Текст книги "Привет, это я (СИ)"

Автор книги: Irmissmy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Ген, отвечающий за магические способности, когда-то мутировал в обычном среднестатистическом магле, сделав из него волшебника, и обычные люди были важным звеном в этой ржавой цепочке бесконечных изменений генома и селекции. В этом сложном процессе принимала участие даже британская королевская семья, но времени поразмышлять о естественных науках не было вовсе. Серые глаза сверлили в ней дыру, залезая в голову ледяными копьями.

– Ты так хочешь оказаться на её месте? – Малфой обжёг дыханием её щеку и легко прикоснулся к коже губами. Этот бессмысленный разговор никак не заканчивался, как и его напористость и душащая страсть. Он говорил гадости и выводил из себя, ласкал и пытался унизить одновременно. Игрался и ходил по краю, абсолютно не чувствуя страха. Был настоящим чудовищем, бессовестно издевающимся над жертвой, прежде чем её съесть. – Скажи, хочешь?

– Ты ненормальный, – процедила Гермиона и снова дёрнулась, уже серьёзно намереваясь уйти. Она никак не могла понять, куда делся Блейз и эта приставучая мадам Прикер. Почему ни её, ни его до сих пор никто не ищет и даже не задаётся вопросом, куда они подевались. Ей не хотелось быть застуканной в примерочной с Малфоем в таком незавидном положении, ей не хотелось слушать весь этот бред и чувствовать, как предательское тело само тянется к нему и вожделеет его прикосновений. Нужно было заканчивать этот цирк. – Ты поступаешь гадко, задавая мне этот вопрос, когда где-то в двух шагах от нас стоит твоя будущая жена.

– А ты сводишь меня с ума, и я теряю контроль, – прорычал он ей в висок и больно сжал пальцами плечи. – Я смотреть на тебя не могу и не думать о том, чем мы занимались у тебя дома. Я должен думать о свадьбе, о гостях и о тридцати блюдах для ужина, а думаю только о тебе и твоих дурацких волосах, которые ненавижу ещё со школы. – Малфой резко скользнул рукой к её затылку, отпуская одно плечо. – Зачем ты отрезала их? Я ненавижу тебя, но, сука, почему я вообще стою здесь и говорю всё это?

Она не могла ответить. Слов не находилось даже для себя, в собственной голове, а уж ответить что-то вслух вообще не представлялось возможным. Неожиданная искренность от него давила на голову, грозясь её раздавить совсем. Он слишком внезапно открылся, и Грейнджер не была к такому готова. Наверное, они первый раз в жизни действительно говорили друг другу то, что думали. Малфой был слишком противоречивым и импульсивным, он путал все её мысли, заставлял сомневаться в себе и в собственных эмоциях. Гермиона уже сама не знала хочет оттолкнуть его или прижать поближе, стать его любовницей или перекрыть все мосты и исчезнуть, навсегда, выбросив из головы этот насмешливый благородный образ, засевший в голове и пропитывающий ядом её мозги.

– Я тоже тебя ненавижу, Малфой. Это взаимно, – вдруг совершенно чётко проговорила она, не узнавая собственный голос. – Может, на этом и расстанемся?

Это казалось здравым предложением. Правильным. Логичным и закономерным. Они ненавидели друг друга, и это чувство родилось давно. Росло вместе с ними долгие годы, кормилось от взаимных обид и унижений, подпитывалось друзьями и знакомыми, ворочалось в груди и вызывало и только отрицательные эмоции.

Слишком сильные.

Слишком острые, чтобы просто забыть и никогда не обращать внимания. Они кололи глубоко и точно.

– Я не могу, – выдохнул Малфой и в его голове слышалось отчаяние. Он несильно хлопнул ладонью прямо рядом с её головой и зажмурился. – Чёрт, не могу…

Драко спрятал своё лицо в её шее, но тут же отпрянул, услышав голоса за плотной шторой. Это был Блейз. Он болтал с подружками Астории, но, кажется, её самой в магазине не было. Малфой зачем-то накрыл Гермионе рот ладонью и замер, прислушиваясь. Она попыталась сбросить с лица эту руку, но он сжал губы и бросил на неё гневный взгляд.

– Драко сказал, что примерит один костюм, Даф, Джемма, может присоединимся к Астории в цветочном магазине? Не хочу ждать его величество целую вечность, – послышался голос Блейза совсем близко. Он говорил недовольным тоном, будто действительно раздражался медлительности друга. – Здесь всё равно нечего купить.

– А он нас не потеряет? – спросил кто-то из девушек.

– Я его предупрежу, идите.

Через несколько секунд зазвенел дверной колокольчик и стало совсем тихо. Штора слегка зашевелилась, и парочка в примерочной вжалась в стену.

– Давайте быстрее, я не могу вас вечно прикрывать, – очень тихо сказал Забини и прокашлялся. – Я буду на улице.

Колокольчик зазвенел снова и Малфой наконец-таки убрал свою ладонь, зажимающую чужой рот.

– Прости, Грейнджер, – быстро бросил он и прижался губами к губам.

Он целовал её быстро, отрывисто, наслаждаясь каждым движением, каждым прикосновением влажного языка в своём рту. Драко зарылся пальцами в её волосы, чувствуя, как дрожащие пальцы вцепляются в его талию и мнут рубашку, дёргая ткань на себя. Мозги плавились, и он ничего не мог с собой поделать. Не мог видеть её такой очаровательной и разгорячённой в белом платье, прижатой к стене. Её попытки вырваться и нагрубить только разжигали в нём огонь, заставляя сердечный ритм заходиться чечёткой. Как бы ему не хотелось отворачиваться, отнекиваться и сопротивляться, он не мог не признать, что был просто одержим ею.

Давно. Почти постоянно.

Мысль ударила куда-то в плечо, и гематома растеклась по спине, забираясь под хребет и скользя между позвонками. Туман рассеивался под светом фар, словно отступающая от больного амнезия. Никакая окклюменция не поможет. Призрачные барьеры не спасут, они сыплются под ласковыми прикосновениями и мнутся, будто старый пергамент.

Может, он мог отрицать это в юности, гнать от себя наваждение, прикрываясь похотью и дурным характером.

Жил с этим чувством, замораживал его изнутри, но бережно хранил, хоть и пытался постоянно забыть о том, что оно существует. Где-то там.

Но, Дьявол, оно есть и причиняет много боли, просыпаясь и ворочась в груди, а Малфой не знал способов вытащить это из себя.

Не мог сопротивляться и выпутаться из клубка.

Он вдруг вздрогнул и оставил последний влажный поцелуй на её губах и, сжав руки в кулаки, дёрнулся из примерочной, но ловкие пальцы сцепились на его запястье, и в спину ударилось тихое и оглушающее: «Драко…».

– Чёрт, – шепнул он, и схватив Гермиону за подбородок, быстро прикоснулся к её губам и отпрянул.

Он задернул штору. Поправил пиджак и пропустив воздух через лёгкие рванул к двери.

Колокольчик нервно звякнул и замолк.

***

Заходящее солнце ударяло в глаза, и Гермиона спрятала лицо ладонью. Блейз ждал её на скамеечке возле магазина и пытался прочесть чужие эмоции, не вставая с места. Его подруга выглядела слегка помятой и растерянной, она не сразу заметила его, немного озиралась по сторонам и, выхватив в тени знакомый образ, сделала несколько тяжёлых шагов в кожаных ботинках.

– Всё нормально? – осторожно спросил он, когда Грейнджер подошла поближе.

– Вроде бы.

– Вы, конечно, нашли место, – начал тараторить Блейз. – У всех на виду, под носом у Астории и её сестры, да вы чокнутые оба. Вам просто несказанно повезло, что я оказался рядом и смог их заболтать. Тебе нужно молиться, чтобы…

– Забини.

– … чтобы она ничего не заподозрила, понимаешь? Мне придётся ещё и перед ним оправдываться, он уже пригласил меня в Мэнор «выпить и поболтать», ох, знаю я его разговоры, ничем хорошим это не закончится, поверь мне, Грейнджер…

– Блейз!

– Вы ходите по краю, а теперь ещё и меня впутали, он с меня три шкуры спустит, только потому что я в курсе этих ваших интрижек, а если, не дай Мерлин…

– Да замолчи ты наконец! – рявкнула Гермиона и шумно задышала. Она потёрла лицо ладонями и начала ходить взад-вперед, крутиться на месте и цепляться за свою одежду. Она нервничала и пинала камень, бормоча что-то себе под нос, прерывая любые попытки Забини заговорить твёрдыми взмахами руки.

Но когда её пальцы резким движением пропустили через себя пышные волосы и сжали голову, Грейнджер вдруг остановилась и севшим голосом произнесла:

– Чёрт, я, кажется, его люблю.

========== 16 ==========

Комментарий к 16

В этой главе совсем нет Малфоя, но это компенсируется сполна в следующей.

От него пахло цветочными духами Джинни и детским питанием, от неё – табачным дымом и вишнёвой жевательной резинкой. Его сердце билось размеренно, её – колотилось рвано и задушено, будто судорожно сжимающийся кулак со сломанными пальцами. Его плечо было твёрдым и тёплым, а чёрные отросшие волосы щекотали ей ухо. Он был таким родным, таким незаменимым, что Гермиона уже в десятый раз отчаянно сокрушалась где-то внутри себя, почему не влюбилась в кого-то вроде Гарри. В кого-то доброго, надёжного и улыбающегося.

В кого-то с такими же сияющими глазами, ласковыми руками и низким голосом. В того, чьи поступки и мысли всегда шли от сердца, кто любил бы её мир, не пытаясь разорвать его на части и вытолкать из него силой.

В кого-то такого же свободного, как и она. Неидеального и сумасбродного.

Ну, почему же? Почему?

Лёд жёг пальцы. Она приросла к этому айсбергу, словно к столбу в зимний мороз, и оторваться – всё равно что содрать с себя кожу. Кожу, под которой жило что-то гордое, но бесконечно разбитое. Замороженное. Ему было это не под силу. Гарри не мог согреть её своей огромной душой, в которой, она была уверена, для неё было припасено особенное место.

И там всегда было немного легче. Немного лучше. Немного… теплее.

Гермиона с трудом разорвала крепкие объятия и, утирая слёзы тыльной стороной ладони, рухнула в мягкое кресло, ставшее ей последним пристанищем на эту чёртову неделю. Жизнь сузилась до праздного существования в этом кожаном предмете мебели, который она когда-то ненавидела всей душой, и купила его только для гордеца Живоглота, предпочитающего выделанную овечью кожу и старомодный дизайн. Гермиона подобрала под себя ноги и, прикрывая покрасневшее и опухшее лицо ладонью, стала ковырять пальцем в обшарпанной годами обивке, не в силах выдавить из себя ни слова.

Конечно, она всё ему рассказала. Он был её лучшим другом, самым близким человеком в мире, и он был достоин этой правды. Гарри слушал внимательно, жадно поглощая в каждое слово, ловил любой несознательный жест, забирал кусочки боли себе, а когда её голос совсем задрожал и потух, словно огонёк на зажигалке, он просто подскочил и остановил кровавый процесс саморазрушения своими горячими объятиями. Мерлин, он спас весь мир, может, и её тоже сможет?

Ему придётся действительно постараться.

Гермиона могла бы горько поплакаться Джинни, та бы внимательно выслушала, дала бы с десяток женских советов, но никогда бы не смогла понять. Для неё – замужней девушки и матери всё это лишь глупые игры, бешенство гормонов и способ спрятаться от безделья.

Чушь собачья, одним словом. Ладно, двумя.

– Сделать тебе чаю? – осторожно спросил Гарри, с беспокойством наблюдая за тем, как подруга ковыряет ногтем обивку кожаного подлокотника. Она что-то неопределённо кивнула всё также пряча лицо, и он расценил это слабое движение как согласие. Пока вода грелась в самом обычном магловском электрическом чайнике, он вернулся в гостиную и присел на краешек дивана, абсолютно не сочетающегося с этим немного уродливым креслом, сдерживая свои нетерпеливые порывы просто подойти и снова обнять её. Чем больше Гарри пытался успокоить Гермиону, тем большее она начинала переживать и плакать. По замкнутому кругу они говорили и говорили, она то успокаивалась, то кричала, то просто беззвучно плакала, как сейчас. Его свитер был уже насквозь мокрым от слёз, они беседовали почти два часа, и каждую минуту по её щекам катились слёзы, нос раскраснелся, а на лбу выступила вена, налившаяся кровью от напряжения.

Завтра у него свадьба. У человека, которого, как оказалось, она безумно любила. По её собственным словам – возможно, ещё со школы. Её выбор был странным, но не удивительным. Такие, как Малфой, умеют причинять и радость и боль с особенным мастерством. Умеют завлекать и привязывать к себе, ничего для этого особенно не делая, а Гермиона всегда была слишком непохожей на других девушкой, чтобы не обратить на себя его внимание.

У Гарри всё внутри похолодело, когда он внезапно осознал, что всё это время догадывался о чём-то подобном, да только не осмеливался сам себе в этом признаться. Внезапный побег из Хогварста, жизнь с маглами, полнейшее игнорирование всех предложений Министерства о престижной работе и короткие отношения на один день. Она будто бежала. Скрывалась, словно опасная преступница, в попытках разорвать все свои связи с магическим миром, а стоило ему вернуться, и Гермиона вдруг остановилась, споткнувшись об огромное бревно.

Нашла то, что долго искала.

А взять так и не смогла.

Гарри погрузился в свои мысли, подбирая нужные слова, и не заметил, как она тихо встала, прошлась по дому и вытащила из кухонного шкафа красно-белую пачку сигарет. Гермиона подцепила одну сигарету пальцем и подкурила её обычной зажигалкой, кажется, даже не вспоминая о палочке. Её руки дрожали, но после пары глубоких затяжек возле раковины, дыхание выровнялось, и она вернулась в своё ужасное кресло, больше не пытаясь спрятать от него опухшее и раскрасневшееся лицо.

Гарри лишь молча вздохнул, прошёл на кухню, в которой всё ещё витал табачный дух, быстренько заварил чай с мятой и, прихватив печенья и пепельницу, принёс поднос в гостиную. Он присел на подлокотник её кресла и Гермиона послушно прижалась к его боку, делая короткие затяжки. Едкий дым не смущал его, и он без лишних жалоб вдыхал его вместе с чужим горем.

– Блейз сказал мне тогда, что мы должны это прекратить, – надломанным голосом вдруг сказала она и шмыгнула носом. – Ничего глупее не слышала, – продолжала Гермиона, невесело усмехнувшись, с интересом рассматривая пожелтевший фильтр сигареты между пальцев. – Как можно прекратить то, что никогда не начиналось?

Она хорошо помнила этот разговор. Даже слишком. Могла восстановить его в памяти посекундно. Смешливый и всегда улыбчивый Блейз вдруг заявился к ней домой без приглашения, но с бутылкой необычайно дорого виски. Не то, чтобы она была против алкоголя по понедельникам, но, как правило, старалась подобное не практиковать, дабы не скатиться кубарем к социальному дну раньше времени.

Как говорится, никогда не поздно начать.

Забини опрокинул в себя первый стакан, едва она успела плеснуть в него тёмно-янтарного виски.

– Я разговаривал с Драко, – сказал он, быстро облизнув губы. Гермиона тоже сделала несколько горьких маленьких глотков и, сдерживая подступающие к глазам слёзы, заёрзала на стуле. Они не церемонились и устроились прямо на кухне за маленькой барной стойкой, служившей ей вместо обеденного стола. Из закусок был только нарезанный дольками грейпфрут, да парочка шоколадных конфет, но чистокровный аристократ, явно привыкший к более разнообразной кухне, не жаловался. Ну, нет у неё в доме никакой еды, кроме кошачьей, а напиться в понедельник вечером не входило в планы. Но, кажется, он вообще не собирался ничем заедать эту внезапную попойку, в попытках быстро и безболезненно напиться. – Гермиона, вы должны остановиться.

Его серьёзный тон и тихий голос никак не вязались с устойчивым образом шутника и мастера сарказма, но Блейз не сказал ничего нового и шокирующего. А то она сама не знала, что они с Малфоем поступают ужасно. Грязно. Отвратительно и низко. Колени сжимались от одной только мысли о том, как это было прекрасно, как был прекрасен он, но моралистка и правильная девочка внутри Гермионы всё же никуда не делась, хоть и поумерила с годами былой пыл. Как бы не хотелось это признавать, но Астория ей нравилась. Она была милой девушкой, красивой и идеально ему подходящей, а ещё, судя по всему, чуткой и понимающей, раз смогла спустить на тормозах его измену.

Просто идеальной. Настоящей леди.

Она такого не заслуживала. Гулянки будущего мужа за пару недель до свадьбы – что может быть отвратительней? Гермионе казалось, что она бесстыдно ворует чужую честь и достоинство. Чужое право на семью, которой у неё, наверное, никогда не будет.

– Я никого не держу. И вообще… – она съела дольку горького грейпфрута даже не поморщившись. – …пускай он сам разбирается, это не я выхожу замуж, имея при этом связи на стороне.

С больной головы на здоровую? Браво.

– Это не шутки, Грейнджер, – пробасил Блейз и сжал пухлые губы. – Всё очень серьёзно. (Правда?) Он в одном шаге от того, чтобы разорвать помолвку и всё отменить, но ты не можешь с ним так поступать! – последние слова он прокричал, подскакивая на высоком стуле.

Отлично, теперь она поругается ещё и с Блейзом. То, что нужно сейчас. Подарок, посланный небесами, не иначе. Спрашивать в чём она так провинилась не было смысла.

– А со мной, значит, можно поступать как угодно? – прошипела в ответ Гермиона и разлила по толстостенным стаканам ещё виски. Её хотелось опрокинуть в себя сразу всю бутылку, но она не была уверена, что сможет выжить после такого. Хотя это звучало почти заманчиво. Умереть молодой и красивой от передозировки дорогущего огневиски. Пускай сделают надгробие в виде стакана со льдом. – Пришёл, трахнул меня, набросил смокинг и побежал под венец? Думай, что говоришь, Забини!

Кто кого трахнул вопрос, конечно, но какая сейчас разница? Они были оба виноваты, а этот хитрый перебежчик решил читать мораль под крепким алкоголем, да чёрта с два!

– Это ты не думаешь, Гермиона, никогда не думаешь, – Блейз схватил со стойки свой стакан и сделал жадный, громкий глоток. Её глаза прожигали его кожу сквозь одежду, но он чувствовал, что просто должен донести до этой растрёпанной головы свою мысль, пусть даже таким грубым способом. Порой крики доходят гораздо быстрее, чем задушевные беседы о высоком. – Ты так хочешь втянуть его в свой магловский мир, катаешь на машине, одеваешься и ведешь себя как самая обычная магла, куришь и учишься в магловском университете, и ни черта не понимаешь, что он при этом чувствует! Это всё для него чужое, он рос почти в королевских условиях, он хозяин замка и наследник, он даже не родился, а у него уже была обязанность стать главой семьи и продолжить род. Чистокровный род, Гермиона. Я не хочу, чтобы ты считала меня человеком с предрассудками и устаревшими принципами, ты мне нравишься и даже очень, мне наплевать на твое происхождение. Может быть, когда-то я и был глупым заносчивым мальчишкой, но эти времена давно прошли, и я знаю ценность магической крови, какой бы она ни была. Но посуди сама, когда ваши людские короли женились на обычных девушках? Вспомни хоть один случай, после которого они бы жили долго и счастливо, словно в глупой сказке!

Легко.

– Пётр Первый, – автоматически подобрался ответ, будто Гермиона отвечала на вопрос преподавателя. Ещё бы руку поняла для пущей убедительности.

Не король, конечно, но монарх один самых достойнейших. Его история была громкой и очевидной, в отличии от Британских правителей, что устраивали вокруг своей личной жизни то ещё театральное представление, разбираться в котором себе дороже. Современную королевскую семью Гермиона упоминать не стала, они не имеют никакого значения для магического мира.

– Что? – не понял Блейз, который вложил в свой вопрос явную риторическую составляющую и не ожидавший на него ответа.

– Российский Император, – тихо пояснила она, всё ещё несколько сражённая такой пылкой речью от Забини. – Во второй раз он женился на обычной служанке, которую короновал и сделал императрицей.

– Чёрт, я не это имел в виду, – простонал Блейз и допил из своего стакана обжигающей жидкости. – Спасибо, конечно, за экскурс в историю, но этот… как его там… Первый был скорее исключением, а не правилом. Да что я объясняю, ты сама всё прекрасно знаешь! – выпалил напоследок Забини и немного отдышался. – Попробуй понять его, Гермиона. Он не любит маглов. Не любит служанок, эти люди, эта жизнь для него чужая, но он разрывается, потому что ты живешь в этом мире, и у него нет никакой возможности забрать тебя в свой, но ты будто специально всё больше открещиваешься от своей магии и всё меньше походишь на волшебницу.

– Я не понимаю, зачем ты всё это мне говоришь. Даже если бы я носила вычурные платья и приседала в реверансах, каждый раз, когда с кем-нибудь здоровалась, он бы всё равно не смог со мной быть. К чему всё эти разговоры о монархах и браках по расчёту, если кровь за красивыми словами и дорогими нарядами не спрячешь? – её голос звучал спокойно и уверенно. Гермиона не оскорбилась ни одному слову, сказанному Забини, но совершенно искренне не понимала, зачем они здесь сотрясают воздух этими бессмысленными спорами.

– Смог бы, Грейнджер, об этом я тебе и говорю, – хрипло отозвался Блейз и снова сел на стул, взяв её руки в свои. – Ты знаешь, что за связи с маглорождёнными с семейного дерева Блэков выжигают представителей рода и изгоняют их из семьи. Их девиз – Чистота крови навек.

Гермиона кивнула, всё еще не понимая, чего хочет добиться Блейз своими лекциями. Сущий бред.

– И где сейчас Блэки? Последний мужской представитель семейства умер, так и не оставив наследников, а оставшиеся в живых носят уже чужие фамилии. Половина из них были убийцами и приспешниками Волан-де-Морта, они опозорили свой род не меньше, чем несчастная Андромеда, которая вышла замуж за магла и расплачивалась за это всю свою жизнь. Роду Блэков пришёл конец и то же самое ждёт и Малфоев, если они не прекратят кровосмесительные браки между чистокровными семьями. Мир уже не тот, что был раньше, и Драко прекрасно это понимает. Он пойдёт против семьи, создаст новую ветку рода, самолично сотрёт своё имя с гобелена Блэков, только если будет на двести процентов уверен, что ты тоже этого хочешь. А пока что он видит только твоё безудержное желание быть маглом и жить с ними в абсолютном отрыве от магического сообщества. Так нельзя.

Быть таким гадом нельзя, вываливая всё это по синей лавке!

Гермиону будто холодной водой окатили. До этого дня она не пускалась в такие глубокомысленные рассуждения о семье и браке. Для неё всегда всё было довольно прозрачно: если любят друг друга, они женятся, заводят семью, живут долго и счастливо, воспитывая детей. Она знала о традициях чистокровных семей, но никогда не рассуждала о них с эмоциональной точки зрения. Никогда не ставила себя на место человека, на плечах у которого лежит ответственность за целый род, за представителей многих поколений и за далёкое будущее. Что чувствует этот нечастый, когда от него постоянно ждут чего-то правильного, консервативного и даже, возможно, аморального? Что чувствовали братья, укладываясь в постель со своими сёстрами и кузинами, только потому что родились с правом и обязанностью делать это?

Она покачала головой, отгоняя дурные мысли. Нет, все эти сумасшедшие семейки точно не для неё. Она не хочет вариться этой каше. Она просто не может. Здесь, в людском мире проще. Понятнее. Это её место, чёрт возьми.

– Я… не хочу, чтобы он страдал из-за меня, – выдавила из себя Гермиона и была в этот момент абсолютно искренна. – Ты прав, мы живём в разных мирах. Пускай каждый из нас останется в своём.

Это будет правильно. Только так.

– Чёрт, Грейнджер, – выдохнул Блейз, почувствовав, как её ладони выскальзывают из его рук.

– Нет, Блейз. Это пиздец, а не чёрт.

С тех пор они не разговаривали, и Малфоя она больше не видела. Гермиона работала, готовилась к новому учебному году и боялась посмотреть на календарь, на котором дни медленно, но верно тянулись к двадцать первому августа. Синоптики обещали отличную солнечную погоду до конца месяца, так что новоявленной чете Малфоев дождь не грозил испортить церемонию.

Гермиона всегда мысленно усмехалась этой своей внутренней заботе о чужой свадьбе. Она чувствовала себя почти нормально, не общаясь ни с кем из друзей и заваливая себя по самые уши переводами для Министерства.

Всё было почти нормально, пока двадцатого числа к ней не явился Гарри и не задал самый обычный вопрос: «Как дела?». Она действительно хотела ответить, что всё нормально и не о чем беспокоиться. Очень хотела.

Но так и не смогла выдавить из себя ни слова, пока слёзы душили её.

Он сразу всё понял. Бросился с объятиями и держал так крепко, что казалось, если его руки вдруг куда-то исчезнут, она просто провалится под пол и больше её не станет.

А потом истерика немного сошла, и она разразилась жаркими признаниями. Красноречивыми и какими-то жалкими, но, выпустив из себя такое, чувствуешь, что ещё способен быть нормальным человеком. Хотя бы не надолго.

И вот вторая сигарета тлеет между пальцев, а он продолжает гладить её по волосам и что-то говорить. Даже наплевать, что именно. Его голос. Он здесь и от этого уже немного легче, а завтра… завтра наступит. И она это переживёт, как и всегда. Тёмного Лорда пережила, а это и подавно сможет. Человеческая память она ведь как решето. Годы пройдут и останутся только неотфильтрованные частички воспоминаний. Когда-нибудь они смогут над этим посмеяться, а пока у неё был ещё один день. Проклятый долгий день.

Она отправит Гарри домой и позволит себе немного мазохизма. Вспомнит его руки, его поразительные волосы, цвет которых невозможно описать словами. Вспомнить какого это – быть рядом хотя бы на несколько минут. Опустить голову на его грудь и водить пальцем по белой коже среди чёрных простыней. Видеть, как он возбуждается от одного только шёпота, как смотрит своими светлыми глазами почти с нежностью. Слушать бессмысленную болтовню и смеяться над грязными шуточками, поток которых не иссякал до тех пор, пока они вместе не уснули. Вспомнить вместе школу и злосчастный бал. Услышать тихое «прости» в самые губы, а потом разбавить этот шёпот стуком его сердца в груди. И слушать, слушать, слушать его до самого утра.

Чтобы не пропустить. Ни одного удара, ни одного движения.

Запечатать в своей памяти драгоценным сокровищем.

Из каминной комнаты послышался какой-то шум, но Гермиона никак не отреагировала. Она сделала одну сильную затяжку и колечками выпустила из себя дым. Она почувствовала, как опустел подлокотник, с которого поднялся Гарри, и ей стало невероятно одиноко. И зачем ему только понадобилось куда-то идти? Он что, не понимает, что нужен ей здесь, рядышком. Под боком. Без его голоса она оглохнет.

– Что за хандра, Грейнджер? – весёлый голос Блейза бесил и заставил её обречённо застонать. Он появился не вовремя, и Гермиона не желала его видеть. Дьявол, она же собиралась закрыть камин, двери и просто на пару дней исчезнуть. Пережить с достоинством. С Гарри Поттером, а не с этим самодовольным болваном, что любит появляться в самый неподходящий момент. – Собирайся! – скомандовал он и грациозным движением выдернул у неё изо рта сигарету.

Ей казалось, что её голова поворачивалась несколько часов. Она вложила во взгляд своих карих глаз всю ненависть и всю свою злобу, всё отчаяние, что складировалось, словно ненужный хлам, у неё внутри.

Просто пусть уйдёт.

– Уходи, Блейз, – почти прошипела она и потянулась к красно-белой упаковке. Мог бы и так сигарету попросить, совсем не обязательно было отнимать её прямо изо рта.

– И не подумаю, – он ловко стащил у неё из-под носа пачку и куда-то выбросил. – Одевайся.

Гермиона со стуком сомкнула зубы и резко поднялась с кресла, тут же теряя равновесие. Через пару секунд вестибулярный аппарат завёлся, и она сделала несколько шагов по направлению к спальне. Этот гад, этот мерзавец Забини, выбрал чертовски неудачное время для шуток, и Гермиона с трудом сдерживалась, чтобы не снять с него баллы за плохое поведение. Она нервно рассмеялась, хватаясь за ручку двери, когда на её плечах вдруг оказались чьи-то теплые руки.

– Успокойся, – шепнул Гарри, слегка сжимая пальцы, – давай просто выслушаем.

– Выпроводи его, – также тихо ответила она, чувствуя просто непреодолимое желание толкнуть дверь и оказаться в своей маленькой уютной спальне. Её так всё задолбало, что сил вообще не осталось. Ни плакать, ни истерить, ни с кем-то разговаривать. Мерлин, пусть они все просто оставят её в покое. Она не смертельно больна. Она всё это переживёт. Нужно только немного времени и покоя. Гермиона вдруг подумала, что немного Малфоя бы тоже не помешало, но быстро отогнала прочь эту мысль. – Пусть он уйдет, Гарри.

– Твоё желание исполнится, как только ты сходишь со мной в одно место. Обещаю, я к тебе и на дюйм не приближусь, если ты этого так хочешь, – вскидывая руки ладонями вверх, проговорил Забини, облокачиваясь на стену. – Пять минут.

Гермиона с шумом выпустила из носа воздух и почувствовала, что пальцы уже до боли вцепляются в ручку двери.

– Поттер пусть тоже идёт, тискать тебя по тёмным углам я не собираюсь.

Вот же слизняк!

– Закрой свой… – тут же вспылила Гермиона, но Гарри её опередил.

– Пять минут, Блейз, и мы сразу же уйдем, – серьёзным тоном заявил он.

Забини криво улыбнулся. Его шумный выдох и закатившиеся глаза можно было преподавать в университете сарказма как эталон демонстративного бессловесного презрения.

– А по-твоему, чего я здесь добиваюсь?

– Индюк, – зло бросила Грейнджер напоследок, и всё-таки пробилась в свою спальню, тут же припав спиной к захлопнувшейся с громким звуком двери. Она поклялась себе, что, если всё это окажется очередным фарсом от Забини, то она просто запытает его Круциатусом до потери памяти.

Сдаваться он всё равно не собирался, и они могли бы простоять возле её спальни хоть целую неделю, словно две бетонных стены, которые не знают, что друг с другом делать. В конце концов, всего лишь пять минут, и она будет вознаграждена тишиной и спокойствием на столько, на сколько только пожелает. Этот приз стоил того, чтобы немного потерпеть.

Она ни за что не хотела признавать, что природное любопытство уже грелось где-то в животе, стоило Блейзу рявкнуть про «одно место». Конечно, ей было не интересно. Вовсе нет.

Гермиона быстро умылась холодной водой, поколдовала с косметическими чарами, торопливо оделась в первое, что попалось под руку и юркнула из спальни, в глубине души надеясь на то, что Забини счастливым образом куда-нибудь пропал или забыл о своей просьбе.

Но ни Мерлин, ни Моргана не смилостивились, оставив самодовольного Блейза на её диване в гостиной. Он сидел, вальяжно развалившись на подушках, мило беседуя с Гарри о квиддичных командах.

«Спелись», – отчаянно подумала Гермиона, показывая нос из спальни и мысленно начиная отсчёт пяти минут, которые были обещаны Забини.

– Я готова, – сухо отозвалась она, всем своим видом показывая полное равнодушие к происходящему.

– Тогда возьми меня за руку, потому что в твоей машине я точно никуда не поеду, – подходя поближе, сказал бывший слизеринец и протянул ей локоть. – Поттер? – его взгляд прошёлся по Гарри, словно по предмету мебели.