Текст книги "Записки о Панемской войне (СИ)"

Автор книги: Karjalan Poika

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Сноу вновь сделал паузу. От его слов Труде почувствовала озноб, несмотря на то, что страшная дверь была уже закрыта, а наборный паркетный пол под озябшими на льду ногами казался, как бывает всегда в таких случаях, выложенным раскалёнными плитами.

– Не бойся, любовь моя, я не тебя имел в виду, – милостиво улыбнулся президент, уловивший замешательство девушки, состояние которой уже не позволяло ей с прежней легкостью скрывать свои чувства, – я надеюсь, что свежий воздух этого зала остудит пыл нашей Огненной Сойки… с твоей помощью, Фиделия. Ты сделаешь так, что она выживет до финала, но ты ее не убьешь, а только лишишь сознания. А потом она войдёт сюда в пропитанной угольной пылью и маслом шахтерской робе на голое тело, а ты, Фиделия, поднесешь к её посыпанным чёрным порохом волосам горящий факел, и мы вместе послушаем последнюю песню мороза и пламени, посмотрим, как сойка-пересмешница становится цыпленком табака, как тухнет её огонь, превращаясь в лёд… В чёрный горелый лёд… Мы договорились?

– Прости, Кориолан…

– Простить? Ты…

– Прости, я испортила тебе ковры и паркет… – показала рукой на тянувшийся по всему полу кровавый след, оставленный её полопавшимися подошвами, – Я согласна. Я приведу к тебе Эвердин. Но Цецелия будет отдана мне. Живой. Послезавтра.

– Пустое, не переживай… полы давно пора ремонтировать… Спасибо, что ты дала повод…

***

Свои чувства Труде отпустила на волю только в тот момент, когда Ялмар Биргирссон вносил её на руках на второй этаж посольского особняка…

– Зачем он это сделал? – недоуменно повторял охранник. Остатками мази, подаренной Сойкой, он натер ноги рыдавшей навзрыд переводчицы, и отнес ее в постель, но это все, что он мог сделать. Унимать женские слезы было совсем не по его части, и когда он, укрыв её одеялом, с медвежьей галантностью спросил, действительно ли ей так больно, то успевшая в значительной степени взять себя в руки девушка даже слегка улыбнулась.

– Хочешь меня обидеть, первый топор Валльхалла? Ты ведь знаешь, что на такую боль мне…

– Знаю, тогда…

– Хочешь знать, почему я только что безобразно поплыла? – Биргирссон не ответил, но по выражению его лица Труде поняла, что её вопрос угодил в точку. – Дело в том, что на прощание… его просьба… мне от неё совершенно не по себе… Он требует, чтобы завтра на шоу Цезаря я вышла одетой вот так, как сейчас…

– Последний перформанс мисс Белл?

– На самом деле, предпоследний, Ялмар… последний – здесь, – с этими словами она вынула белую розу из своей причёски и бросила цветок охраннику, – Сноу хочет перемешать своим подданным мозги, разбудить фанатов Грации и противопоставить их фанатам Эвердин…

– И заодно зашкварить тебя перед валльхалльским зрителем.

– Ой. Про наших ревнителей он уж точно не подозревает.

– Если они хотят представления, устрой им, Фиделия… Ты удивишь мир так, что он точно будет принадлежать тебе.

========== 19. На воздушном океане… ==========

– Командор, «Рио» на связи!

– Хорошо, Фредрик, подключай!

Акессон счёл нужным поблагодарить дежурного флаг-офицера, несмотря на то, что сам прекрасно заметил на одном из экранов резервного центра управления, запрятанного в глубине огромного авианосца, что Стейнар Альфредссон просится с докладом. «Подчинённый должен чувствовать себя нужным. От пары слов поддержки точно не убудет…», – думал про себя Бьорн.

– Слушаю, капитан!

– Союзники только что накрыли базу повстанцев в квадрате 8-65. У Кассиуса семь счастливых и 32 приподнятых. У нас без потерь! – торопливо доложил командир «Кориолана».

– Понял! Есть ещё что-нибудь?

– На базе мы подняли козу…

– Её роль на борту известна?

– Нет, командор, откуда?!

– Козу доставить на «Фиделио», счастливых и приподнятых перегрузить на «Пьеро» и отправить в Орешек.

– Кассиус требует козу себе.

– Ты знаешь, по какому адресу его послать, Стейнар? – сделал паузу командор. – Вот туда и посылай! Нам коза нужнее. Им бы только шкуру спускать… Часа хватит?

– Двух, командор, вполне.

– Добро. Жду её у себя через полтора. Конец связи!.. Фредрик! – повернулся он к помощнику, – позови Бонни, похоже, её ждёт работа…

Бонни, принятая по настоянию Акессона в помощь Фредрику, числящемуся основным переводчиком штаба, появилась через пятнадцать минут, одетая в тёмно-зелёную форму Большого Океана, доработанную едва ли не до совершенства её умелыми руками уроженки швейного дистрикта. В полном соответствии с обычаем девушек-фрельсе волосы были туго скручены и скрыты от посторонних глаз форменным беретом. «Быстро же она стала нашей», в очередной раз с удовольствием отметил про себя командор, надеясь всё-таки не подать об этом вида перед рвущей подмётки на ходу панемской девчонкой. К этому моменту фотография раненой на повстанческой базе женщины лет тридцати с небольшим, чей вид не говорил ему совершенно ничего, уже была переслана Бьорну в его «экранную берлогу». Так он называл ситуационный центр, который предпочитал капитанскому мостику авианосца, где новоназначенного командора откровенно недолюбливали, считая его невероятное продвижение следствием политических игр и тёмных интриг в высших столичных сферах. «Был виртуальным капитаном, стал виртуальным командором», – шутил про себя Акессон, рассматривая экраны, на которых были сведены виды внешних камер наблюдения всех кораблей эскадры, камер, установленных на их мостиках, а также погасшие на данный момент экраны экстренной связи с Капитолием и Хауптштадтом… Ну и, куда без него, экран, с которого лилась приятная его слуху песня и транслировался её текст.

– Ты знаешь это лицо? – не отвлекаясь на протокольные вступления, сходу спросил у Бонни Бьорн, ловким движением руки по невидимому сенсору выведший снимок на центр экрана.

– Конечно, знаю, мой командор! Это Пейлор Шэнк, – не задумываясь произнесла та.

– И что о ней можно сказать?

– Когда казнили Корнелию Негри и начался бунт, вы, я понимаю, видели эти кадры, – в этот момент она посмотрела на командующего эскадрой, словно ища его поддержки, и, заметив легкий кивок его головы, продолжила рассказ, – тогда именно она организовала нападение толпы работниц на один из участков миротворцев. Потом им попался экзекутор, казнивший нашу поэтессу. Пейлор отрезала ему все пальцы на руках и ногах. По очереди. Раскалёнными скорняжными ножницами, острыми, как бритва. Он страшно орал, что не виноват, что выполнял приказы, а она делала своё дело и приговаривала: «Где же твой Сноу, почему он не поможет тебе…» Потом я бежала оттуда и потому не знаю, что там дальше приключилось… И я не из её круга, слишком мелкая, чтобы быть ей хорошей знакомой. Но знаю, что она – подруга Твилл и Цецелии. Нашей победительницы. Той, что сейчас готовится выручать Труде… – зачем-то посчитала необходимым пояснить девушка.

Командор ничего не ответил. Он никак не мог понять преклонения Труде перед Цецелией, которое был близок считать чем-то нездоровым. Хотя… эти детские впечатления и детские чувства, кто в них разберётся и кто поймёт. Если бы так спасали Энобарию, как это сделал бы он, окажись на месте Труде… Болеть за профи считалось в среде валльхалльских фрельсе делом постыдным и подлым, позволительным разве что для какого-нибудь тупого бонда. Как же, фрельсе должен быть великодушным и сострадательным, он должен сочувствовать слабым и несчастным жертвам, оказывая моральную поддержку тем, кто не имеет никаких реальных шансов на победу. И когда в прошлом году весь их мир охватила дошедшая до грани истерики эвердиномания, Бьорн особенно сильно и остро, острее и сильнее, чем в прошлые сезоны, почувствовал себя белой вороной. Как можно было не переживать за прекрасную Диадему? Как можно было не сочувствовать гордой и отважной Мирте? Как можно было не болеть за Катона и Марвела, отважных и умелых бойцов, достойных сразиться хоть с самим Хаконом Улофссоном? И майстерзингер переживал втайне от всех, скрывая свою тайную страсть еще пуще, чем в прежние годы, недоумевая, что все вокруг нашли в этой нескладной и косноязычной девке с излишне резкими чертами лица, неумело заплетённой косой, большими, как у мужика, руками и корявыми ступнями ног… О том, чтобы поделиться с кем-то, не могло быть и речи – ещё начнут подозревать – до всего надо было дойти самому. Собственно, по этой-то причине Бьорн и требовал от Труде в приснопамятный день приёма, чтобы та представила его Кэтнисс. «А всезнайствующий Сёрен решил, что и я влюблён в Пересмешницу! Это же надо быть таким тупым и самодовольным фанфароном»… Открытием стало, что в ней действительно что-то было. Знаток песнопений всех времён знал, что предки называли это «чарами», «магией» или «харизмой», заставляющей идти за собой целые толпы. Хотя сама она о том не знает и не умеет этим пользоваться… И, как знать, может быть, это поможет Энобарии остаться в живых… Пожалуй, это было единственное, на что Акессон мог надеяться.

– Выручать Цецелию, выручать Цецелию, – рассеянно повторял командор, глядя сквозь слегка озадаченную Бонни, – да… эта Шэнк, она скоро будет здесь. И нам было бы очень неплохо правильно понять друг друга…

***

Её принесли на носилках спустя примерно час. Она была такой же, как на фото, только смотрела на всё вокруг затравленным зверем и судорожно сжимала на себе одеяло, словно последнюю защитную оболочку. Бонни вспоминала себя и своё первое столкновение с валльхаллцами, которых она не сразу отказалась считать капитолийскими переродками, подозревая, какая страшная буря творится сейчас в голове у Пейлор, не понимающей ровным счётом ничего, что происходит вокруг неё. Зачем ей обработали её раны, какие муки её ждут, и кто все эти люди, что её окружают…

– Мисс Шэнк? – обратилась она к раненой женщине, получив сигнал глазами от Бьорна. Ответом было молчание и закрытые глаза.

– Мисс Шэнк?! Вы слышите меня? Я Бонни, я бежала вместе с Твилл, Вы же её знаете! – девушка сделала ещё несколько попыток, но Пейлор упорно не хотела говорить.

– Замолчи, капитолийский переродок, – выкрикнула она напоследок, – перестаньте мучить меня! Убейте!

– Она нам не поверит, – обескураженно выдавила Бонни. И в этот-то самый момент Бьорн заметил, что раненая бунтовщица открыла глаза, в которых блеснул интерес. Это была реакция на те четыре слова, которые были произнесены на валльхалльском наречии.

– Она нам поверит! – нарочито громко ответил командор, чтобы его родной нечеловечески грубый и экспрессивный язык эхом отозвался во всех глубинах слуховых органов Пейлор, – говори по очереди на обоих языках. И она убедится, что ты – не переродок.

И пока ставшая переводчицей девушка из Восьмого продолжала судорожно соображать что к чему, Акессон произнёс довольно длинную речь, смысл которой состоял в том, что бояться мисс Шэнк совершенно нечего, а сотрудничество может быть полезным для всех.

– Переведи ж ей, наконец, что скоро она увидит свою подругу Твилл… – в голосе Бьорна появились оттенки раздражения, – пока увидит на экране. Фредрик! – повернулся он к флаг-офицеру, – связь с Хауптштадтом! Попроси аудиенции у Фрейдис-Твилл Хольгарсдоттер. Скажи, что её ждёт неожиданная встреча и уточни время связи!

– Передал, командор! Извините, хочу напомнить, через две минуты старт Квартальной Бойни. Прикажете вывести на экран?

– Приказываю, Фредрик! Бонни! Переведи нашей гостье, что начало Бойни будем смотреть все вместе. Да! Доннерветтер! Здесь, в центральной!

Тем временем, обычные изображения экранов ситуационного центра, словно цирковые звери, повинующиеся взмаху трости укротителя, расступились и разбежались на боковые панели, а всё центральное пространство было занято покрытой водой площадкой у Рога. Труде была уже на своём месте и вещала что-то запредельно премудрое, во что Бьорн совершенно не хотел вникать. Но даже если бы он и захотел это сделать, звериный вопль не позволил бы ему этого. От этого крика передёрнуло не только весьма трепетную, как большинство девушек этого возраста, Бонни, но и всегда флегматичного Фредрика.

Кричала Пейлор, увидевшая поднимавшуюся из воды на стартовом диске Цецелию.

========== 20. Партия Брунгильды ==========

«Вёр-всезнающая! * Что с ней?!»

Чтобы выполнить профессиональный долг – пробежать глазами всех участников – спецкорреспондентке хватило тех мгновений, пока звучала над ареной то фирменное «добро пожаловать!» Темплсмита, впервые за несколько десятилетий прозвучавшее в записи из-за отказа обиженного мэтра выйти в прямой эфир под началом Хевенсби. Отсмотренные за недели подготовки многие часы записей и тысячи взятых крупным планом стоп-кадров не прошли даром: своим видом Фиделию не удивил никто. Сосредоточенные, как всегда, профи; искажённое лицо Джоанны; совершенно тупая физиономия несчастного Лая, не понимающего, что с ним происходит; напоминавшие театральные маски личины морфлингистов и широкая во все зубы улыбка О’Дэйра…

Вот там Цецелия. С каким-то оттенком надежды в затравленном взгляде. (Использовав вчерашнюю сутолоку в обесточенной студии Фликерманна, Труде наткнулась на неё и выпалила, не считаясь с возможными последствиями: «Завтра будете бежать за мной. Привет от Твилл!» И тут же скрылась, не оставив той шанса на расспросы.)

Точно таким, каким он должен быть, предстал и Пит Мелларк. Слегка надменный, чуть-чуть брезгливый, решительный и элегантный мальчик. С высоты её двадцати четырёх исполнившихся лет, успешной Авантюры и завидного положения в обществе, он, конечно, выглядел мальчиком. Особенно до того самого счастливого момента, как он одной фразой спас её вчера от позора на весь Хауптшадт и на все гау Валльхалла, которые так и не увидели её в непотребном для девушки-фрельсе обличии. Уже в тот вечер она моментально и напрочь забыла все те саркастические, а то и откровенно презрительные эпитеты, которыми награждала Пита из комментаторской во время прошлогодней трансляции. Да она не отказалась бы от них и накануне утром… «Он же хитёр, как Локи, и светел, как Хеймдалль, умён и красноречив, как Браги, великодушен и учтив, как Зигфрид, и прекрасен, как Бальдр. Как же я этого не увидела», и ей вновь и вновь хотелось вернуться глазами к его небесно-голубым глазам и рассматривать его покрытое солнечными веснушками лицо, уже не казавшееся ей нескладным и приплюснутым. Если бы только было можно, она смотрела бы на него до тех пор, пока Ёрмунганд не перегрызёт корни Иггдрасиля…

Все выглядели, что надо… И только Кэтнисс… Почему она в слезах? Почему она растрёпана так, будто только что билась в истерике? Что произошло с ней в эту ночь? Или уже утром? В планолёте? Или в стартовом комплексе? «Мне жаль ребята, но я не с вами…», – надоедливо напомнил внутренний голос, но многократно усиленный динамиками удар гонга положил предел неуместным раздумьям.

Для того, чтобы покинуть платформу поверх Рога и устремиться по каменной дорожке в сторону стартового диска Цецелии, корреспондентке хватило нескольких мгновений. Кумир её детства почти не умела плавать. Впрочем, как большинство из двадцати четырёх. Они беспомощно барахтались в воде и не тонули только благодаря вшитым в комбинезоны спасательным поясам. С каким гомерическим хохотом встречали зрители у экранов эти неловкие усилия былых кумиров – победителей прошлых лет – достичь твёрдой земли, оставалось только гадать.

– Целли, руку! – Труде с удовольствием заметила, что мать троих детей сумела довольно близко подобраться к дамбе, встала на колени и насколько было возможно протянула ей правую ладонь.

– Кто ты? – сделав пару гребков Цецелия ухватилась за руку странной капитолийки, по какой-то дикой причуде внедрившейся туда, где не положено было быть никому из посторонних.

– Лезьте, не спрашивайте!

Вытащить женщину из воды и поставить на ноги получилось у Труде легче, чем она могла себе представить.

– Хочу взять у Вас интервью, дорогая Победительница. Разве не хотите быть первой? Укромный уголок в секторе шесть, пока тут идёт сражение.

Переводчице приходилось говорить одновременно и для влекомой за собой на край озера Цецелии и для вездесущих камер. И для женщины-трибута, и для всех остальных – от Плутарха и до последнего зрителя – слова должны были прозвучать убедительно. А вдруг, с ужасом думала про себя Труде, она заартачится? Придётся ли её тогда вырубить и тащить на себе? Впрочем, Цецелия не думала сопротивляться пришелице, напротив, она покорно побежала вслед за ней.

Тем временем полоска пляжа сменилась густыми джунглями, через которые вела еле заметная тропинка, оставшаяся, очевидно, в наследство от строителей арены. «Она ведь знает дорогу», – обнадёживала себя уроженка Восьмого, уверенно поддерживая заданный корреспонденткой темп, который в славный год её победы она посчитала бы черепашьим. Он и вправду изрядно замедлился – Труде то и дело приходилось пускать в ход прихваченный в Роге меч, прорубая дорогу в зарослях.

– А ну стоять, обе! – голос у мужчины был громкий и неприятный, он раздался из-за их спин. Принадлежал он победителю Игр-66 из Девятого, который догнал их по расчищенной переводчицей тропе. Первой остановиться и обернуться решила Цецелия. Не умирать же от удара в спину… – Куда собрались, птенчики? – издевательски произнёс Девятый. – Эй ты, журналюшка, не хочешь взять у меня первое интервью на Квартальной Бойне? – говорил он подчёркнуто грубо, с полным презрением к столичной штучке, решившей развлечься на Арене смерти, – Только сначала я разделаюсь с этой блаженной дурочкой, – и он показал своим мачете на Цецелию, – А ну в сторону, ходячее недоразумение!

– Пошёл прочь, свинья! – с этими словами столичная штучка, против всяких ожиданий Дэниэла Бернхарда, закрыла Цецелию собой и подняла меч.

– Ты что, угрожаешь мне, капитолийская ковырялка! В сторону! – хрипел победитель, – Да мне… ваши… правила. Убью обеих! – и он замахнулся на Труде своим мачете.

Дальше произошло то, что ни стоящая там же Цецелия, ни зрители у экранов, так и не смогли бы ни пересказать, ни понять. Мгновение спустя голова Девятого полетела вверх, а сучащее руками тело – вниз, в лужу фонтанирующей из шеи крови. Ещё через мгновение не успевшая опуститься на землю голова была, словно баскетбольный мяч подхвачена левой рукой Труде, которая, слегка подбросив её ещё раз, удобно зацепила её за длинные вьющиеся волосы и показала всем четырём сторонам:

– Мои дорогие зрители, для любителей статистики: удар называется «Прыжок велоцираптора». А это, – она тряхнула отрубленной головой трибута, – был Дэниел Бернхард. И запомните, голова не нужна тому, кто без неё родился, – и выкинув страшную игрушку в самые густые заросли, которые увидела вокруг себя, корреспондентка крепко схватила за руку совершенно огорошенную Цецелию и потащила за собой по тропинке…

***

– Ну?!

– Что ну, Сёрен?

– Ты видел, что она творит, Хольгар. Не прикидывайся!

– А по мне эта её фраза: «Передай Твилл, пусть выльет на себя пять вёдер. Скажи, менторша велела» – просто блеск, – вмешался в разговор Улоф.

– Я бы так не сказал! – раздражённо говорил Свантессон, – налицо преступление против Заветов Первозодчих. Она сражается на потеху посторонним. Возмутительно!

– Разве ты сам, Сёрен, не нахваливал Труде, – язвительно отозвался штатгальтер.

– Нахваливал, было дело, – оберландрат был недоволен этим уколом, хотя и вынужден был признать очевидное, – но кощунство есть кощунство. Пусть мелкотравчатые капитолийцы живут по законам и регламентам, которые можно менять по их первой прихоти. Наши основания незыблемы, и пусть лучше не живёт тот, кто их нарушает. Если мы думаем о нашем общем будущем, если мы не желаем всеобщего падения, нам остаётся пожелать, чтобы Эйнардоттер никогда не вернулась в Валльхалл…

– Ты явно перебираешь, Сёрен… Или ты не видишь, начинается война. И ты хочешь выиграть её, соблюдая все несуразные правила, придуманные в какие-то непонятные времена? – вновь включился в разговор Торвальдссон, – и вообще-то надо помнить – Труде обнажила меч, защищая Цецелию, а защищать и спасать её попросил штатгальтер…

– Правила, дорогой Улоф, не придуманы. Они – дарованы нам свыше. И нет ничего лучшего, чем война, чтобы проверить, насколько мы готовы им следовать во имя высшего блага или же вертеть ими как угодно, ради сиюминутных выгод. Так что я буду ставить вопрос перед Стуртингом о лишении Эйнардоттер прав состояния фрельсе и о её вечном заключении в руднике № 19.

– Не готов поддержать, – покачал головой Харальдссон.

– Вообще-то, Хольгар, Хауптштадт – не Капитолий, а ты – не Сноу. У нас ДЕМОКРАТИЯ…

Комментарий к 20. Партия Брунгильды

*богиня знания у древних германцев. Ср. нем “Wahrheit” – “истина”.

========== 21. Пророчество не портится с годами ==========

– Вы уверены, мистер Хевенсби, что всё под контролем?

– Абсолютно уверен, господин президент! Разве ситуация развивается не так, как я Вам обрисовал изначально? – голос Плутарха звучал по-прежнему бодро и энергично, на что главному распорядителю приходилось тратить все запасы самообладания. «Старый чмырь, похоже, начинает о чём-то догадываться!» – не давала покоя противная мыслишка, отделаться от которой никак не получалось, но показывать Сноу свою тревогу и дать тому повод ля подозрений было никак нельзя. – Шторм загнал группу Эвердин в чащу, группа разделилась, Финника и Бити под часовым деревом через пять минут после удара молнии накроет огненный дождь, Джоанна прикончит Мелларка, а с ней разделаются Брут и Энобария…

– Хва-атит! – оборвал его президент Панема. – Довольно!

– Как Вам угодно, господин президент! – угодливо ответил Плутарх. Вспышка высочайшего раздражения пришлась очень кстати, и теперь ему надо было скрывать уже не страх, а самую неподдельную радость. – Вы позволите мне отлучиться минут на пятнадцать. Пересмотрите пока интервью, взятое Фиделией у голубков. Это было прэ-лестно…

Распорядитель переключил канал и, не дождавшись ответа от Сноу, с раскрытым ртом уставившегося на то, как по огромному экрану шагала Труде в своём развевающемся на ветру оранжевом платье, выскользнул из своей Круглой Комнаты. «У меня есть семь минут. У меня есть семь минут…» – подгонял себя Хэвенсби. Именно столько длился разговор корреспондентки с «несчастными влюблёнными», и он рассчитывал, что его не хватится носитель высшей власти, пока будет идти запись. Путь до подземного ангара, в котором уже час ждал резервный планолёт с Хеймитчем на борту, занимал ровно четыре минуты. Он трижды прошёл его с секундомером в руках. Ещё пара минут, летающая машина покинет опасную зону, и тогда он нажмёт на кнопку переносного пульта… Только бы не подвёл Бити. Но разве Бити мог подвести?

***

– Что за чёрт! Почему темно? Где Плутарх! Откройте дверь! – Сноу ревел, как разъярённый лев. Когда в Круглой Комнате, «святая святых распорядителей» Игр, погасли все экраны, президент Панема не почувствовал себя в замешательстве ни на одно мгновение. Он моментально вскочил и попытался покинуть помещение, но автоматическая дверь оказалась заблокирована. Найти клавишу аварийного открывания оказалось делом нескольких секунд, и вот он уже в главном зале центра управления, посреди шума и гомона встревоженных голосов. Генерал Деметрий Клейн уже бежал ему навстречу.

– С Вами всё в порядке, господин президент?! – звучал его встревоженный вопрос.

– Что здесь происходит, чёрт возьми! Куда подевался главный распорядитель?

– Мы думали, он с Вами… – начал было Клейн, но его прервал голос капитана Викторина Батта.

– Планолёт номер 09  C 70112 за минуту до отключения электричества покинул ангар. Подозреваю, что распорядитель Хевенсби был на борту.

– Все поисковые группы на Арену! Немедленно! Найти и доставить сюда всех, кого обнаружите.

– Господин президент!

– Что ещё, Клейн?

– Невозможно, пока не будет возобновлено энергоснабжение… На это потребуется минимум десять минут.

– Если через пять минут поисковые группы не выйдут на Арену… расстреляю! Ты понял меня!

Произнеся положенную уставом фразу, Деметрий бросился отдавать распоряжения, между тем как, в зале были задействованы резервные источники питания и он начал наполняться светом. То здесь то там загорались экраны слежения, соединенные с камерами Арены. Сбой, вызванный в системе скачком напряжения, нарушил управление картинкой, которая, казалось, начала жить своей собственной жизнью, показывая то клубы дыма, то опрокидывающиеся с шумом и грохотом конструкции. Всем было очевидно, что только что там произошла какая-то катастрофа.

– Поисковая группа номер три докладывает…

– Продолжайте, Деметрий! – нетерпеливо перебил его Сноу, чем разве что привёл генерала в замешательство. – Ну! Продолжайте!

– Они обнаружили в воде около берега тело Брута без признаков жизни! Похоже на удар током… Энобария в тот момент находилась на берегу и не пострадала. Но она не может сказать ничего вразумительного… – его речь звучала сбивчиво и виновато.

– Доставьте её сюда. Живо! – распоряжался Сноу. – Что другие группы? Где Эвердин? Литье? Мелларк?

– Группа номер семь только что нашла Мелларка. Неподалёку от часового дерева. Без сознания.

– Прочешите все кусты вокруг. Они были вместе! Ленивые тупицы!

– Господин президент! Передаёт группа номер два. Она подверглась нападению Джоанны Мейсон. Рядовой Луций Пэнс убит ударом топора в голову, тяжело ранен лейтенант Вергилий Стоун. Нападающая обезврежена.

– Доставить Мэйсон в «Бутылку», вместе с Мелларком и прочими. Вам удалось найти остальных, генерал?

– Никаких следов… На Арене очень большие разрушения. Эвердин, Литье и Одэйр исчезли.

– Немедленно арестовать Энни Кресту и привезти в Капитолий… а что…? – Сноу понял, что он не может произнести это имя, словно…

– Мне очень жаль…

– Не-е-т! Я… я… – задыхался президент Панема, не желая слушать, что скажет ему генерал.

– Когда Эвердин своим выстрелом обрушила свод, на Фиделию упала стальная балка, и…

– Мерзавцы! Сволочи! Предатели! Они убили её! Они срезали мой цветочек! Они растоптали её! Чистую! Белую розу! Они… Фиделия! Моя… моя Фиделия… я убью их всех, убью, как бешеных собак… я раздавлю эту гидру… – Сноу шипел, кричал и всхлипывал, грозил, стенал и проклинал – это всё ты, Эвердин! Ты! Ты убила Диадему! Ты лишила меня Фиделии! Ты, мразь! Ты, ты думала, что обманула меня, но ты узнаешь, что такое месть… Ты узнаешь, что значит, когда мстит президент великой страны. Деметрий!

– Слушаю, господин президент!

– Передайте приказ Кассиусу бомбить 12-й дистрикт. До полного уничтожения! Вы поняли меня!

– Господин президент, полное…

– Капитан Батт!

– Я!

– Увести и ликвидировать бывшего генерала Клейна, признавшегося в предательстве. Он куплен Эвердин и её бандой! И передайте мой приказ Кассиусу бомбить 12-й дистрикт! Вы поняли меня, генерал Батт?

***

– Что у Вас, Фредрик?

– Распоряжение президента Сноу, командор. Срочно перебазировать авианосную группу в квадрат 12-27.

– Это как-то связано с перебоем в трансляции Игр? Поинтересуйтесь-ка у Кассиуса, что там происходит у наших союзников? И обеспечьте мне связь с Хауптштадтом… Бонни!

– Да, командор!

– Позовите сюда Цецелию и Пэйлор! Я хотел бы ошибиться, но тут явно что-то зреет…

Не успела девушка покинуть рубку, как в динамиках раздался встревоженный голос Фредрика:

– Сноу приказал полностью уничтожить Дистрикт 12, задействовав планолёты Кассиуса.

– Связь со штатгальтером? – Акессон видел мигающий зелёным квадрат в правом нижнем углу экрана, но всё равно остался верным привычке и переспросил флаг-офицера.

– Хауптштадт на связи, командор! Говорите!

– Флагман вызывает штатгальтера Харальдсона! – для нервозной обстановки фраза прозвучала, пожалуй, даже с какой-то излишней торжественностью.

– Штатгальтер на связи, командор! Я слушаю Вас! – ответил знакомый начальственный голос.

– Прошу Вашего совета, штатгальтер… президент Сноу приказывает бомбить двенадцатый дистрикт…

– Ну, так выполняйте союзнический долг… Доставьте их планолёты в означенный квадрат и обеспечьте их вылет.

– Извините меня, но там нет повстанческих баз! Уровень лояльности населения – более 70 процентов. Самый высокий по отдалённым районам.

– Пусть Вас это не волнует, командор. Вас должно волновать одно.

– Слушаю!

– Чтобы картинка бомбардировки была яркой, чёткой и сочной. Это моё последнее слово, командор! Выполняйте Ваш долг!

– Есть, штатгальтер! – и Бьорн проводил взглядом погасший экран дальней связи. – Внимание на мостике! Курс по спутнику 02-13!

– Командор! – звонкий женский голос прозвучал так резко, что даже заставил его вздрогнуть, – Пейлор Шэнк и Цецелия Санчеш…

– А-а, Бонни! – немного смущённо откликнулся Акессон, махом развернулся на крутящемся кресле и секунду спустя оказался на ногах. – В тебе пропал церемонийместер Капитолия… Какой напор!.. Цецелия! Пейлор! – сделав краткую паузу, он поочередно кивнул победительнице 58-х игр и атаманше повстанцев. – Прошу вас обеих расположиться вот здесь, – командор показал на стулья по левую и правую сторону от своего седалища, предложив кофе.

– Чем обязаны, Бьорн! – грубоватая Пейлор за проведённые на авианосце двое с лишним суток успела вполне освоиться со здешней обстановкой, уразумела, что никто не собирается причинять ей какой-нибудь вред и начала говорить с командором едва ли не свысока.

– Думаю, вы обе уже поняли, что на Арене что-то произошло. Произошло после того, как Эвердин выстрелила в купол. И я получил приказ доставить планолёты с бомбами на линию выхода на атаку дистрикта 12. Я не могу нарушить союзнический долг…

– И зачем нам надо знать об этом? – настаивала верная себе Пейлор, между тем как её подруга безучастно смотрела перед собой, словно ещё не успела придти в себя после столь неожиданного спасения.

– Я считаю своим долгом проинформировать о сложившейся ситуации лидера Сопротивления, мисс Шэнк… – слегка опустил глаза Акессон, пытаясь быть максимально дипломатичным.

– Хотите выглядеть непричастным исполнителем чужих приказов? – речь этой рано начавшей стариться мулатки звучала предельно неприятно, несмотря на то, что переводившая её Бонни старалась изо всех сил, чтобы сглаживать выпиравшие едва ли не в каждом слове острые углы.

– Прекрати, Пейлор! – меньше всего Бьорн ожидал, что в разговор встрянет молчавшая до той поры Цецелия, давно уже непохожая на изящную и лёгкую светловолосую девушку, с каким-то неповторимо загадочным взглядом, в котором вселенская грусть соединялась с едва заметной весёлой чертовщинкой, так хорошо запомнившейся зрителям в год её победы. – Ты же знаешь о проклятии, которое было наложено на Двенадцатый… Может быть, пришла пора ему свершиться.

– О проклятии? – удивился командор. – Конечно, я не смею никого принуждать, но я был бы очень признателен услышать эту историю… Сеньора Санчеш? Может быть, Вы…?