больше не общался с Рейнайоли. Со временем он научился видеть в Кейтелле и Йеми своеобразную семью, и ему очень льстило, что его брат такой странный.

Как только Йеми перестал вздрагивать от каждого шороха, Кейтелле сдал его Химилле и вернулся к своим рядовым обязанностям. Сначала Химилла ворчал, но потом вошел во вкус – понял, что над Йеми не только командовать можно, но и играть с ним в грязи. Так что время от времени на стоянках солдаты слышали хохот и визг. За шум, конечно, доставалось и детям, и их наставнику. Зато после выволочки дети целый день притворялись ангелами и даже пытались откупиться от родителя поздними цветами – в середине осени внезапно зацвела илия.

Еще Химилла часто думал, что Йеми – самое странное, что ему доводилось повидать. Однажды он с гордостью сказал Айномеринхену, что его брат – демон. Получил подзатыльник. На этом, собственно, демонология закончилась.

Тем временем Риза летела к маленькой Сутори, государству на границе с Империей и Катри – та захлебывалась в крысиных полчищах и взывала о помощи к Альянсу. Ризу, как и многие отряды, стягивали к границам страны, отколовшейся когда-то от Катри. Встречать их начали задолго до того, как на горизонте пополз дым военных пожарищ. Время от времени Ноксид обнаруживал маленькие разведывательные отряды и устраивал набеги.

– Как он их находит? – удивлялся Химилла. – Чужеземец, а следопытствует, словно всю жизнь по тутошним лесам шастал! Если Йеми вырастет таким же, то я за!

Но он не мучился загадками долго, тоже ходил на крыс и возвращался с добычей. В одном из таких Химилла добыл ножик с ручкой из резной кости. Трофей он подарил Йеми.

– Что-то ты совсем безоружный, – сказал Химилла.

– Если не считать черной магии, – прошипел Рейнайоли, проходя мимо. Химилла, к счастью, не услышал.

Кейтелле удивляло другое – все, что он знал о нальсхи, не вязалось с тем, что он видел. Хладнокровный Ноксид убивал, мародерствовал, добивал раненых и равнодушно смотрел на Тегру. Кейтелле всегда казалось, что они пацифисты с комплексом всепрощения. Но пацифист Ноксид, в очередной раз унюхав крысиный отряд к северу от их пути, доложил Вольвериану.

– Их больше, – предупредил Ноксид тихо. – Но если подкрасться под луной со стороны ручья…

– Откуда знаешь, что там ручей? – нахмурился командир, разглядывая единственную на весь отряд карту.

– Услышал его.

– Если мы подкрадемся со стороны ручья, – предложил Рейнайоли громко, косясь на Тегру, лежащего неподалеку, – то верно. Передушим их как котят. Без потерь!

Вольвериан кивнул, одобряя риск, и Рейнайоли победно улыбнулся пленнику. Командир же, не дожидаясь одобрения свыше, доложил соображения командованию и получил прямой приказ на уничтожение сельмантийского отряда. Дух Ризы поднялся, все точили ножи и жаждали отмщения за преступления против человечества.

Каким же сюрпризом стал для них побег Тегры! На месте привязанного пленника с утра нашлись только истертые о пластины путы. Эмолий выл белугой, проклинал все на свете.

– Это демон освободил его! – кричал он. – Этот демон навел на нас беду! Теперь крыса предупредит своих!

Кейтелле завел бедного Йеми за спину, лопатками ощущая близкую поножовщину. Караульные готовы были обвинить кого угодно, лишь бы не лишиться голов за разгильдяйство на посту – в конечном счете, это они проворонили Тегру. Солдаты досадовали, но еще не знали, что думать. Впрочем, Рейнайоли готов был придушить Йеми без помощи и поддержки.

– Сам ты демон! – зарычал Химилла, выскакивая вперед. – Никого он не освобождал, я смотрел за ним!

– Беду на нас навели твои крики, – спокойно сообщил командир.

Эмолий замер красный, тяжелое дыхание срывалось, а глаза наливались кровью.

– Как бы там ни было, – продолжил Вольвериан, – приказ есть, и нарушить мы его не можем.

Солдаты застыли угрюмой серой стеной.

– Они будут ждать нас сегодня ночью, – сказал Айномеринхен. – Со стороны ручья.

– Они будут знать, что мы знаем, что мы предупреждены.

– Они будут ждать нас, – сказал Ноксид. – Отовсюду и всегда. Если вдуматься, ситуация не изменилась.

День выдался ясный и солнечный, но ветреный.

Химилла пытался распорядиться Кейтелле, чтобы тот глядел за Йеми, пока сам он будет воевать. Но Кейтелле сказал, что уже получил распоряжение от Вольвериана, и Химилле пришлось подчиниться. Им с Йеми приказывалось держаться подальше от крысиной стоянки.

Риза встретилась с крысами на развалинах маленькой деревушки. Врасплох застать не удалось и прежде, чем взять в оцепление, Риза потеряла двух человек, еще трое оказались тяжело ранены. Перестрелка рокотала на мили вокруг. Йеми вжался в ров, щурился от солнца, но упорно наблюдал за вытянувшимся Химиллой. Очень хотелось схватить его за шубу и втянуть в укрытие, но малыш боялся трогать старшего брата.

– Жди тут, – приказал Химилла и, расправив ремень автомата, выпрыгнул изо рва. Сиганул в чащу – на выстрелы.

Йеми выждал минуту и полез вверх – за Химиролаником.

Крысы отстреливались редко и точно. А еще они сливались с сеном, потому Вольвериан приказал наступать, когда понял, что Риза просто под огнем снайперов. Перестрелка резко превратилась в резню. Примерно тогда к бойне подбежали Химилла и его незаметная тень – Йеми. Но если Химилла тут же залег в дрова и начал по памяти считать крыс, прикидывая стратегию, то Йеми не убили только потому, что увидевший его в полуметре противник, жалобно вскрикнув, вскинул руки и затараторил молитву на родном языке.

В малыша градом посыпались пули, и Йеми нырнул в ближайшее прикрытие – покосившийся сарай. Строение держалось из последних архитектурных сил, привалившись к молодому тополю. Солнце лилось внутрь через пролом в крыше, через него же в помещение свешивались ветки дерева. Солома золотилась и вместо того, чтобы прыгнуть в нее, затаиться, Йеми замер в лучах света. Он проковылял к солнечному столбу, споткнулся о труп локри, скрытый сеном, рядом звякнул брошенный автомат. Дыхание сбивалось, и Йеми снова уставился на солнце, за стенами гремели выстрелы. Кажется, кто-то звал его. Йеми вытащил нож.

Дерево над проломом раскачивалось, по лицу бежали тени и золотые блики. Красные глаза то загорались, то гасли. Зачарованный Химилла не слышал, как сзади, шурша соломой, ползет к нему, сверкая оскалом, раненый Тегра.

Световая морзянка последний раз ударила по сетчатке красного глаза.

Солдаты молчали. Даже не переглядывались. Это было и странно, и страшно, а маленькая фигурка с автоматом в руке стояла в центре композиции, нагоняя немую панику на отряд.

– Перерасход патронов, – заметил кто-то, кто находился ближе к эпицентру, – могут выговор вклепать.

– Заткнись, патроны не наши, – резко прокомментировали с задних рядов.

– Всем стоять, не шевелиться. Стоять, пока я не скажу! – приказал командир. – И не пускайте никого сюда!

Тяжелый автомат выпал из ослабевших рук на сено. К слову, и автомат, и руки, и сено были покрыты багровыми крапинками. На веснушчатом от крови лице начало появляться странное выражение, словно до Йеми постепенно доходило, что он вытворил. Брови покраснели. К дверям склада, встревоженные стрельбой, продолжали подходить новые зрители.

– Шли бы вы отсюда. Тут стреляют.

– У него наверняка осколочные ранения!

– Заткнитесь же!

– Ноксид, ты же у нас тут шаман! Сделай что-нибудь!

– Глупости какие. Я не шаман.

– Ребята, да что вообще происходит, а? Зачем он его так исколошматил?!

– Тут никто ничего не понимает!

– Да вашу ж мать, он сейчас по нам очередь пустит! Заткнитесь, твари!

Йеми медленно приходил в себя, словно выплывая из морока или дурмана. Он стоял беспомощный перед группой взрослых вооруженных людей, почти без сил, сбитый с толку, страшно напуганный, запачканный кровью, но никто даже не думал к нему подходить, опасаясь, что ребенок все еще способен схватить брошенный автомат и изрешетить любого, кто первым подступит к нему.

– Видали? – послышался осторожный голос сзади. – Видали? У нас даже дети крысам способны отпор дать!

– Ага. Кто-нибудь, заберите у него оружие и отнесите труп к остальным! Нам за этот инцидент еще объясняться…

Кейтелле подошел позже остальных и пробрался к Ноксиду. Солдаты, как и Йеми, с трудом приходили в себя – вместо того, чтобы выполнять приказ, они пялились на труп. Кое-кто заметил, что большая часть ранений не пулевые.

– Это мой брат! – гордо заявил Химилла. – Это я ему нож подарил!

– Ноксид, сделай что-нибудь! – попросил Кейтелле.

Тот сделал странное движение пальцами, не отрывая взгляда от Кейтелле. Пальцы вроде бы щелкнули, и этот звук привлек внимание собравшихся. Народ стих, странно зашевелился, и вокруг Ноксида образовалось пустое пространство. Кейтелле тоже захотелось сделать несколько шагов назад, но он сдержался.

– Проходи, – нальсхи уступил Кеталиниро дорогу, и тот быстрыми шагами направился к Йеми, за ними вприпрыжку побежал Химилла.

– Два колдуна на один отряд многовато, – заметил Менхен сухо.

Айномеринхен выглядел хуже половины своих пациентов.

– Когда ты спал в последний раз?

Доктор не ответил, красноречиво отмахнувшись: неважно, мол.

– Ты же упадешь сейчас!

– Вот именно поэтому я сяду, – сказал Айномеринхен и приземлился прямо на смятую траву, от чего предостерегал прочих. Пригласил занять место рядом. Кеталиниро сел, приготовившись слушать.

– А смерть поджидала его в темном сарае, и была она в образе маленького ангела… – проговорил доктор, вынимая из рукава ржаные палочки, – с огромной пушкой наперевес. На, погрызи.

Кеталиниро принял еду, но нервное напряжение давно сбило весь аппетит. Тем более, что после военных столкновений он вообще не мог есть. А тут еще Йеми…

– Припадки у него, – отвечая на немой вопрос, сказал Айномеринхен.

– Какие?

– Эпилептические. Нетипичные. А ты думал – просто нервы шалят?

– Да… Довела война, думал…

– Ну да, в целом. Война довела. Мы не спали почти с этой переправой, все вымотались, а ему всего… Сколько ему говоришь?

– Шесть.

– …шесть. Я думал, четыре.

– Я тоже. Что за припадки?

– Нам рассказывали о таких случаях в институте – эти больные что только не делают, когда отключаются. И силы у них на это берутся откуда-то. Думаю, если бы Йеми не удалось нашарить в темноте оружие, он разодрал бы крысеныша собственными руками. На мельчайшие куски.

Врач откашлялся и понизил тон:

– Осторожнее с ним надо быть. Такие приступы без жертв редко заканчиваются. Ну… главное ты уже знаешь. Будь осторожен, а остальное я тебе завтра расскажу, а то раненые меня не узнают, если я стану зеленее еще хоть на полтона.

Он встал и, извинившись за неприятные новости, удалился к себе в медицинскую палатку, оставив Кеталиниро наедине со своими мрачными мыслями. Все-то с этим Йеми не так, как у людей!

После истории со зверским расстрелом вражеского солдата отряд начал старательно избегать Йеми. И тот прекрасно понимал, что в промежуток времени, который выпал из его памяти, произошло нечто, что напугало даже несуеверных солдат Альянса. Ребенок старался не попадаться на глаза лишний раз и не путаться под ногами без острой необходимости.

– Эпилепсия! Бред! – кричал Эмолий на Айномеринхена. – Когда у людей эпилепсия, они на спину заваливаются и не соображают! Что-то я не заметил, чтобы…

– Тебе откуда знать, деревенщина?! – орал на него в ответ Айномеринхен. – Ты слово-то это пару дней назад всего услышал!

– Он не припадочный! Он одержимый!

– Еще одна версия, – издевательски тихо протянул Кеталиниро – он стоял чуть поодаль, но пристально следил за ходом беседы.

Эмолий уже развернулся, чтобы высказать Кейтелле свое веское мнение, но внезапно замолчал и, побледнев, с каменным лицом покинул приятное общество. Айномеринхен и Кейтелле тоже обернулись, заранее догадываясь, что так лихо заткнуло фонтанирующего яростью Рейнайоли – из-за палатки покрасневшими глазами на них виновато смотрел Йеми.

Кейтелле попытался было сказать что-то ободряющее, но не успел – малыш нырнул обратно в лес.

========== Интерлюдия 8. Акт о смерти ==========

– Что у тебя в руках? Дай посмотреть.

– Ничего особенного.

– Дай сюда, сказал! Что за ерунда?

– Выписка из некролога.

– Не могу прочитать…

– Конечно, не можешь! Тут написано… вот тут: «Черепно-мозговая травма».

– Черепно-мозговая? У кого? Кто это?

– И кстати, мы нашли третий лист письма.

========== Глава 8. ХИМИЛЛА. За два месяца до: ==========

Много раз Кейтелле возвращался к мысли, что война продолжается. И нет никаких заживающих ран, только гремит на горизонте битва, из которой они вышли победителями лишь по чьим-то заверениям.

У двери на второй этаж он остановился, уткнувшись взглядом в темное, почти зеркальное стекло. С каждым днем отражающие поверхности напрягали все больше. На потертой, испещренной трещинами поверхности, давно потерявшей чистоту, застыло тусклое отражение. Примерно таким себя Кейтелле и чувствовал.

Пальцы никак не могли нащупать холодную металлическую ручку. Кейтелле внимательно следил за отражением и ожидал, когда мутный силуэт в свете тусклого фонаря, перестанет принадлежать ему. Прошла минута, прежде чем Кеталиниро понял – не хватает воли оторвать взгляд и шагнуть в темноту коридора.

– Почему вы не приходили на прошлой неделе? – спросил Архарон.

Он сжался на подоконнике, обхватив себя руками. Тирау лежал плашмя, уткнувшись лицом в подушку, так что даже возникали сомнения – жив ли он.

– Ходил на почту, – Кейтелле скинул верхнюю одежду прямо на стул. – Пришло уведомление о персональном письме. А на месте мне сказали, что оно только отправлено. Не представляю, что за логика у них!

Архарон смотрел на него необыкновенно напряженным взглядом – то ли ожидал продолжения, то ли чего-то еще. Сосредоточиться казалось невозможным – поиски “криминальной единицы” забрали последние силы Кеталиниро. Ветеран все чаще оглядывался, когда шел на работу, и предчувствовал дурное. Вчера на углу блока перед его носом возник некто “связной”. Он коротко сообщил дату встречи с Хассаном, после чего тут же испарился в неизвестном направлении.

Близость этой даты невообразимо пугала. Через несколько дней ему придется говорить с самим Хассанидом. Только одно поддерживало Кейтелле – он не бездействовал.

Он не бездействовал.

Но оглядываться приходилось все чаще. Даже Айномеринхен замечал излишнюю нервозность коллеги. Кейтелле поймал на себе настойчивый взгляд Архарона и с удивлением вспомнил, что говорили они, оказывается, о письме.

– Обещали, что уже к двадцатым числам дойдет. Так что я на следующей неделе снова туда пойду, – Кейтелле на правах постоянного гостя сам полез за стаканами.

– От кого?

– Что?

– Письмо.

Кейтелле застыл с посудой в руке.

– Оно идет откуда-то из Сутори. Фамилия отправителя мне незнакома.

Кто бы знал, как ему безразлично это письмо! Еще полгода назад один только намек на заграничную весточку привел бы его в полную боевую готовность. Что и кому могло потребоваться от добропорядочного гражданина Вельдри? Теперь он не мог сосредоточиться на жалком куске бумаги из далекой страны. Страны, которой бы лучше не было в его жизни.

“Быть может, – подумал он, – на фоне этого письма все мои приключения – детские игры”.

Взгляд его остановился на ярком пятне. Цветы в этот раз меньше напоминали веник. Они стояли в надтреснутом стакане и смотрели на Кейтелле ядовито-рыжими глазами. Казалось, чем ближе к зиме, тем свежее букеты. Илия – поздний цветок, вспомнил Кеталиниро, но не растет в наших краях. К сожалению, кроме цветов он вспомнил и двух малышей в тяжелых шубах и с винтовками через плечо.

“Не иначе как из салона”.

Кейтелле решил, что если наведаться в этот салон, то можно вычислить дарителя.

– Ниорионин обижается, что вы не заходите, – сказал Архарон. Ему все время приходилось выуживать собеседника из глубин мыслей. На этот раз он перестарался. Кейтелле воззрился на него излишне напряженно.

– Ниорионин, прости, что? – протянул гость.

– Чему вы удивляетесь? Он неплохой человек, просто немного резковат.

– Я бы сказал иначе.

– Психован?

От точного попадания в термин Кейтелле расхохотался.

– Что с вами?

– Ну надо же! Я умудрился задолжать всем психам в округе! Подумать только!

Тирау, громко фыркнув, поднялся и вышел из комнаты с брезгливым выражением на лице.

– Кому-то еще? – спросил Архарон.

– Рамфоринху, – на глазах от хохота выступили слезы. – Не важно, еще один шизофреник лечится у нас по части сердца.

– А разве им не мозг надо лечить? – резонно уточнил Архарон.

– Шизофреникам? – Кеталиниро успокоился. – Сердце-то у них тоже имеется. Садись, я все приготовил.

Архарон стек с подоконника, но так и не разогнулся, прижимая руку к животу. Он тяжело зацепился за стол, Кейтелле успел заметить на халате крохотное пятно крови, словно след от осколка.

– Архарон, что это?

Тот брезгливо отмахнулся, когти вцепились в стакан.

– Нормально все. В Локри и не такое видали.

Кейтелле изумленно моргнул. До него медленно доходило, за что Архарона определили в Аутерс.

В кабинете что-то изменилось. Кейтелле бегло осмотрел голые стены, голые столы и чрезвычайно одетого Ниорионина. По его виду сложно было сказать, что он скучал, зато можно было поклясться, что сильно замерз, о чем свидетельствовало аж три крутки поверх рабочего халата с ватной подкладкой. Из-под мехового козырька шмыгал покрасневший нос.

Стоило посочувствовать, но Кейтелле только поморщился – сил на душевные движения не находилось.

Ниорионин вместо громких приветствий по-деловому кивнул и опустил голову – в руках поблескивал все тот же черный пластиковый кубик.

– Мне сказали, вы обижены, – начал Кейтелле издали.

– Кто сказал?

– Архарон.

Врач глухо рассмеялся.

– Соврал. А может, нет, я уже не помню, – неаккуратным жестом он пригласил присесть. – Так или иначе, сейчас я обижен на него. Архарон – трепло редкостное.

Из бокового кармана верхней куртки торчал угол бирюзовой бумаги. В такую заворачивают цветы в салоне.

– Он говорил вам о партеногенезе, – то ли вопрос, то ли утверждение.

Да, говорил. Кейтелле хотел спросить об этом еще в прошлую встречу, но тогда было не до того. Что он и сообщил врачу. Врач с досады произнес нечто нечленораздельное, но эмоциональное.

– Приплыли. Все знают, что я делаю, кроме меня, да? Начальник проболтался Тирау, Тирау поделился с Архароном, а Архарон растрепал всем, кроме меня.

– Не доверяет? – улыбнулся Кейтелле. Улыбка эта не укрылась от Ниорионина.

– Не задаетесь вопросом, почему в Аутерсе проводят подобные эксперименты? – тон врача очень не понравился Кейтелле. Было в нем что-то…

– Очевидно, больше заняться нечем.

– Какое смелое заявление. Вы опять покорили мое сердце. Но если дадите себе труд поразмыслить – партеногенез мог бы нас спасти… на время, – он многозначительно замолчал.

– От чего нас может спасти самооплодотворение? – Кеталиниро с трудом подавил косую ухмылку.

– От вымирания. Вы думаете, у вас у одного такой… двусторонний диагноз?

Волосы на затылке встали дыбом, а кровь в жилах заледенела. Кейтелле почувствовал, как выражение его лица стремительно меняется. Проклятый врач язвительно лыбился: явно попал куда метил – в самую болезненную точку. Он встал, в глубинах его одежды что-то зашуршало, Ниорионин подбросил коробку и поймал ее. Длинные когти затолкали предмет в нагрудный карман на плаще Кейтелле. Врач доброжелательно улыбнулся и вышел.

В этот раз Кейтелле понадобилось больше пяти минут реабилитации.

– Сам виноват, – прорычал Кейтелле тихо, прижимаясь к двери родной комнаты. Он чувствовал, как уши полыхают от стыда и обиды.

Наверное, он никогда не был так прав, как сегодня – действительно, кто его тянул за язык откровенничать с узниками закрытого заведения?

По дороге домой он думал о многом. В том числе успел оправдать архаронову болтливость сенсорным голодом. Конечно, он будет болтать со всеми и обо всем, что слышал – в таком замкнутом пространстве не остается ни единицы информации, к которой не было бы обращено максимум внимания. Так что глупо сомневаться – Аутерс давно в курсе всех его интимных проблем и достижений.

Стоит ли винить кого-то, кроме того самого экстремала, который рассказал не самому близкому другу не самую простую тайну.

– Сам виноват! – заорал Кейтелле, швырнув подношение Ниорионина – черный кубик. Изделие треснулось о стол и отлетело к зеркалу. Очнувшись, Кеталиниро зажал рот рукой.

Только бы Лиенделль не прибежал на вопли! С него станется…

Вспоминая секунду откровенности, Кейтелле подошел к зеркалу и наклонился за предметом. Он совершенно не мог объяснить, чем руководствовался и чего хотел добиться, когда рассказывал Архарону столь личные вещи. Мир казался ему картонным, а все действия он видел словно бы со стороны. Кеталиниро поднял кубик и уткнулся глазами в чьи-то незнакомые глаза в пяти сантиметрах от лица.

В ужасе он отшатнулся назад, упал на пол – на него пялилось собственное бледное отражение. Волна холодного страха медленно покидала тело, поднимался ветеран с трудом – дрожали колени.

Кейтелле сел за стол, резким движением сбросил бумаги на пол, оглядел коробку со всех сторон. На одной грани шаталась надтреснутая кнопка, на другой была дырка. Очевидно, если нажать на кнопку, подумал он, из дырки что-нибудь выскочит. И нажал.

Боль пронзила руку, и Кейтелле автоматически откинул от себя подлый предмет. Из коробки, с самой неожиданной стороны, торчала игла. На пальце выступила алая капля на месте укуса.

– Вот дрянь! – он закусил пальцы, чтобы не разораться от ярости. Когда гнев схлынул, Кеталиниро тряхнул рукой и, подхватив с пола куб, с ненавистью стукнул когтем по кнопке. Игла, вместо того, чтобы нырнуть обратно, осталась на месте, но внутри что-то тихо зажужжало. Кейтелле осторожно поднес коробку к уху и нахмурился.

========== Глава 8. ХИМИЛЛА. Зима 2237-го: ==========

– …обещал, говоришь, взять тебя с собой?

– Да! Меня и Химиллу! Как только война кончится, он сказал, возьмет нас к себе!

– А ты поверил, маленький дурак! Чего смотришь? Это он просто так сказал тебе, чтобы ты не бесился.

– Неправда!

– Ну подумай! Кто согласится тебя взять? Ты же в любую секунду можешь с катушек полететь, всадить нож в спину, навредить. Конечно, он боится за себя, потому и врет! Ну и за Химиллу, если он действительно вздумал его усыновить.

– Неправда…

– Сам-то пораскинь мозгами. Вот победим мы, и что дальше? Тут такая неразбериха начнется, ты и заметить не успеешь, как он схватит твоего этого братишку и оставит тебя тут с нами. А вот нас ты и порешишь со злости!

Снег укрывал свежие трупы, Риза уверенно двигалась вдоль границы Сутори.

Радостный шепот не затихал в отряде даже ночью – Сельманта, поджав хвост, отползает домой! А значит – скоро конец войне! Скоро дом, семья, близкие и друзья. Скоро все снова будет хорошо. Теперь их кидало в бой не отчаяние, а лихая радость и чувство скорой неминуемой победы. Ликование выбивало дух из врага и превращало мирные дни в непрекращающийся праздник. Солдаты сами начали слагать песни в ожидании минуты, когда объявят победу. Даже Химилла выглядел немного торжественным. Никто не знал, что больше всех этого дня ждет именно он.