Текст книги "Inside of me (СИ)"

Автор книги: Kellerr

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Канда с любопытством вздёрнул бровь, внимательнее смотря на него. Уолкер был не из стеснительных. По крайней мере, не увиливал от прямых вопросов и даже давал на них ответы. Пару недель назад всё, что мог сказать о нём Канда, умещалось на нескольких напечатанных страницах, приправленных собственным мнением из одного слова: псих. Однако несмотря на несколько тяжёлых лет жизни, Аллен не шарахался от людей на улице, а умело приспособился с ними контактировать, даже невзирая на опасность в лице Неа. Кроме того, пусть при первом упоминании его несколько выбил из колеи факт озвучивания его собственных желаний, сейчас Аллен смотрел Канде в глаза без стеснения и держал его руку.

– Скучать тебе не приходилось.

– Я не так много времени находился в сознании, чтобы успевать скучать.

– Зато успевал…

– Эй, – прервал его Аллен, – пусть у меня в голове и сидит душа убийцы, но я был подростком со свойственными желаниями. Если считаешь меня извращенцем, который откликнулся на оказываемые знаки внимания и позволил единственному заинтересованному человеку сделать мне приятно, то считай.

Обида не прозвучала в его голосе, но Канда заметил, что Уолкер был готов к подобному исходу.

– Мужчина?

– Он был старше, – предугадав следующий вопрос, сказал Аллен, – но я не жалею.

– И потом всё закончилось?

– Потом он помог мне спрятаться в городе. Квартира – его рук дело.

Аллен хотел обычной жизни, внезапно понял Канда. Хотел попытаться жить, как все другие люди: в маленькой квартирке, с обычным холодильником, телевизором в комнате и вечно ворчащими соседями.

Он хотел просто жить, пусть и продолжать бороться с Неа.

Он хотел…

Выглядеть обычным.

Канда высвободил руку, перехватывая инициативу. Под рукавом левой руки прятались шрамы, один из которых был свежим. Он потянул вверх ткань пиджака, который Аллен почему-то до сих пор не снял. Тот вздрогнул, словно его ударили, и отстранился.

– В чём дело? Ты ведь хочешь.

– Да, но… – Аллен заёрзал.

– Шрамы теперь часть тебя. Привыкни к ним.

– Я помню, как ты смотрел на мою руку в первый раз. Тебе было противно.

Спорить не пришлось – это было правдой, и Аллен всё прекрасно понимал. Нервно кашлянув, он посмотрел на вторую в комнате дверь.

– Это ванная?

Канда кивнул.

– Можно?

Господи, конечно, можно.

========== Глава 16. Малыш ==========

Аллен видел Тики Микка несколько раз, когда более-менее мог осознавать, кто он и где находится. В такие моменты ему казалось, что он просто очнулся после долгого сна, но, как ни странно, вылезать из тёплой постели совершенно не хотелось.

В одно из таких пробуждений дверь в палату отворилась, и вошёл тот самый молодой мужчина с кучерявыми тёмными волосами, чем-то одновременно напоминая и Ману, и Неа. Заметив, что Аллен находился в сознании и смотрел на него, мужчина приятно улыбнулся и поставил на маленький столик поднос с кружкой и тарелкой, от которой вкусно пахло.

– Надо же, ты смотришь на меня осознанно. Неужели не придётся кормить тебя как какую-то куклу.

Аллен подтянулся к изголовью кровати на локтях, заглядывая в тарелку. Картофельное пюре и, кажется, свиная отбивная.

– Вижу, аппетитом ты не обделён, – он пододвинул стул к кровати и сел.

– Я вас видел несколько раз, – смутно припомнил Аллен. – Вы врач?

– О, нет, малыш, всего лишь обслуживающий персонал. Меня зовут Тики.

Аллен отчего-то смутился, когда к нему обратились не иначе как «малыш». Было в этом что-то слишком… интимное? Может быть. Или у него просто разыгралась фантазия.

Тики поднял тарелку и осторожно передал Аллену, проследив, чтобы её содержимое не оказалось на одеяле. Руки слушались плохо, поэтому пришлось некоторое время побороться с вилкой, а уже после того, как пальцы окрепли, пытаться отправить еду себе в рот.

– Вкусно! – восхитился Аллен после первого же кусочка.

– Я передам повару твой восторг.

Прикончив обед (или ужин?) за какие-то несколько минут, Аллен поставил тарелку обратно на поднос и, поправив подушку, принял полулежащее положение, довольно поглаживая себя по животу.

– Спасибо, – поблагодарил он Тики и задержал взгляд на его волосах.

– У меня что-то не так с причёской? – шутливо поинтересовался тот.

– Нет, просто… да не важно, – отмахнулся Аллен. – Почему мне позволили прийти в сознание? Я думал, эффект от сыворотки проявится не так скоро.

– Боюсь, ты сейчас не можешь адекватно воспринимать понятие времени. Знаешь, сколько прошло с тех пор, как ты к нам поступил?

– Пару недель? – предположил Аллен.

– Три года.

Услышанная цифра заставила его резко сесть на постели, откинув одеяло.

– То есть я три года провалялся на этой кровати?!

– Почему же, – Тики усмехнулся, – если бы ты только и делал, что лежал, твои мышцы давно бы атрофировались. То, что ты практически ничего не помнишь из-за действия сыворотки, ещё не значит, что ты не приходил в себя. Мы устраивали тебе прогулки, ты ходил в душ, даже смотрел телевизор. Правда, похоже это было больше на механические действия, так как ты не реагировал на то, что тебе говорили. А вот теперь я впервые за долгое время вижу осознанный взгляд.

Аллен недоверчиво уставился на свои руки, будто видел их в первый раз. Значит, три года… три года назад он в последний раз мыслил так же ясно, как сейчас. Так вот почему пальцы так сложно согнуть, а рука дрожит всякий раз, когда хочется её напрячь.

– А с ним что… что с Четырнадцатым?

– Он спит, малыш.

– От него так и не удалось избавиться?

– Пока это невозможно. Прости.

Сердце вдруг защемило.

– Тогда почему я очнулся именно сейчас? – Аллен перевёл испытывающий взгляд на Тики.

– Потому что пора переходить к следующей стадии.

***

Когда Аллен впервые оказался на цирковой арене, то испытал ни с чем не сравнимый щенячий восторг. Хотелось скулить от чувства переполняющей радости. Сердце колотилось так быстро, что, казалось, должно выскочить из груди.

Это не шло ни в какое сравнение с выступлением на улице. Слепящий свет прожекторов, сливающиеся тёмные лица людей и несколько рядов зрительских мест.

Благодаря вакцине он чувствовал себя окрылённым. Во время выступления Аллен даже не вспоминал, что Неа до сих пор в нём, что он никуда не ушёл и не исчез. Однако пользоваться своим даром Аллен не смел – любое его проявление могло разбудить Неа, на усыпление которого потребовались целых три года.

Представления в основном были вечерними. Утром артисты репетировали номера, днём выдавалось около двух-трёх часов свободного времени. Иногда проводились рекламные акции, в которых тоже были задействованы артисты: ставились небольшие палатки ярких цветов, в которых продавались различные сладости, всевозможные игрушки, маски, цветные парики, ободки с рожками, а также билеты на представления. Всё это способствовало дополнительному заработку и весёлому времяпрепровождению.

Аллен же вообще очень полюбил такое, казалось бы, неказистое занятие. Ему приходилось постоянно улыбаться и заново учиться налаживать контакт с незнакомыми людьми. Смотреть им в глаза до сих пор было боязно. Постоянно не покидало ощущение того, что Четырнадцатый вот-вот очнётся, и все усилия Аллена канут в небытие.

– Ты боишься? Не бойся, – однажды перед представлением шепнул Тики Аллену. – Зрители не кусаются.

В тот момент столь незначительная фраза придала ему уверенности, а в конце, как только раздались аплодисменты, Аллен впервые посмотрел на замершего в тени кулис Тики. Он никогда не смотрел ему в глаза дольше пары секунд.

Рассмотреть в них плескавшийся огонь желания было подобно открывающемуся занавесу.

***

– Просыпайся, мы на месте.

Скорость означала многое. Особенно сейчас, когда времени совершенно не осталось. Аллену удалось задремать в машине, пока они ехали по скоростной трассе, огибающей городок по периметру.

Когда Аллен огляделся, то обнаружил виднеющийся неподалёку лес. Высокие макушки деревьев тянулись ввысь, рисуя собой на небе ломаную линию. Если не считать свиста ветра, вокруг было тихо. Однако эта тишина не шла ни в какое сравнение с той, что окружала Аллена в квартире. Мёртвые стены домов везде одинаковые, они превращают тишину в нелепое молчание, постепенно сводя с ума. Здесь же всё было иначе. Аллен не чувствовал себя запертым вместе с Неа – мир вокруг продолжал жить несмотря ни на что.

По трассе изредка проезжали машины. Канда припарковался около старого отеля, заброшенного несколько лет назад. Покосившаяся надпись до сих пор приглашала проезжих остановиться здесь и снять номер на пару ночей, насладившись природой вокруг.

Снаружи двухэтажное здание выглядело вполне прилично, если не считать пары разбитых окон на первом этаже. Входная дверь была распахнута настежь, а верхние петли – расшатаны, поэтому тёмный прямоугольник молчаливо приглашал их зайти.

– Здесь бы фильмы ужасов снимать, – заметил Канда, стоя около машины.

– Лет через десять, когда хулиганы разобьют все окна и изрисуют стены граффити, кто-нибудь непременно это сделает.

После того, как Мариан Кросс исчез, Аллен ничего о нём не слышал. Рецепт изобретённой им сыворотки знал только сам Кросс, поэтому перед исчезновением он уничтожил оставшуюся партию. Когда Адам узнал об этом, он был в бешенстве. Аллен помнил панику в его глазах и страх. Сыворотка, которая стёрла три года из памяти Аллена ради того, чтобы усмирить Четырнадцатого, теперь была уничтожена.

Сотрудникам Первого Ковчега пришлось в кратчайшие сроки создать новую сыворотку, однако её эффект уже был не таким сильным. Аллен сразу заметил изменения: вернулись сонливость и постоянная усталость, понизилась трудоспособность. На тот момент он уже работал во Втором Ковчеге под предводительством Тики, и замена сыворотки, которую ему приходилось принимать изредка для профилактики, стала катастрофой.

Аллен понял это не сразу.

Спустя несколько месяцев после замены сыворотки один из артистов Второго Ковчега буквально сошёл с ума, твердя о том, что голос в голове приказывает ему не приближаться к Аллену. Это был юноша немногим старше него самого – его звали Лукас, он работал с дрессированными собаками и каким-то образом понимал их. В буквальном смысле – Тики говорил, что он умеет разговаривать с животными. Они с Алленом не были близки, разве что перекидывались словами приветствия каждый день, но Четырнадцатый всё равно выбрал его, возможно, как наиболее доступную и слабую жертву.

Одно из представлений прошло без номера с собаками. В тот день Лукас разбил себе голову о зеркало в гримёрке, а потом осколком перерезал себе шею.

Именно тогда Аллен догадался, что новая сыворотка не даёт должного эффекта. Да, она позволяет жить почти обычной жизнью, но вовсе не продолжает подавлять Четырнадцатого, а просто блокирует его связь с Алленом. Пусть он и не чувствовал этого, но Четырнадцатый пробудился, начав искать путь к освобождению.

Первый Ковчег зашевелился. Тики предупредил, что слухи дошли до Адама, а значит, он не оставит Аллена в покое. Исчезновение Мариана разрушило всё, превратив Аллена в опасность. Продолжать находиться среди людей было нельзя. Решение далось тяжело: Аллен уже привык к цирку, к выступлениям и почти смог забыться в круговороте репетиций. Тики буквально выгнал его из Ковчега, говоря, что это для его же блага. Аллен был благодарен за предоставленную квартиру, но всё равно чувствовал предательство со стороны самого близкого для него на тот момент человека. Тики прикрывал его, но разрыв связи оказался слишком болезненным.

И вот теперь Аллен стоял около заброшенного отеля, адрес которого был нацарапан на клочке бумаги, который он обнаружил приклеенным с обратной стороны к сидению в цирке.

– Ты правда считаешь, что кто-то будет сидеть здесь и ждать, пока ты не явишься? – Канда шёл сзади, пока Аллен осторожно ступал на скрипучие ступеньки.

– Нет, – Аллен понимал, что вряд ли сможет увидеться с Кроссом лицом к лицу, поэтому не стал принимать его сыворотку, однако взял её с собой на всякий случай, – но здесь точно что-то есть.

– Например, ловушка.

– Если сомневаешься, можешь подождать меня в машине.

Внутри всё было разрушено. Дети из города считали это место тем, где можно безнаказанно бить стёкла, уничтожать оставшуюся мебель – в общем и целом выпускать пар. Под ногами то и дело хрустели осколки, и Аллен прислушивался к любому шороху: нужно быть готовым в любой момент пуститься наутёк. Затея действительно была опасной, но Кросс не стал бы просто так возвращаться в город. Если здесь есть что-то, что могло помочь, Аллен был готов рискнуть.

Поначалу ему понравилась мысль о том, что часть последней партии сыворотки, изготовленной Кроссом, могла остаться у него. Аллен представил, как вернулся бы во Второй Ковчег и продолжил там работу. Но если Кросс не вернулся, значит, не планирует возобновлять и производство сыворотки. Возможное будущее тут же разбилось вдребезги.

Мариан Кросс оставался тем человеком, который мог что-то знать. Тики говорил, что после случившегося с Лукасом Аллену нельзя попадаться на глаза Адаму. Причину он так и не назвал, но одно было ясно: продолжать свободно разгуливать с бодрствующим Четырнадцатым он Аллену не позволит.

На втором этаже деревянный пол кое-где прогнил и провалился – идти пришлось вдвойне осторожнее. Аллен открывал номер за номером, но каждый раз выходил в коридор с пустыми руками. В самом дальнем номере же обнаружилось кое-что ценное – мобильный телефон. В центре комнаты находился стол, который явно должен был привлечь к себе внимание. Аллен тщательно проверил всё рядом, прежде чем взять телефон в руки.

– Одноразовый, – сказал Канда, подойдя сзади.

– Откуда ты знаешь?

– Раньше часто общался с гением в технологиях.

В контактах был сохранён один-единственный номер без имени. После пары гудков вызов был принят. Аллен вслушивался в тишину на том конце, чувствуя, как потеют от волнения ладони.

– Мариан?

Канда внимательно смотрел на него, скрестив на груди руки. Аллен подавил желание подойти к нему и взять за руку.

– Раз ты сумел добраться до телефона, значит, всё ещё способен трезво соображать, – ответил низкий мужской голос.

Аллен никогда не видел Кросса вживую. Он только мог ненавидеть этого человека за три исчезнувших года и благодарить за подаренную возможность жить как нормальный человек. Сейчас Аллен ненавидел только себя – за слабость и зависимость от него.

– Я думал, вы придёте сами.

Раздался грубый смех.

– Похоже, в способности соображать я ошибся.

– Но вы ведь оставили ампулу с сывороткой!..

– Я оставил её не для того, чтобы ты ею воспользовался перед встречей со мной, – перебил Мариан. – Я не идиот, чтобы рисковать собственной жизнью, когда проблему можно решить телефоном.

От горечи досады Аллен закусил губу – его считали просто мусором, о который можно было вытереть ноги.

– И для чего все эти сложности? Чтобы подразнить меня возможностью вернуться к прежней жизни?

– Не смеши меня. Неужели тебе так хочется вернуться в Ковчег? Я, конечно, слышал про твою привязанность к Микку, но…

– Мои отношения с Тики вас не касаются, – рявкнул Аллен.

– Как скажешь. Мне действительно должно быть всё равно на пацана, за которым Адам, по слухам, охотится до сих пор.

– Вы ведь сбежали из Ковчега. Почему?

– Кому, как не тебе, понимать весь ужас возведённых вокруг рамок. Жить и хранить секрет, который никому нельзя рассказывать, быть привязанным к одному месту… такое не для меня. Адам помешался на тебе. Это стало пиком.

– Из-за вашего побега Четырнадцатый убил человека!

– Это не мои проблемы. Я был всего лишь тем, кто выполнял свою работу, а всё остальное меня не касалось. Когда работа становится опасной, нужно с ней расстаться.

– Тогда зачем вы искали со мной встречи?

– Пока ты жив, Адам не успокоится. Не будет покоя и мне – вечно прятаться слишком сложно.

– Так что мне сделать? Проблема не во мне…

– Именно в тебе. Подробностей я не знаю, можешь не спрашивать – меня не касалось то, почему Адам так тщательно следил за тобой.

– Его устраивало, пока я принимал вашу сыворотку. Потом всё пошло наперекосяк. Вы ведь наверняка знаете, что сыворотку пришлось заменить? Благодаря ей я не чувствовал Четырнадцатого, но он пробудился. И сейчас у меня практически не осталось времени – если ничего не сделать, он сможет возродиться.

Мариан некоторое время молчал.

– Знаешь, – сказал он после паузы, – это слишком запутанно. Моё дело заключалось в том, чтобы разбираться в химии и мешать ингредиенты в нужных пропорциях. То, что творится с тобой, необычно. Это случай на миллион – здесь нет прописанных правил и советов к действию. Однако, – Мариан снова замолчал, – думаю, у тебя есть только два выхода.

– Каких?

– Умереть самому или же убить Четырнадцатого.

– Но он и так уже мёртв.

– Только не в твоих снах.

Аллен схватился за край стола. Временами у него проскальзывала догадка о подобном, но он никогда не знал, как нужно действовать. Сны стали территорией Неа, где он был сильнее, чем сам Аллен. Там всё подчинялось ему – оставалось только прятаться, потому что он знал: даже во снах есть закономерности. Неа видел его глазами наяву, а Аллен чувствовал его мысли во снах. Жажда убийства. Вот почему он предпочитал прятаться, избегать Неа. Он попросту не представлял, как может повлиять на крепнувшего бога, создавшего себе собственную реальность в его голове.

– Душа после смерти не может существовать просто так. Да, Четырнадцатый воспользовался тобой как сосудом, но временным. Корабль не может отправиться в плавание без якоря – это даёт ему возможность остановиться.

– Хотите сказать, что что-то должно помогать Четырнадцатому?

– Что-то вещественное. Например, то, что было с ним рядом в момент смерти.

От растерянности Аллен поначалу не мог вымолвить и слова.

– В той квартире давно всё вычистили и продали! Даже если что-то и было, теперь это невозможно узнать!

– Какой же ты идиот! – гаркнул Кросс. – Неужели никогда не пробовал отыскать подсказку во снах?

Аллен застыл с открытым ртом.

Там, во снах, реальность для Неа застыла неподвижной картиной. Каждый раз, когда Аллен проваливался в сон, он попадал в одно и то же место – ничего не менялось. Во время жизни в Ковчеге сны не беспокоили его благодаря сыворотке, но когда пришлось прятаться в квартире, единственное, что волновало Аллена, было выживание, а не исследование местности, когда Неа постоянно находился где-то рядом.

– Больше я тебе ничем не помогу. Выброси телефон и убирайся из отеля. Он хоть и заброшен, но вряд ли ты можешь себе позволить долго сидеть на одном месте.

========== Глава 17. Второй Ковчег ==========

После телефонного разговора в заброшенном отеле Аллен выглядел нервным. Он не сказал ничего, кроме как «Поехали отсюда», и добрую часть пути смотрел в боковое окно.

Канда не имел привычки лезть в душу людям. Чужие мысли – потёмки, постороннему никогда не удастся разобраться в них полностью. Он многого насмотрелся за время работы в социальной службе, слышал истории, от которых у большинства людей волосы встали бы дыбом. Однако после личной истории с Алмой всё остальное казалось таким несущественным, что коллеги порой поражались: как можно быть таким сильным?

Мало кто относился к нему с пониманием, да и Канда не стремился изливать душу первому встречному. Он старался пережить всё в одиночку, несмотря на постоянное присутствие Линали или общение с Лави.

И всё действительно шло неплохо, пока не появился тот, чья история оказалась в разы запутаннее. Канда не знал, с какими именно чувствами относиться к Аллену: с сочувствием, с сожалением, со злостью или чем-то ещё. Те люди, с которыми ему приходилось пересекаться из-за работы, редко вызывали в нём хоть какие-то эмоции. Они были лишь материалом, за который ему платили деньги. Но с этим покончено.

Когда он осознал, что обстоятельства вынудили распрощаться с подобной работой, Канда вздохнул с облегчением. Стало проще и смотреть на Уолкера – теперь между ними не стояла стена под названием «работа».

– Я мало что понял из вашего разговора, но куда ехать дальше? – он остановился перед въездом обратно в город.

Аллен поправил впившийся в грудь ремень безопасности и повернул голову.

– Как тебе идея побывать в цирке?

– Мне хватило твоих клоунских представлений.

– Ну да, конечно, – усмехнулся Аллен, – но я серьёзно. Нам нужно в цирк. Это сейчас самое безопасное место, если учесть, что меня могут искать по всему городу.

– Потрудись объяснить.

– Это Второй Ковчег. Им владеет Тики.

– Тики, отношения с которым не касаются Кросса? – уточнил Канда. – И что за Ковчег?

Было видно, что разъяснять подробнее Аллену не хотелось, но обращённый к нему пристальный взгляд заставил.

– Ладно. Если коротко, то Первый Ковчег – это лечебница, где я находился последние года. Адам так негласно называл своё творение, потому что там они помогали людям, спасали их. Второй Ковчег был создан Тики Микком, который долгое время работал на Адама в Первом Ковчеге. Это был цирк, где работали потерявшие всё талантливые артисты, но также туда направлялись и люди из лечебницы для прохождения профилактики. Таким образом у людей была работа, они находили новых знакомых и постепенно заново учились смотреть на окружающий мир. А Тики… – Аллен сделал неопределённый жест. – Был тем, кто поддержал меня и помог исчезнуть в нужный момент. Без него я бы не справился.

– Так это с ним ты спал? – догадался Канда.

– Чувство такта у тебя отсутствует, – он закатил глаза. – Ещё вопросы?

Канда решил не вдаваться в подробности с запутанными предназначениями Ковчегов.

– Что за сыворотка?

Аллен вкратце рассказал о её действии и о том, что после исчезновения Кросса формулу сыворотки пришлось заменить, однако та оказалась не столь эффективной, из-за чего ему потребовалось прятаться в квартире.

– Адам считает меня угрозой – и он прав. Но Кросс не собирается возвращаться, а следовательно, возобновить лечение не получится. Второй Ковчег наверняка проверили в самую первую очередь, поэтому сейчас на какое-то время там должно быть тихо.

– И у тебя есть план дальнейших действий?

– Давай сначала доедем туда. Я жутко устал, Канда.

Канда отъехал от дорожного знака, приветствующего их как гостей города.

***

К яркому зданию цирка со всех сторон подтягивались люди. Дети с улыбками вели за собой родителей к уличным палаткам, где торговали воздушными шарами, сладостями и игрушками. Тут и там раздавались смех и радостные возгласы. Над главным входом висел огромный прямоугольный плакат, приветствующий всех пришедших на представление. Два клоуна с рупорами просили не толпиться всем разом у дверей, подходить организованно и заранее подготавливать билеты.

Аллен уже давно не был по другую сторону арены. Он совершенно отвык от роли зрителя и теперь чувствовал себя крайне неуютно.

– И почему именно сейчас должно начаться представление? – ворчал он постоянно, пока Канда искал пригодное для парковки место.

– Просто опусти глаза и ни на кого не смотри – ты ведь умеешь, – пожал плечами Канда.

– Это не проблема. Но я надеялся, что здесь будет тихо.

– От людей никуда не деться – ты один из них.

Решив не упоминать, что он никогда не ощущал себя частью общества в силу ряда обстоятельств, Аллен отстегнул ремень безопасности, выбираясь на улицу. Вдохнув холодный воздух, он окинул взглядом шумную толпу и поспешил натянуть капюшон так низко, чтобы было видно только землю.

– Нас ведь не пропустят без билетов.

– Расслабься, – усмехнулся Аллен. – Меня здесь ещё не забыли.

И правда – стоило ему подойти ближе ко входу, как на него сразу же бросилась миниатюрная брюнетка в блестящем костюме, прятавшемся под накинутой длинной курткой.

– Аллен! – воскликнула она, обнимая его за шею. – Я думала, что больше никогда тебя не увижу!..

Девчонку звали Роад, и она была канатоходцем. За время, проведённое в цирке, они общались не так уж и много, но сам Аллен периодически замечал внимание с её стороны. Доброе утро, Аллен! Как спалось? Твои сны всё такие же странные? Ах, так ты принимаешь лекарство и можешь смотреть мне в глаза? Классно! Сейчас было сложно отводить взгляд, поэтому Аллен объяснил, почему так низко натянул капюшон.

– Разве ты не вылечился? – обеспокоенно спросила Роад.

– Длинная история. Я думал, тебе-то Тики расскажет.

– Тики только сказал, что ты больше не сможешь с нами выступать. Я о тебе беспокоилась!

– Спасибо, но сейчас мне как можно скорее нужно встретиться с Тики. Где он?

– Где-то в зале, проверяет арену перед представлением.

Роад юркнула в толпу, и Аллен, обернувшись и взяв за руку молча стоящего позади Канду, поспешил за ней следом. Было приятно чувствовать ответно сомкнувшиеся на ладони пальцы. Аллен улыбнулся, с замиранием сердца переступая порог цирка.

Когда-то это место он был готов назвать своим новым домом. После Маны и психиатрической лечебницы цирк выглядел большой семьёй. Несмотря на то, что многие артисты и работники пришли едва ли не с улицы, чтобы получить крышу над головой и кусок хлеба, Аллену было здесь комфортно. Мысленно он проводил параллели с приютом, где когда-то рос. Там из-за своей особенности его не принимали: поначалу он этого не понимал и показывал детям свой дар. Однажды одна девочка так перепугалась, что упала в обморок. Аллен тогда решил, что она умерла. И пусть по мере взросления он стал различать такие понятия, как смерть и обморок, тогда это казалось ему одним и тем же. Он до сих пор невольно забывался и считал, что едва не убил её.

– Что это, Аллен?

– Шоколад.

– Но нам не разрешают есть сладкое до обеда! Где ты его взял?

Аллен улыбнулся, развёл ладони и протянул вторую плитку ей. На тот момент ему было трудно понять, что появляющиеся из ниоткуда вещи пугают людей.

– С детства ненавижу цирки, – пробормотал Канда, когда они зашли в вестибюль с несколькими десятками палаток с сувенирами и разгуливающими артистами, которые с радостью фотографировались с зрителями.

– Это почему же? – Аллен остановился, встав к нему лицом.

Канда был выше, и сейчас его сведённые к переносице брови выглядели очень забавно. Аллен посмотрел на него с долей иронии: Канда был похож на обиженного ребёнка, которого насильно привели в место, где он находиться не хотел.

– В цирках всегда слишком шумно, а людям нравится смотреть, как дикие звери в клетках выполняют дурацкие указания дрессировщиков.

Аллен удивлённо вскинул брови.

– Так тебе жалко больших хищных кошек?

– Не людей же мне жалеть, – фыркнул он.

– Я пробыл тут достаточно, чтобы сказать: здесь работает много бездомных. Кто-то ухаживает за животными, кто-то моет полы. Я не слышал ни одного отрицательного отзыва об этом месте. Поверь, животным уделяется достаточно внимания.

Канда перевёл на него недоверчивый взгляд.

– Значит, этот Тики настолько замечательный, что даже оттрахал обделённого лаской пацана после психиатрической клиники?

Аллен упрямо поджал губы. Канде заочно не нравился Тики. И хоть он сам, после того как Микк буквально силой заставил его уйти из Ковчега, злился на него и не желал идти на контакт, сейчас старая благодарность брала верх. Да, со стороны вряд ли это выглядело как взаимная симпатия. Аллен знал, что Тики Микк – весьма видный мужчина, не обделённый привлекательной внешностью. Наверняка у него хватало поклонников и поклонниц и без шрамированного юноши, сидящего на лекарственных препаратах.

Он знал, что интерес Тики к нему связан с физическим влечением. Вряд ли здесь могло завязаться нечто большее, но Аллену хватало тех моментов в тёплой постели, чтобы вставать по утрам и к вечерним представлениям рисовать на лице грим клоуна.

Канда его не понимал – не мог понять, да и не должен был. Аллен чувствовал, что он был человеком, строго подчиняющимся воздвигнутым правилам. И если что-то выходило за рамки, то это однозначно было плохо.

Аллен знал это, но всё равно разозлился, вырвав руку из пальцев Канды.

– Тебе бесполезно объяснять.

– Я и не просил.

– Так прекрати постоянно говорить, что считаешь меня последним дерьмом, раз обделённый лаской пацан после психиатрической клиники позволял трахать себя! – зло выкрикнул Аллен и быстрым шагом направился к кулисам, ведущим к арене.

***

На Тики был тёмно-синий блестящий костюм и шляпа-цилиндр в цвет. Только после того, как Аллен вошёл в зал, он два раза спускался и поднимался по лестнице, что-то говоря светорежиссёру и указывая то на купол, то на арену. У Аллена перехватило дыхание: вспомнилось, как он участвовал в такой же суете, то проверяя костюм, то грим, то реквизит. Он знал: прямо за кулисами на стене висит расписание представления, в котором синей ручкой сделаны пометки. Артисты по несколько раз подходили к нему, чтобы посмотреть очерёдность и быть готовыми к нужному времени. Уборщица обходила зал, проверяя чистоту перед тем, как сюда хлынет поток зрителей. Из колонок периодически громыхала музыка.

Вот Тики в третий раз спустился вниз, остановившись на последней ступеньке – к нему подошла Роад, уже без куртки. Он поднял голову и столкнулся взглядом с Алленом – тот сразу же поспешил опустить глаза.

– Не прячься, – через несколько секунд прозвучало около уха. – Ты говорил, что Четырнадцатый уже нашёл себе жертву – я ему не потребуюсь.

Аллен взглянул на тщательно выглаженные полы пиджака.

– Всё плохо, Тики.

– Разумеется. Ты бы не пришёл сюда в ином случае, – Тики крепко обнял его, и на мгновение Аллен полностью растерялся. Он пришёл вовсе не для того, чтобы в первые же секунды его обняли. Осторожно надавив ладонями на грудь Микка, он высвободился, одёргивая куртку и наконец-то поднимая глаза.

Во взгляде Тики плескалось волнение.

– Ты не в духе?

– Поругался с Кандой, – вздохнул Аллен. – Его не устраивает то, что в прошлом мы с тобой спали. Я вообще не собирался его посвящать в это – случайно получилось.

– Он просто ревнует.

Аллен криво усмехнулся. Голову всё ещё скрывал объёмный капюшон на тот случай, если где-то поблизости окажется человек из Первого Ковчега. Аллен прекрасно осознавал, насколько велик риск его появления здесь, но успокоился, придя к выводу, что сейчас было опасно находиться в любом месте.

– Он не ревнует, он считает, что после психиатрической лечебницы я должен был сидеть в уголке и жрать таблетки.

– Он ревнует, – убедительно кивнул Тики. – У меня представление начинается через десять минут.

Сдавшись, Аллен махнул рукой.

– Мы ездили по адресу, который оставил Кросс под сидением. Возвращаться он не собирается, как и возобновлять производство сыворотки. И у меня абсолютно не осталось времени, даже если бы он согласился. Когда я спал, Четырнадцатый выходил из снов, а ещё он сильно навредил другу Канды – полагаю, ему просто не хватило сил, чтобы закончить начатое. Я не готов к горе трупов, Тики, – Аллен развёл руками. – Мне нужно разобраться с ним сейчас.