Текст книги "Игра Дракона-2 (СИ)"

Автор книги: Каминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

–Смотри, Дворец Морского владыки,– воскликнула «кошечка», – сегодня там брави сражаются за звание Первого меча.

– Соберутся лучшие фехтовальщики Браавоса,– добавила ее подружка,– вот бы посмотреть…

–Мой клинок разит куда точнее,– рассмеялся карлик, запуская руку в пышное декольте,– но если вам так хочется посмотреть на этих плясунов…

Они сошли в Пурпурной Гавани и карлик, поддерживаемый за руки смеющимися девушками, направился к Лунному Пруду. Здесь уже вовсю шли гулянья – меж расставленных по площади столиков сновали жонглеры, шуты, мимы и глотатели огня; в паре мест шли петушиные бои, а совсем рядом прошел рослый мужчина в маске медведя, ведущий на поводке и в наморднике настоящего косолапого, до смерти напугавшего спутниц Тириона. Успокаивая девушек поглаживанием их по всем местам, карлик все же нашел удобное место рядом с большим фонтаном, переливавшимся разноцветными струями. Подскочившему слуге он заказал жареную семгу в лимонном соусе, десяток устриц и кувшин вина. В ожидании заказа карлик откинулся на спинку кресла, созерцая окрестности. Прямо перед ними раскинулся Лунный Пруд, на поверхности которого уже скользили, непонятно как державшиеся на водной глади танцоры-фехтовальщики. За спиной же Тириона высилось хорошо ему знакомое здание Железного Банка. Несколько окон на верхних этажах все еще горели неярким светом.

–Надо же,– сказала «лисичка», бросив беглый взгляд на здание, – они и сегодня работают.

–Скорей всего празднуют,– пожал плечами немного протрезвевший карлик, – только в своем кругу. Наверняка нализались не хуже остальных.

–Стража так точно,– рассмеялась «кошечка», показывая на дверь,– уже на ногах не стоят.

Тирион посмотрел на исполинскую громаду банка и тоже приметил фигуру в форме стражи Железного Банка. Набираемые из брави, стражники обычно стойко несли службу, но тут, видимо, и они поддались всеобщему разгулу: на крыльце, уткнувшись носом в пивную кружку, сидел один из охранников, облокотившись, чтобы не упасть, о приоткрытую дверь. Он выглядел мертвецки пьяным и все же Тириону показалось, что в положении его тела было что-то неправильное. Он присмотрелся и увидел, что подбородок и нагрудник стража заляпаны густой красноватой жижей.

–Он не пьян,– пробормотал он, чуствуя, как трезвеет от пробежавшего холодка – он мертв.

– Минутку внимания, достопочтенные! Слушайте голос Титана!

В церемониальном зале Железного банка за огромным столом из эбенового дерева восседало двенадцать человек в черных одеяниях. Лица собравшихся людей скрывали белые маски из чардрева с узкими прорезями для глаз. На столе стоял массивный золотой подсвечник с множеством зажженных свечей. На груди у каждого на массивной железной цепи свисал золотой ключ – символ Хранителей Ключей, основателей Железного Банка. Их многочисленное потомство и по сей день пользовалось немалым почетом в Браавосе, хотя для большинства обладание Ключом являлось чисто символической почестью, за которой не было реальной власти. Но собравшихся за этим столом это не касалось: наиболее влиятельные и богатые из Хранителей и по сей день держали в руках бразды правления Железным Банком, а через него – и всем Браавосом.

И, как плоть от плоти Вольного Города, все они свято соблюдали его традиции.

Прозвенел незримый гонг и каждый взял в руки стоявший перед ним бокал с красным вином. В этот момент за окном послышался рев, знаменуя начало Разоблачения, и Хранители сорвали маски. Громкий рев Титана заглушил изумленный вздох и взоры банкиров обратились на грузного мужчину с напомаженными черными волосами и пухлыми пальцами. Вместе с маской он сорвал с себя и черное одеяние и все увидели, что из жирной груди торчат два коротких меча, вошедших в тело по самую рукоять. Лицо человека, ранее румяное и самодовольное, сейчас покрывали жуткие язвы, местами изъевшие плоть до самой кости. Остекленевшие мертвые глаза тупо уставились на своих пораженных ужасом собратьев.

Титан еще ревел, когда живой мертвец, вырвав из собственной плоти оба меча, разом перерезал горло ближайшим банкирам. Хранители бросились к выходу, но мертвец, с необычайным для его веса проворством метнулся к ним, с небывалой ловкостью орудуя острыми лезвиями, кромсая кричащих от ужаса банкиров. Они звали стражу, но стоявшие у дверей два стражника также пали под ударами смертоносных лезвий. Снизу же, несмотря на крики погибающих людей, так никто и не прибежал.

Вскоре все было кончено: живой мертвец стоял посреди залитого кровью зала, равнодушно взирая на изуродованные трупы. Вот он присел рядом с одним из них и, непослушными пальцами потянул за цепь. Голова и так едва висевшая на перерубленной шее, качнулась и покатилась по полу, но мертвец, не обратив на нее внимания, подошел к следующему трупу. Сняв цепи с каждого Хранителя, мертвец сгреб ключи в свою огромную руку и, нелепо переваливаясь, вышел из зала.

Тирион сразу не понял, что его насторожило в этих людях, на первых взгляд ничем не выделявшихся из толпы. Такие же разнаряженные в разные костюмы, прикрывшие лица замысловатыми масками, в то же время они чем-то неуловимо отличались от собравшихся на площади зевак. Пробираясь сквозь толпу, громкими криками приветствовавшую изящные финты и выпады «водных плясунов», эти люди целенаправленно двигались в сторону Банка. Но тут внимание Тириона отвлек гул оваций, которыми толпа приветствовала победителя. Худощавый щеголь в черном бархатном костюме и темно-синей маске церемонно раскланивался, отставив окровавленную шпагу. Он закончил бой аккурат ко времени, когда над Браавосом пронесется рев Титана и тысячи участников празднества разом сорвут маски.

И в этот миг у Лунного Пруда выросла еще одна фигура, резко отличающаяся от остальных. На нем был длинный черный камзол, почти до пят, украшенный причудливыми желтыми узорами, напоминавшими не то большие желтые цветы, не то…распустивших щупальца осьминогов. В виде осьминога была и маска неизвестного – с большими дырами для глаз и растопыренными щупальцами.

Тирион узнал этого человека, но сделать ничего не успел – взревел Титан и вся толпа скинула маски, громкими криками приветствуя кульминацию празднества. Сбросил маску и Эурон Грейджой, одновременно срывая с пояса серебряный рог и поднося его к губам.

–Уходим отсюда,– крикнул Тирион кричавшим и радовавшимся вместе со всеми девушкам,– быстрее, надо найти стражу.

–О чем вы милорд,– недоуменно произнесла «лисичка», но прервалась, с неподдельным ужасом уставившись на Лунный Пруд. Тирион обернулся и застыл на месте.

Рев Морского Рога утонул в общем шуме и гвалте, но те, к кому он обращался, услышали зов. Поверхность Лунного Пруда взорвалась фонтаном брызг и в толпу ринулись жуткие твари, напоминающие помесь скатов и летучих мышей, с шипастыми хвостами и зубастыми пастями. Одну из них проткнул шпагой брави, но тут же его облепило еще несколько чудовищ, мигом растерзавших «плясуна». А из Пруда выныривали все новые отродья: огромные спруты, оплетавшие щупальцами кричащих и разбегающихся людей; крабы, размером с собаку, орудовавшие своими жуткими клешнями, словно мясники на бойне; зубастые мурены, с толстыми жирными телами, превышающими в обхвате самых больших змей; настоящие морские змеи, с острым гребнем вдоль хребта и разноцветной чешуей. Все эти чудища терзали, жалили и удушали впавших в панику людей, в слепом страхе мешавшими друг другу убраться с площади. Появившиеся вкоре стражники вступили в бой с морскими тварями и у Лунного Пруда воцарился полный хаос.

И в этот момент, примеченные Тирионом люди, но забытые в общей суматохе, добрались до дверей Железного Банка, один за другим, проскальзывая внутрь.

Тирион и обе девушки пробивались к дворцу Морского Владыки, уже окруженного двойной цепью стражи. Они уже почти достигли цели, когда откуда-то сверху прыгнула отвратительная тварь, состоявшая, казалось из одних клешней, острых жвал, выпуклых глаз и суставчатых ног. Тириону и «кошечке» удалось откатиться в сторону, «лисичке» повезло меньше – острые клешни и когти вонзились в ее плоть, в уши ударил истошный крик и в лицо Тириону плеснуло алой влагой. В считанные минуты мерзкая тварь растерзала девушку, но и сама пала под ударами мечей и топоров стражников. Признав в Тирионе посла, стража пропустила его за ограждение, вместе с вцепившейся в карлика истерично рыдающей девушкой.

Уже оказавшись в безопасности, Тирион обернулся на Лунный Пруд: Эурон все также стоял на его краю, окруженный беспорядочно мечущимися людьми и преследующими их чудовищами. Где-то вдали взревел Титан и король Железных Островов вновь поднес к губам рог. Воды Лунного Пруда хлынули на площадь, послышался неясный гул и сама земля содрогнулась, когда из пруда на площадь с ревом взметнулось нечто огромное и ужасающее. Исполинское, размером с дом, тело покрывали сочащиеся слизью бородавки, в бесчисленных кожаных складках, копошились гнусные твари, напоминающие гигантских мокриц. Грузное тело поддерживали мощные перепончатые лапы, позволявшие существу прыгать подобно лягушке и мощный хвост, зубрившийся острым гребнем. С безобразной жабьей головы смотрели выпученные глаза.

Чудище распахнуло исполинскую пасть, издав оглушительный квакающий рев. В следующий миг двери Железного Банка распахнулись и на пороге появились все те же загадочные люди. В руках каждый держал небольшой железный ящичек, в которых, как понял Тирион, и хранились сокровища Железного Банка. Они и полетели в распахнутую пасть, жадно глотавшую ящики, полные золота и драгоценных камней, собранных Хранителями за все века существования банка. Люди исчезали и появлялись, вынося все новые ящички, тут же поглощаемые бездонной утробой. Однако из Пурпурной Гавани уже выходили боевые корабли, с которых сходили на берег вооруженные солдаты. Да и стража Морского Владыки, опомнившись от первого шока, принялась энергично очищать площадь от заполонившей ее мерзости, пробиваясь к Грейджою. Видя это, Эурон вновь протрубил в рог и тварь, повинуясь ему, захлопнула пасть и, тяжело переваливаясь, подошла к железнорожденному, наклонив уродливую голову и подставляя бугристый загривок. Эурон ловко запрыгнул на него, с трудом удерживаясь на колышущемся, словно студень теле, запустив пальцы в волосовидные отростки растущие на загривке. Сопровождаемая градом стрел и копий, исполинская тварь сжалась в огромный комок и вдруг прыгнула, разом перелетев через несколько домов, и рухнула в море. Корабли, отброшенные поднявшимися волнами, не успели дать залп, когда чудовище, нырнув под ними, вновь всплыло на поверхность, вместе с вцепившимся в него Эуроном, тяжело дышавшим и отплевывавшим воду. Он едва успел сделать глубокий вздох и чудище вновь погрузилось в море, чтобы вынырнуть вновь уже много дальше. Корабли преследовавшие его вскоре были вынуждены повернуть назад – дальше начались отмели и рифы, неприспособленные для передвижения судов. Какое-то время моряки еще видели, как меж островков и мелких лагун тяжело переваливается и прыгает исполинская тварь, но потом наступившая ночь скрыла ее из виду. Лишь где-то вдалеке какое-то время слышался звук Морского Рога и звучавший в ответ квакающий рев.

Подручные Эурона, пользуясь общей суматохой, под шумок растворились средь домов, прихватив с собой то, что они сочли своей долей из награбленного.

Ночь опустилась на небольшую бухту, укрывшуюся на стыке Андалоса и Браавосского Взморья. На эти земли претендовали Браавос и Пентос, однако Вольные Города никогда не пытались всерьез закрепиться здесь и бухта оставалась надежным убежищем для всякого рода темных личностей. Сейчас она также не пустовала – в море высились множество мачт с черными парусами, украшенными изображениями золотого кракена. На берегу стояли Эурон, Серсея, Квиберн, Н’кона и группа вооруженных людей в золоченных доспехах. Тут же высилась целая гора небрежно сваленных железных ящиков, вымазанных омерзительно воняющей слизью. Один из ящичков был расколот и лежал на боку, вывалив на песок несколько золотых слитков.

–Думаю, этого будет достаточно, чтобы оплатить услуги Золотых Мечей, – произнесла Серсея,– здесь больше золота, чем когда либо вы видели в своей жизни.

Рослый наемник кивнул, не в силах оторвать взгляд от тусклого металла

–Мы должны проверить все ящики,– пробасил он,– чтобы убедиться, что там тоже золото.

–Только делайте это быстрее,– произнес Эурон,– мы должны отплыть до рассвета. Браавос пошлет все оставшиеся у него корабли на поиски пропавшего золота и я хочу быть как можно дальше отсюда, когда его галеи найдут эту бухту. Кроме того, я не хочу опоздать на собственную свадьбу.

Он довольно осклабился и, с видом победителя, обнял прильнувшую к нему Серсею.

========== Политик ==========

Два войска стояло друг против друга на берегах Хорота. Здесь, где великая река сужалась, пробивая путь сквозь горы Пуантена, средь порогов и водопадов, находился единственный путь, ведущий вглубь страны. Именно сюда подошло тридцатитысячное войско из зингарцев, пуантенцев и аквилонских беглецов-мятежников из центральных провинций. Всего десять дней назад небольшая армия, под стягами с золотым львом и малиновым леопардом, перешла Алиману и почти сразу Пуантен восстал, узнав о гибели Валерия и возвращении короля Конана. В считанные дни южное графство перешло на сторону законного монарха, готовящегося идти на Тарантию.

Но на выходе из Пуантена их встретило сорокатысячное войско немедийцев, наемников и аквилонских вельмож, которых ни при каких условиях не мог простить Конан и они, даже после смерти Валерия остались верны Амальрику. Сам барон Торский тоже был здесь – именно он вел в бой немедийцев.

Уже темнело, когда обе армии сошлись напротив друг друга на Талусском Броде. С атакой решили подождать до утра – сам Конан не побоялся бы вступить в бой ночью, однако полководцы убедили его подождать до утра. Неохотно Конан согласился, понимая, что не все в его войске имеют такой опыт ночных сражений. Он удалился в свой шатер и попытался заснуть. Но едва он сомкнул глаза, как снаружи послышался шелест перепончатых крыльев и испуганные крики воинов, охранявших короля. Хмурая улыбка озарила лицо Конана и он гаркнул воинам, чтобы они вели гостя к нему.

Спустя некоторое время он уже сидел за столом, за кувшином с красным вином. Напротив восседал Пелиас, прибывший в Пуантен прямо из Хоршемиша.

–Сказать по правде, я надеялся, что ты приведешь сюда кофийскую армию,– заметил киммериец,– нам бы сейчас не помешала любая подмога.

–У Кофа нет лишних войск,– с сожалением произнес Пелиас, – Стигия набирает силу, не все ясно и на востоке. Да и вряд ли тебе сейчас поможет войско – хоть кофийское, хоть какое-то еще.

– И что же ты посоветуешь? – едко произнес Конан, – я не хуже тебя знаю, кто стоит за немедийцами. И что теперь? Повернуть назад?

–Есть и иные способы,– Пелиас допил вино и поставил чашу на стол,– пойдем, прогуляемся.

–Куда?

–Кое-кто желает поговорить с тобой, – загадочно произнес Пелиас.

Недоуменно поворчав, Конан все же доверился магу – его колдовство будет не лишним в грядущей битве. Бросив оторопевшим телохранителям, чтобы они оставались на месте, король, сопровождаемый кофийцем, вышел из лагеря и, пройдя с сотню шагов, замер, как вкопанный.

Сразу за лагерем вздымалась высокая скала с плоской как стол вершиной. И, на ней залитая светом Луны, стояла необычная колесница, запряженная вороными конями. Правил ими величественный муж, в длинном одеянии из черного шелка. Благородное, классически красивое лицо, обрамляла черная борода. Он тронул поводья и колесница тронулась с места, двигаясь столь же легко и беспрепятственно, словно ехала по каменной мостовой. Вот она остановилась возле двух людей и магнетические черные глаза взглянули в голубые глаза Конана.

–Предатель!– Конан развернулся к Пелиасу, вытаскивая меч,– ты решил погубить меня!

–Нет, Конан,– покачал головой Пелиас,– я пришел помочь вернуть тебе трон.

–Я уже предлагал тебе это, помнишь, Конан? – спросил Ксальтотун. – Во дворце Тараска в Бельверусе? Я сказал тебе, что могу вернуть тебя на трон.

–Да, в обмен на повиновение,– прорычал киммериец,– сейчас ты хочешь того же?

–Разумеется!

–Ну и убирайся в пекло! – рявкнул Конан. – Я тебе не кукла.

–Ты все так же пытаешься отрицать очевидное,– снисходительно усмехнулся маг. – Подумай, Конан – разве ты не убедился в моей силе? Разве тебе не сказали, кто я?

–Сказали,– буркнул Конан, немного успокаиваясь, – и что с того?

–Ты надеялся, что немедийцев выбьют из Аквилонии, когда был в плену и еще ничего не знал обо мне,– продолжал Ксальтотун,– позже ты надеялся, добыть Сердце Аримана, которое сгинуло неведомо где. На что ты надеешься сейчас, киммериец?

–На себя!– рявкнул Конан,– я не буду твоей марионеткой.

–Не марионеткой, но союзником,– примирительно сказал Пелиас,– времена сильно изменились, Конан и нам всем стоит держаться вместе.

–Если ты откажешься, мне придется убить тебя,– произнес Ксальтотун.

–А ты попробуй!– рявкнул Конан.

–После чего истребить твое войско, так как это было при Валькии,– невозмутимо продолжал Ксальтотун,– а Тарантию будет ждать судьба Волантиса. Ты, может, уже слышал, что с ним стало?

Конан скрипнул зубами – до него доносились неясные слухи о страшном бедствии, постигшем чужеземный город, что позволило Олегаро беспрепятственно занять запад Зингары.

–Теперь, когда Валерий мертв, я бы мог отдать Аквилонию Амальрику,– продолжал Ксальтотун,– он давно мечтает воссесть на престол объединенной империи. Но так он заберет слишком много власти, поэтому я и хочу вернуть тебе корону. Вдвоем вы неплохо уравновесите друг друга.

– А править нами будешь ты? – едко спросил Конан.

–Разумеется. Вы оба принесете мне клятву верности.

Конан хотел было снова выругаться, но сдержался. Первоначальный гнев прошел и он рассуждал с холодной головой. Как бы он не ненавидел Ксальтотуна, без Сердца Аримана нечего и думать о том, чтобы победить ахеронца. Он напрасно положит свою армию, а страна вновь окажется под властью чужеземных захватчиков, которые выместят на его подданных стародавнюю злобу.

–Мне нужно подумать,– бросил Конан,– до утра.

Он развернулся спиной к двум чародеям и направился в лагерь. Пелиас. Оглянувшись на Ксальтотуна, кинулся догонять короля.

–Мне это нравится не больше чем тебе, Конан, – кофиец прервался, чтобы сделать большой глоток вина, – присягни ему, ради своего королевства.

Они вновь сидели за столом в королевском шатре перед кувшином с вином. Но пил один Пелиас – Конан так и не притронулся к вину, мрачно сверля взглядом мага.

– Если бы был хоть какой-то выход, я бы встал рядом с тобой, – продолжал он, – но выхода нет…пока во всяком случае.

–Что значит «пока»?– быстро спросил Конан. Поколебавшись, Пелиас выложил ему содержание разговора в Алой Цитадели и сговоре с Гликоном и Асаг-Баалом.

–Может в Асшае я и смогу найти средство одолеть пифонца,– закончил свою речь кофиец,– но для нужно, чтобы я не вызывал у него никаких подозрений и он убедился в моей лояльности…до тех пор пока я не почувствую себя достаточно сильным.

– Ну да, а до тех пор я буду вассалом у этого некроманта,– Конан передернул плечами,– тебе легко говорить, ведь не ты будешь давать ему клятву.

–Я дал иную присягу,– пожал плечами Пелиас,– вырванная силой клятва немногого стоит, да и пифонец, я думаю, не раз даст повод ее нарушить. Главное сейчас – усыпить его бдительность и выиграть время. А дальше поглядим.

Конан еще раз мрачно посмотрел на колдуна и потянулся за кувшином.

Наутро войска так и не сошлись в битве – вместо этого оба военачальника приказали отступить от брода. К нему выехало только четверо – со стороны немедийцев барон Амальрик и сам Ксальтотун, со стороны авкилонцев – Конан и Пелиас.

–Я соглашусь на твои условия, чародей,– без лишних прелюдий начал Конан,– если мне и вправду вернут корону, а немедийские войска выведут из Аквилонии. На этих условиях, я готов признать тебя своим сюзереном. Если нет – убей меня сразу и покончим с этим.

Амальрик помрачнел, бросив искоса взгляд на колдуна, но тот лишь величаво кивнул, соглашаясь. Вассальная присяга была дана тут же и Ксальтотун торжественно возложил корону Аквилонии на черные волосы Конана.

–Можете возвращаться к своему войску Ваше Величество,– произнес Ксальтотун,– дорога в Тарантию свободна. Но не слишком затягивайте торжества– впереди у вас новая война.

–Война? – хмуро протянул король,– с кем?

–Западные провинции королевства разоряют пикты,– пояснил Ксальтотун, – у них новый вожак, который объединил большинство кланов. Он именует себя Вороном и некоторые поговаривают о том, что он хочет объявить себя королем.

–Король пиктов?– усмехнулся Конан,– вот уж и вправду чудо из чудес.

Однако он сразу поверил Ксальтотуну – еще в Зингаре он слышал о том, что пикты необычайно обнаглели, с небывалой дерзостью атакуя границы.

–Это будет не очередная карательная экспедиция, – продолжал Ксальтотун, – а настоящее завоевание. По ту сторону Великого Леса, есть большие города, один из которых уже стал нашим союзником. Там же стоит и орда, присягнувшая мне. Мы не сможем завоевать всю Пустошь Пиктов, но пробить в нем надежную дорогу, с сетью фортов и военных поселений, думается, тебе по плечу. Квохор очень богатый город и торговля с ним озолотит купцов Немедии и Аквилонии.

–Пройти войной через все земли пиктов,– Конан посмотрел на колдуна как на безумца,– хайборийцы не способны на это.

–Только хаборийцы да,– кивнул ахеронец,– но им будет подмога. С противоположной стороны леса идут мои дотракийцы и квохорцы. Им помогают несколько племен пиктов, что не покорились Ворону – и также они помогут тебе, когда ты пойдешь войной на Запад. И пойдешь во главе воинов, что яростью не уступят пиктам – настоящих северян.

–Что?!– воскликнул Конан, впервые по-настоящему удивившийся,– откуда?

–С Севера,– усмехнулся колдун,– несколько киммерийских кланов и одно из племен асов, ушли на юг, спасаясь от мертвецов Вамматар. Сейчас они разбойничают в Гандерланде и Пограничном Королевстве, грабят подданных твоих и Амальрика. Я бы мог рассеять и истребить их, но решил, что ты найдешь им лучшее применение. Убеди их присоединиться к твоему войску и расскажи, что они могут расселиться на тех землях, что отвоюют у пиктов.

Конан кивнул, чувствуя, что в его новом статус впервые обнаружилось хоть что-то приятное. Пикты издавна были заклятыми врагами киммерийцев, а уж возможность схватиться с ними бок о бок с соплеменниками, словно возвращала короля во времена бурной и кровавой молодости.

–Ладно,– буркнул Конан,– твоя взяла, чародей. Я буду идти рядом с тобой, как и ты рядом со мной – и мы посмотрим, куда нас приведет эта дорога. За возможность срубить пару сотен пиктских голов, я, возможно, и не стану вспоминать, как и где мы впервые познакомились.

«Но уж точно и не забуду об этом»,– подумал Конан, угрюмо ощерившись в ответ на змеиную улыбку чародея.

========== Завязки ==========

1.

Небольшая лодка пробиралась по узким протокам, петлявшим меж поросших буйной растительностью островов. Направлял суденышко высокий худощавый мужчина, отталкивавшийся от илистого дна длинным шестом. Под черным капюшоном угадывалось бесстрастное лицо с желтоватой кожей и узкими глазами. На носу лодки сидел и еще один пассажир – кутавшаяся в рваное тряпье старуха с растрепанными седыми волосами.

Временами им попадались пепелища неказистых деревушек, где средь дымящихся развалин пировали на телах убитых негров шакалы и вороны. Встречались тут и более опасные падальщики – возле обгоревших остатков большой хижины, жадно чавкая, пожирали мертвечину уродливые человекоподобные твари, с серой кожей и острыми клыками. Налитые кровью выпученные глаза настороженно провожали лодку, но нападать твари так и не решались, угадывая скрытую силу неподвижно сидевшей старухи.

Вся Лусиана полыхала в пламени ярости и мести – вернувшиеся с войны отпрыски плантаторов с небывалой жестокостью мстили восставшим рабам, вырезая их без различия пола и возраста. Молодые отпрыски лусианской знати, уцелевшие во время резни, объединялись в вооруженные отряды, рыскавшие по лесам и болотам в поисках прятавшихся негров. На помощь мстителям Аргос отправил несколько нерегулярных полков, а мессантийские купцы наняли лучников-шемитов. Восставших рабов вешали, резали, топили, их шаманов сжигали на кострах, а вожаков распинали как жертву Митре – изуверская жестокость черных дикарей породила в ответ не менее жестокие меры, воскресив древние обычаи хайборийцев, казалось, давно забытые за века цивилизации. Ходили и более мрачные слухи – о некоем кофийском колдуне, заключившим договор с отродьями Рабирийских гор и призвавших их на помощь лусианцам. Ночью, гули устраивали свой, «серый террор», многократно более страшный, нежели дневной, «белый».

Уцелевшие бунтовщики разбегались, прятались в самых труднодоступных местах средь мангровых зарослей. Туда же направлялась и ведьма, словно ищейка, идущая по только ей видимому следу. Вот она выпрямилась на носу лодки и бесцветные глаза на миг блеснули прежним алым блеском:

–Там, – хрипло каркнула она,– я вижу его.

У берега, застряв в ветках растущих у воды кустов, течение покачивало нечто, могущее показаться обычным бревном, обвитым водорослями и тиной. Лишь подплыв поближе все увидели, что это труп высокого мужчины со светлыми волосами, по которым ползала мелкая речная живность. Серые глаза и после смерти переполняла лютая ненависть, рот был распахнут в беззвучном крике. В груди утопленника зияла страшная рана.

С помощью кхитайца Мелисандра вытащила тело на берег и, уложив его меж кустов, припала к обескровленным губам долгим поцелуем, не обращая внимания на трупный запах. Отстранившись, наконец, от мертвеца, она пристально вглядывалась в лицо, искаженное яростной гримасой. Какое-то время ничего не происходило, но потом веки утопленника дернулись, губы шевельнулись и он зашелся в хриплом кашле, выплевывая скопившиеся в легких воду и жидкий ил. Извергнув все из себя, оживший мертвец сел на землю, уставившись на ведьму и кхитайца будто ошалелыми глазами, в которых медленно просыпалось узнавание.

–Долгая слава Валерию, королю Аквилонии,– торжественно сказала Мелисандра и увидела, как слабая и одновременно жуткая усмешка искривила начавшие розоветь губы. Вместе с кхитайцем она помогла оживленному узурпатору подняться на ноги и все трое направились вглубь лусианских болот.

2.

–Дрогон! Дрогон, где ты?

Дейнерис и не подозревала сколь глубоки и обширны простершиеся под Драконьим Камнем подземелья. Именно сюда убрался последний из ее детей, после того как, израненный и обессилевший, улетел с места морского сражения. Дейнерис хотела направить его в Белую Гавань, но дракон смог дотянуть лишь до острова Сосцы, близ Перстов. Отдохнув там, насмерть перепугав местных жителей, он вновь поднялся в воздух, но вместо Белой Гавани устремился на юг, пока не долетел до Драконьего Камня. Высадив Дейенерис Дрогон убрался в подземелья и не появлялся наверху два дня – пока встревоженная Бурерожденная, не пошла его искать. Сердце ее было полно тревоги – она помнила страшные раны от клюва и присосок кракена. Что если последний из детей Матери Драконов скончался в этом подземелье?

–Дрогон!– крикнула она, поднимая факел. В ответ раздался приглушенный рев откуда-то снизу. Обрадованно она поспешила на звук – туда, где уже виднелись отблески яркого пламени. Почти бегом она преодолела последнюю сотню шагов – и замерла как вкопанная.

Перед ней открылась огромная пещера, освещенная отблесками красного пламени. Источник его был совсем рядом: то тут то там в небольших озерцах пузырилась раскаленная лава, из трещин в коре вырывались струи пара и ярко-красные языки. И посреди этой величественной и мрачной картины, напоминающих все Семь Преисподних, возлежал исполинский черный дракон.

Осторожно, обходя опасные места, Дейнерис подошла к Дрогону. С радостью она отметила, что раны дракона почти зажили и его жизнь, судя по-всему, теперь вне опасности. Завидев Дени огромный ящер поднял голову и из его пасти вырвалось предостерегающее шипение, вместе с язычками пламени и струйками дыма.

–Тише-тише,– уговаривала его Дейнерис, осторожно подходя ближе,– это же я.

Она осторожно коснулась черной чешуи и дракон, словно успокоившись, положил голову на нагретый камень. Только сейчас Дейнерис заметила под его лапами что-то вроде углубления, наполненного некими округлыми предметами.

– А ну!– воскликнула Дейнерис, пораженная внезапной догадкой,– покажи, что тут у тебя!

Внезапно дракон взревел, поднимаясь на дыбы и расправляя крылья. Из пасти его вырвался поток пламени, чуть не опаливший волосы Дейнерис.

–Ваша милость,– раздался знакомый голос,– с вами все в порядке? Нигде не могла вас найти.

У входа, которым вошла Дейнерис, стояла Миссандея, опасливо посматривавшая на Дрогона.

–Не бойся, Миссандея,– Дейнерис улыбнулась девушке,– не знала, что ты вернулась из Харенхолла.

–Сир Мормонт отослал меня с поручением,– сказала девушка,– он считает, что это слишком важно, чтобы доверить его воронам.

–Хорошо,– кивнула Дейнерис,– я скоро поднимусь и мы поговорим.

Девушка кивнула и явно хотела добавить что-то еще, но Дрогон вновь взревел и изрыгнул пламя, так что наатийка поспешила исчезнуть во мраке. Алый отблеск лавы на миг отразился в ее глазах, создав причудливый эффект – будто и сами те глаза светятся красным.

–Что это такое, Дрогон, – укоризненно сказала Дейнерис,– разве можно так кидаться на Миссандею? Или ты так бережешь это? Но мне ты можешь показать?

Успокоившийся Дрогон отполз в сторону и, словно устыдившись, спрятал голову под крыло, так что Дейнерис смогла подойти к потаенному углублению. Первый же взгляд наполнил ее сердце ликованием – в неглубокой яме, согреваемой подземным огнем, лежало пять драконьих яиц. Величиной с человеческую голову, яйца покрывали крошечные чешуйки, переливавшиеся разными цветами в отблесках раскаленной лавы.

–Они прекрасны, – выдохнула Дейнерис, опускаясь на колени и беря в руки одно из яиц, с блестящими сине-зелеными чешуйками. Почти сразу она поняла, что это не мертвый камень – под скорлупой угадывалась пока еще спящая, но полная скрытой силы жизнь.

–Ты вновь дал мне надежду,– обратилась Дейнерис к Дрогону, но тот даже не шевельнулся в ответ, будто заснув.

– Надежду всем нам, Дейнерис Таргариен! – послышался за ее спиной громкий и властный голос.

3.

Джейме Ланнистер чувствовал себя хуже чем когда-либо. Даже тот проклятый день, когда болтоновский прихвостень отрубил ему руку не причинял ему такие муки, как сегодняшний. Тогда болело его тело – сейчас терзалась душа и это было даже больнее. Почему-то он чувствовал себя много хуже, чем когда Серсея выходила за Роберта: тогда их связь для всех оставалась тайной и он мог надеяться на краткие свидания с сестрой, пока Роберт валялся пьяным на кровати или проводил время с очередными шлюхами. Эурон же знал о них достаточно и его пренебрежительная и в то же время угрожающая улыбка, больше напоминающая оскал, лучше всяких слов говорила о том, что он не потерпит соперников в своей постели.