Текст книги "Игры сильнейших (СИ)"

Автор книги: Jane F.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)

– Кассандра не говорила об этом, – задумчиво произнёс парень, но уже спустя мгновенье вновь встретился взглядом с другом.

– В последнее время мне нечем занять себя и я много думаю о случившемся за последний год. Не верится, насколько сильно всё изменилось за это время, насколько этот год изменил всех нас, – произнёс вдруг Драко, закурив очередную сигарету.

– Ностальгия? – с лёгкой улыбкой на губах произнёс однокурсник.

– Да, – признался парень, – Вспоминается тот день, когда нам объявили, что учиться мы будем все вместе, что все факультеты для нас сотрутся, и мы будем единым коллективом. Тогда это казалось сущим бредом: слизеринцы и гриффиндорцы, вечно противостоящие друг другу факультеты будут обучаться вместе, жить вместе, станут единым целым – да где такое видано?! Кто вообще это придумал?! – засмеялся Драко, вспоминая, как они с Ноттом обсуждали эту новость в тот же вечер, как им сообщили это, как возмущались тогда.

– При этом постепенно привыкли друг к другу. Не стали друзьями, но и врагами уже не были. Закончилось привычное противостояние. Мы просто жили так, как умели, – продолжил за него Нотт, – Никогда не забуду поражённые взгляды всех присутствующих и неутихающие порядка месяцы разговоры по школе, когда вы с Грейнджер, держась за руки, вошли в Большой зал. Народ не мог поверить своим глазам! Малфой и Грейнджер, слизеринец и гриффиндорка…

– Аристократ и грязнокровка, – закончил за друга парень, перебив того.

– Да. Никто не мог поверить в это, но вы были вместе. Вы были счастливы, – договорил Теодор.

– Были, – выдохнув, повторил Драко, – А что будет дальше, не знает никто. Разве что нет, – усмехнулся тот, – что ждёт меня в ближайшие шесть лет и девять месяцев, могу сказать наверняка.

Нотт на это ничего не ответил, лишь усмехнувшись.

– Как Кассандра? – спросил вдруг Драко, вмиг став серьёзным.

– Люциус разрешил ей поселиться в мэноре. Сейчас она там. А с начала года вновь вернётся в Хогвартс, – в ответ на это Малфой вопросительно приподнял брови, – Её взяли в качестве ассистентки и преподавателя трансфигурации первых четырёх курсов. Судя по всему, годы берут своё, и МакГонагалл уже подыскивает нового преподавателя, своего приемника, а у Кассандры соответствующее образование, да и себя она неплохо зарекомендовала в школе, – рассказал Теодор.

– Представляю, какими байками будут травить первогодок те, кто старше, зная, кем была мать Кассандры Лестрейндж, – с усмешкой ответил на это Драко.

– Бедные дети будут ожидать «Круциатусов» при неверном выполнении превращения предметов, либо как наказание за невыполненную домашнюю работу, – поддержал идею друга парень, отчего Малфой прыснул со смеху, закрыв рот кулаком. Не сдержался и однокурсник.

– Зато как успеваемость повысится! – не унимался Драко.

– Время! – открыв дверь, напомнил парням об окончании времени, отведённого на встречу с посетителем, работник Азкабана.

– Сегодня меня переводят в новую камеру, – рассказал Малфой, зная, что на окончание разговора им дадут не больше двух минут.

– Почему? – нахмурившись, спросил Теодор.

– Долохова поселили всего через камеру от меня. Не сочти трусом, но пока что его последователей куда больше, чем тех, кто при необходимости встанет на мою сторону, а в моих планах всё ещё присутствует пункт выйти отсюда спустя срок на свободу, – пояснил парень.

– Понимаю, – кивнул тот. Захватив сигареты, Драко поднялся со своего стула, протянув другу руку.

– Был рад вновь встретиться, Тео. И спасибо за сигареты, – с усмешкой добавил тот, пожимая другу руку.

– Ещё увидимся, Драко, – ответил Нотт, после чего отправился на выход. Слизеринец же лишь молча смотрел вслед друга, ожидая, когда за ним придут…

***

– Не помешал? – тихо спросил Рон, войдя на балкон, где вновь стояла Гермиона.

– Нет, – коротко ответила девушка, кинув на Уизли взгляд.

– Я принёс тебе кофту Джинни. Всё-таки уже прохладно, – сказал тот, несмело накинув вещицу на плечи гриффиндорки.

– Спасибо, – произнесла та, укутавшись в кофту. Уже было девять часов вечера, и Грейнджер собиралась отправиться домой, но приход Рональда явно говорил о том, что с ним придётся повременить.

– Как ты? – спросил тот, став рядом.

– Нормально. Жизнь потихоньку начинает налаживаться, – произнесла та, вцепившись обеими руками в перила и смотря вдаль, – Как ты сам?

– Тоже неплохо. Я… хотел поговорить с тобой, – потупив голову, произнёс Уизли.

– Слушаю, – выдохнув, ответила Гермиона.

– Я не хочу упускать последнего шанса. Не могу. Я знаю, сколько боли причинил тебе, не могу даже представить, насколько сильно ты ненавидела меня. Быть может, и сейчас ненавидишь, но я хочу хотя бы попытаться, – почти шёпотом произнёс тот. Бывшая гриффиндорка ничего не ответила, только краем глаза кинув взгляд на парня. Тот потянулся к её руке, но, так и не решившись взять её, остановился в паре сантиметров, – Можно?

Грейнджер лишь обернулась к нему, но ничего на это не ответила. Взяв ту за руку, Рон с пару секунд молчал, но позже всё же заговорил:

– Гермиона, я всегда тебя любил. Лишь тебя. Ещё с четвёртого курса ты стала для меня кем-то особенным, и я не хочу упустить хотя бы единственного шанса на миллион быть с тобой. Я понимаю, как мерзко поступил с тобой. Быть может, я сейчас даже отвратителен тебе, но, пожалуйста, хотя бы выслушай меня, – попросил тот, посмотрев девушке в глаза, после чего полез в карман джинсов и достал оттуда кольцо, то самое, которое уже давал ей, пытаясь сделать предложение.

– Рон, – начала Грейнджер, вырвав из руки парня свою руку, но тот перебил её.

– Прошу, дай мне договорить! Гермиона, я люблю тебя и всегда любил. Быть может, сейчас ты не захочешь или не готова быть со мной, хотя бы просто быть, дать мне всего один единственный шанс, но может со временем. Я не стану тебя торопить, даже если тебе понадобятся годы. Я готов ждать, готов быть рядом, готов помогать тебе с ребёнком и даже, – выдохнул парень, – даже усыновить его, воспитывать как родного. Быть может, со временем мы попробуем снова, только подумай, прошу тебя! Я знаю, что ты любишь Малфоя, но его не будет рядом семь лет, и кто знает, что будет спустя эти годы, будете ли вы вместе? Никто не знает, что его ждёт. Мы сами строим свою жизнь. Разве сможешь ты прождать его все эти годы? До двадцати шести лет. Гермиона, просто подумай о себе, о своём будущем, своей жизни, – тихо, но уверенно произнёс Уизли, смотря девушке в глаза, – Я ни в коем случае не буду спешить тебя с ответом, но, прошу, хотя бы подумай!

Ничего не говоря, но и не перебивая его, Гермиона только изумлённо смотрела на Рона, молча слушая речь парня. Оставив после в руке девушки кольцо, гриффиндорец ушёл с балкона. Покрутив кольцо в руке, Грейнджер на миг закрыла глаза. В очередной раз выбор был за ней…

***

– Твоя камера, Малфой! – введя слизеринца в новую камеру, объявил работник Азкабана, после чего вышел, заперев дверь камеры снаружи, но стоило охраннику сделать всего пару шагов, как вдруг он услышал громкий смех Драко Малфоя.

Казалось, словно жизнь в очередной раз сыграла с ним злую шутку. Та самая камера, где всё началось, где он познакомился с Мартином Бернаром, где полностью изменил себя. Та самая, столь ненавистная ему, злополучная камера. И именно сюда поместили его на семь долгих лет, именно здесь он будет коротать свои годы заключения в Азкабане. Всё те же стены, тот же потолок, та же дверь. Всё то же, что и год назад, за исключением отсутствия сидевшего на полу, облокотившись спиной об левую стену от двери, чернокожего старика, изменившего судьбы многих людей, изменившего самого Малфоя. И теперь он, уже один, должен будет пробыть здесь семь лет, не имея возможности даже на мгновенье забыть про свои ошибки, не имея возможности забыть о том, что случилось, не будучи в состоянии забыть про то, кем он был и кем стал. Повернувшись, Драко докоснулся лбом холодной железной двери, закрыв глаза. Он снова здесь, где всё началось, здесь, где всё и закончится. Жизнь воистину комична…

Глава 32.Эпилог

– На выход! – объявил мужской голос, обладатель которого открывал ворота. Неспешным шагом, покрепче сжав в руке небольшой пакетик, столь мизерные, оставшиеся за эти годы, пожитки, которые был смысл забрать с собой, молодой мужчина вышел за пределы ворот. На миг он остановился, осматриваясь вокруг. Когда-то, когда его только вели сюда, он не старался обратить внимание на окружающую среду: она просто не интересовала его. Тогда голова была забита иными помыслами, но не сейчас. Неспешно и внимательно рассмотрев окружавшую великую вековую тюрьму местность, мужчина на секунду остановил свой взгляд на дереве, огромном дубе, расположенном вдали. Он единственный выделялся среди своего окружения, единственный пестрил на своей верхушке яркими зелёными листьями, вся остальная же природа: травы, небольшие кустарники, немногочисленные цветы – всё это было блеклым. Неудивительно, ведь Азкабан окружали дементоры, твари, вбирающие в себя любую радость, любую жажду жизни, иссушая источник и превращая его в такой же блеклый, бесцветный и практически безжизненный сосуд, внутри которого каким-то чудом всё ещё теплится жизнь. Жизнь и надежда на будущее. Он видел многих, кто на его глазах сходил с ума. Поначалу он не понимал, почему так происходит, ведь дементоры не трогают заключённых, не приговорённых к смертной казни через поцелуй этих существ, и лишь потом понял, что эти люди просто были лишены того, что заставляло бы их жить, благодаря чему они могли бы держаться, грезя, как однажды покинут это злополучное место. В такие моменты по-настоящему осознаёшь, как сильно хочешь жить, просто жить.

Вздёрнув голову и шумно выдохнув, мужчина засунул руку в карман брюк, однако только потом вспомнил, что последнюю сигарету он выкурил ещё с час назад. Недовольно поморщившись, бывший слизеринец, сильнее прижав к себе пакет, крутнулся на месте, после чего исчез. Всего спустя мгновенье он появился в огромном поле, травы которой доставали ему почти до пояса. Природа здесь была насыщенной и радовала своими яркими красками только наступившего лета. Невольно мужчина улыбнулся. Ему не хватало этих пейзажей. В Азкабане ему не хватало, слишком сильно не хватало обычных красок, ведь семь лет его жизни тянулись для него, приобретя единый цвет, сбежать от которого было невозможно, но который невозможно было и не видеть. Серый, блеклый, безжизненный. Редкие встречи с родными были для него праздником, но не только из-за их прихода, но из-за красок, которые он мог на них различать, хоть что-то, пусть даже светлые волосы отца или золотые серьги сестры. Даже в них он видел куда большее, нежели просто обыденные вещицы. За эти годы мужчина заметил за собой, что стал невероятно наблюдательным, хотя иначе и не могло быть. Когда перед тобой двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю единая обыденная картина в неизменной цветовой гамме, сложно не заметить в ней даже малейшие, столь редкие изменения.

Окинув взглядом просторы поля, уходящие за горизонт, бывший слизеринец обернулся. В паре сотен метров от него виднелся величественный и огромный Малфой-мэнор. В нём он не был куда дольше. Неспешным шагом, прогуливаясь, мужчина отправился туда, подавляя в себе столь детское желание побежать в родной дом, спрятаться в нём от всех тех кошмаров, что не покидали его все эти годы, однако даже сейчас, в эту минуту, потомок аристократического рода всё ещё помнил о привитых ему с малых лет манерах. Подойдя спустя пару минут к воротам, молодой мужчина постучался в них. Уже всего через мгновенье двери дома открылись, и к нему поспешил один из прислуживающих их семье домовиков по имени Килт. На короткий миг маленькое создание замерло на ступеньках, увидев своего хозяина. Открыв рот, эльф уставился на младшего Малфоя, словно на призрака, что заставило мужчину усмехнуться. Однако спустя пару секунд домовик довольно спешно покачал головой, после чего поспешил к воротам, отворяя их перед хозяином.

– Мистер Малфой, доброго вам дня. Прошу, проходите!

– Благодарю, – ответил слизеринец, отчего эльф даже удивился. Войдя на территорию их поместья, мужчина на мгновенье остановился. Здесь всё было таким привычным и неизменным. Даже спустя столько лет всё осталось на своих местах. Лишь при жизни матери территория время от времени переживала изменения ввиду любви к новшествам леди Малфой. Благодаря тонкому вкусу покойной миссис Малфой каждое изменение всегда радовало глаз. Оно никогда не было лишним. Нарцисса Малфой всегда знала, чем разбавить обыденную картинку, не подпортив, а как раз таки украсив полноценный пейзаж. Сейчас здесь всё было точно таким же, как в последний год жизни его матери. Отец не смел ничего здесь менять, да и не слишком хотел. Территория дома была живым напоминанием о его покойной горячо любимой супруге. Порой со стороны казалось, словно мистер и миссис Малфой были холодны друг к другу, но лишь постоянные обитатели дома и их сын, в том числе, видели, с каким трепетом супруги относились друг к другу, как сильно любили. Мимолётный взгляд, лёгкая улыбка на губах, объятие отцом матери со спины, поцелуй руки. Такие простые, но столь значимые и красивые моменты. Их сын по сей день помнил, каким живым всегда был их дом, и эту жизнь ему дарили его обитатели. Однако со смертью хозяйки замка эта жизнь словно ушла. В доме стало слишком тихо, что вызывало даже некую грусть. Так же было здесь и сейчас. Войдя в мэнор и осмотрев уже привычную, также не изменившуюся за годы гостиную, мужчина кинул взгляд на настенные портреты, веками висевшие здесь. На каждом из них привычно был изображён некогда существовавший представитель рода Малфоев. Никто из них сейчас не молчал. То и дело слышались перешёптывания, и можно было заметить внимательные взгляды. Все они, пусть и не живые, ждали возвращения младшего Малфоя и наконец-то дождались.

– Драко! – послышался из противоположного коридора, ведущего в кабинет отца, голос Люциуса Малфоя. Кинув взгляд в проход, молодой мужчина увидел вышедшего к нему хозяина мэнора, застывшего на миг за рассмотрением вернувшегося, так сильно изменившегося за годы сына. Огромной редкостью было увидеть в глазах отца искреннюю радость, но сейчас она отражалась в них, в этих вечно серых и уже привычно холодных глазах. Люциус Малфой был искренне рад возвращению Драко. Сорвавшись с места, старший Малфой быстрым шагом преодолел расстояние между ним и сыном и обнял своего повзрослевшего отпрыска.

– Здравствуй, отец, – не сдержавшись, молодой аристократ заулыбался. Он действительно был рад видеть Люциуса. Отстранившись от сына и сделав шаг назад, Малфой-старший быстрым взглядом осмотрел его с ног до головы.

– Как же ты всё-таки изменился!

– Ты был у меня в прошлом месяце. Я так сильно успел измениться за столь короткое время? – с усмешкой съерничал бывший слизеринец.

– За эти годы, Драко! За эти годы. Я помню тебя ещё ребёнком, помню, каким ты был на последних курсах. Только дома, отчётливо вспоминания картины прошлого, я могу с точностью оценить, насколько сильно ты поменялся. Уже не парень, уже мужчина, – улыбнувшись уголками губ, довольно произнёс отец, после чего спустя десяток секунд молчания добавил, – Приведи себя в порядок и давай-ка мы отметим твоё возвращение! Посидим, выпьем в моём кабинете. Думаю, ради такого случая стоит открыть одну давно залежавшуюся в моих запасах бутылку коллекционного красного вина, которую я приобрёл ещё лет пятнадцать тому назад. Выдержка у этого вина – почти что семьдесят пять лет! Думаю, оно будет чудесным на вкус.

– Лучше прибереги его для наших будущих празднований по поводу подписания максимально удачных контрактов и соглашений, которые расширят наш семейный бизнес до предельно масштабных уровней, – криво усмехнувшись, ответил на это Драко. Ничего не сказав, однако, довольно улыбнувшись на такой ответ и решимость сына, Люциус кивнул, после чего произнёс:

– Жду тебя через двадцать минут в своём кабинете, – после этих слов, гордо вздёрнув подбородок, мужчина отправился назад в библиотеку. Вновь окинув взглядом пустую, но столь величественную гостиную, младший Малфой отправился в свою комнату. Преодолев расстояние, не отвлекаясь на сопровождавшие его весь путь перешёптывания с многовековых гобеленов, обладатели которых пристально наблюдали за ним, бывший слизеринец открыл дверь в свою комнату, после чего медленным шагом вошёл в неё. Остановившись при входе, мужчина вздохнул. Всё та же комната, неизменная на протяжении всей его жизни. Он не любил в ней что-либо менять, не стал бы менять и сейчас. Всего лишь комната, но как же много с ней связано! Для него его собственная комната стала кладовой огромного количества воспоминаний, связанных с ней и столь часто посещавших его. Что-то он старался не вспоминать, блокируя в собственной памяти, пытаясь отвлечься, а какими-то воспоминаниями ему хотелось жить.

Взгляд на подоконник – здесь он когда-то сидел со своей матерью, разговаривая шёпотом поздней бессонной ночью о жизни; взгляд на кресла и небольшой стоявший между ними столик – здесь он когда-то сидел со своими друзьями. В памяти всплыло воспоминание, когда однажды его навестили Блейз и Нотт. В те времена он ещё не общался толком с Теодором. Оба умные, холодные отпрыски аристократических семей. Оба парня долгое время с подозрением относились друг к другу. По настоящему они научились друг другу доверять и нашли в другом лучшего друга лишь восемь лет тому назад, когда Драко пригласил однокурсника в свою шайку убийц. По сей день Драко называл ту свою команду шайкой. Не мог иначе. Слишком грязные дела они вытворяли, слишком мерзкие совершали поступки, пусть даже порой и в благих целях. Однако он всегда старался объективно оценивать их деятельность. Он никогда не считал себя и своих друзей добродетелями. Это было бы даже глупо.

Взгляд на камин – из него однажды, решив сделать слизеринцу сюрприз, вышла на Рождество его гриффиндорка. Та ночь стала для него одним из самых тёплых воспоминаний. Он по сей день дословно помнил каждый их разговор в ту ночь. Они едва слышно перешёптывались, но столь значимы были все те слова. Мужчина помнил прикосновение головы гриффиндорки к его плечу, её руку на его груди. Он же обнимал её за талию, прижимая к себе. В ту ночь она провела с ним одним, была лишь его, и меньше всего он хот ел, чтобы наступило утро, и она ушла.

Взгляд на кровать, и в памяти всплывает столько воспоминаний: Панси, она тоже на протяжении нескольких лет была важной частью его жизни. Слизеринец привык к этой девушке, она нравилась ему, вот только Драко её не любил. Гермиона. Точно в такой же комнате, в её копии, воссозданной Выручай-комнатой, он провёл с девушкой множество ночей. В одни из них он мучал её, доводил до истерик и слёз, получая животное, нечеловеческое наслаждение от лицезрения страданий подружки Поттера и бывшей девушки Уизли. В душе при этом он осознавал в такие моменты, какая он на самом деле мразь. Он не желал девушке зла, но безумно хотел заполучить эту строптивую заучку с некогда вечно растрёпанными каштановыми волосами и длинноватыми зубами, которые самолично волей случая исправил той ещё маленькой гриффиндорской девочке. Ещё на четвёртом курсе он влюбился в неё, осознавая, насколько это нелепо и глупо, насколько это нонсенс для отпрыска чистокровного аристократического рода, однако он ничего не мог с собой поделать. Год за годом он наблюдал за ней, видел, как она страдала по Уизли, по этому недалёкому нищеброду, не понимая, как она вообще могла полюбить такого. Раз за разом это злило его до тех пор, пока слизеринец не поселил в своей душе ненависть к ней, к этой магглорождённой представительнице ненавистного ему Золотого Трио. Но разве то была ненависть?! Или же боль эгоистичного мальчишки, уже привыкшего получать всё, что пожелает, но не способного добиться её внимания или хотя бы малейшей симпатии? Скорее второе. Разве есть смысл сейчас врать самому себе?! Зажмурив на мгновенье глаза, бывший слизеринец вновь открыл их.

Грейнджер. Грейнджер. Грейнджер…

Почему она никак не идёт из его головы?! Почему раз за разом любые мысли и воспоминания возвращают его к ней даже теперь, спустя столько лет?! Неужели он ожидал, что выйдя с территории Азкабана, он увидит её, дождавшуюся его возвращения, не изменившуюся за эти годы, державшую за руку его сынишку? Да, чёрт подери! Он безумно этого хотел. Но разве жизнь хоть когда-либо давала ему то, чего он по-настоящему желал, чем грезил? Бывало, зачем темнить, но лишь на небольшой промежуток времени. Потом же забирала, в очередной раз демонстрируя эгоистичному мальчишке, что ничто не вечно, не стоит ждать чуда.

– Не стоит, – вслух вдруг повторил свои мысли слизеринец, что вернуло его к реальности, заставив кинуть взгляд на большие настенные часы. Уже пятнадцать минут прошло с тех пор, как он вошёл в свою комнату. И всё это время он провёл за размышлениями и воспоминаниями. Поджав губы, Драко прошёл к тумбочке, стоявшей подле его кровати, положил на неё свой небольшой свёрток, сопровождавший его с того момента, как он покинул пределы Азкабана, после чего отправился в ванную комнату. Подойдя к зеркалу, он мгновенно приподнял брови, увидев там обросшего молодого мужчину с уже довольно длинными спутавшимися белыми усами и бородой. Его волосы также отросли и были уже ниже плеч. Зажав рот рукой, мужчина покачал головой, осматривая весь этот ужас. В Азкабане не было ни малейшей возможности ни следить за собой, ни даже увидеть, каким он стал. В голове мелькнула глупая, но развеселившая слизеринца мысль, что не будь у него дома, он свободно смог бы выжить, прося в подворотнях подаяния. Никто бы никогда не узнал в этом заросшем молодом мужчине отпрыска древнего аристократического рода, а нацепи он шапку, даже возраст бы его понять не смогли. Разве что в магическом мире его могли бы спутать с этаким запустившим себя Люциусом Малфоем.

– Твинд! Килт! – громко позвал своих домовиков Драко.

– Да, хозяин? – появившись уже спустя пару секунд, хором произнесли эльфы.

– Килт, скажи моему отцу, что я немного задержусь. Твинд, поможешь мне избавиться от всего этого великолепия, – на мгновение поморщившись и отведя взгляд от зеркала, не желая видеть в нём себя такого, скомандовал лорд Малфой. Переглянувшись, домовики вновь кинули взгляды на своего вернувшегося хозяина, поклонившись тому, после чего Килт исчез…

***

Только спустя час Драко снова подошёл к зеркалу. Вновь, как и в былые времена, чистый, ухоженный, разодетый в дорогой чёрный костюм. Таким ему было привычней видеть себя. Такой образ даже радовал глаз, напоминая мужчине, каким он был до Азкабана. Вновь гладко выбритый, с подстриженными волосами, ставшими уже привычно не длинными, но и не короткими. Небольшая чёлка, разделённая на лбу. Наконец-то он вновь был собой. Разве что действительно изменился. Возмужал. Годы, проведённые в заключении, взяли своё, однако слизеринца даже радовало, что он вышел из Азкабана именно сейчас, будучи в самом рассвете сил. Было даже немного забавно. Прежде Драко выглядел старше своего возраста, сейчас же выглядел на свои годы.

Немного ослабив серо-зелёный в полоску галстук и расстегнув верхнюю пуговицу белоснежной рубашки, Малфой вернулся из ванной назад в свою комнату. Теперь он чувствовал себя намного лучше. Подойдя к столику, он взял свёрток и достал из него свою волшебную палочку. Все эти годы она пробыла в Азкабане на хранении в качестве улики. И его палочка, и палочка Гермионы Грейнджер, которую парень вытащил следом. Только сегодня их вернули бывшему заключённому. Малфой не сомневался, что гриффиндорка уже давно приобрела себе новую палочку. Новую палочку, новую жизнь, быть может, даже мужа. Наверняка уже родила тому детей, а если нет, то родит в ближайшие годы. В голове вновь всплыл мучавший парня столько лет вопрос: «Оставила ли Гермиона его ребёнка? Сохранила ли их малышу жизнь?». И хуже всего было то, что он даже не мог предположить верный ответ. Здесь было всё просто: либо да, либо нет. Но так ли просто на самом деле? Захотела ли она сохранить жизнь ребёнку своего бывшего насильника? Или даровать жизнь малышу, который мог родиться от её бывшего любимого человека? Или, быть может, она и вовсе потеряла его ещё тогда, семь лет назад? За все эти годы гриффиндорка так и не навестила его. Быть может, не хотела причинять себе боль, а может, не хотела видеть того, кто бросил её, поставив точку в их отношениях, а позже с напыщенным холодом относился к ней. А быть может, просто не сочла нужным, действительно начав новую жизнь?

Шумно выдохнув, слизеринец сел на свою кровать и достал из пакета последнюю вещицу, хранившуюся при нём на протяжении последних четырёх лет – его письмо гриффиндорке. Письма были единственным способом связывать при необходимости с родными или друзьями, находившимися за пределами злополучной тюрьмы. Он помнил, как попросил лист бумаги и перо с чернилами, и ему выдали их. Почти два часа слизеринец писал письмо, занявшее у него на деле всего треть пергамента, тщательно продумывая каждое слово, однако он так и не решился его отправить. Раскрыв конверт, медленно достав из него сложенный пополам пергамент и развернув его, мужчина пробежался глазами по уже заученным наизусть за эти годы строкам, выведенным красивым аккуратным подчерком:

«Здравствуй, Грейнджер. Даже спустя десятки лет мне будет привычно называть тебя именно так. За последние три года мы ни разу не виделись. Я не знаю что с тобой, как ты, где ты и чем живёшь, однако искренне надеюсь, что твоя жизнь наладилась. Возможно, ты уже и не воспоминаешь меня. Я даже надеюсь на это. Тебе многое пришлось пережить, и я хотел бы, чтобы твоя жизнь теперь в корне изменилась в лучшую сторону. Возможно, сейчас я покажусь наивным глупцом, а быть может, и окажусь прав. Не знаю, ибо мне не известно, чем ты теперь живёшь. В душе таится небольшая надежда, что ты всё же решилась меня дождаться. Однако если это так, прошу, забудь меня и начни жить своей жизнью. Не хорони свою молодость в ожиданиях чуда. Впереди ещё четыре года. Если найдётся тот, кого ты полюбишь или кто полюбит тебя, быть может, им даже окажется Уизли, будь с ним. Стань счастливой, прошу. Если же мои первоначальные предположения верны, и ты уже живёшь иной жизнью, не вспоминая меня, просто сожги это письмо и никогда не вспоминай о нём. В любом случае, будь счастлива. Д.М».

Потерев глаза, слизеринец отложил письмо и откинулся на кровать. Конечно же, он врал ей. Он искренне надеялся, что несмотря ни на что Гермиона дождётся его, но разве имел он право просить её об этом?! Мудрые всегда говорят: «Если любишь – отпусти. Ведь она может вернуться»… Или же трусы, не способные бороться до конца?! В очередной раз, шумно выдохнув, молодой мужчина закрыл глаза. Он понимал, что должен был отпустить гриффиндорку в первую очередь для себя, но так и не смог этого сделать. В душе все эти годы таилась надежда, за которую он порой цеплялся как за спасательный круг, что девушка ждёт его, что дождётся. Он так и не сумел отправить это письмо. Эгоизм и тлеющая в душе надежда не позволили ему отказаться от этой мечты, ведь если она всё же ждала его, прочти гриффиндорка эта письмо, вдруг она исполнила бы его просьбу, и Драко оказался бы в итоге сам повинен в том, что однажды окончательно отпустил и тем самым потерял её. Вернись он тогда из Азкабана, если бы мужчина разыскал её, насколько больно бы ему было, узнай он, что именно отправленное годы назад письмо толкнули девушку в объятия другого, что из-за его собственных просьб она отказалась его ждать. Он не хотел рушить эту хрупкую надежду, ведь тогда у него не осталось бы ничего, ради чего мужчина стал бы держаться все эти годы, ожидая того дня, когда покинет пределы Азкабана. Но вот теперь он здесь, а где она? Чем живёт? Вспоминает ли о нём хоть иногда?

Цокнув языком, прервав свои неутешительные рассуждения, бывший слизеринец поднялся и посмотрел на настенные часы. С момента его возвращения в мэнор прошло уже полтора часа. Захватив свою волшебную палочку и привычно спрятав её во внутренний карман пиджака, мужчина поднялся и отправился в кабинет отца. Невежливо заставлять столько ждать. Преодолев расстояние, идя на этот раз мимо болтливых гобеленов с гордо поднятой головой, Малфой наконец-то дошёл до кабинета хозяина замка. Открыв дверь, он на мгновение задержался в проходе. Люциус Малфой привычно сидел за столом, копаясь в бумагах.

– Ты сильно задержался! – укоризненно произнёс отец.

– Приводил себя в порядок. Не мог же я вечно разгуливать в том виде, в каком вернулся. Это слишком, – закрыв дверь и пройдя сев на кожаный бежевого цвета диван, ответил младший лорд Малфой. Кинув взгляд на своего отпрыска, Люциус одобрительно кивнул, после чего отложил бумаги и прошёл сел рядом с сыном. На столике перед диваном уже стояли на серебряном подносе графин дорого коньяка и два хрустальных бокала. Открыв графин, отец разлил по бокалам коньяк, после чего взял их и протянул один из них Драко.

– Давай выпьем за твоё возвращение, сын! Я рад снова видеть тебя дома, – произнёс тост отец. Благодарно кивнув хозяину замку, приподняв свой бокал, Драко сделал из него пару глотков, после чего положил ногу на ногу, усаживаясь поудобней.

– Я следил, насколько это было возможно, за происходящими событиями в магическом Лондоне, однако узнавал не так уж и много. Расскажи мне, отец, чем живёт страна в последние годы, – попросил Люциуса Малфой-младший, внимательно глядя на уже заметно постаревшего мужчину.

– На самом деле не так уж и многое изменилось. Бруствер по-прежнему Министр Магии, с которым едва ли возможно о чём-то договориться; Крауч всё так же главный судья. Разве что второстепенные министры сменялись время от времени. Все пойманные Пожиратели Смерти были посажали в Азкабан, в большинстве своём на пожизненные сроки. Все разрушенные здания были восстановлены. Эти годы, в сравнении с тем, что было прежде, выдались довольно спокойными. Крупных массовых убийств не случалось. Разве что была поднята шумиха вокруг смерти судьи Джозефа Гордона. Ты должен его помнить, – рассказал отец, кинув взгляд на Драко.

– Рискну предположить, что его неожиданная смерть наступила не без твоей помощи? – сузив глаза, высказался по этому поводу бывший слизеринец, не сумев скрыть едва заметной ухмылки.

– Увы, нет. Я и сам был удивлён, когда прочёл в газете, что бездыханное тело Гордона было найдено в его собственном замке. Его явно убили с помощью Авады. Я бы не стал действовать настолько открыто. Это безрассудно! – осуждающе ответил лорд Малфой, высказав своё мнение.