Текст книги "Дети победителей (СИ)"

Автор книги: Kinuli

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Скажем, что интервью затянулось, – сказал он обеспокоенному Кейтелле, от души хлопнув по плечу. К тому моменту, как Айномеринхен и Лиенделль наговорились, Кеталиниро окончательно продрог.

Лиенделль приложил ухо к потемневшей от времени двери с остатками зеленой краски. Эти двери – проходы в крохотные миры жильцов блока – сидели черными воронами вдоль бетонных серых стен и мало что скрывали. В данном случае они не скрывали убийственной тишины комнаты. Лиенделль сделал шаг назад и осторожно постучал.

– Открыто, – пригласил хозяин со стальным раздражением в голосе. Окончательно побледнев, Лиенделль приоткрыл дверь. Та отошла от косяка со скрипом, и стала видна спина Кеталиниро – сосед сгорбился над бумагами, делал вид, что работал. Развернулся, смерив пришедшего взглядом исподлобья, отметил про себя, что врач, такой аккуратный и элегантный днем, в больнице, вновь облачен в свои домашние шинели поверх старого рабочего халата, который, видимо, заменял нижнее белье. Откуда Лиенделль увел халат – загадки нет, но вот насчет шинелей Кеталиниро мучился вопросами, которые все не находилось повода задать.

Вот и сейчас ему было не до них.

– Чего хотел? – спросил Кеталиниро с места после непродолжительного молчания.

– Хотел пригласить в зал, – произнес сосед, запинаясь.

Вместо ответа Кейтелле вздрогнул всем телом, беспокойный взгляд метнулся к зеркалу и замер на гладкой поверхности стекла.

– В зал, – осторожно напомнил о себе Лиенделль. – Интересную передачу показывают. Про нальсхи…

– Нет, спасибо, – очнулся Кеталиниро. – Мне… у меня много работы. В следующий раз.

Сосед молча прикрыл за собой дверь, но его окликнули.

– Подожди! – Кеталиниро даже поднялся, озаренный очередной мыслью.

Врач открыл дверь и чуть не пришиб подбежавшего хозяина.

– Слушай, ты выписываешь газеты?

– Да, конечно.

– Если будут новости из Катри какие-нибудь… любые. Скажи мне, ладно?

– Конечно… – растерянно кивнул Лиенделль. – Скажу.

Кажется, это был их самый долгий разговор.

========== Глава 2. АЛЛИДЕРРИО. Осень 2236-го: ==========

– Не вздумай подохнуть!

Высокий голос, немного знакомый, немного резкий. С его подачи внутри словно щелкнул тумблер, и лампа под куполом черепной коробки перестала бестолково раскачиваться. Элементы нагреваются, озаряя пространство мутным пыльным светом. А вместе с тем спешат обнаружить свое присутствие боль и острый холод.

Открыть глаза и застонать на всякий случай, пока не зарыли заживо.

– Жив, родный! Ну хоть на тебя можно положиться!

Кеталиниро слышал с потрясающей четкостью, будто в мире остался только звук. Но слова не оседали в голове, отскакивая, словно каучук, от стены, не оставляли даже следа в мыслях. И Кейтелле беспомощно метался в бреду, пытался понять – кто он и чего хотят окружающие.

– А тут такая беда случилась! И мы из нее не выберемся, если ни один из вас, гадов, не встанет!

Из общего фона хлынул гул сильнейшего ливня. Где-то далеко, за стеной или в другой стране. А еще, кажется, вспомнилось, как над Кеталиниро плакали люди. Или один человек – он не знал. И всплыло в голове первое имя по далеким ассоциациям – Химилла. Казалось диким предположение, будто бы Химилла мог лить слезы. По кому угодно и при каких угодно обстоятельствах.

– Ты глянь на него. Убивается. А я ему говорил – плохая примета радоваться раньше времени!

Кто убивается?

– У Эмолия теперь тоже нету дома. Крысы сожгли деревню. Я ударил этого дурака поленом, чтобы он не побежал всех спасать. Но недостаточно сильно. Эмолий убег. К счастью, крысы ушли, а то б ему конец. Да и нам тоже.

Сказанное теперь не отскакивало от гладкой поверхности мозга, а вяло крутилось на заднем плане заевшей звукозаписью. На третьем повторе некоторые фразы обретали смысл, слипались комками, и пространство взрывалось, трещало по швам. Кейтелле вспоминал неровную дорогу и резкий запах крови, смешанной с машинным маслом. Долгое время, похоже, его везли в тесном душном помещении. Потом – едкий дым, чьи-то надрывные крики и глухие удары, словно головой о железные стены.

– Тут гореть больше нечему. Мы б задохнулись, если б не дождь. Эмолий – дурак. Не понимает, как нам свезло. Только ты не рассказывай, что я его дураком назвал. Я же все понимаю. Со мной то же самое было… Но я в лужах не валялся. И почти не плакал.

Даже разлепив веки, Кеталиниро ничего не увидел. Перед ним сгущалась та же чернота, после долгого изучения оказавшаяся закоптившимся потолком. Сбоку бил грязноватый свет.

– Что делать, Кейтелле? Надо убираться отсюда, но из нас троих идти могу только я.

“Из нас троих…”

Кейтелле распахнул глаза.

– Ну наконец! Вставай же! Очухивайся! Не могу же я один вас тащить! – настойчиво залепетал рядом Химилла.

Неужели их осталось трое?! Как?! Почему?! Последнее, что он помнил – смерть старого волка от разрывной. Кейтелле чем-то придавило, кто-то плакал над ним, звал, а дальше – сплошная темнота и скрежет механических деталей. Трое… кто? Он, Химилла и некто Эмолий.

Да, он помнил Эмолия – субтильный пацан из деревни, скрытный и неприветливый с виду.

Но остальные… Неужели…

Кейтелле, кажется, лежал на спине. И лежал достаточно долго, чтобы конечности потерялись в пространстве. Он повернул голову на свет, и внутри словно взорвалась маленькая осколочная граната, осыпав болью все до самого позвоночника. Оставалось только молиться, чтобы вспышка быстрее прошла и все закончилось. Нет, вскочить, как того требует Химилла, точно не получится. Как только первая волна нестерпимого жара сошла, он ощутил слабые брызги, что летели из светового пятна, из шума. Дверной проем отделял от стены воды, хлещущей с неба. Что творилось за стеной – разглядеть пока не представлялось возможным.

– Нам вообще сейчас надеяться не на что, – умоляющий голос Химиллы теперь сопровождался потряхиваниями. Ребенок трепал лежащего за плечо, причиняя боль и неудобство, но, к счастью, скоро понял это по гримасе на лице Кейтелле и перестал. – Мы застряли возле этого крысячьего ходунка! Представляешь, че будет, если придут наши?! Откроют огонь – даже разбираться не станут! Я знаю, так и будет. Видел уж.

Возле ходунка?! О, нет, этого не хватало!

На улице неподвижно лежал человек с запрокинутой к небу головой. Сначала Кеталиниро принял его за гору тряпья, но движение и едва различимый стон, донесшийся через шум воды, заставили усомниться.

– Мы однажды так расстреляли своих. Они бежали из плена. Эти дурачки, чтоб спастись, оделись в форму крысиных солдат. Я так испугался, что выпустил в их двоих целую обойму, – голос совсем сорвался, но через несколько секунд продолжил повествование. – Меня самого потом чуть не вздернули за такую растрату… А когда мы подошли к трупам, я узнал их. С трудом, но узнал!

Человек на улице дернулся, будто бы в предсмертной судороге. Медленно и болезненно перевернулся набок, ритмично вздрагивая, как от сильных ударов.

– Враги их пытали, а свои просто убили! – закончил Химилла.

Рейнайоли корчился, словно в предсмертной агонии. Его била крупная дрожь, вода заливала, топила в лужах, но он продолжал лежать, где лежал.

– Только бы снова вопить не начал! – сказал Химилла. – Всю округу же призовет, черт полосатый… это ведь если я его еще раз огрею, то он же может и не встать больше. Ох, горе!

Явь – скользкая рыба – граничила с обмороком, то заглядывая в лицо, то удаляясь обратно в мутную воду. Картинка прояснилась внезапно:

– Химилла, где мы? Что произошло? – язык слушался с трудом, а слова не складывались.

– Я же рассказывал! Мы приехали к Эмолию в деревню! Представляешь? Он всю дорогу вопил, что живет недалеко. Радовался, дубина, что родственников увидит… А тут ни одного дома, кроме каменных блоков, не осталось. Все погорело до самой земли!

– Остальные где?

– Со всего отряда нас трое выжило, – сообщил Химилла. – сначала я его откопал среди мертвецов, а потом мы вместе тебя из-под ходунка выкопали. Ничего не помнишь?

– Как… сюда попали? – Кейтелле проигнорировал вопрос.

– На вражьем транспорте. Нашли рабочий, повыкидывали трупы и пошли – у него теперь горючего даже на согрев двигателя не хватит. Мы из-за него все в опасности: прям посреди площади стоит, пырится крысячьей эмблемой прямо в небо… Надо уходить.

– Я специально бросился на фронт, – тихо и быстро проговорил Эмолий, – защитить дом и родителей. Братьев… Надо было оставаться в Куардтере.

– Тебя бы убили вместе со всеми, – сказал Химилла.

– Это не так страшно.

Теперь они пережидали ливень вместе, сидели прямо на полу в каменном боксе. Химилла завороженно глядел на серую пелену воды, Эмолий покачивался из стороны в сторону и пугал спокойным, тихим голосом. А Кейтелле дрожал от холода и подступающей паники – обороноспособными их не назвать. Самому адекватному не стукнуло и десяти лет, другой не в себе от горя, а сам Кеталиниро воевал только три дня. Кроме того, Кейтелле боялся, что Химилла скажет что-нибудь вроде: «А может быть, они еще живы! Трупов-то в деревне нет», перебудоражит Рейнайоли… зазря.

Живых не осталось – это точно. Пока Химилла приводил Эмолия в чувства, Кейтелле оглядел место и нашел огромную яму недалеко от леса на краю деревни. Ее заливало водой и мокрой землей. Кеталиниро надеялся, что дождь успеет полностью накрыть грязью ее содержимое. Ребенок, к счастью, ни о чем таком не заикался – видимо, пока Кейтелле лежал без сознания, Химилла тоже осмотрелся, сделал выводы.

И наверняка нашел тело в соседней бетонной коробке.

В общине действительно гореть было нечему. Химилла нашел им укрытие в одном из бетонных строений. Среди обугленных останков деревянных жилищ эта композиция из хаотично рассыпанных по земле коробок смотрелась фантастично. Одну из них облюбовал мертвец, самая настоящая крыса: воин Сельманты вжался в угол, голова слегка отклонена назад, а красные глаза широко распахнуты. Очевидно, приполз сюда в поисках убежища, как и они, но скончался от глубоких ран. Одну из них и зажимала холодная бледная рука. Белоснежные волосы врага и светлая солдатская форма безнадежно испачканы землей и сажей, а на лице читалось печальное изумление и боль. Очень молод – не больше четырнадцати лет от роду. Всего лишь на четыре года старше Химиллы.

Кейтелле никому не сказал о своих кошмарных находках, но многозначительный взгляд младшего товарища, словно умоляющий молчать, поставил все на свои места – Эмолий не видел ямы на краю леса.

– Это ладно сейчас ливень – бомбить не станут, а как закончится? – Химилла то ли пытался отвлечь, то ли действительно размышлял вслух. – Прям посреди пепла лежит, бельмо! Да и отряд Риза вроде недалече. Мы их как подкрепление ждали, гадов. Если бы они подошли, то хрен бы нас крысы разбили. А теперь от этого отряда толку чуть – только шансов выжить меньше. Либо за крыс примут, либо вздернут за позорное отступление. Даже не знаю, что хуже.

Кейтелле не слушал, только поморщился от воспоминаний и понял, что механический скрежет в пути исходил от паучьих лап вражеской машины. Интересно, кто из этих идиотов придумал покидать зону обстрела на транспорте сельмантийской армии?

– Так ты чего? Учитель? – дождь кончился, и Химилла принялся собираться.

Кейтелле кивнул.

– Предупреждаю сразу: если попробуете меня наказать – дам сдачи.

– У меня и в мыслях не было тебя наказывать…

– Не шути, этим промышляют все учителя. Уж я-то знаю – мне говорили. Все, хватит рассиживаться.

Подняться одними намерениями не удалось. Эмолий, промокший насквозь, не переставал дрожать. Он бормотал, что никуда не пойдет и останется там, где должен был оставаться всегда. Химилла психовал и то называл его идиотом, то неумело обещал, что все будет хорошо. Но тот словно оглох. Казалось, ничто не сможет вывести его из угрюмого оцепенения. Разве что чудо.

…Чудо появилось со стороны леса.

Сначала никто, кроме Рейнайоли, его не заметил. Кейтелле сидел спиной к выходу, а Химилла, увлеченный уговорами, не сводил глаз с дрожащего Эмолия. На краю темного леса маячило светлое пятно. Оно почти светилось за грудой обгоревших бревен, смотревших в хмурое небо.

Эмолий сорвался с места, забыв обо всем. Химилла не успел поймать обезумевшего друга за рукав. Кейтелле не сразу понял, что происходит и куда побежали выжившие, потому потерял на старте несколько секунд. Во время бешеной скачки оба поняли, что заставило Рейнайоли подняться – на границе леса белел человек.

Сельманта!

Кеталиниро, понимая, куда их ведет погоня, сделал единственное возможное: в прыжке сбил с ног Химиллу и, прижав ребенка к себе, откатился вместе с ним под ближайший навес – образование из сгоревших бревен на месте дома. Хрупкая конструкция была готова рухнуть им на головы, но сейчас такая возможность не волновала. Уйти с линии огня, спасти, затаиться и выиграть время! И уже оттуда, вжавшись в землю и припав лицами к покрытой сажей древесной поверхности, они наблюдали с близкого расстояния, как безоружный и озверевший Эмолий кинулся на врага, решив, видимо, разорвать его голыми руками.

– Кейтелле! – охнул удивленный Химилла, глядя во все глаза на пришельца. – Посмотри на него! Кто это?!

Чужак схватил нападавшего за запястья, сделал шаг в сторону, прервав тем самым атаку. Эмолий рухнул вперед, занесенный инерцией, но прежде их глаза встретились. Бледный как смерть незнакомец призрачно улыбнулся.

Хотя можно было обойтись и без этого – внешний вид таинственного человека приводил в замешательство решительно всех. Белые одежды, лишь издали похожие на сельмантийские, вблизи не имели с ними ни малейшего сходства, кроме цвета. Волосы, черные и прямые, резко контрастировали с бледной кожей и словно бы увеличивали без того большие глаза. Ничего подобного не видел в своей жизни никто из них, включая Кейтелле.

– Здравствуй, Рейнайо, – проговорил человек в белых одеждах.

========== Интерлюдия 3. О долгах ==========

– …Рамфоринх? Да, яркая кличка. Но рассказывать тут особо нечего. Архарон говорил, что Кеталиниро задолжал какому-то психу. Что именно – не знаю.

– Постарайтесь вспомнить все, что слышали, это важно.

Шуршит, сбиваясь…

Они слишком быстро поднялись из природы и еще быстрее уничтожили друг друга. Превратили целую планету в безжизненную пустыню с мертвыми океанами. Потрясающая работоспособность, надо отметить. Даже плесень оказалась бессильна перед чем-то, что они изобрели.

Цивилизация истинных зверей, неадекватных в потребности убивать. Однако почему вот этот конкретный персонаж с фотографии смотрит так растерянно, словно просит о чем-то совершенно человеческом? Все могут страдать, правда. Наверное, даже самые жестокие чудовища. Но обреченность в маленьких глазах не позволяет представить на этих пальцах, острых, словно кинжалы, ни единой капли крови.

А значит, он…

– Все остальное я знаю со слухов и из газет. Было там какое-то письмо едкого содержания, из-за которого Рамфоринх приехал… или как-то так.

Возможно, именно это смущает больше всего. Заставляет вздрагивать от неприятного чувства, когда я вглядываюсь в лицо напуганного монстра с золотыми волосами. Боясь угадать в нем…

– …ну и… он же бесследно исчез из палаты. Кстати, его нашли?

========== Глава 3. АРХАРОН. За полгода до: ==========

На персонажей можно глянуть тут (пополнение галереи): http://kinuli.diary.ru/p181609538.htm

(Архарон – (полного имени нет)

Хассанид – Хассан

прим. автора)

На работе Кейтелле был встречен тяжелой артиллерией пристального внимания. Пугала не столько интенсивность, сколько неожиданность.

– День ото дня мой друг все зеленее, – с лирическим трагизмом в голосе произнес Айномеринхен.

Он почти лежал на столе поверх бумаг, подперев челюсть ладонью, и казался сосредоточением порядка в царствующем бардаке – пыли и вороха документов не было только на его бордовом кардигане. Время от времени Менхен и Кейтелле порывались закатить генеральную уборку, но каждый раз что-то мешало. В целом после сокращения уборщиков в прошлом году здание Министерства постепенно зарастало мхом и обзаводилось собственной экосистемой.

Но даже в нее Кеталиниро не вписывался. Правда, как верно выразился Айномеринхен, последние три бессонные ночи приближали цвет лица ветерана к цвету стен, однообразно выкрашенных в зеленый под самый потолок. А тот, некогда белый и ровный, теперь шел опасными волнами, по которым ползли тени застарелых и свежих потеков. Примерно то же сейчас творилось вокруг глаз Кейтелле.

– Ты себя в зеркало видел? Красавец… Дел невпроворот. Опаздываешь тут.

Айномеринхен терпеливо выжидал, пока Кейтелле расстегнет тысячу и одну застежку и пальто отправится в шкаф. Дверца коротко скрипнула.

– На сорок минут опаздываешь! Тебя искали.

Кейтелле побелел, мысленно проклиная бессонницу, и Айномеринхену показалось, что тот сейчас упадет без сознания.

– Шучу. Хотелось разбудить тебя, не обижайся. И вот уже во взоре мелькнула бодрость! О, как я ждал этого!

Кейтелле шумно выдохнул, прикрыл глаза.

– Да ладно, не кипятись. Твой сосед советовал обратить на тебя внимание. Или на твое здоровье, точно не помню. Славный малый. Знаешь, он, пожалуй, прав, выглядишь ты действительно… окоченевшим.

Кейтелле не стал уточнять, что этот же диагноз можно было поставить как вчера, так и неделю назад.

– Когда он успел?

– Вот это самое забавное! Явился к парадному без пяти семь, представляешь? Мне бы таких соседей, а то солей не допросишься, а вечерами орут как резаные! Да вы не стесняйтесь, господин мой, присаживайтесь, наконец!

Ну да, так и есть – если бы Лиенделль не накапал, Айномеринхен бы оставался в благом неведении до самой кончины. Возможно, даже своей. Кеталиниро тяжело сел на рабочее место – излишнее внимание нервировало его, но сколько лет он жил, столько же и не умел отводить огонь заботы. Правда, в случае с Айномеринхеном заботу заменял поток нескончаемых разговоров. Приходилось делать над собой усилие и что-то отвечать:

– Лиенделль – человек старой формации, для него все люди – братья.

– Ты так говоришь, словно это порок или вредная привычка. Нехорошо, Кейтелле! Очень показательно, между прочим!.. Кстати, Лиенделль – это полное имя?

– Не знаю, он мне свой паспорт не показывал.

– А чего не спросишь?

– Зачем? – громче, чем нужно, спросил Кеталиниро.

Айномеринхен растерялся, и беседа на какое-то время угасла, уступив место работе. На столе Кейтелле обнаружился ежедневный бланк со “срочным” списком. Сердце беспомощно екнуло, когда ветеран насчитал более десяти документов, которых сегодня ждали со всеми подписями и печатями.

– Я тут до ночи проторчу, – пробормотал он обреченно.

На столе, где-то среди бумаг, валялись черновики этих отчетов, но вчера он, кажется, психанул и знатно все перемешал. Минут пятнадцать пришлось искать хоть что-нибудь похожее на пример, а потом стопка на краю стола рухнула вниз, рассыпаясь по полу. Айномеринхен радостно всхлипнул, не отрываясь от бешеного печатания. Как раз в том ворохе бумаг и обнаружился самый страшный документ – мятый семестровый отчет со следами когтей. Если бы не тяжкие ранения, его вполне можно было бы уже отправлять по инстанциям… Это стало последней каплей.

Тихий стук отвлек Айномеринхена – когда тот обернулся, то увидел Кеталиниро, уткнувшегося лбом в стол. Поверх листов вьющимся покрывалом лежали волосы. Можно было подумать, что с потолка на него упала пачка бумаг и лишила сознания, если не убила. Менхен, покосившись на коллегу, оторвал от ближайшего черновика уголок и быстро застрочил на нем.

– Уйдешь сегодня пораньше, – сказал он. – Прикрою.

Со стороны Кейтелле донесся неразборчивый стон. Даже если его выпнут из кабинета прямо сейчас и он тут же окажется в постели – тяжелые мысли не позволят уснуть.

– Тут написано, куда идти и что говорить на вахте. Смотри, кладу тебе в карман, – Айномеринхен действительно уже совал желтоватый обрывок в карман пальто. – Будешь возвращаться домой поздно – осторожнее, слышал про шайку Хассана? Это уже не хулиганье, тиранят весь город… Эй, ты в курсе, что у тебя тут дыра?!

Кейтелле оторвал тяжелую голову от столешницы. В комнате похолодало от его тяжелого взгляда.

Кеталиниро без чувств и соображений вывалился из парадного, даже не застегнувшись. Улица неприветливо встретила его промозглым ветром, но капризы природы остались незамеченными. Кейтелле вспомнил о Рамфоринхе и понял, что дрожит. Со дня визита прошла неделя, прежде чем до ветерана дошло, в какую ловушку он себя загнал: поиски военнопленного по кличке Кириа оказались делом не только бессмысленным, но и опасным. Куда опаснее, чем отправка незамысловатого конверта в ближнее зарубежье. Так что, выходит, он обменял осколочную гранату на полноценную бомбу, и бомба эта могла рвануть в любое время. А если ее не трогать – через несколько месяцев Аллидеррио спросит, как продвигаются поиски, и чем тогда его радовать?

Рамфоринх не скрывал, что ждет конкретных результатов. А главное – даже если этот Кириа перекрасил волосы, когти, сменил паспорт и поселился через стенку от Кеталиниро, легче от этого не станет. О сделке с бывшим лагерным врачом не должен был знать никто, включая Менхена. Особенно его. Айномеринхен совсем недавно стал родителем.

…однако его авантюрную натуру сей факт не изменил.

У Айномеринхена своеобразный метод помогать, вспомнил Кейтелле. Вспомнил и захотел провалиться сквозь землю – последний альтруистический порыв грянул не далее как прошлой зимой, оставил в психике глубокий незаживающий след. Тогда только природная изворотливость Менхена, больной вид Кеталиниро и волшебная случайность уберегли их от грязнейшего скандала. Так что таинственную записку Кейтелле изучил скорее из обреченного любопытства, чем с надеждой вытянуть положение. В идеале на обрывке должна была значиться фраза: “Кириа там-то…” и подробный адрес.

Адрес действительно был. Он умещался в одном-единственном слове. Жестоком и холодном, как сама жизнь.

“Аутерс”.

– Похоронить меня вздумал, – оценил Кейтелле странный юмор товарища.

Об асфальт ударили первые капли – позднее лето намечало вечерний дождь. Кеталиниро только сейчас уловил в воздухе непогоду, непроизвольно вздрогнул от пронизывающего ветра. Усмешка сама расцвела кислятиной на лице – надо же, как грамотно подобрана атмосфера вечера к маленькой записке… Только Айномеринхен мог послать в Аутерс человека, так отчаянно нуждающегося в покое.

О Доме на окраине Атины Кеталиниро знал немного. Пару раз видел издали, полраза заходил внутрь. Это случилось через несколько лет после возвращения с фронта, когда он только устроился на работу в Министерство. В те годы комендатура имела наглость посылать его с бандеролями по всему городу. Айномеринхен тогда не постыдился устроить в кабинете начальника сцену с разбрасыванием заграничных сувениров – это чуть не убило Кейтелле, он думал, что его не только уволят, но и попросят из страны. Но начальство не захотело ссориться с Менхеном даже из-за разбитой статуэтки “Ялма на убитом олене”.

В итоге Кеталиниро перестал шататься по городу и осел в маленьком кабинетике рядом с нежданным защитником. Скромная попытка объяснить, что ему нравилось ездить по городу с министерским проездным, не увенчалась успехом.

Прошли годы. Аутерс не разбомбили с воздуха, не ограничили в финансировании, а его обитателей не пустили на котлеты. Исправительно-исследовательская муниципальная организация Аутерс (ИИМО Аутерс), обманчивая копия жилого блока, огорожена бетонным слепым забором, обмотана лентой Кольвериона этак в три ряда… отличное место для выправления пошатнувшегося душевного здоровья, ничего не скажешь!

Кеталиниро скомкал бумагу и размахнулся, целясь в грязно-синюю корзину у двери, как вдруг его остановила неясная, но требовательная мысль. Аутерс – не курорт и не литературный кружок. Его обитатели уходят корнями во времена ожесточенной войны с Локри. Во времена, среди которых затерялся некий Кириа.

Конечно, менхеновские методы больше напоминали проблему, чем решение… Кеталиниро медленно опустил руку, ловко развернул лист обратно из смятого комка.

– А где же еще искать твои следы, если не в камерах у политических заключенных? – пробормотал Кеталиниро и тут же пропел: – Нас всех роднит дурное детство…

Аутерс ветшал.

Ненастье разошлось до полноценного ливня, и Кейтелле предстал перед КПП в виде жалком и непредставительном. Из-за грязного, мутного от царапин стекла на него уставились четыре красных укоризненных глаза. К концу смены даже забрызганная министерская форма не вызывала у охраны приступа греющего злорадства. Будка не отапливалась, и младшего охранника потряхивало, что в сумме с нездоровым румянцем выглядело совсем грустно.

– Ну и как там, снаружи? – спросил пропускной с редеющими волосами и отекшими глазами. Он выписывал пропуск, полуглядя на документы, при этом морщился, словно выуживал мокриц из банки.

– Заседают, – ответил Кейтелле с некоторым опозданием.

Двор Аутерса угнетал запущенностью. К концу лета он уже был готов к зиме – серый и мокрый, лишенный всяких здоровых красок. Кеталиниро брел по разбитой, не помнящей ремонта с самой войны дороге. Она вела к площадке у парадного с импровизированной парковки. Микрокосмос заведения давил и выматывал, Кеталиниро поблагодарил небо за теплое место в Министерстве и искренне посочувствовал тем, кто работает в стенах серого чудовища – Аутерса. Наверное, подумал он, на работе их удерживает долг и ненависть к изменникам Родины. Интересно, согласился бы наставник охранять политических заключенных? Патологическая неприязнь к изменникам – с одной стороны, чувство долга – с другой. Что сильнее? И что бы сделал с Кейтелле наставник, если бы узнал…

– Что я тут делаю? – Кейтелле вдруг понял, что говорит сам с собой, и оглянулся – не услышал ли кто?

Свидетелем оказался лишь самобытный бурелом из шипастых розовых кустарников и молодых тополей. Мертвым королем среди них чернел дуб – такой витой и старый, что от собственной древности навалился на стену, закрыв собой несколько окон… словно решеток недостаточно. Больше всего он напоминал гигантскую черную кляксу. Или гниющего спрута.

Дуб намекал Кейтелле, чтобы тот держался как можно дальше от Аутерса. И намек был принят к сведению. Кеталиниро затошнило от дурных предчувствий.

“Спасибо, Менхен!”

Когда-то, еще до войны, дерево миловали по непонятным причинам – не стали срубать, как все прочие. Тогда, если судить по фотографиям старого города, дуб ветвился зеленым красавцем в целом ряду таких же, раскидывал желуди, куда доставал.

Аутерс в те годы был первым строением подобного типа и находился чуть ли не в центре старой части Атины. Естественно, отстраивали его как жилое здание, и обитали там обыкновенные люди, не отягощенные политическими преступлениями. К квартирам была приписана земля вокруг блока, которую, согласно еще деревенским традициям, облагораживали. Если сравнивать фотографии и реальность – тот дивный коммунальный сад погиб вместе со всем бытом почти сразу после первой бомбежки. Дуб ранило снарядом. …по чести сказать, он спас здание, прикрыв собой. И теперь тихо сох, привалившись к стенке.

Как бы грозно ни выглядел заброшенный сад, он был почти незаметен на фоне серого облезающего Аутерса.

Ручки у парадной двери не обнаружилось. Точнее, не обнаружилось классической ручки, зато присутствовала конструкция из ткани, продетая в дыру над замком. По обе стороны двери тряпку удерживали узлы. Кеталиниро потянул узел на себя, и дверь впустила его в темный коридор.

Дежурная будка располагалась в бывшем общем зале. Точно таком же, как в блоке у Кейтелле, но там, где в нормальных домах стояли несколько празднично-желтых диванов и телевизоры на каждом этаже, в Аутерсе все это заменял крохотный пропускной пункт, выкрашенный в тусклый синий цвет. Заседал в нем мрачноватый блондин. Он лежал на регистрационном столе, прижавшись ухом к приемнику. Вошедшего с лестницы дежурный заметил, но головы так и не поднял.

– М? – он кивнул, не отрываясь от приемника – мол, чего надо?

– Архарон, – коротко ответил Кейтелле. – Статистический учет и проверка.

– Акая проверка? Чего? – дежурный выпрямился, на подбородке алели следы от долгого лежания.

Кеталиниро почувствовал, как лицо его непроизвольно каменеет. Короткая записка от Айномеринхена не предполагала ни слова больше. Дежурный поднял брови, поторапливая с ответом. Положение напоминало очередную детскую игру, которую когда-то подкинул ему наставник. Смысл в том, чтобы красиво выкрутиться.

– Я сказал достаточно, – Кейтелле сдержанно улыбнулся. – Если бы в задачи проверки входило информирование персонала Аутерса, вас бы известили по телефону.

– Вот и я думаю… – дежурный протянул руку за пропуском и долго изучал те пять слов, что в нем значились. Потом не торопясь, словно издевался, сверил с удостоверением. Изучил фотографию, по крайней мере три раза переводя взгляд на Кейтелле.

– Хотите, чтобы я составил вам компанию на дежурство? – уточнил Кеталиниро.

– А?

– Если вы не поторопитесь, то я не уверен, что успею на последний автобус. Можно было бы пройтись пешком, но в наши неспокойные времена, когда в Атине хозяйничает Хассан…

Дежурный открыл было рот, на лице его ясно читалось: “Мое-то какое дело?”.

– Будьте уверены, что до утреннего рейса я найду, чем вас занять. Увеличим масштаб проверки, вы покажете мне подсобки, бухгалтерию, осмотрим санузлы…

Кейтелле и сам не горел желанием наведываться в подсобки, бухгалтерию и санузлы, но молодому нагловатому дежурному хотелось этого еще меньше – у него были свои, несомненно, веские причины. Потому он быстро вернул пропуск с круглой розоватой печатью. Даже не пришлось угрожать рейдом в подвалы. В Аутерсе, говорят, подвалы – самый сок. Квинтэссенция организации.

– Так куда мне?

Дежурный вдавил одну из кнопок на открывающе-закрывающей панели, и дверь в правое крыло отъехала.

– Пятая восточная, – проворчал он.

– Ну надо же, – отметил Кейтелле, кивая на технологичную дверь. – А на парадной – ручку вкрутить не можете.

Кеталиниро, думая о заключенных, представлял себе ряд металлических дверей с крохотными задвижными окошками в мелкую сетку. Но двери мало отличались от тех, что встречали его в родном блоке. Разве что металлическими полосами на ржавеющих гвоздях – когда-то их прибили, чтобы старое дерево не разваливалось. От древности принятых мер полосы скрючило, гвозди повыпадали из рассохшейся древесины. Кейтелле со вздохом отметил, что неплохо бы дома сделать так же, пока ежедневные визиты Лиенделля не превратили его собственную дверь в гору трухи.

В углах коридора неприятно темнели разводы – кто-то честно пытался смыть черные выросты на стенах под самым потолком. Кейтелле содрогнулся. Но сейчас его больше волновало, как общаться с этим неведомым Архароном, если окошек на дверях таки нет.