Текст книги "Дети победителей (СИ)"

Автор книги: Kinuli

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Совсем со своим домом помешался… – долетело до него. Учитель резко выдохнул и, откинув лишние мысли, поднялся. Он неслышно подошел к задумчивому ребенку и, запинаясь, спросил:

– А где твой дом, Химилла?

Взгляд, которым Химироланик одарил Кейтелле, можно было назвать только колючим. Рот его дернулся в какой-то презрительной гримасе на миг, но ребенок резко отвернулся.

– Здесь мой дом. Здесь и сейчас.

Вся его поза выражала нежелание говорить с незадачливым человеком, но теперь Кеталиниро, совершенно подавленный событиями последних дней, не мог найти в себе сил ретироваться. Он посмотрел в темный провал и тут же дернулся назад.

– Цири, – ворчливо сообщил Химилла.

– Кто?

– Ты не знаешь, что ли? Учитель, тоже мне! Цири в колодцах живут и утаскивают ночью на дно непослушных детей! А этот без воды совсем усох. Так ему и надо.

Лагерь за спиной словно затих, и будни тревожных солдат ушли на задний план, отодвинулась война вместе со всеми крысами мира. Кейтелле, мучимый сомненьями, не удержался от короткой улыбки, которую, правда, тут же погасила волна страха – она не покидала его теперь никогда. Но он все же собрался с мыслями.

– Когда-то очень давно, – начал он, пялясь в колодец. – Еще когда башня народа ялма не рухнула под тяжестью сводов, жил в одной деревне одинокий крестьянин.

Химилла резко вскинул голову и уставился на Кеталиниро во все глаза.

– Был он уже стар, семьи не нажил, – продолжил Кейтелле уже бодрее. – И не было никого, кто мог бы разделить с ним его несчастья и радости. И вот однажды, в дождливую осень, крестьянин взял посох и отправился в лес за грибами.

– Один? – не поверил Химилла.

– Совершенно один, ведь брать ему с собой было некого.

– А как же волки?

– В том и дело! – Кейтелле, пренебрегая осторожностью, смело сел на край колодца. Послышался тихий шелест исчезающих во тьме осколков глины. – По дороге он услышал волчий вой и так напугался, что побежал, не разбирая дороги. Посох он потерял и сам потерялся, но понял это, когда очнулся возле незнакомой лесной избушки. Она вся покосилась, а деревянные стены грозили рассыпаться на глазах. Крестьянин решил войти внутрь, хотя слышал легенды о колдунах и волшебниках, что прячутся в чаще…

Химилла затравленно оглянулся – он тоже слышал о колдунах и волшебниках.

– …из вежливости к хозяевам он не стал врываться в дом с криками о помощи, а тихо постучал. Но ему никто не ответил… а волчий вой был все ближе тем временем. Тогда он постучал громче, и вновь тишина, лишь послышался детский плач. Крестьянин растерялся, но волки были уже рядом, и он решился войти внутрь. Он дернул дверь, и та чуть не сорвалась с петель. А внутри было темно, на полу лежал слой пыли, словно по нему никто не ходил уже много дней. У окна стоял стол на пяти ножках, а на столе – корзинка с плачущим ребенком.

Химилла странно охнул.

– Крестьянин запер дверь и поспешил к младенцу. Лицо того было завешено серыми кудрями и паутиной, так что был виден только разинутый рот, полный острых зубов. Крестьянин подумал: “Как рано зубы прорезались!” и запел колыбельную, чтобы успокоить дитя. А сам начал аккуратно убирать волосы с лица ребенка, о чем тут же пожалел, отшатнувшись в ужасе: ведь на лице не было ни одного глаза…

– Чудище безглазое! – воскликнул Химилла, он подпрыгнул на месте и уже собирался сказать, что знает, о ком речь пойдет в сказке, но тут в воздухе засвистело, загудело, поднялся вой, сквозь который Кейтелле едва услышал крик Химироланика, приказывавшего ложиться на землю. Все последующее слилось в неясные обрывки.

…Их прижало к стене вместе с Келлиарнихом. Тот, обезумев, хохотал и рыдал от счастья.

– Здорово! – вопил он сквозь агонию умирающих и свист снарядов. В двух метрах от них, под огнем, на самом открытом свету месте лежало изувеченное до неузнаваемости тело. Оно извивалось, широко открывая беззубую пасть, молотя по земле обрубками – тем, что осталось от рук. К счастью, мощнейшая потеря крови успокоила его почти сразу. Кейтелле било крупной дрожью. Он ничего не соображал. А веселый командир, окончательно растеряв остатки разума, продолжал говорить сквозь хохот и слезы. Что-то совал в карманы Кейтелле. Кажется, это были ручные гранаты.

– Давай же! Развороши крысятник! Тебя бы в лагерь на один день! Чтобы понял разницу! Тут – все! Всё в наших руках! Мы можем убить их! Мы всех их можем убить!

На мгновение отступившая муть позволила увидеть лицо Келлиарниха ближе, чем когда-либо. Оно скрывало историю, написанную глубокими шрамами – горькую, жестокую, но до сих пор – со счастливым концом.

– Держи! – Химилла что-то сунул в непослушные руки. Штука вывалилась на землю.

– Да держи же! – он повторил действие, но на этот раз уже грубо, и освободившейся рукой врезал старшему товарищу по лицу. Глаза Кеталиниро почти не прояснились, но пальцы сами обняли холодный металл. Прижали к груди.

– Чертов идиот! Давай же! Мне роста не хватит сделать это! – Химилла, потеряв всякое терпение, дернул бывшего преподавателя за воротник. Тот встал, все так же бестолково таращась вокруг. – Смотри… смотри сюда, тебе говорят! Бери это в правую руку! В правую!!! За вот это, да. Нажимаешь… А теперь резко вверх!

Снаряд соскользнул с держателя и полетел к маячку врага. Но тут же в нескольких метрах от них рванула очередная граната, отбросив снаряд обратно в окоп.

– Беги! – изо всех сил закричал Химилла, и…

С земли было несложно разглядеть фигуру Келлиарниха. Он стоял во весь рост на возвышении. Поливал крыс свинцом и продолжал дико смеяться. Смерть подлетела сзади, врезалась в щит на пояснице, застряла там и взорвалась, расплескивая внутренности безумного бойца. Величественная фигура с сожженным лицом и развороченным туловищем нелепо раскинулась в полете. Он упал в грязь, совсем недалеко от Кеталиниро.

К сожалению, Кейтелле еще не дошел до той точки, когда явь можно попутать с ночным кошмаром.

Эмолий рычал в бессильной злобе. Над ним свешивалось бледное крысиное лицо, с которого ручьями стекала кровь. Рейнайоли отплевывался, давился и совершенно не мог выбраться. Свободы хватало лишь на то, чтобы убедиться – прямо на них прет крысиный ходунок, под тяжестью которого хрустели кости мертвых и живых – всех, кто попадался на пути. Эмолий завопил в ярости, но услышал его только Кеталиниро. Тот все пытался найти в кружащемся аду Химиллу.

– Рейн… – учитель подкатился к нагромождению тел.

– Вали отсюда! – но его уже тащили за руки. – Не так, идиот!

Тогда Кейтелле сделал единственное, до чего сумел додуматься. Он достал ручную гранату – прощальный подарок командира.

– Мы его подорвем!

– Идиот! Идиот! Он слишком близко! Он же и нас…

Но снаряд уже летел к надвигающейся машине. Взрывная волна расшвыряла нагромождение.

Иногда мерещился голос:

– Ты меня только не оставляй! Ну пожалуйста! Я приведу кого-нибудь, обещаю! Ну прости, что я тебя ударил! Я найду кого-нибудь! Тут еще должен быть кто-то живой, кроме нас!

========== Интерлюдия 2. О невидимом друге ==========

– Он рассказывал о своих… невидимых друзьях?

– Друге.

– Простите?

Шуршит звукоряд. Выбрасывает в атмосферу голос из погребенного прошлого. Может, это всего лишь театральная аудиопостановка. Но где же, в таком случае, музыка?

На столе лежат чудом уцелевшие фотоизображения – наборы выцветших пятен. Только одно вполне читаемо глазом, и на нем, словно через призму мутной воды, смотрит из глубины веков чудовище, так жестоко похожее на человека.

Из всех внешних несуразиц, в которых мы напрасно ищем знакомые черты, наибольший диссонанс вызывают пальцы. Волей фотографа они на переднем плане. Больше похожие на холодное оружие, они оканчиваются не ногтями, как у людей, и даже не когтями, а заостренными роговыми выростами, способными раздирать человеческую плоть и звериную шкуру одинаково легко. Оголенная наточенная кость. Рога на пальцах.

Руки, приспособленные лишь для убийства. Способна ли созидать та цивилизация, в которой даже самое легкое прикосновение может закончиться трагедией?

– Не друзьях – друг был один. И нет, мне он ничего не рассказывал…

========== Глава 2. АЛЛИДЕРРИО. За полгода до ==========

(Айномеринхен – Менхен

Аллидеррио – (сокращенный вариант неизвестен)

прим. автора)

Кеталиниро возник перед кассой ранним утром, в тот час, когда приличные люди уже погружены в работу. Его внезапное появление заставило служащего вздрогнуть и окончательно проснуться. Последний оценивающе оглядел ветерана через стекло. Решительно нахмуренные брови совершенно не подходили наивному лицу посетителя. Кейтелле продемонстрировал раскрытый конверт и положил перед молодым человеком. Взгляд служащего сделался непроницаемым.

– Заклейте, – гипнотизирующе мягко потребовал Кейтелле в тишине пустого зала.

– С какой стати? Это не входит в мои обя…

Кейтелле поднял правую руку и ненавязчиво помахал пустым рукавом в воздухе.

– Один я не справлюсь, – ухмыльнулся он.

Глаза служащего на секунду округлились, он осторожно взял конверт и в две секунды заклеил.

– Разрешение, пожалуйста, – будничная фраза прозвучала более чем загадочно.

– Разрешение?

– Это, м-м-м… это международное письмо. Чтобы отправить, нужно разрешение.

Воцарилась пауза, за которую Кейтелле растерял напускное безразличие.

– Откуда, зачем? – спросил он беспомощно.

– С вашего подразделения… – служащий уставился на многочисленные застежки ветеранского пальто, словно ему стало стыдно за чужие правила. – На личную и служебную переписку за пределами страны полагаются допуски…

– Откуда мне было знать! – Кеталиниро тихо ударил кулаком о пластиковую панель, та глухо задребезжала и чуть не отвалилась.

– Раз вы пришли без разрешения с международным письмом, – служащий привстал, возвращая конверт, – я обязан заявить на вас в полис.

Внутри у Кеталиниро оборвалось нечто жизненно важное. Он бездумно уставился на идеально белый кусок бумаги, грозивший столь многим.

– Сделаем вид, что вы сюда не приходили. Берите же! Спрячьте подальше.

Бормоча нелепые слова благодарности, Кеталиниро выхватил конверт и выскользнул из отделения почты прямо в прохладное утро под пронзительный ветер позднего лета.

С минуту он простоял, смиряясь с тем, что проклятая записка все еще покоится во внутреннем кармане у самого сердца. Кажется, не удастся исполнить свой тайный гражданский долг – залог спокойствия совести. Обиженные не будут отомщены, а правосудие не свершится по милости совершенной бестолковости их защитника. Кеталиниро не понимал, как еще можно было переправить крохотное послание за границу так, чтобы вся страна не оказалась в курсе его дел.

И ведь пустяковая вещица!

Сбитый с воинственно-решительного настроя, Кейтелле поплелся на работу, с которой так опрометчиво отпросился. В светлом захламленном кабинете собралось несколько малознакомых персон. Сотрудники из соседних отделов окружили стол Айномеринхена, а тот рассказывал очередной забавный случай. Увлеченные повествованием, долго они на однорукого клерка не пялились. Кто-то произнес азартное “Продолжай!”, что Айномеринхен сделал с превеликим удовольствием.

Кейтелле грохнулся на скрипяще-шатающийся стул, щепки которого цеплялись к любой ткани и не оставляли заноз только в пластинах. Ветеран прокручивал в голове скоротечный разговор с почтовым кассиром, боевой дух медленно падал. Если бы Кеталиниро за эти годы переписывался хоть с кем-нибудь, то знал бы наверняка – каждое международное письмо под учетом! Если бы он переписывался… Наверняка всю корреспонденцию прочитывает специальная комиссия. Сидят себе в шумном темном помещении за старыми столами, а на столах – груды вскрытых конвертов, внутренности которых давно перепутали. Смеются, дымят, жгут скучное и публикуют веселое.

Получается, заторможенно думал Кеталиниро, три недели бессонных ночей, муки совести и принятое наконец решение поступить по справедливости – коту под хвост. Сердце тихо нашептывало разуму, что, быть может, это и к лучшему… и само мироздание хранит его от рискованных шагов.

– Ты вообще… дубина! Все неверно делаешь!

– Меня уже сняли с задания, какая разница?

Комната наполнялась монотонными голосами, они то стихали, то нарастали сплошной волной, взрываясь иногда хохотом – обычное дело. Айномеринхен терпеть не мог пустоты, заполнял ее шумными сотрудниками, приключениями или издевательствами над Кейтелле. Общительный и открытый Менхен активно жестикулировал, громко говорил и обзывался дубиной. Ему позволяли многое, слишком многое – за яркую внешность, рыже-медные волосы, за то, что успевал больше других и никогда не жаловался.

– Запоминай на будущее: ты не местных допрашивай, – проникновенно говорил он. – Местным еще лежать и страдать. Какой идиот признается, что персонал хамит и подворовывает?

– И что ты предлагаешь?

– Не игнорировать меня, особенно когда я говорю умные вещи, – Айномеринхен самодовольно улыбнулся. – Я уже с десяток лет занимаюсь исследованиями, и знаешь, что я тебе скажу – если желаешь найти истину… кстати! А что, Кейтелле, как там твои поиски?

Вопрос прозвучал неожиданно. Столь неожиданно, что Кеталиниро вздрогнул.

– А?

– Расследование твое, почтеннейший, – сидящие молодые люди обернулись на ветерана. Кеталиниро вдруг почувствовал себя необычайно уязвимым. – Узнал что-нибудь о малыше? Ты ведь за этим ходил?

– Нет, не совсем. Я… за конвертом. А так – нет. Никаких сдвигов. Тишина на всех радарах.

– Не отчаивайся, – улыбнулся коллега и вернулся к тому, на чем его прервала ассоциативная мысль. – Так вот, когда опрашиваешь всяких мучеников медицины…

Хотелось закрыть глаза, лечь на стол, зарыться лицом в бумаги и больше никогда не выныривать. Локальное расследование Кеталиниро не давало результатов уже три года, и неосторожные слова Айномеринхена напомнили о череде фиаско. Узнал что-нибудь? Какой уж тут “малыш”!.. Если он и есть где-нибудь, то давно уже взрослый, с опытом, какого иные за сотни лет не наберут. Которого врагу не пожелаешь.

– Опрашивай иногородних, дурень! А лучше – иностранцев, этим точно нечего терять, особенно если интервью идет в последний день. Желательно, чтобы гость из далеких стран сидел на чемоданах, с билетом в руках. Понимаешь? Ему никто не успеет отомстить!

– Где я переводчика найду?

– А сам учить не пробовал?

Кеталиниро поднял голову.

– Айномеринхен, когда у тебя следующий обход? – спросил он не своим голосом, чуть раньше, чем успел посоветоваться с разумом.

– Завтра в полдень. В центральную городскую пойду, а чего?

– Возьми меня с собой на правах стажера, – глаза Кеталиниро беспокойно скользили по настенному календарю за позапрошлый год, словно он пытался разглядеть в нем план дальнейших, понятных одному ему, действий.

– У тебя своих дел мало?

– Я с ума сойду в этих бумагах… ну и… премиальные.

Слово “премиальные” успокоило коллегу. Он добродушно улыбнулся и не замедлил поставить Кеталиниро молодежи в пример. А тот нервно и бездумно мял в когтях единственный экземпляр семестрового отчета.

– Конверты в следующий раз проси у меня, ладушки?

– Кража госимущества, – произнес Кейтелле автоматически. Сознанием и телом он давненько пребывал в своем рискованном плане. Глупом, начертанном ржавыми вилами по стоячей воде. Трясло от мысли, что если кто-либо узнает о затеянном, то его уволят. В лучшем случае. О худшем думать не хотелось и вовсе.

Около месяца назад Кейтелле проснулся и понял – он не в силах более держать в секрете то, что увидел в гнилых шахтах Некрополиса. Отвратительная жестокая правда порвет его, а призраки прошлого замучают, если он не восстановит справедливость. Единственное, чего не понимал Кейтелле – как он прожил, скрывая истину, столько лет?

Айномеринхен, плывущий в омуте собственного обаяния, ничего не знал о планах Кеталиниро, а сам Кейтелле с трудом реагировал на безудержный треп коллеги. Тот, по своему обычаю, совершенно не интересовался, для чего Кейтелле так внезапно понадобился конверт. Да еще и утром. Бывшего врача редко волновали бытовые мелочи чужой жизни.

– А то получается нечестно – сидим за копейки на кладбище конвертов… они через год выйдут из употребления и превратятся в гору дорогой макулатуры. …совсем с ума посходили с этими почтовыми реформами.

Они пересекали узкий коридор центральной городской клиники. Серо-синие стены и потрескавшаяся краска на белых дверях настойчиво требовали ремонта, лампы под потолком горели через одну в лучшем случае, что создавало в учреждении неуместный полумрак. Но и в полумраке молодые ребята в кремовых комбинезонах умудрялись издали разглядеть нашивку Минздрава на плече Айномеринхена, и натянуто улыбались навстречу. Хотя, вероятнее всего, частого гостя из Министерства просто узнавали по броской внешности – Айномеринхен цвел в любое время года, в любое время суток. И слышно его тоже было издалека.

– Нам нужен 225-ый, – пробормотал Кейтелле, разворачивая лист со “шпаргалками”. – Уроженец Катри, прибыл на обследование серд…

– …ведь наши клиники впереди планеты всей!

– …завтра отбывает. Терять ему нечего, как ты и говорил.

– Если за ночь его не придушит главврач за излишнюю откровенность.

– Может, не все так плохо, Менхен. Может, действительно все всем довольны и никто не ворует.

– Я напьюсь от радости, если ты мне докажешь это.

– Что нужно делать?

– Ты мне сегодня не нравишься, Кейтелле.

– Что делать?

– Зайди к главврачу. И возьми карту… ну и не забудь спросить, в какой палате лежит наш бесценный свидетель.

– Свидетель чего?

– Подлого нарушения всех медицинских догматов, конечно! Я уже говорил, что ты мне сегодня не нравишься?

Айномеринхен театрально нахмурился и подтолкнул стажера к угловому кабинету с дверью, лакированной под красное дерево, и уже через две минуты Кейтелле вышел оттуда с картой в руках, осыпанный по самые уши завуалированной лестью.

– Согласись, облизывание освежает! – Айномеринхен выхватил карту и прочитал имя: – Аллидеррио. Типичное катрийское имя, можно даже не беспокоиться, это не подделка. Как ощущения, представитель власти? Липко, да?

– Не этому нас в детстве учили, – нашелся Кеталиниро. – Не этому.

– Тебе надо чаще вылезать в люди, дружок. Уж не от отвращения ли тебя трясет? – учтиво заметил Айномеринхен.

Трясло Кейтелле по совершенно другой причине.

– Господин врач беспокоится за свою шкуру и усыпляет бдительность. Это нормально.

– В рабочее время трястись надо, – прищурившись, бросил коллега.

На второй этаж, к больному за номером двести двадцать пять, их провожал медбрат. Широкоплечий высокий малый в халате, усыпанном жирными пятнами. Всю дорогу он мутно намекал на тяжелое состояние гостя из далекой страны. И было видно, как он желал оказаться полезным и одновременно остаться за чертой врачебной этики.

Несколько секунд медбрат первоклассно отвлекал Кейтелле от грустных размышлений – занятно было представлять, как скрипит перо в голове Айномеринхена. Тот с серьезным видом слушал неловкие излияния провожатого и мысленно катал рапорт, наворачивая эпитеты и словесные обороты. Оба министерских гостя отлично знали – никогда таковой не будет воспроизведен на бумаге и отослан куда следует. Тем не менее, артель любила собраться вечерами, когда уже все сделано, а до конца смены час или больше, послушать очередной шедевральный доклад Айномеринхена. При этом публика каталась со смеху, запивая отличное настроение трофеями из кабинета непьющего начальства. Кейтелле всегда боялся, что слушатели тоже способны писать шедевры, но, увы, совсем не смешные. Менхен только отмахивался от настоятельных предупреждений коллеги.

– Так если он тяжелый, – неприветливо бросил Айномеринхен через плечо, – то какого ладана его завтра транспортируют?

Краем глаза Кеталиниро заметил, как стремительно побледнел оборванный на середине предложения медбрат.

– Какого привезли, такого и сдаем! – выпалил он, позабыв, очевидно, с кем разговаривает. Холодный взгляд темно-рыжих глаз тут же поставил молодого человека на положенное место: – Я имею в виду, с головой у него… Его к нам из ихней психлечебницы…

У Кеталиниро что-то неприятно дернулось в желудке. Айномеринхен издал неопределенный звук.

– Ах, из психлечебницы… Кейтелле, знаешь, какие вопросы задавать? О чем говорить?

– Даже смогу объясниться с ним на родном языке, – тихо заявил Кеталиниро.

– Да я помню, что ты лингвист-затейник, – шутливо проворчал Айномеринхен, и тут все трое вошли в палату.

Аллидеррио ни с кем не соседствовал. Хотя комната была двухместная, а клиника казалась переполненной, очевидно, к “шпиону” никого не рискнули подложить. Либо…

Темные глаза распахнулись, едва уши пациента уловили нестерпимый шум посетителей. Он вроде бы и не спал, а лишь притворялся спящим, полулежал-полусидел с каменной заинтересованностью на физиономии. Комиссия обступила седеющего субъекта с таинственным выражением на лице. Кеталиниро не отрываясь изучал старые шрамы, чертящие вокруг глаз странные узоры, пересекающие нос и рот так, что лица почти не было видно. Кисти рук тоже пострадали в неведомой мясорубке. Кейтелле невольно вспомнил Келлиарниха. К счастью, перед ним сидел не погибший миллионы лет назад командир Ватаны.

Пальцы Аллидеррио нервно теребили одеяло, пока три пары глаз рассматривали его. Но тут гости взяли стулья, медбрат сделал шаг назад, навалившись на стену, и руки сами натянули ткань до подбородка, словно больной хотел спрятаться в панцире от незнакомцев. На спокойном лице не отражалось ни страха, ни растерянности, и Кейтелле вздрогнул – так необычны были движения этого человека. Но в чем заключалась эта необычность? Может, вот так он и распугал всех тех, кто хотел лежать на соседней койке?

Больше всего нервировал взгляд – Аллидеррио не изучал Кеталиниро, а пялился, словно знал все, что нужно и не нужно, словно видел белый конверт через ткань кармана… По спине Кеталиниро пробежал холодок. Неприятный тип.

– Аллидеррио, тридцать восемь лет, гражданин Катри? – уточнил Кейтелле на родном для больного языке.

Тот неожиданно отбросил посеревшее одеяло от лица и резко кивнул. “На два года младше нас с Айномеринхеном”, – отметил Кеталиниро. Следовало понять, кто перед ним. Так ли он безумен?

– Эти шрамы – вы получили их на войне?

– С другом не сумел договориться, – туманно заговорил больной. Голос оказался вкрадчивый и энергичный, несмотря на изнуренный вид его обладателя.

– Ух ты, – раздался сзади веселый возглас медбрата. – Соображает сегодня.

Его строго осадили.

– Откуда шрамы? – спросил Кейтелле у сопроводителей.

– Он истязает себя временами, – приструненный сотрудник клиники дернул плечом в неопределенном жесте. – Во время приступов.

– Как давно?

– В смысле?

– Отметинам на лице не меньше десяти лет, – вставил Айномеринхен.

– Послушайте, я не его лечащий врач!

Кейтелле обернулся к пациенту, решив, что тему лучше сменить. Для исследования она не нужна, для его тайной миссии – тоже, а как отреагирует обитатель психиатрического заведения – неизвестно. Потому вопрошающий подавил в себе неуместное внимание к деталям. Нужно было быть очень осторожным. Меньше всего сейчас хотелось взбесить иностранца с нестабильной психикой.

– Несколько несложных вопросов, господин Аллидеррио. Если позволите.

– Зовите меня Рамфоринх, – попросил тот странным голосом и широко улыбнулся.

Гости растерянно переглянулись – эту фразу сумел перевести даже медбрат. На лице Аллидеррио засверкала диковатая улыбка, будто бы все трое воскликнули: “А-а! Тот самый Рамфоринх?!” Он уловил обрывки фраз, пожимания плечами и неосторожное заявление медбрата:

– Если это кличка, то больше всего она смахивает на лагерную…

Его тут же заткнули очередным гневным взглядом. Кейтелле поставил в бланке огромную точку.

– Вы обеспокоены, – улыбка из дикой превратилась в ядовитую.

– Кейтелле, у тебя список вопросов перед глазами, зачитывай уже, – быстро проговорил Айномеринхен за спиной.

– У вашего коллеги ступор.

– В карте значатся жалобы на сердце и позвоночник, – проговорил Кейтелле, уставившись в диагноз. Он вдруг понял, в каком положении оказался – если даже Рамфоринх способен исполнить маленькое опасное поручение, не взорвав гранату в пределах границы, то как ее передать теперь на глазах у двух свидетелей?

– Что с вашим голосом? – поинтересовался Рамфоринх, посмеиваясь, но тут нездоровый взгляд упал на пустой рукав; по спине Кейтелле пробежал потусторонний озноб. Ни взгляд, ни вопрос ему не понравились.

Рамфоринх все понял и прямо спросил, где этот нелепый человек из Министерства Вельдри потерял руку. Кеталиниро ответил коротко и рублено, несмотря на волны холода по спине – сзади стоял тот, кто останавливал кровотечение много лет назад. Айномеринхен коротко вздохнул, намекая, что раскаивается о решении взять Кейтелле с собой.

– Легко отделались, – улыбнулся Рамфоринх.

– Да, легко.

– Но я за вас отомстил.

Лицо Рамфоринха вновь озарила улыбка, когда он увидел растерянность на лице собеседника.

– Опыты на крысах. Вы не знали? Мы тоже изводили пленных. Секрет, конечно. Большой военный секрет. Но они считают меня безумным, потому я буду говорить то, что думаю.

На плечо Кейтелле неожиданно легла ладонь Айномеринхена и легонько тряхнула. Это помогло избавиться от оцепенения.

– Я думал, ты пришел сюда отвлечься от своих кошмаров, а не погрузиться в чужие, – тихо процедил он сквозь зубы.

– Тяжело идти по списку. Тяжело задавать подготовленные вопросы. Когда перед тобой человек.

– Ты способен сделать проблему из любой ерунды…

Договорить Айномеринхену не дало глухое предупредительное рычание:

– Вы пришли ко мне, уважаемый, – громко сказал Аллидеррио, обращаясь к Кейтелле. – Так будьте добры говорить со мной!

Казалось, он сейчас взорвется, выпрыгнет из кровати, и острые когти располосуют чью-то неосторожную рожу. Сердце Кеталиниро с грохотом упало куда-то под желудок, но где-то там же трепыхнулась слабая надежда.

– Не нервируйте его, – Кейтелле подскочил и жестом предложил наблюдателям покинуть помещение. Айномеринхен вытолкнул замявшегося у двери медбрата и поспешно вышел сам. В палате остались двое. Кейтелле затравленно оглянулся на пациента – тот безумно сверкнул глазами. Он уже вылез наполовину из кровати, но так и замер на полдороге. Теперь Рамфоринх хищно улыбался, его белеющие волосы словно расползались по плечам и спине, пускали корни в больничный халат. Он напоминал колдуна из сказки.

Как бы Кеталиниро ни хотелось выпроводить свидетелей, сейчас он понял, как опрометчиво было решение остаться наедине с пациентом психиатрической лечебницы. Но Аллидеррио предложил занять прежние места и продолжить беседу.

– Ведь так заметно лучше, – сказал он, и Кеталиниро нехотя пришлось согласиться. Действительно лучше. Но какой толк от ненормального?

– Тут, знаете ли, поговорить совершенно не с кем, – продолжал Рамфоринх ровным голосом.

Быть может, лучше найти другого гостя из Катри? Пусть это сложнейшая из задач…

– В наши дни в медицинских академиях не преподают иностранные языки. Большая часть старой школы разбежалась по министерствам – вот как ваш друг – а молодняк и двух слов не вяжет. Зато “Здравствуйте!” я слышу по сто раз в день. Надоедает до тошноты.

Кейтелле честно вслушивался, но внимание то и дело разбредалось по отдаленным уголкам мозга: отдать письмо Рамфоринху значило бы подписать себе приговор – стоит конверту всплыть в пределах государства… Где-то глубоко под черепной коробкой на извилины давила мысль:

“Тебе никогда не хватало смелости… тебе никогда не хватало смелости… тебе никогда не хватало смелости…”

На что?

“…думать и действовать самому”.

– Так вы хотели что-то сказать, господин из министерства? – с кривой усмешкой произнес Рамфоринх.

Кейтелле решительно дернулся:

– Могу я просить вас об услуге?

Рамфоринх замер, один его глаз странно увеличился, словно он не поверил ушам.

– Все что угодно, – произнес он, подобравшись. – В обмен на ответную услугу.

Дождавшись изумления на лице Кейтелле, Аллидеррио спокойно продолжил.

– Я ищу кое-кого. Любые сведения… родственники, город, адрес… может быть, номер могильного камня. Слышал, у вас развитая поисковая система, хотел написать, но… доехать оказалось проще.

– Постараюсь помочь, чем смогу. Но если я найду его, то как сообщить вам?

– Через несколько месяцев я постараюсь вернуться на повторное обследование. Симптомы позволяют.

– Хорошо… – от возбуждения у Кеталиниро на голове зашевелились волосы. – Скажите его имя.

– Вот в этом и проблема, – Рамфоринх забрался глубже на кровать и вновь спрятался под одеяло. – Имени не знаю, только кличку, которой его наградили в лагере. Ну и… номер.

Кейтелле достал из кармана блокнот, при этом бланк с анкетой чуть не соскользнул с колена.

– В последний раз его звали Кириа.

– Так все же вы… – не удержался Кейтелле, – сидели в одном лагере?

– Ну как сказать, – Рамфоринх странно засмеялся. – Он сидел. Я – работал. Или наоборот – это как посмотреть.

Внутри отекшего мозга палила артиллерия, кричали раненые – реальность отступала под натиском забытого. Сражение вспыхнуло не только что – вялотекущие бои не оставляли поля битвы уже много лет, и Кеталиниро постоянно приходилось концентрироваться, сдерживать воспоминания кирпичной стеной.

– Менхен?

– Ау?

– Нас пропустили без сменной обуви.

– Спасибо атрибутике.

Они стояли на леденящем предосеннем ветру и морщились от солнца. С крыльца клиники обозревался парк и оживленная в этот час улица.

– Забираю свои слова назад. Нельзя тебе с людьми работать, – высказал соображения Айномеринхен. – Склад ума не тот. А еще ты – неудачник.

Кейтелле проигнорировал выпад.

– Из всех возможных тебе попался точно такой же раненый…

– Ты не страдаешь тактом, Менхен.

– О-о, спасибо!

Хотелось побыстрее сбежать от заботливого мерзавца, погрузиться в мысли и внимательно обдумать перспективы. Кажется, он только что напросился на внеочередное приключение. Ну надо же! Найти крысу… по одной только кличке! Он, видите ли, “чувствует”, что искать нужно в Атине! Одно слово – ненормальный.

– Кеталиниро! – знакомый голос заставил его вздрогнуть и привести голову в боевую готовность. Черт нес им навстречу Лиенделля собственной персоной. Он быстро пересекал широкую улицу, малиновый плащ развевался на ветру, как и рыжие волосы. На веснушчатой физиономии царило неожиданное оживление.

– Гляжу, у тебя всюду знакомые, – ухмыльнулся Айномеринхен, когда Лиенделль подбежал к ним.

– Я его сосед! – зачем-то с гордостью уточнил рыжий. Пришлось их знакомить. Оказалось, Лиенделль работал терапевтом на третьем этаже и возвращался с обеда. Кеталиниро невольно отметил непривычную элегантность в одежде соседа – никаких мешковатостей, только тонкий облегающий плащ и спецодежда первой свежести, без пятен и дыр. Волосы аккуратно уложены по профессиональному уставу, речь четкая, даже громкая. Айномеринхен с удовольствием затянул разговор, а узнав, что у врача есть еще двадцать минут, и вовсе возликовал.