Текст книги "О потерях, открытиях и разочаровании в тако (СИ)"

Автор книги: Keyni

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Уэйд отмахнулся.

– На твоем месте прямо сейчас я бы боялся трехфунтовового стейка из мраморной говядины с экстра-порцией картошечки. Ты похудел, Паучишка, тебе не идет.

– Но, Уэйд, мне еще нужно…

– Не-а, крошка. Поднимай свою паучью жопку или, клянусь, я вынесу тебя отсюда на руках!

– Вынеси, – безрассудно ляпнул Питер и против воли расплылся в идиотской улыбке. – Уэйд, ну серьезно? Я же…

Уилсон поднялся на ноги, одним движением сдвинул стол в сторону и шагнул к Питеру.

– Пит, я могу вынести тебя вместе с креслом. Буду катить перед собой, а ты будешь как Ксавье – визжать и махать руками.

– Не уверен, что профессор Кса… Уэйд!

Уилсон легко выдернул Паркера из кресла.

– Интересно, старикашка Старк словит инфаркт от того, что я трогаю крошку Питти, прям как в старые-добрые, и тащу по Башне, тиская его ягодички?

– Тони и так все знает, в отличии от сотрудников, Уэйд.

– Боишься, что лаборанты узнают, кто тискает ягодички мистера Паркера?

– Я ничего не боюсь, – гордо задрал нос Питер, но, когда Уэйд потащил его к дверям, снова забился, как рыбка, попавшая в сети.

– Ссыкло ты, Паучок, – ухмыльнулся Уилсон.

Паркер в ответ пихнул его кулаком в плечо.

Прототипа восемьдесят семь-джей-тринадцать хватило на три недели надежды.

Прототипа девяносто два-а-семь – на три дня.

Словно что-то заклинило вдруг в механизме регенерации или в организме Уэйда или, быть может, в самом Питере, но новые версии регенеранта переставали работать.

Уэйд шутил вечерами, оставляя поцелуи на бедрах Питера:

– Дело ведь в твоем ДНК, Паучок? Значит, я буду почаще тебе отсасывать, и все будет окей.

«Окей» не было. Начался февраль, у Питера тряслись пальцы. Он перебирал снова и снова формулы и закономерности, доказывал теории, просыпался от кошмаров, вздрагивая в руках Уилсона. Он разобрал собственный ген, кажется, до последней детальки, до крайней вероятности, он изучил все, что мог. Бился из последних сил.

Уэйд не спорил. Уговаривал собственный организм подыхать чуть медленнее, пил лекарства, газ, смузи из сельдерея в баре с Хорьком. Давил в себе паническое ужасающее ощущение дежавю, что все это было уже, что он вернулся в исходную точку, с которой все началось. Старался не оглядываться, высматривая в толпе серые лица рекрутов давно почившего «Оружия Х», не слушать внутреннее бормотание о воздаянии по делам его. Желтый не справлялся с паранойей, Белый не справлялся с разумом. Уэйду приходилось справляться со всем самому.

В феврале Старк притащил Питеру несколько коробок, маркированных старыми логотипами «Озкорп Корпорейшн».

– И что это? – рассеянно спросил Питер, занятый капельницей для Уилсона.

– Задолжал тебе подарок на Рождество, – объявил Тони, жестом указав гравитационной платформе, где нужно выгрузить коробки. – Разгребал, знаешь, чердак старика Оззи, и нашел. Подумал, может будет полезно. Главное, осторожнее с пауками внутри.

Питер резко обернулся и разве что бегом не сорвался к коробкам.

– Это что? Это то, о чем я думаю?

– Не имею ни малейшего представления, о чем ты думаешь, с первого дня нашего знакомства, – отозвался Старк, тронув систему переливания, которая вкачивала в Уэйда очередную версию сыворотки вместе с химиотерапией. Трубочка качнулась, Пит дернулся, как от удара. Тони, как ни в чем ни бывало продолжил: – Советую созвониться с тем мозгоправом по вопросу Уилсона. Заключение экспертной комиссии должно быть готово к среде, иначе твоему приятелю не поможет и волшебная фея.

Уилсон прислушался к себе и решил, что он не в настроении устраивать склоку.

– Я знаю, – отозвался Питер, поморщившись. Но прямо сейчас его, очевидно, интересовали коробки из «Озкорп» и только. – Просто не понимаю, зачем. У нас целый ворох этих экспертиз, и все – независимые, выбирай любую. Выглядит, будто они тянут время.

– Такие правила игры, пацан. Сожалею.

– Спасибо, Тони, – поблагодарил Питер. Ни следа смеха во взгляде, ни тени улыбки, только жесткие складки у рта.

– Не за что, – отмахнулся Старк.

Дверь за его спиной неслышно закрылась. Питер отвернулся, сморгнул и осторожно тронул пальцем картонное ребро ближайшей коробки.

– Что, даже не похвастаешься? – подал голос Уэйд. – Неужто, барахлишко старика, одарившего тебя сексуальным трико и паутинкой? В смысле, не того старика, который Старк, а который башкой поехал? Ой, погодите-ка!

– Того самого, ага, – поспешил Пит перебить, пока Уилсона не унесло в дебри бреда. – Нормана Озборна. Он селектировал генно-модифицированных пауков когда-то давно, вечность назад. Искал лекарство для сына. Для Гарри. Мы дружили с ним в средней школе, знаешь.

Паркер снова любовно погладил коробку по боку.

– Гены пауков надежно закрепляют изменения и почти не подвержены нарушениям при репликации, что делает их наилучшим объектом для исследований. Единственный недостаток: приходится достаточно долго ждать потомства, не то, что у нематод и плодовых мушек.

– То есть, в другой вселенной ты мог бы быть Человеком-Нематодой?

Питер рассеянно улыбнулся.

– Если здесь то, о чем я думаю… Я узнаю, на чем строилась селекция пауков и принцип модификации их генов. Это настоящее сокровище.

Паркер привычным жестом растрепал волосы и повернулся к Уилсону.

– Это шанс, Уэйд.

– Иногда ты выглядишь, будто вот-вот захватишь мир, – ответил Уэйд с усмешкой. – Жутко, но все еще сексуально, Пит.

========== Питер ==========

Следуя плану Питера, сдавшись властям и раскрыв свою личность, Уэйд обзавелся досугом куда более увлекательным, чем смотреть ремейки мультфильмов про пингвинов по телеку. Прежде, чем участвовать в обвинении против «Эссекс», Дэдпулу предстояло ответить за собственные преступления.

– Как ты добился того, чтобы меня не арестовали до суда? – спросил Уэйд Паркера, прячась от обезумевшей прессы за тонированным стеклом новенькой тачки.

Голограмма Питера, развернутая над экранчиком телефона, невесело усмехнулась:

– Своими честью, достоинством и тремя процентами акций «Паркер-Индастриз».

Февраль, и без того короткий месяц, утекал сквозь пальцы.

Накануне слушания Хоуэл, старший адвокат из целой своры, нанятой Паркером, хмуро сообщил:

– Окружной прокурор объявил о последнем свидетеле от обвинения по делу Уилсона.

Питер навострил уши, не отвлекаясь от изучаемых отчетов.

– И это?..

– Моралес. Знакомое имя?

Пит на мгновение зажмурился. До самого конца он надеялся, что до этого не дойдет.

– Утверждается, что десять лет назад Уэйд Уилсон в костюме наемника Дэдпула убил некую Рио Моралес.

– Да, я в курсе, спасибо, – перебил Пит, крутанувшись в кресле. – Свидетельствует отец или сын?

– Сын. Моралес-старший сомневался и не сразу дал согласие, мальчик несовершеннолетний. Но в итоге, все подтвердилось. Сложностей никаких, мы легко докажем, что десять лет назад Уилсон был не в себе, но вам стоит знать.

– Ладно, – после паузы отозвался Паркер, – я понял.

Адвокат ошибался, все было сложно, очень сложно. Наверное, так сложно не было еще никогда в жизни. За исключением, разве что, трех давних лет поисков. Питер вздохнул и набрал Уэйда. Даже теперь ему казалось иногда, что тот не ответит, а все возвращение Уилсона просто привиделось.

– Привет, тыковка. Не поверишь, какой в третьей части Рико крутой! Он такое творит!

***

Ощущение вины не отпускало Питера. Он не разговаривал с Майлзом с того самого дня, когда мальчишка бросил ему обвинения в лицо и ушел. То дела, то малодушный страх не давал позвонить, то мальчишеская ядовитая обида. Но теперь, когда впереди маячил суд, способный окончательно развести их по разные стороны баррикад, Паркер все чаще приходил к мысли, что так нельзя. Так нечестно по отношению к пацану, даже если ему самому больно.

Обрывок новостей застал Питера вечером в машине, когда не по-февральски проливной дождь обрушился на Нью-Йорк.

«Явившись в самый разгар беспорядков, Человек-Паук обезвредил вооруженных провокаторов и помог полиции. Герой покинул площадь до прибытия прессы, но очевидцы утверждают, что костюм дружелюбного соседа пострадал от коктейлей Молотова нападавших.»

Питер жестом увеличил громкость на панели, но сюжет успел перемениться.

«Тем временем Конгресс настаивает на продлении статуса военного положения. После отставки президента и правящей партии политическая судьба страны неясна, при этом все эксперты сходятся во мнении, что только суд над трагично известной корпорацией «Эссекс» поставит точку в этих смутных временах.»

Притормозив у обочины, Пит никак не мог заставить себя выйти из машины, пялясь на небольшой симпатичный домик семьи Моралес.

«Трус» – обвинил себя Питер.

Над крыльцом уютно светился теплый желтый фонарь.

Неожиданно дверь распахнулась, и на улицу вышел отец Майлза. Он раскрыл зонт и направился прямо к машине Паркера, бесстрашно шлепая по лужам старыми разношенными кроссовками.

– Так и знал, что вы без зонта и не знаете, как выбраться, – дружелюбно пробасил он, пожав ладонь Питеру, которому не осталось ничего, кроме как выбраться и что-то смущенно пробормотать в ответ. Моралес-старший потащил его в дом, будто бы это было абсолютно нормально – притащиться поздно вечером в чужой дом.

– К Майлзу? – спросил он, закрывая дверь и ставя мокрый зонт в подставку. – Правильно, парень сам не свой из-за суда. Все эти психологи и врачи его задергали: то вспомни, это нарисуй. А когда он ребенком был, так и слушать ведь не хотели.

Моралес махнул рукой.

– В общем, он у себя. Будете чай?

Питер со всей вежливостью отказался, поднялся по лестнице и, не давая себе больше времени медлить, постучал в дверь.

– Открыто.

Паучок повернулся в кресле с ноутбуком на коленях и, увидев Питера, тут же замер, насторожился. Почти окаменел.

– Мистер Паркер? В смысле, здравствуйте. Кгхм.

Его взгляд метнулся к экрану, он быстро свернул вкладки, потом и вовсе закрыл крышку.

– Я не ожидал… Дождь ведь, и…

Питер качнул головой.

– Все нормально. Извини, что без предупреждения. И привет. Могу я?..

– Д-да, да, конечно.

Питер вошел, мягко прикрыв за собой дверь.

– Слышал, академию закрыли, пока в городе беспорядки?

Майлз прокашлялся.

– Ну да. Домашки, правда, задали целую гору и обещали экзамен, как только все станет спокойно.

– А ты не очень-то готовишься, да? Слышал выпуск в новостях.

Пацан смутился.

– Я случайно там оказался. Хотел Ганке навестить, а они перекрыли улицу и собирались стрелять по полиции. Я не мог…

– Ты все правильно сделал, молодец.

Майлз вскинул недоверчивый взгляд, нервно поскреб пальцами по ручке кресла. Набрал воздуха в грудь, словно набираясь смелости, но не выдержал, выдохнул, отвел взгляд. Наконец спросил, мрачно, недобро.

– Вы здесь из-за суда? Из-за него? Будете просить не давать показания?

Питер удивленно моргнул.

– Не давать?.. – переспросил он. – Нет. Боже, нет конечно, мне бы и в голову это не пришло.

– Тогда зачем?

Пит пожал плечом.

– Извиниться, наверное. Я понял тут, что последний наш разговор выдался не совсем удачным, а учитывая предстоящие, не самые радужные перспективы… Неважно, что наши взгляды расходятся, мне не следовало оставлять тебя одного. Паршивый из меня наставник.

– Ну, выглядите точно не очень, – ляпнул Майлз и тут же смутился. – Простите.

Питер рассмеялся.

– Да нет, все так. Выгляжу тоже паршиво. Много работы. Недавно, например, выяснил, каким образом одному маленькому паучку привили возможность становиться невидимым.

Он замолчал, давая пацану время на осознание. Глаза Моралеса округлились:

– Вы о моем пауке? О том самом-самом пауке?

– Ну, не совсем о твоем, том самом-самом. Твоим пауком занимались в лаборатории «Алхимакс» и все данные, судя по всему, сгорели при взрыве. Зато у меня есть целая куча старых исследований «Озкорп». «Алхимакс» совершенно точно пользовались этими наработками: формулы, схемы, многое сходится. Норман планировал научить их быть невидимыми, использовать ток, кинетику, усилить яд. Что-то звучит знакомо?

Майлз кивнул и наморщил лоб.

– А я вот все понять не могу…

Питер вопросительно промычал.

– В новостях только и разговоров, что о продуктах, от которых мутанты вымерли. Но ведь я в порядке? И вы тоже? Почему на нас это не сработало?

– Потому что мы с тобой и не мутанты. Наши гены изменились, конечно, из-за укуса паука, но они остались нашими, человеческими. А у мутантов имеется вполне определенный ген, ген-Икс. Никто так и не знает, как он появился. Профессор Ксавье, например, считал, что это этап эволюции, случайная генная реплика. И именно этот секрет не давал покоя всевозможным ученым. Они пытались его извлечь, привить обычному человеку или не родившемуся младенцу.

– И у них получалось?

– Да. Например, Уэйд. Я уже рассказывал, он мутант не от рождения. Последние несколько лет исследований эти ученые делали ставку на младенцев. Насколько мне известно, кого-то даже вырастили. Хотели воспитать убийц.

– Почему все постоянно сводится к этому? Почему мутанты вечно должны убивать?

– Они не должны. И не хотят. Этого хотят злые люди. Они относятся к другим, как к животным, которых можно натравить, а потом дернуть за поводок к ноге.

– Некоторым животным только и нужно, что крови, – пробормотал Майлз себе под нос.

Питер подумал о Уэйде. Уэйде, который сегодня с трудом смог принять очередную порцию регенеранта, но сидел с ним на кухне, пускал пузыри в свежевыжатый апельсиновый сок через трубочку и шутил настолько глупо, что Пит хохотал до колотья под ключицами. Уэйде, который поцеловал его на прощание и кутался в старый пушистый халат, нелепый и уютный.

– Знаешь, – сказал Паркер задумчиво, – когда мне было пятнадцать, моего дядю убили. Мы с ним не всегда ладили, но он заменил мне отца. А потом какой-то придурок с пистолетом решил, что дядя Бен слишком долго отдает ему деньги в переулке. И выстрелил. На допросе после ареста он сказал, что в кошельке было две двадцатки. Оценить чужую жизнь в две двадцатки, подумай только. И я никогда не думал: кто он, какой? Он был для меня олицетворением зла в Нью-Йорке, того самого зла, с которым я хотел бороться. Он не был человеком. Но чем дольше живу, чем чаще мысленно возвращаюсь к нему, тем чаще пытаюсь понять: почему он это сделал? Что могло толкнуть человека на столь бессмысленное убийство? Кто дал ему оружие и забрал надежду на нормальную жизнь? Если бы тогда, тринадцать лет назад, пришел Тони Старк и сказал, что я должен простить убийцу дяди Бена, что я должен его понять, я бы и слушать не стал, серьезно. Но тогда я судил, только как герой в маске, видел только черное и белое. А сейчас мои ценности запутались, разошлись в противоположные стороны, и я не знаю, что выбрать, Майлз. Просто не знаю. Поэтому, выбираю то, что мне дороже.

Майлз слушал. Сидел, поджав ноги, стачивал шелушинки кожи с подлокотника кресла, смотрел в пол, только плечи беззащитно вздрагивали. Наконец, он хрипло заговорил:

– Скоро будет суд. Честный. Настоящий. И там скажут, я совершенно точно уверен, там скажут, что он убийца и что он виновен. И отправят в тюрьму, как он заслуживает. И если он там умрет, что ж. Наверное, вы будете единственным, кому будет жаль и, знаете, это тоже о многом говорит. Если по человеку некому скучать. Это, мистер Паркер, и есть справедливость.

Питер не стал спорить. Он помолчал с секунду, потом поднялся со стула, засобиравшись уходить.

– Так зачем вы приходили-то? – спросил Майлз, явно не зная, куда себя деть и как вести.

Пит пожал плечами.

– Убедиться, что ты в порядке, наверное. Может, я и паршивый наставник, но уж какой есть. Мне жаль, Майлз. Мне правда, очень-очень жаль.

На мгновение они встретились взглядами.

– Жалейте вашего друга, мистер Паркер.

========== Майлз ==========

Майлз плеснул в лицо пригоршней холодной воды и оперся о край раковины, уставившись в отражение. Зеркала в здании суда были большие, в красивых резных рамах, но старые, схваченные сероватой мутной пленкой.

Майлзу хотелось перенести произошедшее стоически, с гордостью. Но из зеркала на него пялилось лицо перепуганного мальчишки с прыгающими губами и покрасневшими от подступающих слез глазами.

Стоило догадаться, что мистер Паркер не позволил бы суду состояться, если бы на сто, на тысячу процентов не был уверен, что его бесценному Дэдпулу ничего не грозит. Стоило догадаться, но Майлз верил. Верил!

Моралес медленно выдохнул носом.

– Вот так, – отец плотно затянул на его горле галстук, поправил, смахнул с плеча пиджака невидимую пылинку. Пиджак был не школьный, самый обычный, старый, узкий в плечах. Да и рукава оказались коротковатыми.

– Что-то я не подумал, – смутился отец. – Стоило новый, наверное, купить.

– Все нормально, – прохрипел Майлз, ослабляя узел. – Раз уж мне нельзя пойти в футболке.

– Нельзя. К суду нужно относиться с уважением.

Еще утром Майлз так и делал – относился с уважением.

Голый замерзший парк вокруг здания суда выглядел зябко, жалко. Дорожки никто не убирал, ветер гонял брошенные бумажные стаканчики, старые газеты и пепел. Подступы к главному входу перегородила ватага журналистов.

Адвокаты Уилсона добились, чтобы слушание было закрытым. Это означало отсутствие в зале заседания прессы и любых досужих зрителей. Только участники процесса и судья, старая важная дама, с тонко поджатыми губами и хищным носом.

Майлз, изводясь от скуки в ожидании начала, маячил у окон, наблюдал за прибывающими. Вот от автобусной остановки через толпу двинулась какая-то женщина, прикрывая лицо высоким воротником пальто, вот подъехала машина окружного прокурора. Журналисты оживились, толпа колыхнулась, запестрели вспышки камер с дронов. Затем все снова притихли. Сверху было видно, как люди передают друг другу стаканчики кофе и маленькие бутылочки с бурбоном.

А потом из-за угла выскользнула дорогая блестящая машина и, казалось, все до единого в толпе журналистов повернули головы. Авто припарковалось, открылась дверь, и вышел мужчина в джинсах и простой расстегнутой куртке. На лысой черепушке была криво нахлобучена ярко-зеленая шапка с нелепым пушистым помпоном. Майлз видел, как тот что-то сказал, заулыбался и начал махать толпе руками, посылать воздушные поцелуи. Клоунада длилась недолго. С переднего пассажирского выбрался мистер Паркер, поправив строгое пальто. Он подошел к Уилсону, взял за рукав, что-то сказал на ухо, ничуть не беспокоясь из-за кружащих и беспощадно все фиксирующих камер, и повел его ко входу в здание суда.

Но даже на ходу Уилсон гримасничал и изображал, как раздает автографы. И Майлз видел, как улыбались ему в ответ журналисты. Словно не преступник явился, а главная звезда телешоу, любимчик публики.

– Все в порядке? – отец подошел сзади и положил тяжелую ладонь на плечо. – Хочешь кофе?

– А какао тут где-нибудь найдется? – через силу улыбнулся Майлз.

Он закрыл тугой гудящий кран. Манжеты рубашки намокли, потяжелели, около пуговички осталось крохотное ржавое пятно, словно бы от капельки выцветшей крови.

Его искали. Благодаря паучьим чувствам Майлз слышал приглушенные толстыми стенами переговоры и шорохи, но до этого этажа еще никто не добрался.

Ему нужно было отдышаться. Нужно было подумать.

Когда начали выносить приговор, мистер Паркер обернулся и безошибочно точно нашел взглядом Майлза. На его лице не было триумфа или восторга. Он выглядел уставшим и грустным, он выглядел как человек, которому действительно жаль. И, одновременно с этим, посветлевшим. Словно огромная, давно тянувшая его к земле тяжесть исчезла.

Это ведь ему было нужно – подумал, неожиданно, Майлз. Суд, приговор, весь этот день. Не Уилсону, которого, казалось вообще мало беспокоило происходящее. Он-то слушал рассеянно, то и дело принимаясь едва слышно бормотать себе что-то под нос. Но не Питер. Питер слушал внимательно каждое слово, прищуривался и запоминал. Майлз не раз видел это выражение концентрированной сосредоточенности.

Но более всего Паркер был собран, когда его допрашивали.

Он сидел за трибуной спокойно, достаточно расслабленно, достаточно ровно. Отросшая челка падала на глаза, Питер то и дело отбрасывал ее назад быстрым жестом.

Паркер поклялся говорить правду, выдохнул, нашел взглядом Уилсона, улыбнулся ему, но не губами, а словно бы всем лицом, и снова сосредоточился на допросе.

– Вы утверждаете, что знакомы с Уэйдом Уилсоном с две тысячи восемнадцатого года?

– Мы познакомились в две тысячи восемнадцатом. В девятнадцатом году он уехал, и мы не виделись до сентября прошлого года.

– То есть, десять лет?

– Верно.

– Сколько лет вам тогда было, мистер Паркер?

Питер чуть поднял бровь.

– Шестнадцать.

– И что общего могло быть у шестнадцатилетнего школьника и наемного убийцы?

– Протестую, – поспешно вмешался адвокат. – Вопрос не имеет отношения к слушанию.

– Протест принят, – важно согласилась судья. Прокурор поморщился.

– Итак, вы не виделись десять лет. Что случилось после?

– Мы снова столкнулись в Нью-Йорке, – дернул уголком губ Паркер.

– Случайно?

Питер пожал плечами.

– Я бы не сказал. Я хотел найти Уэйда. Увидеться со старым другом спустя столько лет.

– Что было после того, как вы его нашли?

Уилсон пробормотал себе что-то под нос, вздрогнул от смешка. Паркер и бровью не повел.

– Я увидел, что он серьезно болен. Меня это обеспокоило.

Майлз снова уставился на Дэдпула. Тот сидел ссутулившись, сложив на коленях крепко сжатые кулаки. Каждые несколько секунд он чуть менял позу: то расслаблялся, то, наоборот, втягивал голову в плечи и напрягался. Моралес прислушался к его бормотанию.

– Буду говорить я, – говорил сам себе Уилсон. – С хрена ли? Да потому что я самый нормальный из вас, долбоебов. Ха, рассказывай давай, нормальный он. Кто вчера впал в ступор и не отвечал почти два часа? Я пытался отдохнуть от вас, придурков, вы мне надоели. Не пизди. Чуть не откинулся опять. Хватит вам. Чувак с усами говорил, он обратится к каждому из нас. Посмотрю, как он поболтает с Красным, ага. К каждому адекватному из нас. И где он таких найдет?

Судейский молоток резко ударил по деревяшке. Майлз, испугавшись громкого звука, вздрогнул, а Уилсон вдруг поднял голову и уставился прямо на него широко распахнутыми, лишенными ресниц глазами.

Моралес судорожно отвернулся.

Уилсон выглядел плохо, очень плохо, это было видно даже невооруженным взглядом. Почти ничего не осталось от огромной угрожающей фигуры, которую Майлз помнил из детства. Наемник похудел до торчащих костей и впавших щек. Бугристая с открытыми язвами кожа была желтовато-серой, глаза ввалились, губы обметало жесткой трескающейся коркой. За время заседания адвокаты несколько раз по часам просили перерыв, чтобы тот мог принять лекарство. После него Уилсон возвращался более бодрым и на какое-то время переставал бормотать, но ненадолго.

Уэйд Уилсон умирал, это было видно невооруженным взглядом. Как и то, что только благодаря стараниям Паркера в этом худом, насквозь больном и страшном теле продолжала держаться жизнь.

Майлза вызвали на четвертом часу заседания. К тому моменту его спина ужасно болела от неудобной и жесткой деревянной скамьи, а голова раскалывалась от усталости и гула.

Свидетельский стул был немногим удобнее сидений в зале. И даже когда-то бархатная подушка, а теперь старая, пыльная и свалявшаяся, мягкости не прибавляла.

Моралес пообещал говорить правду и уставился перед собой.

Говорить о смерти мамы прокурору или близким было одно, рассказывать целому настороженно прислушивающемуся залу – совсем другое. Майлз облизывал пересыхающие губы, выталкивал из себя слова, нервно выкручивал пальцы, не смотрел на лица.

В какой-то момент судья повернулась к нему, Моралес увидел, что та сочувственно улыбается.

– Может, вам нужен перерыв? – спросила она, когда допрос прокурора закончился.

– Нет, – качнул головой Майлз. Улыбка судьи его обнадежила. Она ему верит! Она понимает, что за человек сидит на скамье подсудимых.

Вперед выдвинулся усатый адвокат Уилсона.

– Итак, вашу маму убил человек в костюме наемника, известного под именем Дэдпул.

– Да.

– И это было десять лет назад?

– Да. Мне было пять, но я помню. Все запомнил.

– Вы видели убийцу без маски?

Майлз сбился:

– Ч-что? Нет. Нет, конечно.

– Но вы точно уверены, что это был Уэйд Уилсон?

– А кто еще? – разозлился Майлз. – Только он носит такой костюм.

– Когда в следующий раз вы увидели его?

– Дэдпула? В прошлом сентябре. Столкнулся с ним… в переулке.

– И сразу же узнали?

– Разумеется!

– Похвальная память, мистер Моралес.

– Протестую, – тут же взревел прокурор, но Майлз огрызнулся:

– Легко узнать того, кто десять лет в кошмарах снился.

Из зала раздался сочувственный смешок.

– Хорошо, но как вы узнали, кто именно скрывается за маской?

– Мне сказал мистер Паркер.

– Мистер Паркер? Питер Бенджамин Паркер?

– Да, – неуютно повел плечами Майлз. – Я перепугался и обратился к мистеру Паркеру.

– Почему?

– Я проходил несколько стажировок под его руководством и у нас достаточно близкие отношения.

Майлз посмотрел Питера. Тот ободряюще качнул головой. Моралес не собирался рассказывать о своем паучьем альтер-эго, как и раскрывать личность Питера, что накладывало серьезные ограничения на его рассказ. Он думал и репетировал много раз, и все же адвокат чувствовал слабину и с хваткой пса цеплялся именно за это.

– Казалось ли вам, что мистер Уилсон вел себя не совсем нормально?

– Не совсем? Вы его вообще видели? Он же чокнутый!

В зале снова раздались смешки, самый громкий принадлежал самому Дэдпулу. Судья постучала молотком.

– Мистер Моралес, – сказала она осуждающе, – воздержитесь от подобных оценок, иначе я посчитаю это неуважением к суду.

– Простите.

– Что именно вам показалось странным?

– Он разговаривает сам с собой и спорит разными голосами. Двигается так странно. Да все, Господи.

– Вспомните, когда вы были ребенком, он вел себя так же?

– Нет. Тогда он молчал. Появился из ниоткуда, выстрелил, а потом стоял и принюхивался, словно зверь какой-то. Мне казалось, будто он меня ищет. Было ужасно страшно. Но прошли какие-то люди, я уже говорил, они его спугнули, он сбежал.

– Значит, молчал? Никаких пугающих разговоров, никаких споров?

– Нет, сэр.

– Ваша честь, – адвокат положил перед судьей несколько скрепленных листов. – У защиты есть освидетельствование, в котором говорится, что мистер Уилсон достаточно давно страдает диссоциативным расстройством. Поведение, которое описал юный мистер Моралес соответствует психотипу, который прочие личности называют Красный, форме агрессивной деструктивности. Приложите заключение к делу, будьте добры.

– Но ведь, это все равно был он! – в отчаянии выкрикнул Майлз. – Он стрелял! Своей рукой.

– Спасибо, мистер Моралес, – сухо проговорил адвокат. – У защиты больше нет к вам вопросов.

Именно, в этом была проблема. Ни у кого не было правильных вопросов. В этом бесконечном потоке допрашивающих и допрашиваемых, имен, фамилий, адресов, слез и диагнозов ни разу ни прозвучал вопрос: что думают жертвы? Что чувствуют, глядя на человека, нервно расчесывавшего язву на щеке? Как относятся к тому, что убийца, все эти годы недостижимый и неуязвимый, сидел перед ними, обычный, совсем не страшный, заслуживавший наказания по всей строгости?

В коридоре послышался приближающийся шум.

«Майлз, Майлз, ты здесь? Майлз!» Отец беспокоился. Чувство вины подняло голову, но злость и обида тут же его смели. Отец не стал спорить с приговором, он не спорил ни с чем, он даже отказался сам давать показания, объявив прокурору, что ничего, кроме слов сына, все равно не знает.

Никто ничего не хотел делать. Никто ничего не мог поделать.

Майлз думал, что Уилсон откажется от последнего слова. Что мог сказать он, человек, то и дело сбивавшийся на разные голоса? Но он поднялся. Совсем незадолго до конца процесса, Дэдпул в очередной раз принял лекарство и теперь стоял на ногах крепко и твердо.

Паркер поднял голову, обеспокоенно нахмурился. Прокурор сложил руки на груди.

Болтливый наемник заговорил.

– Слушайте. У меня, вроде как, репутация трепла и любителя превращать в балаган любое дело, даже суд – про это как-то комикс нарисовали, серьезно, четыре выпуска и просто отличная двусмысленная концовочка! – но сейчас я хочу сказать серьезно. Я – преступник, и прекрасно об этом осведомлен. Я убивал, по большей части плохих людей, но иногда выходило иначе. Я участвовал в войнах, о которых не знает никто, кроме крохотных кабинетных министерств, давно переставших существовать. Все, о чем сегодня сказали, наверное, полностью правда, кроме вот того случая с разгромленным рестораном, потому что это точно был мой зловредный двойник, собравшийся из оторванных конечностей. Ну, да ладно. Я не прошу снисхождения. Я прошу только шанса дотянуть до возможности разобраться с ублюдками из «Эссекс», которые убили кучу хороших ребят и сейчас, взявшись за ручки с раком, убивают меня. Я считаю, что в мире должно быть равновесие и зло будет наказано. Можете наказать меня, отлично. Но сделайте, чтобы и другим тоже досталось. У меня все.

Потребовалось еще два томительных часа, прежде чем судья вернулась в зал и, обведя всех строгим важным взглядом, начала объявлять приговор.

– Выслушав показания сторон и свидетелей, а также ознакомившись со всеми сопутствующими документами, суд постановил объявить Уэйда Уинстона Уилсона, известного также как наемник по имени «Дэдпул», виновным в инкриминируемых ему преступлениях, и назначить наказание в виде пожизненного лишения свободы.

Сердце Майлза радостно трепыхнулось. Но судья не закончила.

– Однако, принимая во внимание грубое вмешательство в психику мистера Уилсона, давнее нарушение целостности его личности, а также состояние здоровья, было принято ходатайствование стороны защиты о замене наказания на содержание мистера Уэйда Уилсона в государственном исследовательском центре, где ему может быть оказан медицинский уход в необходимом объеме.

– Нет! – в полной тишине выкрикнул Майлз.

Судья выразительно подняла брови.

– Мистер Уилсон будет находиться под наблюдением до тех пор, пока экспертная комиссия не подтвердит полное и безоговорочное излечение психики осужденного. Замена наказания не подразумевает отмену приговора, но гарантирует сохранность жизни подсудимого и надежду на то, что в дальнейшем он сможет стать достойным членом нашего общества. Подсудимый, вам ясен приговор?

– Поправьте, если ошибаюсь, – медленно проговорил Уилсон, – но значит ли это, что если лечение поможет, мне не нужно будет в тюрьму?

– Верно. Ваше пожизненное заключение заменяется на лечение в клинике до полного выздоровления.

– Понял?! – торжествующе обратился Уилсон к мистеру Паркеру. – Давай, поднимай

там своих докторишек и лаборантов и спасай уже мою дурацкую жизнь!

Питер рассмеялся, к нему присоединились другие, даже судья! И только Майлз, у которого рухнула внутри последняя надежда на справедливость, резко оттолкнулся и выбежал из зала заседания, гулко топая пятками по мраморному полу.