Текст книги "Привет, это я (СИ)"

Автор книги: Irmissmy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Но гадкое сознание услужливо стало подкидывать ничего не значащие ранее воспоминания, словно вырванные книжные листы. Рон целовал Падму Патил. Не было никаких сомнений. В голове, словно колдография, вспыхнула картинка, как они сидели за обедом в Большом Зале, и Падма прошла мимо, ласково сжав плечо Уизли. Она сказала что-то про контрольную и Гермиона не обратила никакого внимания на этот жест. А вот они стоят втроём во внутреннем дворе и о чем-то болтают, но стоит приблизиться старосте, как взгляды тут же начинают метаться по замку и стенам, а темноволосая девушка поспешно уходит. Гермиона ничего не заметила.

Она хотела остановить этот поток флэшбеков, но ничего не могла с собой поделать. Образ за образом, снова и снова. Квиддич. Разгромная игра с Пуффендуем. Она стоит чуть в стороне со всеми остальными болельщиками, готовая встретить ребят с поля. Гарри держит за талию Джинни, попутно принимая рукопожатия от сокурсников. Рон обнимается с сестрой, потом с Чжоу, обхватывает за талию Падму и чуть приподнимает её. И что такого, Когтевран ведь всегда поддерживал Гриффиндор? Или она никогда этого не замечала, потому что парни прежде всего стискивали в объятиях её саму?

Его долгие взгляды в сторону когтевранского стола, отрешённость, прогулки по замку перед самым отбоем, странная улыбка, которую она иногда замечала, эта непонятная дружба Джинни с сёстрами Патил…

Хватит…

Поцелуй в коридоре.

Хватит!

Она будто стояла под огромным колоколом и глохла от жутких ударов его языка. Снова и снова. По ушам, по глазам, по всему телу…

Глупая, глупая Гермиона.

Просто недалёкая дура.

Вовсе не своё разбитое сердце прятал от неё Рон. Он не зализывал раны, и не боролся с выдуманной ей же самой депрессией. Не мучился от бессонницы, и его не съедало давящее чувство одиночества. Вовсе нет. Он всего лишь наслаждался жаркими поцелуями со своей новой девушкой, вечно пряча от глупенькой бывшей виноватое лицо. Ох, неужели это всего лишь чувство вины заставило его и Гарри вломиться в спалью слизеринцев дабы проявить невиданную заботу о подруге? О подруге, которую они бросили, занимаясь своими делами. Или, скорее уж, своими телами. Гарри знал, и Джинни знала. Не могли не знать. Слишком часто она видела их вместе, слишком часто на лицах читалась неловкость, а глаза друзей блуждали друг по другу в немых вопросах, не задерживаясь на ней самой ни на секунду. Но куда уж там Гермионе замечать подобное, она ведь верная подруга, понимающая, лишний раз не лезущая в душу, и не требующая к себе внимания. Вечно боящаяся сделать что-нибудь не так. Её проблемы ведь всегда где-то на втором плане. Да и какие у неё могут быть проблемы, контрольная по травологии? Брось, Грейнджер, в твоей постели по ночам бывают лишь книги и научные свитки, о чем ты здесь толкуешь?

Сидя на прохладном камне, она чувствовала себя деревом. Огромным деревом, что раскинуло гигантскую крону, одетую в яркую листву. И оно стояло посреди голых братьев, шепчущихся вокруг этого глупого дуба, и царапающих острыми ветками нежную кору. Они еще осенью сбросили свои листья и уже давно потешались над ней. Единственной, кто так и не понял, что зима уже началась.

Ей было послано столько знаков, столько раз очевидная картина разворачивалась прямо перед её лицом, а она так ничего и не поняла. А теперь идёт снег, заживо съедая беззащитные листья.

Как можно быть такой умной и такой глупой одновременно?

«Дура-Грейнджер», как сказал однажды Малфой. Как же он был прав. Смотрел в самую суть своими холодными глазами.

Тяжело дышать. Глупые слёзы, она ведь не хотела их. С чего бы ей плакать? Но они душат, сжимая грудную клетку, заставляя рёбра сворачиваться внутрь. Сворачиваться и пробивать в груди зияющую дыру.

Там осталось место для ещё одной, да неужели?

Не человек, а поле для гольфа.

Хочется опустить голову в воду, чтобы только не чувствовать эту тупую слабость. Не ощущать, горячие полосы на своих щеках. Она не должна плакать.

Её не должно это волновать. Но почему дышать всё тяжелее?

Куда, куда подевалась грейнджерская гордость со своим вздёрнутым подбородком и нескончаемой уверенностью в себе?

Голову в воду. Да. Ванная старост. Сейчас же. Плевать на отбой, плевать на баллы, плевать на Гарри и Рона. Голову в воду и прочь все мысли. Очиститься. Отмыться от гадкого поцелуя, свидетелем которого ей невольно пришлось стать. Смыть его из глаз. Оторвать вместе с веками. Выдрать из глазниц, если придётся.

Гермиона подскочила так быстро, что от резкого движения закружилась голова. Держась дрожащей рукой за стену, она подхватила сумку и слетела по ступенькам, с трудом сдерживаясь, чтобы не трансгрессировать в ванную прямо сейчас. Конечно, она знала, что в Хогвартсе ей этого сделать не удастся, но грудь сжималась от знакомого чувства, а внутренности привычно сворачивались так, что ей казалось, вот-вот и через секунду она окажется в горячей воде. Быть может, её бы расщепило при попытке, а может, она не сдвинулась бы с места.

Ох, неужели можно распасться на еще большее количество частей, коими она сейчас являлась?

Хорошо бы.

Девушка чуть споткнулась на последней ступеньке, но равновесие удержала. Не отрывая ладонь от стены, она повернула в нужный коридор и зашагала быстрее. Нужно только спуститься на пятый этаж, преодолеть спуск, один поворот и все. Всего несколько шагов до цели. Уж на это она способна.

К счастью, лестницы, так любившие менять направление, оставались неподвижны.

Гермиона в два счёта оказалась на нужном этаже, удивляясь, как её ноги и кости остались целы. Слёзы застилали глаза, но она быстро смахивала их рукавом.

Нужно только добежать. Добежать до ванной и остаться там до утра. До конца жизни, если потребуется.

Облегчённый вздох на весь коридор. Наконец-то. Нужная дверь. Мерлин, неужели дошла.

Гермиона изо всех сил толкнула створку, не обращая никакого внимания на то, что та была не заперта, и даже не понадобился пароль. Девушка тихо прикрыла её с другой стороны и прислонилась лбом к деревянной поверхности, пытаясь отдышаться. Густой пар наполнял лёгкие, не давая сделать полноценный вдох.

Она оставит все за этой дверью. Пусть оно просто там останется.

Вода набёрется, пока она будет снимать одежду. Нужно только…

Сосновая свежесть.

И это не название её любимого шампуня.

Это же чёртов пароль!

Она повернулась так резко, что несколько прядок ударили по лицу, прилепившись к мокрым щекам. Высокий блондин стоял у края ванны, держась за ослабленный галстук. Руки так и застыли в затейливой попытке его развязать. Он прищурился, не веря собственным глазам, которые никогда не обманывали даже почти в полной темноте.

– Грейнджер? – голос мягкий и немного усталый, сходу лишающий воли.

Если он таким же голосом заманивает девушек в постель, то немудрено, что они сами туда прыгают.

С разбега.

Слава Годрику, он все еще был в одежде. Гермиона в панике попятилась и почувствовала спиной массивную дверь. Дерево так и впилось в её тело. Сумка съехала с плеча, бухнувшись об белоснежный мраморный пол, но она не обратила на это никакого внимания. Только сморгнула застывшие слёзы.

Какая там сумка, когда растрёпанные серебряные волосы блестят в полутьме, в трех шагах от неё. Когда острые ключицы выглядывают из-под полурасстегнутой рубашки, заставляя горло судорожно сглатывать. Когда тонкие пальцы небрежно сбрасывают зелёный галстук куда-то в сторону и расстёгивают еще несколько пуговиц, а серые глаза перестают щуриться и наполняются непонятно откуда взявшейся теплотой, меняющей радужку с ледяной на тёмно-штормовую. Она рассматривала его, жутко смущённая, пытаясь удержаться на ногах. Серое пальто, в котором он был утром, было небрежно наброшено на скамью рядом со стопкой полотенец. Она вспомнила, как высокий воротник касался его горла, пряча напряжённую шею.

Ванна уже была полна пушистой пены с запахом чего-то цитрусового. Зайди она на минуту позже и увидела бы его во всей своей красе, готовящимся залезть в воду. Представила на секунду, как его пальцы медленно высвобождают оставшиеся пуговицы из петель. Как скользит лёгкая ткань по рельефным плечам, цепляясь за каждый изгиб, облизывая бледную кожу невесомым прикосновением. Вообразила чёрную полоску низко сидящих брюк на узких бёдрах и напряжённые мышцы живота над ней. Вот ловкие пальцы цепляют металлическую пуговицу и чуть приспускают предмет гардероба, обнажая резинку дорогого белья и дорожку тёмных волос, уходящую в…

– Так и будешь смотреть? – она подпрыгнула, смаргивая фантазию. С сожалением провожая её долгим взглядом куда-то на задворки сознания, цепляясь ледяными пальцами за линии упругого пресса.

Это же Малфой, ты совсем сошла с ума?

Да, это был Малфой. Ничуть не смущённый её появлением и нагло продолжающий раздеваться. И мгновенно заслонивший собой все, что она видела в тёмном коридоре и всё, о чем собиралась пускать слёзы в эту самую ванну.

Он чуть нахмурился, взявшись за пуговицы на манжетах. Если он скажет еще хоть слово, её последнее самообладание развалится по кускам и скатится к его ногам.

Пускай попробует забрать.

– Что ты здесь..? – и голос такой же мягкий.

Чёрт, чёрт, чёрт. Чёртов Рон. Мудацкий Рон, которому нетерпелось присосаться к своей подружке именно в том коридоре. Прижимающий, обнимающий, смеющийся ей в губы.

Ар-ргх… Дьявол!

Звенящий. Разбивающий.

Три шага.

Она успела зажмуриться, прежде чем прикоснулась к его губам. Он застыл, словно каменное изваяние, а Гермиона снова и снова, по накатанной слушала взрыв в своей голове. Она не чувствовала, как сильно сжимала в кулаках ворот его шёлковой рубашки, как напрягались ступни в попытках стать еще чуть выше и дотянуться до гладкого подбородка.

От него пахло гвоздикой и мёдом. «Жгучий грог» – догадалась гриффиндорка. Он все также не двигался, сжимая идеальные губы, и казалось, даже не дышал.

Не существовал.

Но, как оказалось, дыхания не хватало ей. Сердце гналось за воображаемым зайцем, а гортань сжималась, готовая к жадным толчкам, и девушка нехотя отстранилась, приоткрывая воспалённые веки.

Лёд.

Его широко распахнутые глаза и сведенные брови до смерти напугали Гермиону, и она со всхлипом выдохнула прямо ему в лицо:

– Нет…

Сжала несчастную ткань в кулаках еще сильнее, подтянулась на носках еще выше и снова прикоснулась к его сомкнутым губам.

– Нет, Малфой, – и чувствует кончиком носа его увлажнившуюся щеку. Не просьба, мольба. Отчаянная, на грани истошного крика. И еще одно осторожное прикосновение, разбивающее последние осколки её самой в мелкую крошку.

Он не отвечал, но и не сопротивлялся. Дикий зверь, притворившийся ланью. Она прикрыла глаза, снова и снова целуя его губы, наслаждаясь вкусом ненавистной гвоздики.

Уговаривая.

Одно прикосновение за другим. Голова кружилась от страха, разбавленного стопкой удовольствия, но руки крепко держались за ткань, не давая отключиться. Даже окаменевшего Малфоя целовать было безумно приятно. Лучше, чем она могла себе представить. Такой прекрасный снаружи и такой гадкий внутри, и от этого контраста хотелось еще больше.

Просто хотелось его. Сейчас.

Гермиона дрогнула, когда горячие пальцы сомкнулись на её тонких кистях. Она еще больше прижалась к нему, сдерживая позорные всхлипы. От её слез его лицо стало совсем мокрым и солёным.

Он ни за что не позволит.

Сейчас оттолкнет. Добьет одним движением.

Прошу тебя, не делай этого. Всего одну секунду. Всего один раз. Дай побыть кем-то другим.

Позволь мне.

Ни верной подругой, ни примерной отличницей, ни гриффиндорской старостой, ни бывшей Рона Уизли, ни хорошей девочкой.

Не дай мне быть Гермионой Грейнджер.

Дай побыть тем, кто целует Драко Малфоя в темноте белоснежной ванны. Дай побыть тем, кто никогда не боялся этого сделать, тем, кому ты, может быть, сможешь ответить.

Кому ты захочешь ответить.

Никто и никогда не узнает. Ведь это будет не она.

Привет, это я. И я не знаю, кто я.

С её дрожащих губ вырвался тихий стон, когда пальцы сжимавшие ледяные кисти немного расслабились. Когда он мучительно медленно наклонился и его рот приоткрылся, обжигая терпкостью гвоздики. Когда его пылающий лоб прижался к её собственному и он, наконец-то, ответил.

Разрешил.

Господи, так происходит со всеми?

Он добил Гермиону Грейнджер сбивчивым дыханием и языком на соленых губах. Растоптал её своими руками в густых волосах, оглушил бьющейся птицей в собственной груди. Он уже давно это сделал. Не оставил ей никакого шанса забыть тот день в библиотеке, собственные ладони и что-то огромное, рвущееся к ним на всей скорости.

Чтобы разбиться об них.

Чтобы никогда это не собрать.

Скажи, что угодно; назови, как угодно; думай, что угодно. Только позволь сделать это еще раз.

Его руки держали её голову так осторожно и бережно, будто она была сделана из хрусталя. Будто он боялся, что его ударит током от любого лишнего прикосновения к ней, но все равно осознанно шёл на этот риск.

Она бы уже сгрызла свои губы в кровь в попытках остановить капризные всхлипы, если бы не его язык, скользящий по её рту.

Слезы так и жгли кожу от его неторопливого поцелуя. От влажных губ, так жадно вжимающихся в её собственные. От безумной благодарности за возможность хоть на секунду стать кем-то другим. Стать частью чего-то красивого и безмерно далёкого от того, где она была и кем являлась.

Это было несравнимо. Ничего подобного. Ни с кем.

Оглушение.

Она чувствовала всем телом, как он дрожит, какое неровное у него дыхание, как напряженное тело сопротивляется самому себе, то приближаясь, то слегка отстраняясь.

Сопротивляется?

Колокол зазвонил снова. Ударил, заставляя отшатнуться. Она расслабила руки и упёрлась пальцами в выступающие ключицы, дёрнувшись от ощущения голой кожи. Сделала небольшое усилие и легонько толкнула его. Он со звуком оторвался от её губ, растягивая слюну и медленно открывая глаза. Гермиона сделала два шага назад, облизывая губы и завороженно наблюдая, как быстро меняется его лицо от слегка растерянного до настороженно-надменного.

Покрасневшие губы…

О, Мерлин, покрасневшие от того, как она отчаянно целовала их.

…скривились в привычной кривоватой улыбке и она с грохотом ударилась об землю.

Вернулась в свое бренное тело.

Стала тем, про кого успела забыть.

Что она сделала? Гермиона, что за невероятная способность делать плохой день просто отвратительным?

Гриффиндорка на негнущихся ногах вернулась к двери, почти на ощупь подобрала сумку, стараясь не поворачиваться спиной и не смотреть в его глаза.

Насмешливые.

Снова.

Либо он её в очередной раз добьёт, либо она снова сделает ошибку.

Дверь хлопнула за спиной, ударяя по ушам, заставляя тупой колокол заткнуться. Она дотронулась до своего рта, все еще влажного от его слюны, и с шумом выдохнула последний кислород. Последний привкус гвоздики на языке. Утёрла рукавом слёзы и бросилась в свою спальню, мечтая о том, чтобы её постель горела и спалила её заживо.

========== 6 ==========

While you’re dancing in the past without colors

You’ll be the one running away in my nightmares

I’m letting go

Пока ты будешь танцевать в прошлом, лишённом красок.

Ты станешь той, кто скроется в моих кошмарах.

Я отпускаю всё это.

(с) I See Stars – Running with Scissors

День был бы хорошим, если бы Гермиона не проспала до одиннадцати. Выбравшись из крепкого сна стремительным рывком, она с трудом осознала, что сегодня воскресенье. Плюхнулась обратно на жёсткий матрац и, качнувшись на пружинах, застонала от головной боли. В её спальне больше никого не было, все постели аккуратно заправлены, а в окно пробивался тусклый дневной свет. Она уже проспала завтрак и рисковала проспать еще и репетицию с примеркой платьев. Через две недели ей открывать чёртов бал. Перед Министром, перед главой Мракоборческого отдела и целой кучей других важных гостей. А хуже всего, перед всей школой, добрая половина которой, судя по всему, её люто ненавидела. «Вы будете лицом вечера, мисс Грейнджер», – в тему вспомнились слова МакГонагалл. Лицом для насмешек и сальных шуточек от старшекурсников.

Да. Мечта всей жизни. Определённо.

Она отказалась от должности старосты школы в пользу Чжоу Чанг, в виду слишком большой занятости, и впервые за тридцать лет во главе школьной жизни встали сразу два когтевранца. И хотя подобные руководящие должности её весьма привлекали, быть старостой Гриффиндора совсем неожиданно оказалось вполне достаточно, но директриса всё равно делала ставки на свою лучшую ученицу.

Не лицом школы, так лицом Зимнего Бала.

Отказы не принимаются. Получите – распишитесь.

День был бы отличным, если бы Гермиона не столкнулась нос к носу с Роном в гостиной. Поистине не самая желанная встреча, когда ты всё на свете проспал. Она впечаталась в него, слетая со ступенек и роясь в сумке в поисках резинки для волос. Почувствовала лёгкий запах ели и дуба от его открытой шеи и сильные пальцы на собственных локтях. Момента более неловкого и представить было нельзя, особенно после всего, что она видела.

После всего, что она потом сделала.

Было даже как-то стыдно обижаться на Уизли, анализируя собственное поведение. Губы Малфоя, как назло, вспомнились слишком ярко, от чего захотелось прикусить себе палец, чтобы подавить желание жадно облизнуться. Гермиона до последнего надеялась, что влажный язык и руки в её волосах были всего лишь глупой фантазией. Глупой фантазией воспалённого мозга и последствиями вяло текущей личной жизни. Но Рон, появившийся в гостиной так не вовремя и выдравший наружу весть вчерашний вечер, запустил мучительный процесс осознания.

– Прости, – неловко буркнул он и отшатнулся, словно увидел призрак Снейпа.

И так взбесил этот виновато-извиняющийся тон. Выбил из колеи грубым толчком в бок, разливая по телу тягучее отвращение. Она шесть лет добивалась его внимания, а теперь должна еще шесть лет смиренно ждать, пока он соизволит признаться, что влюбился в другую? Да она прямо сейчас готова проорать ему в лицо, что зажималась с самым заклятым врагом, закрывшись в ванне.

Нет. Тормози, Гермиона. Этого точно лучше не делать.

Как был неуверенным в себе мальчишкой, так и остался, похерив даже то малое, что оставалось от их дружбы. Лучше слушать оскорбления от Малфоя, грязные и ядовитые, но честно и прямо в глаза, без тупых ужимок и испуганного взгляда.

Опять Малфой. Великий Мерлин, да что это с ней? Откуда эти мазохистские наклонности?

Она никак не могла припомнить тот день, когда романтике и нежности стала предпочитать хамство и презрение. Статное, с точёным профилем и серебряными волосами.

Уйди. Уйди. Провались сквозь землю.

Рон медленно обошёл Гермиону по намеренно растянутому радиусу, будто у неё была какая-то заразная болезнь. Хотел поскорее сбежать, и оказаться на достаточном расстоянии, стряхивая с плеч неприятный момент, но ясный голос за спиной заставил ноги прирасти к тёмному дереву пола.

– Ещё раз увижу тебя в преподавательском крыле за минуту до отбоя, не посмотрю на то, что ты студент Гриффиндора, и сниму баллы, – не предупреждение, а камень брошенный прямо в лоб.

Аккурат промеж глаз.

И без того виноватое лицо рыжего стало еще более несчастным. Вот-вот и свернется комком, как прокисшее молоко. Господи, да она практически за руку тебя поймала, откуда столько недоумения? Расслабься, наконец. Расслабься и будь мужчиной, а не растоптанной тряпкой!

Лучше прыгнуть в ванную старост вместе с Малфоем на глазах у всей школы, чем смотреть на это удручённое выражение лица взрослого парня, не обделенного вниманием поклонниц и друзей. Это бы его точно растормошило.

Уйди же! Испарись!

– Гермиона, – прохрипел Уизли, потеряв внезапно голос.

Кажется, она была не в себе, когда завязала серьезные отношения с этим человеком.

– Последнее предупреждение, – отрезала девушка и ринулась на выход, не желая слушать сопливые оправдания и тупорылые вопросы.

Пускай засунет их куда подальше. Туда же куда совал язык прошлой ночью.

Забыла, куда засовывала свой собственный, Грейнджер?

И наконец, день был бы просто отличным, если бы не Пэнси Паркинсон. Грёбаная Пэнси и её грёбаная рука в грёбаных блондинистых волосах. Принц всея Хогвартса решил пойти по проторенной дорожке? Её довольное лицо просто врезалось в Гермиону, стоило ей перейти порог репетиционного зала. Младшекурскники вальсировали на партере под зорким наблюдением профессора Флитвика и профессора МакГонагалл. Старшекурсники в неформальной одежде, соответствующей воскресному дню, покорно ожидали своей очереди, разбавляя классическую музыку гулом голосов. И вот эта Пэнси. Жмётся к своему ненаглядному, словно лопух, зацепившийся за одежду. Он расслабленно сидит на стуле, вытянув ноги и сунув руки в карманы узких джинс, пока её ловкие пальцы водят по ткани тёмно-серого свитера. Другой рукой девушка зарылась в растрепанные волосы Малфоя, делая безупречную укладку небрежно-сексуальной.

Ну, давай, растай прямо здесь.

Падай сразу к его ногам, чего стесняться?

Гермиона испуганно отвела глаза, как только он обернулся и взглянул прямо на неё. Занырнул в её сознание, раскалёнными щипцами вытаскивая наружу самые яркие моменты инцидента в ванной. Она не успела отметить, какое было выражение его лица, поэтому только глубоко вдохнула, вздёрнула подбородок и села к остальным гриффиндорцам поближе к Фэй и подальше от Гарри с Джинни. Да им было, в общем-то, наплевать с кем она сидит.

Дурная голова так и норовила повернуться в сторону слизеринцев, так что приходилось почти силой удерживать её на месте. Однокурсницы что-то болтали про программу бала и прекрасное платье, привезённое из самого Нью-Йорка, но вникнуть в разговор было сродни испытанию с драконами. Слова лишь сотрясали воздух. Пролетали мимо горячими молекулами углекислого газа.

Боковым зрением Гермиона отметила, что Малфой больше на неё не смотрел. Взяв себя в руки настолько, насколько это было возможно в одном помещении с ним, она как бы невзначай обвела взглядом аудиторию. Кто-то на партере закрыл обзор, загораживая сладкую парочку. И что она надеялась там увидеть? Прочесть его мысли, которые наверняка были заняты новой-бывшей-подружкой? Ох, Грейнджер многое бы отдала за возможность хотя бы на секунду залезть за ширму ледяных глаз и узнать, что он там прятал.

На самом деле, она обманывала себя. Её интересовало только одно.

Думал ли он о ней.

Вчера Гермиона ушла по-английски, обходясь без долгих прощаний, испугавшись кривой улыбки, жутко исказившей чётко очерченные губы. Но ведь она не боялась его, когда бесцеремонно напала в коридоре, собираясь жестоко пошутить. Конечно, она была честна с собой и прекрасно понимала, что ни за что не осмелиться сделать то, что задумала. Тогда ей было весело и легко. Легко от того, что они как в старые добрые завели шарманку обоюдной ненависти, и бесенята в голове не хотели прекращать вечеринку. Просто его лицо в собственных фантазиях приводило в настоящий восторг, пуская в голову самые безумные идеи.

Ну и шуточки у тебя, Грейнджер. Совсем с катушек съехала? Когда в следующий раз, забавы ради, захочешь снять с него штаны, подумай, ради Мерлина, чем это может для тебя закончиться.

Не смешно. Ни разу не смешно, потому что Малфой ответил. Не сделал то самое лицо, о котором мечтала гриффиндорка, искаженное страхом и отчаянием. Не бросился с ближайшей башни и не замуровался в слизеринских подземельях. Только открыл свой горячий рот и его влажный язык достал до обнаженных нервов. Крыша съехала. Скользнула по неустойчивому основанию самообладания, густо смазанная вязким маслом непреодолимого желания.

Игрался? Издевался? Убеждался в собственной неотразимости?

Да наплевать. К чёрту рогатому всё это.

Какого это, чувствовать его влечение? Ощущать кожей необузданное вожделение, приправленное хриплыми вдохами… Не сомнения и борьбу с собственным сознанием, а полную отдачу и желание брать. Забирать. Владеть. Горячо ли ему так же, как и ей, от всей этой неправильности? Если бы он только не напрягался так, если бы не дрожал всем телом, заманивая и притягивая к себе все сильнее. Если бы позволил дотронуться языком до влажной шеи и почувствовать бешеный пульс под губами. Это было бы…

– Волшебно! – восхищалась МакГонагалл где-то совсем рядом, с жаром рукоплеская. – Старосты, проводите первокурсников в их гостиные, пожалуйста, и возвращайтесь.

Гермиона, сжав бёдра, отключилась от навязчивых фантазий и, проморгавшись, уставилась на директрису. Она подгоняла неловких первогодок, заставляя детей поторопиться. Профессор Флитвик уже выводил на освободившуюся площадку несколько пар, и гриффиндорка неосознанно следила за его манипуляциями. По просьбе преподавателя Малфой галантно вывел Паркинсон в самый центр и скучающе уставился на гигантский граммофон. Зубы сжались сами собой. И что-то пониже тоже.

Да что за реакция?

– Мисс Грейнджер, – обратилась профессор, грациозно подбегая к компании скучающих гриффидорок.

Девушки повскакивали со своих мест, ожидая дальнейших инструкций.

– Мисс Грейнджер, – уже тише добавила женщина, вплотную приближаясь к Гермионе. – У вас есть партнёр?

– Что-о? – вытянулось лицо отличницы. Она не сразу поняла о чём идёт речь, путая свои недопустимые фантазии с реальностью.

– Танцы, мисс Грейнджер, – пояснила МакГонагалл, нахмурившись. – У вас есть пара?

Девушка выдохнула, возвращая глазам их обычный размер. Её слегка подёргивало, от чего хотелось ударить себя по лицу и растрясти прилипшее наваждение. Не пришлось.

Малфой смотрел прямо на неё. Лучше любой пощёчины.

– Нет, профессор, – голос предательски сорвался, и она прокашлялась, прочищая горло. – Нет партнёра.

Звучало как не самая радужная характеристика для юной девушки. А он всё продолжал смотреть.

Смотреть и что-то безостановочно искать на её лице. Отмечая для себя изменившийся за ночь цвет радужки и собранные волосы, открывающие шею. Обыкновенная. Он прошёлся глазами по щебечущим вокруг бывшей деканши гриффиндоркам. Ни грамма интереса к его персоне. Никто не знает.

Прекрасно. Язык за зубами она умеет держать. В некоторых случаях. Ему бы тоже не помешало.

Отлепись от неё, наконец.

– Нужно поскорее решить этот вопрос, мисс Грейнджер, – намекала директриса, вытаскивая её из ледяного плена. – Вы танцуете первый танец и не должны ударить в грязь лицом. Я, конечно, надеялась на помощь мистера Уизли, но честно говоря, его танцевальные способности…

Женщина огляделась по сторонам, будто проверяла, не подслушивает ли кто.

– … оставляют желать лучшего, – закончила она, практически шепча. Манеры не позволяли ей в открытую кого-то критиковать, тем более в присутствии дам.

Слепой бы заметил, что Рон и двух шагов в танце сделать не способен. Было бы уморительное зрелище для Министра и всех его помощников: в шикарном фраке, но донельзя неловкий Уизли и пунцовая Гермиона, прячущая от него свои ступни. Лучшей комедии и представить себе было нельзя. Возможно, профессор трансфигурации хотела как лучше, поставив в пару, как она предполагала, двух влюблённых, но получилось как раз наоборот.

– Я буду танцевать с кем скажете, профессор, – не слыша собственного голоса пролепетала гриффиндорка, уставившись на пальцы белобрысого слизеринца, что сжимали тонкую талию Паркинсон.

Профессор Флитвик включил другой вальс, и пары закружились по партеру, двигаясь в определённом рисунке.

Какого чувствовать его руки на своём теле?

В своём теле.

Соберись. Отвернись.

– Выбор у нас не большой, мисс Грейнджер, – с сожалением предупредила МакГонагалл. – Но с мистером Забини вы смотрелись просто отлично и могли бы…

– Нет, – оборвала Гемиона, тоном недопустимым в разговоре со столь почётным представителем волшебного мира. – Мистера Забини, пожалуй, исключим.

Она смотрела на свою наставницу глазами побитой собаки. Нет, только не Блейза. Не после всего, что случилось. Если их поставят в пару на бал, пошлыми карикатурами они не отделаются. Впору будет ставить автографы на волшебной Камасутре.

А еще Фэй как-то странно глянула на свою соседку, услышав фамилию заносчивого слизеринца. Интересно, что её так привлекло?

– Тогда кандидатов у нас совсем не остаётся, мисс Грейнджер, – пожала плечами директриса, наблюдая за кружащимися в танце студентами. – Или мистер Малфой, или ваш сокурсник мистер Долгопупс. На самый крайний случай могу предложить мистера Поттера. Но предупреждаю, что у него проблемы с поддержкой.

Если бы Гермиона что-то ела в этот момент, пища бы не надолго задержалась в глотке, угрожая всем рядом стоящим людям оказаться пережёванной кашей на их удивленных лицах.

Мистер Малфой и она. Да про них напишут целый роман, не меньше. И роль для неё выделят самую непотребную и унизительную. Где-то на коленях перед прекрасным Принцем. Да её вся школа на смех поднимет за одну только неосторожную мысль о танце с ним. Ну, уж нет, пускай Пэнси наслаждается своим блондинчиком.

Все, что было в ванной старост – осталось в ванной старост.

И где-то под голыми рёбрами.

Конечно, оставался еще Гарри, он бы точно не отказал, и танцевать с ним было бы не так неловко, но уж больно не хотелось разбивать без пяти минут женатую пару. В конце концов, он тоже был далеко не последним по значимости человеком в школе и, вероятно, ради него на бал притащатся все эти министерские шишки. Так пусть наслаждается вечером вместе с тем, кого любит.

Что же, ничего не остается, кроме как…

– Невилл, отлично, – Гермиона выдавила из себя улыбку. – Думаю, у нас получится.

– Прекрасно, мисс Грейнджер, нам не стоит терять время, – МакГонагалл обрадовалась столь скорому решению и хлопнула в ладоши, останавливая танцующих. – Мистер Долгопупс, я прошу Вас, подойдите ко мне.

Пары тут же остановились, разбивая рисунок. А кое-кто разбивал последние нейронные сети в мозгах Гермионы, позволяющие хотя бы делать вид, что ты здравомыслящий человек. Паркинсон абсолютно без стеснения прижалась к Малфою, закидывая руки ему на шею. Она впилась в него глубоким поцелуем, чуть склонив голову. Её темно-каштановые, почти у́гольные волосы слишком резко контрастировали с растрёпанными серебряными прядями, образуя тошнотворно-банальное сочетание чёрного и белого.

Только внимательный, практически испуганный взгляд Фэй, заставил Гермиону резко отвернуться и понять, что она слишком явно выдаёт заинтересованность.

– Отвратительно, – пояснила своё поведение гриффиндорка, но, кажется, никто не слушал.

Тем временем Невилл послушно поднялся со своего места где-то в другой части зала и быстрым шагом направился к директору. Пока он двигался прямо навстречу Гермиона успела заметить его преобразившийся за годы образ. Высокий и стройный, с погрубевшими чертами лица он мало походил на неуклюжего юношу, которым был в детстве. Он выглядел даже старше своих лет, и совершенно непонятно было, что придаёт ему возраста, мудрость в глазах или лёгкая щетина на мужественных скулах.