Текст книги "О потерях, открытиях и разочаровании в тако (СИ)"

Автор книги: Keyni

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Питер взял со стола карандаш и принялся нервно стачивать краску ногтем.

– Понимаешь, здоровье мутантов очень во многом зависело от гена-Икс. Это врожденная система, которая защищала тело от перегрузок, вызываемых мутациями. Разрушение гена ломало всю имунную систему. Организм переставал справляться, человек умирал. И не от генных нарушений, в первую очередь, а от самых обычных болезней. Почечная недостаточность, грипп, мышечные нагрузки, гормональный дисбаланс. Поэтому никто долго не мог понять источник проблемы, а когда начали проводить клинические исследования, стало слишком поздно. Мы узнали только, что по какой-то причине ген-Икс разрушался.

Паркер пригладил волосы.

– У Уэйда были психические отклонения. Очевидно, что регенерация Дэдпула, а она у него бешеная, сильнее, чем у Логана, – Майлз решил не спрашивать, кто это, – справлялась с раком, но ментальное здоровье – сложная штука. И в качестве самозащиты разум начал расслаиваться. Поэтому он протянул так долго, одиннадцать лет, понимаешь?

Моралес не понимал. Питер нервно отбросил карандаш. Моргнул.

– Прости, что-то забылся. Кажется, я отнял много твоего времени. Отдыхай, увидимся позже.

Пит вскочил, едва не запутавшись в своих ногах, и вылетел из комнаты.

– Но, мистер Паркер, вы же не можете сейчас… – воскликнул Майлз, подскакивая со своего места, но дверь уже звонко хлопнула о косяк.

========== Питер ==========

Питер услышал это оборвавшееся, растерянное «мистер Паркер», но не обернулся. Он не мог ждать. Не сейчас, когда у него настолько ярко, настолько понятно сложилась картинка перед глазами.

– Тони, – протараторил он в телефон, заводя двигатель машины: так добраться до дыры Уилсона было быстрее всего. – К тебе ужасно важное дело. Нужно выяснить, что в собственности у «Алхимакс», «Алкали» и «Фасилити». Что-то важное, крупное. Не знаю, промышленность, сельское хозяйство, машиностроение.

– Не говори, что заинтересовался делами корпорации, – с вежливой иронией попросил Старк, – потому что это звучит, как угроза инфаркта. Пеппер меня на этот раз просто добьет, а ты… Ты что в машине? Паркер, ты за рулем? Все настолько плохо?

Питер невольно рассмеялся. Опасения Тони были понятны, Паркер предпочитал водительское сидение в очень-очень-очень редких случаях.

– Кажется, понял, что случилось с Уэйдом десять лет назад, – пояснил он, выруливая на скоростную полосу.

– Я не буду больше иметь никаких дел с Дэдпулом, Тони, – пискляво передразнил Старк Питера. – Никакого Болтливого наемника, Тони.

Он вздохнул и резюмировал нормально:

– Никогда не научишься.

– Ты мне поможешь?

– А есть выбор? Серьезно?

– Я твой должник, мистер Старк!

– Уже давно, пацан.

***

Питер нетерпеливо тарабанил в дверь ладонью.

– Ну же, Уэйд, – рявкнул он, – я знаю, что ты здесь. Уилсон, сукин сын! Открой!

В комнате что-то грохнуло.

Паркер выругался. Пришлось лезть на крышу и спускаться по стене.

Уэйд распластался на диване, закрыв глаза рукой.

– Уэйд!

Тот лениво проморгался, расплылся в улыбке.

– Я ж говорил, в зеленой херне какая-то дурь. Глядите! Паук, совсем как настоящий.

Регенератор, очевидно, продолжал работать: Уилсон выглядел вполне бодро для человека, совсем недавно шагнувшего из окна.

– Уэйд, это я, – Питер тронул плечо Уэйда.

– Может, это Питти? – в голосе Уилсона прорезался ливерпульский, но тут же сменился голосом Желтого: – Чего бы он забыл в этой дыре?

– Отъебитесь, – отмахнулся Уилсон, – дайте хоть кайф словить спокойно.

– Уилсон, блядь, – Питера еще потряхивало от догадки, и ждать, пока тот договорится с шизофренией, совсем не хотелось. Паркер схватил Уэйда за плечи, рванул вверх, усаживая вертикально, и отвесил звонкую оплеуху.

Уэйд тут же распахнул глаза.

– Ты мне врезал? – осторожно уточнил он.

– Ага.

– По морде прописал?

– В точку.

– Зазвездюлил по хлебалушку?

– Уэйд, не беси меня.

– Было больно.

Питер потер лицо, тяжело вздохнув.

Спандекс скрипнул вместе с диванной пружиной.

– Пит? Это правда ты?

– Правда, – согласился Питер. – Я тут кое-что понял, и мне нужно с тобой поговорить.

– Погоди-погоди, – замотал головой Уэйд. – Ты не злишься?

Пит фыркнул:

– Спасибо, что напомнил. Я пиздец, как злюсь, Уэйд. Твой план был говном собачьим, и ты мог бы хоть из вежливости о нем рассказать до того, как ширнул какой-то дрянью. Я очень хочу раздолбать твою глупую черепушку, но отложим это на потом. Я понял, в чем причина Красного.

Пит выпалил это и замолчал, пялясь на Уилсона. Уэйд нахмурился. Явно не ожидал.

– Питти, мы с тобой и так…

– Нет, – замотал головой Паркер. – Нет, мы с тобой не так. Мы ошибались тогда, понимаешь? Ошибались во всем!

Пит почувствовал, что сердце от возбуждения колотится где-то в горле.

– Это все из-за разрушения гена. Смерти мутантов начались уже в девятнадцатом, Уэйд. Мутаген переставал действовать, но твоя регенерация справлялась с физическим здоровьем, и потому казалось, что все в порядке.

Питер принялся расхаживать по комнате.

– Куда ты отправился, когда уехал?

– Двигался по юго-востоку, – отозвался Уэйд. – Через Северную Каролину, Джорджию, мелкими городками, потом свалил в Венесуэлу, Гайану, Суринам.

– Там стало легче?

Уэйд медленно кивнул.

– Мелкие государства, крохотные городки, вот именно, – развел руками Питер. – Процент умерших в столицах и урбан-центрах значительно выше. Есть искажения начиная с двадцать четвертого, но это потому что мутанты бросились в бега. Что было потом?

– Бабла в глуши не заработаешь, приходилось двигаться, и меня стало снова крыть.

– Потому что ты вернулся в зону активного разрушения гена. Дай угадаю, личности взбесились?

– Желтый и Белый стали настоящими, – признал Уэйд. – Я начал их видеть.

– А Красный?

– Нет. Красный – другое. Он появляется, только когда я убиваю, или это он убивает. Он не личность.

Питер кивнул.

– Никогда не думал, что Красный – не совсем субличность? Мне эту идею подкинул Пьетро ужасно, ужасно давно. Только вот шанса обсудить с тобой не выдалось.

Уилсон вопросительно поднял бровь.

– Пьетро ведь видел Красного. Знаешь, что он сказал? Что тот похож на Логана. В смысле, не того, какого мы знали, а Логана на охоте.

– Злая Росомаха? – уточнил Уилсон.

– Понимаешь? Красный передался тебе вместе с мутацией. Агрессия, направленная на выживание. Росомаха убивал любое живое существо, оказавшееся рядом, считая, что они могут навредить. Однажды он серьезно ранил Пьетро, того едва спасли.

– Я этого не знал, – качнул головой Уэйд. Он физически не мог представить себе Хоулетта, что поднял бы когти на своего бесценного пацана.

– Как не мог представить, что причинишь вред Питти, да? – подсказал Белый.

– Хорошо, – согласился Уэйд, миролюбиво подняв ладони. – Ладно, пусть так. Пусть, Красный – это не порождение моего мозга, а часть гена от Росомахи. Что это меняет?

– Он просыпается при угрозе. В данном случае, из-за разрушения гена. Но, поскольку физического источника нет, он атакует любого, кто рядом.

– Например, тебя.

– Это неважно, неужели не понимаешь? Если регенерация заработает без сбоев, он исчезнет!

Уэйд посмотрел как-то очень странно.

– Питти, крошка, это, конечно, все заебись, но, боюсь, ты забыл одну кро-о-о-охотную деталь.

– Какую?!

– Я умираю, Пит. Мне осталось немного: разобраться с «Алхимакс» и уползти в какую-нибудь тихую грязную дыру. Какая разница, появится еще Красный или нет? За два дня я не смогу навредить тебе и твоему мелкому приятелю, а остальное не важно, тыковка.

– Нет, – Питер замотал головой, – не смей так говорить.

Он ухватил Уэйда за плечо и крепко стиснул.

– Не смей, мать твою.

Пит разжал пальцы и принялся снова ходить по стертому свалявшемуся ковру.

– Сколько у тебя осталось регенератора?

– Колбы четыре. Нет, три. Одна ушла сегодня.

– Хорошо, – кивнул Питер. – Тернер упомянул доки, значит, запас есть. Заберем все.

– Слушай, – начал Уэйд, – я не слишком-то слежу за своим состоянием, ну знаешь, бросил бегать по утрам и измерять пульс, но кое-что замечаю. Например, что дурь выветривается быстрее. Не знаю, организм привыкает и выводит быстрее, без понятия, ты же у нас умник.

Питер вздохнул, придвинул к себе хлипкий столик, уселся на край, уперев локти в колени и сложив ладони лодочкой у лица.

– Я, конечно, не генетик, но кое-что понимаю, да и спецы в штате есть. Можно потянуть время и попробовать самим вывести приспосабливаемый мутаген на основе регенератора.

– Питер.

– Если начать сегодня, то к завтрашнему утру первичный анализ будет готов, и…

– Питер, мать твою, Паркер!

Пит поднял голову и увидел взгляд Уэйда – тяжелый, больной.

– Ты что здесь делаешь? – хрипло и бесцветно спросил Уилсон.

Паркер моргнул.

– Что ты тут забыл? У тебя там малолетний поборник паучьей справедливости, бизнес-хуизнес, крыло Старка, ебаный беспомощный город, грабители тырят телики и мексиканцы сдают наркопритоны, а ты сидишь здесь, в этой дыре носорожьей жопы, пытаешься реанимировать ходячий трупак. В мире столько охуительных занятий, Питти! Сходи трахни кого-нибудь, что ли.

Питер рывком поднялся, в два шага преодолел расстояние до дивана, поднял Уэйда за грудки и врезал так, что кровь из разбитого носа и губы брызнула в сторону.

– Как же ты меня заебал, сил нет!

– Нахрена жопу тогда рвешь? СиЭсАй, закройте уже операцию по спасению. Или геройство прет? Чего тебе неймется?

– Даже не знаю, – огрызнулся Паркер, – возомнил, что мне не похуй.

– Ты мне две недели дал и сказал уебывать из города.

– Да потому что я десять лет тебя ждал, гандона ты кусок, – сорвался Питер. – Десять долбаных лет, Уэйд. Ни на секунду не прекращал.

– Ты, вроде как, не в Азкабане сидел, – хмурый Уилсон оттер кровь с лица. – Вполне мог не выебываться. В этом, знаешь ли, была суть. Чтобы ты жил нормальной жизнью. Своей жизнью.

– А МЕНЯ ТЫ СПРОСИЛ?! – рявкнул Пит. – Чего я, блядь, хочу?! Какой я хочу жизни?!

– Такой? – зло бросил Уэйд, кивнув в сторону комнаты, заваленной хламом, оружием и таблетками в примерно схожих пропорциях. – Такого ты хотел, Питер Паркер? Жить с ублюдком, надеясь его перевоспитать? Ждать, когда я сорвусь и вернусь в кровище с ног до головы? Бесконечных побегов от властей, от головорезов, от хер знает кого еще? Поисков таблеток по поддельным рецептам, оружия на оставшееся бабло, и славного солнечного денечка, когда я начну выхаркиваю легкие где-то на Кубе? Этого ты хотел, Питер? Очнись, в конце концов! Я – ебаный ночной кошмар, который скоро закончится! В тот день, когда я сдохну, добрая сотня тысяч человек откупорит шампанское и надерется до чертиков. Будь уже, блядь, послушным мальчиком, и присоединись к их числу!

– Господи, – покачал головой Паркер, – какой же ты придурок. Ты же не понял, ты же так нихрена и не понял, Уилсон.

Он выдохнул, рванулся вперед всем собой, всей своей сутью, крепко сжимая ворот костюма Уэйда в своих руках, и прижался к его сухим и горячим губам.

Не давая опомниться ему, не давая опомниться себе, целовал, закрыв глаза, пока сердце разбухшим комом замерло в горле, отказываясь биться в этой тесноте.

А когда Уэйд начал целовать в ответ, что-то внутри Питера дернулось, как разряд, вспыхнуло, коротнуло.

Пит отстранился и замер, опустив голову, тяжело дыша. От Уэйда пахло землей, кровью и химией спандекса.

– Знаешь, – тихо проговорил Уилсон.

Пит чувствовал его горячие ладони через толстовку.

– Кажется, мы лечим не того, доктор. Настоящий сумасшедший тут ты, Питти.

– Может мы друг друга стоим? – глухо отозвался он.

– Нет, – подал голос Уэйд после паузы. – Я уверен, что ты – самый конченный шизик.

– У меня нет воображаемых друзей.

– У меня их тоже иногда нет! И, только между нами, без них пиздецки скучно. Только им не говори.

– А вот скажу, – упрямо пробормотал Пит, не поднимая головы.

– Ты злой.

– Попизди тут на крошку, – проскрипел Желтый.

– Знаешь, по кому он скучает больше? – усмехнулся Белый.

– По тако на Семьдесят третьей, по тако на Семьдесят третьей! – выпалил Уэйд, и Пит отстранился, морщась от воплей.

– Боже, ну и ссыкло, – вздохнул Белый, – посмотри только. Пару раз даже не фигурально, но сейчас ссыт просто сказать вслух.

– Как школьник! – гаркнул Желтый.

– Ну и? – усмехнулся Питер.

– Мы ведь можем и за тебя все сделать, – вкрадчиво предложил Белый. – Хочешь?

– Съебитесь, – посоветовал Уэйд.

Он замялся, словно действительно не мог, словно действительно боялся сказать вслух. И это выглядело так ужасно странно.

Не более странно, чем снова быть рядом, спустя столько лет.

– По тебе, крошка, – выдохнул Уэйд наконец. – Я скучал по тебе. Каждый чертов день. Так сильно, что казалось иногда – сдохну. Но нихрена.

– Зачем, Уэйд? – спросил Питер устало. Столько раз он спрашивал это во сне и столько раз не получал ответа, что сейчас, кажется, действовал по какой-то инерции, по привычке.

– Потому что мы должны защищать тебя, тыковка, – ответил Уилсон, с нежностью касаясь ладонью волос Питера. – Потому что мы были бессмертными, а ты – нет. Потому что мы сумасшедшие, Питти, а ты – нет. Потому что ты лучшее, что есть в нашей никчемной жизни, и мы должны тебя защищать, глупый ты мальчишка.

– Мне не было хорошо без тебя. Мне было хреново.

– Я догадывался. Но ты живой. Уже это стоило того, чтобы попытаться.

Питер молчал. Молчал и вжимался лбом в шею и ключицы, чувствуя, как Уэйд положил подбородок ему на макушку. Все слова звучали избито и очевидно. Даже жалко. Глупо. Идиотское чувство никак не позволяло расслабиться, не позволяло почувствовать счастье, потому что все, что было у Питера – несколько дней и злая надежда. Казалось, Уэйд вот-вот исчезнет, прямо сейчас, в любой момент, стоит только моргнуть лишний раз, стоит разжать пальцы.

Интересно, если снова развесить карту и цеплять кнопки, Тони сдаст его докторам?

– Я могу попробовать?

– Ответ «нет» тебя остановит?

Паркер отстранился. Упрямо вздернул подбородок.

– Ты дашь мне попробовать?

– Пит, очень хочется пошло пошутить, врежь мне по морде.

– Уэйд.

Уилсон вздохнул.

– Чего ты хочешь?

Питер набрал в грудь побольше воздуха.

– Найти хранилище. Взять все, чтобы выиграть время и набрать материал для исследований. Вывести устойчивую сыворотку. Вернуть мутацию. Выяснить, кто стоит за всем этим, и уничтожить мудаков.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты стал пиздецки серьезным взрослым мальчиком? Питти, молю, ты болтаешь, а я смотрю, какой ты, мать твою, охренительный, и мне трудно принимать логические решения.

– Просто скажи да.

– Да. Да. Да. Да. Я выйду за тебя, Питер Бенджамин Паркер.

========== Уэйд ==========

– Какой же ты придурок, – безнадежно повторил Питер, и Уэйд готов был согласиться с каждым словом, каждым звуком, развесить транспаранты, как на день Благодарения, выбить эти слова татуировкой на всю спину уродливым готическим шрифтом, устроить самому себе интервенцию, революцию, экспроприацию.

Питер был в его руках. Теплый, живой Питер Паркер, такой взрослый, такой серьезный, такой красивый, что смотреть больно, глаза слезились, как если пялиться на яркую лампу или прямо на полуденное солнце.

– Волосы все еще, как у шиншиллки, – блаженно выдохнул Уилсон, и плечи Паркера вздрогнули.

От Питера пахло иначе: другой шампунь, и появился одеколон, свежий, немного горький, словно вырванная из влажной земли трава, но когда Уилсон коснулся губами венки на виске, вкус кожи был тем же, что остался в памяти.

Он был готов облизать Питера с ног до головы, покрыть поцелуями, подмять под себя и не отпускать никогда.

В голове бесновались голоса, забытые инстинкты, неконтролируемое желание.

Которое крайне сложно скрыть, будучи в ебаном обтягивающем костюме.

– Пит, если мы закончили с планами на будущее, может, тебе пора вспомнить о каких-нибудь важных делах?

– Ты меня выгоняешь? – недоверчиво переспросил Питер. – Сейчас?

– Видишь ли… Я не самый большой специалист во всяком таком, но голоса в голове подсказывают, что изнасилование может несколько испортить дух примирения.

– Ладно, – согласился Паркер устало.

Он помолчал.

– Уэйд, твои руки все еще меня держат.

Уилсон вздрогнул.

– А, да, точно, прости, тыковка.

– Все еще держат, если что.

Объятие ослабло, и Питер неуверенно отошел. Пригладил волосы. Опустив взгляд, кивнул.

– Значит, на связи?

Он скованно улыбнулся и успел сделать пару шагов к двери, когда Уилсон разразился:

– Нет, нет, нет! – Уэйд поймал Паркера и рывком подтащил к себе, зарываясь носом в шею, втягивая запах и запуская обе ладони под толстовку. – Только не сейчас, не сейчас. Питти, детка, я не могу тебя отпустить, я не могу, тыковка, прости, прости, прости. Мой серьезный прекрасный мальчик, Питти-Питти-Питти.

– Я теперь мистер Паркер, – глупо ляпнул Питер.

Уэйд замер, отстранился.

С тех пор, как в его башке поселились разноцветные бездельники, не очень-то часто случалось так, чтобы они затыкались. В смысле, чтобы совсем. Чтобы их как не было.

Сейчас был именно такой момент.

Легендарный момент.

Библейский, буквально.

– Мистер Паркер, – медленно и вкрадчиво произнес Уилсон, склонив голову к плечу. Питер испуганно вскинул ресницы, не понимая, что может означать этот тон. – Значит, мистер Паркер.

Уэйд пробежался пальцами по вздрогнувшему боку Питера к теплой спине.

– Очень взрослый и, несомненно, крайне серьезный мистер Паркер, – Уилсон продолжал говорить торжественно, почти строго. А затем оказался очень-очень близко.

– Хочешь, Паутинка, – горячо выдохнул Уэйд Питеру на ухо, – и я буду всю ночь тебя называть только так? Мистер Паркер, м-м-м?

Питер весь сжался, вцепился в плечи, тяжело дыша. Уэйд расценил это по-своему, подхватил под задницу, потащил на разобранный диван, служивший кроватью, уложил на разворошенные простыни и одеяла.

Опустился, задрал Питеру толстовку и коснулся губами теплого живота, обнаружил светлую полоску волос, тянущуюся до пупка. Издал глухой восторженный звук и провел носом по ней, а потом языком, пробуя горячую кожу на вкус.

– У меня сейчас легкие лопнут, а я не могу тобой надышаться, Питти, ну и черт с ними, я сейчас на классной дури, новые отрастут.

Уэйд глухо бормотал и терся щекой по ширинке Паркера, после поднялся одним сильным рывком к губам. Он трогал грудь, живот, бедра Питера, жадно, не отрываясь ни на мгновение. Его плечи, бока, его ямка под ключицей, Господи ты боже.

– Подожди, – хрипло проговорил Питер вдруг. Уэйд замер.

– Что такое, детка?

Питер откатился и сел на постели. Наклонился вперед к коленям, тяжело дыша.

– Не могу, – еле слышно выговорил он, пряча лицо в ладонях. Шумно втянул носом воздух и потер лоб.

– Дело во мне? – спросил Уилсон тихо.

– Что? Нет, – отозвался Пит. – Я просто… Мне так часто снилось все это. Столько раз. И я… не могу. Все кажется, что ты исчезнешь, разумеется, ты не исчезнешь, я стараюсь не думать, но нихрена не выходит. Не могу перестать бояться, и ничего другого в голову не идет. Внутри колотит.

Он прочистил горло.

– Мы можем просто… просто полежать? Вместе? Или мне лучше?..

Уэйд рывком притянул Питера и упал спиной на простыни, дожидаясь, пока тот устроится под боком.

– Мы можем все, что захочешь, Пит. Наряди меня в платье Мэри Поппинс и заставь спеть ту песенку с длинным словом или прикажи молчать вечно, это будет трудновато, но если ты так хочешь.

– Нет, – улыбнулся Пит. – Говори.

А потом втянул носом воздух, как-то так опасно втянул этот чертов воздух, что Уэйд замер, пялясь в потолок слезящимися глазами, не моргая. Чувствовал грудью и боком тяжелое тепло Питера, то, как тот дышал вроде бы размеренно, ровно, но все так же опасно. Это дыхание напоминало затишье перед бурей, напоминало предвестник инфаркта.

Напоминало беду. Оно было бедой.

Уэйд поглаживал сильное округлое плечо его мальчика, лучшего мальчика на свете, который стал совсем взрослым, но при этом ни на день не повзрослел.

Питер вздрогнул, спиной, плечами, лопатками. Замер. Выдохнул. Вздрогнул снова.

– Что такое? – негромко и осторожно спросил Уэйд

– Хотел бы я знать, – пусто отозвался Питер, и только та же дрожь звенела в его голосе.

– Думаешь, что не знаешь?

– Думаю, что не могу сформулировать.

Его бы воля, думал Уэйд, он подверг все научному анализу, подбил систему и вывел результат, а еще лучше, приказал умным машинам вычленить проблему. Но вот беда – с загонами в голове приходилось бороться самому. Уэйд знал об этом не понаслышке.

– Как думаешь, чего оно касается? – спросил Уилсон после паузы. Он был осторожен и прикармливал монстра в голове Пита наводящими вопросами. Монстры не любили резких движений. В этом Уэйд тоже шарил.

– Важного, – ответил Пит отстраненно. Наверное, он тоже боялся спугнуть монстра, а может и правда с трудом собирал внутри слова. – Очень важного, Уэйд. Ты никогда не думал, что некоторые вещи не пропадают навсегда? Иногда кажется, что они ушли, но они только забираются куда-то глубоко и становятся тяжелыми, как гребаный Бруклинский мост. И каждый божий день только и делают, что тянут к земле.

Уэйд молчал. Но Питер не ждал ответа.

– Я так хочу избавиться от этого тяжеленного Бруклинского моста, Уэйд. И я пытался, нет, правда, пытался. Много раз. Но мост никуда не девался. Ничего не помогало. Никто не помогал. А потом. Знаешь, что было потом?

Конечно же Уэйд знал.

– Потом Майлз влетел ко мне в окно и сказал про человека в красном костюме.

– Это мог быть Сорвиголова, – отозвался Уилсон.

– Ага, – согласился Пит так, будто и сам на это надеялся. – А оказался ты.

Уэйд не знал, что сказать. Ну, кроме того, что все это нечестно. Веселые мальчики с охуенной задницей, обтянутой спандексом, не должны говорить так надсадно, а в их душе не должно быть тяжести. Мальчики с самой светлой улыбкой Нью-Йорка должны жить весело и припеваючи, как в каком-нибудь развеселом мюзикле, там, где еще поют мультяшные птички или на сцене танцует Хью Джекман в блестящем цилиндре.

Мальчики с самым огромным сердцем в Нью-Йорке не должны влюбляться в чудовищ, но, что поделать, если когда-то очень и очень давно один такой мальчик ошибся, а теперь повзрослел, и эта ошибка осталась с ним, в нем, выросла, пустила корни и душила, который год, как злой ядовитый сорняк.

Это было нечестно, это было неправильно, и если бы Уилсон мог, он бы не пожалел своего бессмертия, чтобы вернуться назад и исправить, сделать что угодно, хоть бы и хакнуть трижды ебаный Гугл-мэпс.

Но в эту жалкую вселенную не завезли ни Тардис, ни даже жуткого мутанта из будущего со стальной рукой, железными яйцами, мертвой семьей и отвратительным чувством юмора.

Нихрена тут хорошего не было. Кроме Питти.

– Послушай, крошка, я… Пит, если хочешь… если тебе будет легче, я уеду к утру, и ты сможешь…

– Да ну нет же, не хочу! – почти выкрикнул Паркер подняв голову, напрягшись всем телом и снова ослабнув, словно из него вынули какой-то стержень, на котором он держался все это время. – Но очень мило, что на этот раз ты решил спросить.

– Пит, что я могу сделать?

– Не исчезать? – Питер помедлил и добавил: – Не исчезать, не попрощавшись.

Уэйд открыл рот, но Пит придвинулся и зашептал быстрее:

– Послушай, я не прошу тебя оставаться, ладно? Понимаю, столько лет прошло, я давно не тот мальчишка, который забрел в притон. Знаю, ты вернулся не чтобы устраивать что-то новое, ты не за этим здесь. Не за мной. Да, мы снова встретились, мы разговариваем и помогаем друг другу, иначе быть не могло, но когда ты вернешь бессмертие, Уэйд, сделай одну вещь, если не ради меня, то хотя бы ради того, что когда-то было. Всего одну.

Питер набрал побольше воздуха в легкие.

– Просто дай знать. Предупреди, когда соберешься уезжать. Не беспокойся, это не будет так пиздецки драматично, как ты можешь себе представить. – Паркер улыбнулся светло и очень-очень грустно. – Просто… хочу знать. Хочу успеть попрощаться. Хочу увидеть тебя напоследок. Вот и все.

Уэйд смотрел на него, такого серьезного, такого сосредоточенного, с крохотной морщинкой, залегшей между бровей, и у него даже сердце защемило, какой Пит красивый.

– Слушай, – проговорил Уэйд медленно, непривычно взвешивая каждое слово. – Я знаю, что повел себя как полный мудак. Хотел как лучше, правда хотел, но… ладно, не о том сейчас речь. Дело в том, что… ну, если вдруг правда эта штука сработает, и я перестану подыхать, то может… может, мы попробуем начать сначала? Такой же колоритный притон я, конечно, не обещаю, но мы можем сходить на свидание. Ресторан? Зоопарк? Тиры в парке развлечений?

Уэйд проговорил, раздельно и четко, чтобы не осталось ни секунды сомнения, никакого недопонимания:

– Я не хочу от тебя уезжать, Пит. Это было ошибкой, все было моей огромной ошибкой. Я пообещаю тебе что угодно, сделаю, что угодно. Серьезно, любое желание, любой каприз. Только не прогоняй меня. Дай мне шанс. Один. Шанс. Пожалуйста.

Уэйд принялся целовал его лицо: лоб, виски, переносицу, кончик носа, где когда-то раньше виделись крохотные точечки веснушек. Извинялся. За все годы, за каждый день, за каждый час, за каждую порцию боли, за все, а потом принимался целовать снова. Осторожно, почти невесомо, как что-то очень хрупкое, что-то ужасно ценное, самое ценное. Виски, скулы, переносицу. Уголок ломко изогнувшейся губы. Снова. И снова.

Постепенно напряжение сходило, словно ледяная рука, все это время державшая Питера, разжималась. Медленно, неохотно, но все же поддавалась.

Уэйд накинул одеяло, и Пит пригрелся, успокоился, задышал ровнее. Не открывая глаз положил руку так, чтобы ощушать Уилсона.

– Не бойся, – прошептал Уэйд, гладя его по волосам, завивающимся в колечки. – Я не исчезну, детка. Я здесь.

Пит нахмурился, провел пальцами по рельефному шву костюма.

– Снимешь?

– Ладно, – после паузы ответил Уэйд, – но я под ним в кровище небось. Подождешь, пока ополоснусь?

Питер улыбнулся и с трудом поднял веки.

– Конечно.

Зрелище под костюмом было ожидаемо отвратительным.

– Выглядишь, как сраный индеец на тропе войны, – скривился Желтый.

– Ты появился слишком рано, – пробурчал Уэйд сквозь стиснутые зубы.

– Прости, бро, – развел руками Белый. – Дурь работает все хуже. Возможно, у Питти меньше времени, чем мы думаем.

Уилсон выкрутил оба крана на максимум. Сначала потекла ржавая холодная вода, затем, с большой неохотой к ней присоединилась горячая. Трубы натужно загудели.

– Не смей при нем об этом говорить, – приказал Уэйд Белому, смывая следы собственных внутренностей. Посветлевшая было вода снова окрасилась в густой бурый оттенок.

– Думаешь, малыш сам не понимает? Думаешь, ему не страшно, что ты скопытишься, а он останется один?

– Думаешь, мне от этого не страшно? – огрызнулся Уэйд.

Вода заливала глаза и ужасно воняла дешевым очистителем. Господи, а ведь скоро двадцать девятый год на дворе!

– Значит, всего-то не нужно умирать!

– Действительно, – согласился Желтый, – это же так просто! Сейчас поговорим с дядюшкой-раком, чтобы он упиздил к кому-нибудь другому. У кошечки боли, у собачки боли, у ублюдка Уэйда – не боли.

– Ты понимаешь, – поинтересовался Белый, – что Питер не вынесет, если ты умрешь у него на руках?

– И не переживет, если опять съебнешь, – поддакнул Желтый.

– Ты в западне, чувак.

– Все только портишь.

– Всегда.

– Без вас знаю. Заткнитесь.

Он наскоро вытерся, положил ладонь на ручку двери и еще раз мысленно попросил шизофрению съебнуть. Дать ему немного времени побыть собой.

Из ванной он вышел один.

Крохотная комнатка была полна хлама и лунного света.

Пустая комнатка.

– Пит? – позвал Уэйд, почувствовав, как все внутри похолодело, словно от порции зеленого газа.

– Я тут, – тихо ответил Паркер, появляясь за спиной, замотанный в одеяло – только огромные глаза и поблескивали в темноте, – ходил на кухню, воды выпить.

– Господи, детка, – выдохнул Уэйд. – У меня же чуть сердце не остановилось.

Питер улыбнулся, потом подтолкнул Уэйда в сторону постели.

Он касался Уилсона, будто пытался вспомнить, сравнить. Уэйд не мешал, снова пристроился ладонью к волосам, рассматривал Паркера в темноте. Пит никогда не был особенно решительным, а сейчас трогал и того осторожнее, все еще не доверял – мало ли какими замечательными могут быть галлюцинации, им ли не знать. Мало ли какими реалистичными бывают сны. Но все-таки он сам прикоснулся языком к коже на шее, прижался губами.

Уэйд, глядя в потолок, ждал что Питер сделает следующим, но тот не делал ничего, а когда Уилсон скосил взгляд, то обнаружил, что Паркер уснул.

========== Уэйд ==========

Уэйд не спал. Он, в отличие от Питера, еще меньше верил в реальность происходящего и продлевал этот трип и ощущение Пита рядом сколько мог. Просто на всякий случай.

Время расплывалось, двоилось и троилось, накладывалось само на себя сложным узором. Воспоминания роились в голове, растревоженные.

Питеру было шестнадцать. Он первый раз выбрался к Уэйду на всю ночь и, кажется, строил самые грандиозные планы. Но нервничал и болтал о ерунде, то неловко взъерошивая волосы, то, наоборот, приглаживая. Ловкие пальцы крутили кривоватую поцарапанную крышечку от газировки.

– Иди сюда, Паутинка, – позвал Уилсон, и Пит доверчиво шагнул ему в руки, вскинул голову и улыбнулся, сияюще, влюбленно.

Паркер тяжело вздохнул. Его глаза метались под веками, пронизанными тонкими капиллярами и казавшимися темнее, чем на самом деле. Морщинка между бровей не разглаживалась, глубокая, тревожная.

Уэйд прижался губами к светлому лбу, обнял крепче.

Питеру только-только исполнилось семнадцать. У него был новенький сияющий костюмчик от Старка и первый серьезный злодей, оказавшийся за решеткой. Паучок шагал по комнате, свежий от только принятого душа, распаренный, полный сил, а полотенце то и дело грозило соскользнуть с узких бедер на пол. Быстрые капельки воды скатывались по спине, очерчивая еще по-мальчишески острые лопатки, а Уэйд развалился на диване, закинув руки за голову и любовался сквозь полуопущенные ресницы, лениво размышляя, поймать ли эту пташку сейчас или дать ему все же договорить, выболтать свой триумф до дна. А пташка сама приземлилась рядышком и сказала что-то, Уэйд уже и не помнил что.

Пит спал тревожно, но крепко. Каждый раз, когда он принимался метаться, Уэйд обнимал и шептал что-то тихое, успокаивающее, и Питер расслаблялся. Только он мог спать так крепко в руках убийцы. Даже после всего случившегося.

Питеру все еще было семнадцать. Ему крепко досталось в заварухе: металлический костюм порвало взрывом, тонкие высокотехнологичные пластины вплавились в кожу на боку, левая рука была переломана, ребра пострадали тоже, а по лицу от уголка глаза и до самой шеи тянулся болезненный бугрящийся ожог.

Питти влетел на паутине к Уэйду, буквально ввалился, и потерял сознание. Уилсона разрывали голоса, ярость, жажда мести, он то и дело подрывался, чтобы найти ублюдков и покрошить в кровавое месиво, потому что никто не смеет делать больно дружелюбному Паучку. Вы, вообще, видели его улыбку? Даже Гитлер немедленно капитулировал, если бы Пит улыбнулся и попросил быть хорошим мальчиком. А эти ублюдки посмели ударить, посмели сделать больно, и Уэйду хотелось своими руками вырвать им сердца и запихать в глотки. Но он сидел у постели, смачивал сухие губы Пита прохладной водой, наблюдал, как медленно, но надежно работала регенерация. К утру на лице Паркера остался чуть заметный красноватый след, а вот рука заживала еще пару дней. Мэй он тогда соврал, что упал со скейтборда кого-то из приятелей.