355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Jeddy N. » Цитадель твоего сердца (СИ) » Текст книги (страница 6)
Цитадель твоего сердца (СИ)
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 19:19

Текст книги "Цитадель твоего сердца (СИ)"


Автор книги: Jeddy N.



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

  – Я велел тебе позаботиться о кастеллане. Помоги Анжеле, милая.

  Теперь уже обе девушки откровенно ласкали меня, возбуждая все больше и больше. Катарина, чуть помедлив, сбросила платье и, обнаженная, легла возле меня. Я целовал грудь Анжелы, она стонала, покорная моим ласкам. Затем Катарина, приподнявшись, обняла Анжелу за шею и стала страстно целовать в губы, что привело обеих в настоящее неистовство. Нетерпеливо сдернув штаны, я ласкал обеих девушек, позволяя себе самые бесстыдные вещи. Темноволосая Анжела, гибкая и сильная, как ивовый прут, уселась на мои бедра и стала раскачиваться, так что вскоре я проник в ее горячее влажное лоно. Она вскрикнула, ее движения стали размеренными и глубокими, и то, что она делала со мной, заставляло меня учащенно дышать. Катарина, с нежным, почти детским телом, несомненно, была еще девственна; широко раскрытыми глазами она смотрела на нас с Анжелой, ее пальцы пощипывали собственные соски, и я, заметив это, стал помогать ей. Она наклонилась надо мной, касаясь губами моих губ, и мой язык оказался у нее во рту. Моя рука гладила ее живот, спускаясь все ниже, и когда я коснулся влажных складочек, скрытых светлым пушком, она застонала, изгибаясь всем телом. Анжела между тем продолжала скакать на мне, вызывая в моем теле волны удовольствия. Повернув голову, я посмотрел на замершего в кресле Асторе. Его лицо раскраснелось, глаза блестели, рука накрыла собственный пах и двигалась, поглаживая заметно вздувшуюся выпуклость на штанах. Он был прекрасен, желанен... и так недоступен. Задыхаясь, я гладил маленькие груди Катарины, и Анжела, стиснув коленями мои бедра, все поднималась и опускалась, пока я не почувствовал, что вот-вот наступит конец. Вскрикнув, я поспешно столкнул ее с себя – и тут же излился, брызнув семенем на ее высокую грудь. Она засмеялась и попыталась вернуться на прежнее место, но я уже не желал продолжения, и тогда она легла перед Катариной, широко разведя ноги, а потом, взяв руку изумленной девушки, быстро направила в себя ее пальцы. Катарина опустилась на нее сверху и стала целовать, одновременно двигая рукой так, как показывала ей Анжела. Какое-то время они возились и стонали, лаская друг дружку, а затем Анжела, протяжно вскрикнув, выгнулась и затряслась в отчаянной судороге наслаждения. Катарина продолжала гладить ее спину и бедра, и Анжела, заставив ее лечь на спину, стала поглаживать ее живот и лоно. Ее пальцы проворно двигались, и Катарина начала задыхаться, беспорядочно дергая бедрами. Один раз она испуганно вскрикнула, когда Анжела попыталась скользнуть глубже в ее тайную раковину, и я догадался, что не ошибся насчет ее невинности.

  – Прости, я больше так не сделаю, – прошептала Анжела, быстро и ритмично двигая рукой.

  Еще немного – и Катарина, затрепетав, прогнулась всем телом, вскинулась несколько раз и неистово забилась в руках подруги, истекая. Я снова почувствовал желание, глядя на это удивительное зрелище. Повернувшись, я увидел что Асторе яростно и молча ласкает себя сам – и уже близок к концу. Закрыв глаза, он задрожал, из-под его пальцев брызнули молочно-белые струйки, и имя чуть слышно сорвалось с его губ:

  – Оттавиано...

  Боже, был ли я достоин такой любви? Оставив девушек, я встал, подошел к нему, опустился на колени возле его ног – и он, склонившись, поцеловал меня в губы долгим, благодарным поцелуем.

  – Спасибо за представление, братишка, – прошептал он. – Ты сделал все, чего я хотел от тебя.

  – Все?

  – Ну, почти. – Он слегка улыбнулся, заметив мою растерянность, и вытер себя и меня платком. – Я посмотрел бы, как ты берешь Катарину. Впрочем, если ты не хочешь...

  – Я думал, ты хотел сам получить ее.

  Он покачал головой, грустно глядя на меня.

  – Я не такой, как ты. Мне просто нужен был урок, и я нашел Катарину – для тебя, мой милый кастеллан, для тебя одного.

  В моей душе все перевернулось. Асторе заявляет, что его не интересуют девушки! Но он ведь должен был хотя бы попробовать! Я потащил его к постели; Анжела и Катарина, обнявшись, с недоумением смотрели на нас.

  – Катарина, – сказал я, – ты любишь своего государя?

  – Как же можно его не любить? – воскликнула она, с нежностью глядя на Асторе.

  – Докажи, так ли велика твоя любовь к нему. Ты никогда прежде не знала мужчины, не правда ли?

  Она покраснела, светлые локоны упали на ее склонившееся прекрасное лицо.

  – Отдайся моему брату, – велел я, поглаживая ее по голове. – Это важно для него. И для меня тоже.

  Она несмело придвинулась к Асторе и принялась снимать с него колет и рубашку. Он не сопротивлялся, но и не помогал ей, и когда он, обнаженный, стыдливо попытался прикрыть свою наготу руками, она потупила глаза.

  – Смелее, Асторе, – шепнул я. – Она уже готова сделать все для тебя.

  Он робко наклонился и коснулся губами ее соска. Катарина застонала, положив руки ему на плечи. Мы с Анжелой, обнявшись, с интересом наблюдали за ними. Асторе неловко пытался ласкать девушку, но я видел, что настоящего желания он не чувствует. Катарина гладила его грудь, живот и бедра, осторожно касалась мужской плоти, с любопытством пробегая по ней пальцами, – но все было напрасно. Наконец она легла на спину, потянув Асторе на себя. Он завозился, двигая бедрами, и Катарина выгнулась ему навстречу, одной рукой направляя его.

  – Нет, прости. – Он слез с нее и отвернулся, стараясь скрыть разочарование.

  – Я вам не нравлюсь? – спросила она с тревогой. – Может быть, я делаю что-то не так?

  – Нет, дело не в тебе... – Он умоляюще посмотрел на меня, ища поддержки.

  – Катарина, – мягко сказал я, – если ты доверяешь мне, я могу сделать для тебя то, чего ты так хочешь. Асторе... не может.

  Наступило молчание. Я погладил грудь Катарины и тихо приказал:

  – Встань на колени, так нам будет удобнее.

  Она опустилась передо мной на четвереньки, и мой напрягшийся орган коснулся ее нежных округлых ягодиц. Чуть ниже, подумал я и провел пальцами по влажным набухшим складочкам. Катарина застонала, отзываясь на эту смелую ласку.

  – Асторе, – позвал я. Он обнял меня и стал целовать, приходя во все большее возбуждение. Я продолжал ласкать Катарину, пока не понял, что она уже изнемогает, и тогда, качнувшись вперед, уперся членом в тесный горячий вход. Она была такая влажная, что я выскользнул, так и не успев проникнуть внутрь, и попытался снова. На этот раз у меня получилось, и болезненный вскрик девушки доказал мне, что я овладел ею. Асторе вздрогнул, прижимаясь ко мне. Его руки гладили мою грудь, спину и бедра, а глаза неотрывно смотрели на то, что происходило между мной и Катариной. Я задвигался, осторожно проникая вглубь ее тела и снова выскальзывая, стараясь при этом не выходить до конца. Она еще вскрикивала, но я сжимал ее бедра, задавая ритм, и вскоре она поняла, как можно уменьшить причиняемую мной боль. Я принялся целовать Асторе, задыхаясь от безумной страсти, и извращенное чувство обладания им, а не Катариной, окончательно затмило мой разум.

  – О, боже... – прошептал я, позабыв обо всем на свете, и мое семя хлынуло в лоно девушки огненным потоком, а Асторе настойчиво теребил собственный член, пока не излился следом за мной, орошая спину Катарины. Девушка содрогнулась, и я вонзился в нее так глубоко и неистово, что она закричала, а затем по ее стройному телу пробежала яростная агония наслаждения. Бессильно упав на ложе, она закрыла глаза; по ее разгоряченным щекам катились счастливые слезы.

  – Оттавиано, мой дорогой... – Я едва различил шепот Асторе. – Спасибо, ты показал мне все.

  Я не мог дать волю собственным чувствам и сказать, как сильно я люблю его. Мы и без того были на грани; девушки могли сами догадаться о наших истинных отношениях, и тогда уже через несколько дней об этом узнал бы весь город.

  – Его сиятельство слишком стеснителен, – улыбнулась Анжела, с нежностью глядя на Асторе. – Если бы он позволил, я помогла бы ему расслабиться...

  – Нет, – быстро проговорил мой брат. – Я устал и хочу отдохнуть.

  Наклонившись к Катарине, он заботливо отвел с ее лица прядь намокших от пота волос и поцеловал в висок.

  – Тебе было очень больно? – участливо спросил он.

  Девушка улыбнулась и, раскрыв бедра, провела рукой между ног. На ее пальцах остались следы крови и семени.

  – Оттавиано постарался не слишком поранить меня, но мне и правда было больно. У тебя чудесный брат, Асторе.

  – Да, я знаю. – Он отвернулся и принялся одеваться, избегая смотреть на Анжелу, наблюдавшую за ним с нескрываемым интересом. – Полагаю, нам следовало бы вернуться к остальным гостям, пока нас не хватились.

  Я нехотя признал, что он прав. Недоставало только, чтобы нас стали разыскивать и обнаружили здесь в таком виде. Одевшись, мы привели себя в порядок и спустились в залу. Гости танцевали и веселились, большинство были уже слишком пьяны, чтобы раздумывать над отсутствием герцога и его брата. Остаток вечера мы провели с девушками, болтая и смеясь, а расставаясь, договорились о новой встрече. Асторе был неизменно нежен и любезен с Анжелой и в особенности с Катариной, но я понимал, что за всей этой галантностью не скрывается подлинных желаний. Он любил лишь меня, и это возносило его в моих глазах на невероятную высоту.

  Вернувшись в замок, он велел мне спать с ним. Лежа на широкой кровати под кроваво-бордовым пологом, я прижимался к нему, наслаждаясь теплом его тела.

  – Тебе понравилось то, что ты делал с Анжелой и Катариной? – спросил он.

  – Почему ты не попробовал сам?

  – Ты же знаешь, я пытался. Мое тело почему-то не желает этого... Когда я был с Катариной, она делала все, чтобы мне было хорошо, и все же я не смог овладеть ею. С тобой все по-другому... С тобой у меня получается все само по себе. Вот, посмотри.

  Я коснулся рукой его отвердевшей плоти, и он застонал, удерживая мои пальцы.

  – Когда ты занимался любовью с Катариной, я мечтал быть на ее месте. – Он вздохнул. – Глупо, правда? Приласкай меня, Оттавиано.

  Я исполнил его желание. Он отдавался моим ласкам без бурных эмоций, лишь тихонько вскрикнул, изливаясь, а затем удовлетворенно поцеловал меня в губы.

  – Все так просто, – вздохнул он, склонив голову мне на грудь. – Мне нравятся девушки, они милые и веселые, а Катарина так нежно целуется... но мое тело знает обо всем этом куда лучше, чем мой ум. Я выбрал тебя, Оттавиано. В этом мое несчастье и грех, в котором я не раскаиваюсь. Что ж, пусть так. Если ты знаешь, что с этим делать, – помоги мне, потому что я не в силах помочь себе сам.

  – Я люблю тебя, Асторе.

  – Да, я знаю, и тебе не нужно это доказывать.

  Я обнял его, и мы почти тотчас же уснули, утомленные событиями дня.

  Короткие зимние дни мы проводили в основном за чтением и занятиями в тренировочной комнате под руководством Микеле, время от времени выбираясь в город, чтобы посмотреть, как идет починка укреплений, или узнать новости в Совете. Солдаты Валентино не прекращали изматывать город мелкими стычками и время от времени совершали вылазки, надеясь прорваться в осажденный город. Я ни на минуту не забывал об опасности, и лучники днем и ночью караулили на стенах. Кроме того, все артиллерийские орудия были постоянно в боевой готовности, так что попытки врагов взять город были обречены на неудачу. Работы по ремонту разрушенной части стены следовало завершить до наступления весны, и горожане до наступления темноты работали под прикрытием лучников и пушек. Мы могли успешно держать блокаду до подхода основных сил Борджиа; продовольствия в городе хватило бы до лета, а людей я старался беречь, не позволяя им покидать город.

  Несмотря на все хлопоты, мы находили время для удовольствий. Анжела и Катарина иногда приходили в замок, и мы сами впускали их, не желая доверять свои тайны прислуге. Обыкновенно я занимался с ними любовью, а Асторе, забравшись в кресло, смотрел на нас. Отчего-то он никогда не ревновал меня к девушкам, скорее всего потому, что сам нашел для меня Катарину, а Анжела ему действительно нравилась. Я был осторожен, сознавая, что ни одна из них не должна забеременеть от меня. Когда я оставлял их, они ласкали друг дружку, пока не доходили до конца. Это были странные игры, представления, предназначенные для единственного зрителя – Асторе. Я всегда чувствовал, как он смотрит на меня, и когда я неистово всаживал свой член в лоно девушки, то представлял себе, что занимаюсь любовью с ним. Это буквально лишало меня разума, я изливался, шепча его имя и глядя через плечо в его широко распахнутые глаза... Катарина и Анжела никогда не оставались в замке на ночь; Асторе неизменно просил их уйти, а после, бросаясь в мои объятия, принимался ласкать меня, и я отвечал ему столь же горячо и трепетно. Мы занимались любовью, и моя страсть к нему была ненасытна. Я хотел большего, чем мы могли себе позволить, но даже в любовном пылу сознавал, что никогда не посмею претендовать на это.

  Несмотря на тревогу, холод и опасности, мы были счастливы. У нас было главное – молодость и любовь, и мы намерены были сохранить их как можно дольше. Асторе смеялся по поводу своей несостоявшейся женитьбы и гадал, стала ли бы теперь его мать хлопотать, чтобы породниться с опальным родом. Я отпускал непристойные шуточки о том, как герцогиня Сфорца Риарио развлекается в Риме с папой Александром и его семейством, а Асторе говорил, что Чезаре Борджиа заслуживает благодарности хотя бы за то, что избавил его от необходимости жениться.

  Дни летели быстрой чередой, приближая весну. Пару раз в течение зимы гвардейцы Валентино пытались взять город приступом: однажды им все-таки удалось взобраться на стену по веревочным лестницам, но стражники забросали их сверху факелами и камнями, а орудия с соседней башни почти вслепую дали залп, оказавшийся неожиданно удачным, угодив в самую гущу наступавших врагов. Кое-кто из врагов ухитрился пробраться в город, но разъяренные солдаты Фаэнцы схватили их и казнили на месте, и я не стал особо возражать: в конце концов, они сами готовили нам ту же участь.

  В конце февраля прибывший из Болоньи гонец доставил еще одно письмо Джованни Бентиволио. Мы сидели в зале Совета, и Асторе, едва взглянув на посланника, помрачнел.

  – Похоже, для нас снова плохие новости, – тихо сказал он – и угадал.

  Старый властитель Болоньи долго и путано выражал нам свое искреннее сочувствие, сожалея о жестокой судьбе, выпавшей на нашу долю, а затем мягко перевел разговор на собственное положение. Он писал между прочим, что папа не ограничился угрозой отлучения, а подговорил французского короля отступиться от поддержки Джованни Бентиволио, как мятежника и врага церкви. Король Людовик, не желавший раздоров, также написал болонскому герцогу укоризненное письмо с просьбой подчиниться требованиям папы. Многословно сетуя на свою горькую участь в случае неподчинения давлению папы и короля, дед Асторе довершил печальную цепь своих несчастий известием о том, что явившийся к нему посланец герцога Валентино потребовал сдать в подчинение Чезаре Борджиа часть собственных владений Бентиволио. Разумеется, это было уж слишком, и Джованни, осторожно пообещав герцогу Чезаре содействие в его военной кампании, ограничился распоряжением вернуть из Фаэнцы в Болонью отряды пехотинцев, которые пригодятся ему самому.

  Это был удар.

  Асторе сидел не шевелясь и почти не дыша. Его глаза метали молнии, но губы оставались крепко сжатыми. Бледный как полотно, он смотрел на посланника, словно не веря услышанному.

  – Какие будут приказания, ваше сиятельство? – спросил Браччано среди общего гробового молчания, и тогда мой брат улыбнулся медленной, страшной улыбкой.

  – Синьор кастеллан, – проговорил он, не глядя на меня, – соберите болонских гвардейцев и зачитайте им письмо герцога Бентиволио.

  – Но... – начал было я.

  – Выполняйте. Я не стану повторять свой приказ дважды.

  Я готов был упасть перед ним на колени, умоляя одуматься. Что означало нарушить распоряжения старого лицемера, если под угрозой было существование целого города? Он молчал, по-прежнему не удостаивая меня взглядом, и я испугался, что он сошел с ума. Мне вдруг захотелось схватить его и трясти, ударить его, чтобы он пришел в себя и приказал схватить посланника и бросить в темницу, а письмо сжечь, сделав вид, что оно вообще никогда не было доставлено в Фаэнцу. Советники ждали, видимо, не веря собственным ушам, а Асторе тем временем, поднявшись с места, направился к выходу из залы.

  Я обвел глазами застывших людей, ждавших теперь моего окончательного решения, – и, сделав знак посланнику герцога Джованни следовать за собой, отправился выполнять распоряжение моего брата.

  Наутро следующего дня отряды болонских гвардейцев должны были покинуть город. Солдаты выслушали послание герцога Бентиволио без особого энтузиазма, но вынуждены были подчиниться. Среди них было немало честных людей, понимавших, что ждет Фаэнцу без их помощи, – вот только изменить что-либо было уже невозможно. Они отправились собирать свои вещи и оружие, а я пошел в замок, чтобы найти Асторе.

  Я разыскал его в западной башне, в круглой пустой комнате на самом верху, служившей когда-то караулкой. Обнимая себя за плечи, он стоял у окна и неотрывно смотрел на кроваво-алый закат. Холодное небо пылало, и круглый глаз солнца скатывался к горизонту, окрашивая все вокруг в цвета крови и золота.

  – Асторе...

  Он повернулся ко мне, – мужественный, честный, беззащитный и одинокий, и мое сердце сжалось. Он все знал и хорошо понимал, что будет с Фаэнцой.

  – Я не мог пойти на вероломство, – сказал он. В его голосе не было ни оправданий, ни жалобы. – Когда нам была нужна помощь, дед оказался единственным, кто ее предоставил, а теперь и ему самому приходится несладко.

  – Мы починили стены, – сказал я, пытаясь подбодрить его. – И даже сумели укрепить их против прежнего, да еще и достроили башню. Теперь мы знаем, где попытается атаковать Валентино, и готовы ко всему.

  – Ты хочешь сказать, что мы все еще будем драться? – улыбнулся он. Заходящее солнце путалось в его кудрях, делая его похожим на печального ангела в золотисто-огненном венце.

  – До последнего вздоха, – кивнул я, подходя к нему и обнимая за плечи. – За тебя, Асторе, за Фаэнцу, за свободу.

  Он прижался ко мне, и я заметил, что он плачет.

  – Все хорошо, – прошептал я, целуя его. – Все будет хорошо...

  Кажется, никто из нас с самого начала не верил в это.

  Валентино вновь явился под стены Фаэнцы в конце марта. Стояла чудесная теплая весна, и теперь уже никакие молитвы и чудеса не могли бы помочь нам прогнать его. У него имелись больше десяти тысяч солдат и целое лето впереди, а у нас – лишь воля к сопротивлению, смелость, порожденная отчаянием, да преданность горожан, как один решивших защищать своего правителя.

  Мы снова увидели ненавистных красно-желтых гвардейцев, проверявших нас на стойкость в течение всей зимы, но сейчас их было множество, они деловито разбивали лагерь, выстраивали по периметру пушки и готовились к бою с невозмутимой методичностью. Говорили, что Чезаре Борджиа не слишком верил в возможность сопротивления Фаэнцы; зиму он провел в балах и развлечениях, беспечно и расточительно тратя папское золото на женщин, удовольствия и роскошь. Он был настроен на скорую победу, и ясное дело, имел на это все основания. Несмотря на все наши старания, город не мог сопротивляться долго.

  Асторе призвал жителей к стойкости, обратившись к ним с вдохновляющей речью.

  – Мы победили осенью, – сказал он, – и пережили зиму, но вот враг снова у ворот. Сегодня я говорю вам: спасибо за верность, за то, что сражались за Фаэнцу и поддерживали меня не жалея собственной жизни. Я знаю, что настоящее испытание для нас еще впереди, и прошу вас еще раз спросить себя – готовы ли вы сражаться вместе со мной или хотите сдать город герцогу Валентино?

  Сотни рук взметнулись в салюте, и над площадью загремели крики:

  – Сражаться! Мы не сдадимся! За Фаэнцу! За Манфреди!

  Асторе благодарно кивнул и призвал их к молчанию.

  – Я не стану удерживать тех из вас, кто предпочтет покинуть город. Вы не станете в моих глазах изменниками, надеюсь только, что победители обойдутся с вами милостиво. – Он обвел взглядом притихшую толпу солдат, ополченцев, ремесленников, торговцев, стариков и женщин. – Что до меня, то у меня нет особого выбора. Я останусь и буду биться до конца.

  – Мы с вами, государь! Благослови вас Господь!

  Они будут с нами, подумал я, не только потому, что любят свой город, но и потому, что не могут позволить себе предать своего герцога, показавшего им пример истинного мужества, несмотря на свой юный возраст.

  Караулы были вновь усилены, солдаты выставлены на стены, под котлами со смолой и водой запылали костры. Епископ еще зимой распорядился вынести из церквей всю золотую и серебряную утварь, чтобы обменивать на продовольствие и запасы, а бронзовые дарохранительницы и паникадила были переплавлены на артиллерийские орудия, так что теперь в городе не оставалось никаких ценностей. Мука и вино становились роскошью, купцы не решались подвозить товары в осажденный город, а собственные наши припасы подходили к концу. Я не хотел говорить всего брату, но знал, что если осада затянется, вскорости Фаэнцу ждет голод.

  Через несколько дней после прихода войска загремела канонада. Я сбился с ног, пытаясь успеть повсюду; снаряды снова повредили свежую кладку, и стало очевидно, что стена неминуемо должна обрушиться. Несмотря на мои протесты, Асторе проводил на стене много времени, заявив, что должен лично участвовать в обороне.

  Стена продержалась шесть дней. Однажды утром до меня донесся глухой грохот осыпающейся в ров кладки, и стало ясно, что судьба Фаэнцы решена. Пушечные ядра проломили стену, и солдаты Валентино ринулись на штурм, оглашая окрестности победными криками. Их встретили камнями, горящими факелами и кипятком, а в проломе завязалась рукопашная схватка.

  Оцепенев от ужаса, я смотрел на сражение, не в силах что-либо предпринять. Нечего и говорить, что войско Борджиа было прекрасно обучено и уже испытано в боях, так что городское ополчение и гарнизон Фаэнцы не могли оказывать ему достойное сопротивление. Лишь беспримерная храбрость была нашим оружием, и кровавая битва велась за каждую пядь земли. Люди падали и кричали, умирая, копья и стрелы разили своих и чужих без разбора, а красно-желтые все подходили и подходили, и на место каждого погибшего вставали двое живых. Охваченные яростью слепого отчаяния, защитники города бились насмерть. Ручьи крови бежали по мостовой, не успевая впитываться в землю между камнями. Я знал, что наша задача – держаться, чего бы это ни стоило.

  Несколько долгих часов продолжалась страшная бойня, пока груды тел не заполнили ров, проем и площадку перед ним. Мне стало казаться, что кошмар не закончится никогда, и тут боевые трубы Валентино пропели отбой атаки. Призывный звук разносился над городом, и враги стали отступать, оставляя на поле убитых и унося раненых. Со стен им вдогонку летели стрелы, а мортиры с бастионов палили не переставая.

  Я стоял оглушенный и потерянный на залитой кровью земле, среди убитых, раненых и умирающих, не в силах произнести ни слова. Меня трясло, я готов был заплакать от ужаса и безысходности.

  Ко мне подошел Микеле, держась за пронзенный копьем бок.

  – Командор, – прошептал он слабым голосом, – ты должен распорядиться отнести этих людей в госпиталь.

  Я вздрогнул, начиная осознавать происходящее.

  – Да, разумеется. – Посмотрев на его посеревшее, покрытое испариной лицо и бледные губы, я понял, что он ранен серьезнее, чем мне показалось поначалу.

  – Эй! – закричал я, обращаясь к уцелевшим солдатам. – Соберите тех, кто не может идти, и отнесите в госпиталь! Позаботьтесь о ваших товарищах и возвращайтесь, ваша помощь еще понадобится.

  Внезапно мне в голову пришла новая тревожная мысль.

  – Я должен найти правителя. Где он?

  Кто-то из караульных махнул рукой в сторону восточного бастиона, и я со всех ног бросился на стену. Асторе. Боже мой, если с ним что-нибудь случилось...

  Он сам бежал мне навстречу. Мы почти столкнулись на лестнице, заключили друг друга в объятия – и мир снова обрел смысл и полноту. Он был жив и невредим, мой маленький братишка, моя любовь, мой Асторе. Золотые кудри растрепались, по лицу, покрытому сажей, пролегли дорожки слез.

  – Ты плакал? – Я поцеловал его в грязную щеку, и он счастливо засмеялся.

  – Нет, это от дыма. Оттавиано, как хорошо, что ты жив! Я уже думал, что ты...

  – Прекрати. – Прижимая его к себе, я гладил его по голове, как ребенка. – И вот еще что: я запрещаю тебе отныне появляться на стене. Если вздумаешь ослушаться, я запру тебя в замке!

  – Тоже мне, напугал! Между прочим, на стене теперь будет далеко не так интересно, как в городе. Если Чезаре задумает атаковать снова, солдаты опять полезут в прореху, и бой начнется уже внутри городских стен! Я так и горю желанием испытать свою шпагу в настоящем сражении.

  – Проклятье, тогда я точно посажу тебя под замок.

  Он рассмеялся.

  – Знаешь, ты похож на наседку. Идем, я должен посмотреть, насколько велики наши потери.

  Похоже, Чезаре Борджиа потерял гораздо больше солдат, чем мы. Если атаки будут возобновлены, с божьей помощью мы оставим его без армии, удовлетворенно подумал я. Мы с Асторе обошли караулы, подбодрили уцелевших солдат, а затем отправились в госпиталь, где женщины и священники уже хлопотали вокруг раненых. Нам нечего было дать им для облегчения их участи, но Асторе от души поблагодарил их и приказал раздать им денег.

  – Что ты делаешь? – спросил я вполголоса, когда мы вышли на улицу. – Ты платишь жалованье солдатам, занимая деньги у банкиров, а теперь вот распоряжаешься последними остатками городской казны.

  – Что тебя смущает? Эти люди заслужили еще большей награды.

  – Но я...

  Он смерил меня насмешливым взглядом.

  – Да, ты тоже. Но тебя я награжу лично, мой кастеллан.

  Я затрепетал, заметив его улыбку.

  – Идем, нам надо отдохнуть. – Он слегка хлопнул меня по плечу и зашагал вперед, к замку.

  Уже поздно вечером, смыв с себя кровь, грязь и копоть, я пришел в спальню Асторе. Он полулежал, закинув руку за голову, и смотрел на меня со смесью восхищения и желания.

  – Иди ко мне, – сказал он, и я, сбросив рубашку, скользнул под одеяло.

  Некоторое время он молча целовал меня, обнимая за плечи, потом отстранился и вопросительно взглянул мне в глаза.

  – Оттавиано, я обещал вознаградить тебя.

  – Валяй.

  Оскорбленный таким пренебрежением, он хмыкнул и словно нехотя положил ладонь на низ моего живота.

  – Может, ты хочешь отправиться спать к себе? Если так, то только скажи.

  – Нет, мне интересно, какова будет моя награда.

  Он помедлил, затем склонился ко мне, его дыхание обожгло меня внизу, и пальцы мягко сомкнулись на моем возбужденном члене.

  – Ты устал, мой ангел, – проговорил он, начиная ласкать меня. – Лежи спокойно, я сам все сделаю.

  Он был великолепен. Вздрагивая от удовольствия, я поглаживал его плечи и зарывался пальцами в сияющий шелк его волос, пока он настойчиво доводил меня до высшей точки.

  Чего стоили все тревоги, все ужасы войны, вся боль и даже сама смерть, когда он был со мной! Мой чистый ангел, моя любовь... Я жил для него и знал, что он живет для меня. Мог ли я желать большего счастья?

  Его ласки сводили меня с ума, я почти не сознавал собственного тела. Неистовая судорога мощного экстаза сотрясла меня, омыв волной яростного наслаждения, и Асторе застонал, принимая меня ртом. Потянувшись ко мне, он принялся целовать меня в губы, и я ощутил терпкий запах и вкус собственного семени. Он сел передо мной, всего несколькими быстрыми движениями довел себя до высшей точки, а потом, обессиленный, упал в мои объятия, и я покрыл поцелуями его прекрасное лицо.

  – Асторе, мой дорогой мальчик...

  Глубоко дыша, он гладил мою грудь, окропленную влагой его наслаждения, и я слышал частый стук его сердца рядом со своим собственным.

  – Сегодня на стене я видел Катарину, – прошептал он, закрыв глаза. – Она таскала камни, чтобы мужчины сбрасывали их вниз на атакующих... Я едва узнал ее, она была похожа на грязную нищенку, но ее улыбка согрела мне сердце. Что будет с ней, если солдаты Валентино прорвут оборону?

  – Ей не место здесь, в городе. Если еще раз увидишь ее, скажи, чтобы она уходила. Я не хочу ее смерти, а в Фаэнце теперь становится все опаснее.

  Он помолчал, и молчание, связавшее нас, было яснее любых слов. Никто из молодых не заслуживал смерти в эту кровавую весну. Они должны были уйти – юные, нежные, беззащитные и такие отважные, и их жизнь не должна была окончиться с падением города. У них был выбор – свобода или гибель. Выбора не было только у нас...

  Странный шум разбудил меня среди ночи. Что-то рушилось, глухой отдаленный грохот, похожий на пальбу, не умолкал ни на минуту. За окном алело зарево пожара, кричали люди. Чертыхаясь, я выбрался из постели, натянул штаны и выглянул в окно, выходившее на площадь.

  Город пылал сразу в нескольких местах. Пушечные ядра летели теперь через стену, и я догадался, что Чезаре решил сменить тактику: вместо того, чтобы снова атаковать, он распорядился под покровом темноты подтащить орудия ближе к городу и стрелять поверх стен, нанося прямой ущерб постройкам. Перепуганные жители метались, спасая свои дома и имущество, а сверху на их головы сыпались ядра.

  Потрясенный жуткой картиной, я провел ладонью по лицу, убеждая себя, что еще сплю, и все это мне снится. Асторе безмятежно раскинулся на постели, и отсветы пожаров озаряли его лицо. Я невольно позавидовал ему – он так сладко спал, еще ничего не зная о происходящем, а мне предстояло решать, что делать теперь.

  Одевшись, я вышел из комнаты и, чуть подумав, запер дверь на ключ.

  – Я вернусь, – пообещал я тихо и спустился вниз по лестнице.

  Собрав растерянных солдат, я приказал бросить все силы на тушение пожаров, а жителей переправить в недоступные для обстрела места. Таковых, увы, оказалось не много. Женщины и дети были отведены в собор, в ратуше и госпитале разместились те, кто остался без крова. Мужчины организовали доставку воды и теперь всеми силами пытались усмирить огонь, чтобы он не перекинулся на соседние здания. Люди валились с ног от усталости, страха и лишений. Мне было жаль их, но ради спасения города они должны были делать то, что делали.

  Уже вставало солнце, когда я вернулся в замок. Отперев дверь в спальню Асторе, я уже на пороге натолкнулся на своего брата. Лицо его было осунувшимся и бледным, в глазах пылала ярость.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю