Текст книги "Дикие сливы. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Jim and Rich

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Декс дрогнул, но не стал разыгрывать королеву драмы и не отстранился; нащупал в темноте ладонь мужа и прижал ее к своему пылающему лбу, чтобы успокоить лихорадочное биение пульса.

Текс решился и первый обнял его, он ответил на объятие, потом они обнялись еще крепче и простояли так несколько минут, смешав дыхание и слушая биение сердец друг друга.

– Сними рубашку, – потребовал Декс и, не дожидаясь, пока ковбой сделает это, принялся сам срывать с него ни в чем неповинный предмет одежды. Ткань трещала, и пуговицы, вырванные с мясом, сыпались в стороны, как пули.

Вскоре Текс остался с обнаженным торсом и, тяжело дыша, выжидательно смотрел на мужа – в его позе и выражении лица не было ни намека на страх или слабость, только мягкая покорность, готовность принять что угодно, хоть поцелуй, хоть удар ножом.

Он был прекрасен… настолько прекрасен, что низ живота у альфы немедленно напрягся, член налился горячей тяжестью, и все было бы просто и чудесно, если бы не запах меда и роз, все еще текущий по коже ковбоя, и еще не до конца смытый ароматом кофе и лимона.

– Черт тебя подери, Текс Сойер а-Даллас, что ты творишь со мной! – наполовину простонал, наполовину прорычал Ричард и толкнул ковбоя в направлении хижин.

– Пошли! И молись, чтобы у Падающего Дождя в типи нашлись нужные травы и камни…

Похоже, Даллас простил ветреного мужа, но задумал провести целый магический ритуал по изгнанию запаха течного омеги и его самого из их супружеской постели. Хотя Текс надеялся, что Лунный Олень, проснувшись и не обнаружив рядом Белого Ездока, все сам поймет и отправится восвояси.

По первому впечатлению, так оно и было, но в итоге оказалось несколько проще и грубее, чем уже успел напридумать себе Сойер. Падающий Дождь сам встретил их на пороге своей хижины, стоящей так же особняком от прочих, и куда-то загадочно поманил, не говоря Ричарду и ему ни слова. Они последовали за шаманом, будто заколдованные, и вскоре все трое вышли к другой хижине, чуть пониже и пошире, стоящей возле ручья. Внутри дымил очаг, над которым грелся большой медный котел с водой, и на земляном полу вместо шкур лежали лишь решетчатые подмостки из толстых жердей, отполированные до блеска босыми ногами и обнаженными телами тех, кто приходил сюда… помыться.

Текс вздохнул с облегчением: все-таки скинуть остатки одежды и поплескаться в теплой воде – это было просто и понятно, в отличии от участия в каком-нибудь магическом ритуале с непременным жертвоприношением и плясками… Кроме того, их с Ричардом лица все еще были разрисованы красными полосками, нанесенными рукой шамана, и эта краска успела как следует присохнуть к коже. Это слегка раздражало Текса, не привыкшего носить ритуальные рисунки на теле, и ему хотелось побыстрее смыть эти знаки, что бы они там ни означали для индейцев. Ричард наверняка хотел того же ничуть не меньше, если не больше самого Текса.

– Оставьте старую кожу снаружи. – сказал шаман, прежде чем нырнуть внутрь хижины с пучком трав в одной руке и горстью гладких речных камней – в другой.

Текс понял, что индеец намекает на одежду и, быстро скинув сапоги и джинсы, подступил к Ричарду, даже не скрывая от него собственное возбуждение, возникшее в тот момент, когда альфаэро буквально разорвал на нем рубашку:

– Давай я помогу тебе снять сапоги и… все остальное. – он опустился перед мужем на колени, радостно ощущая, как его свежий кофейно-лимонный аромат начинает доминировать над приторным медом и розовым духом сына вождя.

Даллас не стал возражать, но, пока Текс бережно высвобождал его ступни из плена обуви, успел сдернуть галстук, снять жилет, рубашку и ремень с кобурою; все это без церемоний полетело на землю, в компанию к одежде ковбоя. Затем очередь дошла до штанов, и Декс, пошире расставив ноги, как будто заново уступил инициативу молодому супругу:

– Не скромничай… – хрипло бросил он.

– Не буду… – прошептал Текс, и, с удивительной ловкостью справился с пуговицами и основной застежкой, запустил руку в штаны мужа и вытащил наружу стоящий член.

Джинсы сползли на бедра альфаэро, а он тем временем, положил руку на затылок ковбоя и приблизил к себе Текса так, что член почти ткнулся тому в лицо.

Рот Сойера наполнился слюной от волны густого запаха альфы, к которому примешивался еще и запах возбужденной плоти. Жесткая ладонь Ричарда сказала ему даже больше слов, а налитый желанием член манил так, как ни одно лакомство в мире.

Текс кратко взглянул в лицо мужу, обвел губы языком и приник ими к темному навершию, придерживая могучий ствол Далласа одной рукой, а другой обняв собственный. Сдерживая собственное нетерпение, он сосредоточился на возлюбленном и медленно заскользил влажными губами по его члену, вбирая его все глубже и обнимая все плотнее. Его ладони начали собственный танец в том же ритме, а ладонь мужа мягко, но настойчиво управляла движениями головы, то понуждая почти выпустить горячий ствол из слишком тесного плена, то заставляя насаживаться на него как можно глубже и чаще…

Ощущая подступающее все ближе наслаждение, Текс в какой-то миг шумно задышал через нос, и Декс тут же высвободил его рот и склонился к нему с тревогой во взгляде. Но ковбой протестующе застонал и сам потянулся к альфаэро с мольбой о продолжении.

– Нет… нет… я в порядке… дай! – еле выговорил он, рискуя захлебнуться слюной, которая совершенно непристойно наполняла рот и капала на грудь. Его член горел, узел набух и пульсировал в ритме сердца, а весь остальной мир просто перестал существовать, уместившись в одного человека, стоящего перед и над ним…

Ричард хорошо помнил, что Текс совершенно неопытен в этом способе наслаждения, и после единственной неумелой пробы в день первой сцепки, произошедшей на расшатанной кровати в «Одноглазом койоте» урок особой любви так и не состоялся.

Декс, понимая, что юному супругу и так хватает впечатлений в постели, благородно не настаивал ни на каких дополнительных изысках, хотя был одинаково искушен и в том, чтобы принимать жадные ласки ртом, и в том, чтобы их дарить… но сейчас Текс набросился на него голодным зверем и в порыве страсти, смешанной с раскаянием, подверг член альфаэро настоящей пытке острым удовольствием. Впору было спрашивать себя, где и когда его стыдливый мальчик успел научиться приемам, известным не всякому публичному омеге?.. Неужели так хорошо запомнил наставления покойного Тони, или…?

О вероломстве Падающего Дождя не хотелось даже думать, а от воспоминаний о ретивом сыне вождя к горлу снова подкатывала удушливая волна ревности – и тогда альфа, стиснув затылок Текса, убыстрял движения бедер, яростно проталкивался в податливый рот мужа и ебал его без всяких церемоний и нежностей… впрочем, судя по реакции Текса, по дрожи тела и почти утробным стонам, подобная грубость супруга заводила его до крайности.

Когда наслаждение приблизилось к пику, и оргазм стал неотвратимым, как удар грома после электрической вспышки, Декс оттолкнул любимого, удерживая от продолжения дразнящих действий, высвободил член из сладостного захвата, и, кусая губы, чтобы не кричать слишком громко, с глухим рычанием кончил прямо на лицо своего омеги.

Тугая липкая струя ударила Текса прямо по глазам и растеклась по лицу сетью розовых ручейков, растворяя и унося засохшую алую краску. Сойер ощутил на губах горьковато-соленый вкус альфаэро, втянул полной грудью острый мускусный запах его соков и, застонав в ответ, вслепую выстрелил собственным секретом. Его бедра, уже давно скользкие от собственной смазки, мелко дрожали, и оба отверстия, предназначенные для альфы, призывно содрогались в сладких спазмах предвкушения…

Размазав смесь краски и спермы мужа по щекам и губам, буквально умывшись ею, Сойер понадеялся совершенно отбить посторонний запах Лунного Оленя, но теперь его ладони окрасились так, что при неверном лунном свете руки казались покрытыми кровью. Так что индейская баня была не зря приготовлена для них двоих провидящим все шаманом.

Однако, встать с колен на ноги, все еще дрожащие от бродящего по крови возбуждения, оказалось не такой простой задачей, и Текс протянул к Дексу красные ладони:

– Помоги подняться… или я заставлю тебя повязать меня прямо здесь… – он кивнул на траву, уже влажную от холодной осенней росы и близости ручья.

– Ну нет, я не хочу, чтобы ты слег… тебе не полагается лежать иначе, как в моих объятиях, – усмехнулся Ричард, окончательно освободился от остатков одежды и с чувственным наслаждением растер по животу и бедрам пролитое Тексом семя. Посторонний запах, если и не исчез полностью, ослабел настолько, что альфа перестал его замечать.

– Иди ко мне, моя любовь… Теперь нам обоим нужны вода и тепло.

Разбойник из прерии имел средний рост и обманчиво-изящное телосложение, в нем трудно было заподозрить значительную физическую силу, однако же, поднимая мужа с колен, он рывком взвалил его на себя и занес в хижину, как будто ковбой весил не больше новорожденного жеребенка.

Внутри таинственно мерцал очаг, выложенный из крупных черных камней, вода в котле, зеленоватая, сильно пахнущая сосновой хвоей и разнотравьем, ворчливо булькала, к потолку поднимался густой пар…

Падающий Дождь сидел поодаль на деревянной подставке, с трубкой в зубах, он выглядел полностью отрешенным и погруженным в себя – но когда двое из внешней тьмы вступили в уютный пропаренный и влажный полумрак, шаман поднял руку и указал на предназначенные им сиденья.

– Очиститесь оба, – только и сказал он, прежде чем исчезнуть.

Текса уже давно, с самого детства, никто не носил на руках, если не считать шуточных альфо-бетских потасовок, когда ковбои могли тягать друг друга за пояса и приподнимать от земли, чтобы тут же на нее и бросить. Но так, как это сделал Ричард… Сойер только и успел, что ухватиться за шею альфаэро, когда тот попросту подхватил его с земли и втащил внутрь хижины, наполненной клубами горячего травяного пара.

Шаман темной тенью выскользнул наружу, оставив их вдвоем, и Текс немедленно стиснул мужа в объятиях и жадно прошелся руками и губами по его коже, еще сухой и холодной, покрытой мурашками. Перемазанные краской пальцы оставляли на ней замысловатые узоры, и пальцы и губы альфаэро отвечали тем же.

– Хочу тебя… – выдохнул он в шею Далласу, скрестив руки у того на пояснице и вжимаясь бедрами в бедра мужа. Едва разрядившись, он снова уже возбудился, да и член Дика набирал силу и выпрямлялся, потираясь о напряженный ствол ковбоя.

Опасаясь случайно столкнуть котел с железной треноги, Текс отступил в дальнюю часть хижины, увлекая за собой альфаэро, и поискал глазами, на что мог бы опереться, чтобы впустить его в себя и выдержать долгую желанную сцепку. Но вся мебель, которой располагала индейская баня, сводилась к сомнительной жердочке, на которой только что сидел Падающий Дождь, да паре грубых плетеных табуретов. Ни то, ни другое не показалось Тексу достаточно надежной опорой, но в их распоряжении всегда оставался пол, покрытый гладкими жердями. Для коленей жестковато, конечно, но если испробовать позу на боку или спине…

Ричард без слов понял, что беспокоит Текса, и с улыбкой прошептал ему на ухо:

– Эта хижина полна сюрпризов, как мешок Папы Ноэля… (1) Закрой глаза, моя любовь. Ну же, закрой!

Текс с подозрением посмотрел на лукавое лицо мужа, как будто ожидал подначки или подвоха, но когда альфа нетерпеливо поторопил его, послушно зажмурился…

Нескольких мгновений было достаточно, чтобы вытащить из-под скамейки пару свернутых бизоньих кож, мастерски выделанных до мягкости, и расстелить их на полу, а сверху разбросать пучки душистых трав из личной коллекции Падающего Дождя, доступной Зовущему Реку по праву давнего друга и ученика.

Ричард опустился на пол и, обхватив Текса под колени, увлек его вниз, где и принял в жадные объятия.

– Попался, красавчик… попался, ветреник… – рыкнул Черный Декс и без всяких церемоний всадил член в горячий анус мужа, истекающий смазкой.

Парень честно стоял зажмурившись, пока сильные руки альфаэро не увлекли его вниз. Сойер хотел было лечь ничком на шкуры и травы, неизвестно откуда взявшиеся в хижине, но Ричард воспрепятствовал ему и усадил верхом на свои бедра. Головка члена тут же толкнулась в плотное кольцо мышц и раздвинула их так же легко, как рука – кожаный полог хижины, утонув во влажном горячем соке омеги.

Текс лишь на мгновение замер, приноравливаясь к позе, такой привычной для ковбоя, проводящего по много часов в седле, потом задвигал поясницей и начал слегка приподниматься и опускаться, как если бы сидел на лошади, идущей размеренной рысью. Слегка поджимая ягодицы, он ощущал, как внутри тела горячо ходит мощный ствол, ощущал толчки крови в нем и острую дрожь удовольствия, когда головка прокатывалась по самой глубине ануса, задевая там какие-то особенно сладкие струны. Его член при этом тоже оказался в выгодном положении – руки мужа ласкали и нежили его, даря отдельное наслаждение…

– Оххх, Дики… теперь езда верхом всегда будет мне напоминать об этом… и я буду просить тебя делать так каждую ночь… и не только так, но и в тайную щель тоже… – скользя ладонями по увлажнившейся от пара груди мужа, честно признался ковбой. Подхватив со шкуры несколько жестких травинок, он игриво провел ими по соскам Ричарда и наклонился вперед, желая дотянуться до них языком и губами…

Да, скачка была жаркой, и обещала продлиться долго – узел в основании члена, набухавший все больше и готовый вот-вот превратиться в замок, не позволял ошибиться в этом.

Альфаэро только усмехался нежно и жадно, слушая омежий любовный лепет из уст своего ковбоя, который всего пару часов назад примерял на себя роль неумолимого похитителя невинности, а теперь выплясывал на его стержне и, получая много, жаждал еще большего… Ричард не отставал и, отвечая на признания мужа, то убыстрял, то замедлял движения, то проникал глубже, то почти выскальзывал наружу, и эта дразнящая ласка особенно возбуждала Текса.

Теперь, когда их тела основательно притерлись и приспособились друг к другу, у омеги исчезла всякая боль, а вместе с болью улетучился и страх альфы сделать что-то не так, повредить любимому в порыве страсти.

– Оооо, Текс, мой Текс, дааа, сейчас… – выдохнул он, чувствуя, что кончает, и тесно прижал мужа к себе, сливаясь с ним в одно целое:

– Ты мой! Только мой!

Ароматный пар поднимался к потолку хижины и, усиливая сладострастие, навевал обоим чудесные мечты и видения.

Ричард выпустил в него свой первый сок, и тут же узел его члена расширился, а мышцы ануса судорожно сжались вокруг него и под ним, замыкая сцепку в крепкий неразрывный союз двух тел. Внутри него будто расцвело огненное облако, Текс выгнулся, запрокинув голову:

– Да… да! Дики… оххх… – и залил живот и грудь альфы тягучими каплями. – я весь твой, да… и ты… ты мой до конца моих дней!

Он немного отдышался и, потянувшись вперед, провел пальцами, смоченными в жемчужном пряном соке по губам Далласа, и, вспомнив внезапно, как тот посмотрел на него и сына вождя, когда они только обнялись, испытал глубокое раскаяние в том, что вообще посмел возжелать кого-то еще, кроме законного мужа.

– Клянусь, Декс, клянусь, что больше не взгляну ни на одну омежью задницу! Это все моя вина, моя чертова альфья гордыня…

Запоздалое раскаяние всегда лучше его полного отсутствия – так не раз говаривал Ньюби, приучая Текса и Марка отвечать за детские шалости, а позже и за более серьезные проступки. Но Сойер дорого заплатил бы за то, чтобы сегодня ему вообще не нужно было ни в чем раскаиваться перед мужем.

Однако, река времени не может поворотить вспять свой поток, и что сделано – то сделано. Зато теперь он мог сравнить то, что переживал, уступив своей омежьей части, в объятиях альфы, и что сам испытал, как альфа, покрывший юного омегу-индейца.

Сравнение всяко выходило не в пользу Лунного Оленя, и дело было вовсе не в том, что они были неопытны и неуклюжи, а альфаэро, напротив, весьма искушен в любовной науке. Нет, что-то подсказывало Сойеру, возможно, его же омежье чутье, что ни с кем и никогда он не сумеет достичь такого же полного единения, как со своим истинным. Так стоило ли проверять это, оскорбив чувства мужа своим легкомыслием?

Желая искупить вину, Текс закрутил бедрами, заставляя внутренние мышцы тереться об узел альфы и побуждая его член выстрелить снова…

Это была их третья сцепка, но, пожалуй, они никогда еще так не наслаждались друг другом, даже на кукурузном поле – тогда Декс осторожничал и сдерживал себя, пока мог.

Здесь, в диких местах, в окружении индейцев, смотревших на все иначе, чем бледнолицые, превыше всего ценивших свободу, ни к чему было строить из себя паинек и соблюдать скучную благопристойность. Когда Текс, сидя на нем верхом, задохнулся от страсти и забился в почти одновременном оргазме, Ричард почувствовал, что его разум полностью капитулировал перед безудержным телесным влечением, и без стыда присоединил собственные вздохи и стоны к стонам и вздохам, вырывавшимся из груди мужа.

Разговаривать не хотелось – для разговоров у них теперь целая жизнь, одна на двоих, а прямо сейчас они предпочитали использовать губы и языки совсем иначе. И все-таки его ковбой, не успев толком придти в себя после сладостной судороги, уже запертый любовным замком и очень довольный этим обстоятельствам, нарушил добровольный обет молчания и принялся виниться за содеянное. О, Текси был настроен весьма серьезно, он каялся и клялся, едва ли не бия себя в грудь, как учили в доме молитвы – но выглядел при этом так мило и соблазнительно, что Ричард, пряча умиленную улыбку, закусил нижнюю губу… и столь же серьезно кивал, давая понять, что ценит искренность любимого. О бесполезности клятв подобного рода можно было поговорить позднее, сейчас Декс просто наслаждался моментом, и…оооо… совершенно новым блаженным чувством, когда юный муж умудрился особым образом потереть его узел.

От этого Ричард совершенно потерял голову вместе с даром речи и дыханием, и, обхватив Текса за спину, излился в него самым непристойным и жарким образом…

Пережив новую яркую вспышку обоюдного удовольствия и немного передохнув, Текс обнаружил, что водяной пар уже достаточно увлажнил их тела, и, скатав в жгут пучок душистых трав, принялся бережно растирать грудь и живот альфаэро. До котла с водой дотянуться ни у одного из них не было пока возможности, но влаги, оседающей на кожу, вполне хватало, чтобы очиститься от пыли, грязи, краски и чужого им обоим запаха. По щекам, шее, груди, спине и рукам Текса уже сбегали крошечные мутные ручейки, руки альфаэро скользили по его влажным бокам и ягодицам, и под бедрами тоже было скользко и горячо от пролитых обоими соков…

Наклонившись к Далласу, он провел травой по плечам и шее мужа и поманил к себе:

– Приподнимись, я сотру краску с твоих щек. А то мы оба с тобой сейчас походим на команчей куда больше, чем пристало двум бледнолицым. Не знаю, зачем шаман нанес нам на лица эти полосы. Ты расскажешь, что они означают? – спросил он, движимый искренним интересом к совершенному над ними обряду, и, на всякий случай, уточнил – Может, нам теперь все время надо ходить с раскрашенными рожами, пока мы тут живем? Ну, чтобы ничем не отличаться от… краснокожих! – глядя на Ричарда и представив, как он сам сейчас выглядит с размазанной по всей физиономии красной краской, ковбой искренне развеселился. Смех, неожиданно спровоцировавший новые сладкие спазмы, быстро перешел в постанывание, и Сойер полностью отдался новым ощущениям в теле, размеренно двигаясь на узле альфы, насколько это было ему доступно.

Ричард, как утомленный кот, привалился спиной к деревянной опоре, и позволял Тексу играть с ним, как тому хотелось, и вообще вытворять все что в голову придет. Каждое движение любимого, резкое или плавное, заново погружало его в глубины чувственного удовольствия, и время от времени он взлетал на самый гребень волны, на пике нового оргазма…

– Тшшшш… мальчик мой… – он придержал Текса за бедра, чтобы не дать мужу упасть назад или соскользнуть вбок. – Побереги себя, жеребчик, иначе наутро ты не сможешь не то что ноги свести, но и попросту встать. Дай-ка сюда, ты больше размазываешь по нам священную шаманскую грязь, чем смываешь…

Выхватив из руки супруга импровизированную мочалку, он взялся за дело сам и довольно успешно избавил сперва Текса, а потом и себя от таинственных индейских узоров.

– Эти знаки – символы любовного союза, они сулят быстрое зачатие, легкую беременность и благополучное разрешение. Но поскольку нам с тобой покамест не нужно ни первого, ни второго, ни – черт возьми – третьего, то я не вижу смысла сохранять живопись Падающего Дождя на наших телах. Или… ты уже передумал, ветреник, и жаждешь подарить мне кучу малышей, чтобы я точно никуда не делся?

Ох, зря Декс избавил его лицо от остатков краски: услышав последние слова Ричарда и тут же вспомнив о том, что Лунный Олень потребовал от него именно зачатия, Текс густо покраснел и опустил глаза.

– Нет… я не передумал. – тихо и серьезно сказал он в ответ. – Имея такого мужа, как ты, Декс, я не хочу принадлежать кому-то еще, кому-то, кроме тебя одного…

Подкрепляя слова делом, он медленно и чувственно сжал кольцо мышц и покрутил бедрами, лаская заполнивший его узел, и обжимая плотный ствол глубоко внутри тела. Член ковбоя опять выпрямился, дразняще покачиваясь над животом альфы, а припухшие створки омежьей щели во влажной истоме терлись о жесткие волоски, покрывающие лобок Ричарда.

До самого восхода они могли бы тешиться страстной любовной игрой, и хотя Текс не замечал усталости – так были возбуждены нервы и обострены все чувства ковбоя – но Ричард видел, что силы его мальчика на исходе.

Как только узел на члене альфы уменьшился настолько, что смог без особых усилий покинуть тело омеги, Декс разомкнул объятия и уложил мужа ничком на бизоньи шкуры, позволяя блаженно вытянуться и дать отдых натруженным мышцам. Затем, наконец-то добравшись до котла с ароматной теплой водой, он принял на себя обязанности банщика и как следует отмыл и почистил своего избранного…

Но еще прежде чем Ричард закончил, Текса сморил такой глубокий и сладкий сон, каким он не засыпал, должно быть, с самого детства.

Комментарий к Глава 6. Никто другой

1 в нашей омегаверсной вселенной – аналог Санта Клауса и Феи Бефаны

========== Глава 7. Когда духи смеются… ==========

Носа Текса коснулся дразнящий запах жареного мяса, а его уши следом уловили приятное шкворчание, какое обычно издает брошенный на раскаленную жаровню стейк. Будучи в просоночном состоянии, он отчего-то вообразил, что все еще на ранчо «Долорес», а Морс спозаранку готовит сытный зимний завтрак и дымит на всю асьенду своими сковородками. Проигнорировав голодное бурчание в животе и не раскрывая глаз, он попытался зарыться поглубже в одеяло, но тело не послушалось – оно застыло, как деревянное, и руки вместе с ногами, спиной и шеей сковала тягучая боль.

– Охххх… да что это за дьявольщина!.. – с трудом выпростав ладонь из-под колючего одеяла, остро пахнущего шерстью, ковбой попытался сжать пальцы в кулак, но в ответ всю руку вдруг закололо сотнями иголок от кончиков пальцев до локтя, и Текс попытался припомнить, когда это он успел так наработаться со скотом, чтобы ощущать себя таким разбитым…

События последних дней начали проявляться в памяти и выстраиваться в длинную цепочку, и только теперь до него дошло, что ранчо осталось в недавнем прошлом, а он сам лежит… непонятно где.

Желание немедленно установить, где это он прочухался после вчерашнего, подбросило его с низкого ложа, устеленного шкурами.

Обнаружив, что из всей одежды на нем только шнурок с амулетом Ньюби, он сел, завернувшись в одеяло и быстро моргая глазами. Своды кожаного полога, сходящиеся кверху и поддерживаемые дюжиной жердей, тут же расставили последние воспоминания по своим местам, а фигура Ричарда, склонившаяся над дымящим в центре типи очагом, довершила всю картину. Видать, вчера его так разморило в индейской мыльне, что сюда его перетащили уже погруженным в крепкий сон, потому как Сойер совершенно не помнил, чтобы добрался в их нынешнее пристанище на своих двоих…

– Доброе утро, Дик. – мгновенно успокоившись от созерцания мирной картины приготовления немудреного завтрака, ковбой расслабился и осторожно потянулся, ощущая скованность и ломоту во всем теле – неизбежную плату за все его вчерашние похождения и дальнейшие любовные безумства… Но, вспомнив сына вождя и то, что он с ним тут делал, опустил глаза в пол, снова и снова раскаиваясь в поспешности своего решения.

Услышав голос мужа, Ричард отвлекся от своего аппетитного занятия, обернулся, притянул мужа к себе и поцеловал его последовательно в лоб, влажный со сна, в нос и в губы:

– Привет тебе, Белое дитя. Я и весь мир вместе со мной приветствует твое пробуждение. – с этими словами он потерся кончиком собственного носа о кончик носа Текса.

– Конечно, нынешнее ложе не так роскошно, как наша брачная постель в доме твоих родителей, но надеюсь, ты все же сумел как следует выспаться.

Он вернулся к жаровне, перевернул мясо, всыпал в сковородку щепотку каких-то пряностей, и небрежно заметил:

– С утра заходил Лунный Олень, справлялся о тебе и хотел пригласить на завтрак с тортильями и шоколадом. Я не стал тебя будить, моя любовь… и не стал в ответ приглашать его к нашей трапезе. Простишь мне подобную нелюбезность? Теперь, когда ты проснулся, решение за тобой, как и раньше.

Все было хорошо и даже прекрасно – но ровно до момента, когда Даллас упомянул про визит Лунного Оленя. Положа руку на сердце, Текс очень рассчитывал на то, что получив требуемое, сын вождя покинет их типи и больше никогда не появится на этом пороге. Но у индейца хватило дерзости, чтобы не просто придти к Ричарду, но пригласить чужого младшего мужа, то есть Текса, на завтрак – так запросто, словно это было в порядке вещей! Хотя… похоже, Текс и впрямь почти ничего не знал о заведенных в племени Синего Облака порядках.

А еще он не знал, что теперь делать – Ричард ловко подсунул ему очередную задачку с выбором, не дав никаких своих оценок или рекомендаций, не говоря уже о том, чтобы сделать выбор и принять решение за самого Текса. Точнее, решением Далласа было не будить его и не отвечать индейцу взаимным приглашением к трапезе… Что ж, это было честно с его стороны, а значит, испытание честностью должен теперь выдержать и сам Сойер. И это оказалось совсем не так просто, как произнести вслух: клянусь, что больше никогда…

«Никогда что? Не захочу никого, кроме альфаэро? Или не лягу ни с кем, кроме него, даже если и захочу? А что если по индейским обычаям нельзя отказывать омеге, да еще и сыну вождя в его желаниях? Откажешься – и проснешься поутру без кожи на голове… бррр…»– мысли о неприятном роились в немного тяжелой от сна голове ковбоя гудящим пчелиным ульем, но решения, которое следовало принять, среди этих самых пчел пока не наблюдалось. А медовых воспоминаний случилось вдруг в изобилии…

Если бы не Ричард, то, наверно, все было бы куда проще между ним и Лунным Оленем. Текс нашел-таки в себе смелость признать, что юный омега приглянулся ему ладным гибким телом, одно воспоминание о покорной податливости которого вызвало стыдное желание повторить с ним это еще не единожды… Но так могло быть лишь в том случае, если бы в его жизнь не пришел его истинный. Конечно, было смешно и нелепо сравнивать их даже в мыслях. Омегу он хотел покрыть, как альфа, и сделал это, чтобы утвердиться в том, что его альфовья природа ему не изменила. Но Ричарда он любил всем собой: и альфой, и омегой. С ним он хотел засыпать и просыпаться каждый день, с ним хотел объехать пол-мира, но даже если бы их путешествие закончилось в Новом Орлеане, он был бы на него не в обиде. Потому что в момент расставания с ним понял – его дом там, где Ричард Даллас. И если сейчас это индейское типи, то в нем есть место только им двоим.

– Конечно, о чем ты! Я… удивлен, что он вообще сюда приходил, и… благодарен тебе за то, что ты не стал приглашать этого омегу позавтракать с нами. А… его отец не рассердится на тебя за то, что ты так поступил? – спросил он, вдруг обеспокоившись не за себя, а за Ричарда. – Мне бы не хотелось стать той самой шкурой бизона, не уступив которую друг другу два приятеля-койота стали лютыми врагами… – сказка, которую часто рассказывал ему о-Чикао, вдруг услужливо сама всплыла из памяти.

Ричард хитро – не хуже койота – улыбнулся и приподнял правую бровь, словно бы говоря: «не знаю, не знаю, гарантий нет…», но потом все-таки решил не дразнить по-настоящему взволнованного Текса, и сказал спокойно и серьезно:

– Не тревожься о вожде. Синее Облако не владеет ни твоей жизнью, ни моей, а тело Лунного Оленя принадлежит только ему самому, и он распорядился им так, как захотел. Любовь моя, ты, сам того не зная, оказал вождю огромную услугу: теперь предсказание шамана считается сбывшимся, и Синее Облако сможет просватать своего гордого сына за Красную Сову… а тот только того и ждет. У Лунного Оленя теперь нет причины отказываться войти в шатер к столь храброму и сильному воину. Ну… разве что ты позовешь его еще дважды, а после попросишь меня о том же. И тогда мне нужно будет идти к вождю, дарить ему оружие – лучше всего огнестрельное, и деньги – лучше всего серебряные американские доллары, – и просить Лунного Оленя себе в младшие мужья.

Декс подцепил ножом кусок мяса, уложил его на гладкую доску, бросил рядом пучок зелени, добавил из котелка пару ложек тушеной чечевицы, и поставил импровизированный поднос на колени мужа:

– Ешь. Не знаю, как ты, но лично я зверски голоден.

Он забрал себе второй кусок мяса и впился в него острыми зубами; на пару минут воцарилась тишина, а потом Декс сказал:

– Оружия и денег мне не жалко, но я бы лучше заплатил втрое, чтобы никогда не видеть Лунного Оленя. Я мог бы иметь двадцать младших мужей, если бы захотел, и вот, Текс Сойер, представь себе: мне не нужен никто, кроме тебя. У меня лишь одна жизнь, и делить ее с толпой омег было бы расточительством. И свободу свою я могу подарить только однажды… но я это уже сделал две недели назад, на нашей свадьбе.

Текс принял от Ричарда поднос с едой, но так и сидел, не притронувшись к ней и переваривая сказанное им про то, что младших мужей может быть больше, чем один. Живя на ранчо, он никогда и не слыхал о чем-то подобном, в его представлении и в тех подтверждениях, что он повсеместно наблюдал вокруг, брачный союз предполагал наличие только двоих супругов: альфы и омеги, омеги и беты, двух бет… Выходит, у индейцев это устроено иначе, и Синее Облако действительно был в своем праве брать столько мужей в свою постель, сколько хотел.