Текст книги "О потерях, открытиях и разочаровании в тако (СИ)"

Автор книги: Keyni

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Он заперся в дальней туалетной комнате на третьем этаже, в конце коридора, выглядевшего пыльным и заброшенным, и дрожал теперь перед зеркалом, бессильно пялясь на самого себя.

Дэдпула передали мистеру Паркеру, чтобы ни говорили там о государственном центре. Передали, чтобы тот вылечил Уилсона, сделал снова бессмертным и позволил вернуться на улицы, делать все то, что он делал раньше. И это правильно?

Майлз всегда искал меру силы и справедливости у прочих. Считал, что верхняя планка ее – Человек-Паук, самый смелый и добрый герой Нью-Йорка. Но выяснилось, что нет Паука, есть только Питер Паркер. Обычный человек. Обычный.

Моралес медленно выдохнул. Его губы и руки перестали дрожать. Он выпрямился.

У города был еще один Человек-Паук, и, значит, еще одна надежда на справедливость. Потому что он – точно знал, что надо делать.

========== Питер ==========

В сложной паутине обвинения против «Эссекс» (или, если быть точнее, их лабораторий «Алкали-Трансиген») не хватало последнего кусочка, одной чертовски важной детали: детей, над которыми проводились опыты. Документы и догадки были несомненно важны, но слов хотя бы одного ребенка, пережившего лабораторный ад, было достаточно, чтобы засадить за решетку всю верхушку корпорации, включая Натаниэля Эссекса лично. Сбежавшие мутанты и причастность Логана не давали Питеру покоя, но найти их было задачей не из простых.

– Я натыкался на след еще в Эль-Пасо, – рассказывал Уэйд. – И вел он на север в сторону Канады. Ну, ты знаешь Роси, вечно его тянет в снегах закопаться.

– С детьми точно был только он? – безнадежно, в сотый раз переспрашивал Питер, и Уэйд в сотый раз с сочувствием отвечал:

– Прости, крошка, твоего приятеля с серой башкой никто не видел.

Питер думал, что давно примирился со смертью Пьетро, но всколыхнувшаяся надежда поедала изнутри, словно черная дыра.

Паркер не собирался лететь лично. Не собирался, не собирался, не собирался. У него дел было через край, в пору себя клонировать на десяток Питеров и каждому раздавать по задаче. Не собирался ровно до момента, пока не получил вести о маленькой заброшенной ферме близ забытого богом городишка Треерн.

– Это в Канаде! – торжествующе объявил Пит.

– Куда тебе еще детей? – отозвался Уилсон, прикрывая слезящиеся от света ламп глаза. – Ты с одним-то не справляешься.

– Иди к черту, – огрызнулся Паркер, но заулыбался. – Если с ними Логан, то дело не займет и дня. Я привезу их в город. Все будет отлично.

Уэйд выглянул через растопыренные пальцы, моргнул, рассматривая полного энтузиазма Паркера, и ничего не сказал.

***

От фермы осталось разве что название. Дом покосился, левое разрушенное крыло замело снегом, правое тоже не особо напоминало жилое. Выбитое окно хлопало неплотно натянутой толстой пленкой.

Паркер выпрыгнул из высокого грузовика, тут же по лодыжки погрузившись в колкий сухой снег, и прислушался. Через завывания ветра и скрип деревьев он слышал сердцебиения спрятавшихся в старом доме мутантов. Их было много, больше пяти точно.

– Никому не высовываться, чтобы ни случилось, – приказал он людям в машине и медленно, но уверенно двинулся к старой ферме.

– Логан! – громко позвал он. – Логан, это я, Питер! Питер Паркер!

Ему не ответили, но сердца в доме забились быстрее.

Пит подошел ближе.

– У меня лекарство с собой. Ненадолго, но оно может помочь. Господи, Джеймс, ну пожалуйста!

В доме снова зашевелились. Питер слышал смутный шепот, возню, участившееся дыхание. Потом кто-то двинулся к дверям. Кто-то слишком легкий, чтобы быть Росомахой.

Дверь открылась.

Паркер так сильно удивился вышедшей на улицу девочке, что даже не обратил внимания на паучье чутье, поднявшее короткие волоски на затылке. Он не мог поверить: темные, давно немытые, спускающиеся по плечам волосы совсем не походили на серебристую платину, но острый лисий нос и огромные глаза, настороженные, полные страха, выглядели до боли знакомо.

Ее можно было принять за сестру Пьетро, так велико было сходство.

Наверняка, когда девочка улыбалась, на ее переносице собирались шкодливые морщинки и, может быть, летом от солнца появлялись пятнышки веснушек, но сейчас она выглядела измотанной, изнуренной. Ребенка качало от усталости.

– Логана нет, – громко сказала она, перекрикивая ветер. В звонком голосе отчетливо прозвучал испанский акцент. – Уходи.

– Я пришел помочь! – Питер выставил ладони в мирном жесте. – Я не причиню зла.

– Уходи, помощь не нужна!

– Пожалуйста, не бойся. Ты ведь не одна в доме, да? Вы сбежали из лаборатории? Я слышал о вас, я хочу помочь.

При упоминании лаборатории лицо девочки побелело. Она подобралась, ссутулилась, и Питер изумленно уставился на ее руки: из костяшек выдвинулись, тускло блеснув, когти. Она давала понять, что будет обороняться, но не нападала, а у Пита в виске больно отдалось узнавание, понимание.

– Постой, – мотнул головой Паркер; за шиворот ему летел колючий снег, бил по щекам, холодил шею. – Постой, пожалуйста.

Он попытался справиться с нахлынувшими чувствами.

– Меня зовут Питер, – повторил он, – я друг Логана. Очень старый друг. Я приехал из Нью-Йорка, чтобы помочь. Тебе, детям, Росомахе и Пьетро. Я знаю, что вы в беде. У меня есть лекарство, оно помогает. Ненадолго, но помогает.

– Я не знаю Пьетро, – после паузы ответила мутантка. – Я знаю Логана, его здесь нет.

Питер сглотнул ком и заставил себя подумать обо всем этом позже. Не сейчас.

– Как тебя зовут? Как я могу тебя называть?

Девочка колебалась несколько секунд, бросила быстрый взгляд за плечо в глубину дома, потом ответила:

– Лора.

– Лора, позволь мне помочь. Пожалуйста.

– Ты мутант?

– Нет. Но я Человек-Паук. У меня тоже есть способности.

Лоб девочки прочертила морщинка, знакомая до вкуса слез на языке.

– Про тебя есть комиксы. Как про мутантов.

– Да, – согласился Пит. – Не то, чтобы там была правда, но они есть.

– Логан тоже говорил, что в комиксах врут.

Девочка немного расслабилась, но когти не спрятала.

– Где Росомаха, Лора? Ты знаешь?

– Ты сказал, есть лекарство? Что за лекарство? Для мутантов?

– Да. У вас кто-то болен?

На этот раз она сомневалась значительно дольше. Было видно, как страх сражается в ней с ответственностью, несколько раз виски Питера пробивало мимолетным ощущением опасности, но, наконец, Лора сказала:

– Двое, младшие. Последнюю неделю совсем плохо. Температура, кашель и кровь. И они не контролируют себя, могут покалечить.

– Ничего. Можно мне их осмотреть?

Лицо девочки исказилось. Исчезла настороженность, исчезло взрослое хмурое выражение, брови ломко взлетели тоненькими беззащитными полосочками.

– Ты поможешь? – в отчаянии спросила она, сбиваясь на торопливый тараторящий испанский, который Пит понимал только благодаря детству в Куинсе. – Ты правда сможешь им помочь?

Воздух внутри был затхлый, тяжелый, пахнущий землей и костром – в полуразвалившемся камине чадил огонь. На Питера уставилось с десяток пар детских глаз.

– Кто из вас болен? – сразу спросил Паркер, снял с плеч рюкзак и двинулся куда указали – в глубину дома.

– Я знаю, что это, – неожиданно заговорила Лора, когда Пит достал колбы с лекарством. – Я уже это видела.

Питер удивленно моргнул.

– Видела?

– В лаборатории. Потом расскажу. Помоги. Сначала им, – она дернула подбородком в сторону двух разложенных ветхих кресел.

– Какие способности у детей? – тихо спросил Питер.

– Фиона управляет животными. А Люк проходит сквозь стены.

Паркер кивнул и наклонился к Фионе, трогая лихорадочно-горячий лоб. Дети были тяжело больны, дети умирали.

– Теперь им станет лучше, – сказал Паркер, складывая пустые колбы, – но ненадолго. Мне нужно поговорить с вами, со всеми вами.

Лора кивнула и дала знак всем приблизиться. Ее слушались и младшие, и старшие. Слушались, но поглядывали настороженно и сжимали кулаки, готовые, при необходимости, дорого продать свои жизни.

– В Нью-Йорке арестовали людей, которые держали вас в лаборатории, – начал Питер прямо. – Всех самых главных. Будет суд за то, что они делали с вами и за то, что отравили других мутантов. Их накажут. Но вам нельзя больше здесь оставаться.

Дети начали недоверчиво оглядываться. Лора обхватила себя за плечи и молча исподлобья наблюдала.

– Обычная еда отравлена. Все эти болезни из-за яда. Я приехал, чтобы помочь. Я хочу отвезти вас туда, где безопасно. Я знаю, вам сейчас страшно, и очень хочу, чтобы больше не было.

Он постарался тщательно подобрать слова.

– И еще. Если кто-то из вас не боится поехать на суд и рассказать про лаборатории, это очень поможет.

***

К дверям исследовательского центра Питер бежал, прижимая самую младшую девочку к себе. Фиона бессильно обмякла, из уголка губ тянулась пузырящаяся тонкая темная струйка крови. Их встречали: легкую фигурку уложили на каталку, опутали сложной системой проводов и трубочек, наложили маску на лицо.

Лора зарычала, выпустив когти:

– Никаких опытов.

Пит положил ладонь ей на плечо.

– Это хорошие люди. Я отвечаю за них. Здесь все свои.

Она обернулась, казалось, хотела сказать что-то резкое, сморщила нос, но от выражения лица Паркера присмирела, втянула когти обратно.

– Ей не сделают больно. Пойдем, нужно помочь остальным твоим друзьям. Я покажу здесь все, хорошо? Хотел бы предложить что получше, но я большую часть времени провожу здесь, а нам лучше держаться рядом.

Лора кивнула.

По распоряжению Питера детям подготовили комнаты в лабораторных боксах. На нормальное жилье походило мало, но было лучше, чем холодная ферма, готовая вот-вот рухнуть.

– Если захотите, можете жить все вместе, – объявил Паркер. – Просто попросим, и кровати поставят рядом. Ладно?

Детям не хватало сил на разговоры, дорога их вымотала окончательно.

– Филипп, Стив, – обратился Пит к ребятам постарше. – Поможете младшим разместиться?

Те вразнобой кивнули.

– Я хотел вас кое с кем познакомить, – добавил Питер. – Там дальше по коридору живет еще один человек. Он может выглядеть немного страшным, но на самом деле очень добрый. И у вас есть кое-что общее. Вы пока устраивайтесь, а я узнаю, как у него дела.

Паркер улыбнулся, кивнул Лоре и вышел из бокса. У него самого голова гудела и перед глазами туман стоял от усталости.

Пит дошел до конца коридора, коротко постучал.

– Уэйд? Уэйд у нас тут гости, ты не…

Дверь приоткрылась. Комната Уилсона оказалась пуста.

Позже Питер и сам не мог объяснить, как почуял неладное. Страх, мгновенный, парализующий, сильнее, чем паучье чутье, поднялся по позвоночнику. Паркер вызвал лаборанта и ухватился за дверной косяк, сжимая пальцы.

– Где пациент? – спросил он, стоило появиться перед ним подрагивающей голограмме.

Лаборант замялся. У Паркера, казалось, внутри заледенело все, но он спокойно и негромко переспросил:

– Где Уэйд Уилсон?

– Мистер Паркер, это все Крамер! Я был против, но он решил провести дополнительные исследования. Сказал, что если экстраполировать данные не посуточно, а с интервалом в десять часов…

Дальше можно было не слушать. Кто-то чужой, кто-то, кто не Питер явился к Уэйду с лабораторным оборудованием и иглами.

– Где он сейчас?

– Мистер Паркер, пациент может быть опасен.

Питер недобро прищурился.

– Сейчас опасен могу быть я. Ну?!

– В изоляторе, отсек «Е».

Питер громко выругался.

Отсек изоляторов располагался в подвале, глубоко под землей.

– Кто распорядился? – рыкнул Паркер, открывая своим пропуском очередную дверь.

– Крамер, – промямлил лаборант.

– Он уволен прямо с этой минуты. Проследите, чтобы через два часа и духа этого человека не было в здании.

– Но он главный врач центра, а не наш сотрудник…

– Был, – коротко поправил Питер

Уилсона заперли в дальнем отсеке. Словно в комнате для допросов, стены изнутри изолятора были матовые, ничего не отражали. Но снаружи можно было наблюдать, как жалкая бессильная фигура забилась в дальний угол, обхватив себя за плечи. У двери валялся перевернутый поднос с едой: салат и что-то фруктовое было размазано отвратительным влажным пятном. По полу перекатывались пустые ампулы из-под регенеранта.

– Два часа, – повторил Питер, спешно набирая на панели собственный код доступа. – И, клянусь, если он попадется мне на глаза, я убью его своими собственными руками.

Замок металлически лязгнул, дверь открылась. Пит медленно зашел в комнату.

– Уэйд?

Тот резко поднял голову, безумным взглядом уставился на Паркера, заелозил босыми пятками по полу, пытаясь отползти подальше, словно бы не замечая, что уже уперся спиной в стену.

– Привет, Желтый, – попытался улыбнуться Пит, не давая голосу предательски дрогнуть. – Ну, рассказывай, что вы тут натворили? На день нельзя вас оставить без присмотра. На день!

Желтый недоверчиво вжал голову в плечи и забормотал:

– Пытаются нас обмануть. Говорил же, нельзя было дурь принимать, это не Пит, это не может быть Питер. Пит нас бросил, он бросил нас здесь и уехал, и правильно сделал, зачем мальчику этот воняющий труп? У него там корпорации, крыло Старка, еще что-то, только я не помню что…

Питер приблизился на маленький шажочек.

– Желтый, перестань. Это я. Честно.

– Не подходи! – Паркера остановила не угроза в голосе, а ужас. Чистейший животный ужас загнанного в угол. Он никогда не видел Уэйда таким. Он даже не представлял, что тот таким может быть. Загорчило в горле, дышать стало больно.

– Все, все, я стою, видишь? Только успокойся, хорошо? Можно, я присяду? – Пит медленно опустился на корточки, чтобы их с Уэйдом глаза оказались на одном уровне. Словно с маленьким ребенком или не прирученным зверем.

– Я не дамся на опыты, – снова спешно забормотал Желтый, глотая слоги. – Нет-нет, больше не дамся. Никаких сраных иголок и уколов, и ампул, и фиксаторов, больше никто меня не тронет.

– Желтый, если ты не будешь принимать лекарство, ты умрешь. Вы все умрете.

– Нет! Нас травят! В этом весь смысл! Заставить нас пить яд, пусть Дэдпул прикончит Дэдпула, лучший заказ, чище не придумать. Но кто мог такое придумать? Кто мог?

Желтый заговорил неразборчиво. Питер, пользуясь, что тот отвлекся, подобрался ближе.

– Зачем мы вам на этот раз? – въедливо спросил Желтый, болезненно щурясь. Свет ламп раздражал ему глаза. – Чего хотите?

– Я хочу помочь, – повторил Пит, мысленно молясь, чтобы искалеченное сознание Уэйда поверило, после всего, что наворотили в его отсутствие. – Я хочу вам помочь, Желтый. Больше всего на свете.

– Неправда!

– Я хочу, чтобы ты был жив. Чтобы Уэйд был жив. Пожалуйста, Желтый, ну послушай же меня.

– Я не знаю тебя, с чего бы мне слушать? – Желтый для надежности даже уши ладонями закрыл и зажмурился.

– Я Питер! Питер Паркер. Чертов Человек-Паук, Питти, Паутинка и еще миллион идиотских прозвищ, которые вы мне придумали.

Желтый приоткрыл один глаз.

– Ты не Питер, – вынес он вердикт. – Питера мы оставили, мы можем причинить вред. Нужно защитить.

– Но я нашел тебя. Вы пытались сбежать, но я тебя нашел и, черт возьми, я всегда тебя найду.

Шажочек за шажочком, исподволь Пит оказался совсем рядом, ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. Он видел собственное искаженное отражение в огромном темном зрачке.

– Ты не можешь быть Питером, – неуверенно отозвался Желтый, болезненно морщась и потирая висок, для чего ему пришлось перестать закрывать уши. – Пит… Питти, ему шестнадцать. Мальчик с самой сладкой улыбкой, а мороженое трескает так, что у меня каменный стояк. Согласился сходить на свиданку с этим придурком Уэйдом. Прямо взял и согласился, я от удивления чуть не начал как Белый писать.

Он замолчал, задумался.

– Нет, погодите-ка. Я перестал быть табличкой, я больше не сраный шрифт.

– Нет, – тихо сказал Питер. – Ты не табличка. Мы знакомились, помнишь? Ты еще переселиться хотел. Не помню только, в Хью Джекмана или в Джейка Джилленхола.

– Кто вообще в здравом уме согласится на этого аквариумоголового? Только Джекман, разумеется.

Питер улыбнулся.

– Прости, приятель. Это было давно. Я старался все помнить, но не получалось. Забывал то одно, то другое, с каждым годом все сильнее.

– Забывал?

– После того, как вы с Уэйдом уехали. Я ведь не думал, что все затянется. Думал, ну полгодика, годик. А потом вы вернетесь. Но время проходило, а вас не было.

Желтый сморгнул.

– Мы хотели вернуться. Очень хотели вернуться. Питер… Пит – он же… Он должен был остаться в порядке, должен был быть в безопасности, мы поклялись, все мы поклялись, что защитим его. Мы не дали психопату вернуться, а когда он стал опасным – выгнали.

Желтый распахнул глаза шире, снова испуганно затараторил.

– Если они посчитают, что я опасен, то и меня выгонят. Я не хочу умирать. Я не хочу.

– Уэйд и Белый не навредят тебе, Желтый, – Питер протянул руку и коснулся ладони Уэйда. Тот отдернул пальцы, как от огня. – Дай мне поговорить с ними, я смогу их убедить.

Желтый отчаянно замотал головой, в уголках глаз скопились слезы.

– Я теперь не могу, они разозлятся. Уэйд будет в ярости. Белый будет в ярости. Они решат, что я специально, что я захотел забрать все себе, что я теперь опасный. Но это не так. Просто все стало таким… подозрительным. Эти лаборантишки и иглы, у них было много игл и масок, они хотели навредить, точно, собирались навредить, Питер!

Желтый уставился на Паркера, улыбнулся, на этот раз сам тронул его ладонь. Пит и пошевелиться боялся лишний раз, чтобы не спугнуть.

– Все хорошо. Ты узнаешь меня?

– Конечно, крошка, что за вопросы?

– Белый?! Где Желтый?

Белый повел головой.

– Внутри. Он перепсиховал и теперь боится. И правильно делает, придурок.

– Не наказывай его, пожалуйста. Он не виноват.

– Он испугался катетера, Пит. Сраного катетера!

– Не важно. Прошу тебя. Я обещал.

Белый пробормотал что-то нелестное.

– Желтый полностью занял сознание, ведь так? – осторожно спросил Питер. – Ты видел что произошло?

– Я – да, – подтвердил Белый. – Уэйд нет. Вряд ли он что-то помнит.

– Кто-нибудь пострадал?

Тот помотал головой.

– Нет, Желтый не убивал. Никто не пострадал. Но было страшно, Питер. Страх Желтого так фонил. Я боялся, что появится Красный.

– Белый, ты… ты не мог бы пустить Уэйда?

Он посмотрел на Питера с нежностью и болью. Потом закрыл глаза.

– Эй, тыковка, забыл ключи что ли? Ты ведь в Канаду собирался, нет? Надень трусишки с начесом, мой тебе сове… Эй, ты чего?

Питер бросился Уэйду на шею, наплевав на то, что он взрослый мужчина, ученый, супергерой и кто-то там еще. Пережитый ужас не отпускал, и Питер, как мальчишка, цеплялся, крепко стискивая, уткнувшись носом в теплую кожу, пахнущую лекарствами и тальком.

– Паучок, ну ты чего? – Пит почувствовал, как ему на поясницу легла знакомая ладонь, осторожно сжалась.

– Господи, ну и напугал же ты меня, – глухо пробормотал Пит, все еще боясь поверить, что все миновало.

– Что, опять я все веселье пропустил?

– Ты его устроил, Уэйд. Хренову гору веселья.

========== Уэйд ==========

– Времени больше нет. Клянусь, именно так Питти и сказал.

– Чувак, мы в курсе. Мы там тоже были, помнишь?

– Нихрена он не помнит. Все, крышечка окончательно прохудилась.

– Да заткнитесь вы, придурки. У нас нет времени, вы понимаете? Мы умираем.

– Аллилуйя! Он прозрел! Может, Лазарь, еще встанешь и пойдешь?

– Вообще, не мешало бы. Ссать хочется.

– Нужно дождаться, пока не закончится хрень в баночке.

– Я кончусь скорее.

– Слабак.

– Вот поэтому к нам и не подходят сисястые медсестрички, – вздохнул Уэйд страдальчески.

– Они не подходят, – важно заявил Белый, воздев к потолку указательный палец, – потому что ты умирающий урод, чувак.

– А еще, потому что мы в сраной лаборатории, где нет медсестер, а есть только шприцы и бумажки. Ненавижу лаборатории, – Желтый нервно почесал ладонь.

– Тебе вообще не давали права голоса, – огрызнулся Белый

– Еще б я у тебя разрешение спрашивал!

– А не помешало бы! Не оказались бы в изоляторе.

– Я же извинился! Сколько можно? Все ошибаются.

– Правда, Белый, отстань от него. А то параноик опять проблем устроит.

Желтый мрачно потер щеку, но промолчал.

Уилсон дождался, пока жидкий регенерант стечет и застрянет в прозрачных трубках, отцепил липкую нашлепку и иглу, встал с койки. Нынче у него были новые правила существования: капельницы каждые два часа, не важно – день, ночь, утро, пятичасовой перерыв на чай. Давать свидетельские показания он ездил в обнимку со штативом капельницы, чем производил неизгладимое впечатление на прочих присутствующих. Хотя, что уж там, он всегда его производил.

Но большую часть времени Уэйд лежал в палате и втыкал в каналы на Ютьюбе. Чередовал рецепты, стендапы и познавательные ролики австралийского ветеринара. Каждый раз, когда требовалось лечить очередную коалу, Уэйд проникался к ней, как к родной.

Умный унитаз с шумом засосал темную мочу. Уэйд удивлялся, что она не зеленая, ему казалось, будто он давно превратился в Шаттерстара с изумрудной кровушкой.

Паркера до ночи ждать не стоило, он повез выводок детишек-мутантов, тех, которые более-менее оправились, к окружному прокурору. Ну, а Уэйда в плейлисте ждал видос про самых больших на планете жуков.

Наверное, он сам был таким жуком: огромным, покрытым коркой уродливой брони, беспомощно лежащим на спинке. Того и гляди, проедет чей-то велик и – хрусть – зеленое пятно и сломанные лапки.

Питер вернулся к десяти. Разогнал персонал, запер палату, бросил взгляд на стоп-кадр с двумя краснолапыми пауками.

– Соскучился, – пояснил Уэйд, ухмыляясь. Паркер фыркнул и подошел ближе, пальцем пощелкав по трубке.

– Устал?

– Чего? От капельниц? Не-е-е, даже прикольно, наконец-то само все вливается, и сглатывать не надо. Я за разнообразие, ты ж знаешь, Питти. Иди-ка сюда.

Уэйд гусеницей отодвинулся к краю и похлопал ладонью рядом. Пит забрался на койку, сбросив кроссовки на пол, устроился под боком. От Уилсона пахло гноящимися ранами, застарелым потом, химией и солеными крекерами.

– Расскажешь, чем развлекался сегодня? – спросил Пит, ткнувшись лбом в истощавшее плечо Уэйда. Ни запах, ни острая выпирающая из-под кожи кость не волновали Паркера. Его беспокойство было заключено в ровных строчках медицинских отчетов, в равнодушных цифрах тающего числа лейкоцитов, в нестабильности плазмы крови. А Уэйд? Уэйд для него оставался прежним, не изменившимся ни на минуту со дня встречи в Адском доме. Наверное, это тянуло на серьезные психологические проблемы. Питер старался о них не думать. Если не повезет, у него останется вся жизнь на сожаления.

– Ты меня не слушаешь! – возмутился Уилсон, обвиняюще нажав пальцем Паркеру на кончик носа. – О чем задумался, членистоногое?

– О тебе, – улыбнулся Пит, поджав длинные ноги. – Целыми днями только о тебе и думаю, Уэйд Уилсон.

– Знал бы, давно бы помереть попытался, – фыркнул тот.

Он отвлекся на короткую вьющуюся у виска Паркера кудряшку, развлекая себя попытками ее развернуть. Мягкая прядка послушно выпрямлялась, когда он зажимал ее между пальцами, но стоило отпустить – снова сворачивалась в колечко.

– Завтра, – сказал Питер, прикрыв глаза.

– М-м-м?

– Мы попробуем завтра. Больше нет времени.

– Самый последний из распоследних шансов?

– В точку.

Уилсон замялся. Он давно собирался поговорить с Питером, честное дэдпулье, собирался. Но тот был постоянно занят, сам Уэйд то и дело пытался откинуть коньки, и потом эти детишки… Но сейчас время заканчивалось.

– Ну, и о чем ты так многозначительно сопишь? – лениво спросил Пит.

– Я не соплю! – возмутился Уилсон.

– Выкашливай, котеночек, – на манер Уилсона посоветовал Паркер, пристроив подбородок на плече.

Рассказывать не хотелось. Уэйд вместе с воображаемыми приятелями сами до конца не знали что или, точнее, как сделали, и какие могут быть последствия. Именно поэтому нужно было откровенничать.

– Короче, – он вдохнул поглубже, набираясь смелости. – Мы выперли доУэйда из общаги в голове.

Питер приподнялся на локте.

– Выгнали? Специально? Зачем?

– Он свихнулся. В смысле, совсем. В смысле, сильнее, чем все остальные. Принялся дружить с Красным, объявил, что Дирк Джентли – отстой, а анчоусы вкуснее, чем оливки.

Паркер ухватился за прозвучавшую мысль:

– Он встал на сторону Красного?

– Не совсем, – медленно произнес Уэйд, пошевелив пальцами в воздухе, – они стали, скорее, объединяться.

Питер удивленно поднял бровь, знаком попросив продолжать.

Уилсон вздохнул еще горше.

– Слушай, тыковка, ты ведь знаешь, я и до хуйни с Департаментом был не самым мирным мальчиком-зайчиком. Сбежал в армию, как только подвернулась возможность. Потом стал наемником, потому что захотел сам решать, с кем разбираться и за какую цену.

Питер молча кивнул, опасаясь спугнуть проснувшуюся откровенность Уэйда.

– Разумеется, я старался убивать только плохих ребят, которые, типа, заслужили, но не всегда. Мне нравилось мое дело. Нравилось быть тем, кем я был. Нравилось убивать и эта ярость, это, – он неуютно повел плечами, но продолжил, – это удовольствие от процесса, от звуков, запахов – всего, это мое, это часть, которая принадлежит мне. Которая принадлежала когда-то и ему.

Питер, кажется, начинал понимать.

– Со временем я менялся, мы все менялись. Не скажу, что постигли Дзен и словили просветление, если не считать, конечно, того раза, когда передознулись кокаином, вот тогда была истинная нирвана, о да. Ну неважно. Так вот, мы изменились, а он, судя по всему, остался прежним. Тем мальчишкой, что убежал на войну в семнадцать. Тем Уэйдом, который, не думая, согласился на эксперимент Департамента. И когда Красный начал слетать с катушек, у него появилась идея. Он решил, что если подчинит Красного, сможет вернуться к тебе.

– Но не получилось?

– Нет. Совсем наоборот все вышло. Красный сводил его с ума. Мы видели, как он превращается в такое же чудовище. Он хотел самолично всем распоряжаться: временем, телом, сознанием. Хотел вернуться и тащил нас в Нью-Йорк. Мы все спорили, не доверяли ему, но, Пит, ты представить не можешь, как сильно мы хотели вернуться. Мы почти ему поверили, мы хотели обмануться, но потом…

– Потом?

– Потом я смог встать у руля, когда он не ожидал. И, в общем… – Уилсон снова вздохнул. Воспоминания висели у него в душе тяжелым грузом, нескончаемой виной. – В общем, там был пацан. Я ничем не смог помочь. И очень много крови, тыковка. И этот пацан он… Он был похож на тебя. Ужасно похож.

– Он, – испугано повторил Питер, – он убил кого-то, кто был похож на меня? Почему?

– Мы не знаем. Не знаем, было ли это случайностью или такое случалось раньше. Но, в любом случае, это было чудовищно, и мы не могли пустить его к тебе, – Уэйд не замечал, как голос сбивался то на ливерпульский, то на хриплый и скрипучий. Они говорили втроем, дополняя друг друга, перехватывая слова. – Мы не могли ему доверять. И тогда Белый подумал, что можно избавиться от него, задавить. Выгнать в подсознание, где он был все это время. Выгнать его прочь.

Желтый нервно потер ладони. Белый качнул головой.

– Потребовался почти год. Он сопротивлялся, разумеется, но нас спасло, что Красный ему не помогал. Мы заставили доУэйда замолчать, раствориться в темноте.

– Это ведь хорошо? – неуверенно спросил Питер. – Он свихнулся, ладно, но вы смогли с ним справиться.

– Что, если кто-то из нас так же съедет с катушек? – серьезно спросил Уэйд. – Желтый перепугался, и только чудом никто не пострадал. Мы не можем обещать, что это не повторится. Что, если кто-то из нас решит объединиться с Красным?

– Уэйд, я же объяснял, Красного не будет, когда вам перестанет угрожать смертельная опасность.

– Это ты так думаешь. Тыковка, ты собираешься вернуть бессмертие ночному кошмару. У тебя есть возможность прекратить все сейчас, сегодня. Да, я не хочу умирать, ужасно не хочу, Пит, но если это может означать, что ты не попадешь в передрягу…

– Перестань, – хрипло попросил Пит. У него перехватило горло. – Не смей так говорить.

Не причиняй ситуация так много боли, он, быть может, даже посмеялся: Уэйд приводил ему ровно те же доводы, что и Майлз. Словно в каком-то идиотском ужастике, когда все твердили, что нельзя спускаться в подвал, именно это Питер делал.

– Ты не чудовище, что бы тебе ни казалось. Ты не заслужил смерти, как не заслуживает этого никто другой. И не только, потому что я люблю тебя. Потому что с тобой поступили несправедливо, и дать тебе умереть – верх этой чертовой несправедливости, гребаный апофеоз.

– Следите за языком, молодой человек, – чопорно проговорил Уилсон, и Пит от неожиданности рассмеялся.

– Я верю в тебя, верю в то, что ты справишься.

– Но я не справлялся, Пит!

– Да нет же! Справлялся! Ты смог победить часть себя, которая стала опасной. Сейчас, когда не будет подавителя, ты снова будешь в порядке. Может быть, мы вернемся к возможности регенерации твоей психики. Все будет хорошо. Слышишь меня? Мы сможем.

– Я же говорил, из всех нас конченный психопат – Питти, – скорбно заметил Желтый.

– А ведь был такой славной пуськой, – поддакнул Белый. – Это все твое влияние, придурок.

– Да какая разница, в общем-то? – пожал плечами Уэйд.

Через пару часов Уилсон предпринял героическую попытку сплавить Паркера домой. Пит сверкнул глазами, вышел, как был – в расстегнутой рубашке, босой и взъерошенный.

– Ну не так же быстро, – вдогонку крикнул Уэйд, но тот вернулся минут через десять и приволок с собой диван.

– Не обсуждается, – отрезал Пит и замер посреди палаты, будто теперь, разобравшись с местом для сна, умудрился растеряться. Так и стоял, подсвеченный бледным светом экрана.

Уэйд отбросил одеяло и поднялся, выдернув из исколотой вены очередной катетер с иглой.

– У меня есть два косячка, – заявил он буднично, шагая к двери лоджии.

– На улице минус, – машинально отозвался Питер, укоризненно глядя в спину Уэйда, а тот только коротко расхохотался

– Ну ты идешь, Человек-Паучок?

Разумеется, Питер пошел.

Исследовательский центр находился в пригороде, но с лоджии открывался неплохой вид на поблескивающие вдали крохотные огоньки.

– Страшно скучал по Нью-Йорку, знаешь, – сказал Уилсон, и в холодном воздухе облачко пара от дыхания смешалось с дымом травки. – Вот по такому виду. Или когда забираешься куда-нибудь наверх и смотришь, а люди внизу крохотные, как муравьи, не различить.

– Я помню твою любовь к крышам, – отозвался Пит, шагнув ближе, устроившись под боком у Уилсона, теплый и привычный. – И привычку шагать из окна тоже.

Голос у него поплыл, гласные начали растягиваться. Уэйд помнил, как быстро забирала Паучка трава, даже самая легкая. Помнил, как выдыхал сладкий пряный дым между мягких, доверчиво приоткрытых мальчишеских губ, а Пит затягивался слишком глубоко и кашлял, а потом смеялся до икоты, тонкий и встрепанный, в огромной на нем футболке Уилсона.

Уэйд крепче сжал его плечо.

Пит стал выше и сильнее того, что остался в памяти, но все равно не дорос до Уилсона, и пришлось склониться, чтобы поцеловать все такие же доверчивые губы.