Текст книги "Дети победителей (СИ)"

Автор книги: Kinuli

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Интересно, что еще рассказывал Айномеринхен? Внутри неприятно похолодело.

“Химилла…”

– Так за что он считает вас сумасшедшим? – насел Архарон, за дверью раздался надрывный кашель – визитная карточка приближающегося соседа. Взгляд Архарона метнулся к двери как раз в ту секунду, когда она распахнулась и показался вечно мрачный Тирау.

– Тебя зовет Найэнни, – он прятал ладони в складках своей безразмерной рубашки, покачиваясь на носках. Но даже под одеждой было видно, как болезненно сокращаются ребра, сдерживая спазмы.

– Нам пора расходиться, – сказал Архарон Кейтелле и поднялся, стул скрипнул по паркету.

Тирау не выдержал, и, прикрывая рот, отвернулся к обшарпанной двери. Кейтелле не знал, за кем из них наблюдать – за бледным Архароном или зеленеющим Тирау. “Вероятно, – быстро сообразил он, – случая поговорить с экспериментатором не больше не представится”. Внутренний голос просил не вмешиваться в чужие проблемы. Но он еще раз окинул взглядом вмиг оробевшего Архарона и, ловко перекинув пальто через локоть, возвестил о своем твердом намерении прогуляться до врача.

– А вас пустят? – заикаясь, спросил Архарон.

– Поглядим, – твердо заявил Кейтелле, внутренне содрогаясь от собственной уверенности.

Грязные стены на миг показались картонными.

========== Глава 5. ЙЕМИ. Осень 2236-го: ==========

Меж стволами клубился туман. С каждым днем он густел и держался дольше, опутывая уходящие в темное небо колонны. Когда-то Кейтелле сказал бы, что это сосны, но теперь они потеряли живую древесность. Лес словно бы вымер с приходом войны. Замер, впал в спячку раньше времени. Ни крика птиц, ни шороха в листве – даже солдаты, страшась Сельманты, предпочитали быть бесшумнее камня.

С каждым утром лес угрюмее, бесцветнее, а роса пронырливее, все упорнее рвется сквозь одежду к телу. Осенний лес на границе – ощетинившийся мертвый еж с ядом меж иголок. Он развалился поперек границы и то ли скрывает Сельманту, то ли медленно душит ее. А заодно и тех, кто вздумал преследовать врага до последнего. Мир обесцвечивается с каждым днем, а дождь больше не выбивает из земли хвойные запахи. Только какую-то гниль. Но при ближайшем рассмотрении в кудрявом мху еще можно уловить голубые оттенки, поймать приятные можжевеловые ароматы… особенно когда лежишь, уткнувшись носом в дерн. Но тут совсем не до цветов и не до запахов. Над головой топчет лес Сельманта своими черными сапогами с белыми нашивками. И запах от них дурной – гемоглобиновый.

– Хараби, – быстро прошептал Кеталиниро, – это неупокоенные духи убитых. Они следят из зеркал за теми, кого винят в своей…

Химилла лежал рядом, готовый рвануть с места в любую секунду. Водянистый взгляд бродил по кустам, уши напряженно следили – не подаст ли голос крыса. Где-то недалеко сдерживал порывистое дыхание Рейнайоли. Он разве что не стонал, казалось, обездвиженная поза причиняет ему боль. Кто-то рядом тихо рычал на него и просил успокоиться. Но Эмолий не мог успокоиться, физически не мог – с тех пор как Ноксид пришел из разведки с новостями.

– Хараби приходят ночью, чтобы забрать разум, – продолжал Кеталиниро. Ритм сердца сбивался, но он продолжал рассказывать, словно заклинание, свою короткую невеселую сказку. Химилла, скорее всего, не слушал его, но это неважно.

– Кого успокаиваешь? – подал голос Айномеринхен. Они затаились плечом к плечу – дальняя колонна: врачи, дети и те, на кого нельзя положиться на передовой. В ста метрах от них товарищи дышали в затылки крысам. А крысы переругивались, ощущая ненавистное дыхание на воротниках – их слишком мало осталось, чтобы вести себя развязно на чужой территории, как они привыкли.

– Мы взяли их в кольцо? – пробормотал Химилла. Ему никто не ответил – “взяли в кольцо” слишком часто звучало последние полчаса. – Никто ведь из него не вырвется?

Краем глаза Кейтелле заметил, как товарищи зажимают рот Эмолию. Того свела судорога, и он отчаянно зажмурился, руки тянули к себе автомат, но тот упорно вырывали – боялись, что в приступе чувств Рейнайоли начнет палить.

– Откуда Ноксид знал? – спросил Химилла, глядя на возню в соседних кустах.

– Я тебя сейчас прирежу! – сказал кто-то Эмолию, и тот притих, округлив слезящиеся ненавистью глаза.

– Откуда он знал, а? – настаивал Химилла. – Куда идти и кто там будет…

В глуши раздались автоматная очередь и крики. Кейтелле вжался в корни, Химилла сгруппировался.

– Выдвигаемся! – Айномеринхен махнул рукой, и отряд стеной пошел на сельмантскую стоянку.

Ловушка схлопнулась, сдавливая острыми краями мягкие тела растерянных зверей. Все произошло слишком быстро, и Кеталиниро успел лишь услышать предсмертные крики и увидеть пару вырвавшихся из оцепления локри, они бежали навстречу, не разбирая дороги, перемахивая через кусты – уже безоружные.

– Трусы! – Химилла прицелился. – Я всегда знал, что они трусы!

Одна из крыс бежала прямо на него, но Химироланик так и не успел выпустить ни единой пули – в полете врага сбила знакомая тень. Они не сразу поняли, что это Эмолий, лицо его исказилось злобой до неузнаваемости. Вместо того чтобы быстро порешить крысу и идти в наступление, он пустил в ход когти, наслаждаясь предсмертным ужасом в глазах оккупанта.

– Мы этого не видели! – Химилла подтолкнул Кейтелле, заставил отмереть. – Мы ничего не видели.

А потом они нашли то, что Ноксид в докладе назвал “временным лагерем”.

Действительно, кто-то оборудовал землянку под мини-лагерь – остатки сельмантского отряда, давно не видевшего подкреплений, нашли здесь темницу для жителей многострадальной общины Куардтер. Очевидно, раньше ее занимал лесной колдун, и Химилла справедливо предположил, что его тело гниет где-то неподалеку, если не скормлено пленным. Химироланик отказался спускаться в сооружение, громко заявив, что там, скорее всего, лежит то самое чудище безглазое из сказки Кейтелле.

Крыша землянки угрожающе нависала над черной дырой, свалявшийся настил, годами копившийся сверху, готов был сорваться подгнивающим потоком прямо внутрь. Кейтелле тоже не решился зайти в ненадежную нору. А вот Рейнайоли ворвался туда первым. Долго кричал в темном помещении, кого-то о чем-то спрашивал – его было слышно и снаружи. Сорвал голос, а что толку – ему ответили скорбным молчанием.

Половину узников землянки выносили на руках – совсем еще детей и глубоких стариков: всех, кто не мог уйти на фронт. Из темного провала на свет вытащили вконец замордованных крестьян, всего человек десять. Они еле держались на ногах. Наконец вышел и Эмолий: голова опущена, походка шаткая, словно его лишили последних сил.

Тела белых крыс сбрасывали в одну кучу. Они громоздились серо-красным месивом, кто-то из освобожденных порывался сплясать на них… а может, еще что-то сделать, продемонстрировать ему не дали, схватили под руки и привязали к дереву.

Врач осматривал изможденных, но каким-то чудом живых пленных, некоторые из них плакали от облегчения, большинство трясло от холода.

– Айномеринхен! Осмотри пленника, когда закончишь, – приказал командир отряда, Вольвериан.

– Гляди-ка! – Химилла материализовался за спиной Кейтелле и ткнул пальцем куда-то за трупную гору – на земле под вниманием конвоя шевелилось бело-серое тело. – И правда одного живьем взяли! Интересно, надолго ли?

В голосе прозвучало плохо скрываемое злорадство.

– Я-то осмотрю, – Айномеринхен вяло отдал честь. – Но как бы не пришлось осматривать мертвеца.

– У нашего почетного гостя аж два охранника, – ответил Вольвериан.

Краем уха Кейтелле ловил солдатские разговоры:

– Тут столько раненых! Помогать крысе просто нечестно!

– Уже всех вывели?

– Темно, не разберешь.

– Да, всех.

– Похоже, история с Куардтером нескоро кончится!

– Эй, Ноксид, как вы их нашли?

Ноксид очень серьезно оглядывал освобожденных и не отвечал. Только спросил один раз – точно ли всех вытащили.

Кейтелле несколько раз приходил смотреть на пленного. К сожалению, и этот крысеныш мало напоминал разбойника и наследника жестокой технократической расы. Просто напуганный молодой человек, постепенно теряющий остатки самообладания. Под дулами двух автоматов он скидывал в овраг тела недавних боевых товарищей. Крыса, и без того бледная, норовила вот-вот потерять сознание. Поглядеть на это сбежалась целая толпа.

– Пристрелите его, пока тут все с ума не посходили, – советовал крайне пожилой представитель освобожденных.

Рядом стоял командир. Он выдержал паузу, прежде чем коротко ответить:

– Нам нужен переводчик.

Родной переводчик Ризы умер в стычке на границе за пару дней до их встречи с компанией Химиллы. Тогда их отчего-то не спросили, знают ли они язык врага, ведь если бы спросили, то Кеталиниро давно бы был переводчиком, а не просто бывшим учителем на попечении десятилетнего сорвиголовы. Когда-то давно, еще в прошлой жизни он тоже мог изъясняться на локри. Он чуть не признался в этом, не сходя с места, но вовремя прикусил язык.

Пленный уткнулся лбом в землю и старался занимать как можно меньше места в этом мире. Кейтелле удалился как можно тише – лучше сделать вид, что он не слышал разговора.

Солдаты думали, Рейнайоли не выдержит и разрядит обойму в голову единственного пленного. Делали ставки и сочиняли анекдоты. Но тот лежал ничком, и никто его не трогал. Командир предложил привести Эмолия в себя с помощью “старого доброго ведра ледяной воды”.

– Я его потом не откачаю! – запротестовал Айномеринхен. – Пускай с ним Ноксид поговорит – он чудотворец!

Химилла тут же вскочил и заверил, что сейчас же найдет “синенького”. Но нальсхи пропал. Он испарился так неожиданно, что его никто не хватился в толпе организаторов стоянки.

Хитрый Ноксид появился спустя некоторое время, он неторопливо вышел из темного земляночного подвала. Не один. Солдаты с удивлением увидели на его руках четырехлетнего малыша с красными от слез глазами. По рядам освободителей пробежался удивленный шепот – во-первых, откуда он там взялся, если всех вывели? Во-вторых, даже через слой грязи и земли можно было угадать прямые белые волосы.

– Кейтелле! – завопил Химилла. – Это же чудище безглазое!

Толпа охнула – легенду знали все, некоторые потянулись поближе, чтобы убедиться. Но чудище на руках у Ноксида было очень даже глазастое. И необыкновенно пугливое. Когда ребенок зарыдал от ужаса при виде солдат, нальсхи вежливо попросил любопытствующих сделать шаг назад.

Кругом загалдели:

– Крысеныш!

– Да ну какой к черту крысеныш?! Что бы он забыл среди пленных?!

– Глянь-ка, – Химилла дернул Кейтелле за рукав. – Как на Ноксида смахивает!

Кейтелле даже прищурился. Малыш, сложив в рот темные когти, глотал слезы и прятал лицо на груди Ноксида. Выглядел он в точности как нальсхи, если бы тот внезапно поседел и помолодел.

– Диковинная зверушка! – послышался возглас в толпе.

– Бьюсь об заклад, Сельманта сказала так же, прежде чем взять с собой! – грубо оборвали первого оратора.

Ноксид слегка покачивался, прижимая ребенка к груди, атмосфера в воздухе накалялась. Кейтелле не сразу понял, что со стороны освобожденных не доносится ни звука. Они напряженно пялились на странную пару перед входом в землянку, и было в их позах что-то угрожающее.

– Ты же клялся, что останешься там!!! – наконец взвился один из молодых, но импульсивных беженцев.

Это взорвало их, они завопили, закричали, кажется, в Ноксида полетели камни или комья земли.

– Что происходит?! – Химилла, кажется, готов был ринуться в бой, но не видел, с кем воюют эти без того несчастные люди.

Айномеринхен изумленно наблюдал, как беспомощные истощенные пленники свирепели и вставали с земли, готовые кинуться на того, кто делил с ними землянку. Резкая перемена пугала даже его, и Менхен отступал назад, глядя, как крестьяне сползаются к нальсхи с ребенком на руках.

Солдаты неуверенно перехватывали автоматы. Вольвериан поднял руку, но опустить ее не успел. Оказавшийся в кольце Ноксид коротко надрывно закричал – охнув, крестьяне дернулись от него.

К заходу солнца командир созвал совет.

Пленный валялся без чувств далеко за границей костра. Вновь связанный, дрожащий в беспамятстве от холода и усталости.

“Если кто узнает о моих языковых способностях… – с тоской подумал Кейтелле. – Просто скажу, что не знал, зачем им сдалась живая крыса!”

Он перевел взгляд на Рейнайоли, занявшего свое место среди солдат – спасенные и спасители сели вокруг гигантского костра. Эмолий почти не шевелился, голова его была безвольно опущена, так что огненные блики плясали в волосах. Рядом с ним крутился от нетерпения Химилла.

Вольвериан и старейшина Куардтера сели рядом, Ноксид стоял за кругом, иногда прогуливаясь туда и сюда. Очевидно, ему нужно было слышать всех. Кейтелле, подобно пленнику, расположился в стороне – потому Химилла и покинул его. Ребенку очень хотелось узнать, о чем будут говорить на совете, но за пять минут до созыва Ноксид попросил Кеталиниро приглядеть за маленьким Йеми. На странного заплаканного ребенка жители разрушенной общины реагировали слишком бурно. Кеталиниро без лишних вопросов усадил малыша на колени – очень уж хотелось разглядеть изгоя.

Тот был бледен. Не так бледен, как Ноксид, но это все равно бросалось в глаза. Внешность и сложение тела соответствовали его возрасту и голодному времени, но вот волосы… Прямые, как у нальсхи, и светлые, как у имперца или какого другого жителя континента. Насколько он знал из курса школьной биологии – таких сочетаний не бывает.

– Бывает, – опроверг мнение Ноксид, и добавил с едва слышимой тоской в голосе, – …и это имеет значение.

В его словах отчетливо слышалось что-то настолько личное, неопределенное, что Кейтелле даже не обратил внимания на новую способность Ноксида слышать несказанное.

– Он под нашей защитой, – сказал нальсхи, улыбаясь, – теперь.

И удалился к костру, оставив за собой очередной шлейф загадок.

– Группа Ноксида уведет жителей к лагерям альянса, – сказал Вольвериан. – Там вас примут, дадут теплую одежду и определят, куда вести дальше.

– Пойдут все? – спросил старейшина.

– А что, у кого-то есть желание остаться?

В круге костра поднялись две робкие руки.

– Превосходно, – по голосу Вольвериана сложно было определить, действительно ли он считает это превосходным.

– Нам бы не хотелось кое-кого с собой брать, – холодно уточнили спасенные с другого конца круга.

Йеми вздрогнул.

– Из-за него наши дома сожгли! – гул в рядах нарастал.

– Первый раз вижу, – голос командира стал предупреждающе-раскатистым, – чтобы в грехах Сельманты обвиняли ребенка, да еще и своего!

– Да какой же он свой?! – загалдели люди. – Это он призвал зло в наши земли!

– Демон! Демон!

Йеми закрыл лицо руками.

– Его надо было порешить вместе с крысами! – истерично вопили люди.

– Деревни жгут по всей стране, – рявкнул Вольвериан, и все стихли. – Так что же, может, он и в начале войны виноват?

– А может, и виноват, – в тишине произнес старейшина. – Демоны нечасто селятся среди людей. И уж если гуляют…

Десять человек – вот все, что осталось от общины Рейнайоли. И они не желали ни секунды более оставаться рядом с шестилетним малышом, поднимавшим в них такую толпу ненависти. Вольвериан объявил перерыв, и они вместе с Ноксидом подошли к Кейтелле.

– Суеверные дикари! – выплюнул командир. Он внимательно посмотрел на отвернувшегося Йеми. – Приводил бы ты еще крыс в такое паническое исступление – цены бы тебе не было.

– Его нельзя отпускать с ними, – шепнул Ноксид.

Командир провел когтями по шее – убьют, мол?

– Как только я отвернусь, – кивнул Ноксид. – Отпускать нельзя.

– А оставлять?

Кейтелле испугался, что путаные объяснения все же расшифруются маленьким ребенком как надо, он очень осторожно сделал шаг назад, потом еще один.

– Тут холод, обстрел и постоянная угроза голода, – напомнил Вольвериан и добавил шепотом: – Кто смотреть-то будет?

Кеталиниро зажмурился. Йеми уже давно успокоился, даже затих у него на руках, но привычно вздрагивал всякий раз, как слышал свое имя или думал, что слышал. В Ризе он долго не протянет. С суеверными крестьянами – тем более. Кейтелле прекрасно понимал, что им обязательно нужно отыграться, а жертва выбрана. Йеми словно слышал его мысли. Стоило Кейтелле представить, как озлобленные дети набрасываются на объявленного демона, как этот самый демон затрясся.

– Химилла неплохо справляется…

– Химилла уже не ребенок. Он давным-давно военная единица.

– Я могу, – вдруг сказал Кейтелле и остановил свое позорное отступление. – У меня образование…

– Можешь что? – строго спросил Вольвериан. Ноксид за его плечом лучезарно улыбался и кивал.

– Я пригляжу за ним, – сказал Кейтелле севшим голосом. Сердце глухо билось о ребра – он понимал, что таким образом берет неизбежную смерть ребенка на себя.

– Передвижной лагерь дошкольного образования, – командир отвернулся, поморщившись. Он посмотрел на притихших крестьян у костра. Крестьяне все это время пялились на них – даже бледный пленник их не интересовал. Вольвериан вздохнул.

– Пусть будет так. Родителей, я так понимаю, у него не осталось?

Собравшиеся замялись, не зная, что ответить.

– Ну значит, нам никто ничего не предъявит, если что случится, – сказал он и двинулся к костру – сообщать отличную новость.

========== Интерлюдия 6. Лист первый ==========

Страницы, с которых сняли запись, давно обратились в прах. Не пережили испытание временем. Но содержание письма, переведенного и адаптированного, мелькает на тусклом экране списанного с эксплуатации монитора. Иногда чудится, будто эти строки мог писать человек.

«…и пусть вы меня не знаете, достаточно и того, что я знаю вас. Он не успел с вами связаться, хотя очень того хотел… (затерто) …часто говорил, как велики его долг и вина перед вами. К сожалению, болезнь, о которой я расскажу ниже, не позволила ему осуществить задуманное.

Не знаю, что случилось в те страшные годы между вами, но он чувствовал… (затерто) …и сильные переживания, и муки совести. Нет, определенно, я не хочу знать, что произошло тогда… (затерто) …упоминал о каких-то катакомбах в…»

Голова болит, но глаза продолжают вглядываться в слова, ищут зацепки и свободные концы нити, которые, вероятно, приведут нас к цели.

========== Глава 6. НАЙЭННИ. За пять месяцев до: ==========

(Ниорионин – Найэнни

Прим. автора)

Вахтеры Аутерса, все как один вялые и заспанные, маялись на постах дурью. Не стал исключением и молодой человек, прикрывающий вход в подвал. Он вопросительно приподнял брови, когда Архарон явился с сопроводителем, но это, пожалуй, единственное, что изменилось на флегматичном лице.

– Проходите, вас ждут, – вахтер отпустил кнопку связи и махнул за спину – в сторону лестницы. Где-то в районе первой ступени заканчивались следы всякой цивилизации. Лестница вела в местный ад, пропитанный сыростью. Кейтелле вспомнил о коробках, и решительности в нем поубавилось.

– Прямо-таки ждут? – растерянно произнес Кейтелле. Он никак не ожидал, что его пропустят так запросто. Более того – в глубине души он надеялся, что никуда его не пустят и вообще попросят удалиться из здания.

Архарон пожал плечами и прошел вперед. Их беседа сегодня и без того не складывалась, а теперь он и вовсе замкнулся. И страшно было думать, по какой именно причине резко переменилось настроение Архарона. Подвал или назойливость Кейтелле? Или все вместе?

– Побудешь гидом? – спросил Кеталиниро, догоняя заключенного.

– Звучит издевательски.

– Я хочу сказать, что твоя свобода перемещения удивительна.

– Просто я не буйный. Администрации не хватает рук, чтобы доводить до врачей каждого заключенного.

– Абсурд.

– Правда? Мне сравнить не с чем. Все, что я знаю, написано в книгах нашей библиотеки. А она не сказать чтобы обширна.

– Не знаешь, почему меня так запросто пропустили?

Архарон остановился.

– Догадываюсь.

Это «догадываюсь» прозвучало как обвинение, но Кейтелле не мог понять, почему ему так кажется. С каждой ступенькой сердце сжималось все больше – покоя не давали багровые коробки. Он боялся того, что мог увидеть в подвале, особенно если это будет касаться Архарона.

– Найэнни странный человек. Возможно, просто услышал, что у меня появился ПП.

– ПП? Что это значит?

– Постоянный посетитель.

Они спустились в сырой коридор. Здесь ремонтом и не пахло. Зато пахло плесенью и сыростью, а затхлость проникала под самую кожу. Ему тут же вспомнились другие коридоры – с инеем на стенах, наполненные стонами. Болью пронзило кисть, которой не было.

– Я его подопытная крыса, смотрите сами, – без энтузиазма продолжал Архарон. – Если бы к вашей подопытной крысе начал ходить непонятный субъект, что бы вы подумали?

– Что я под него копаю?

Кейтелле сощурился на редкие запыленные лампы, облепленные мухами. Дощатый пол, словно размокшая мозаика, кое-где разваливался на щепки, а о стенах, видимо, никто никогда не заботился – серые дырчатые бетонные плиты давили и наваливались на посетителей. Единственное, что их разнообразило – настоящие металлические двери и подозрительные темные потеки откуда-то из-под потолка. Вода стекалась в подвал, словно в канализацию, от нее страдал пол. Безобразную паутину, должно быть, плели еще динозавры. Еще от нее страдали чьи-то легкие. Кеталиниро вдруг понял, что задержал дыхание.

– Я не знаю, что за интерес у вас к моему врачу, – вздохнул Архарон. – Но своих секретов он не выдаст. А по поводу ваших секретов… Советую следить за языком. Если он узнает, зачем вы сюда приходите…

– Прохладно в вашем погребе, – Кейтелле оборвал его. – Мне кажется, тут холоднее, чем на улице. И без ветра.

Архарон остановился у очередной двери и толкнул ее. Пружины заскрипели, и в мрачный подвал хлынул свет. Перед Кейтелле открылось светлейшее подвальное помещение из возможных. Непривычно пустое – хоть танцуй. Стены покрыты блекло-голубым кафелем, который начал крошиться еще до войны, из мебели лишь пара низких шкафов и три обглоданных временем железных стола – столешницы измяты, прожжены ржавчиной и запачканы чем-то бурым. В нос ударил резкий химический запах, словно кто-то рядом мешал коктейль из всех возможных реагентов. Кейтелле поморщился против воли.

Архарон прикрыл за собой и Кеталиниро дверь и откашлялся, привлекая внимание врача.

– Из Министерства? – улыбнулся тот с дальнего стула, не поднимая глаз. На единственном столе с признаками бурной деятельности стопкой аккуратных папок громоздились пожелтевшие листы. Врач что-то строчил в них. – Только не спрашивайте, кто у нас сдох.

Он, не отрываясь от быстрого заполнения бланка, ловким движением указал на металлический шкаф в углу. Уродливое зеленое чудовище с резкими измятыми углами, больше похожее на сейф. Из-за широкой спины робко выглядывали ребра отопительной батареи.

– Я им говорил ставить шкаф с химикалиями подальше от тепла, но они, видно, издеваются.

Кейтелле нервно окинул взглядом помещение: кроме подозрительных бумаг, ничто здесь не выдавало пыточную или какую другую обитель зла. Самый обычный кабинет химии, только без парт и доски. И окон. Кейтелле поежился, он снова представил себе, как сильные руки санитаров в бурой спецформе сдвигают металлические столы к центру и укладывают на получившийся хирургический стол брыкающегося заключенного. Первые капли крови падают на изгаженную поверхность и тут же подсыхают, не дожидаясь, пока их сотрут задубевшей за долгое время тряпкой…

От фантазий отвлек металлический скрежет – врач открыл ящик в столе. Папки быстро исчезли в его темных недрах. Теперь стол ничем не отличался от прочих. Архарон странно вздохнул и сделал два поспешных шага назад, в секунду оказавшись за спиной Кеталиниро.

Врач, наконец, соизволил подняться. Он сделал шаг навстречу, и Кейтелле успел заметить, что тот намного моложе, чем следовало. Если не вглядываться, ему можно дать и семнадцать – почти детские округлые черты лица, большие глаза, отчего-то красные. Кеталиниро решил, что это из-за нездоровой химической атмосферы в воздухе. Невысокий рост и короткая стрижка тоже поддерживали иллюзию молодости, но годы выдавала желтоватая кожа, которая, не спросив хозяина, уже старилась. Обветренная, с намечающейся сеткой сосудов. Кое-где пробивались морщины.

Врач замер на полушаге, словно вкопанный. Он нахмурился на жавшегося у двери Архарона и окинул взглядом гостя.

– Что-то я раньше вас не видел, – хрипло сообщил свое неудовольствие врач. И неуверенно протянул руку. – Ниорионин.

Сбитый с толку внутренними вычислениями, Кейтелле так растерялся, что протянул руку, которой не было. Ниорионин поднял брови, разглядывая повисший рукав.

– Обойдемся без формальностей, – словно через силу проговорил он и развязно поклонился, напяливая ухмылку. Какая-то она была нехорошая. Вымученная. – Догадываюсь, зачем вы пришли. Архарон, сядь, будь добр.

Тот, повинуясь приказу, тут же устроился на металлическом стуле около ближайшего стола. Врач закрутился рядом – его движения плавностью напоминали танцевальные. Словно в этой голове постоянно играла мелодия. Он, не сводя глаз с Кейтелле, вытащил из очередного ящика картонную коробку с врезанными сбоку тумблерами. Врач выудил из ее недр провода с присосками и поставил одну Архарону на лоб. Последнее удивило даже самого Архарона – он так и замер с широко распахнутыми глазами.

– Молчи, – приказал Ниорионин, тонкие когти прошлись по тумблерам. – Твое сердце меня больше не интересует, буду слушать мозги.

– Мозг можно услышать? – осторожно поинтересовался Кейтелле.

– Сомневаюсь, – врач приложил к уху барабан на трубке. – Сложно услышать орган, которого нет.

Архарон вмиг сощурился.

– Нахрена ты его притащил? – Ниорионин резко дернул за провод, и присоска, щелкнув, оторвалась от идеального лба, оставив там красную круглую метку.

– Вы сами пригласили…

– Я приглашал тебя, а его я просто впустил! Глупо делать вид, что дома никого нет, когда враг стучит в ворота!

Кейтелле обхватил себя рукой, челюсти непроизвольно сжались, чтобы не выпустить наружу лишних слов.

– Не мог придержать язык и выпроводить?!

– Тирау просто вошел и сказал, что ты зовешь!

“Ты”, – отметил Кейтелле сквозь волну негодования. Положение складывалось унизительное, но в пылу “дружеского” спора уже можно было ловить намеки на неведомые обстоятельства.

– Воспитывай своего соседа, Архарон! Ты в курсе, что он уже всех достал?!

– Я его с пяти лет воспитываю! Он же меня сильнее всех и достал! Была бы моя воля…

– Вот не надо про волю! Когда ты так говоришь, у меня начинается когнитивный диссонанс!

Врач резко развернулся и впился глазами в Кейтелле так, что тот отшатнулся. Столь наглого взгляда Кеталиниро не встречал даже пятнадцать лет назад, когда делил жизненное пространство с людьми из совершенно дремучих деревень на краю света.

– Ох, да прекратите! – Ниорионин отмахнулся. – Рассматривать прямоходящих – моя работа! Сложно, знаете, соблюдать правила этикета, когда безвылазно сидишь со зверьем!

– Вот это поворот, – отреагировал Кеталиниро как сумел.

Они еще какое-то время поборолись взглядами, при этом Архарон демонстративно отвернулся, скрестив руки на груди. Его детская обида в какой-то степени успокаивала. Вот он сидит и ссорится с лечащим врачом, а не лежит, распиленный, по коробкам. Очевидно, все не так кроваво, как ожидалось… но если этот проныра узнает, зачем Кейтелле приходит сюда на самом деле… Да, Архарон же предупреждал.

– Вы ведь сюда не по делу приходите? А?

Столь резкого поворота не ожидал никто. Кеталиниро побелел, Архарон чуть не вскрикнул от удивления.

– Ну я же говорил. По глазам видно, – сказал Ниорионин и, наклонившись, добавил уже шепотом: – Так зачем же вы хотели меня видеть в таком случае? – он оглянулся на Архарона. – Беспокоитесь?

Заключенный переводил округлившиеся глаза с одного на другого и хмурился.

– Ага, он одним своим видом заставляет беспокоиться. Подумайте, какая прелесть! Но, думаю, вы уже заметили – в моем кабинете ему ничего не грозит.

Ниорионин сделал ударение на слове “моем”. Получилось убедительно.

– Заметил.

Еще Кеталиниро заметил свою неподготовленность – разговор рекой утекал в неизвестном направлении, раз за разом Кейтелле пропускал ходы, уступал противнику, и личное дело Архарона безвозвратно ускользало от него. Да и не до него теперь было – проныра-врач распаковал его в два шага, даже не приложив усилий. Обезоружил одним только взглядом. Взглядом, читающим мысли:

– Не беспокойтесь, – оскалился Ниорионин. – У нас предостаточно таких посетителей. Вы не одиноки… в этом плане. Но редко кто беспокоится настолько, чтобы рисковать и вмешиваться в подземельную жизнь Аутерса. Мне это импонирует, честно говоря.

Кейтелле ждал вердикта с тяжелым сердцем, сейчас он чувствовал себя оглушенным солдатом под копытами крысиного ходунка – не хватало времени сосредоточиться и откатиться от нависшего удара острой лапы.

– Я сохраню ваш маленький секрет, – великодушно сообщил Ниорионин. – Но советую больше не мелькать и на аудиенции ни к кому не проситься. Знаете, почему? У вас все на лбу написано, бесхитростный вы мой, – оскал Ниорионина сделался хищным. – И что не по приказу приходите, и что из личных побуждений.

Облегчение было настолько сильным, что Кейтелле захотелось только одного – не усложнять. По всему стоило просто развернуться и молча уйти, как можно скорее, пока эти серые глаза не прожгли его… пока лапы застывшего ходунка не обрушились на распростертое тело.

Надо же было столь глупо попасться! Так подставиться! Слишком опрометчиво он ринулся в святая святых Аутерса. Кейтелле взял себя в руки и оскалился в ответ. Архарон – быстрый взгляд за спину собеседника – судя по напряженной позе, не так уж и доверяет своему лечащему врачу. Врач же – хитрый взгляд, наглая ухмылка – со своей стороны, спокойно мог бы отказать в, как он выразился, аудиенции и представителю министерства, и самому министру. Но не отказал. Кеталиниро, несмотря на тяжкие увечья человеческому достоинству, быстро прикинул, что может значить такой жест.

– Вы меня успокоили, – улыбнулся Кейтелле. – Полагаю, завтра он будет еще жив. До завтра, Архарон!

Он салютовал заключенному и легко поклонился врачу:

– Будьте здоровы.

И, резко развернувшись, шагнул к выходу.

– Постойте, – выдохнул Ниорионин.

Голос при этом “постойте” дрогнул. Кейтелле показалось, так мог бы дрогнуть голос рыбы, заглотившей крючок. Еще секунда, и они поменяются ролями.

– Архарон, жри свои таблетки и выметайся, – тихо и нетерпеливо приказал врач.

Тот растерянно осмотрелся. Обшарил взглядом пустой стол, запустил руку в карман Ниорионина, от чего последний подпрыгнул на месте, наконец перестав жечь глазами Кейтелле.

– Так давай, – неуверенно потребовал Архарон.

– Чего давать?

– Таблетки свои…