Текст книги "Цитадель твоего сердца (СИ)"

Автор книги: Jeddy N.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

  Бросаясь направо и налево, я принялся оттаскивать обезумевших солдат, и вскоре ко мне присоединились уцелевшие командиры отрядов. Наступление было остановлено, мы с ликующими криками смотрели вслед убегающей армии Борджиа.

  – Уходим в город! – приказал я. – Всех раненых забираем с собой.

  Оказалось, что кто-то предусмотрительно поймал вырвавшихся на свободу вражеских лошадей, и теперь они пригодились: на них в город можно было доставить часть раненых, причем не только наших, но и сражавшихся за Валентино. Тела убитых просто сложили на плащи.

  Белый снег, красная кровь, черный пепел, серый дым. Бесчисленные следы в раскисшей грязи, брошенная походная утварь, разорванная одежда и сломанное оружие... Вот что такое война, подумал я, содрогаясь на холодном ветру; вблизи она вовсе не так возвышенна и не исполнена героизма, как пишут древние историки и поэты...

  Поредевшие отряды потянулись к воротам Фаэнцы через вытоптанное заснеженное поле. Только теперь я, наконец, осознал, что довольно серьезно ранен в бедро. В город я вошел, тяжело опираясь на плечо Микеле и сжимая зубы, чтобы не стонать. А навстречу мне уже мчался Асторе.

  – Оттавиано! Господи, да ты ранен! – В его голосе слышалась плохо скрытая тревога. – Что с тобой? Спасибо, синьор Лоретти, я сам...

  – Пустяки, – отмахнулся я. – Микеле, мне нужно присесть и перевязать ногу. Ты не мог бы разыскать лекаря?

  Солдат коротко поклонился и улыбнулся Асторе.

  – Ваш брат держался мужественно, как подобает командору и благородному человеку, ваше сиятельство. Думаю, с ним все будет в порядке. Кстати, сейчас ему не помешало бы выпить чего-нибудь горячего.

  – Тебе надо было надеть латы! – обратился ко мне Асторе, как только Микеле ушел. – И готов поклясться, ты лез в самое пекло!

  – Асторе, прекрати хлопотать вокруг меня, как наседка. – Я уселся на бочонок у костра и, поморщившись от боли, вытянул ногу. – Сам знаешь, в латах очень трудно сражаться врукопашную, да и вообще ходить. Надо же было мне как главнокомандующему хотя бы поучаствовать в бою!

  – Черт, – улыбнулся он. – Наверное, я тебе просто завидую. Я же видел, как вы погнали их прочь.

  – Ничего веселого там не было. Мне кажется, мы дрались почти полдня. Нам повезло, что мы подобрались достаточно близко, прежде чем они забеспокоились.

  – Но они убрались, Оттавиано!

  – Далеко ли, хотел бы я знать?

  – Неважно. У нас будет несколько дней передышки, мы залатаем стену, пошлем вестового в Болонью и получим еще подкрепление.

  – Ты прав. Будем надеяться, что Чезаре Борджиа еще не скоро сунется сюда.

  Пока подоспевший врач осматривал мою раненую ногу, Асторе топтался рядом, изо всех сил стараясь не показывать своего беспокойства. Рана оказалась глубокой, но не опасной. По словам лекаря, через неделю она должна была затянуться, при условии, что я воздержусь от новых сражений и не буду много ходить. Асторе пообещал держать меня в постели до полного выздоровления, что едва не вызвало у меня приступ хохота. В его глазах плясали искорки смеха, улыбка пряталась в уголках сжатых губ, но он сдерживался, напустив на себя огорченный и встревоженный вид.

  Врач предложил мне провести несколько дней в госпитале, но Асторе с непритворным уже негодованием отверг эту мысль.

  – Неужели герцогу Манфреди место среди раненых солдат? Вы полагаете, я не сумею позаботиться о своем брате?

  – Ваше сиятельство не будет возражать, если я все же буду ежедневно посещать синьора кастеллана?

  – О, я сам хотел попросить вас об этом.

  Меня отвезли в замок и уложили в постель. Пока врач промывал и перевязывал рану, я терпеливо молчал, наблюдая за Асторе, который буквально не находил себе места от вида крови. Надо сказать, крови было предостаточно, так что даже я сам начал немного беспокоиться. Наконец, лекарь удалился, посоветовав мне пить травяной отвар и есть побольше мяса, и Асторе, усевшись на край постели, склонился ко мне.

  – Тебе очень больно? – спросил он, коснувшись пальцами моей щеки.

  – Не слишком. Поцелуй – и все пройдет, – пошутил я. Он с серьезным видом поцеловал меня в лоб, потом – в губы.

  – Ты весь горишь. – Он покачал головой. – Лежи спокойно, я сейчас приду.

  Выйдя в коридор, он позвал слугу и, вполголоса дав ему какие-то распоряжения, вернулся ко мне.

  – Как мы смотрелись со стены? – спросил я с улыбкой. – Надеюсь, у тебя не было причин для недовольства?

  – Мне было плохо видно из-за метели, – отозвался он. – Но уж во всяком случае, позорное бегство воинства Валентино со стены выглядело просто потрясающе! Мне даже показалось, что они почти не сопротивлялись... Впрочем, я сильно ошибался. Сколько мы потеряли убитыми?

  – Около сотни, – мрачно сказал я. – Они, похоже, вдвое больше.

  – Все равно неплохо. – Асторе помолчал. – Как думаешь, они вернутся?

  – Говорят, Борджиа никогда не выпускают свою добычу, если однажды вонзили в нее зубы. Нам повезет, если они уйдут хотя бы на время.

  – Прекрати, Оттавиано. Сам посуди: метель, стужа, все окрестные деревни разорены, а у них только тонкие походные палатки, а из одежды – куртки да латы. Вот увидишь, они не вернутся.

  Я вздохнул. Хорошо, если бы он оказался прав. Проклятая нога горела огнем, я не мог сосредоточиться и закрыл глаза. Прохладная ладонь Асторе легла на мой лоб, потом его пальцы стали гладить мое лицо, и это было чудесное ощущение.

  Затем он бережно приподнял мою голову; моих губ коснулась горячая кружка, резкий аромат липы и шалфея ударил в нос.

  – Выпей это, – приказал неземной юный голос сквозь одолевающий меня сон.

  Я пил огонь, пахнущий летними лугами, и кровавое солнце медленно кружилось под моими сомкнутыми веками, растворяясь в гудящем зное.

  – Тебе скоро станет лучше, – сказал голос. Сильные руки обняли меня за плечи и вновь уложили, и, открыв глаза, я увидел над собой лицо своего возлюбленного.

  – Асторе, не уходи, – прошептал я, и он взял меня за руку.

  – С чего ты решил, что я собрался уйти?

  Он лег рядом со мной. Я сознавал, что представляю собой жалкое зрелище, и был благодарен ему за заботу обо мне. Но разве я сам поступил бы иначе, случись с ним что-то подобное?

  – Спасибо, братишка. – Я облизнул потрескавшиеся губы и попытался улыбнуться.

  – Спи. – Он осторожно погладил меня по бедру. – Врач сказал, что тебе нужно хорошо выспаться.

  – Снег еще идет? – спросил я, помолчав.

  – Да, мой ангел. Постарайся уснуть.

  Я провалился в зыбкую полудрему, борясь с пожирающей меня лихорадкой. Мне чудилось, что я вновь на заснеженном поле, и солдаты в красно-желтых колетах наступают со всех сторон сквозь пургу, а потом я проваливаюсь в раскисшую грязь, как в болото, и враги склоняются надо мной, занося шпаги для последнего удара... Я кричал, а высокий чернобородый человек в мехах и латах смеялся, приказывая покончить со мной как можно быстрее. Солнце стало багровым, затем черным, выбрасывая из себя странные клубящиеся сгустки, похожие на растворенную в воде кровь. "Асторе! Асторе!" – звал я, но лишь тишина была мне ответом. Что-то рушилось, земля уплывала из-под ног, и в темные воды реки откуда-то сверху падал тяжелый валун, исчезая в них – без всплеска, без звука, без следа. Из моих глаз хлынули слезы, но кричать я уже не мог. Все горело, мир скручивался, как подхваченный пламенем сухой лист, становясь невесомым пеплом...

  – Тише, тише. – Родные руки обняли меня, удерживая на месте. – Я здесь, все хорошо...

  Да, он был здесь. Кошмарный бред отступил, сознание немного прояснилось. В устремленных на меня глазах Асторе я прочитал страх и сострадание. Он вытер мое покрытое испариной лицо влажным полотенцем, и мне стало легче.

  – Ты же Манфреди, – прошептал он. – Ты не можешь умереть просто так.

  – И то верно, – улыбнулся я через силу. – Прости, что так напугал тебя.

  Он притих, не выпуская моих пальцев из своей руки, и вскоре я действительно задремал. Мне ничего не снилось, но это, наверное, было к лучшему.

  Проснулся я утром, чувствуя себя почти сносно. Лежа с закрытыми глазами, я вслушивался в ровное дыхание спящего Асторе и размышлял, скоро ли я окрепну достаточно, чтобы не заставлять его так волноваться из-за меня. Пока я не шевелился, раненая нога представлялась сущим пустяком, но стоило просто повернуться на бок – и стало ясно, что мне придется проваляться еще несколько дней, прежде чем я перестану морщиться от боли, доставляя братишке страдания своим видом.

  Как только я стал кряхтеть и возиться, он, разумеется, проснулся. Прежде всего, он поинтересовался, как я себя чувствую, потом быстро поцеловал меня и умчался, чтобы распорядиться насчет завтрака и узнать городские новости.

  Пока он пытался кормить меня, как ребенка, а я слабо сопротивлялся, мне стало известно, что армия Валентино, похоже, действительно отошла от стен Фаэнцы и отступила к востоку. Я велел выслать разведчиков, чтобы выяснить все до конца. Возможно, герцог Чезаре убрался в Форли, в Чезену или еще дальше, а может быть, он просто занял покинутые окрестные деревни и собирается подождать, пока жители города потеряют бдительность, чтобы уже без помех взять Фаэнцу штурмом.

  – Он должен отдохнуть и подтянуть войска, – размышлял я. – Сын папы любит комфорт, так что нынешняя зима ему вряд ли по нраву. Нам нужно узнать, куда он направился, и если он ушел достаточно далеко, починить стену и усилить гарнизон.

  – Я немедленно напишу письмо деду в Болонью, – с готовностью сказал Асторе.

  – Да, хорошо. Нам пригодились бы еще люди. Только подожди немного, что донесет разведка. Если город оцеплен войсками, вряд ли гонцу с письмом удастся проскользнуть незамеченным.

  Я провел в постели весь день, и Асторе бдительно следил за мной, как обещал. Он уехал лишь после обеда, пока пришедший врач осматривал меня и менял повязку, а вернувшись, сказал, что в городе царит ликование. Разведчики были отправлены в ближайшие окрестности, и к вечеру советники должны были доложить, что они выяснили. Асторе не видел ничего предосудительного в том, чтобы позволить горожанам праздновать победу и убрать усиленные караулы со стен и улиц, если окажется, что армия Борджиа ушла далеко от Фаэнцы.

  В тот же вечер весь городской Совет явился в замок, чтобы проведать меня и заодно рассказать, что происходит. Я был тронут, не ожидая, что моя популярность настолько велика. Браччано и остальные пожелали мне скорейшего выздоровления и с восхищением отозвались о смелой вылазке, позволившей нам отогнать врагов от Фаэнцы. Хороших новостей было немного. Чезаре Борджиа разместил отряды в окрестностях, покинув лагерь у городских стен. Фаэнца оказалась в кольце блокады, и из пяти высланных разведчиков возвратились только трое. Опасность не миновала, а лишь была отсрочена, чтобы обрушиться на нас с еще большей неотвратимостью.

  Он соберет еще больше людей, подумал я. В его распоряжении все золото Церкви и наемники Франции, Италии и Испании. Он не станет зря тратить время, и падение Фаэнцы не за горами.

  Похоже, я оказался прав. На следующий день посланники герцога Валентино явились в город и были препровождены в замок. Асторе принял их как правитель, в присутствии всех советников и знатных горожан. Чезаре Борджиа вновь предлагал нам сдать Фаэнцу в обмен на обещание неприкосновенности. С ответом Асторе не колебался ни минуты, да и все жители были единодушны: Фаэнца сдастся только со смертью последнего из ее защитников. Советники поклялись, что горожане будут сопротивляться и сражаться за своего герцога до конца. Парламентеры уехали, и в тот же день герцог Чезаре отступил с большей частью войска в Форли.

  Я решил в последний раз попытаться убедить Асторе тайком уехать из города, но едва я завел об этом речь, он заявил, что гораздо в большей безопасности чувствует себя за высокими стенами Фаэнцы, а потом стал смеяться надо мной, назвав меня пораженцем и трусом.

  – Может, ты решил, что я тебя теперь брошу? – сердито спросил он.

  – Ну, ты же вернешься, если...

  – Интересно, что бы ты сказал, если бы я предложил тебе уехать вместе со мной? Ты, командующий обороной города, синьор кастеллан, сын герцога Галеотто Манфреди? Бросил бы вверенных тебе людей на произвол судьбы и отправился кланяться венецианцам, чтобы они спрятали тебя, пока Чезаре Борджиа будет прибирать к рукам твой родной город?

  – Но ты же не связан долгом, – слабо возразил я.

  – Мой долг еще больше, – твердо заявил он. – Я останусь в Фаэнце, пока мы не победим – или не погибнем. У нас есть время, тем лучше. Ты вылечишь свою ногу, а я пока займусь подготовкой к дальнейшей обороне. Знаешь, ведь мы уже не те дети, которыми были летом. – Он улыбнулся, и мне захотелось обнять его. – Каково это – убивать людей?

  – Я не думал об этом, – растерянно сказал я. – Может быть, просто было некогда. Кажется, я действительно прикончил двоих-троих, но для меня они были вроде кукол в красно-желтых мундирах. Когда я вспоминаю об этом, то ничего не чувствую. В бою все не так, и если твоя шпага протыкает тело, это всего лишь удар, отбрасывающий смерть от тебя самого. Почему бы тебе не спросить об этом кого-нибудь более опытного, например, Микеле?

  – Микеле солдат, он только посмеется надо мной. – Асторе вздохнул и, усевшись за стол, вытащил бумагу, перья и чернильницу. Прежде чем начать писать, он задумчиво погрыз кончик пера, потом отложил его, чтобы высказать беспокоившую его мысль:

  – Говорят, Чезаре Борджиа настоящий убийца.

  – Верно. – Я вспомнил все слухи, что ходили об этом страшном человеке. – Он задушил собственного брата, потом еще мужа своей сестры, заколол одного французского епископа, а уж сколько прикончил не столь знатных людей – и вовсе не счесть. Если он не делает это собственными руками, то для такой работы у него есть целая свора палачей, готовых по первому его слову разделаться с кем угодно. Я слышал, что он получает удовольствие, глядя, как люди умирают мучительной смертью.

  Асторе закрыл глаза.

  – Это дьявол, а не человек.

  – Ты все еще не жалеешь, что отказался сдаться?

  – Заткнись. – Он сердито замолчал и начал писать, сосредоточенно склонившись над бумагой.

  Я уже начал дремать, когда он скользнул ко мне под бок. Его обнаженное тело было теплым, но руки и ноги совсем замерзли.

  – Подвинься, – сказал он, прижимаясь ко мне.

  Я дотронулся пальцем до его маленького твердого соска, и он засмеялся.

  – Ты скучаешь по девушкам? – Его холодные пальцы стали гладить мою грудь. – Не хочешь, чтобы я привел к тебе кого-нибудь?

  – Интересно, кого это ты намерен привести, – пробормотал я, перехватив его ладонь и сжав в своей, чтобы отогреть. – Я сейчас не в том состоянии, чтобы развлекаться с девушками, знаешь ли, да к тому же тебе вряд ли удастся найти подружку поприличнее уличной девки.

  – Полагаешь, я не мог бы... – закипятился Асторе, но я прижал ему палец к губам.

  – Наверное, мог бы, – миролюбиво согласился я. – Зато я бы не смог.

  – Посмотрим. – Он закинул ногу поверх моего здорового бедра, стараясь не причинять боли раненой ноге, и слегка потерся о мой пах коленом. Я невольно застонал, и он лукаво улыбнулся.

  – Вот видишь. Если правильно взяться за дело, у тебя все получается. – Он поцеловал меня в плечо, в подбородок, в губы, и я почувствовал, как меня охватывает огонь желания. – Ну же, Оттавиано, отпусти мою руку, я уже совсем согрелся.

  – Я заметил, – усмехнулся я, погладив его упругий член, упирающийся в низ моего живота. Он вскрикнул и изогнулся, нетерпеливо подавшись мне навстречу. – Черт, Асторе, моя нога!

  – Прости.

  – Иди сюда. – Я подтянул его ближе, и он уселся на мою грудь, стыдливо пытаясь прикрыться и еще не понимая, что я задумал.

  Я обхватил его за шею и, притянув к себе, стал страстно целовать в губы, так что вскоре он уже стонал и извивался как уж, и так случилось, что когда он выпрямился, его напряженная плоть сама по себе оказалась у меня во рту. Я ласкал его, а он, в свою очередь, отыскав рукой мой орган, заставлял меня самого задыхаться от наслаждения. Его прикосновения будили во мне неистовое пламя, заставляя забывать обо всем, кроме всепоглощающей запретной страсти, которую я испытывал к нему. Ни одна девушка на свете не могла бы сравниться с ним. Чудесное смешение бесстыдства и робости, беззащитности и самоотречения, детской доверчивости и порочной чувственности делало его почти неземным существом. Когда его дыхание оборвалось на пике слепящего восторга, я сжал руками его талию, упиваясь судорожными волнами, прокатывающимися по его гибкому телу, и пил его влагу, наполняющую мой рот.

  – Люблю тебя, – выдохнул он восхищенно и, соскользнув с моей груди, ртом и руками почти тут же довел меня до конца, в последний момент случайно задев повязку на раненой ноге, чего я, впрочем, даже не заметил. Мир исчез в шторме невероятного наслаждения; оглушенный, я бился в судорогах, и белое неистовое сияние затопило на время все мои мысли.

  Асторе целовал меня, и я прижимал его к себе, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Эта страсть пугала меня все больше, между нами не должно было быть такой близости, и я знал, что рано или поздно Небо покарает нас... Так оно и вышло, но я снова забегаю вперед.

  Нога моя заживала медленно, но на третий день я уже вставал и, хромая, ходил по замку, опираясь на плечо Асторе. Он ругал меня за нетерпение и требовал, чтобы я немедленно вернулся в постель, но мне достаточно было лишь коснуться губами его шеи или щеки – и он прекращал возмущаться. Я уже выздоравливал и с нетерпением ждал, когда смогу выйти в город: Асторе велел готовиться к рождественским праздникам, и на улицах царило оживление. Площадь перед ратушей понемногу заполнялась лотками и палатками, мальчишки лепили из подмокшего, но еще не растаявшего снега крепости и снежных баб, жители украшали свои дома флажками и лентами. Все это я мог пока только наблюдать из окна, но Асторе, каждый день выбиравшийся в ратушу, буквально лучился воодушевлением. Раскрасневшийся от холода, с сияющими глазами, он по-детски радовался предстоящему рождеству. Я давно приготовил ему подарок, заказанный еще летом одному из купцов в Венеции и доставленный мне по осени, когда началась вся эта суматоха, – "Метаморфозы" Апулея на греческом. Я надеялся, что книга Асторе понравится и отвлечет его от невеселых дум.

  Через неделю я вышел на улицу и вместе с Асторе пешком отправился в ратушу, где был встречен советниками как герой. Мой брат улыбался, когда под приветственные крики я уселся рядом с ним и терпеливо выслушал все похвалы в свой адрес. На том же Совете Асторе прочитал письмо, доставленное из Болоньи. Джованни Бентиволио писал, что папа пригрозил отлучить его от Церкви, если он вздумает помогать Фаэнце, а для вящей убедительности своих угроз заметил, что дружба с французским королем не спасет изменников и клятвопреступников, кем бы они ни были. Герцог Джованни был крайне огорчен и встревожен судьбой Фаэнцы, но следующей жертвой гнева Борджиа могла стать Болонья, и он не мог выслать внуку подкрепления, не подвергая себя риску. Гонец, доставивший письмо, доложил, что чудом сумел проскользнуть незамеченным мимо караулов, выставленных Борджиа на дорогах. Все деревни были заняты солдатами, так что нечего было и думать о бегстве или попытках собрать небольшие отряды подкрепления.

  Таким образом, нам оставалось теперь надеяться только на собственные силы. Венеция была далеко, да и не стала бы вмешиваться в распри маленького города со Святейшим Престолом. Когда Асторе закончил читать письмо, наступила тишина. Советники обдумывали сложившееся положение, а я гадал, долго ли мы протянем, когда вернется Валентино с основным войском. Что ж, Манфреди не сдаются, решил я, пусть Чезаре помается, прежде чем войдет в ворота Фаэнцы!

  Зима выдалась суровая. Еще два снегопада случились до рождества, но к празднику снег окончательно растаял. В ратуше приготовили угощение, по случаю блокады несколько более скромное, чем обычно на рождество, и городские музыканты веселили гостей, наигрывая песни и рассказывая потешные истории. Я к тому времени окончательно поправился и лишь немного прихрамывал, ступая на раненую ногу. Впрочем, как я заметил, это обстоятельство скорее добавило мне шарма в глазах девушек. На меня смотрели как на великого полководца, героя и спасителя города. Несколько раз я ловил себя на том, что не отказал бы себе в удовольствии уединиться с одной из этих юных красоток где-нибудь в укромном уголке. Искушение было слишком велико, особенно когда какая-нибудь из них как бы невзначай касалась моей руки или садилась так близко, что я мог заглянуть в вырез платья. Асторе не спускал с меня глаз, и это раззадоривало меня, толкая на безумства, заставлявшие его ревновать. Я как раз флиртовал с юной дочкой казначея и уже осмелел настолько, что шептал в ее очаровательное ушко какие-то льстивые глупости, заставляя ее краснеть и смеяться, когда заметил, что мой братец тоже решил не терять времени даром. Сидевшая рядом с ним хрупкая блондинка с нежным личиком завороженно смотрела на него, а он с легкой улыбкой поглаживал ее руку, лежащую на колене. Девушка была прелестна, и я почувствовал, как в моей душе все переворачивается от жгучей ревности. Вот он наклонился, коснувшись губами ее уха, и стал что-то говорить, не выпуская ее руки.

  – Вы самый доблестный из всех кастелланов Романьи, – проворковала между тем моя пассия, придвигаясь ко мне. Ее ладошка коснулась моей руки. Я улыбнулся, ненавидя ее и себя, и снова посмотрел на Асторе. Теперь он уже легонько обнимал девушку за плечи, и она со счастливым видом смеялась какой-то его шутке.

  Какого черта, подумал я мрачно. Мой брат решил расстаться с девственностью, почему бы нет. С чего бы я должен мешать ему? У меня найдутся собственные дела на этот вечер, так что пусть его сиятельство развлекается как ему угодно.

  – Вы смутили меня, синьора, – сказал я, покровительственно обнимая девушку. – Ваша красота дает вам право льстить мужчинам, но вряд ли я заслуживаю...

  – Ах, синьор Оттавиано, в городе только и говорят, что о вашем подвиге. Я... я мечтала бы оказаться наедине с вами, чтобы сказать, как я восхищаюсь вашим мужеством...

  Ого, это было не просто смело, она напрямую предлагала мне себя!

  – Думаю, мы могли бы отлучиться ненадолго, – сказал я, лаская взглядом ее грудь. – Наверное, мы найдем место, где вы сможете без свидетелей сказать все, что хотели...

  – А вы...

  – Разумеется, дорогая синьора. Ваша красота ослепляет меня, как солнце. Если позволите, я тоже найду, что вам сказать... и даже более...

  Я встал и подал ей руку, чтобы удалиться, но тут заметил, что Асторе тоже поднялся – так поспешно, что я подумал, уж не хочет ли он помешать мне. Он сделал знак, показывая, чтобы я не уходил, а затем вместе со своей новой подружкой сам подошел к нам.

  – Оттавиано, позволь представить тебе Катарину. Она говорила, что мечтает познакомиться с тобой поближе.

  – Вы мой герой, синьор кастеллан. – Блондинка присела в реверансе и застенчиво посмотрела на меня. – Его сиятельство рассказывал мне о вас. Вы были ранены в бою, правда?

  – Ерунда, – отмахнулся я, краснея. – Думаю, для мужчины в наше время не так уж необычно получить ранение, и ничего особенно героического в этом нет.

  – Вы... так молоды, – почти прошептала Катарина. – Его сиятельство и вы...

  Я понял, что она хочет сказать. Ей нравился Асторе, и я, кажется, нравился ей не меньше. Что касается его, тут все было ясно – Асторе был похож на юного ангела, и девушки просто не могли оставаться равнодушными к его красоте. Я же отнюдь не считал себя совершенством, так что оставалось гадать, что такого она во мне разглядела.

  – Вы смущаете меня намеками, – улыбнулся я. – Асторе, ты счастливец, синьора Катарина просто прелестна. Ну, а я хочу тебя познакомить с синьорой Анжелой Моранти, если ты ее еще не знаешь.

  – Дочь городского казначея, не так ли? – Мой брат слегка поклонился, с интересом разглядывая девушку.

  – Да, ваше сиятельство.

  Я нетерпеливо передернул плечами, не понимая, почему Асторе затеял весь этот обмен любезностями, хотя он не мог не видеть, что я намерен увести свою даму в укромный уголок, чтобы завершить вечер сообразно своему желанию.

  – Знаешь, Асторе, здесь слишком натоплено и душно, – сказал я, – поэтому мы с Анжелой просим позволения удалиться.

  – Да, ты прав, – легко согласился он. – Думаю, в ратуше полно мест, где мы все могли бы продолжить праздновать гораздо лучше, чем здесь, в зале. Как полагаете, – обратился он к девушкам, – никто не заметит, если мы на какое-то время исчезнем?

  Катарина рассмеялась, прикрывая рот ладошкой, а Анжела удивленно посмотрела на Асторе, потом на меня, и кивнула, принимая приглашение.

  – Отлично, тогда идемте.

  Я начал смутно догадываться, что он задумал. Уже в коридоре я, не стесняясь, позволил себе поцеловать Анжелу в плечо, и она засмеялась, прижимаясь ко мне.

  – Синьор кастеллан...

  – Зови меня просто Оттавиано. – Я снова поцеловал ее, на этот раз в шею, и подхватил под руку, увлекая следом за идущими впереди Асторе и Катариной.

  В коридоре было гораздо прохладнее, и я пожалел, что оставил свой плащ в зале. Мы поднялись по лестнице на верхний этаж и быстро отыскали пустую комнату, предназначавшуюся, видимо, для гостей. Обстановка здесь не отличалась роскошью, зато тепло, шедшее снизу, из залы, успело прогреть и верхние помещения, так что, несмотря на пустой камин, было не так холодно, как в коридоре.

  Пока я зажигал свечи, Асторе бросил плащ на кровать и уселся в кресло у стола, поманив к себе Катарину. Девушка смущенно подошла, и он, недолго думая, притянул ее к себе и усадил на колени. Мы с Анжелой присели на кровати, и она тут же зябко накинула на плечи плащ Асторе.

  – Вы замерзли, синьора Анжела? – участливо спросил мой брат, обнимая талию Катарины. – Должно быть, его светлость кастеллан позабыл, что значит быть галантным. Оттавиано, ты должен отогреть бедную девочку.

  Я обнял Анжелу, она с улыбкой придвинулась ближе ко мне, подставляя щеку для поцелуя.

  – Вот так, хорошо. – Асторе накрутил на палец светлый локон Катарины. – Ну, а теперь мы могли бы поиграть.

  – Что вы задумали, ваше сиятельство? – игриво спросила Катарина.

  – Давайте завяжем одному из нас глаза, а остальные разойдутся по комнате и встанут неподвижно, пока он будет искать их. Он должен будет поцеловать того, кого отыщет первым, и в свою очередь завязать ему глаза. Условие одно: руки в дело не пускать! – Вытащив платок, он усмехнулся и тут же повязал его поверх глаз девушки. Катарина ахнула и засмеялась. Мы поставили ее посреди комнаты, я несколько раз покружил ее, чтобы окончательно запутать, и мы разбежались по сторонам, стараясь не шуметь.

  Мелкими шажками Катарина двинулась вперед, осторожно нащупывая ногами дорогу, чтобы случайно не налететь на мебель. Я почти не дыша следил за ней, пока она обходила комнату. Один раз она почти дошла до Асторе, но повернула и направилась в другую сторону. В тишине раздавались только шорох ее платья и возбужденное дыхание. Она как раз проходила мимо меня, когда, видимо, ощутив тепло моего тела, повернулась и ткнулась прямо мне в грудь. Я наклонился и коснулся губами ее полуоткрытых губ. Мы поцеловались. Я подхватил ее за талию, и она удивленно застонала, когда мой язык проник ей в рот. Она была так хороша, что мне захотелось продолжения, но это выходило бы за рамки игры.

  – Ну, довольно, – сказал Асторе, прерывая наш поцелуй. – Катарина, завяжи его светлости глаза.

  Девушка подчинилась, и я тут же очутился в темноте. Меня несколько раз повернули вокруг своей оси, я окончательно потерял чувство пространства. С первым же шагом я едва не опрокинул кресло и тихо выругался, но потом стал двигаться осторожнее. Буквально через несколько шагов я почувствовал, что рядом со мной кто-то есть. Казалось, я слышал легкое дыхание и даже биение пульса. Я замер, вслушиваясь, и направился туда, откуда доносились звуки. Налетев на кого-то, я растерянно вздохнул, и тут же получил поцелуй. Эту восхитительную манеру целоваться я так хорошо знал, что во мне мгновенно проснулось желание; я узнал бы эти губы из тысячи. Асторе. Он целовал меня жадно, взасос, и я услышал изумленные возгласы девушек, наблюдавших за нами. Наконец мы оторвались друг от друга, и я завязал ему глаза.

  Он двигался по комнате с пленительной грацией кошки, словно шел по канату, как те акробаты, что приезжали порой из Флоренции или Урбино, и я любовался им. Временами он останавливался, как будто прислушиваясь, и шел дальше, скользя мимо замерших живых статуй, с трепетом ждущих его приближения.

  На Катарину он наткнулся так мягко, что я подумал, будто он видел ее. Она сама потянулась к нему, и они стали целоваться, похожие на двух юных ангелов. Они были прекрасны, я хотел бы ласкать их обоих, и в то же время ревновал их друг к другу... Меня охватило настоящее безумие, голова моя кружилась, в висках стучала кровь.

  Когда Катарина вновь оказалась с завязанными глазами, я отошел не слишком далеко, остановившись у стола, но она направилась совсем в другую сторону. Стоявший справа от меня Асторе улыбнулся, когда она задела плечом Анжелу. Интересно, как они это сделают, подумал я.

  Анжела шагнула вперед и припала к губам Катарины. Их поцелуй был осторожным и нежным, но я видел, что им обеим это нравится. Катарина несмело обняла Анжелу за талию, и та прижалась к ней всем телом. Пока Катарина снимала повязку, Анжела поглаживала ее плечи. Когда Анжела уже собиралась завязать себе глаза, Асторе решил прекратить игру. Он быстро подошел к девушке, растерянно держащей в руках платок, и с улыбкой проговорил:

  – Ты получишь мой поцелуй просто так. – Его слова не разошлись с делом, и платок выскользнул из пальцев Анжелы, когда ее руки легли на плечи Асторе. Он отстранился и обратился ко мне:

  – Оттавиано, я думаю, нам надо придумать еще что-нибудь.

  – Мне тяжело думать, – отозвался я, когда Катарина, подойдя ко мне, стала поглаживать мою грудь.

  – Хорошо. – Усевшись в кресло, Асторе указал мне на кровать. – Вижу, ты действительно утомился. Девушки, позаботьтесь о его светлости, помогите ему устроиться поудобнее.

  Я прилег на кровать, Анжела и Катарина тут же оказались рядом со мной. Асторе с интересом наблюдал, как они принялись снимать с меня колет и расшнуровывать ворот рубашки. Время от времени я целовал то одну, то другую, они тихо смеялись и продолжали свое занятие. Вскоре я очутился раздетым до пояса. Анжела склонилась ко мне, и я решительно потянул с ее плеч платье. Катарина вернулась к Асторе, но он покачал головой.